МАМА ЛИДА

«МАМА ЛИДА»
(Незавершенный очерк о первой учительнице)

Отпуск подходил к концу. Короткий, но как всегда, оздоравливающий и впечатляющий отдых на Иссык-Куле заканчивался. Уже завтра вечером автобус увезёт меня в Бишкек, а самолёт с аэропорта «Манас» возьмёт курс на Россию.
А пока я на горячем каменисто-песчаном берегу этой прохладной жемчужины Киргизского высокогорья ловлю лучи приблизившегося  ко мне на полторы с лишним тысячи метров солнца и вдыхаю целительный воздух, стекающий в зеленую долину с заснеженных горных вершин Тянь-Шаня. Идиллическая тишина лишь изредка нарушается щебетанием птиц да детским разноголосием, доносившимся с песчаного пляжа поодаль и корпусов детских оздоровительных лагерей. После освежающего омовения в этой более чем прохладной целебнице солнце не кажется обжигающим, а воздух изнуряющим. Зато голова становится свежей и мысли словно обновляются.
Сюда я приезжаю по привычке и по рекомендации врачей каждое лето, хоть и мои возможности, да и ситуация в этом красивом и благодатном горном крае давно и существенно изменились. В последние дни пребывания здесь моим однопалатником, гидом и конечно же собеседником оказался уроженец здешних мест. Коренной житель Киргизии, он пережил вместе с народом и страной нелегкое время ее самостоятельного становления, когда была разорвана пуповина с естественной матерью Россией. Мужчина лет под пятьдесят, подтянутый, аккуратно, хоть и по-отдыхательному, одетый, с совершенно правильной и грамотной речью. Вначале мы как бы присматривались друг к другу. Но его улыбчивое лицо и почти юношеские ямочки на щеках располагали к доверию и открытости. А моё желание узнать как можно больше о жизни, складывающейся сегодня в этом молодом государстве, подвигало на эти темы.
От обсуждения погоды и любования снежными шапками окрестных гор, разговор зашел о русских в Киргизии. Мне было интересно, как сегодня местным населе-нием оценивается участие русских в становлении и развитии, в прошлом кочевого народа, дошедшего до нынешнего состояния промышленности и культуры с их производственными комбинатами, местными ВУЗами и национальными театрами.
Вначале мне показалось, что он несколько настороженно отнесся к моему вопросу. Похоже, тема была для него не из простых. Может, поэтому он начал не с прямых оценок, а с частностей и своего личного опыта, и собственного видения жизни.
- Я неплохо знаю одну русскую семью, которая до сих пор живёт в небольшом городе, а в прошлом рабочем посёлке, Орловка, где был создан мощный комбинат по обогащению редкоземельных руд и металлов. Многие русские уехали из нашей страны в Россию, но эти остались. Отец этого небольшого семейства, Юрий Васильевич, очень уважаемый на комбинате человек, принимал участи едва ли ни в закладке и строительстве его, и связал всю свою жизнь с его становлением и успехами среди промышленных гигантов Советского Союза. К сожалению, сейчас этот комбинат в его прямом назначении встал в ряды бездействующих, а Юрий Васильевич, как и другие работники промышленного производства, оказались не нужными.
