Спать с приведениями

(название альбома группы Placebo - Sleeping with the ghosts)

В кожаном кресле, откинув на перила худые локти, сидела маман. Её острый нос, похожий на клюв, чуть морщился, выдавая недовольство – тонкие крылья трепетали – а губы, стянутые в тонкую полоску, дрожали.

- Николас, - высокий и холодный голос мигом отрезвил его, - дорогой, сядь, пожалуйста.

Её длинные пальцы с темными ногтями легонько щелкнули по кожаной обивке. Юноша качнулся с пяток на носки, оглядываясь.
Влажные черные глаза впились в его лицо, умоляя не оставлять. Сиреневые круги под глазами и раскрытый в растерянности рот выдавали девочку, готовую в эту же секунду разреветься.

- Маман, возможно, лучше пусть я сыграю…
- Николас, - в её голосе ему чудился звук, возникающий, когда ногтями проводят на доске, - Николас, сядь.

Он стиснул зубы и подчинился. Нижняя губа её дрогнула, и за это он успел проклясть себя всеми известными ругательствами.
Её руки притронулись к инструменту. Клавесин заплакал.
До отчаянного фальшиво заплакал.
Маман была недовольна.

*

Из воспоминаний его вывела горячая ладонь, дернувшая за резинку трусов. Миранда странно на него посмотрела и прикоснулась губами к виску.

- Тебя опять унесло, - тихо сообщила она, - ну и пьянючий же ты.
- Нет такого слова, - хрипло парировал.
- Нет такого пьяницы, как ты, Нико, - деланно обиженно пожала плечами девушка, но руку из-под пояса джинс не убрала.

Дин Гертнер крутанул бутылку и с довольным видом уставился на них.

- Итак, итак, Миранда, что бы тебе загадать, - он сделал вид, что задумался, - ну, раз уж мы перешли на старые-добрые поцелуи, иди к нашему тихоне Фланагану. Осчастливь пацана, скажи, я устроил.

Девушка дернулась было к своему парню, но Нико меланхолично отвернулся. Был бы кто посимпатичнее – она бы тут же вскочила, не собирается он ей помогать.

- А, черт тебя дери, черножопый козел, - беззлобно фыркнула наконец, - подавайте этого ботаника сюда.
- Вон там он, - услужливо подсказал кто-то, - возле балкона.

Питер Фланаган впервые был на вечеринке и улыбался от уха до уха, тайком фотографируя девчонок и отсылая снимки Джо, которому повезло на целое родительское разрешение меньше. Когда сзади раздалось смущенное покашливание, он даже растерялся как-то. Ведь сколько бы раз мама не давала ему разрешение, опыта вечеринок у него было аж полтора часа. Никто из девчонок не удостоил его и полувзгляда, что никого не удивило, собственно.

И вот, спустя полтора часа его первой в жизни вечеринки перед ним стояла Миранда, с убранными в узел волосами, в шортах и тонкой майке, под которой темнел черный кружевной бюстгальтер. От нее пахло алкоголем и сладкими девичьими духами, она протягивала ему бутылку пива, она улыбалась ему и в её глазах полыхало что-то лукавое и зовущее.

Спустя полтора часа и шесть минут его первой в жизни вечеринки, Питер Фланаган чувствовал безумный сладкий вкус джина и сока у себя на языке и с отстраненным удивлением отмечал, что апельсиновые веснушки у девушки по всему телу, не только на лице.

Дважды он встретился взглядом с Нико, на класс старше, на десять кило тяжелее и на голову выше. Внутри всё сжималось, и ему хотелось оттолкнуть от себя девицу со сладким языком. Но Вайнштейн не казался ни разозленным, ни огорченным.

Ему было наплевать.

Питеру наплевать не было, поэтому он опустил несуразно широкую ладонь на её ямочку на её пояснице. И на секунду ему показалось, что так оно и нужно. Настолько идеально подходить что-то друг ко другу просто не может.

Нико отвернулся к бутылке и сделал пару глотков. Через пару мгновений шею согрело теплое дыхание.

- Только не целуй меня сейчас, пожалуйста, ладно? – почти шутливо предупредил юноша.
- Моя очередь крутить, - произнесла в ответ.

Вайнштейн дернулся, но промолчал. Она обиделась, но что он должен был сделать? Пойти и набить бедному тощему цыпленку морду за то, что его девушка сама на него вешалась?
Миранда ведь отходчивая, она свойская, она понимающая.

