Курортный роман

Рассказ



   Художнику Смирнову  за шестьдесят,  а не поддается  годам  этот худощавый, высокий  человек  с ясным молодым взглядом серых  глаз. И смотрит  Смирнов  на  мир прямо и открыто. За плечами   у  него сорок лет   работы. Богатейший опыт! А  сколько картин написал! В скольких выставках участвовал!  А живет  скромно  в своей двухкомнатной квартире и  ходит Николай Ильич  в одном   синем костюме, который покупал  на  юбилей. И не от скупости, а от бережливости - других расходов много – одни краски,  холсты  да багеты  чего стоят, а еще дача.
 
 Когда -  то   дали Смирнову   дачный  участок. Место хорошее у реки сильно понравилось, и построил там Николай небольшой домик – дачу, посадил плодовые деревья, кустарники, розы. Супруга Аня  овощи там посадила, разбила большой цветник – райское место получилось! Любили они там отдыхать, даже гамак   Николай  в саду  повесил.
Только  супругам некогда было в гамаке  покачиваться – засучив  рукава,  оба работали от души. Позднее купил  Смирнов  подержанную «Волгу», и стали они ездить на дачу на машине. Сколько было радости!  Исколесили они на своей  «Волге» немало. И где только не были в родном Алтае! 

  И жили  супруги ладно да дружно. Вот только одно  удручало – детей   не было, а так хотелось Николаю Ильичу наследника…
Не получилось, зато  часто бывала  в гостях племянница  Зоя.  Она рано осталась без родителей – мать с отцом погибли в аварии,  когда ей было восемнадцать  лет.  Смирновы стали  ей единственной поддержкой.

  И  Зоя  выучилась на медсестру,  как  мать и тетушка Аня.  Осталась в родном городе, вышла замуж за хорошего парня.  Дом они затеяли строить новый,   пришлось  и  Николаю Ильичу помогать  племяннице  деньгами.
 А сам тоже не сидел  без дела –  к дачному  домику пристройку сделал, обшил  сайдингом,  крышу перекрыл новым материалом – сейчас их  сколько угодно. Лишь бы деньги были. По целым дням  работал   художник.   И все сам,  никого не нанимал,  сколько труда потратил, сложил даже камин. И стала дачка просто загляденье! 

Она  стала его любимым местом работы,  тем более, что мастерской у художника не было – вернее  когда-то  была,  но в перестройку он ее лишился. В конце семидесятых Смирнову,  как и еще нескольким художникам,  дали помещения  под мастерские  на шестом этаже  в  мансарде нового дома,  помещение это – трехкомнатную квартиру они делили вдвоем с пейзажистом Дмитриенко.

 Хотя особой дружбы меж ними не было, Смирнов  считал его своим товарищем.
А Дмитриенко,   будучи  съёмщиком  по документам,  в тяжелые перестроечные годы предъявил Смирнову огромный счет за  помещение мастерской. Смирнов эту сумму выплатить не смог  -   зарплату по полгода не давали,   и разгневанный  Дмитриенко  вынес  его картины на лестничную площадку…

Скандалить с бывшим товарищем Смирнов не стал, поговорил с женой и перевез картины
домой,    и  после продолжал здороваться с Дмитриенко,   но  руки ему  уже  не подавал.
 А  картины теперь  писал на своей даче,  на которую  супруги не могли нарадоваться.

 Правда,  последние годы  Анна Николаевна меньше стала бывать на даче – сильно прибаливала.  Столько лет она  ухаживала за больными,  а теперь сама часто прихварывала,  появились одышка, боли в сердце и  высокое давление  - бессонные ночные дежурства сделали свое дело – много лет она работала  медсестрой хирургического  отделения.

 Там они и познакомились,  когда  она была   девушкой с длинными светлыми  косами, спрятанными под белой косынкой.   Ходила она тогда  легкими быстрыми шагами по палатам и выполняла  процедуры, а  Николай лежал в больнице с  травмой мениска и   любовался  девушкой  на обходе, когда Анечка стояла рядом  с его кроватью и усердно писала в  блокноте  назначения врача.  Как-то нечаянно  между ними возникла большая любовь,  а   через год молодые поженились.