Жена его, Лидия Гавриловна, тоже всю свою сознательную и активную жизнь служила на ниве образования, как говорили прежде – пятьдесят лет учительствовала в школе, неся крест «Первой учительницы». Причем, она из тех, чьи предки едва ли ни с первыми русскими поселенцами появились на этой благодатной земле. Ей довелось хлебнуть полной чашей и послевоенного детдомовского лихолетья, полуголодного, полураздетого и босого. Оттого, может, и сейчас такое болезненно-повышенное внимание и забота о детской неустроенности. А маленький человечек это чувствует и оттого буквально липнет к ее рукам. Она была всегда в окружении детворы. Да и сейчас…
Да что это я рассказываю как бы со стороны. Я ведь учился у неё. Она была моей «Первой». Хорошо помню первый день: линейка в школьном дворе, цветы зачем-то, будто их кругом мало, что-то говорили взрослые и старшеклассники. А потом повели в класс. Чтобы не растеряться и не отставать, идя по длинному коридору, все держались за руки, а войдя в класс, каждый начал выбирать себе место, пока высокая и красивая тётя не показала каждому, где ему сидеть. А когда большинство угомонилось, эта тётя подошла к столу и, как казалось, глядя каждому в глаза, начала говорить: «Здравствуйте, дети. С этого дня вы не просто мальчики и девочки, вы стали учениками. А я буду вашей учительницей. Зовут меня Лидия Гавриловна. Я научу вас читать и писать, считать и рисовать, вы узнаете, что такое хорошо и что такое плохо. Вы станете вначале грамотными, а потом и образованными людьми, вы научитесь жить как взрослые». Уж не помню сейчас, что говорилось дальше, но не за-быть, как я впервые услышал своё имя, произнесённое как-то по-взрослому и с уважением.
«А теперь я хочу познакомиться с вами. Сейчас я буду называть вас по имени, а вы вставайте и говорите «Я».
- Мадина Гималдина
- Жумабек Чокчонов
- Лена Катунцева
-Рахат Токтокунова
- Марина Юрченко
- Гульнара Умарбекова
- Ирина Бабина
- Вова Кишкин
- Эмиль Бейшеналиев…
А потом началось психолого-педагогическое действо. Чего только не было: и радости, и слёзы, какие-то успехи, и казавшиеся нестерпимыми огорчения. От угадывая букв до чтения «Буря мглою небо кроет»; от крючочков до написания изложения; от «один прибавить один» до «а плюс б». И это ведь был не только, и не столько, наш труд, сколько её – нашей первой учительницы. Мы ведь не знали тогда, сколько времени занимала у неё проверка наших тетрадок, подготовка к каждому уроку, составление планов и прочего. Нас не касалось и то, что она вела в это время не только уроки у нас, но и еще в трёх классах – у наших предшественников, до «выпускного». Но мы знали, что в воскресенье она обязательно поведёт нас на какую-нибудь экскурсию или «в поход», каждый их которых становился незабываемым. А немного повзрослев мы стали встречаться с ней в поселковой Детской Спортивной школе, где она после уроков вела шахмат-ный кружок. Оказалось, что она имела (?) разряд, участвовала в серьёзных (?) соревнованиях, играла за одним столом с самой Чебурданидзе и свела встречу в ничью. А её подопечные участвовали в районных и областных соревнованиях и ребята всегда занимали призовые места. Не расставалась она с детьми и летом: во время каникул она работала в пионерлагерях «Чайка» и «Маяк» здесь на Иссык-Куле более 15 лет. Человек исключительно неуёмной энергии.
Когда знакомые говорили, что пора бы уж ей остепениться, заняться своим здоровьем и начать выращивать помидоры и цветы, она отвечала: «Не так уж много времени нам отведено для жизни земной, чтобы роскошествовать в безделии и откладывать «на потом» вершить главное в ней».
Вряд ли будет достаточным сказать, что дети любили Лидию Гавриловну. Они буквально липли к ней: ребята тянулись к её рукам, девочкам доставался подол платья. Еще издали, завидев свою «маму», они кричали, стараясь выговорить не простое для детского языка звукосочетание «Ли-ди-я-га-ври-лов-на-а». И она всех звала по именам. Знала и их родителей, их проблемы, часто очень не простые, особенно в многодетных семьях. Часто бывала у них дома и помогала по возможности. Помню, устроила троих детей такой сложной семьи в спецкоррекционную школу, где они могли жить на полном пансионе. В те годы это было очень непросто добиться. А когда наступало предосеннее время набора первоклассников, она ходила по домам их родителей, знакомилась с условиями их жизни, с отношениями в семье, выясняла проблемы и всегда пыталась помочь.