- Дин, - протянула Элейн, - как ты там сказал? «Ну, раз уж мы перешли на старые-добрые поцелуи»?

Парень оглушительно захохотал, а Нико отчего-то отчетливо понял, что хоть бутылка и не показала на него, будет хуже.
Хуже, чем если бы Миранда Элейн сейчас же загадала ему пойти и поцеловать всё того же не отошедшего еще Фланагана.

*

Её худая фигурка смотрелась в этом темном бархатном платье еще тоньше. Бледная кожа и черные волосы, сиреневые круги под глазами и светящиеся голубые вены – Рут была тихим призрачным отражением его самого. Всё здоровье и красота достались в семье Вайнштейнов старшему сыну – по крайней мере, так говорили. Он был капитаном школьной футбольной команды, он играл на четырех инструментах, он подрабатывал у отца в корпорации, он получал стипендию, он встречался с девочкой из высшего общества, такой же талантливой и прекрасной, как и он сам. Рут же постоянно болела и училась из рук вон плохо – маман не выносила такой несправедливости.
Нико считал, что несправедливости никакой нет.

По худым щекам его сестры градом катились слезы, ниточки рвоты застыли в уголках рта, она кашляла и давилась собственным плачем – он умывал ей лицо, говорил какие-то дурацкие утешения и про себя признавал, что никого красивее и беззащитнее в этом мире еще не было.
Не было и никогда не будет.

Её руки-веточки цеплялись за умывальник, а изо рта рвались уже не стоны вперемешку со слюной – слова обиды и боли.

- Никогда-никогда-никогда не научусь играть, - кричала девочка, чуть ли не ударяясь лбом о кран. – Никогда не научусь, вы все знаете, знаете и всё равно заставляете играть! Зачем она это делает? Неужели надеется, что за неделю кто-то подменит меня на хорошую дочку? Зачем-зачем-зачем? Нико?

И этот её последний всхлип-его-имя заставили его отпустить её и снова подхватить, не дав сползти на пол. Нико погладил её по спине, вжимаясь лицом между лопаток.

- Прости меня, Рут, прости меня, прости, родная. Я должен был остаться стоять, я должен был ответить ей, должен был схватить тебя за руку и сбежать с тобой… Мы бы жили вдвоем, я бы зарабатывал, я ведь смог бы, смог… У тебя есть призвание, конечно же, есть, просто твой талант еще не открылся… Конечно же…

Рут обнимала его в ответ слабыми своими руками, прижималась лбом к его лбу и смотрела в его глаза.

- Когда-нибудь ты встретишь женщину – или мужчину, - добавляла она с тихим смешком, - когда-нибудь ты встретишь кого-нибудь и полюбишь. У тебя будет семья, в которой мне не будет места.
- Ты моя семья, - Нико качал головой и отстранялся, чувствуя как кровь приливает к члену, а щеки краснеют.

Такими ночами он всегда сбегал через окно к Миранде. Он никогда ей ничего не рассказывал, но ему казалось, что она знает. Девушка ничего не спрашивала, только улыбалась чуть печальнее, чем обычно.
Её пушистые ловцы снов тихонько шелестели в истомленной тишине.

Такими ночами Рут спала одна в своей огромной кровати. Вайнштейн-младшая жалела, что её брату уже больше четырнадцати. Именно в четырнадцать он перестал ночевать с ней.

*

Нико и сам не заметил, как вскочил и развернул этого ублюдка к себе лицом.

- Да если ты её хоть пальцем тронешь, я тебе эти пальцы в жопу засуну, понял? Яйца оторву, еще раз хоть посмотришь на неё!
- Чувак, успокойся, - Дин выглядел слегка удивленным, но не обиделся, улыбнулся широко и похлопал его по плечу. – Это просто желание, слышал, Миранда загадала. Нет, твоя сестра, конечно, симпатичная и всё такое, но я сам бы к ней никогда не…

Нико не хотел слушать, ему казалось, что если он услышит хоть еще одно слово о Рут, он убьет его, убьет этого урода.

- Зачем ты это сделал? – её тонкий, нежный голос застал его врасплох.

В глазах у маленькой его сестры – непонимание и обида. Ярость даже.

- Перестань, пожалуйста, - четко выговорила она, - я не трогаю тебя и Миранду, а ты не трогай меня, хорошо?

