Л Ю С И

"Будущее – за людьми сердечными".
Алла Демидова – русская актриса.

Лето клонилось к закату. Разогретая летним солнцем земля, отдав свои плоды, готовилась к отдыху. Щедрый август разбросал по обочинам дорог прямо под открытым небом импровизированные базарчики – развалы фруктов, овощей, горы арбузов – предлагая каждому сочную роскошь нового урожая. В столичном городе на каждом перекрёстке появились сетчатые палатки с арбузами и дынями, приблизившись прямо к дому покупателя.
Проходя шаткой походкой мимо одной из таких палаток, местный выпивоха, занятый сбором пустых бутылок, зацепил взглядом чернявого продавца арбузов. Человек пьющий, а потому и невольный, живущий одной мыслью: где бы раздобыть денег на выпивку, с надеждой взглянул на торговца. Предполагая разжиться здесь деньжонками на опохмелку, он притормозил рядом с палаткой.
Разморённый жарой, в тени тента сидел на ящике и кемарил в ожидании покупателей владелец арбузов. Тщетно борясь со сном, он то погружался в дремоту, то вдруг вздрагивал, силился открыть глаза и снова проваливался в сон.
По его помятому виду можно было понять, что эта палатка не только место его работы, но и жилище, а круглосуточная, без перерывов на обед и помощников работа – сезонный стиль жизни.
Ясно понимая, что за «ради бога» здесь не получится, забулдыга стал прикидывать, как всё-таки можно подработать, чем бы он мог быть полезен «денежному мешку». С похмелья болела голова, и было не по себе. Но именно это обстоятельство заставляло его сосредоточиться на поиске нужного решения. Он почесал затылок, напрягая мозги, и тут его осенило.
Перед глазами возникла картинка, только что виденная у гаражей. Там в тени забора, прячась от прямых солнечных лучей, на жарком асфальте спала вместе со своим выводком большая чёрная собака. Щенята были уже достаточно крупненькие,
очевидно, весеннего помёта и, наверное, могли самостоятельно есть то, что им приносили из дома сторожа и сердобольные жители ближайших домов. Они спали, прижавшись друг к другу, под присмотром матери, которая, делая вид, что спит, следила за детьми из-под полуприкрытых век.
Сообразив, каким образом можно поживиться за счёт собачат, выпивоха решился побеспокоить хозяина палатки.
– Слышь, добрый человек, – окликнул он торговца, – с твоим бизнесом охрана нужна. – Стараясь говорить как можно более авторитетно, с видом бывалого знатока, он выразительно развёл руками, обозначая масштабность дела. – Знамо дело: «товар – деньги – товар!» – он многозначительно покачал головой. – Наверно, ночью не спишь и днём – ни-ка-кой… Давай, я тебе щенка принесу. Он будет сторожить, и если что не так, станет лаять.
– Охрана, не охрана… Ночью не сплю – нет покоя, понимаешь, да! Ходят тут… Тяжело, честно скажу, тяжело, – пожаловался продавец как бы сам себе, глядя на пыльный асфальт. Он уже давно думал, что ему нужен помощник. У палатки постоянно кто-то вертится. Но работнику нужно платить, поэтому выгоднее тянуть в одиночку. – А что, давай… – прикинув, что ничего не теряет, ответил он.
Обрадованный пьянчужка, бросив у палатки пакет с бутылками, поспешил к гаражам, где жила собака со своим семейством, размышляя по пути, как бы так исхитриться, чтобы прямо из-под носа грозной мамаши незаметно умыкнуть цуцика. Сосредоточенно-ищущее выражение лица выдавало сложную мыслительную работу, происходящую в его больной голове.
Подойдя к гаражам, он, к своему удивлению, обнаружил, что большой собаки рядом нет. Это обнадёжило, упростив задачу. Оценивающе оглядев разбрёдшийся выводок, он выбрал щенка, который находился ближе всего к нему. Найдя намётанным глазом прореху в загородке, крадучись протиснулся сквозь неё, подхватил кутёнка и метнулся прочь.
Когда он принёс щенка к арбузной палатке, хозяин, по-прежнему дремавший, не сразу понял, о чём речь. За сном разговор с сомнительным прохожим почти забылся.
– Вот, смотри, какой хороший, – какой-то алкаш протягивал ему чёрного, как уголь, щенка.
Хозяин арбузов оживился.
– Как зовут?
– Мухтар, – брякнул первую пришедшую на ум кличку продавец собаки. Присвоив своему товару фирменную марку, он и сам почувствовал к дворняжке нечто похожее на уважение. – Служебный пёс! – цена товара тут же ощутимо возросла.
– Давай.
– Э-э-э… Деньжонок хотя бы на бутылку дай.
Торговец полез в карман и, вытащив пригоршню мелочи пополам с семечками, высыпал её в протянутую ладонь.
– Э, да тут совсем мало. Добавь хотя бы на пиво, – стал канючить пьяница, надеясь выклянчить побольше.
Торговец порылся в другом кармане.
– Вот. Всё, больше нет. Мне ещё собаку кормить надо, опять расходы. Всем дай да дай! – он озабоченно вздохнул, взял на руки собачку и стал поглаживать её, показывая всем своим видом, что сделка завершена и пьянчужка может убираться.
Тот взял свой пакет с бутылками и уж было пошёл, но вдруг, как будто забыв что-то важное, остановился и, замявшись, раздосадовано процедил сквозь зубы:
– Ты…это, смотри… не обижай его…
– Как можно, а?
Гладкая шёрстка блестела на солнце, умные глаза доверчиво рассматривали людей, от которых зависела судьба. Острая мордочка с острыми же стоячими ушками напоминала лайку. Высунутый влажный розовый язык прикрывал молодые белые зубки. Щенок был довольно крупный, с толстыми лапами, а это было хорошим признаком, обещавшим, что очень скоро из него получится серьёзный охранник.
– Как звать-то? – на ходу поправляя косынку на голове, спросила вышедшая к ним из расположенного по соседству хлебного ларька продавщица Лена.
– Мухта-а-р, – самодовольно ухмыльнулся хозяин собаки, рисуясь перед пышной блондинкой.
Взявшись тискать щенка, Лена перевернула его лапами вверх, потрепала рукой по голому животику и поставила на землю.
– Какой Мухтар! Это ж девочка! Такая ласковая. Зови её Люси. Люси, Люси!
Собачка завиляла хвостиком, глядя на женщину.
– Смотри, откликается. Вот умница! Такая маленькая, а всё понимает! Сейчас принесу тебе покушать.

Люся росла у всех на глазах. Хозяйки, покупая хлеб в ларьке, издали наблюдали, как развиваются события. Постоянные покупатели, подходя за арбузом, обращали внимание на собачку, прижившуюся рядом с владельцем арбузного бизнеса, таким же чернявым, как она. «Недаром говорят, что собака похожа на своего хозяина», – посмеивались они про себя и задерживались пообщаться с Люсей. Она многих узнавала и приветливо виляла хвостиком, но пьяниц, бомжей и бродяг яростно облаивала, подозревая их в злом умысле. Она хорошо помнила, как её отняли у матери и лишили семьи.
Все, кто знал Люсю, радовались за неё, видя, как складываются её отношения с хозяином. А он, пользуясь случаем, всем рассказывал, как она ночами охраняет их общее хозяйство.

Лена, привязавшись к собачке с первых дней её появления у торговца арбузами, подобно наседке, взяла Люсю под своё крыло. Старалась пораньше прийти на работу, чтобы успеть до приёмки хлеба покормить собаку чем-нибудь тёплым, домаш-ним, благо, что жила в соседнем доме. Баловала её, угощала сушками и овсяным печеньем.
Лена знала всю округу. Общаясь каждый день со своими покупателями, она волей-неволей со всеми перезнакомилась. У многих были собаки. Опекая Люсю, она советовалась с ними, на что необходимо обратить внимание. Став крёстной матерью Люси, сама сделала ей прививки и купила хороший кожаный ошейник, весь в золотых заклёпках и гранёных звёздочках. «Ты сама у нас, как звёздочка, вот тебе и ошейник под стать. Пусть он привлекает к тебе хороших людей, оберегает от беды и принесёт тебе удачу», – сказала она, надевая его на Люсю.
Ах, Лена, Лена, могла ли ты знать, надевая Люсе ошейник, что своим простым, сердечным пожеланием, как заклинаньем, сделала из него оберег.
Да если бы все мы знали, что силой слова творится мир и каждый из нас – маг и волшебник, разве так бы мы жили? Разве были бы возможны проблемы, от которых мы так страдаем? А мы, как нерадивые школьники, пропустившие важный урок, бездумно бросаясь словами, не ведаем, чем всё это для нас обернётся, не знаем, что за каждое слово придётся ответить.

ПУСТЫРЬ

На задворках многоэтажек между рядами домов остался незастроенный, заброшенный участок земли. Пролегающая под ним теплотрасса, время от времени требующая ремонта, мешала построить здесь дом или, облагородив неприглядную пустошь, сделать детскую площадку.
Ухоженные, посыпанные мелким гравием дорожки, чётким изломом ведущие сквозь скверы, здесь резко обрывались, уступая место анархии дикого запустения, обозначая переход на необустроенный, неокультуренный пустырь. Исчерченный каменистыми тропинками, летом зарастая разнотравьем, он годился лишь для выгула собак.
Сменяя буйство одуванчиков, появлялась кашка, цветистыми лужайками скрывая неприглядность заброшенного места. Повсюду виднелись разлапистые кустики репейника с колючими, цепкими головками. Ближе к августу над землёй всходили тонкие прутики цикория с редкими нежно-голубыми цветками.
Люся грелась на солнышке, щурясь от щедрого света. Она лежала, притаившись в траве, как казалось ей, незаметная, из своего укрытия наблюдая за толстым полосатым шмелём, деловито облетающим душистые угодья. Прислушиваясь к растворённому в знойном воздухе стрёкоту кузнечиков, старалась уловить большими бархатными ушками приближающиеся звуки. Вдруг перед ней тёмной тенью шмыгнула и нырнула в норку мышка. Люся подскочила, обнюхала лазейку и попыталась разрыть ход в окаменевшей от засухи земле. Быстро-быстро передними лапами покопала норку, но скоро остыла, интерес пропал.
Нет, всё же она не охотник, а сторож. Её дело сторожить.
Рядом с палаткой на пустыре стоял старый нерабочий грузовой автомобиль. Заброшенный, сломанный, негодный для своего прямого назначения – перевозок, но вполне подходивший под временный склад. Его использовали для хранения запасов овощной палатки.
Однажды, посчитав, что удобнее было бы караулить, находясь не внутри палатки, а снаружи, Люся перебралась ночевать под этот грузовик. Таким образом, площадь её «рабочего места» расширилась. Как только она видела подозрительную фигуру, тут же вылетала и неистовым лаем прогоняла от охраняемых владений любого, кто не внушал доверия, не позволяла никому подходить чересчур близко. Как настоящий, усердный сторож, голосом давала знать, что бдит, не дремлет на своём посту. Но в молодёжи, женщинах и детях она не видела угрозы, поэтому свободно их пропускала.

