Разодранное небо

Я играл в холле, и звуки пианино плыли по коридорам.
Женя сидел на полу к окну и, подняв голову, закрыв глаза, подставлял лицо блеклому лунному свету.
Он чуть приоткрывал рот, тяжело вздыхал.
Бывало поднимал одну руку и словно тянулся к неизведанному, то ли окну, то ли к свету.
Мне нравилось наблюдать за ним.
Это восхищение художника:
эти тонкие полу прозрачные запястья, впалые скулы, черные глаза, длинные черно-пепельные волосы,
этот взгляд в вечность,
спокойный, как утренний океан и, уже не свежий, но так полюбившийся ветер, вольный даже будучи запертым в клетку,
его мысли живут и развиваются далеко отсюда,
их не сдержат ржавые прутья, пыльные стекла и старые скрипучие двери.
Воплощение свободы за пределами тела,
и все, к чему прикасаются его пальцы, неизменно меняется, становится другим, совершенным и настоящим,
иллюзии, миражи и обманы зрения непосредственно становятся реальными,
реальнее, чем утренний крепкий кофе без сахара,
горький, но приятный на вкус, достаточно бодрящий, чтобы наконец проснуться от долгого будничного сна,
и в то же время привычный, как будто все это время,
всю жизнь его знал,
глубокий, как синее море и не всегда простой, как сама жизнь,
в вечном поиске одной единственной верной дороги, но...
как говорит он "если все дороги ведут туда, где я хочу в конечном счете оказаться", то я выбираю кротчайшую,
ту, что ведет к пониманию тебя.
И ни одну другую.



Тихий приглушенный шепот мягкой поступью расходился по холодному кафелю.
Две фигуры стояли в углу, там, где плитка совсем осколками отвалилась и осыпалась пылью на пол под тонкую подошву старых потрепанных кед.
Сюда падали лишь тонкие луки рассеявшегося фонарного света, освещал,
или нет, он лишь подчеркивал силуэты и, падая где-то на обшарканные стены, оседал на них слабыми бликами.
Поднимался дым под самый потолок,
а я силой прижимался спиной к стенам, зажмуривался и боролся, чтобы дышать как можно ровнее и тише, а то заметят…

- «Ты должен ему все рассказать»

- «Нет, не смогу, каждый из нас должен жить и не знать, где потолок и предел, а иначе где смысл?»

- «Но у тебя-то этот потолок есть»

- «Я знаю…»

- «Он знает.
Видел твою историю болезни.
Больше прятаться под себя.
Ты хоть раз слышал его мысли?
Этот мальчишка снес тебе голову в первый день, еще когда ты впервые его увидел»

- «Думаешь, он помнит?»

- «Нет, стой, молчи, стоп.
Ничего не говори, просто слушай.
Прости за тот инцидент, когда вновь увидел,
нервы сыграли, ты же понимаешь,
и я все понимаю, ты всего лишь пытался меня спасти, спасибо, я все осознал,
но ты должен рассказать ему все.
Тогда, на вписке, осенью, когда ты заходил, никто тебя и не заметил, все были так пьяны…
А ты, когда ты встретился с ним в дверном проеме, что ты почувствовал?
Ведь и ты что-то ощутил?
Не лги хотя бы мне.
Можешь обмануть его или себя, но меня… нет и не старайся.
Он ведь снес тебе крышу, твои установки и ценности перестали существовать.
Поэтому решил завязать, да?
Потому что наконец нашел того, кого у тебя никогда не было – лучшего друга?
Хочешь побыть с ним дольше?
Жень, героиновые наркоманы бывшими не бывают,
ты не сможешь до самого конца прятать от него свои руки,
он все равно все поймет, и что будет? Ты ведь не хочешь его потерять, верно?»

Тонкая фигура, глубоко вздыхая, сползла спиной по кафелю и, присев на корточки возле стены, задрала голову и прикрыла лицо тонкими руками. Послышались почти невесомые всхлипы.

- «Я не могу, не могу потерять его, и так ничего не осталось.
Никто меня и не запомнит, а он не простит,
я лишь нежелательное пятно от пролитого кофе на кофте, меня нужно состирать, чтобы не осталось ни следа.
Лишь календарь помогает не запутаться в одинаковых буднях, а этот мальчишка…»

- «Какой он?»

Женя поднял на Никиту немного опухшее лицо и стал силиться, щуриться, чтобы видеть хоть что-то,
жидкое стекло в веках его мешало,
он чуть приоткрыл рот и сорванным заикающимся голосом еле выдавил:
- «Это маленький Бог…»

Никита довольно хмыкнул и присел на пол рядом с другом, а Женя после небольшой паузы не унимался:

- «Все, что попадает в его голову,
становится таким красивым,
Боже, ты видел, как он рисует?
Как играет?
Как пишет?
Там, в нем, все такое гармоничное, красивое, идеальное, мне там не место, я черное пятно…»

- «Заткнись, - прервал его собеседник, - Заткнись…
Ты живешь в его голове, поселился там крепко и навсегда.
Видел, как смотрит на тебя?
Сколько надежды, восхищения, желания понять в этих глазах…
Нет… Ты больше не черное пятно, может быть, когда-то, очень давно, в прошлом, но теперь этот парнишка не даст тебе остаться одному,
ты будешь жить в его голове рядом с самыми красивыми цветами,
рядом со всем, чем восхищаются его глаза: небом,
водой,
птицами,
музыкой,
тишиной,
запахом новых книг,
ощущением на подушечках пальцев от новой картины с барельефной рамы,
от аромата свежих масляных красок,
утренней изморози на окнах,
росы на ресницах,
где-то рядом с ребрами, в сердце…
ты никогда не будешь один, никогда, - Женя смотрел на друга и как будто хотел благодарить его за каждое слово, - Обещай мне только одно:
ты будешь приходить к нему,
не дашь сойти с ума»

- «…обещаю…»



- «Какого цвета дождь? Не считай вопрос глупым»

- «Никакого, ничего в этом мире не имеет цвета, а тот цвет, что мы видим, это просто не поглощенный спектр белого света…»


- «Боже, я не хотел этой войны, Господи…»
- «Война уже развязана внутри тебя.
Ты сам ее развязал. О тебе все равно никто не узнает. Ты сам во всем виноват. Твой путь закончится едва начавшись»


- «Каждый новый день в твоей жизни это отражение предыдущего.
Не хочу, чтобы ты знал, когда это закончится»
- « И все же?»
- «Ты умрешь в двадцать один».