я же не прошу тебя об эвтаназии

я сам не заметил как стал высмаркиваться в страницы книг. нет, я бы задумался будь то овладевший мною культ личности или Минаев, построивший не только левые колонки литпрома, но и стульчак, который мне ну совестно поднять дабы отвести душу и рассеять удобрения. не о трафаретности собственно. отец всегда говорил, мол сынок, посмотри на свою мать, та еще сука, свое дело она, конечно, лихо проделывала, когда мякоть ее кожи еще не успела съежиться, но чему может научить тебя эта обезумевшая женщина. ты знаешь, твой отец не синоним слову поучение, но все, на что ты способен тратить время, это читать книги, заниматься любовью и спать. лишь однажды нужно будет уделить секунду для смерти, чтобы выпрямить для нее свой средний палец.
я старика ведь всегда почитал, хоть и его мудрость к нему приходила со дна чекухи и что удивительно, он прислушивался к философии тех, кто
открывал перед ним душу самую прокаженную и чистую. но то всегда оказывались шлюхи, танцующие своим лондонским утром, огибая ножками панель.
я вроде живу давно один, но книги разлюбил. пожелтелые страницы напоминают салфетки, желтые. они всегда украшали наш кухонный стол, пахли лимонами, отпугивали кошек, притягивали нищету. мать считала лимон ягодой, на фрукты ей не хватало, как она говорила, аристократичности. поэтому не признавала.
я считал, что разлюбить книги это как умереть в 22, а похоронить себя в 70. однако мой мир не изменился, язык не потупился, антропофобия не развилась. однако я вот что понял, куда бы я не заявился, с кем бы не заговорил, мир - сплошная сексоцентричность. я прихожу в спорт зал и вижу людей в погоне за удовлетворенностью генитальных спазмов на беговых дорожках, никто не видит целью вожделения груду мышц или тонкость талии. этим зверьем движет секс, секс, секс, господа. истинная причина всех этих физических мук - сексоголизм. раньше мои вечерние походы по барам были моей святыней, моей церковью. да, в ней я знакомился с женщинами и тут же раздевал их, но мысленно и глазами. я не подходил к ним потому что боялся соприкоснуться с хрупким сосудом, перед содержимым которого я млел как щенок, оно было таинственным и покорно запретным. ведь кто я? пыль, возомнившая себя пыльцой на безымянном цветке. сейчас мне стоит лишь представить картину, когда прекрасная дама давится своим охлажденным “Сладким воспоминанием”, теряет усидчивость и падает (одновременно ударяясь об круглый угол стойки, уж простите мне это) и я, соответственно выворачиваю синий плащ из под свитера, какова будет ее первая мысль после пробуждения на моих руках? я слишком много проблевался на американских сюрреалистических любовных картинах, что “О, мой спаситель” не пройдет. для чего ей герой, чтоб уютным зимним вечером перед сном говорить ей “Знаешь, крошка, сегодня спасти тебя от греха не удастся, но ты не волнуйся, если ты попадешь в ад, папочка примчится к тебе на своем мопеде со скоростью, превосходящей скорость света, хоть и Эйнштейн запретил это делать, и заберет оттуда”. вот и весь фидбэк на мой апофеоз.
я не разучился читать, вовсе нет. я просто понял, что мне одному замыслы всего мира не пронести. в книгах обязывают совершать, но то ли, к чему призывают есть мое призвание. а мне ведь и спросить то не у кого…