Память, унаследованная ею от предков, учила быть преданной Человеку, рядом с которым сменилось несметное число поколений собак. Он – хозяин, дающий кров, заступник в этом мире. Судьба собаки в его руках, ведь сам смысл её жизни заключается в служении человеку, охране его семьи и дома. И ещё – быть благодарной за всё, что Человек сделал для их собачьего рода. А то остались бы такими же дикими, как волки. И жили бы в лесу, добывая охотой пищу или довольствуясь в голодное время мышами. И потому благодарное, преданное служение – главное дело собачьей жизни.

Находясь на посту, Люся со своего места, как зритель, следила за протекающей вокруг неё жизнью. Представления начинались по часам: с утра пораньше и вечерами. На пустырь, как на арену, высыпалось множество людей с собаками. Она лежала и издали наблюдала за парочками гуляющих, которые казались ей смешными: не поймёшь, кто кого водит на поводке: то ли хозяин собаку, то ли она его.
Здесь Люся увидела самых разных своих соплеменников. И благородных, породистых – от крошечных, похожих на белку йорков* до внушительных ньюфаундлендов*. И метисов, и беспородных шариков, не менее любимых хозяевами. Разномастные породы удивляли своим количеством. Некоторых баловней в непогоду хозяева выводили в комбинезонах. Те выходили на прогулку, как на показ: разряженные, стильно подстриженные, в камуфляже – по последней моде.
Поглядывая на собачье племя, Люся постигала тонкие нюансы отношений, подметив в этом великом разнообразии общую отличительную особенность, которой не было в ней самой. В их повадках, преисполненных достоинства и непринуждённости, сквозила вальяжность, сытость и беспечность. Невидимые прочные узы, связывающие с всемогущим хозяином, чувство защищённости, уверенность изнутри, создавали это превосходство.
Люся следила за поведением своих соплеменников, и в ней просыпалось чувство, похожее на обиду. Она видела, как учат собак, как хвалят и ругают, дрессируя. Хозяева разговаривали со своими питомцами то строго, то ласково, а те, в предвкушении одобрения и награды только и ждали команд и были рады покорно подчиняться.
Люся нуждалась в человеческой ласке и доброте больше, чем в еде. Ей тоже хотелось заслужить похвалу и, здороваясь со своими знакомыми, она сама протягивала лапу, не дожидаясь команды, а потом подставляла спинку, чтобы её погладили.

Когда наступало время выгула, Люся была особенно бдительна. "Эти домашние – такие любопытные. Что им тут надо? Все так и норовят подойти поближе к охраняемому объекту!" И всё же, будучи по натуре миролюбивой, она познакомилась со многими собаками на пустыре.
С некоторыми из них ей даже удалось завести дружеские отношения и иногда играть, если хозяева были не против. Она сдружилась с шарпеем* Милашей, пухлая добродушная, в складочках мордочка которой располагала к себе. Милаша выходила гулять с Серёжей – мальчиком лет двенадцати. "Иди, побегай с Люсей", – он отпускал её с поводка.
Уважая границы владений, Милаша не подходила близко к Люсиной земле. Дождавшись, когда Люся подойдёт сама, они дружественно обнюхивались, виляя хвостиками, и пускались галопом гоняться друг за другом. Милаша любила удивлять народ своим коронным акробатическим трюком: она могла подпрыгнуть и вскочить Люсе на спинку. И все покатывались со смеху, наблюдая за ловким наездником. Подружки до одури носились друг за другом по пустырю, пока Серёжа не останавливал их, чтобы идти домой: "Эй, ниндзя, пошли, мне ещё уроки нужно делать!"

Однажды на пустыре появился огромный ротвейлер*. Когда он подошёл к жилищу Люси, от его свирепого вида у неё кровь застыла в жилах, от ужаса перехватило дыхание, голос пропал, а хвост сам собой исчез. Ротвейлер флегматично обнюхал Люсю, отвернулся и, подняв заднюю лапу, оросил кустик цикория, оставив свою расписку.
Как-то на пустыре в нешуточной схватке сцепились два крупных пса — беспризорный и хозяйский стаффорд*. Ожесточение, с которым они бросились друг на друга, напугало Люсю. Это было для неё ново.
Предупредительный рык пришлого не подействовал на стаффорда, за спиной которого был «крутой» хозяин. Он свирепо оскалил пасть, оголив два ряда хищных зубов, и решительно рванул на противника, норовя вцепиться ему в горло. Беспризорник нацелился ему в бок. Мгновение – и они схватились, намертво зажав челюсти. Мужчина пытался пинками разнять собак, и один точный удар в пах вынудил стаффорда разжать пасть. Освобождённый пёс вырвался и сломя голову помчался прочь. Весь помятый, ободранный, в крови, вываливший язык от изнеможения, но живой!
"Вот бедняга! – смотрела Люся вслед удаляющейся бродяжке, глотая обидную правду жизни. – Ни хозяина, ни службы, ни крыши над головой, беззащитный и вечно голодный".

РАДКА

Для Люси общение с себе подобными было полезным. Её слишком рано отняли от семьи, где можно было чему-нибудь научиться. Находясь среди братьев и сестёр, под опекой матери она получила только первые уроки общения с сородичами – уроки заботы и любви. Мир, где царит закон силы, был ей тогда неведом.

Но не всем сородичам была по душе дружба с пришлой самозванкой, вдруг оказавшейся хозяйкой пустыря. Некоторые домашние собаки с ревностью относились к беспородной дворняге, видя в ней соперницу.
Радка – одна из таких собак, забияка и драчунья с врождённым неуёмным нравом ирландского терьера* – невзлюбила Люсю.
В недалёком прошлом такой же подкидыш, она поначалу не обратила внимания на ещё одну псину, околачивающуюся на пустыре. Но, заметив как-то раз, что её хозяйка украдкой опекает какую-то непрошенную шавку, проявляя к ней сочувствие, возненавидела Люсю и бесилась от одной только мысли, что Люську могут взять в дом точно так же, как когда-то запросто приняли её, «бесхозную» Радку.
Преданно любя свою хозяйку, Радка ни с кем не собиралась её делить. Она и так-то никого не подпускала к ней. Никто, кроме Рады, не имел права приблизиться к хозяйке, любая попытка расценивалась как посягательство на её собственность и желание занять принадлежащее ей место. Любое поползновение оттеснить Радочку мгновенно пресекалось злобным ворчанием. И не дай бог, чтобы хозяйка погладила кого-нибудь! Тогда он становился заклятым врагом.
Ласковая и покорная по отношению к своим домашним, с другими она была несносно дерзкой, каждый раз поражая своими выходками, вызывающими улыбку у знакомых: "Оё-йой, ну и норов!"
Но в случае с Люсей дело дошло до крайности.
Радка не могла допустить, чтобы Люська оказалась рядом с ней, в их доме, и так взъелась на неё, что готова была загрызть, лишь бы не было её на белом свете.
Каждый раз, выходя во двор, она надеялась встретить свою неприятельницу и разобраться с ней. Имея против Люси зуб, Радка упорно стремилась на пустырь с намерением подраться с Люсей, сбить с неё спесь и посмотреть, как эта кроткая овечка будет без оглядки драпать от неё. Ей хотелось найти повод для стычки с беззлобной тихоней, состоящей в дружбе со всеми завсегдатаями пустыря, и показать этой шмакодявке кто здесь главный. Пусть знает своё место, а она, Радка, ещё подумает, что с ней сделает…
Вздыбив на усато-бородатой морде жёсткую шерсть, боевито взметнув флажком окороченный хвост, рыжая бестия выходила на улицу, как на тропу войны.

И Люся старалась избегать её, хотя превышала Радку размером.
Хозяйка понимала, что лучше вообще не допускать их встречи, и держала свою Радочку на поводке, стараясь пройти мимо Люсиного жилья на безопасном расстоянии. А Радка, издалека завидев соперницу, превращалась в свирепую зверюгу, бросалась и остервенело лаяла в сторону Люсиного дома, чтоб она и нос не высовывала из своей убогой конуры. Ишь, чего захотела! Присвоить чужое! Не нужны ей конкуренты. В семье и так уже две собаки и кот – хватит с неё!
"Не груби!" – урезонивала её хозяйка. Но Радка рвалась в бой, всем своим видом давая понять: "Будешь иметь дело со мной". Она так и ждала момента, чтобы учинить свару с Люсей и свести с ней счёты. Ей удалось осуществить своё намерение, несмотря на старание хозяйки не допустить стычки.
Будучи прирождённой задирой, встречаясь во время прогулок на пустыре с другими собаками, постоянно доказывая всем своё превосходство, Радка часто вступала в конфликты. Отважная, вызывающе дерзкая, неустрашимая, она запросто могла вступить в драку и со стаффордом, потому и была корноухой.
Зная неисправимый характер своей любимицы, хозяйка стыдилась её поведения и по-возможности не спускала Радку с поводка. Но собачке нужно много двигаться, особенно такому шустрику, как Радочка…
И Радка всё-таки смогла устроить грызню.

