Начало

 ЦИКЛ «С САМИМ СОБОЙ (ССС)»: НАЧАЛО
          Существующее и несуществующее. В наивности третьего не дано. Но третье возможно. И только оно как существующее неполно или как неполно несуществующее существует, по-видимому, безусловно. И это уже парадокс. Несуществующее не существует по своему определению.  И существующее  (или, как его принято называть у философов, сущее, бытие)  существует, казалось бы, по определению. Но это только так кажется. Квант существует вероятностно. Сами «здесь», «там» и «сейчас», «тогда», «одновременно»  существуют довольно условно, относительно и вероятностно. Но и несуществующее как абсолютное «ничто» может не существовать,  но может и существовать! Например, в нашем сознании или в логике ничто существует как нечто, как нечто абстрактное, как абстрактная реальность. Вообще, в мышлении, в воображении может существовать всё, но всё это может не существовать и быть невозможным в определённой реальности или в иной логической системе. Но и само бытие, когда оно выступает как чистое знание в мышлении, как чистое созерцание, как пустая мыслительная форма, превращается в ничто. А ничто в мышлении – такая же пустая мыслительная форма, что и бытие. Парменид считал, что ничто не существует не только в смысле объективного существования, в смысле бытия (онтологии), но и в логическом смысле, в смысле мышления, поскольку «говорить не о чем». Гегель увидел начало всей философии в именно в различении бытия и ничто как в онтологическом смысле, так и в мышлении. «Подобно тому, как чистое знание не должно означать ничего другого, кроме знания, как такового, взятого совершенно абстрактно, так и чистое бытие не должно означать ничего другого, кроме бытия вообще; бытие - и ничего больше, бытие без всякого дальнейшего определения и наполнения…Бытие, неопределенное непосредственное, есть на деле ничто и не более и не менее, как ничто…Бытие есть та абстрактная неопределенность и непосредственность, в которой оно должно служить началом…» (Гегель Г.В.Ф. Учение о бытии). Далее Гегель продолжает: «Чистое бытие и чистое ничто есть, следовательно, одно и то же. Истина - это не бытие и не ничто, она состоит в том, что бытие не переходит, а перешло в ничто, и ничто не переходит, а перешло в бытие. Но точно так же истина не есть их не-различенность, она состоит в том, что они не одно и то же, что они абсолютно различны, но также нераздельны и неразделимы и что каждое из них непосредственно исчезает в своей противоположности. Их истина есть, следовательно, это движение непосредственного исчезновения одного в другом: становление; такое движение, в котором они оба различны, но благодаря такому различию, которое столь же непосредственно растворилось». Это продолжение можно сделать понятным только при достаточных оговорках – в «гегелевском» виде его невозможно вписать в сколь-нибудь продуктивное знание. Но, если Гегеля читать всерьёз и внимательно, то обнаруживается, что его историко-философские экскурсы и комментарии вполне прозрачны: «Простую мысль о чистом бытии как об абсолютном и как о единственной истине впервые высказали элеаты, особенно Парменид, который в дошедших до нас фрагментах высказал ее с чистым воодушевлением мышления, в первый раз постигшего себя в своей абсолютной абстрактности: только бытие есть, а ничто вовсе нет. - В восточных системах, особенно в буддизме, ничто, пустота, составляет, как известно, абсолютный принцип. - Глубокий мыслитель Гераклит выдвигал против указанной простой и односторонней абстракции более высокое, целокупное понятие становления и говорил: бытия нет точно так же, как нет ничто, или, выражая эту мысль иначе, все течет, т. е. все есть становление. - Общедоступные изречения, в особенности восточные, гласящие, что все, что есть, имеет зародыш своего уничтожения в самом своем рождении, а смерть, наоборот, есть вступление в новую жизнь, выражают в сущности то же единение бытия и ничто. Но эти выражения предполагают субстрат, в котором совершается переход: бытие и ничто обособлены друг от друга во времени, представлены как чередующиеся в нем, а не мыслятся в их абстрактности, и поэтому мыслятся не так, чтобы они сами по себе были одним и тем же.
