Гений. Часть 1. III

Так, в одиночестве, стоял он теперь на набережной Невы, размышляя о том, откуда бы заиметь средств на вечерние посиделки в кабаке. А они, несомненно, будут, вне зависимости от его желания, а лишь по хотению отдельных его приятелей, которых он видел трезвыми разве что на своих выставках. Отказаться не мог, ведь тем самым обидел бы друзей. Хотя не возьмусь утверждать, что сам Александр Филиппович был устоявшимся трезвенником. Выпивал, но дозы не большие, нежели его окружение. Товарищи же его имели навык находить повод для кутежа каждый вечер, а творческий триумф соратника среди всех поводов стоял особняком.

… Кадилов уже даже не мог вспомнить, сколько именно он был теперь должен своим друзьям Семёну и Фёдору, впрочем, нельзя сказать, что очередная, выпитая им за их счет, кружка пива затуманила его разум. Все втроем они сидели прибоченившись друг к другу, румяные, точно три растущих по соседству боровичка. Александр все в том же опрятном виде, что и днем, в белой сорочке, черной бабочке и черном жилете – его, как он сам называл, «парадном» виде. Семён и Фёдор, будучи от чего-то в более праздничном настроении, чем Кадилов, поскидывали жилеты, надетые по случаю выхода в люди, то есть выставки картин Александра Филипповича, оставшись в одних рубашках, застегнутых лишь отчасти, да брюках.

Эти двое всегда походили друг на друга, хотя родственниками и не являлись. Оба чуть полные, с кучерявыми волосами, с выражением глаз, будто полным сожаления и раскаяния за свои бессчётные пьянки, с бородками, не сбриваемыми от лености. Словом, общих черт у них имелось предостаточно.

Рядом со столом плясали, периодически подскакивая к приятелям и заигрывая с ними, какие-то плохо знакомые Кадилову девицы. Замечу, что без них у Семёна и Фёдора не проходило ни одно развлекательное мероприятие. Притом то были девушки всегда разные, что смущало застенчивого по натуре своей Александра Филипповича. К тому же, у него была любимая девушка, Ангелина, которой он оставался верен вот уже на протяжении без малого трех лет.

Но искушению, предложенному приятелями, словно двумя демонами, выискивающими слабость в человеческом характере, поддавшимися праздности, пьянству и разврату, он воспротивиться не смог. Он был слаб, не имел, что называется, внутреннего стержня. И на этот раз не побрезговал провести ночь с незнакомкой весьма беззаботного поведения, перед этим напившись до практически скотского состояния.

Фёдор и Семён прожигали время аналогичным способом уже далеко не в первый раз, и совесть пребывала в состоянии настолько изничтоженном, что не смела даже заявлять о себе в умах их. Тем удивительнее, что долги Кадилова прощались и забывались ими с легкостью необыкновенной.