Неожиданно друг для друга, одновременно выбежав на полянку, две собаки оказались рядом.
Кося глазом исподлобья, Радка пожирала взглядом соперницу, стараясь подчинить её, устрашить одним своим видом. Если эта рохля побоится знакомства с острыми клыками и струсит, то, признав свою слабину, отведёт взгляд и сбежит с места встречи. Вызывая Люсю на разборку, Радка ощетинилась. Взъерошив гребнем шерсть на холке, оскалив зубы, она готовилась вцепиться в неприятеля. Наконец-то она сможет поквитаться с этой «подзаборной дворянкой».

От природы смирная, безобидная Люся не хотела враждовать и ссориться. Но, к сожалению, видя, что эта заносчивая грубиянка решительно настроена выяснить отношения, понимала, что потасовки никак не удастся избежать. И поскольку подсознательно давно была готова к такой встрече, решила больше не оставлять без ответа наглые нападки. Отступать некуда, Люся приготовилась к атаке.
Радка не заставила себя ждать. Она набросилась на Люсю, и, мгновенно сплетясь в рыже-чёрный мохнатый клубок, они покатились по земле, задевая кусты, ломая ветки, хвостами и лапами размашисто описывая круги.
К ним подбежала хозяйка Рады. Возбуждение от борьбы передалось и ей. Тух-тух, тух-тух, колотилось сердце, отдаваясь в ушах. Клубок вертелся у неё под руками, но она никак не могла его ухватить. "Фу!" – прикрикнула женщина, надеясь, что её слышат. Собаки, сцепившись в схватке, продолжая колошматить друг друга, веретеном крутились у её ног. Наконец, рискуя быть покусанной, она смогла поймать их и с трудом растащить. Кто-то из них прихватил и её за палец, по руке текла кровь.
Но Радка, войдя в раж, никак не могла успокоиться. Присутствие хозяйки осложняло дело, усиливая её позиции. Она с новой силой налетела на Люсю, норовя цапнуть побольнее.
Стараясь защитить Люсю, женщина нещадно лупила свою любимицу Радочку поводком.
Люся отступала к своему логову, обезопасив таким образом себя с тыла, и храбро давала отпор в стычке зубами. Пару раз ей удалось как следует куснуть зачинщицу.
После такого столкновения, основательно потрепав друг друга, став теперь уже кровными врагами, обе решили для себя, что лучше больше никогда не связываться. Радке ещё и от хозяйки попало. Она всыпала ей по первое число.

Отлёживаясь после драки, Люся приходила в себя. Всё тело болело. Зализывая раны, приводила себя в порядок. В драке густая черная шубка запылилась. Люся старательно вылизывала шерсть, как кошка, лапой умывала морду. Долго пришлось избавляться от репьёв, что нацепляла, катаясь по траве.
Эта драка открыла ей новую грань в отношениях. Условия мира жестоки и требуют проявления твёрдости, а иногда тем, кто не умеет ладить с другими, даже необходимо давать отпор. Ведь всем приходится постоянно гулять на одном месте, и, встречаясь изо дня в день, нужно уважать друг друга.
Размышляя так и продолжая «чистить пёрышки», Люся заметила, что к ней направлялся крупный, как медведь, пёс. Пышная шуба, роскошная грива делали его неотразимым. Это был благородный ньюфаундленд. Когда он навис над ней, тень от него была такой большой, как от надвигающейся грозовой тучи. Люся оробела. Вильнув вальяжно своим великолепным, как опахало, хвостом, он дружески обнюхал Люсину морду и окончательно покорил её. Люся осмелела и в ответ лизнула его в нос, показав своё восхищение. Продолжая обнюхивать свою новую знакомую, пёс обнаружил ранку на шее и облизал её, тем самым завоевав Люсину благодарность. Самой ей было не достать, и рана сильно болела.
Охваченная радостью, взвизгивая от чувств, она принялась носиться вокруг красавца, приглашая своего нового друга присоединиться к ней. Люсе хотелось играть, но он только терпеливо увёртывался от её домогательств. А через некоторое время, покоряясь хозяину, повернулся к Люсе спиной и с достоинством покинул место встречи.

ОСЕНЬ

Казалось, тихие тёплые сентябрьские вечера никогда не кончатся. Если бы не редкие, берущие за душу пожелтевшие листики берёз, как тревожные уведомления, предвестники близящейся зимы.

Неожиданно нагрянувшая стая скворцов своим бесчисленным множеством внесла оживление в атмосферу окружающего пространства. Их жизнерадостные голоса, сливающиеся в единый неумолкаемый хор, звучали как уверение в вечности лета. От весёлого неумолчного гвалта над пустырём облаком висел звон колокольчиков.
Этот содом, свалившийся с неба на пустынный, заброшенный участок земли, наполнил окрестности торжеством продолжения жизни. Высвистывая весёлые рулады, скворцы деловито сновали по сторонам, как новые жильцы, обживающие своё поместье. Их серьёзный, рабочий настрой в сочетании с праздничным облаченьем забавлял своей торжественностью. Глянцевый блеск чёрных фраков переливался радужными красками и, дополненный панталонами в белый горошек, потешал своим тонким изыском.
Появление такого живого, неунывающего, полного оптимизма народца обрадовало всех. Оно вселяло надежду на то, что они привяжутся к здешним местам. Отрадно было думать, что эти курьеры лета останутся здесь навсегда и вместе с ними и само лето, что есть синоним счастья.
Однако весёлый десант задержался ненадолго. Попировав на новом месте, обобрав урожай, так же, как неожиданно появился, в один день встрепенулся в едином порыве и, взмыв в небо стаей, унёсся в далёкие дали, растворившись в воспоминаниях, оставив в душе чувство потери.

Благодать бабьего лета сменила осенняя непогода. Потянуло холодом и промозглой сыростью туманов. Зарядили косые дожди. Изнемогая от обилия воды, земля отказывалась впитывать влагу.
Дождь, беспрестанно ливший всю ночь, затопил все низинки, оставив на виду лишь пару островков да кочки, торчащие из-под воды султанами травы. Люсина «усадьба» оказалось в плену на одном из островков.
Свежесть холодного утра, разогнав дрёму, разбудила Люсю. Она вышла из домика и сладко потянулась. Вокруг стояла вода.
Скользкий, сырой бережок Люся старалась обойти по краешку, ей не хотелось мочить лапы. Она приблизилась к воде.
На серебристой поверхности мелькнуло отражение. Ей показалось, что там кто-то есть. Люся замерла, уставившись в воду. Снизу на неё в упор смотрели глаза чёрной, как смоль, собаки. Люся зарычала. Противница оскалилась. Люся отпрянула и, попятившись, отошла от воды на безопасное расстояние, – псина исчезла. Обогнув островок с другой стороны, Люся увидела – соперница была уже тут. Настырность, с которой та неотступно преследовала её, начинала бесить.
Люся кинулась на неё, та, ощетинившись, бросилась ей навстречу, носом наткнувшись на поверхность воды. Изображение размылось рябью, собака пропала.
Люся решила, пока не поздно, отойти подальше. И тут же на поверхности воды она увидела, что собака идёт рядом, повиливая хвостиком. Люся стала подозревать, что у неё с этой собакой есть какая-то взаимосвязь. Она видела, что их движения точно совпадают.
Люся попробовала ответить ей дружелюбно. Повернувшись бочком, помахала хвостом. Отражение последовало её примеру. Снова зарычала – изображение ощерилось. Догадка поразила Люсю. Чтобы проверить её, она ещё немного порычала, двигая всем телом, не сводя глаз с изображения. И поняла, что видит своё собственное отражение в зеркале воды.

Люся быстро выросла и к осени стала похожа на взрослую собаку. Только её желание скакать козочкой, лёгкость и изящность выдавали совсем юный возраст. Да ещё печальные глаза, когда хотелось поскулить и пожаловаться кому-нибудь на одиночество.
Часто, когда ей было особенно тоскливо, она вспоминала родное семейство, как она играла со своими собратьями. Она помнила запах материнского молока и щенячий дух, и чувства, вызываемые этими воспоминаниями, возвращали её в семью, пробуждая в ней материнский инстинкт.
Непреодолимая сила жизни, управляющая миром, которой подвластно всё живое, программа, записанная на крови и ждущая своего часа, стремясь продолжить себя, созрев, проснулась в один день и подчинила её себе. Охваченная смутными желаниями, Люся стала беспокойной. Она жадно ловила запахи, доносящиеся со всех сторон, взволнованно ожидая ответного призыва. Взбудораженная невиданной силой, ничего не видела и не слышала вокруг. Кровь закипала, жаром разливаясь по телу, туман заполонял голову.
О-ох! – совсем по-человечески вздыхала Люся, озабоченная первостепенной задачей Жизни – продолжением рода.
В то время как Люся изнывала от брожения в крови, хозяева породистых кобелей, люди строгих правил, боясь не столько сраму, сколько испортить породу, с трудом удерживая своих питомцев на поводках, становились преградой для сил природы.
Наконец какой-то невзрачного вида кобелёк прибился к ней. Он был ниже её ростом, свалявшаяся шерсть неопределённого цвета торчала космами. С довольным видом он обнюхивал Люсю, виляя хвостом и восторженно поскуливая. Неотступно следуя за ней, как привязанный, он несколько дней ночевал «под её окнами».
Лена, наблюдавшая из окошка булочной за развитием отношений этой парочки, забеспокоилась.
Люся, обычно разборчивая в знакомствах, была снисходительна к какому-то паршивому облезлому псу. Она заигрывала с ним, прыгала, трепала его за ухо, а он покорно терпел её шалости.
Для Лены многое в жизни было уже пережито и ясно, и, глядя на любовные собачьи игрища, она понимала, что скоро это может перерасти в отношения, после которых появляются горькие плоды. – "Вишь, как тебя закрутило, что и служба по боку! А этот прохвост от тебя так и не отходит. Ну, нет, Люся, такое мы не допустим. Это нам, бабам, от своей беременности избавиться – раз плюнуть, а на щенят у нас рука не поднимется. Пока не поздно, нужно найти какое-то средство", – с тяжелым сердцем думала Лена и, посоветовавшись со знающими людьми, купила нужные таблетки.
– Молодая ты, Люся. Дурёха, прям, как я в молодости. Знаем мы, что это за любовь, от которой остаётся привкус одиночества и дети. Поверь мне, Люся, – кобелём зря не назовут!
И, решительно открыв двумя руками собачью пасть, Лена запихнула пилюлю прямо в глотку.
Через пару дней, став неинтересной кобельку, Люся снова осталась одна.

