Когда умер и лежит - некому тужить

    Прекрасным весенним утром, в саду, в приятном и бодром расположении духа, - как просто было бы лечь на траву,раскинуть руки и,глядя в сноп золотых солнечных лучей, отойти в мир иной!Мечты,мечты! Где ваша сладость????...... Прошлое, порой скрывает куда большем чем будущее. Будущее можно изменить, можно попытаться сделать так, чтобы осуществились все мечты и желания, планы и стремления. Прошлое же...оно неизменимо. Форточка громко хлопала навстречу зимнему ветру и с нетерпением ждала с ним встречи.  Бэтти высунула нос из-под одеяла и поежилась.Под подушкой нащупала свои очки и надела их.
- Проснись… проснись, дорогой…
Умудренное годами. Солидное. С печатью прожитых лет существо, спавшее рядом с ней, с трудом открыло глаза и, зевнув, спросило:
— Что случилось,дорогая?
— Пора вставать,дорогой. Сегодня — тот день, ты разве не помнишь? Пошли, я приготовлю завтрак.
Бэтти слегка откинула одеяло, чтобы можно было спустить ноги с кровати, и оперлась на локоть, чтобы было удобнее встать. Она была старой и немощной, а потому, чтобы подняться утром с постели, ей каждый раз приходилось прилагать немало усилий.О,О,О,О,О!
На секунду-другую она замерла, дожидаясь, когда пройдет головокружение и сердце станет биться спокойно. Ее муж лежал неподвижно, с широко раскрытыми глазами. Он ждал, когда в какой-нибудь части его тела родится энергия, необходимая для того, чтобы принять вертикальное положение.
Бэтти принялась мысленно считать: «Раз… два… три…» На счет «десять» она встанет на ноги. И вдруг ее охватило ощущение комфорта. Сначала она удивилась, но потом поняла: тратить на подъем столько времени, сколько хочется, — это роскошь, которой она никогда раньше в своей жизни себе позволить не могла.
«Десять…» Она глубоко вздохнула и распрямила колени. У нее началось было легкое головокружение, но в конце концов она смогла сделать шаг. Сделав еще три или четыре шага, она добралась до подоконника и оперлась о него. Теперь женщина могла рассмотреть через стекла простирающуюся за окном улицу ее родного города, освещенную бледными лучами рассвета. Вид открывался не очень-то живописный: низкие двухэтажные здания, табачная лавка на углу,и только чуть поодаль —  старинный университет и его парк. Все это очень сильно отличалось от очертаний центра, но все же она любила этот маленький мирок, где, как она знала, прошла ее молодость,жизнь, разлетелись ее птенцы и ее уже ничто здесь не волновало.
Она повернулась к кровати. Ее муж запутался в простынях и,кряхтя, отчаянно пытался выбраться.
— Подожди,мой хороший, я тебе сечасй помогу.
Она подошла и стащила простыни, намотавшиеся ему на ноги ниже колен. Затем обхватила ладонями худющие лодыжки и помогла спустить ему ноги с кровати. Он сел на постели, и супруги оказались лицом к лицу. Они посмотрели друг другу в глаза, и на какое-то мгновение ей почудилось, что она снова видит на его лице то самоуверенное выражение, которое очаровало ее много-много лет назад.
Теперь он сидел, сгорбившись под тяжестью прожитых лет. Пижамная куртка в шотландскую клетку вяло свисала с худых плеч. Она попробовала было ухватить его под мышки и помочь встать, но он отстранил ее жестом.
— Ну ты и сказанула! Во-первых, я еще не настолько немощный, — пробурчал он. — Во-вторых, в тот день, когда я уже не смогу подняться, вызови караульных, скажи им, что я попытался тебя изнасиловать, и пусть они меня пристрелят. В-третьих, если ты попытаешься помочь мне, мы в конце концов оба повалимся на пол.
Бэтти мысленно улыбнулась — улыбнулась самой себе.
С решительным видом ухватившись за спинку кровати, ее муж сумел заставить себя подняться на ноги.
— Я иду в ванную, — провозгласил он таким тоном, будто это было объявление войны.