Нико хотелось сказать, что если бы она захотела, он бы в ту же секунду забыл бы о Миранде, да о ком угодно. Но вместо этого он выдал вымученное:

- Конечно.

Развернулся и встретился глазами с Элейн. Она не улыбалась. Она не была довольна местью. Она не перестала обижаться.

Она жалела его.
От этой чертовой жалости блевать хотелось.

Нико наплевал на то, что полчаса назад Миранда целовалась с другим, и когда она пришла к нему мириться, он молча обнял её. Она не просила прощения, в этом вся Миранда, но её движения были полны тоски и понимания.

И когда они лежали, вот так вот обнявшись, слушая шум вечеринки за запертой на три оборота дверью, девушка заплакала ему в плечо.

- А что, если я скажу, что я беременна?

Вайнштейн грустно улыбнулся в потолок.

- Я бы подтвердил, что это от меня.
- А если это не от тебя?
- И кто об этом знает?
- Никто.
- Тогда это от меня. По крайней мере, именно это я скажу маман и твоему отцу. Сначала он пристрелит меня, конечно, но потом даст добро на свадьбу. Ведь мы заявим, что это по любви.
- А если я скажу, что не люблю тебя?

Нико сжал её ладонь чуть крепче. Миранда никогда не спрашивала – а если спрашивала, никогда не требовала ответов.

*

Маман одобрительно щелкнула языком и поправила ему галстук-бабочку.

- Николас, моя гордость, я уверена, у тебя всё получится. Любой университет оторвет тебя с руками и ногами, так что не волнуйся. Мы с папочкой верим в тебя, любимый.

Рут всё цеплялась за его руку.

- Как бы я хотела, чтобы ты остался, - тихо прошелестела она, за что получила мимолетный взгляд матери.
- И я бы хотела, чтобы ты никогда не покидал нас, дорогой, - вздохнула женщина, - но увы…
- Я буду вас навещать, Рут, маман, - он коротко поцеловал обеих в щеки, - тем более, меня еще никуда не приняли. Я ухожу всего лишь на полдня, на собеседование…

Когда они на мгновение остались наедине, девочка обняла его во всю силу своих хилых ручек.

- Я задохнусь в этом доме без тебя, - она прижалась к нему так крепко, как только могла.

Рут хотела поцеловать его в щеку, но отчего-то Нико повернул голову, и их губы мягко столкнулись, и на миг мир взорвался.
Невинный, сухой, детский поцелуй – юноше хотелось плакать и обнять сестру еще крепче, чтобы защитить её от всего и всех, чтобы не отдавать её никому и всегда быть вместе.

*

Черное на белом – Нико на мгновение показалось, что огромный Дин сейчас сломает его крошечную Рут. Её плоский живот и аккуратные маленькие грудки – он закрыл глаза и схватил говнюка за шиворот, выбросил его из комнаты и закрыл дверь.

- Одевайся, - рыкнул он, не глядя на сестру.

Она торопливо натянула тонкую кофточку и джинсы. Села на диване и опустила голову, скрывая покрасневшие щеки за длинными черными прядями.
Вроде такие же: бледные, черноволосые, курносые, с верхней губой, более пухлой, нежели нижняя. Та же родинка под левым глазом.
Та же фамилия.

И всё же, какие они разные.

- Я же сказал тебе не подходить к нему.
- Я люблю его, - Рут подняла к нему красное свое лицо, и он задохнулся. – Люблю-люблю-люблю, что же ты наделал, Нико?!

Она оттолкнула его руки, она топала ногами и плакала.
Она сказала, что больше ей Нико не нужен.
Что ненавидит его.

У Рут когда-нибудь будет семья, в которой ему не будет места. Это он ненормальный, он урод, он с отклонениями – а она нормальная, она правильная, она найдет себе кого-то, она сможет…

Нико выбежал из комнаты, не слушая сбивчивые оправдания и извинения Дина, подтягивающего штаны. Сбежал.
Неудачник.
Трус.
Урод.

Юноша не помнил, как завел мотор. Просто по сторонам уже неслись яркие витрины и вывески, гудели другие машины. Он выехал из города, слушая включенное на полную радио. Звонил телефон, но удостоив его быстрого взгляда, он удостоверился, что это была Эйлен. Конечно же.
Понимающая, свойская, дорогая шлюха.

За секунду до того, как врезаться в дерево, Нико вдруг подумал о том, что никогда не даст ребенку Миранды свою фамилию.

Рут всё так же не умела играть на клавесине.