Самое главное

               
   Фонари прыгают, дома прыгают. И вприпрыжку бегают вправо-влево, туда-сюда.  Это интересно, с Павлом это впервые. Но он понимает- не огоньки это бегают-прыгают, это ноженьки его, неправильно управляемые одурманенной головкой, рисуют вензеля на дороге. В общем- он элементарно пьян!  Хотя не понятно- с чего бы?  Бутылка на троих взрослых мужиков. Ну выпили,  закусили,  о жизни посудачили- совсем трезвые,  все было нормально. Откуда же теперь все  вот это?      
     Не единожды Павлу приходилось видеть, как идут-шатаются пьяные. Некоторые даже на земле валяются, и попробуй пойми- пьяный это лежит, или кому-то, может, плохо стало. Подошли однажды к такому .               
 -Эй, мужик, ты что, пьяный?               
 -А то какой же,- пробормотал  тот, приподняв голову,  и снова уронил .               
  Павел их не осуждал,  ведь сказал же Тарас Шевченко- у кожного своя доля. Но самому быть таким, как они- нет, нам этого не надо.  Не надо-то не надо, но вот, случилось!   
     Сегодня он получил 212рублей 40 копеек- первую получку. Он с гордостью стоял у окошечка кассы- рабочий среди рабочих,  равный среди равных.  Аккуратно расписался в ведомости и принял из рук кассира деньги. Самые настоящие!  И  раньше приходилось ему держать их в руках, но эти были совсем другие - лично им заработанные.  Да к тому же-две сотенные бумажки!  Они-самые большие, самые красивые, не то, что мелочь всякая! Ему так приятно будет принести их домой, и спокойно, как будто в этом ничего особенного нет, положить эти деньги на стол перед родителями!      
      - С тебя магарыч!- послышалось рядом, и радужная  картина Павла померкла. Да, он знал, что есть такая традиция, с первой зарплаты принято ставить этот самый магарыч товарищам по работе. Кем это принято- неизвестно, но традиция есть традиция. И он предложил было мастеру своему и  Вовке, он рядом на станке стоит, такой же токарь, сходить вечером в кафе. Но те отказались, а мастер потрепал его по плечу:                -Ерунда все это, а не традиция. Неси деньги отцу и матери, там они нужнее.      
      Павел обрадовался- все будет как он задумал!  И вот теперь- эти двое.  Стоят, улыбаются. Павел их, конечно, знает, работают в одной смене. Один, как и он, токарь, а второй тачки с металлом таскает. Павел даже имени его не знает, так, перебрасывались словом-другим на перекурах.
     - Так положено!- разводит руками тачечник. –Или у тебя жим-жим?         
     Павлу неприятно, но он улыбается. Наверное, кисловатой улыбкой. Потому, что уже понимает- не покажет он себя жмотом.               
    И вот теперь- прыгающие огоньки!
    Полученные Павлом 212 рублей- деньги небольшие.  «Международная валюта»-  бутылка водки- стоит 21рубль 20копеек.  В аккурат на десять бутылок он заработал. Конечно, маловато. Но он ведь проработал всего две недели. Да и плюс ко всему,  его, как новичка,  несмотря на его четвертый разряд,  хорошими  заказами не баловали. В основном- штыри. Нормировщики на них срезали расценки- дальше некуда.  И чтобы на них заработать,  нужно, как автомату, без передышки, сотни раз повторять одни и те же движения.  Взял слева из горы привезенных  Дашей пруток, вставил в патрон, зажал,  прошелся резцом до нужного размера, снял фаску, нарезал резьбу, перевернул пруток, снова проточил, снял фаску, нарезал резьбу, вынул из патрона, бросил направо- есть шесть копеек! Снова хватай слева-обрабатывай- бросай направо- снова шесть копеек! И так восемь часов подряд. Даша только успевает подвозить заготовки и увозить готовые штыри. Мастер подойдет, поинтересуется- ну как дела?- но это так, для порядка. Павел видит, что он доволен. Дядя Петя, тоже токарь, замечал Павел, глянет иногда в его сторону, качнет головой, будто недоволен чем-то. Сочувствует, наверное.  Конечно, на одних таких штырях человеку за две недели и две сотни заработать сложно. От бесконечных размеренных движений можно нечаянно отупеть. А станок ведь не предупредит тебя, если ты невзначай руку не туда сунешь. Мастер пару раз давал ему и достойную работу, и Павел с удовольствием ее выполнил, надеялся и на дальше, но вскоре снова- штыри… Что поделаешь? Заказ на них большой, работа копеечная, все от нее просто шарахаются. Павел понимает- он самый молодой, пацан еще, и многие, наверное, думают, что денег ему много не надо, вот и получается, что он как палочка-выручалочка для цеха.
     Вторая рабочая неделя у Павла была в ночную смену. Зря он поначалу волновался- как выдержать ночь без сна. Но ничего, все получилось, первую половину смены даже не ощутил, что ночь на дворе. В самом деле, какая это ночь- двенадцать часов!  В это время он часто с танцев возвращался. А потом, увлеченный работой, и вовсе забыл, что сейчас ночь. В равномерное гудение станков  в цеху вливается звук его станка- этакая песня рабочих механизмов. Иногда слышны удары молотка по металлу-сосед сбивает облой с заготовки. И снова равномерный гул.