* * *


 Прошло много лет, а   Николай Ильич  уважал и   любил  жену  и  постаревшую,  поседевшую с тяжелым,  грузным телом. Да и сам он тоже порядком изменился – седина   прокралась  в   густые,  волнистые волосы, а  высокий лоб изрезали морщины. Годы берут свое, и ничего тут не поделаешь…
А было время,  когда  на него заглядывались  красивые женщины.  Николай Ильич был   молодец хоть куда – тоже  красивый и статный,  и  однажды  даже  согрешил, а дело было так.

 Дали  Смирнову  в профкоме путевку  в санаторий, жена настояла,  чтобы  он поехал:
 - Поезжай,  Коля. Отдохни. Смотри, как измотался ты на работе. Всё подработку  берешь, чтобы заработать,  да над мольбертом корпишь. Сколько можно?
- А как ты одна?
- Не беспокойся – управлюсь. Поезжай,  отдохни на море, хоть раз в жизни.
 
Николай и поехал. Санаторий  был очень хороший, располагался в красивом трехэтажном корпусе. Пляж  рядом, питание отменное и обслуживающий персонал обходительный. И вот одна из докторов влюбилась в Николая  не на шутку, и без устали  беззастенчиво строила ему глазки, а сама была прехорошенькая – пухленькая черноглазая хохотушка- брюнетка.

  Как-то  во время осмотра  Софья прямодушно спросила,   глядя в глаза Николаю  жгучим взором:
- А что вы делаете  сегодня вечером? Не желаете  погулять по городу? Я расскажу вам о нем много интересного. Сходим в кафе, где  подают мои  любимые  грузинские блюда -  лобио и хачапури. А какое там молодое вино!

 Доктор назначила Смирнову  водные процедуры, выслушала сердце и нежно,  как бы невзначай, прикасалась  пухленькой,  маленькой ручкой  к голому торсу Николая Ильича.  Ну,  какой мужчина устоял бы перед таким напором? И Николай Ильич дрогнул…

Они провели прекрасный вечер, гуляли по узким улочкам южного города, долго сидели в  уютном  кафе  у самого моря, пили вино и  слушали шум морских волн.  Все было словно в тумане. Черные глаза Сонечки, ее загадочные слова и сладкий  запах цветущих магнолий. И  рядом она,  словно роскошный южный цветок, страстная, скучающая  от одиночества.
  На другой день  на пляже  Николай  сделал  карандашный рисунок –  портрет Сони.  Она стояла у моря  в легком шелковом  летящем платье, и темные длинные  волосы  развевались  на ветру.


 Потом  были ночи.  Ох, уж эти  южные  ночи, когда каждая клеточка тела, истомленного солнцем и морем,  хочет любви…
 А Сонечка  любовалась  мускулистым сильным  мужчиной  со свежим южным загаром,  прикасалась к его губам,   и  Николай  воспламенялся снова…



Днем   Смирнов  осуждал себя за измену жене, а ночью стремился быть с этой страстной и ласковой брюнеточкой. Что поделаешь? Такова уж непостоянная природа мужчин. А у Сони была такая нежная гладкая кожа,   и  от неё пахло лавандой и еще чем-то пряным, южным,  морским, что у Смирнова  кружилась голова от любви…
Очень приятной была эта  молодая  женщина,  и Николай  дарил ей  конфеты,  цветы,  сувениры,   а  в день отъезда подарил портрет, и она так обрадовалась!   На прощанье Софья  протянула Николаю большую морскую раковину и сказала:

 -  Возьми  вот эту раковину и слушай иногда,  как она шумит,  пусть  она напомнит тебе обо мне.  Смирнов приложил к уху раковину и услышал шум моря…
 
  Перед отъездом  Соня,  нежно лаская  Смирнова,  сказала:
- Возвращайся   домой  и не казни себя за измену жене. Просто маленький курортный роман.  Как жаль, что ты женат! А то бы я тебя ни за что  не отпустила…
Она провожала  Николая   на поезд   до самой посадки и смотрела на него улыбаясь,   а  огромные карие  глаза были полны слез.

Николай  уехал и даже тайком написал  Соне  несколько писем, она не ответила – видимо,  не хотела разрушать семью. К счастью,  жена не догадалась ни о чем,  и  теплое чувство к  ней  осталось,  и была всегда забота о ней.  Какой замечательной  хозяйкой была его Аня!  Какие пироги пекла по  праздничным дням,  когда  вся   родня  собиралась у Смирновых   за накрытым столом!

