Августина

Гутя подтянула коленки к самой груди, сжалась в комочек и уткнулась лицом в спинку старого дивана. Потом вздохнула, перевернула мокрую от слёз подушку и тихонько забормотала:
Курлы-мурлы, все люди дурны,
Одна ты умна, одна ты хороша…

Так её успокаивала бабушка, и маленькая Гутенька прижималась к переднику бабули и всхлипывала тонким голоском. Фартук пах козьим парным молоком и семенами укропа, бабушка гладила внучкины спутавшиеся волосы цвета воробьиной грудки. И уже через пять минут таяла обида на весь мир, снова хотелось бежать на речку, откуда слышались ребячьи голоса, или забраться на раскидистую старую грушу и смотреть на пыльную деревенскую улицу.

Уже давно снесли Иванеевку и построили посёлок из разномастных особнячков, ещё хорошо, что сохранилось старое кладбище с могилками бабушки и деда. А мама – на новом, городском. Августиной она назвала дочку, потому что та родилась в августе, да и хотелось для неё какой-то необычной, сказочной судьбы. В детстве она читала Гуте сказки Андерсена и, прикрыв глаза, пела: «Ах, мой милый Августин, милый Августин….» Других слов песни она не знала, поэтому ограничивалась этими двумя строчками.

В детстве бабушка звала девочку Гутей, в школе дразнили Гуней, потому что глаза вечно – «на мокром месте», а когда кончилась школа, и начался институт, то почему-то там её сразу окрестили Тиной. Полное имя осталось лишь записью в свидетельстве о рождении, а потом – в паспорте.

***
Она пошарила под подушкой и прижала холодного мраморного слоника к щеке. На полке стояло целое слоновье стадо – разных мастей и калибра, с задранными хоботами и опущенными вниз…. Но этот был первым. Много раз она хотела выбросить его – простенького, из дешёвого поделочного мрамора. Ворованного…

В конце первого класса она вдруг стала подружкой Клары, с которой все хотели водиться, потому что та носила самые красивые куртки и туфельки, а дома у неё стояло настоящее пианино. Но, самое главное, – мама работала в библиотеке и давала ребятам из класса дочки самые лучшие книги, даже из читального зала. Почему Клара выбрала её, Гутю? Может быть, из-за покладистого и тихого характера, или почувствовала в ней ту возможность безмерного обожания, что так хорошо угадывают все женщины, даже маленькие?

Деревянная школа стояла в центре посёлка гидростроителей. Со всей страны приехали сюда разные люди перекрывать огромную реку, чтобы построить ГЭС. И после уроков все ребятишки бежали на берег смотреть на рычащие машины, бесконечной чередой пылящие по дороге. Самосвалы с шумом опрокидывали в ненасытную реку полные кузова глины, которая глотала их, облизывалась волной, и снова затихала – до следующей порции.

Набегавшись по берегу,  Клара и Гутя шли домой. Дорога была усыпана рдяными шариками яблок-дичков. Родители днём работали, поэтому девчонки оказывались полными хозяйками двух просторных комнат с высокими потолками. Дом стоял на улице Шлюзовой, которую в народе называли – Барской. Здесь жили начальники строящейся ГЭС, председатель горисполкома и другие видные люди нарождающегося города. А барак, где ютилась семья Гути, стоял чуть ниже, в узком проулке, выходящем прямо на пологий берег реки. В квартире у Клары всегда было прохладно и чисто: белые занавески на окнах, белые пикейные покрывала на кроватях и ярко-красные дорожки на крашенном светлой краской полу.

Клара включала электрический самовар, шла в сени и наполняла вазочку пахучим тёмным мёдом из синего эмалированного ведра. Потом нарезала ломти хлеба, Гутя мазала их мёдом, пила чай, громко прихлёбывая и жмурясь от сладости и тепла. Она всегда просила Клару поиграть на пианино, та отнекивалась – гаммы, да гаммы, опротивели уже. Но нехотя соглашалась, садилась на кругленький стул и поднимала крышку.  А Гутя  грела ладошкой крайние четыре клавиши и, опустив голову, тихонько напевала свою мелодию под однообразные и гулкие звуки.

Самым любимым развлечением подружек было разглядывание сокровищ в большой шкатулке, покрытой ребристыми перламутровыми ракушками. Они раскладывали на плюшевой бордовой скатерти хрустальные бусы, тяжёлые браслеты, ожерелье из слоновой кости, кольца и серьги. Все дорогие золотые и серебряные украшения мать хранила в запертом шкафу, а эти называла «побрякушками» и разрешала их брать.

И шкатулку, и почти все «побрякушки» родители Клары привезли из Египта, где отец строил Асуанскую ГЭС. Это было великой помощью Советского Союза маленькой бедной стране. Так говорила мама Клары. В доме ещё были чайный и столовый сервизы, круглое блюдо с чеканкой: пирамида в окружении странных и злых богов, веер и павлиньи перья. Гуте всё это казалось волшебными вещами, она не представляла ни одной из них в своей комнате в бараке. Кроме – слоника. Он стоял на нижней полке серванта, задвинутый почти в самый угол. И уместился бы в кулаке.

В зимние каникулы они с Кларой  каждый день катались с огромной горки во дворе школы. Когда штаны «с начёсом», натянутые на валенки,  превращались в твёрдые и негнущиеся доспехи, бежали домой, раскладывали одежду на скамеечку возле печки, закутывались в стёганое ватное одеяло и листали «Волшебника Изумрудного города». Книжка была совсем новая, нечитанная, в библиотеку пришла недавно, и мама взяла домой для Клары. Подружки шевелили губами, подталкивая друг друга иногда локтями: давай же, быстрее…  Задерживались на картинках, осторожно перелистывая плотные страницы.

Исключением было воскресенье, когда Клариной маме давали выходной, та хлопотала по хозяйству и пекла пироги, которые доставались в понедельник и Гуте. Правда, греть уже приходилось на сковороде, но всё равно они таяли во рту. Особенно «разборник» - пышные крошечные булочки с повидлом, слепленные в круглый каравай.  А Гутя в этот день сидела в своей комнате в бараке, рисовала или смотрела в окно. Ничего особенного там не происходило: узкий прямоугольник двора пересекала тропинка, ведущая к туалету, и по ней постоянно сновали люди. Каждого Гутя знала в лицо, потому что сидеть на подоконнике приходилось часто. И однажды, от скуки, она принялась сочинять историю о слонике, который смотрел в окно. Сначала она придумала её «в уме», и всё получилось складно и хорошо. Но когда решила записать, то вышло почему-то совсем по-другому.

Ночью Гутя проснулась и долго лежала в темноте, пока не догадалась, что ей непременно нужен тот слоник, что стоит у Клары в серванте.
Она взяла его незаметно, пока Клара грела пирожки на кухне. Но Гуте уже не хотелось ни мёда, ни «разборника». Она поглаживала слоника через ткань школьного шерстяного фартука и думала, что пойдёт дописывать свою сказку.
Гутя каждый день клялась себе, что назавтра вернёт слоника. Но было ужасно стыдно. А если Клара расскажет в школе? И будут её дразнить не Гуней, а воровкой… И реветь она станет каждую перемену….

***

Августина перестала терзать подушку. Встала, подошла к окну, на подоконнике – стопка книжек. Сборники сказок, повести, рассказы и даже два романа. Она сложила из них домик. Крышу пришлось чуть прихватить скотчем, чтобы не разъезжалась. Достала из кармана халата мраморного слоника. Кто сказал, что слону не нужен дом? Дом нужен всем.