Бэтти направилась в кухню, настолько маленькую, что в ней с трудом могли одновременно разместиться два человека. Она зажгла на плите огонь и водрузила на него приготовленную еще с вечера здоровенную кастрюлю. Затем она распахнула дверцу старого, выкрашенного в белый цвет шкафа (они не меняли мебель еще с пятидесятых годов) и достала кухонную утварь, чтобы накрыть на стол. Она положила все на поднос и отнесла в гостиную — самое красивое помещение их квартиры. Пол здесь был деревянным, а по потолку змеился лепной гипсовый орнамент. Дневной свет вливался через три окна (все три — в одной стене и выходили на ту самую университетскую площадь), обращенные на маленький университетский парк. В центре комнаты стоял длинный узкий стол, подходивший скорее для ресторана или для зала проведения свадебных торжеств, чем для обычной квартиры.
Шаркая зелеными тапочками из грубой шерсти, женщина подошла к столу, поставила поднос в центр и принялась расставлять приборы: эмалированные миски кое-где уже слегка потершиеся и покрытые небольшими вмятинами и трнщинами. Старые-престарые миски… Бэтти действовала в строгой последовательности. Первая миска, вторая, третья… Всего десять по числу ее птенцов. Она окинула взглядом стол и убедилась, что все стоит исключительно симметрично. Затем вернулась на кухню и заглянула в стоящую на плите кастрюлю. В ней бурлила коричневатая жидкость. Это был кофе — не настоящий, а так, суррогат. Бэтти, зачерпнув немного ложкой, попробовала на вкус и тут же погасила огонь.
Потом из ящика в кухонном шкафу она извлекла большой бумажный пакет. В нем оказалась круглая буханка черного хлеба. Она, напрягаясь, принялась орудовать зазубренным ножом. Хлеб был старым и черствым и на вид совсем не аппетитным. Она неторопливо отрезала десять одинаковых кусочков, делая паузы, чтобы оценить взглядом размеры каждого из них. Сложив кусочки в корзинку, вернулась в гостиную и, двигаясь вокруг стола, клала по одному кусочку рядом с каждой миской. После, пошатываясь от тяжести, она принесла в гостиную из кухни кастрюлю с кофе и начала разливать коричневую жижу старым и сильно искривившимся черпачком — почти до краев в каждую миску. Когда она закончила, из ванной появился ее муж — умывшийся и побритый. На нем был белый халат.
— Ты уже все приготовила,Бэтти! — констатировал он, явно разочарованный тем, что не смог помочь супруге.
— Если тебя побрить и умыть, то иы еще о - го - го!Оденься и приходи…
Он вышел в другую комнату, но вскоре снова был в гостиной, облаченный теперь в светло-коричневый костюм из неплотной шерсти. Слишком длинные брюки мели по полу, а манжеты рубашки слишком уж выступали из рукавов пиджака. Когда-то, давно это был, в общем-то, неплохой костюм, но теперь он выглядел весьма потрепанным.
Супруги сели рядом: он занял место по центру, а она — слева от него.
Мужчина отломил чуточку от лежащего перед ним ломтика черствого черного хлеба и обмакнул его в кофе-суррогат, чтобы размягчить. Еще остававшиеся у него зубы были уже не такими крепкими, как когда-то, однако он даже и думать не хотел о том, что ему пора бы обзавестись протезами. В глубине души он все еще чувствовал себя молодым мужчиной, которому чудом удалось выжить в аду… Он стал очень осторожно жевать хлеб и с усилием проглатывать его. Бэтти последовала его примеру.
Кроме них двоих за столом никого не было. Остальные восемь мисок стояли на столе и из них вверх устремлялись тоненькие струйки пара, рассеивающиеся в воздухе на полпути к потолку. Восемь кусочков хлеба, казалось, напряженно ждали, когда же их съедят. Он положил в рот еще немного хлеба и отхлебнул чуть-чуть кофе, а женщина ограничилась лишь несколькими крошками. Они завтракали подобным образом в сосредоточенном и торжественном молчании, которое ни один из них не осмелился бы нарушить. Их глаза были задумчивы — словно перед их мысленным взором мелькали какие-то давнишние ужасные сцены.
