Он именно Тот. Мы-именно Те

…Он еще немного помолчал и ей вдруг показалось, что его снова нет…
Она неуверенно сделала шаг вглубь комнаты, туда, к темному уже вечеру за окном, рядом с которым стоял он. Стоял и смотрел в разноцветно вспыхивающий сумрак конца декабря…
Смотрел и молчал.
Сердце забилось судорожно и страшно, она собралась закричать, но он вдруг опередил ее, обернулся и громко и отчетливо произнес:
-Я не мог тогда поступить иначе. Ты можешь это понять? Хоть раз в жизни ты можешь хотя бы постараться понять меня?? Я не мог позволить тебе ждать меня, раз не был уверен, что вернусь. Не в смысле к тебе. В смысле вообще. Зачем тебе было ждать и помнить того, который может ВООБЩЕ не вернуться??
После этих слов она как-то очень резко и глубоко устала . Стояла смотрела мимо него в озябшее, узорчатое окно и думала о том, что они никогда не смогут быть вместе.
Не смогут и все тут.
Она слишком сильно любит его. Его одного, вместе со всеми его закидонами, скверным характером и врожденной жесткостью даже к ней.
А он никогда не сможет поверить, что нужен ей вместе со всем этим.
А он нужен. Очень нужен. Так вышло.
Столько раз разорванная нить, все равно живущая между их сердцами,пережила уже многое.
Оглушительные скандалы, глухоту обоюдного молчания, слезы, ревность, иногда даже ненависть за то, что никак не выходит у них по-хорошему.
Нить напрягалась, звенела от накала, вытягивалась тонкой ,как лезвие струной, но не рвалась.
Они это знали оба.  Даже в тишине.  Даже в молчании, даже на непреодолимом расстоянии они оставались вместе.
Это все было немного глупо и невозможно для взрослых, отнюдь не лиричных людей, а вот, поди ж ты…
Все это она успела подумать еще до того, как сама от себя не ожидая, черство и без эмоционально вдруг произнесла:
-А ты когда-нибудь пробовал понять каково мне было думать, что ты ушел от меня потому что раз…-тут ее голос сорвался, она не смогла произнести этого ужасного слова «разлюбил» и выдохнула, понимая, что сейчас зарыдает-Пошел вон…
Выдохнула и испугалась самой себя… этой не пойманной во время фразы… его глаз вспыхнувших болью и сожалением…каким-то утробным, кричащим из них отчаянием…
Он вздрогнул… ссутулился  так, как будто ему на плечи вот только что лег невыносимо тяжелый груз и с ним, с этим грузом, теперь придется как-то жить дальше…на секунду прикрыл глаза левой рукой и двинулся в коридор…
Там что-то очень неожиданно загрохотало и покатилось куда-то в ледяной кафель ванной, потом щелкнул замок…потом все стихло…
Она опустилась на пол.
Прям там, где стояла, плавно осела на замысловатый рисунок ковра, словно ноги взяли да и отказались дальше стоять.
Тонкими, в миг побелевшими пальцами, впилась в свои плечи и принялась медленно раскачиваться маятником, посреди пустой, сиротской без него комнаты…
Потом услышала отдаленный вой… страшный, средневековый и еще успела подумать, что это, наверное, какая-нибудь замерзшая собака скулит во дворе и просит равнодушных людей обогреть, пока она не замерзла этой зимой окончательно.
Оказалось нет…не собака… оказалось это она-живой, странный маятник, завывающий на полу своей квартиры, глядящий в стену-умоляет его вернуться.
Никто не пришел…он, должно быть, тоже подумал про ту самую собаку в подворотне… и пожалел ее…
Он всегда жалел собак больше людей. Она, впрочем, тоже.
Почему то именно эта мысль-мысль о собаках и его жалости к ним заставила ее подняться…

… Он шел и вздыхал.
Зачем-то все еще бормотал про себя о том, что «так он и думал» и что « хреновая была идея, знал же-не простит никогда…»
Морозный декабрьский ветер залихватски обнимал его сгорбившиеся плечи и весело щекотал в отворотах полураспахнутой куртки.
Ему было все равно.