ХОЗЯИН, однако…

Тем временем запасы арбузов заканчивались. Приближалась зима. Арбузы больше не подвозили. Урожай был распродан. И люди, зная об этом, переживали за дальнейшую судьбу Люси. Надеясь на лучшее, они, тем не менее, беспокоились, зная, что в жизни всё бывает гораздо банальнее и проще, чем мы предполагаем.
Однажды хозяин арбузов, собрав свои вещички, сел в машину и уехал.
Люся знала, что хозяин часто уезжает по делам. Она умела терпеливо ждать, ведь ждать хозяина – это естественное дело для собаки.
Прошёл день, потом другой… Хозяин не возвращался.
Не догадываясь, что он покинул её насовсем, не осознавая своего нового положения, она стала ждать его возвращения, по-прежнему охраняя пустую палатку и грузовую машину. Она ещё не знала, что всё в этом мире рано или поздно приходит к концу. И даже запас арбузов, которых видимо-невидимо, может иссякнуть.
Первые несколько дней после отъезда хозяина Люся очень скучала и не находила себе места от беспокойства за него. Она неприкаянно держалась в сторонке и тихо страдала. Ночью, когда всё стихало, тревожное ожидание не покидало её, прогоняя сон. Она подолгу сидела на задних лапах у палатки. Острые уши поворачивались во все стороны, прислушиваясь к гулу проносящихся мимо машин, в надежде уловить знакомые звуки. Болезненно перенося разлуку, глубоко переживая, Люся всё ещё не понимала, что потеряла хозяина навсегда.
Следом за тревогой всем её существом завладела тоска одиночества. Она чувствовала себя потерянной, оторванной, брошенной. Ей хотелось выть, но Люся страдала молча. Она целыми днями лежала, безучастная к другим людям, отказываясь от еды, погибая от тоски. Для её преданной, любящей собачьей натуры разлука с хозяином стала невыносимо тяжёлым испытанием. Она потеряла того, к кому привязалась всем своим существом, кого любила без всяких условий, просто потому, что он – её Господин. Теперь эти невидимые нити были оборваны, жизнь потеряла смысл. Безразличие и пустота заполонили её душу.
Лена, видя, как незаслуженно пропадает невинное существо, вся извелась. Мысли роем кружились в голове. Она ненавидела эту сволочь, что приручил собаку и оставил на произвол судьбы, злилась на свою беспомощность, её бесило ничтожество людей и вообще эта дурацкая, несправедливая жизнь. Ей было обидно и за Люсю, и за себя.
Время от времени она подходила к Люсе, подставляла плошку с едой, меняла воду и, молча глядя на собаку, продолжала думать.
– Не приложу ума, что делать! – она поглядывала в окошко тонара в сторону Люси и думала, думала, думала… И в какой-то момент её взорвало.
– Нет, ты интересная. Ты тут будешь валяться, бездельничать, а кто охранять будет? Ты же сторож! Я – булочница, хлеб людям продаю, ты тоже на работе. Служебная по призванию – изволь служить. Или, что, пропадай всё пропадом, а ты спать будешь? Где это вы таких сторожей видели? – Лена, не останавливаясь, плела словесную канитель, надеясь с её помощью вытянуть Люсю из трясины отчаяния. Ведь дело, которому служила Люся, арканом держало её на земле.
От обидных, незаслуженных слов Люся внутри вся съёжилась, как от ударов плёткой. Впервые её упрекали в нерадивости. Это задело её за живое. Теперь она на собственной шкуре испытала, что такое разнос, который иногда наблюдала со стороны, каково это, когда тебя ругают и как провинившегося щенка тыкают носом. Она чувствовала себя виноватой. От срама она не знала, куда деть глаза.
Лена заметила, что нащупала слабую жилку. В ответ на её упрёки карие зрачки Люси заметались, по виноватому выражению собачьей морды было видно, что та слушает её и слышит.
Лена продолжала давить на совесть:
– Что, стыдно правду о себе узнать? Так! Давай вставай, пойдём, я тебя покормлю, и приступай к работе. Ишь, распустилась!
Люся поднялась и понуро поплелась вслед за Леной.
– Идёшь? – оборачивалась Лена, по пути распекая Люсю, как последнего разгильдяя. – Вижу, ещё не совсем совесть потеряла, есть надежда… – Лена продолжала душеспасительный выговор. – Знаешь, как говорят: «Делай, что должно, и пусть будет, что будет!» Хорошо, Люся, когда рядом с тобой такой человек, на которого можно положиться, который может тебя поддержать и поправить, если что... Такой, как я… – она выразительно указала рукой на себя. – И, знаешь, что? Ты, Люся, счастливая, потому что тебя все любят!
Люся слушала, и убедительный тон человеческой речи вливался в её опустошённую душу живительной силой.
А Лена всё говорила и говорила. Кому ещё, кроме Люси, могла она пожаловаться на свою такую же одинокую, неустроенную жизнь.

САЛЮТ

В один из холодных вечеров, ожидая приближения ночи, устроившись на отдых, свернувшись клубочком, Люся пригрелась и уже стала засыпать. Её слух уловил необычное оживление вышедших на улицу людей. Шум и громкие голоса заставили её вылезти из укрытия. На пустыре оказалось много народа, в основном молодёжь и подростки. Некоторые пришли вместе со своими собаками. Люди явно чего-то ждали, они не случайно собрались здесь. Многие были знакомы Люсе, но сейчас в них было что-то им несвойственное. Они казались какими-то безрассудными, легкомысленными и пугали своей непредсказуемостью. Их возбуждённое состояние было подозрительно Люсе, она смотрела на них и носом чувствовала исходящую угрозу.
Какой-то паренёк подошёл к ней, погладил по голове и, обеспокоенно глядя в глаза, предостерёг: "Люся, ты можешь испугаться фейерверка. Прячься скорее, сейчас начнёт фугасить!"
Ослепительный блеск – и грохот первого взрыва сотряс воздух. Как будто взорвалось солнце и озарило вечернее небо. Следующие несколько оглушительных взрывов разорвали пространство. Раскаты грома заполонили всё вокруг. В небо взлетело множество звёзд, которые с треском рассыпались на тысячи огней. Казалось, началось светопреставление, а люди от страха обезумели. В состоянии радостного возбуждения, разгорячённые, они бегали, смеялись и кричали: «Ура!!!»
Взрывы громыхали со всех сторон. Ужас обуял Люсю. Ощутив толчок взрывной волны каждой шерстинкой, в панике, содрогаясь от раскатов канонады и огненных вспышек, не чуя земли под ногами, она летела куда глаза глядят. Инстинкт само-сохранения гнал её подальше от ужасного, опасного места. Ей никогда не было так страшно. Забившись под какой-то контейнер, спряталась там. Шерсть пахла гарью, но Люся всё же зарылась носом поглубже в свою шубу, полагая, что надёжно спряталась. Продолжая дрожать мелкой дрожью, поджав хвост, так провела всю ночь.
Рядом с ней оказался знакомый старенький ризен*. Перепугавшись насмерть, он тяжело хрипел и подрагивал всем телом. Его слабое сердце не дождалось утра, перед рассветом его не стало.
После пережитого потрясения Люсе страшно было выходить на белый свет. Но когда она всё-таки решилась вылезти из-под своего укрытия, то, оглядевшись, поняла, что потерялась. Кругом высились здания, похожие друг на друга.
Люся отправилась искать дом. Она не знала, куда идти, и побрела наугад между многоэтажками, всё больше и больше удаляясь от него. Теперь она оказалась в таком же положении, как тысячи бездомных дворняг, обречённых на бедственное су-ществование – без хозяина, без крова, без дела.
Прошло несколько дней. Люся слонялась по дворам, в поисках еды рылась в помойках, пила из луж, ночевала, где придётся. Шерсть её, раньше блестевшая на свету, поблёкла, бока ввалились, голова поникла. У неё ещё теплилась надежда вернуться в свой дом, но с каждым днём она всё больше и больше таяла. Люся стала падать духом.
Отдохнув, двигалась дальше. Может быть, так, обойдя все дворы, она в конце концов и набрела бы на своё жильё, но силы покидали её, и надолго их могло не хватить.