У меня на всю жизнь осталось ощущение парящего крыла над головой: то прикрывающего и ограждающего, как в детстве, то поднимающего над собой, зовущего к стремлению чего-то достичь. Не знаю, поймёте ли Вы меня. Вероятно, в ваших мегаполисах что для учителя, что для ученика школа, уроки, домашние задания – это его работа. Мои родители так и говорили: «Отлынивать и халтурить нельзя, это твоя работа». А сейчас я понимаю, что это гораздо больше – это моя жизнь! А здесь, хоть и в поселке городского типа, но всё ж среди натуральной, естественной и буквально живой природы, и детство, и школа должны восприниматься иначе.
Вот я сейчас вспомнил, как школьники отмечали Дни рождения своей «Мамы Лиды». Их квартира превращалась в место паломничества: с самого утра сюда шли группами школьники, сначала младшие, сегодняшние её ученики с родителями или самостоятельно, потом ребята постарше, это вчерашние и позавчерашние первоклашки, а вторая половина дня отдавалась старшеклассникам, к вечеру же тянулись взрослые - в прошлом выпускники школы, которые начинали знакомство с познанием под руководством Лидии Гавриловны, а ныне зрелые мужи и тети, народ служивый, а то и руководящий.
От детских самодельных подарков и сувениров полки стеллажей давно прогнулись, а стены были увешаны до потолка. С утра в большой комнате раздвигался огром-ный стол, за которым часто даже не все могли разместиться. В двухведерной кастрюле варился компот. Гремела посуда. Из-за гвалта ребятни не всегда слышались их поздравительное щебетанье и старательно приготовлен-ные «речовки».
Вся лестничная площадка на втором этаже перед вход-ной дверью устилалась детской обувью, о которую с тру-дом пробирались даже жильцы соседних квартир. Муж Лидии Гавриловны, уважаемый на Комбинате работник (аппаратчик) Юрий Васильевич, вместе с двумя их деть-ми – сыном Алёшей и дочерью Леной – уходил в полисадник у дома и возвращался лишь тогда, когда очередная арава с шумом вываливалась из подъезда. В квартире они заставали полный разгром, горы посуды, которую надо было быстро перемыть, залитые вишневым компотом скатерти, которые срочно заменялись чистыми, ибо по шуму на площадке можно было догадываться, что очередная волна нашествия  уже приближается.
И так продолжалось до позднего вечера, когда из раскрытых окон квартиры на улицу лились задушевные мелодии любимых песен всех народов. Здесь за столом встречались все: и киргизы, и татары, и русские, и казахи, и немцы, и карачаевцы. Дети всех народностей страны тогда учились в совместных школах, и все проходили через первые классы, через ласковые руки первых учитель-ниц. В Орловке это были руки Лидии Гавриловны.
О талантливых людях справедливо говорят: «Это Бог её поцеловал!» А человеку с уникальным педагогическим даром, ставящим ребятёнков на ноги и провожающим их в человеческую жизнь, мы обязаны низко поклониться и целовать его теплые и бережные руки. Тем более, что этот педагог – женщина!
А она, помню, часто повторяла: «Если дети научатся благодарить старших и друг друга, то они научатся по-нимать и чужую беду, и не будут отворачиваться от чу-жого горя, а будут приходить на помощь. Ведь они чув-ствительнее к доброте взрослых и чаще отвечают им тем же. Нужно лишь как можно чаще обращаться к их луч-шим человеческим качествам – доброте, отзывчивости, честности, а не указывать все время на их ошибки и просчеты».
И это было ее педагогическим кредо и основным методом воспитания.
Слушая воспоминания и рассуждения своего собеседника о его любимой учительнице, мне стало казаться, что он уж чрезмерно увлекся положительными и чуть ли ни идеальными характеристиками ее образа, будто он рассказывает уже не о ней, а о своём прошлом, бросаясь в объятья своего детства и юности. А когда я ему об этом намекнул, он, улыбаясь, неторопливо заговорил.
