Буква эр

Лето. Вы-ход-ной. Мама поет утром в спальне: «Каждый знает, что в субботу мы не ходим на р-работу, что у нас в субботу выходной!»

А раньше ходили. Теперь же надо работать только каждую восьмую субботу. А семь суббот подряд – отдыхать. Вот радость-то!

Папа выдвигает стиральную машину «Волга» на середину кухни. Мама собирает грязное белье.

«Скажи «эр», - пристает брат.

Он почти взрослый. Ему одиннадцать лет. И ему скучно. Рыбки в аквариуме надоели. Игрушечные машинки тоже.

«Ага, не можешь. А ведь ты уже большая. Целых четыре года тебе!»

Ну, и не могу. Язык почему-то совершенно не хочет выговаривать эту противную букву. И зачем, и почему ее обязательно надо выговаривать? С другой стороны, все могут, у всех получается, а у меня нет. Досадно. И брат достал. И другие взрослые туда же: «Когда, да когда скажешь ты, наконец, эту «эр»?»

- Никогда!

- Как это – никогда? Все люди говорят, а ты так и будешь шепелявить?

- Так и буду!

- Это некрасиво!

- Ну и пусть!

Лучше скрыться от брата и надоедливых взрослых в зеленое царство огорода. Они туда не полезут. Вот и вечер уже. Сумерки спускаются на грядку с огурцами. К родителям пришли гости. Вспыхнуло окно на кухне. Звенят тарелки. Гости сели за стол, едят и пьют, а потом начинают петь.

«Порросенок», - говорю я шепотом. И шепотом буква «эр» очень даже получается. «Порросенок, хрюша, порросенок», - повторяю снова и снова, переходя с шепота на нормальный голос. И, надо же, вслух тоже получается! «Поросенок, хрюша, ворона, хрюша, поросенок», - твержу обрадовано. Пупырчатые огурцы на грядке слушают задумчиво. «Огур-рцы!» - говорю я, покидая огород. Дело сделано, буква «эр» сдалась, можно возвращаться в полноценное общество.

Гости поют, покачиваясь на стульях. Мама кладет салат на мою тарелочку. Лица у гостей печальные и чуточку осовелые. Они все в своей озабоченной взрослой жизни, захмелевшие от водочки и красного винца. А мне хорошо. Я выговариваю букву «эр». Я теперь  как все.