Но порой Николай вспоминал все-таки Сонечку и те жаркие южные ночи…
И те воспоминания были очень приятные. И очи ее карие, нежные не забылись,  и милый южный говорок. Он даже хотел,   было съездить туда еще раз,   но совесть не позволила.


* * *


 С тех пор прошло много лет.  Жена с годами  часто  болела, у нее появились сердечные приступы. Муж  трогательно заботился  о ней, помогал  во всем, покупал дорогие лекарства.  Анна   подолгу лежала в больнице, болезнь на время утихала, а потом приступы повторялись с новой силой.   Больной  снова делали кардиограмму,  Николай Ильич  научился ставить ей уколы – но ничего не помогало. Появились отеки – водянка. Анна вся опухала и задыхалась по ночам, сидя в мягком кресле.

Как – то  ей стало  полегче. Она даже  покушала с аппетитом, чему  Николай Ильич очень обрадовался,   а потом   сказала мужу:
 - Иди,  посиди со мной,  -  и    жена   погладила  Смирнова   по голове,  словно маленького,   а  потом добавила.
- Хорошо мы с тобой жили,  Коля. Не обижал ты меня  никогда. Прости,  что деток тебе  родить не смогла, а ты ведь так хотел ребеночка – знаю,   - и Анна тяжело вздохнула.
 -  Что ты, Анюта,  мне всегда  хорошо было с тобой. Прости,  что не уберег я тебя. Работала ты много. А сейчас отдыхай. Тебе нельзя волноваться. Может, хочешь чего вкусненького?
 -  Выпить хочу с тобой, Коленька. Принеси   вина и рыбки солененькой.   
- А можно тебе? – засомневался Николай.
 - Можно. Мне всё теперь можно,  - и жена улыбнулась ему бескровными синеватыми губами. Николай Ильич принес на подносе  бутылку и хрустальные рюмки,  налил себе и немного  ей.
- Ты что жадничаешь? Полней наливай! -  потребовала Анна,   и они чокнулись,  а   когда хрусталь нежно и тонко прозвенел,    Анна  выпила полную рюмку,   закусила красной рыбой,  а потом сказала:
- Налей-ка еще.
- Что-ты? А плохо не будет? – забеспокоился Николай Ильич.
-  Нет. Мне так хорошо сейчас, как никогда, -   ответила Анна,  и вскоре задремала в своем кресле, а утром не проснулась…
 
 
* * *


Похоронив супругу,  Николай Ильич тяжело переживал утрату.  Почти каждый день ездил к ней на могилу, и  не мог сдерживать слез –   все оплакивал  жену.   Позднее  пришла депрессия, когда  временами  казалось, и ему надо теперь вслед за ней…
Так прошел год,  на дворе снова  стояло бабье лето,  засыпая двор целым ворохом золотых листьев с  берез и тополей.  Тонкие нити  паутины поблескивали на  солнце повсюду.  Славная была осень!
 А  Николай Ильич по-прежнему  одиноко сидел перед мольбертом и усердно работал,  а   мысли были такие тяжелые,  безрадостные. Вот теперь, казалось бы,  на пенсии  только и пожить,  но для кого?  Для  чего?

 Кому нужен он,  одинокий старик? И хотелось бежать от этих  пустых стен,   где всё напоминало о жене. И даже вечный стимул – творчество не радовало. Каким – то холодом веяло даже от стен. И для себя одного Смирнову не хотелось ничего делать.

   Как – то   пришла  племянница  Зоя,  прибрала у  Смирнова  в квартире,   напекла  горячих пирожков,  налила в большие пиалы душистый чай  и за столом  сказала дяде:

-  Тебе надо хорошенько отдохнуть. Слушай,  дядя Коля. А может,   попутешествовать,  отвлечься,   съездить на юг?   Вот возьми и съезди на море  в  теплые края. Не пожалеешь. Тетю Аню уже не вернешь, царство ей небесное…
 Если денег не хватит,  я тебе подкину – мой муж  скалымил на стройке неплохо. А ты теперь человек свободный. За квартирой и дачей я присмотрю. Подумай. Хорошо?
 -  Ладно, подумаю. Спасибо,  Зоинька, за пирожки и заботу. Правда,  устал я чего-то и душа болит. Плохо мне без Ани, даже жить не хочется.

Ну,  это ты брось, дядя Коля,  -  тебе еще жить да жить.  Может,  еще и женишься.  Ты еще у нас хоть куда. Приодеться только надо. Ладно,  побежала я  домой.  А ты подумай,  я  тебе завтра позвоню.