Я как-то слышал, как приятели Юрия Васильевича говорили о нём: «Всем был бы хорош наш Ватолин, если бы у него не было двух недостатков – он не пьёт и не курит». Так и у Лидии Гавриловны – куча недостатков: она категорична и бескомпромиссна в отношении нечестности и непорядочности. И как всякие слабости и недостатки приносят неприятности прежде всего их носителю, так и у неё – не раз создавались проблемы в учительском сообществе. Разумеется, её принципиальность в отношении поступков людей исходила из представления об идеальном, совершенном человеке, каким и должен, в её понимании, быть воспитатель, но как и всякое идеальное представление, оно не всегда и не во всём соответствовало сегодняшней реальности. Отсюда и противоречия, а часто и непонимание принципиальных позиций друг друга.  Жаль, что у Вас уже нет возможности встретиться с этой семьёй в этом году. Именно о таких «фанатах» и на-до бы писать повести. Непременно приезжайте в следующее лето, и обязательно повидайтесь с этими славными людьми и познакомьтесь с их судьбами. Люди вокруг многое о них могут рассказать.
*     *     *
Вот мы сидим и я вспоминаю разные эпизоды из жизни этого замечательного человека, свидетелем которых мне довелось быть на протяжении нескольких десятилетий, а еще в силу личного знакомства с этой удивительной семьей. Да, я с самого детства знал не только Лидию Гавриловну как свою учительницу. Мой отец работал на Комбинате вместе с её мужем – Юрием Васильевичем Ватолиным. С сыном его, Алёшей, таким же темпераментным, как его мать, подвижным, очень способным, чтобы не сказать талантливым, одноклассником, мы дружили. Да и сейчас связь не утратили, несмотря на то, что он в Питере, а я здесь. Была и тайная причина моего интереса к этой семье: мне нравилась сестра Алёши – Лена, годом младше него, но с детства привлекавшей к себе внимание многих ребят в школе. Красивая, умная, спокойная, как её отец, избегавшая всяких шумливых и разнузданных компашек и «мероприятий». Но в нашем народе до сих пор часто судьбы детей, какого бы возраста они ни были, решают родители. Так вот, мои родители распорядились моей судьбой не в пользу моих чувств. А может и её. Не знаю…
Некоторое время он молчал. Затем, словно выплывая из прошлого, медленно встал и пошел к воде. Бултыхаясь как мальчишка, он разбрасывал прохладные брызги во-круг себя, как мне показалось, что-то напевая своё, из давней юности. Выйдя из воды, отряхнулся как гусь, и лёг прямо на горячие камни пустынного берега.
Мы, одноклассники, и сейчас встречаемся друг с другом, конечно по возможности. А как-то попытались прикинуть, сколько же детей наша «мама Лида» поставили на ноги. И получалось, что за полвека ее работы было выпущено 600-700 учеников. И хотя градообразующим предприятием был наш крупнейший в стране комбинат с преимущественно русскими специалистами, оказалось, что среди школьников примерно половина были дети местной национальности. Многие из них получили высшее образование, причем, в разных, в том числе и Российских городах. А некоторые закончили даже МГУ и ЛГУ.
Нас было сорок в классе. И мы не знали тогда, кому из нас суждено стать врачом, кому учителем, продавцом, поваром, банковским работником, спортсменом, пред-принимателем, инженером, строителем, рабочим или по-литиком. Но все мы сегодня делаем то, что необходимо нашей становящейся на самостоятельные ноги республи-ке.
Это, пожалуй, и будет ответом на Ваш вопрос: как здесь относятся к русским. Не могу судить обо всех, но зная Юрия Васильевича и Лидию Гавриловну, их жизнь и дела, скажу, что один помогал делать нашу республику индустриальной, другая несла образование и культуру в наш народ. Скажите, как можно иначе относиться к та-ким людям, как не с благодарностью.