Ex nihilo nihil fit - это одно из положений, которым в метафизике приписывалось большое значение. В этом положении можно либо усматривать лишь бессодержательную тавтологию: ничто есть ничто; либо, если действительным смыслом этого положения должно быть [высказывание о] становлении, то следует сказать, что так как из ничего становится только ничто, то на самом деле здесь нет речи о становлении, ибо ничто так и остается здесь ничем. Становление означает, что ничто не остается ничем, а переходит в свое иное, в бытие. - Если позже метафизика, особенно христианская, отвергла положение о том, что из ничего ничего не происходит, то она этим утверждала, что ничто переходит в бытие; как бы она ни брала последнее положение - в виде ли синтеза или просто в виде представления, - даже в самом несовершенном соединении имеется точка, в которой бытие и ничто встречаются и их различие исчезает. - Положение: из ничего ничего не происходит, ничто есть именно ничто, приобретает свое настоящее значение благодаря тому, что противопоставляется становлению вообще и, следовательно, также сотворению мира из ничего. Те, кто высказывает и даже горячо отстаивает положение: ничто есть именно ничто, не сознают, что они тем самым соглашаются с абстрактным пантеизмом элеатов и по сути дела также и со спинозовским пантеизмом. Философское воззрение, которое считает принципом положение "бытие - это только бытие, ничто - это только ничто", заслуживает названия системы тождества; это абстрактное тождество составляет сущность пантеизма».
         Однако с появлением квантовой теории оказалось, что необходима ещё более тонкая дифференциация понятий существования, бытия, несуществования, ничто, пустоты(вакуума), реальности, действительности, иллюзорности. Ещё более сложными становятся понятия «тождества», «места» и «времени», а если учесть, что понятия «тождественности» (равенства, конгруэнтности), одновременности и наличности имманентно входят во многие определения и понятия, влияние философии и логики квантовой физики на всё мышление  оказалось фундаментальным и пока не вполне осознанным. Я многократно убеждался, что «учёным» не физико-математического профиля с трудом удаётся понять  и применить элементарные логические и естественнонаучные категории.  После того, как пифагореизм и платонизм оказались близки к современной научной методологии, а аристотелизм, кантианство и гегельянство, напротив, далеки, «чистые» философы и другие гуманитарии вообще перестали понимать крушение мнимой гегельянской лестницы спиралевидного развития, поскольку обнаружилось существование и регресса, и разрывов, катастроф, и ветвления, и возвратов, и последующее вовсе не всегда оказывалось более правильным и полным, чем предыдущее. История как концепция развития, как возможна логическая модель и гегелевская гипотеза совпадения исторического и логического потерпели крах. Из глобальных моделей они превратились в ограниченные и локальные. Победоносные и длительные парадигмы и догмы, основанные на вере или очевидности, логической импликации, превратились в сомнительные и в глобальном совершенно ложные. Иногда прежние понятия совершенно меняли свой прежний смысл, своё прежнее наполнение. Так, в результате применимости уравнения Дирака пустота оказалась заполненной бесконечным количеством уровней  с отрицательной энергией античастиц. Затем эти античастицы обнаружились и в наличной реальности. Так же, как в гегелевской философии и логике, в квантовой логике не имеют смысла многие понятия обыденной реальности. Прежняя логика и философия оказались ограниченными и даже неприменимыми, особенно в новых отраслях знания.
        Вернёмся к проблеме начала: существование и несуществование оказались крайностями и частными случаями, а то, что раньше догадливые мыслители считали переходами между бытием и ничто (становлением или уничтожением), оказалось доминирующим и общим явлением вероятностного существования, когда объект в какой-то мере существует, а в остальной мере не существует, когда все формы реальности и иллюзорности в принципе неразличимы. Мы убеждаемся, что испытанное было во сне, лишь когда просыпаемся, т.е. только по критерию большей длительности испытания. А если наша душа проснётся в ещё большей длительности, то наша жизнь и эта реальность окажутся сном. Как  сказал китайский мудрец: «Когда мне снилось, что я бабочка, я летал и не осознавал, что я Чжуан-цзы, который видит сон. Утром я проснулся, и первое, что подумал – «я вовсе не бабочка, а Чжуан-цзы». Но сейчас я сижу перед вами и не могу понять: я Чжуан-цзы, которому во сне казалось, что он бабочка, или, быть может, я мотылек, который сейчас спит и во сне видит, что он Чжуан-цзы?»
       Теперь представим состояние, которое в свою очередь могло ли быть даже вероятностно, когда не было времени, пространства и всего, что мы называем сущим. А именно к этому подталкивает нас современная физика. Трудно представить такой абсолют и такое ничто. Собственно, эта полная неопределённость как непосредственность, так и опосредственность, и есть истинное начало. Не порядок или хаос, не нечто или нечто, а именно полная логическая неопределённость является началом всего (и ничего, и того, что между ничем и всем). Картезианское сомнение может, наверно, слегка  приблизить к ощущению этого квазисостояния. Но квазисостояния-то и не было! Некий иллюзорный логос с вероятностной самоигрой доигрался до внезапного творения и испускания новой иллюзии сущего, пространства и времени?