Пора умереть

Июль, 2067 год. Барабанщик изо всех сил задвигал локтями. А я не слышу боя. На этой войне я потерял многое. Потеря слуха не была самой страшной.
По-моему, здесь стоит весь город. Странно, что по такому случаю здесь собрали их всех. Сейчас всего лишь состоится публичная казнь человека, который убил президента города.

А стоило ли воевать? Пожалуй, я не отвечу на этот вопрос. Нас просто собрали всех вместе, объявили приказ и закинули куда-то в вонючие окопы, чтобы мы ползли и убивали себе подобных. Тех, кто когда-то были нам братьями.

Меня притащили сюда, а я не сопротивлялся. Вражеские самолеты сбрасывали бомбы, пули свистели над головами тысяч людей. Я всего лишь старался спасти всех их. Пуля еще оттуда, с войны, пронзила мне плечо. А меня принесли сюда. Не для того, чтобы вылечить, нет. Для того, чтобы добить.

Они нацелили на меня автоматы. Все десять автоматов сейчас начнут палить по мне. И хотя бы одна пуля останется в моей груди. И по мне не сочинят панихиду. Мое тело сожгут на вражеской земле, которая всю жизнь была родной. Теперь для меня нет родных мест. Все места предательские.

Я вижу женщину в первом ряду. Она, не боясь, смотрит на меня. Я знаю, она не желает мне смерти. Она облачена в черное – цвет траура. Я думаю, что ей бы пошел красный. Ей вообще пошли бы яркие цвета. Но она, видимо, скучает по своему мужу. Она не знает, какие вещи он совершал. И она винит во всем меня. Он не понимает, что все бы хотели убить президента. Но только я смог это сделать.

Странные существа люди. Они сами же начинают войну из-за, казалось бы пустяка – своих амбиций. Так сделали они. Просто когда я лежал в окопе, стрелял в врагов из пулемета, я всегда думал о матери и о любимой женщине. А их в это время тащили куда-то. Они вырывались, звали меня. Они надеялись, что я спасу их. И что они не погибнут утром.

Когда мне пришло письмо от соседа с этим известием, мне показалось, что меня уже убили. Он писал сухим и простым языком о вещах, которые ничто не могло исправить. Я не знал, как жить дальше с этим. И я решил отплатить им. Я отправился искать тех, кто убил их. Я не хотел убивать. Я хотел просто мстить. Они не жалели никого. Вот и я их не пожалею.

Я вошел в город. Я вышел с территории, на которой шел бой. Отправился в самоволку. Я знал, что назад пути нет. Я шел по городу, а меня никто не останавливал. Я вошел в штаб. Собственно говоря, это был и мой штаб тоже. И это самое ужасное. Один город разделился на две части, и эти части убивают одна другую. Это была постановочная война. Только жертвы были не игрушечными. В детстве я любил играть в казаков-разбойников. Легонько ткнул палкой в живот – вот ты и убит. И вот эта игра воплотилась в жизнь. Еще вчера мы были друзьями и братьями, а сегодня уже приходилось убивать друг друга. Не убьешь ты – убьют тебя. Из сильных мужчин мы превратились в людей, у которых не было выбора. За отказ принять участие в военных действиях мою семью расстреляли. А меня все же выставили на поле боя.

Я зарядил пистолет и открыл дверь. Я знал, что они будут здесь. Все трое. Все три командира. Президент, заместитель, военный министр. У меня в пистолете было всего три патрона. Чтобы не промахнуться. Последнее, что я помню – это кровь на полу и застывший навеки изумленный взгляд министра. В нем читался вопрос, который сорвался с его губ за секунду до смерти. «Володя? Что ты здесь делаешь?».

Я не сопротивлялся, когда меня тащили в тюрьму. И когда выводили сюда, тоже не сопротивлялся. Больше всего я боюсь, что эти люди обвинят меня в том, что я убивал их родственников там, на поле битвы. Я боюсь, что они обвинят меня во всех смертных грехах. Эта женщина точно уже обвинила меня.

Все десять автоматов палят. Я ничего не слышу. Но мне кажется, в глазах той женщины проскочило сочувствие…