С Т А Я

Это была не семья, а несколько одиноких дворняжек, сбившихся в стаю, в жёсткой конкурентной борьбе выбравших вожака. Их численность постоянно менялась. Теряя собратьев в тяжёлой, опасной борьбе за выживание, они восстанавливали свои ряды за счёт приблудных, родившихся на стройках, потерянных и чудом выживших, преданных хозяевами, ставших ненужными тем, кому дарили радость.
Стая облюбовала для своего проживания полуостров, окружённый с одной стороны кольцевой дорогой и с трёх сторон рекой.
Строго охраняя свой участок, свора стала контролировать территорию, придерживаясь его границ, не допуская сюда подмосковных стай. Эти разумные существа, понимающие язык зверей и людей, чувствовали себя хозяевами обширного района, забыв, что совсем недавно шакалили в одиночку. Промышляя своими силами, они кормились чем придётся, надеясь на подачки, подвергаясь опасности со всех сторон. Объединившись в стаю, это ненасытное, голодное, готовое проглотить про запас всё, что есть, собачье отродье стало организованно выходить на поиски пищи, как на охоту.
Летние кафе, во множестве расположившиеся вокруг акватории залива, позволяли собакам вольготно жить, не зная голода и не испытывая трудностей в добывании еды. Обилие и доступность пищи превратили их из классических мясоедов во всеядных зверей. Им был знаком вкус современной кухни не столько по запаху жареного мяса, сколько по огрызкам толстого блина, присыпанного сыром, с вкраплениями колбаски, что называется пиццей.
Наступившая осень, нарушив благодать лета, изменила беззаботную жизнь. Закрылись одно за другим пляжные кафе и шашлычные, оставив без пищи тех незаметных посетителей, которым позволяли безбедно столоваться в любое время. Изменившиеся обстоятельства вынуждали привыкших жить на готовых харчах зверей искать новые источники пропитания.
Кочуя по району, обходя дозором свою территорию, стая вышла на небольшой магазинчик, к которому ежедневно подъезжала машина, гружённая тушами мяса.
Недурно устроившись и на сей раз, барбосы сплочённой дружиной изо дня в день пересекали несколько улиц, чтобы, расположившись напротив чёрного входа в магазин, дежурить, поджидая подачек. Старшие дремали, молодые от нечего делать развлекались, с лаем кидаясь на пролетающие мимо машины. Визжали, воняя палёной резиной, колёса. Чертыхались водители. Даже не заметив в азарте потери нескольких своих дружков, непутёвое дурачьё так и не угомонилось.

Как-то, обследуя очередной двор, Люся нарвалась на эту стаю бездомных собак. Шесть или семь дворняжек развалились на газонах под кустами поблизости от магазина.
Люся неосмотрительно оказалась в центре их засады.
Почуяв соперницу, они притаились, ожидая команды. Вожак свирепого вида, мощный, как матёрый волк, поднял голову, оторвавшись от своего занятия, и, потянув носом воздух, издал громкий рык, подобный призывному звуку трубы. Сообщив таким образом о приближении противника, доверил разборки с отощавшей бродяжкой двум молодым рядовым шавкам. Сам же, продолжив прерванное дело, стал грызть добытый мосол.
Увидев непрошенную конкурентку, озверевшие сородичи, злобно рыча, бросились к Люсе.
Оказавшись во вражеском окружении и решив, что ей нечего терять, Люся не испугалась. Наоборот, несвойственное ей неведомое чувство злости, сохранившееся от диких предков в глубинных тайниках памяти, вскипело в клетках и вырвалось в неистовой ярости, готовности биться до конца.
Крепкие молодые зубы оголились в злобном оскале. Шерсть на загривке встала дыбом. Бедная, измождённая Люся превратилась в дикого ожесточённого зверя, готового любой ценой дать отпор.
Не решаясь напасть сразу, моськи поначалу предупреждающе кидались к ней, пугая и стараясь прогнать или втравить в драку.
На все попытки спровоцировать её, Люся отвечала ворчанием и грозным оскалом своих острых, как бритва, зубов.
Тогда они решили попеременно нападать то с одной стороны, то с другой, вонзая в тело жертвы свои изогнутые, как клещи, заострённые клыки. Люся, юркая, как ртуть, старалась увернуться, яростно отбивалась, кусая недругов, рыча и взвизгивая от боли. Острые хищные клыки впивались в плоть, норовя схватить её за горло. Слышалось клацанье зубов о металл на ошейнике.
Кровь капала на землю, раны нестерпимо жгло. Сцепившись в смертельной схватке, Люся чувствовала, что ещё немного – и они загрызут её. Силы были неравны. Измученная борьбой, Люся собрала остатки сил и бросилась бежать.
Враги кинулись преследовать её, но в этот момент железная дверь магазина с грохотом открылась, и вышедший мужчина в зелёном фартуке вынес мешок, набитый порубленными костями.
– Жрите, оглоеды! Всем хватит.
Бросив преследование, голодная свора, подобно алчным волкам, стремглав кинулась к мешку и жадно навалилась на добычу. Сейчас для них важнее любой победы была кость, ведь именно она была их целью.
Хрипло залаяв, словно жалуясь, Люся поплелась подальше от своей родни, ставшей ей заклятыми врагами.

Сложись всё по-другому, Люся могла бы, как многие из них, попасть в стаю. Примкнув к ней на правах "шестёрки", рьяно выслуживаясь, подлизываясь, могла заслужить благосклонность вожака, угодничая перед ним. Глядишь, её бы приняли в стаю, где нет-нет, да и ей перепадал бы кусок-другой.
Она могла остаться одиночкой, блуждающей рядом со стаей. Мёрзнуть в подворотнях, шататься по городу, роясь в поисках еды в помойках. Но это противоречило её натуре. Она должна была служить человеку. Не будучи домашней, она не чувствовала себя и дворовой. Люся считала себя служебной.

Однажды среди белого дня к магазину подъехал белый пикап. Два дюжих мужика вылезли из него и направились к кустам, под которыми расположилась стая. Они оглядели дворняжек и, вернувшись к машине, открыли багажник. Среди множества прочих предметов, обычных для машины, там лежали похожие на ружья два строительных пистолета, такие, которые используются для забивания стальных гвоздей в бетонные стены, кирпич или при монтаже стальных конструкций.
Мужики зарядили пистолеты патронами с восьмисантиметровыми гвоздями, положили в карманы запасные, и с этим тяжеловесным инструментом вернулись к газону. Собаки забеспокоились, уловив в их недружелюбном виде опасность. И не зря. Направленные на животных стволы уложили двоих, новые заряды – ещё двоих. Оставшиеся псы стали разбегаться, вожак кинулся к врагам, но, подкошенный, рухнул.
– Ну, кажется, всё, – «санитары» покидали собак в мусорные контейнеры. Окончив «зачистку», они обвели взглядом пустырь. Среди зеленеющей травки, как статуэтка из чёрного камня, сидела одинокая собака.
– Та в ошейнике – домашняя, – махнув в сторону Люси, сказал один из них.
– Тогда погнали дальше, ещё три вызова.
Они сели в машину, хлопнули дверцами и рванули прочь.

С Е Р Ё Ж А

– Вы не видели Люсю? – спрашивала тем временем всех знакомых покупателей Лена. – Её уже несколько дней нет. Что с ней случилось? Может, этот гаврик вернулся и забрал Люсю? Как вы думаете?
– Ну, вы – наивная! Этому, как вы его называете, гаврику глубоко наплевать на всех, не только что на собаку.
– А мне хочется верить, что все люди хорошие. Это их обстоятельства плохими делают.
– Да? По-вашему получается, что обстоятельства делают людей, а не люди обстоятельства! Вот поэтому все и думают, что они слабые, ничтожные, ни к чему не годные. Вот поэтому и жизнь наша такая. Безответственность человека оправдываете! Тоже мне «люди»! – раскипятился дяденька, покупавший хлеб. – А Люся ваша пропала после салюта. Так ведь? Так вот, если бы каждый думал не только о своих удовольствиях, но уважал бы тех, кто рядом, не терялись бы собаки, младенцы бы спокойно спали, а у остальных не болела бы голова от бессонницы.

– Мальчик, я часто замечала, как твоя собачка играла с Люсей. Ты не видел её?
– Нет.
– Она уже несколько дней как пропала.

Пятиклассник Серёжа опаздывал в школу. Две остановки на трамвае, переход на противоположную сторону улицы. Можно ещё успеть. Опоздает хоть на минутку – классная точно не пустит на урок. Если б это было первое опоздание, а то… Он смотрел в окно, боясь пропустить свою остановку. Вот Художественный салон, сбербанк, магазинчик, забор, за ним стройка. Его внимание привлекла чёрная дворняжка, каких много на улице. "Везёт жУчкам, им не надо никуда спешить, никуда они не опаздывают, никто их не ругает".
Понурив голову, как потерянная, собака бесцельно брела вдоль шоссе. Трамвай поравнялся с ней. Теперь Серёжа мог хорошо рассмотреть её. Похожа на Люсю. Худая несчастная собака была точь-в-точь как Люся, даже ошейник на ней был такой же – широкий, кожаный, с гранёными золотыми звёздочками.
– Люся?.. Люся! – он выскочил на остановке, расталкивая пассажиров. – Люся, где тебя носит? Все беспокоятся, ищут тебя, а ты…
Она обрадованно завиляла хвостом, выражая щенячий восторг от встречи с родным человеком.
– Сейчас же идём со мной! Как ты сюда попала? Где ты и где твой дом? Как ты могла оставить свой пост? – укорял по дороге нерадивого сторожа, бросившего охраняемый объект, Серёжка.
Но Люся не обижалась, всё самое страшное было позади. И забыв все свои печали, они пошли туда, где был её дом.
Лена издалека увидела мальчишку, идущего рядом с чёрной собакой. Она не верила своим глазам. Тощая, осунувшаяся собака – неужели это Люся? Изнурённая голодом, пережившая много испытаний, она сильно исхудала, шерсть потускнела и свалялась.
Лена побежала в ближний магазинчик, купила пельмени, сварила их там же и поставила миску перед Люсей.
– Подожди-ка, – сказала Лена, увидев, как та стала жадно хватать бульон, – что воду-то зря хлебать, – покрошила туда белого хлебушка, чтоб было погуще.
– Бедная ты моя, наголодалась, намыкалась-то как! – качая головой, сетовала Лена. – Ну, ничего, как говорится, были б кости, мясо нарастёт. – Она сама была живым подтверждением этой поговорки.
И правда, постепенно Люся поправилась, и у неё пропал вид голодного существа.