Прошло минут десять, но никто так и не произнес ни слова, а остальные восемь кусков хлеба и восемь мисок с кофе так и остались нетронутыми. От коричневой жидкости уже не поднимался пар: кофе постепенно остывал. Бэтти взглянула на мисочки, наполненные кофе, и на разбросанные по скатерти крошки.
— Ты закончил, дорогой — спросила она у мужа.
Тот кивнул и поднялся из-за стола.
— Будешь одеваться? — поинтересовался он.
Женщина отрицательно покачала головой.
— Сегодня утром я что-то чувствую себя утомленной. Иди один. Если пастор спросит, почему я не пришла, скажи, что мне нездоровится.
Мужчина на мгновение замер, удивившись решению своей супруги.
— Ты уверена,дорогая?
— Иди. Я тут немного приберу, а потом, пожалуй, приму ванну. Тебя ждать к обеду?
Мужчина, хотя он и не был уверен в том, что в словах его жены и в самом деле содержится вопрос, все же кивнул. Затем надел пальто, старую потертую шляпу и вышел.Он с трудом ухватил негнущимися пальцами сигаретку, помял-помял, посмотрел на нее внимательно, прикурил.....Если даже думать о том, что было в прошлом, то только для того, чтобы вынести из него урок на будущее которого уже нет.Поэтому - только не думать! Уже просто не стоит....Но что-то уже пульсировало,вспыхивало отдельными искорками и повисало в вечности...
  Когда же это было?... Сегодня,дойдя  до  университетского парка,он остановился.  Осень кончалась. С запада дул сырой ветер.  Он  шуршал  мертвыми  листьями,  что лохмотьями свисали с ветвей академических вязов и  кленов, ворошил  сухую траву и проносился сквозь оголившиеся кусты. Скоро  выпадет  снег,  старый год умрет, а новый с неизбежностью зародится. Старик дрожал, но не от холода. Его пугали видневшиеся  вдали  здания университета. Он со страхом смотрел  на  идущих  по  дорожке  студентов  - длинноволосых небрежно  одетых  молодых  людей,  длинноволосых  девушек  в свитерах и  джинсах.  Но  он  пересилил  себя  и  пошел  вперед,  заставив старческие глаза вглядываться в лица девушек. Путешествие стоило ему всех накопленных за жизнь сбережений,  и  он  не  был  намерен  возвращаться  с пустыми руками. Казалось, что никто из студентов не заметает его,  словно  его  и  не существовало (в каком-то смысле так оно и есть, предположил он). Время  от времени ему приходилось сходить с дорожки, чтобы не столкнуться с ними. Но он привык к подобному безразличию. В каждом поколении  молодежь  неизменно была надменной и себялюбивой, и это естественно, так и должно быть всегда. Весь мир принадлежал им, и они это знали. Он утратил часть своего страха. Университетские здания  оказались куда менее величественными по сравнению с тем, какими их рисовала  память. Она - в лучшем случае неважный художник. Она все искажает, преувеличивает. Она   добавляет   никогда   не   существовавшие   детали   и    пропускает действительные. Было и еще  одно  важное  обстоятельство.  Нельзя  увидеть что-либо во второй раз в точности таким, каким видел это  впервые,  потому что та твоя часть, которая  интерпретировала  первоначальные  впечатления, уже навсегда мертва.Он жадно всматривался в лица торопящихся мимо девушек,  отыскивая Бэтти. Ему хотелось увидеть лишь одно ее лицо. Он желал взять с собой в обратную дорогу ее лучезарную молодость для того, чтобы последние годы его жизни  не  прошли  такими  тусклыми  -  чтобы  рассеялась  хотя  бы  часть одиночества, навалившегося на него после смерти жены. Хотя  бы  ненадолго. Этого будет достаточно. Когда он, наконец, отыскал ее лицо, то был потрясен до глубины  души. Такая молодая, подумал он. Такая нежная и прекрасная. Его удивило, что  он так легко ее  узнал.  