После  ухода племянницы  Смирнов  глянул в окно:  во дворе моросил дождь,  и  ветер остервенело  срывал  с берез последние листья,  они кружились вихрем в воздухе, а потом падали и плавали  в луже. Смирнову стало зябко,  и  захотелось туда,  где  сухо и тепло. Возникла мысль  - а может, и правда съездить на юг,  начать жизнь с чистого листа?  Сколько лет он уже никуда не ездил далеко от родного города? 

Деньги  были –  месяц назад он удачно продал картину и несколько листов графики, тысяч тридцать наберется,  да еще за год  кое-что скопил с пенсии. Одному много ли надо? На поездку хватит.  Он  решил поехать в тот самый южный город,  где отдыхал в молодости.  На следующий день ему удалось купить билет на поезд.  И   Смирнов стал собираться  в путь-дорогу.


* * *


  Художник  с удовольствием  ехал  в поезде, хорошенько выспался под стук  колес и всю эту дорожную суету  переносил легко. Попутчики днем  ели,  пили, спали,  разговаривали,  играли  в карты,   а  Смирнов всё глядел в окно, рассматривая  проплывающие  осенние пейзажи, станции,  полустанки.   Потом брал  блокнот,  карандаш и делал наброски. Давно он  так далеко не ездил по России,  и все было интересно художнику -  и эти пейзажи,  и люди,  и города.  На какой-то небольшой станции Николай Ильич  купил у  местной женщины  с мешком  большой  арбуз и с удовольствием ел сладкую,   сочную мякоть, угостил и попутчиков -  арбуза хватило  на  всё купе.

  Последнюю ночь в поезде Смирнов почти не спал – вспоминал ту давнюю встречу с Сонечкой и их недолгий курортный роман. Интересно,  как сложилась у нее жизнь? Конечно,  она  замужем  думал он, засыпая.
 Ночью они ехали вдоль морского  побережья, на небе таинственно  мерцали звезды,   светила полная луна, море блестело и казалось  фантастической феерией. Вагон покачивался  и мчался вдаль на юг,  пассажиры спали,  а   в шесть утра приехали к пункту назначения.

Смирнов проснулся от громкого голоса проводника – пожилой высокой  женщины. Она будила пассажиров со словами: «Приехали,  товарищи пассажиры,  сдавайте бельё».  Смирнов поспешил к ней в купе со своим свертком,    и   вскоре  уже был на перроне,  где его никто не ждал.  Он взял такси и поехал в тот самый санаторий «Изумруд». Свободных мест в бархатный сезон  было много,  и Смирнов  без труда там устроился.
С волнением он поднялся в свой номер на третьем этаже, переоделся, принял душ, сходил в столовую, немного отдохнул, а потом  пошел к врачу.

 И когда  Николай открыл дверь  кабинета  - не поверил своим глазам – за столом сидела темноволосая  женщина в белом халате,  она подняла голову – и Смирнов  сразу узнал ее. Это была Сонечка, вернее,  Софья Львовна! Те же черные глаза, правда,  с сеточкой морщин возле них,  те же пухлые губы бантиком, слегка тронутые помадой.  Только она располнела немного,  и  взгляд стал строже.

 Эта солидная дама смотрела на него внимательно  и вдруг,  вглядевшись,  узнала, покраснела и спросила тихо:
- Коля? Это ты?
- Я,  Соня. Вот,  видишь,  приехал какой.
- Вижу. Да ты просто молодец.  Вспомнил обо мне,  наконец?
- Да  я всегда о тебе помнил. Только приехать не получалось. Прости.
- За что? Ты же ничего не обещал. И потом я знала, что у тебя жена, дети.
- Да нет у меня детей и жены нет  -   уже год,  как  умерла моя Аня.
- Да? Жаль. Но ты не горюй. Многое еще впереди. Да  не стой,  садись, Коленька. Давай я тебя послушаю.  Как хорошо, что приехал!  Ну, что стоишь,  как истукан – раздевайся, - ласково приказала она, и Смирнов подчинился. Он стоял перед ней с голым торсом, крепкий еще мужик, а она прикасалась к нему пальчиками. И вновь сердце у Смирнова дрогнуло от этой встречи…

А Софья Львовна, сделав назначения,  улыбнулась и спросила:
- А что вы намерены делать сегодня вечером, Николай Ильич? Может, пойдешь  ко мне   в гости?
- А что скажет ваш  муж,  Софья Львовна?
- Да нет у меня никакого  мужа! Не встретила больше такого, как ты! Да и  курортники все женатые,  – и она  нежно прикоснулась губами к его небритой с дороги  щеке.