   Нравится Павлу его работа. Нравится поутру влиться в поток идущих на смену рабочих, и, равным среди равных, двигаться вместе со всеми. Увидев знакомого, переброситься с ним парой фраз, шуток, вопросов- все нормально! Нравится войти в притихший, как бы задремавший на время пересменки, цех, к ожидающему его станку- привет, дружище!  Сейчас мы с тобой потрудимся!  Нравится Павлу, как с темной круглой болванкой вдруг начинают происходить изменения, когда ее, вращающуюся в патроне, чуть коснется кромка резца. Змейкой, с шипением, скользнет и упадет в поддон стружка, и темная стальная поверхность вдруг заблестит, засверкает. А резец движется дальше, и вот уже нет темной болванки, она вся сияет. Вгрызается в нее отрезной резец- канавка готова!  А вот и подрезной - аккуратно движется вдоль и вглубь, и торец детали становится сферическим. Но не сами, конечно, резцы движутся куда надо- они подчиняются умелым рукам человека, внимательно склонившегося к станку. Рукам токаря. Рукам Павла. И приятно ему от того, что вот, смотрите, на свете еще не было этой детали, и вот она появилась.И не столь важно, простая это деталь или сложная.  До этого нарисованная на бумаге, теперь, живая, горячая, блестящая, в его руках!  Берите ее, люди, используйте дальше по назначению! Я сотворил ее!               
       В третью ночь с Павлом случилось что-то интересное и, наверное, поучительное. Знал он, что перед ночной сменой нужно часок-другой поспать. Именно часок-другой, не больше, ибо зачем и без того короткую жизнь попусту тратить на бесполезные сны! Жить надо максимально активно! Но надо, значит надо.  И лег он вечерком, и попытался уснуть. Но! Сон не шел!  Как он ни вертелся, закрывал глаза, считал до ста, вспоминал стишки- ничего не помогало! Так и ушел на работу. И ничего, отработал. Правда, под утро, к концу смены, хотелось отдохнуть, да и прикимарить бы не мешало. Но стоило пойти в раздевалку и стать под душ- и снова появилась сила, бодрость и желание продолжить активную жизнь.
 И в ту, третью ночь, все сначала было как прежде. Равномерный гул станков-и ничего больше. И вдруг показалось Павлу, что рядом с этим гулом появился другой, слабый, но уверенный, в унисон основному, звук. И вот уже этот, слабый, отделяется от общей тональности, появляются другие нотки, соединяются, сливаются, и Павел слышит- да это же песня! Так хорошо ему известная, много раз слышанная- «Каким ты был»! Очень нравится она ему. Вот и сейчас она звучит именно в том, хорошо известном ему исполнении. Каждый вдох, каждая нотка, каждое слово. Ничего себе! Концерт по заявкам!
       Павел поднимает голову. Все на своих местах, склоненные к станкам. Возле стены-  сатуратор с газированной водой, конечно, без сиропа. Подходи, пей сколько влезет, никто и слова не скажет.
      Павлу уже не очень хочется слушать песню, но она явственно звучит внутри него- строчка за строчкой, куплет за куплетом. Вот и последний заканчивается, интересно, что будет дальше? Но только закончил хор свое последнее «Но ты и дорог мне такой», как тут же, без паузы, вновь начинает солистка «Каким ты был, таким остался…». Заело!
      Павел останавливает станок, закуривает.  За станком удобнее курить папиросы- зажал в зубах, и руки свободны, крути свои рукоятки. Курит он теперь «Прибой» по рублю двадцать пачка, все-таки он теперь рабочий человек, и «Огонек», или как его еще называют, «Гвоздики»,  по сорок копеек пачка, курить уже неудобно. Ох уж эти «гвоздики»! Вдохнешь-и внутри все продирает!  У Сашки Ткаченко, он рядом стоит, на станке тоже лежит «Прибой», но Павел знает-это для «стрелков»- курцов, которые своего никогда не имеют и вечно побираются. Сам Сашка курит «Север», он немного дороже- по рублю сорок пачка, и спрятан  в Сашкином кармане. Кое-кто умудряется курить и сигареты- «Приму» по рублю сорок или коротышки «Новые» или «Южные» по семьдесят копеек пачка, вставляя их в искусанный мундштук.
      Четыре часа ночи. В цехе тепло, даже жарко, хотя ворота открыты. Кто-то идет к ним. Пожалуй, и Павлу нужно прохладиться, а то эта песня, кажется, совсем убаюкает.
       На улице- прохлада, песня уходит. Ярко светят звезды. Рядом кто-то курит. Среди штабеля металлических листов мелькнул какой-то зверек.               
   –Куница,- равнодушно говорит мужчина, бросает окурок и идет в цех. И Павлу тоже пора, хватит прохлаждаться…
     Это все уже прошло, и он кое-чему, конечно же, научился. Например, спать днем. Не вечером, как он делал сначала, а именно днем. Так ведь всегда делал его отец, когда работал на шахте в ночную смену. «Концертов по заявкам» в цеху  больше не было. И сегодняшний случай- вот, бегают туда-сюда деревья и дома. Он пьян, и это, наверное, видят люди. Кому это нужно? Зачем ему, чтобы  какая-то неведомая сила управляла им изнутри? Не будет больше этого!  Завтра после работы он повезет родителям заработанные им деньги, как и мечтал, спокойно положит их перед отцом с матерью, и  неважно, что сотенная бумажка будет одна, а  все деньги потом будут возвращены Павлу «на прожитие», они внутренне будут рады. И он будет рад этой их радости. И это самое главное.