Банный день

Суббота – банный день. Это значит я с папой иду в баню, которая находится на Михайловской. Идти далеко по моим меркам пятилетнего пацана. Идти трудно, потому что отец заставляет меня нести сетку с вещами. Вещи. Это два больших полотенца, чтобы вытереться после бани. Это бельё, которое мы оденем вместо грязного, когда выкупаемся. Всё это завёрнуто в газету и уложено мамой в сетку. А сетка вручена мне, я сетконосец. На мои несмелые возражения, что, мол, тяжело, папа неприступно строг.
— Для чего я тебя заводил, – говорит он.
И складывается впечатление, что именно для того, чтобы я таскал в баню эту сетку с вещами. Мы идём сначала по Головковской, потом сворачиваем направо по Виноградной и через Михайловский садик и Степовую приходим к бане. Баня расположена в большом, как мне кажется двухэтажном доме. В ней есть и мужской и женский залы. В Одессе – осень, самая промозглая и неприятна, ноябрьская поздняя осень. И ветер, и что-то моросит с неподъёмно-серого неба. Я в теплом пальто с меховым (типа) воротником. Папа в такой штуке в виде полупальто, тогда это называлось москвичка. У неё тоже типа меховой воротник и две пары наружных карманов. Где положено и на уровне груди. Вроде бы было удобно.
По широким ступеням мы поднимаемся и толкаем тяжёлую дубовую дверь. Оказываемся в вестибюле бани. Красивые полы, гардероб, которым почти никто не пользуется, налево – буфет. Но не будем забегать вперёд. Прямо и налево мужское отделение. Нам туда. Заходим в предбанник. В нём царит банщик. Он указывает, где есть свободные шкафчики и выдаёт помывочные тазики, которые папа называет шайка. Мы получаем и то, и другое. Раздеваемся, аккуратно складываем одежду в шкафчик. Берём шайку и идём зал наводить чистоту. У нас кусок стирочного мыла и злая-презлая мочалка. Папа других не признаёт. В помывочном зале полно народу. Суббота – у всех банный день. А ванны не у всех. Это было время водоразборных колонок и туалетов во дворах. “Все жили вровень, скромно так.”
В центре зала цементные скамьи для того чтобы поставить таз с водой. На них моются. Мест почти нет. Вдоль стен зала душ и краны с холодной и горячей водой. Здесь набирают воду в таз, смешивая по вкусу. Потом надо отнести таз с водой на цементную скамью, где ты будешь мыться. Конечно папа заставляет меня самого нести свой тазик с водой к скамье. Половину я разливаю по дороге, но на него это никакого впечатления не производит. Перед этим мы идём в парную. Маленькая дверь в дальнем углу зала. Если её открыть – попадаешь совсем в другой мир. Здесь царствует пар. Он как туман окутывает всё: стены, потолок, кран с холодной водой, полки, на которых сидят и лежат люди. Чем ты круче, тем выше лежишь. А на самом верхнем полке самые крутые. Папа лезет куда-то на середину этой табели о рангах. Мне хватает двух минут у входа. И я, как пробка из шампанского, вылетаю из парилки в общий зал. Лезу под холодный душ, чтобы прийти в себя. Нет, парная не для меня. А папа сидит там наверное пол часа. Во всяком случае, мне так кажется. Он выходит морально удовлетворённый и физически опустошённый. Но весьма собой довольный.
— Вся гадость из меня вылетела, – говорит он мне и тоже становится под прохладный душ.
И мы приступаем собственно к помывке. Это очень сложный процесс. Надо намылиться так, чтобы твоё тело полностью оделось в пену. Только такой результат признаёт папа. Для этого у нас имеется мочалка. Надо её намылить, а потом тереть себя до посинения, то есть покраснения или пока пена не покроет всё тело. Что почти одно и то же. Потом ты окатываешь себя из шайки с головы до ног. Мне не по силам поднять шайку над головой. И я окатываю себя начиная с груди. Потом процедуру надо повторить столько раз, пока папу не удовлетворит результат. Потом он мне, потом я ему трём друг другу спины. И папа приговаривает:
— Три сильнее.
Потом мы идём под горячий душ. Потом мы идём в предбанник. Банщик специальным крючком открывает нам наши шкафчики и мы вытираемся насухо принесенными из дома полотенцами. И одевает чистое бельё. И одеваемся. От чистоты тела мне хочется парить над землёй. И почти это мне удаётся. Потом мы выходим из мужского отделения и папа идёт направо в тот буфет, который при входе был налево. Там много народу, в основном мужчины. Но есть и женщины. Они после бани расслабляются. Кто чем. В основном пивом. Но есть и другие горячительные напитки. В то время ни на напитки, ни на закуску ограничений не было. Ну там, раки, крабы, чёрная, красная икра. Их почти никто не брал. И не то, чтобы дорого. Не знаю почему. Папа взял бокал пива и не торопясь выпил его. А я стоял рядом и разглядывал посетителей буфета.
Потом мы шли домой по неуютным осенним одесским улицам. Возвращались мы другой дорогой. По Степовой, потом по Дальницкой, мимо гастронома и булочной на углу Михайловской. Потом мимо конюшни Фроима Грача и бадеги Полищука, и поворачивали направо на Головковскую. Если пройти по Головковской метров двести – будет наш дом, где нас ждёт мама. Она согрела чай и спекла пирог с абрикосовым вареньем. Сейчас мы сядем за стол и умнём эту вкусноту под душистый китайский чай.