Мелодия Льда

…Когда не было гор и неба,
Ни долин, ни холмов, ни солнца,
Когда звёзды ещё не родились,
В лунном свете моря не плескались –
Были только лишь Лёд и Пламя,
Лёд и Пламя – всему Начало.

Над бескрайним сверкающим простором кружит ветер, отряхивая свою незримую гриву от застрявших в ней снежинок. В холодном солнечном свете ледяные уступы подобны огромными драгоценными негранёными кристаллами, а скованные льдом реки – исполинским зеркалам, смутно отражающим массивные фигуры превращённых в горы великанов. Резкая изломанность вертикальных линий, неохватимое взором однообразие горизонтальных просторов. Надо всем довлеет один цвет – белый. Пейзаж Севера дик, холоден и неподвижен. Застывшие формы словно отметают самую мысль о возможность изменений…
Диниш невольно сравнивал величественный покой льда с перетекающими друг в друга образами Нийфелля, Мира Туманных Иллюзий, или с ежесекундно меняющими свои очертания языками пламени. Но хотя пляска огня в кузнечном горне всегда говорила на одном языке с мятущимся сердцем Кователя козней – замершие, точно в ожидании, ледяные громады тоже были прекрасны.
Зачем он вообще отправился сюда, в Страну Льда, покинув неувядающие эльфийские леса?..
Зачем – один из тех вопросов, что занимают людей. Тому, кто с рождения вдыхает пронизанный магией воздух Волшебной Страны, такие вопросы ни к чему. Диниш просто ощущал, что его путь пролегает через Лёд. Так же ясно, как вдох и выдох. Никто не спрашивает, зачем они нужны – в них сама жизнь.
Не чувствуя холода, Кователь козней карабкался по ледяным уступам – белым ступеням нерукотворной лестницы, над которой хрупким куполом раскинулась белизна неба. Какая тишина! Даже ветер почти умолк, лишь изредка издалека доносится его зловеще-жалобное завывание.
Диниш неожиданно осознал: то, что он привык считать тишиной – на самом деле неумолкающая вереница причудливо переплетённых звуков. Голоса птиц, шелест ветра в листве, стрекотание насекомых в траве, плеск ручья… Здесь ничего этого не было. Лишь ровное биение собственного сердца, движимого Изначальным Огнём.
Тишина: но в этом кажущемся безмолвии Диниш улавливал медленно слагающуюся мелодию. Мелодию начала, мелодию ожидания. Вступление – величественное, неспешное и спокойное, как заснеженный простор, на котором пока нет ни единого следа. А затем – резкие взлёты ледяных уступов, сменяющиеся долгими негромкими переходами. Снова звуки расплёскиваются вширь – взгляд, брошенный сверху, со ступеней белой лестницы. Белизна неба – долгая плавная тема, в противовес порывистой резкости первой части…
Незримая арфа зазвучала приглушённее, повторяя вариации вступления, мотивы льда и неба – то сбивчиво, то протяжно, словно некто никак не мог найти завершающих аккордов…
Ночь тихо спустилась на Страну Льда. И тогда мощно и гордо запели ледяные струны: в небе текучими переливами разноцветного огня полыхало северное сияние.
* * * * *
В серебристой парче и серебряном венце, причудливые линии которого воссоздавали одновременно и морозный узор, и травянистый орнамент, Диниш вступил в пёструю толпу Белтейна, которая на несколько мгновений, всколыхнувшись любопытством, даже позабыла о танцах. Но на вопросы относительно своего путешествия Диниш отвечал туманно и кратко – что в принципе соответствовало тому ореолу таинственности, который осенял премудрого филида – и все постепенно вернулись к традиционным для Белтейна занятиям.
– Ты не хочешь рассказать о своих странствиях, Дин? – негромко спросила Дэйни, испытующе взглянув на него.
– Но я на этот раз не совершил сколько-нибудь заметных подвигов или злодеяний, – ответил он шуткой.
– Хоть танцевать ты не разучился? – лукаво подмигнула Дэйни.
Диниш с сожалением вздохнул.
– Нет, но мне не хотелось бы в очередной раз пробуждать ревность в твоём супруге, – тихо отозвался он. – Он начнёт молча яриться, не смея обнаружить своё неудовольствие и полагая, что никто не замечает его душевного состояния, и тогда мне станет жаль его, а быть объектом жалости для короля унизительно …
– А если я попрошу тебя сыграть на арфе?..
Он улыбнулся и кивнул, живо ощущая пристальный взгляд Сольфэлль, дочери Дэйни и Ульва.
…Неспешная тема вступления – холодный, застывший простор, дремлющий под белым покрывалом; преддверие мечты, преддверие воплощения… Звенящие ступени белой лестницы, над которой уверенно и безмятежно царит замершая в ожидании белизна неба. Вновь и вновь повторяются эти темы – ширь и высь, бескрайняя белая равнина и лестница, уводящая вверх. А потом над замершим в безмолвии Льдом взмётывается плещущее полотнище, сотканное из разноцветных огней; зелёное, золотое, алое…
Серые глаза Дэйни – нет, Сольфэлль – неотрывно смотрят на Диниша. В её глазах не просто восхищение – понимание. «Там – так прекрасно?»