Н О Я Б Р Ь

Время экспрессом неслось навстречу Новому году, новому веку, тысячелетию. Пейзаж за окном стремительно менялся, каждый день, привнося новизну в картину природы. Первые ночные заморозки разукрасили багряными тонами клёны. Пожелтели берёзы. Осенний ветер ворошил опавшую листву.
После новых заморозков опавшие листья, ещё вчера пестревшие разноцветным ковром, пожухли и стали тёмно-коричными, слившись с землёй. Поблекли краски осени.
Ясные, безоблачные дни стали редкостью. Осенние циклоны принесли с собою дыхание зимы. Холодный колючий ветер принуждал прятаться всё живое. Под напором ураганов стонали, раскачиваясь, деревья. Осень хотела задержаться, но гонимая холодом ветров не устояла.
Наступала очередь зимы. Всё чаще морозный воздух вдруг наполнялся роем белых мохнатых мух. Внезапно исчезая, они так и не достигали смёрзшейся земли. Люся впервые видела снег. Ей хотелось поиграть со снежинками, но они, коснувшись кончика носа, таяли, оставляя лишь капельки влаги. Это удивляло. Она помнила ту летнюю метель, что точно так же тихо кружа в воздухе, оседала, укрывая горячий асфальт белыми тополиными хлопьями.
На рассвете перед восходом солнца воздух отливал голубоватой сталью. Корочка первого ледка тонким стеклышком легла на лужицы. Взошедшее солнце, радуясь новому дню, съедало искрящуюся сласть инея, покрывшего сахарной глазурью ветки деревьев. Жмурясь от его ярких лучей, Люся выходила на свет и, потянувшись, следуя его примеру, слизывала прохладный снежок, утоляла свою жажду.

Лена, прибежав пораньше, до работы, звала Люсю и доставала из сложенных газет плошку тёплой каши с кусочками мяска, кормила её.
– Что же делать с тобой, ведь скоро наступят настоящие морозы. А я не могу тебя взять, у меня ребёнок аллергик, совсем разболеется, – тяжело вздыхала она.
А Люся ничего не могла понять. О ком идёт речь? Если о ней, то она не может никуда уйти. Она на службе. У неё дело – охранять хозяйство. Вернётся хозяин, а тут всё растащили или хуже того – пожгли. Нет, настоящий сторож должен караулить безотлучно.

Местные жители не могли безучастно смотреть на судьбу живого существа. Бессильные что-нибудь изменить в жизни Люси, они просто кормили её. Благодаря их заботе она была сыта и имела вполне благополучный вид. Но её беззаботность никого не могла успокоить. Каждый, кто знал о Люсе, не мог спокойно думать о её будущем. Чем скорее приближалась зима, тем больше росла тревога за собаку.
Люди стали обустраивать собачье жильё под грузовиком, окружая его незатейливыми пристройками из досок и старых дверей. Получился целый лабиринт. Однако всё это сложное сооружение загораживало от холодного сильного ветра, но не от мороза.
Надвигались холода. Синоптики обещали минусовую температуру и снег. Хозяйки, покупая хлеб, невольно обсуждали этот вопрос с продавщицей Леной. Обеспокоенные судьбой Люси, переговариваясь между собой, они пытались что-то решить. Люсю нужно срочно пристраивать в семью, а у каждого уже есть собака. Что тут поделаешь? Каждый чувствовал свою несостоятельность и беспомощность перед такой, казалось бы, пустяковой проблемой.
Не зная, как решить эту задачу, некоторые старались просто не замечать живущую рядом бездомную дворнягу, а чтобы не резало глаза, по возможности обходить стороной Люсино жильё, в глубине души всё же надеясь на чудо.
Масла в огонь подлил местный дурачок – странный юноша лет семнадцати, повсюду таскающий за собой на поводке фокстерьера*. Известный на всю округу своим навязчивым общением, приставучий, как репей, утомляющий прохожих бесконечной болтовнёй, он вечно вертелся около кого-нибудь, донимая вопросами о жизни. Издали завидев компашку прогуливающихся собаколюбов, он заспешил к ним.
Заметив, что к ним приближается «чудик», те представили, что этот недотёпа снова заведёт свою шарманку, закидает кучей вопросов, как всегда замучает пустой говорильней. Стараясь избежать такой встречи, все решили быстренько «испариться».
Дурачок заметался: ему, во что бы то ни стало, нужно было сообщить что-то важное. И видя, что все расходятся в разные стороны, закричал им вслед: "Постойте! Слушайте! Только что по телевизору сказали, что идёт настоящая зима, скоро ударят морозы. А как же Люся, что с ней будет? Она же замёрзнет". – И, обращаясь к знакомой женщине, добавил: "Тётя Валя, это же правда. Я своими собственными ушами слышал, как Сам Гидромет-центр сказал…" – и он заплакал.
Один молодой человек, видя, как переживает за бездомную собаку его мама, решил смастерить для Люси конуру. Он сколотил хороший тёплый домик. Стенки вырезал из кусков фанеры, изнутри выложил толстым пенопластом и установил ещё дополнительные картонные стенки. В качестве лаза сделал круглое отверстие. Всё предусмотрел. Чтоб не задувало, над входом прибил коврик. Получилась не будка для дворовой собаки, а настоящий дом. Устанавливая его под машиной, повернул входом против ветра, загородив от снега двёрочкой.
Люсе понравилось её новое жилище. Чистенько, аккуратненько – прекрасное жильё. В домике было тепло, обогревался он естественным теплом дыхания, в нём Люся чувствовала себя защищённой.
С каждым днём ночи становились холоднее, но Люся исправно несла свою службу, несмотря ни на какие трудности. Преданная своему делу, она, заслышав среди ночи голоса проходящей мимо пьяни, выскакивала из нагретой тёплым дыханием каморки и лаяла на них, чтобы знали и боялись подходить близко. Объект под охраной!

Д Е К А Б Р Ь

Северный ветер пригнал свинцово-серые тучи. Наступал декабрь с бесконечно долгими морозными ночами.
Ночью на город обрушился снегопад, волшебным образом преобразив всё в белое, утихомирив цветущее буйство осенних красок. Рано утром Люся вышла из домика и не узнала ничего вокруг. Природа утратила разноцветье. Всё стало одинаково белым. Даже звуки утратили свою яркость, став приглушёнными. На снегу оставались следы лап.
Недолгое потепление сменилось холодами, и снова пошёл снег. Он не переставал два дня кряду, завалив подступы к лабиринту. Поглощая все звуки, снег укрыл мёртвой тишиной Люсино жильё, но зато внутри стало теплее.
Как-то раз поздним вечером Люся прогуливалась перед сном. Снег тихо падал, навевая дрёму. Ей хотелось забиться подальше в уголок и, накрывшись хвостом, уютно устроившись, спокойно поспать.
Когда она вернулась, у её жилья в глубоком снегу виднелись отпечатки человеческих ног. Были гости, наследили. Люся прошла по следу, он вёл прямо к её дверке. Она села, прислушиваясь к темноте. Было так тихо, что можно было слышать, как падают снежинки. Снег ложился на спинку, и прежде чем забраться в домик, чтоб не тащить его с собой, она старательно отряхнулась и уж хотела сунуться внутрь, как вдруг непереносимый чужеродный дух ударил ей в нос.
Внутри своего домика Люся обнаружила какое-то тряпьё. Видно, кто-то из добрых побуждений воспользовался её отсутствием, чтобы проникнуть и запихнуть туда подушку и пуховый платок. Подушка отсырела от влажного воздуха, от побитого молью платка несло какой-то химической гадостью. Её возмущению не было предела. Скажите на милость, кто тащит в новый дом никому не нужное барахло? Люся рассерженно вышвырнула всё это старьё за порог. И нечего хозяйничать в её доме. Мы бедные, но гордые.

Ветер надрывно выл и, словно спасаясь от мороза, ломился в окна, просясь, чтоб его впустили в дом. А умаявшись, измотавшись вконец, улёгся, найдя себе приют под забором.
Огромная, полная луна выкатилась на ночное небо. Неторопливые облака, плывущие в небесной вышине, ненадолго скрывали её, чтобы опять раскрыть яркий, лучистый лик. Заглядывая в окна, небесная странница будоражила своим светом особо чутких людей. Дети беспокойно вертелись в кроватках, малютки всхлипывали во сне, не давая покоя матерям, старики капали валокордин. И только мудрые спали сном праведников, зная: «ВСЁ ПРОЙДЁТ, ПРОЙДЁТ И ЭТО».
Сквозь муаровые разводы на стекле виднелось бледное женское лицо. Растревоженная ярким светом луны и беспокойными мыслями, женщина не могла спать. Она смотрела на луну, как сквозь иллюминатор, в иной, беспечальный мир, и беззвучно шептала: «Да приидет Царствие Твое…» Перекрестившись, отодвинула штору, посмотрела на термометр за окном, перевела взгляд на часы. Два часа ночи, до утра ещё далеко. Слух уловил собачий лай с пустыря. "Люся. Не спит, охраняет. Что делать? Кто ж там бродит в такую позднюю пору? Холод собачий, завтра на работу, а им всё нипочём." Напялив на пижаму шубу, босые ноги сунула в сапоги и пошла проверить Люсю: прикрыта ли дверца в домике.
Утомлённая молодёжь возвращалась с ночных похождений.
Так и есть! Дверца распахнута настежь.
– Люся, ты здесь?
Сунула руку за шторку, влажный язык благодарно лизнул пальцы, обдав жарким дыханием.
– Ай! – от неожиданности вздрогнула. – Люсёк, как ты меня напугала.
Обрадовавшись, нащупала впотьмах собачью морду и потискала её за сопатку.
– Умница ты моя, на месте! Вот, скажи, что тебе не спится? Ты не спишь, и я вместе с тобой. Ну, ладно, давай договоримся, до утра ты не будешь выходить. Мало ли тут полуночников слоняется без дела, пусть себе идут домой. Утром придёт Лена, откроет тебе и покормит. А сейчас давай будем спать.
Женщина вернулась в дом, а на душе кошки скребут…
День и ночь думала, что делать. Просила всех домашних: "Если будешь поздно возвращаться, подойди к Люсе, дверочку ей закрой, чтобы не задувало". А сын в ответ:
– Мама, вы этот вопрос решайте поскорее. Нужно что-то реально делать, что страдать попусту. Не надейтесь на дом, который я ей сделал. Он хороший, тёплый, но хоть и считается, что дворняжки выносливы, всё равно минус двадцать для них – погибель, может заснуть и умереть. Может запросто воспаление лёгких схватить. Ну, да, минус шесть она выдержит, а минус двадцать уже нет. Придёте, а ваша Люся тут замороженная лежит. Как у моего друга произошло. Справляли Новый Год в загородном доме. Овчарка Гермес привязана была на улице рядом с будкой. Обычно в холодную погоду её забирали в дом. А тут… гости. Выпили. Весело. Обо всём забыли. А ночью мороз ударил под тридцать градусов. Утром нового года вышли на улицу весёлые, довольные, а Гермес как уснул от холода, да так и лежит… Нам этот Новый год запомнился на всю жизнь.