Даже не так. Не все равно.
Ему очень хотелось сдохнуть. От чего там сдыхают неудавшиеся Ромео? К сожалению ведь не от простуды.
Он шел, доставая негнущимися от мороза пальцами сначала пачку сигарет, потом упрямо скрывающийся от него в кармане коробок спичек, потом вспомнил, что где-то была зажигалка, и тут выяснилось, что он ее оставил у нее в квартире.
Ему стало чертовски жаль зажигалки, потому что ее подарила ему она на прошлый Новый Год и он каждый раз, когда очень скучал по ней, брал зажигалку в ладонь и, закрывая глаза, разговаривал с теплом, сохранившимся в резном металле от той, что его дарила…
Теперь вот даже зажигалки у него не стало и больше всего захотелось завыть.
Выть он не стал, вокруг все-таки были люди, и эти люди отчего-то громко смеялись, пили на улице шампанское и хлопали идиотские хлопушки.
Хлопушки взрывались и в небе возникали всевозможные фигуры из вспыхнувших в темноте искр…
«Ах, да…-качнулась в голове безразличная мысль-сегодня ведь Новый год…»
Он совсем забыл про него… он так надеялся, что она простит, что забыл обо всем остальном. Не верил, что простит, но ведь надеялся…
Тут что-то черное и мокрое со всей силы шарахнулось об его ноги и рухнуло в снег.
Он удивился. Присел на корточки, протянул в снег руку и нашарил там бесформенный шерстяной комок.
Комок трясся от холода и ужаса взрывающегося вокруг мира и таращил на него безумные глаза-бусины.
-Что, брат… и ты сегодня никому не нужен?-тихонько спросил он, поднял из снега озябшего в конец щенка и сунул его за пазуху.
В этот момент закричали огромные, радостные часы, с каждым ударом оповещая мир о наступившем самом-самом любимом и светлом людском празднике.
Она поднял голову вверх и закрыл глаза.
Щенок копошился и бормотал у него под курткой, видимо устраиваясь поудобнее в тепле своего спасителя.
Земля встречала 2014ый…
С третьим ударом кто-то ни с того ни с сего затеребил его за рукав, он открыл глаза и с любопытством глянул вниз-у него как раз было самое такое настроение, чтобы влезть в какую-нибудь уличную драку и провести эту ночь в отделении-лишь бы не в опостылевших пустых комнатах своей квартиры.
Внизу каким-то небывалым чудом, а может быть волшебством, оказалась она.
Она смотрела на него плачущими презрительными глазами и протягивала его зажигалку.
Он взял у нее зажигалку, зачем-то заложил ее за ухо, как обычно закладывают сигарету и тут понял, что она стоит в одном платье.
В одном бежевом, вызывающем платье посреди остатков декабря, середины зимы  и беснующегося снега.
Это открытие его так ошарашило, что он на автомате притянул ее к себе и обнял обеими руками, распахнутой до половины курткой и задремавшим было щенком.
Так они и стояли некоторое время, не замечая ничего вокруг, слушая бой часов и боясь заговорить, чтобы взять и все опять не испортить.
-От тебя пахнет псиной!-секунд через десять, когда отзвучал последний удар часов, недовольно сообщила она и пожаловалась-Ни на секунду тебя оставить нельзя! Только что ведь ушел-ничем таким не пахло.
Он улыбнулся. Выковырял из куртки щенка и сунул ей под нос.
-Вот!- по-детски доходчиво объяснил он ей-Это щенок. Я нашел его в снегу и взял себе. Он голодный и ему страшно и холодно.
-Ну само собой…-кивнула она и быстро-быстро поцеловала его в обалдело улыбающиеся губы-Ему в шерсти холодно, а мне в платье в самый раз…Ты всегда больше любил собак, чем людей… За что мне только такое наказание-мало того что ты, так еще и этот…-и прижалась к нему сильнее, не чувствуя ни холода, ни пять минут назад поглощающего ее горя, вдыхая поглубже запах мокрой шерсти, смешанный с ароматом ее счастья и гладя маленькое тельце притаившегося между их успокоившимися сердцами уличного, лопоухого щенка…