Псалом 90

главы из романа
(1880-1985)


Будь смысл Его Любви тебе понятен, надежда и отчаяние стали бы немыслимы. (Курс Чудес У.168)

1 9 8 0 г.

– Миленька моя! Дыши, дыши. Тужься, дыши, тужься!.. Что же нам с тобой, девонька, делать? Кесарить поздно. Кого спасать будем, а?
– Ребенка, мальчика спасайте! – еле слышно ответила она.
– Ладно, ладно, сейчас попробуем. Не закрывай глаза! – перед ней склонились три женских фигуры в белом.
 
Изображение и звуки стали расплываться, и совсем исчезли, уступив место темноте. Вдруг изображение вернулось, но изменился ракурс – сейчас она видела операционную как бы сверху и во всех подробностях. 
Удивление, возникшее в её сознании, смешиваясь с любопытством, подталкивало рассмотреть происходящее поподробнее.
Аппаратура, инструменты... Три женские фигуры в белом суетились вокруг измученной женщины в насквозь промокшей сорочке, со слипшимися волосами. Сине-бурые круги под глазами от страшных потуг обезобразили до неузнаваемости лицо.
Она смотрела на себя со стороны со странной смесью сомнения и равнодушия: 
– Неужели это я? – мелькнула мысль.
Попробовала привлечь к себе внимание, позвать, но издаваемые звуки её души, увязнув в привычном диапазоне материального мира, не смогли преодолеть барьер.
Она ощутила оторванность от окружающего мира. Будто невидимая стена отчуждения выросла перед ней, и щемящее чувство одиночества охватило её.
Предприняв несколько попыток заявить о себе, она поняла, что стала невидимой, неслышной и ненужной! Взглянув ещё раз на обезображенное тело, решила не возвращаться туда.
И сразу ей стало хорошо. Необыкновенно приятное ощущение легкости и свободы влекло её. Ей хотелось воспарить и больше никогда не видеть этой ужасной картины. Безразличие к происходящему и восторженный порыв, мгновенно сквозняком вынесли её через открытую фрамугу.
Было ощущение, что она превратилась в тончайшую кисейную вуаль, подхваченную ветерком. Забыв страх и все земные привязанности, она наполнилась энергией. Освободившись от плена земного притяжения, с непередаваемым восторгом, взмыла ввысь. С высоты птичьего полета увидела всю Москву разом.
Неведомая сила несла её над землей. Чувство полной свободы и нереально яркие, насыщенные, неземные цвета вызывали ликование. Зелёные горы, синева моря, золотые купола церквей, утопающие в изумрудной зелени, и ослепительный солнечный свет поражали воображение.
Вдруг какое-то беспокойство пронзило её:
"Мальчик! Мой мальчик! Как же?.."
Какая-то сила, словно упругая нить, связывавшая с земным миром, потянула её назад, лишила свободы и блаженства, наполнив ощущением отчаяния и боли. Она вернулась в белую операционную, где колдовали три белые фигуры.
– Уходит!!! Открой глаза! Считаю до трех!..
Три фигуры в белом одновременно навалились на ту, которая сделала свой выбор, в пользу зарождающейся жизни. Раздавшийся истошный крик оглушил её саму. Ей показалось, что от такого крика могли рухнуть стены Иерихона. Но современный родильный дом выстоял.
И тут она услышала голос своего новорождённого сына.
– Смотри, какого богатыря родила! Где ж ты его прятала? Знать бы заранее...

    * * *

– Ах ты, поганка! Тебя всем роддомом спасали, две смены работали с тобой, а ты нам заразу какую-то притащила. И зачем тебе в родблоке записная книжка? Мы боремся за стерильность, а ты эту дрянь через все фильтры пронесла.
– Понимаете, здесь молитва «Живые Помощи ...». Она весь наш род спасла. И вот, нас тоже...
– Это Вера Ванна тебя спасла, дуру неблагодарную...
– Ну почему же, я очень благодарна всем, и всю жизнь буду вас помнить.