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ

С каждым днём становилось холоднее. От обилия снега было светло. К полудню солнце поднималось выше, и снег начинал подтаивать. Люся не упускала возможности понежиться на солнце.
Она вышла на пустырь поиграть со своими собратьями, навестить Лену, побаловаться чем-нибудь вкусненьким. Снег, слежавшийся под массой невесомых снежинок в крепкий ледяной панцирь, блестел слюдяным глянцем.
Лапы проваливались, с хрустом ломая снежную корку.
Вдруг острая боль ожгла переднюю лапу. Жало разбитой бутылки, вмёрзшей в наст, вонзилось в неё. Люся взвизгнула и стала лихорадочно зализывать рану, из которой толчками выбрасывалась кровь. Она не справлялась с этим фонтаном. Кровь ошмётками плюхалась в снег, обагряя всё вокруг. Чувствуя свою беспомощность, она поковыляла на трёх лапах к своей заступнице Лене. Поджав пораненную лапу, проваливаясь в снег, оставляя на нём алые метки.
Подойдя к хлебному ларьку, Люся подала голос, издав пронзительный, полный отчаяния вой.
В этом вопле были страдание и мольба о помощи. Услышав этот протяжный жалобный зов, Лена выскочила из павильона и, увидев Люсю, у которой из раскроенной лапы текла кровь, схватилась за голову: "Боже!" У неё закружилась голова, зазвенело в ушах, и подступила дурнота. Но она смогла взять себя в руки. Сорвала платок, повязанный вокруг головы, быстро перетянула им лапу выше раны, остановив тем самым кровь. Отвернулась на миг, сделала пару глубоких вздохов и только тогда осмелилась взглянуть на рану. Глубокий порез оголял жилы.
– Ничего страшного, Люсенька, – сказала она, ободряя больше себя, – рана чистая, заживёт… – крепко зажала рану, обхватила уголком косынки и, обмотав полиэтиленовым пакетом лапу, обтёрла снегом шерсть. Потом села на порог, закрыла лицо руками и разрыдалась.

ЧТО ДЕЛАТЬ?

Встретились на улице две знакомые женщины. Разговорились о жизни.
– Ты ж не знаешь ещё… Атосик мой умер. Тоскую без него… – в глазах заблестели слёзы. – Для нас с мужем это было таким потрясением, передать не могу. Я так боролась за него, любые деньги платила, лишь бы вылечить, продлить его жизнь. А потом, уже махнув рукой на все рекомендации, стала баловать его, позволяя даже сладкое, лишь бы порадовать его. Ведь так преданно, как собака, нас никто не любит. Те, у кого не было собаки, никогда нас не поймут и не узнают, как много потеряли.
– Бедные, как же вы теперь?
– Представляешь, мы так привыкли, что он всегда встречает нас у дверей, столько радости в нём, глаза сияют счастьем, хвост того гляди оторвётся. А сейчас прихожу, никто меня не ждёт, в доме пусто.
– Да, я знаю эту пустоту. Как будто ощущаешь рядом с собой бездонный провал.
– Вот и мой муж того же мнения: одиноко без собаки, плохо. Я тут на днях прихожу из магазина, а он, такой расстроенный, говорит: "Давай к весне возьмём собаку и сразу поедем с ней на дачу. Сейчас в передаче показывали приют для животных. Какие у них печальные морды!" И, чтобы я не увидела его мокрых глаз, ушёл в другую комнату.
– Как весной? Что же ждать весну?! Да, как же… Вы ведь знаете… Люсю. Чего же ждать весну, ехать куда-то. Когда вот такая умница, тут рядом. Бедствует. Ведь она же не доживёт до весны... Она ни до весны, ни до чего не доживёт… – комок подступил к горлу, мешая говорить. – Возьмите Люсю. Ей как никому нужен хозяин. Я бы себе взяла, да вы знаете, у меня их уже трое и кот. Все подкидыши. Когда можно было пристроить, домашние не отдали. Привыкли. Привязались.
– Ой, что ж делать-то? Так жалко их… И я никогда не собиралась заводить собаку специально. Оба мои – и Атосик, и Фунтик – были с улицы. Когда вижу брошенную, несчастную собаку, у меня душа разрывается. Я поговорю с мужем. Он уже слышал от меня про Люсю. Может, согласится, возьмём её.
– Уговорите его. Люся уже взросленькая, хлопот с ней не будет.
– Да что вы, за ту радость, которую они нам дарят, я готова вообще не обращать внимания на мелкие шалости. Разве это можно сравнивать.
И, размазав слёзы по лицу, с надеждой в душе женщины разошлись по домам.

«Я ИДУ ЗА ЛЮСЕЙ!»

Земля замерла в ожидании долгого зимнего сна. Наступила ночь. Над городом нависла морозная тишина, обволакивая всё какой-то безысходной печалью.
Снежинки, кружащиеся в медленном танце, убаюкивали, суля беспробудный сон. Глаза смыкались. Обманная ленивая истома окутывала Люсю своим одеялом, навевая вечный покой. Предательский холод, пробирая насквозь, поджидал, когда, уснув в тяжёлом оцепенении, это доверчивое и одинокое в целом мире существо станет его добычей.
Безучастная, покорная судьбе, Люся лежала, свернувшись калачиком, прикрыв хвостом лапы и морду. Зарывшись носом в шерсть, старалась сохранить тепло. Прощальные мучительные воспоминания продирались сквозь сон. Ей снилась семья. На залитом солнцем асфальте она играла со своими братьями.

Вдруг чуткое ухо насторожилось, уловив тихий шёпот и осторожные лёгкие шаги. Крепкий наст, припорошенный снегом, вероломно скрипел под ногами, выдавая приближение незваных гостей, надеющихся обмануть тонкий собачий слух.
Люся вздрогнула и напряглась, прислушиваясь к доносящимся извне звукам. Она почувствовала опасность и приготовилась залаять и броситься на непрошеных посетителей, чтобы напугать и прогнать их.
Два тихих женских голоса, шушукаясь, переговаривались где-то совсем рядом:
– Поверишь, спать не могу, душа не на месте. Всё думаю, думаю, что делать? Сварю ей чего-нибудь посытней, приду, покормлю, и домой – в тепло. А она? Лежу с закрытыми глазами и вижу, как Люся замерзает. Не могу!
– А мой говорит: "На тебя смотреть страшно, вся истерзалась. Веди!"
–Тише! Не напугайте её. Как забраться под машину?
– А может, позвать её, она выйдет, и мы наденем ошейник… – в голосах различались знакомые интонации.
Люся вышла из своего укрытия навстречу двум приятельницам.
– Люсенька, солнышко, ты не спишь? Вот и хорошо, – обрадованные женщины взволнованно затараторили, поглаживая её.
– Продрогла, бедняжка! Пойдём со мной, моя рыбонька.
Зашуршал на морозе вынутый из кармана пакет с овсяным печеньем. Сладкий запах коснулся Люсиного носа, поманив её.
Пытаясь вскрыть упаковку, в спешке дамы неловко разорвали её, и печенье просыпалось в снег. Засуетившись ещё больше, они стали подбирать его и совать Люсе. Волнение женщин передалось собаке. Заметив их беспокойство, почувствовав что-то неладное, она недоверчиво посторонилась и, пятясь, забилась глубоко в самый конец лабиринта, легла, навострив уши, и стала следить за гостьями, впившись в них глазами.
Люся видела, как одна из них, кутаясь, как барыня в шубу, присела на корточки, опустилась на колени и, проваливаясь в глубоком снегу, полезла на четвереньках под грузовик, потом улеглась на землю и, неуклюже двигая замёрзшими руками, стала по-собачьи грести в её сторону.
– На-на-на! – она протягивала Люсе печенье.
Видя, что женщина приближается, чувствуя в таком упорстве угрозу для себя, Люся подалась ещё больше назад и предупреждающе заворчала, готовая сопротивляться.
Не сводя глаз с неповоротливой бабы, нелепо распластавшейся на мёрзлой земле, так усердно потчующей печеньем, Люся пыталась разгадать, в чём скрыт подвох. Зачем эта тётка так упорно подлизывается. Что ей надо?
– Не бойся, Люсенька, – чуть не плача, умоляюще приговаривала женщина и вдруг ловким, отработанным приёмом надела ошейник, сумев застегнуть его озябшими пальцами. Люся ощутила, как ремешок туго обхватил её шею.
– Пойдём? Ну, пойдём домой.
Люся оторопела, поняв, что попалась на уловку, но поводок настойчиво потянул её, и она, повинуясь, с колотящимся сердцем пошла навстречу неизвестности.
С облегчением, удовлетворённо вздохнув, как будто завершили какое-то важное дело и освободились от тяжёлого груза на душе, подружки залепетали, по-женски беззаботно перекидываясь фразочками, замололи всякую чепуху.
Проходя вдоль длинного дома в восемь подъездов с собачкой на поводке, они шаг за шагом приближались к цели, уводя Люсю от того места, где был её дом и служба.
Вот закончились охраняемые Люсины владения. Дальше неизведанная территория, где ей никогда не приходилось бывать.
Может, рвануться и пока не поздно удрать?
Как раз в тот момент, когда осталось несколько шагов до подъезда, заворачивая к нему, дамы вдруг заскользили по гладенькому ледку, запорошенному снегом, и повалились, как снопы, при этом упустив поводок.
Люся сначала отступила, потом, ощутив, что свободна, отпрыгнула и припустилась бегом к своему убежищу. Женщины – за ней.
– Люся, Люся, на, на, на…
А она пятится и пятится. Прыг, прыг, назад, назад; юркнула под машину и притаилась.
– Что делать? Теперь её не проведёшь.
Они смотрели друг на друга, готовые от бессилия разреветься. Вот клуши! А может, это знак? Кто знает, сможет ли Люся вообще жить в доме? Вдруг потом окажется, что это дурацкая затея. Ведь она как привязанная к этой машине. Может быть, отступиться, оставить всё на милость судьбы?
Но мороз, запустивший под толстую тёплую дублёнку свою ледяную лапу, мигом вразумил: "Лезь-ка быстрее под машину и веди свою Люсю домой".
Одна из подруг снова полезла под грузовик. Чтобы добраться до закутка, где спряталась Люся, нужно было ползти по-пластунски. Люся замерла, боясь неосторожным движением обнаружить своё местоположение.
Преодолев часть расстояния, женщина в отчаянии думала, что, наверное, придётся разбирать всю пристройку, чтоб добраться до Люси. Но тут заметила кончик поводка. Дотянувшись до ремешка, потянула за него.
– Люсенька, миленькая, ну идём, моя птичка.
А она смотрит недоверчиво. Сколько подлости и предательства видела она от людей. И тут мягко стелют, а каково будет спать?
– Всё, Люся! Не валяй дурака, идём домой. Уже поздно и холодно, – было сказано ей так же строго, как говорят своим питомцам хозяйки.
Собака покорно последовала за женщинами.
 