Наверное,  память  все-таки  не  настолько  скверный художник. Его сердце застучало, а  горло  сжалось.  Классические  реакции, только в его случае умноженные в тысячу раз. В глазах потемнело. Он стал с трудом видеть.Бэиит... Она шла рядом с высоким молодым человеком, глядя на него и  помахивая книгами. Но старик не смотрел на ее спутника. Момент был слишком дорог для него, чтобы упускать хотя бы деталь. К тому же ему было  боязно  смотреть. Годы... Пара приближалась, смеясь и разговаривая, им было тепло и безопасно в оазисе их молодости. На Бэтти не было ни  шляпки,  ни  шейного  платка. Рыжевато-золотистые волосы  танцевали  на  ветру,  разбиваясь  мимолетными волнами вдоль мягких берегов ее детских  щек.  Губы  были  словно  осенний лист, легко лежащий  на  прелестном  ландшафте  ее  лица.  Ее  глаза  были осколками летнего неба. На ней был бесформенный серый свитер  и  пятнистые брюки из грубой хлопчатобумажной ткани. Длинные и быстрые ноги спрятаны от солнца. Но память его не подвела. Он заплакал. Не стесняясь, как плачет подвыпивший человек.  Бэтти. Бэтти, дорогая, любимая... Она не замечала его, пока они едва не столкнулись. Тут она,  кажется, ощутила его взгляд и всмотрелась в его глаза. Она остановилась, и ее  лицо побелело. Ее спутник замер рядом с ней. Старик замер тоже. Щеки Бэтти  окрасились  снова.  Лазурь  ее   глаз   потемнела   от отвращения. Пухлые губы сжались.
     -  Какого  черта  ты  на  меня  пялишься, грязный старикашка!
     Ее спутник возмутился. Он сердито заслонил Бэтти  и  встал  перед стариком. - Наверное, стоит расквасить тебе нос!
     Старик ужаснулся. Да ведь они ненавидят меня, подумал он. Смотрят  на меня, как на прокаженного. Я не ожидал, что они узнают  меня  -  да  и  не хотел этого. Но такое - Господи милосердный, нет! Он попытался заговорить,  но  ему  нечего  было  сказать.  Он  стоял, онемев, и вглядывался в странное и знакомое лицо юноши.
     - Грязный старик, - повторила Бэтти. Она взяла юношу  под  руку  и они зашагали прочь. Старик беспомощно смотрел им вслед, зная, что хотя  он еще жив и будет жить дальше, с этого момента он уже умер. "Почему же я не вспомнил, - подумал он. -  Как  смог  я  забыть  того бедного старика?" Он вернулся на мертвых ногах  в  рощицу  у  окраины  университетского городка, где полыхало поле  времени,  ступил  в  его  пылающие  объятия  и промчался назад сквозь годы, превратившие его из высокого  юноши  в  нечто непристойное.  Заплатив  охраннику  вторую  половину  оговоренной  заранее взятки и  покинув  станцию  времени  через  задний  выход,  он  поехал  на кладбище, где была похоронена Бэтти.  Он  долго  стоял  у  могилы  под резкими порывами ветра, и снова и снова перечитывал надпись  на  гранитной плите: "Р.1952 - С.2025. В ПАМЯТЬ О МОЕЙ ЛЮБИМОЙ ЖЕНЕ..." Но Время-Вор еще не закончило  своего  дела.  Оно  трепанировало  его череп, вырезало его воспоминания и извлекло  мягкие  летние  ночи,  спящие цветы  и  туманные  вечера.  Оставило  лишь  обнаженные  поля  и  холмы  с безлистными деревьями. Он прочел надпись в последний раз.....
     - Грязная старуха,умерла да лежит, а некому тужить. - процедил он и побрел,шлепая  рваными башмаками по снежной слякоти.
 - Конечно, с точки зрения молодости жизнь есть бесконечно долгое будущее; с точки зрения старости — очень короткое прошлое.- Шептал он.По его лицу текли слезы и снежинки уже не таяли.
 -  Верь: всё пройдет. Даже если очень плохо — это когда-нибудь кончится. Ничто на свете не вечно.- шептал он и все шел, шел,шел........