Жизнь Зебры

Небо было лиловым и сизым, и Зебра задумчиво закусил незажженную сигарету, стараясь не сбиться, отсчитывая минуты до того, как краешек солнца поднимется над горизонтом.

Скинни свернулась калачиком рядом, и только длинный нос торчал, да нога в махровом сером носке выглядывала из-под одеяла, качалась на весу, изредка дергаясь легонько. Наверное, ей снилась музыка, под которую невозможно было не танцевать, пусть даже и во сне.

Зебра поднес зажигалку ко рту. Ноутбук стремительно терял последние проценты зарядки, пятно от пролитого на плед виски высохло практически. Скинни тихо разговаривала во сне, и он подумал, что это, наверное, самое замечательное утро, какое только могло быть.

*

Скинни высунула кончик языка, старательно покрывая ноготь безымянного пальца лаком. Зебра подвязал мешающие косички растянутой черной резинкой.

- Мы с тобой самые большие бездельники на свете, - промурлыкал он, печатая что-то на компьютере.

Она в ответ фыркнула.

- У меня книга лежит недочитанная. Все эти войны и революции подождут, - решительно сказала она, полюбовалась криво накрашенным ногтем, подула на него.

Но войны и революции не ждали, они постучались в дверь вместе с первым снегом, надоедливыми свидетелями божьими и консультантками Avon. Скинни натянула связанную бабушкой шапку, расфасовала по карманам пуховика спички, салфетки с ментоловым запахом и наушники, полила свой любимый кактус – подготовилась как могла.
Зебра на подъем легче.

*

Люди смеются, поют песни, знакомятся. Пьют и курят дурь. Разговаривают, кричат что-то, поют опять-таки, и костерят глупый снег, который стал грязью под их ногами.
Скинни сидит в уголке на больших каменных ступеньках, заткнув уши белыми каплями яблок. Она качает ногой в такт музыке и делает вид, что не замечает людского моря, раскинувшегося перед ней. Она на берегу.
Зебра уже болтает с кем-то, положив ей одну ладонь на плечо, не желая, чтобы и его унесли с берега. Он только что затянулся, и море-небо-люди-площадь-революция слились в один безбрежный поток.
Вторая ладонь в кармане мнет и так размякший и потертый счастливый билетик. Печатные слова на сгибах стерлись уже, а ему всё недосуг выкинуть.
Зебра смеется, поет, знакомится, пьет и курит дурь.
В основном, курит дурь, на самом деле. Всё остальное, это так, не важно, последствиями.
Скинни шепчет ему на ухо, что он чертов наркоман.
Зебра в ответ признается, что за синяки под глазами и странную речь его прозвали так еще до того, как он впервые увидел воочию травку.

Кто-то надевает им на голову венки, а площадь вспыхивает огоньками-улыбками. У них революция-хиппи, у них демонстрация-мир, у них война-с-цветами.
Скоро у них будет свобода, разноцветные шарики и маленькие флажки на белых трубочках из-под Coca-Cola.
На больших экранах счастливые лица. Смуглые, веснушчатые, бледные, серые, красные, осунувшиеся, пышущие бездельем и здоровьем. По улыбке сразу видно, что рожи иностранные, но люди машут и свистят тем, другим, на экране, а они в свою очередь машут и свистят Зебре и Скинни.
Вон там на заднем плане мелькает такая же Скинни в пуховике и связанной бабушкой шапке. Вот такой же Зебра с улыбкой до ушей, туннелями в ушах и ветром в голове.
Скинни протягивает ему яблочный телефон, нажимает круглую кнопочку и с экрана улыбаются их обдолбанные довольные лица. Она постит фотку сразу и в Instagram, и в Twitter.

Где-то пускают фейерверки и людям раздают Бенгальские огни. Они берут по два.
Люди по ту сторону экранов делают так же.

*

Зебра всё еще немножко под кайфом, поэтому не сразу понимает, что убаюкивает Скинни на пустых и голых плитах ступеней. Её нога носком касается пола. Наверное, ей снилось что-то хорошее – настолько, что не проснуться.
На щеках почти высохли слёзы.

Революция ушла, оставив дверь качаться на петлях.

Небо было лиловым и сизым.