Д О М А

Дом, в котором жила её новая хозяйка, показался ей огромным. Светлый тёплый подъезд. Грохнула тяжёлая железная дверь. Створки лифта сомкнулись. Люся вздрогнула, ей и без того было жутко. Подруги старались подбодрить её.
– Ну, вот мы и дома!
На Люсю дохнуло особым запахом человеческого жилья, достатка и уюта. Тепло приняло её в свои объятья. Она вошла, огляделась, сделала круг по комнате и легла под кресло на ковёр.
Выпили за Люсино здоровье по напёрстку армянского коньяка и разомлевшие от тепла, счастливые, что смогли, презрев досадные мелочи жизни, восстановить нарушенную справедливость, сделать что-то по-человечески важное, пустились в воспоминания.
– Летом, когда арбузник взял щенка, я подумала: "Ну, вот, ты её взял. А дальше что?" И ведь ничего у него не дрогнуло – собрался и уехал. И оставил Люсю. Для некоторых что собака, что таракан – всё одно и то же. – В её словах чувствовалась накипевшая горечь.
– А я говорю мужу: "Там, знаешь, палатка с арбузами, а рядом щеночек, такой хорошенький. Развалившись, лежит перед палаткой прямо на дороге, машины проносятся рядом". А он говорит: "Следующей весной поедем и возьмём собаку". А я ему опять…
Люся, распластавшись на ковре под креслом, переводила глаза с одной подруги на другую, вслушиваясь в разговор охмелевших от счастья тёток. Но скоро тепло домашнего уюта сморило её. Сладкая дрёма разлилась по телу. Утомлённая событиями дня, разомлевшая, она вздохнула и умиротворённо засопела. Сквозь сон ей слышался рассказ, где главным действующим лицом была она сама.
– Спит! Ну, слава Богу! Намёрзлась бедная! Ну, теперь всё будет хорошо.
Хозяйка с подругой то смеялись, то хлюпали носом. По их разговору было понятно, что теперь её судьба в надёжных руках. Мир опять казался прекрасным.

Люсе снилось счастье. Залитый солнцем луг, заросший разнотравьем. Дуновение лёгкого ветерка качает высокие тонкие в нежно-лазоревых цветках стебельки цикория. Две бабочки, шоколадница и павлиний глаз, махая невесомыми бархатными крылышками, порхая в балетных па, вьются в воздухе и, садясь перед нею, заигрывают, манят, зовут за собой. Люся гоняется за ними, стараясь поймать. Глаза весёлые, розовый язык на боку. Но только она приближается к заветной мечте – недосягаемые недотроги ускользают и тают, как мираж.

Как-то раз на прогулке, проходя мимо магазина, Люся заметила в сторонке на газоне куриную лапку. Как будто специально приготовленный сюрприз для Люси, лапка была видна только ей. Чистенькая, беленькая, как сахарная. Но почему-то Люсе казалось, что хозяйка не сможет понять ценность этого сокровища и не разрешит взять её домой.
Попытка дотянуться не удалась. Поводок оказался коротковат. Всю прогулку Люся старалась свернуть к своей заветной находке, но строгий оклик останавливал её. И всё же её желание исполнилось. Вечером, улучив момент, когда хозяйка разговорилась со своей знакомой и утратила бдительность, она с затаённой надеждой подбежала к тому месту, где валялась куриная лапка, и обрадованно завиляла хвостом: кроме Люси, её никто не заметил. Люся взяла её в зубы, запихнула за щёку так, чтобы хозяйка не увидела, и с довольным видом притащила куриную лапку домой.
После прогулки Люсе ужасно хотелось пить. Но как это сделать при том, что рот занят. Она сидела перед миской с водой и решала. Выпустить её изо рта было рискованно, а если съесть, то у неё уже не будет лапки. Тогда Люся всё-таки сообразила – запрятать её понадёжнее, под подушку хозяйке.
Весь день она не отходила от дивана. Сидела рядом и хитренько поглядывала на хозяйку, которая и не подозревала о её секрете. Но всё же тайник был раскрыт. Укладываясь спать, в своей постели хозяйка обнаружила ужасную куриную лапу. Сначала она испугалась, даже вздрогнула от неожиданности, а поняв, чьи это проказы, стала ругать Люсю.
– Как не стыдно, Люся. Можно подумать, что тебя не кормят. Хорошо, что никто, кроме меня, не видел, вот позор-то!
Люся опустила голову. Стыдно, хозяйка всегда ругает за дело. Она тяжело вздохнула: лапка такая хорошая…

РАДА И ЛЮСЯ

В один злополучный день Рада и Люся снова встретились на прогулке. Люся бегала в сторонке, далеко не отходя от хозяйки, издалека наблюдая за Радкой.
В это время долговязый, угрюмого вида мужик шёл через пустырь, покачиваясь и резко размахивая руками. Видно было, что он сильно пьян. От него несло перегаром и дикой злобой.
Радка, которая терпеть не могла пьющих и курящих, следя за его действиями, видела, что опасный тип приближается к ней. Она насторожилась. Когда громила оказался совсем рядом, она предупреждающе залаяла на него. Мол, держись подальше.
Изрядно чем-то взвинченный, тот ждал момента, чтобы излить всю свою накопившуюся ненависть, и небольшая собачонка оказалась именно тем козлом отпущения, на котором ему не терпелось выместить неудовлетворение своей жизнью. Он замахнулся на неё.
Рада расценила это движение как угрозу и, будучи не робкого десятка, стала громко лаять и бросаться на мужика.
Того, что случилось в следующие несколько минут, не ожидал никто.
– Убью, сука! – с пол-оборота взбеленился мужик, стал, как ужаленный, дрыгать ногами, выкидывая их вперёд, и дико вопить.
Радка отскочила и от неожиданности присела на месте.
– Удушу! – продолжал орать взбешённый мужик, распаляясь всё больше и больше.
Он подскочил к собаке и, схватив её длинными ручищами за ошейник, поднял на высоту своего роста.
Рада была так напугана, что не могла ни защищаться, ни сопротивляться. Беспомощно повиснув в его руках, она была ни жива ни мертва.
Видя серьёзную опасность, на помощь Радке со всех сторон бежали люди.
– Убью, застрелю, всех убью! – мужик продолжал исступленно орать. Похоже, от вспыхнувшей ярости он потерял рассудок и уже совсем не понимал, что делает. Ещё бы одно мгновенье, и он мог бы действительно задушить собаку.
Люся, которая оказалась ближе всех к Радке, не дожидаясь команды, забыв свои прежние обиды и унижения, не побоявшись злодея, бросилась на помощь. Она не могла быть безучастной, когда угрожают беззащитному, слабому созданию. Подлетев к обидчику сзади, Люся схватила его за штанину. Это вмиг его отрезвило. От неожиданности верзила отпустил Радку и, преследуемый собачьим лаем, ко всеобщему удовлетворению убрался с пустыря.

* * * *

Однажды к Люсиной хозяйке в гости пришла подруга. Вечером пошли провожать гостью мимо того места, где раньше жила Люся, мимо грузовика. Продавщица Лена, увидев свою крестницу, вышла из павильона, стала гладить Люсю и говорит в шутку:
– Люся, какая ты красивая, ладная. Возвращайся! Я соскучились по тебе.
Люся отпрянула от неё, кинулась к хозяйке, встала на задние лапы и, спрятавшись мордой в воротник, заскулила, как заплакала.
– Что ты, моя девочка, я тебя никому не отдам. Ты – свет в окошке. Пойдём скорее домой.
Попрощавшись с подругой, женщина заспешила назад. Люся семенила рядом с хозяйкой, поглядывая на неё умоляющими глазами: только не возвращай обратно.
Она уже распростилась со своими бедами и муками. У неё была новая жизнь.

*Йорк – йоркширский терьер, ирландский терьер, ньюфа-ундленд, ризен – ризеншнауцер, ротвейлер, стаффордширский терьер, фокстерьер, шарпей – породы собак.