Причал 10

     Это  был второй новый год – середина службы на границе. Мне досталось её три года с лишком,  и было о чём скучать, охраняя родину от внешних и внутренних врагов.  Моим внутренним врагом был старший лейтенант П., который  мастерски умел смастерить подлянку и тихо душить солдат психологическими штучками.  Как-то летом он сделал так, что я трое  суток не возвращался с границы, оформляя приходы и отходы иностранных судов. У меня выросла борода, я не ел и не спал. Менялись офицеры, мои напарники и  удивлялись ситуации, но не один не отстранил меня и не помог. А когда я вернулся и лег спать после службы, то через час меня поднял разгневанный старшина Борис Ефремович и  отправил меня мыть туалет из-за того, что по его данным я не должен был в это время спать. П., что-то  “напутал”  в книге службы и я  принял это наказание, хотя младшие командиры  старшине всё объяснили.  Он потом по своему исправил случившееся, тихо покормив меня в каптерке тушенкой и сгущенкой с чаем. Нормальный был сундук   
    П., продолжил своё дело и назначил меня на время прихода Нового года  служить на причале № 10.  На это я не обиделся, это была служба и я её принял.  На причале стоял  японский угольщик.  За несколько часов его загру-жали  угольным порошком.  Метали большими ковшами,  и стояло чёрное облако над причалом № 10. Облако из угольной пыли. Задача была простая – не допустить перехода границы. C берега на судно и с судна на берег. А ты попробуй разглядеть нарушителя. 
      За полтора часа до Нового года грузчики и крановщики перестали работать.   Пыль стала оседать и в это время пришла проверка.  Двое офицеров не торопясь приблизились ко мне и я стал докладывать обстановку.  По ходу доклада понял, что меня усиленно обнюхивают, служба у них такая.  Но так как сырой водкой пахло не от меня, а от проверяющего, я понял, что это делается по инерции, в силу привычки. В одиннадцать я  начал скучать и вдруг произошло невероятное.
      Открылась рубка и появился господин капитан во всём великолепии  сво-ей формы.  За ним стоял цуяко-сан , перводчик из сахалинских эмигрантов и был ещё почетный эскорт из двух матросов в белых мундирах с подносами в руках.
       Я увидел  под белой салфеткой деревянную бутыль и две изящные чаши. Цуяко-сан  вежливо сказал мне, что капитан впервые в СССР и впервые встречает новый год в нашей стране. Он очень хочет выпить за дружбу народов и мир  между нашими странами. 
     Невероятная картина:  припудренный чёрной пылью  японский  угольщик и  группа  японцев, у которых несколько минут назад начался Новый год. И я перед ними – чёрный  от пыли, но представитель власти и народа в одном лице. 
     По инструкции я должен был отказаться и заподозрить начало провокации.  Потом доложить начальству и получить благодарность перед строем. Нарушение инструкции предполагало наказание, разжалование до рядовых и ссылку на дальние заставы, где было море, красная рыба, икра, деревни рыбаков и девушки с рыбных комбинатов.
    Я сделал свой выбор.  Пожелал капитану и его семье, команде и переводчику здоровья, благополучия и  мира.  Саке было теплым и  его было мало, только, чтобы запомнить его вкус и запах.  Поклон от японцев и моё  “домо   аригато”.
      Нас сменили после двенадцати,  и мы встретили новый год в столовой со всеми, кто не хотел спать. Компот был тёплым,  и его было много. От  компота и гречки с мясом стало хорошо и захотелось спать.
    В три ночи мы встретили новый год по красноярскому времени. В семь нас подняли москвичи. Это был их Новый год и наш Новый год. Опять был компот, чем-то напоминавший глинтвейн.
     Суда в одиночку не охраняли, всегда были младшие наряда в укрытии.  Они страховали и наблюдали.  Мои меня не подвели.