Вечером чисто выбритый  Смирнов стоял  с букетом алых роз  у двери квартиры Софьи, и она  встретила  его объятиями…
 За красиво накрытым столом они сидели вдвоем  и пили  вино,   и Смирнов  еще не знал,  что у него есть взрослый сын. А потом в спальне Сонечки он увидел фотографию молодого человека,  очень похожего на него и с волнением  спросил:
- Кто это?
-  И Софья  ответила просто:
- Наш сын Дима.
- Кто? Что ты сказала? Повтори!
- Наш сын Дмитрий, - и Софья Львовна опустила глаза.
- Почему ты ничего не сообщила мне?
- Я боялась,  что ты не поверишь, да и  твою  семью разбивать не хотелось.
- Сын, мой сын. У меня есть сын! – крикнул Николай Ильич, и  сердце забилось в его груди сильными неровными толчками…
- Где же он? – спросил Смирнов в нетерпении. Ему хотелось скорее увидеть сына.
- Дмитрий  работает в клинике в Москве, тоже стал врачом  и уже женат. Кстати,  ты уже дед,  у нас  есть внучка Олечка,   -  сказала Софья Львовна и  принесла фотографию сероглазой светловолосой очаровательной   девочки лет пяти. Смирнов смотрел на эту фотографию, а  предательская слеза невольно ползла по щеке…
- Расскажи мне  о сыне,  Сонечка, - попросил Смирнов.  И Софья Львовна рассказывала, показывала фото  и даже  первые каракули Димы. Уже поздно вечером Смирнов встал  и сказал:
- Ну что, мне пора, Сонечка. А она обняла его и с нежностью тихо произнесла:
- Оставайся.
 

 И  Смирнов  не  сплоховал,  нет,  а наоборот показал себя настоящим мужчиной…
И оба были счастливы после стольких лет разлуки,  а утром после завтрака  Смирнов сказал  Соне:
- Я  официально  делаю тебе предложение -  стань моей женой. Скажи – да. И она ответила не раздумывая:
- А я  и скажу тебе – да!  Сколько лет я об этом мечтала…
-  Вот только,  что скажет наш сын?
- А мы его уговорим.  Он ведь давно хотел с тобой увидеться,  спрашивал меня,  какой ты, а я  ему говорила,  что ты  хороший.
- Милая. Прости меня, если можешь.
- Прощаю и больше не отпущу тебя одного – так и знай, -  и Софья крепко поцеловала его в губы.
Вот так  медовым месяцем  и   закончилась эта история.


* * *


 А   Новый год они  встречали на Алтае. Николай настоял,  чтобы Софья уволилась, заявив:
- Хватит тебе работать. Я не мужик что ли? Свою жену не прокормлю?  Я  -  художник  и всегда заработаю.
И теперь они сидели всей семьей  на даче за накрытым столом,  возле наряженной елки, где тут же резвилась их внучка Оленька, а рядом были ее папа,  мама и тетя Зоя с мужем. 
Дмитрий с женой и дочкой прилетели из Москвы -  все собрались,  не пожалели времени и денег.

В доме пахло пирогами,   ярко пылал камин,  и  блики от огня  отражались на лицах. Праздничный ужин получился на славу!  Тут уж  вовсю  постарались Софья Львовна  и Зоя.
Они прекрасно поладили между собой. И  Зоя не раз последнее время говорила Николаю Ильичу:
- Какую хорошую жену ты отхватил себе на юге, дядя Коля. Как же я рада за вас обоих!
 И все были рады,  что они  все-таки встретились. И неизвестно,  кто из них больше радовался этому событию.
 А как  счастлив был Смирнов, когда впервые увидел сына, и  тот крепко пожал ему руку и сказал: «Ну,  здравствуй,  отец».
 Как не хватало Николаю Ильичу  раньше  этого отцовского счастья…

А  Анна и прежняя жизнь не забылись  -  просто ушли  в прошлое. Пришло время,  и новое   чувство властно постучалось в его сердце. Ведь не даром говорится: одна головня и в поле гаснет, а две дымятся.  Семейный-то горшок всегда кипит.  А   где любовь, тут и бог.