Она мысленно перенеслась в детство, в тихую крошечную деревеньку, куда её на лето вывозила мама. Старая бревенчатая изба пряталась в тени векового дуба и пяти огромных лип. 
Эти деревья были свидетелями истории рода, как минимум пяти поколений и единственным свидетельством, оставшимся от родового поместья.
Молодым деревцем дуб был принесён прадедом из леса. Окруженный ивовым плетнём и заботой всего семейства, стал набираться сил, а выросши, сам стал покровителем рода, любовью которого был одарён. По подсчетам ему было больше ста пятидесяти лет. Два взрослых мужчины с трудом могли бы обхватить его. Теперь этого исполина-патриарха назвали бы родовым деревом.
Ей очень хотелось вернуться в те родные места, увидеть дуб, удостовериться, что злые времена, когда "всё на продажу", пощадили его, и люди не тронули, не превратили его в груду досок, из которых получается дорогая мебель, а обошли, испытывая уважение, стороной.
Хотелось услышать звуки жизни, населяющей его могучую крону мелким лесным народцем, множеством разных пичуг, вырастивших в его раскидистых ветвях огромное число поколений. Хотелось прильнуть к нему, стараясь обнять, погладить его шероховатый богатырский ствол, почувствовать еле уловимый запах листвы. Слившись с энергией, исходящей из глубин Матушки Земли и уходящей в небеса, восстановить свою израненную душу, приобщиться к вечному.
Ностальгия по малой родине, обострённое чувство связи со своими корнями звали бросить всё и поехать навестить родные места, воочию увидеть, как от могучего ствола, пробиваясь сквозь густую траву-мураву, пошла молодая поросль, а из многочисленных, словно лакированных желудей выросли молодые дубки.
Но суета жизни и боязнь разочарования удерживали невидимыми путами. Чего так боялись потомки древнего рода, так это вернуться к забытому гнезду, и не увидеть своего покровителя. При мысли об этом у каждого замирало сердце и глаза влажнели. Но как защитить дуб от мирских бурь и "жадного" времени?

Перед глазами предстала обстановка избы. Образа с зажжённой лампадой в красном углу. В простенке рядом с зеркалом в большой деревянной рамке старые пожелтевшие фотографии под стеклом. На окнах занавески с "ришелье", кровать с таким же подзором. Рядом с печкой часы-ходики в виде кошачьей мордочки с бегающими туда-сюда глазками, с гирьками похожими на еловые шишки, отсчитывают время: тик-так! Тик-так!
У печи – бабушка вынимает хлеб. Её мудрое лицо испещрено множеством морщинок – отпечатков всей её жизни с годами тяжелейших испытаний, страданий, печали и грусти.
И только мгновенья счастья, минуты радости, смеха, блаженства иногда озарявшего его, остались глубокими лучами в уголках её глаз.
Натруженные, мозолистые, жилистые руки с выступающими венами уверенным движением с помощью нехитрого инструмента – обуглившейся лопаты достают из печи румяные булки.
Божественный и одновременно земной аромат свежеиспеченного ржаного хлеба наполняет избу. С любовью и благоговением, крестя своё творение, шепчет она над ним молитву.
Затем, взяв длиннющий нож, разрезает хлеб на толстые ломти и щедро намазывает один из них нежнейшим, с запахом сливок, маслом.
Этот дивный аромат хлеба, а также волшебное превращение в белое молоко цветущих мелкими розовыми цветками благоухающих трав, что росли вокруг усадьбы, так и запечатлелся на всю жизнь в памяти, как один из неразгаданных вопросов мирозданья.

Бабушка подходит к кровати, где спит маленькая девочка.
– Просыпайся, душа моя, попей парного молочка со свежим хлебушком!
Бабушка крестит ребёнка, читая молитву на церковно-славянском языке: "Живый в помощи Вышнего, в крове Небесного водвориться... "
Девчушка, сладко потягиваясь, передразнивает бабушку, бормоча: " каля-маля, тра-ля-ля!"
– Что ты, милая, что ты! Эта молитва спасла весь наш род. Она так и называется "Живые помощи". Я всю жизнь молю Бога за всех нас, и Он помогает!
– Бабушка, а никакого Бога нет!
– Что ты, милая, что ты! