монеты

Монеты.

 История эта очень важна для меня. Казалось бы, просто эпизод, картинка. Мало ли было потом неожиданных приобретений и потерь. Но это одно из воспоминаний об отце.

         Очень, очень давний день. Кажется, год 73-й. Разгар весны или начало лета. Помню, что было тепло, но не жарко. Типичный мингечаурский пейзаж, что-то цвета хаки...

Но сразу отвлекусь. Рыбалка, как охота, рукоделие и, что греха таить, выпивка, были самыми сильными увлечениями Николая Ивановича. В те дни, только вернувшись с северов, он был в завязке и это очень недолгое, насыщенное покоем и событиями время в нашей семье.

 Отец частенько, если позволяла погода, брал меня с собой. Поначалу пешком, потом и на велосипедах мы бывали с ним в разных местах. Ходили на разливы на правом берегу Куры, рыбачили в карьерах возле греббазы, что совсем было недалеко от дома. Ездили даже на Ханабадский канал и нередко и удачно выбирались в Варвары. Папа не отличался разговорчивостью, любил природу и, даже охотясь, вживался в неё. Молчание это меня не тяготило, и я любил такие походы.
 Самым сложным для меня в ту пору было пробудиться. Проснуться раньше будильника – способность, пришедшая позднее. Видимо, взрослея и начиная осознавать ответственность, а то и искушаясь, входя во вкус новых увлечений и начиная их предвкушать, мы подсознательно настраиваемся на предстоящее.
 
 Впрочем, о рыбалке... С трудом удерживая здоровые отцовские удочки, поначалу я еще не понимал вкуса трепетного ожидания поклёвки и больше времени проводил, ковыряясь в лужах и изучая окрестности. Мне нравилось быть у воды и глазеть на живность, кишащую вокруг. Особенно интриговали таблички – осторожно, кобры. К великому сожалению их-то как раз и не попадалось. Так, по мелочи, то гюрза, то фаланга, а то и вовсе безобидный уж или желтопузик. Надо сказать, что и отец с пиететом относился к подобным мерзким гадам.

 Интересного хватало. Оно пищало, квакало, щерилось клешнями, выскакивало из воды и летало.
 Порой, мы выбирались всей семьёй. Тогда места были поближе к дому. Выходили к Куре в районе заброшенных карьеров, устраивались на берегу у прозрачной, чуть зеленоватой, но всегда чистой и прохладной воды.
 Отец забирался на сваи,  торчащие на удалении от берега, и мог часами на них сидеть. Я же в таких случаях начинал бродить по мелководью и выискивать бычков и раков. Иногда в водорослях натыкался на щучек, сторожащих добычу, или вдруг замечал змейку, свернувшуюся на дне вокруг камышины. Стайки гамбузий, ракушки... масса всего интересного.

 В воспоминаниях этих всегда почему-то присутствует закат. Когда южное солнце приглушенно и плавно опускается в даль на противоположном берегу, отражаясь в изумруде густой и тёмной воды. Краски всего окружающего в такой момент тоже приобретают густоту и насыщенность...

 Но рассказать всё же хочу о другом месте. Оно несколько ниже по течению, и тут Куру не узнать. Река раскинулась широко, мелководна и тиха. Варвары...
 Где-то недалеко плотина, и от того ощущение  озера. Вода тут хорошо прогревается, дно глинистое и кишит раками, нарывшими кучу хорошо заметных и с берега нор. Мы с папой довольно часто выбирались в эти окрестности, но именно в то место, на котором хочу остановится, я уже не попадал.

 Пейзаж в Варварах своеобразный. Вода - это жизнь в этих краях, и кипит она именно в ней и в непосредственной близости. А вокруг жёлтые с проседью солончаки и степь,  схожая с пустыней. Вид лысых серых гор вдали и того более отсылает воображение к фильмам про индейцев. Именно таких, серо-жёлтых в доминанте. И чем ближе к крутым отрогам Боздага, тем голее и безжизненнее... Не стану, впрочем, удаляться от бережка.

 Долина Куры,   место интересное. Помимо богатой фауны - мышей, лис, шакалов, зайцев, обилия разнообразных птиц, ещё и масса летающих, шустро бегающих и ползающих тварей. Ярче выражена и растительность. Особо вспоминается гранат. Заросли его - основа жизни в суровой степи. Растение это, как и буйвол, по моему мнению могло бы по праву стать символом Азербайджана. Кислятина страшная, но как красив в цвету и в пору полного созревания, когда плоды раскрываются, являя миру на съедение чарующие друзы благородных самоцветов.
На кустах граната не редкость домики ткачиков.

 Мелкая эта птаха вьёт, или скорее вяжет и валяет, похожие на валенки гнёзда . Отец приносил такие  по осени с охоты. А оказавшись на месте, я смог увидеть их в природе. Сама форма, и то, что гнездо часто висит на тоненькой веточке, по идее «архитекторов» идеальная защита от врагов. И действительно, выдающееся произведение домостроительного искусства. Увлёкся и по ходу далеко убежал от собственно рыбалки. Но, наверное, так было и тогда...

 Терпение сидеть и ждать на ту пору не нажил, а в ловле это первейшее дело. Зато многое привлекло моё внимание, ещё когда подходили. Кругом были нарыты канавы. Отвалы совсем свежие и недавние. И, что бросалось в глаза, обилие черепков. В массе своей простые кусочки обожжённой глины, но на некоторых различима глазурь и даже фрагменты росписи. Это было удивительно. Домов в ближней округе не наблюдалось и на свалку мусора это не походило. Отец пояснил, что наверное тут когда-то жили люди, а потом половодье или ещё какая беда заставила народ уйти.

 Позже я слышал предание о том, что само слово Мингячевир - название села, перекочевавшее на новый город, означало, что "тысячи раз уходили". Экскаватор явно вынес на поверхность древний культурный слой. Даже десятилетним я уже довольно основательно интересовался стариной. В основном, правда, возможности мои были ограничены учебниками истории древнего мира, которые находил в сарае у бабушки или в доме тёти Нади, чьи дети уже проходили в школе эти предметы.

 Само понятие «археология» казалось мне тогда сопряжённым с непременным откапыванием сокровищ и раскрытием тайн. Короче, какая тут рыба, когда под ногами россыпи невероятных ценностей. Написал и думаю, а ведь и впрямь место, на которое мы тогда вышли, было очень интересным даже для специалистов.

 Сбор этих самых черепков и ковыряние в отвалах стало в тот день основным моим занятием в той рыбалке. Перемещаясь вдоль канав, я то и дело находил всё новые и новые интересности. За массою материала что-то совсем уж мелкое и безликое отбрасывал, что-то пытался складывать и соединять в целое, впрочем безуспешно. Хотелось бы наковырять цельное и не расколотое, но обломки были небольшими и возможности мои ограниченны.

 Несколько раз, перемещаясь, я проходил мимо одного места. Там, на дне канавы, в грязи, лежало что-то ядовито зелёное, довольно правильной формы. Яркий цвет в корне отличался от всего, что тогда находил, и потому казался мне чем-то индустриальным и пластмассовым, потому и лезть в яму не торопился. Но в определённый момент любопытство пересилило.

 На удивление, вещь оказалась тяжёлой и твёрдой. Размером с пробку от винной бутылки, она и формой её напоминала. Только казалась каменной и была шершавой. Очень интересно - пронеслось у меня в голове. Тем более, что когда начал тереть торцы и рассматривать внимательно, заметил следы какого-то узора, витиеватый орнамент.

 Бегом к отцу: «Пап, посмотри, что я нашёл!» Тот тоже заинтересовался находкой, а повертев в руках, выдал неожиданный вывод: «Это монета... медная. Придём домой, попробую отчистить». Надо ли говорить, что рыбалка в этот момент потеряла для меня всякий смысл. Клад! Я нашёл клад! Бегом на заветное место... Но, увы, несмотря на все усилия, ничего более, кроме нескольких кусочков медного шлама, я не нашёл. Вероятно всё же, что-то ещё там было, но для того, чтобы это отрыть и найти, требовалось и время, и снаряжение.

 Оставалось одно – ждать, когда наконец вернёмся домой, и отец выполнит своё обещание. Пришли мы поздно, и лишь на следующий вечер я смог увидеть свою ВЕЩЬ в том виде, какой она была много-много лет назад. Кислота смыла наслоения веков и оказалось, что я нашёл целых ДВЕ МОНЕТЫ. Диаметром с трёхкопеечную советскую, но толстые, миллиметра четыре. Аверс, слово, освоенное мной гораздо позже, украшало изображение коня, под которым четко различимым выделялся растущий и цветущий тюльпан. То, что в обиходе принято считать решкой, на мой взгляд было менее интересным - затейливая арабская вязь на всей плоскости. Чистая медь и неровные края. Явно очень старое и сделано по примитивным технологиям, но в превосходной сохранности.

         Восхищение и волнение переполняли меня. Не мог наглядеться на своё сокровище и беспрестанно вертел в руках. Ничего подобного я доселе не держал. Были, конечно, вещи занятные, кружки с обломанными дужками дедовых "За отвагу " и "За победу над Германией", но это было давно и, к сожалению меня нынешнего, я их уже тогда растерял. Медали дед не носил, и ими игрались ещё его дети. И поломали их они. "Славу" и ту в семье не сохранили, и вообще войну Михаил Семёнович категорически не хотел вспоминать. Были монетки у тёти, но они из недавнего, первая "мелочь" "Страны Советов". А это гораздо круче... Слово, пришедшее в лексикон позднее, и мной не любимое. Можно сказать, ценнее, но и тут хочется уйти от валютного эквивалента. В моих глазах это была древность и сопричастность к истории, что-то мистическое и побуждающее к фантазиям.
 
 Как гром с неба, опускающий на землю, прозвучала вдруг фраза отца: «Мы отвезём их Наде»... Очень, очень люблю свою тётю. Понимаю и разделяю приязнь и привязанность папы к сестре. Особенно сейчас, перенося всё на своё нынешнее... Но тогда... Страшная обида и разочарование. Подростки ещё не знают полутонов и мир делят только на белое и чёрное. Компромиссы и отступления - это наживное. Чувства переполняли меня - ЭТО МОЁ! Я НАШЁЛ! НЕТ ПРАВА ОТБИРАТЬ!
Я пытался убедить отца, что сам буду отныне собирать такие вещи и мне это дорого. Но мы, и это было не редким, не понимали друг друга. Очень скептически отнесясь к моим словам и даже с раздражением, жёстко, отец отрубил: «НЕТ. ОТВЕЗЁМ ОБЕ К НАДЕ»...

 Казалось бы, мелочь, но она прочно легла на массу других, копившихся и наслаивавшихся со временем мелочей. Камушки обид, недопонимания, а порой унижения и позора, потихоньку складывались в кучку и копились на душе, отдаляя нас всё более. Папа не смог объяснить, а я не мог понять. На многое могу посмотреть иначе сегодня, прощаю и прошу прощения за своё, но требовать такой же реакции от пацана наверное не справедливо.

 Сам выросший без отца, сгинувшего на фронте, папа просто не умел и не знал, как говорить с сыном. Наверняка он многое переживал в себе, и помню его сентиментальным. Я ненавидел его пьяным и любил занятым чем то домашним, строящим или мастерящим. Он мог всё. Буквально всё. Поразительно и недостижимо это для меня и сейчас . Увлёкшись чем то и увидев какую то вещь затейливо сделанную руками, он тут же загорался повторить и результат зачастую превосходил оригинал. Это при том, что в начале не было ничего. Решая поставленную перед собой задачу, он прежде собственноручно делал необходимый инструмент, и делал его безупречным. Надо рубанок - вот он, пожалуйте. Надо стамеску сложной формы - выкуем и закалим, нет проблем. До сих пор многие из сделанных его руками вещей исправно служат и работают. Делал всё за так и совершенно бескорыстно, но вот выпить никогда не отказывался... Инструмент, ружьё,  снасти и томик басен Крылова, вот и всё, что он взял с собой из дома, когда жить, как мы жили,  уже не осталось сил.

 Ожидание отца в дни получки и аванса стали самыми мерзкими из моих воспоминаний, но он так и не нашёл в себе сил признать, что то, что с ним творилось, это болезнь.

        Раздражение его к моим промахам, ирония в оценках моих потуг подражать в чем то , отдаляли нас. И это всё при том, что мы очень похожи. И увлечениями, и отчасти способностями, и что более и более проявляется со временем - внешне. Знаю я точно, что ощущение вины передо мной не оставляло его до самого конца. И сам я очень во многом мог бы покаяться. Легко быть мудрым задним числом, а в жизни, памятуя не столь давно брошенную мне фразу, "всё не просто".

         Я, кажется, писал о монетах. Они стержень этой главы. В очередную поездку к матери и сестре в родную деревню отец, как и обещал, забрал и отдал обе Наде. Думаю, попроси я их у неё, отказа бы не было. Могли и разделить достояние без базара. Но я не попросил и промолчал, предпочтя обиду. И в этом тоже общее между мной и папой.  Судьба же монет в дальнейшем оказалась не простой. Буквально в том же году дом тети обокрали. Пропали небольшие деньги, что у них были, и нехитрая коллекция монеток и вышедших из оборота бумажек, которую Надя собирала. Самым заметным, но мало что стоящим, в ней была банкнота, выпущенная меньшевиками в Тбилиси в годы гражданской войны - целый миллион рублей. Нашли это "состояние" в мешке купленных по случаю отрубей. А виновником кражи, пойманным по горячим следам, оказался соседский пацан, мой ровесник Витька Бычкалов.

 Оторва и хулиган. Пройдоха с малолетства. Младший и балованный в большой, но страшно неблагополучной семье. Поймали его рядом с сельмагом, где он жадно поглощал кильку в томате. Лакомство, о котором видимо мечтал более всего. То, что не успел припрятать и проесть, отобрали. Дела решили не заводить. На вопрос же - Где старые деньги? Он ответил, что выбросил, посчитав хламом. Как ни странно, видимо не соврал, поскольку одну монетку из "моих" много позже нашли. К тому времени во дворе уже хозяйничали и мечтали иные умники - внуки. Дети сестрички Аллы. Последнее, что слышал, монетка была у Вовы. В последние приезды порывался спросить о её судьбе, но так этого и не сделал. Что-то постоянно останавливало, хотя не забывал никогда.

 А теперь небольшое послесловие. Начал писать эту историю я в середине марта, уже задним числом поняв, что делаю это в очередную годовщину смерти отца. Написал махом и почти без отрыва, а вот собрался переписать в файл и сделал это наконец только 15 апреля. И тут за столом мама вдруг напомнила - сегодня день рождения Николая Ивановича...

Стишки тоже родились в этот промежуток. Спонтанно. Навеяны весной, пасхальными ожиданиями и наверно чем-то ещё, подспудным и не отпускающим...

Твердя расхожее - Прости...
дай Бог и жить, других прощая.
Гори свеча моя, свети,
в пути надежду вдохновляя.
Да чтоб, обид не накопив,
а просыпаясь, улыбаясь,
хватило б сил судьбу пройти,
не проклиная и не каясь.

P.S. Сегодня моя монетка у племяшки Милы, в Москве. Она привезла её с собой в Россию чтоб передать. Скончалась этим летом Надя и это тоже память о ней. Но пока не судьба пересечься. У всех свои проблемы. А мне хочется просто прикоснуться к предмету, который держал в руках почти пол века назад и за которым видится столько много.