Он видит её в ослепительно белом шёлке, в белоснежном меховом плаще; разноцветные переливы венца оттеняют блеск тёмно-каштановых волос… Не сегодня – сегодня она в платье цвета ясного белтейновского неба, и вместо сверкающей короны – венок из лесных цветов.
Венец, сияющий ледяным – ледяным? огненным – разноцветьем… Он обязательно сделает для неё такой венец…
Сольфэлль и Диниш танцуют рука об руку, и девушка смеётся, и он тоже улыбается – Страна Льда позади, он обрёл душевный покой, не перестав быть самим собой, не отринув завораживающей игры Огня, и он счастлив, счастлив как никогда…
На землю спускается ночь. Диниш жестом останавливает всех, кто спешит к заранее заготовленным для костров поленьям; лёгкий взмах тонких пальцев – и огненные змейки обвивают сухие сучья, костры вспыхивают ярким чистым пламенем, языки которого нетерпеливо пританцовывают на месте, но вскоре успокаиваются, разгораются ровным спокойным огнём.
– Дин… Ты больше не уедешь так надолго? – тихо спрашивает Сольфэлль, и в её голосе слышатся жалобные нотки.
– Прости, Фэлль, но я не очень-то ориентируюсь в человеческом времени, – хитро улыбается эльфийский филид.
Она огорчённо сникает. При чём тут время? Просто он не скучал без неё, вот и всё!
Диниш искоса посматривает на неё. Погрустнела, вот-вот заплачет.
– А ты ждала меня? – спрашивает он с прежней улыбкой.
– Нет! – яростно бросает она, отворачиваясь.
– Фэлль, – он берёт её за руку. – Я не буду обещать, что больше никогда не уеду. Но если ты будешь ждать меня, я всегда буду возвращаться к тебе из любого странствия, каким бы долгим оно ни было. А однажды… если ты этого захочешь, Фэлль! когда-нибудь я возьму тебя с собой.
Опустив ресницы, она чуть заметно улыбается.
– Как можно верить обещаниям того, кого прозвали Коварным? – язвительно спрашивает она.
– Но ты – веришь? – полувопросительно, полуутвердительно произносит он.
Сольфэлль быстро оглядывается вокруг, ловит на себе хмурый взгляд отца, лукавую усмешку матери, вспыхивает и резко бросает, глядя в глаза Динишу:
– Нет!
Однако её глаза говорят совсем иное. «Да, да, да! Не уезжай! Не покидай меня…»
Мы будем вместе, Фэлль. Расстояния – не столь серьёзная преграда, чтобы быть вместе. А когда-нибудь этой преграды между нами не будет вовсе.
Веет ночной прохладой, Сольфэлль зябко поёживается. Диниш забирает её холодные руки в свои; скоро её руки теплеют, отогревшись в горячих ладонях Кователя козней.
– Так как же – ты будешь меня ждать, Фэлль? – тихо, но настойчиво повторяет он.
– Да, – её руки доверчиво лежат в его руках. – И всё-таки, Дин, не уезжай! Я… Мне было так тоскливо…
– Что ж, я попытаюсь тебя развеселить, – охотно подхватывает он. – Для начала закрой глаза. Только не задавай дурацкий вопрос – зачем? Не бойся, Фэлль, – мягко добавляет он.
Сольфэлль чувствует, как тёплые пальцы Диниша мягко скользят по её запястью.
– Теперь смотри, – слышит она голос филида.
Невесомый браслет охватывает её руку переплетением прозрачных льдистых лучей и трепещущих огненных струй. Впечатление такое, что вокруг руки вьётся живое пламя, невесть каким чародейством соединенное с застывшей вязью льда. Не веря своим глазам, девушка пробует снять браслет – он послушно соскальзывает с запястья в её ладонь. Сольфэлль несколько раз осторожно проводит пальчиком по внешней и внутренней поверхности браслета. Загадочное пламя не обжигает, не тускнеет, а странный лёд не расплавляется от тепла руки.
– Нравится?
Диниш спрашивает это скорее для того, чтобы она пришла в себя; пожалуй, лишь в глазах ребёнка, получившего вожделенную игрушку, и то не всегда увидишь такое восхищение, каким лучатся глаза Сольфэлль.
– Да, очень! Как же мне отблагодарить тебя, Дин?..
– Вспоминай обо мне всякий раз, когда будешь надевать эту вещицу, – весело говорит он.
– Как тебе удалось создать такое чудо, Дин? – Сольфэлль продолжает любоваться подарком, вертя его в руках, потом надевает браслет на запястье. – И… из чего?
– Пусть это останется маленьким секретом мастера… А если я и скажу – кто этому поверит?
– Я, – требовательно улыбается она.
– Хорошо, Фэлль.
Когда не было гор и неба,
Ни долин, ни холмов, ни солнца,
Когда звёзды ещё не родились,
В лунном свете моря не плескались –
Были только лишь Лёд и Пламя,
Лёд и Пламя – всему Начало.