*     *     *
Сидя в мягком кресле самолёта, я не мог заставить себя уснуть. Из головы не шла судьба этих людей, о которых мой собеседник поведал мне в дни отдыха на Иссык-Куле.
Как бы мы на жизнь свою ни смотрели и какими бы мерками ее ни оценивали, она в сути своей – бесконечная вереница познания, от первого робкого шага до последнего вздоха. И когда мы на склоне лет перелистываем мысленно страницы пережитого и содеянного, то прежде всего на память приходят самые первые наши встречи с жизнью, запечатленные сознанием:  первый увиденный восход солнца, впервые услышанное птичье щебетание, первые раскаты грома, удивление от увиденного впервые моря, первый детсадовский друг, первая школьная учи-тельница, первый выведенный на бумаге крючочек, первая двойка, первая любовь… И это будет проходить черезо всю жизнь. Много чего случится с нами на жизненном пути, но «первые впечатления» всегда останутся в памяти и будут служить нам отправными вехами для последующих немаловажных, но уже не столь памятных событий. Таковы свойства человеческой памяти, и не нам их осуждать, а тем более пытаться менять.
     Встреча с первой учительницей - это не просто эпизод в жизни человека, это целая эпоха в его судьбе. Малень-кий человечек с её помощью начинает уметь читать на-стоящую книжку, писать отдельные слова, а потом и предложения, складывать и умножать абстрактные знаки в виде чисел, рисовать, т.е. создавать свою природу, научается не абы как разговаривать, начинает сопоставлять своё непомерное «хочу» с общественным «можно» и «надо». И многому, очень многому другому, что и называется Человеческой Культурой с самой что ни на есть большой буквы и в высоком значении этого понятия. Да, у него будут и другие учителя, и их будет немало, которые будут помогать ему осваивать многообразие мира и выведут его на жизненный путь. Но они будут уже вторыми. А попробуйте сделать второй шаг без первого! Я свою жизнь не представляю без Первой Учительницы! И всегда с теплотой вспоминаю её добрый поощряющий взгляд и по-матерински мягкий голос. Почему-то именно это. Наверное, были и какие-то неприятные эпизоды, за четыре первых года учёбы их просто не могло не быть, но вот поди ж ты, память их не сохранила. И правильно сделала, память наша мудрая. А мы, к сожалению, не всегда ей доверяем.
*     *     *
P.S. Я уже почти заканчивал обработку этих заготовок наших бесед со своим киргизским собеседником, чтобы, встретившись следующим летом с этой семьёй и собрав достаточно материала, написать впоследствии полнометражный очерк, как раздался телефонный звонок. Это был мой летний знакомый. Приветливо поздоровавшись и произнеся приличествующие случаю дежурные слова, он с горечью сообщил, что нашу «героиню», о которой он с такой теплотой вспоминал на берегу прохладного горного озера, уволили с работы, не удостоив даже проводами на пенсию пожилого человека, отдавшего детям, школе, посёлку, а это значит Киргизии полвека своей жизни. Разумеется, он удивлен и возмущен, разумеется, он будет выяснять обстоятельства и причину этого, по его мнению, несправедливого шага со стороны руководства школы (его нынешней директрисы), более того, он намерен «поднять  не только местную родительскую общест-венность», но и интернет сообщество на защиту незаслуженно обиженного достойного человека, внесшего колоссальный вклад в образование и культуру их края и народа.
Разумеется, меня не могло не тронуть и не взволновать это сообщение. И я решил, что пусть этот материал будет несовершенным в литературном отношении, пусть он будет незавершенным в каких-то деталях и достоверности, важнее помочь человеку. Поэтому я публикую эти материалы к очерку в том виде, в каком меня застало это печальное известие.
И все-таки одна мысль не оставляет меня в покое: как такое могло произойти в учительском сообществе?..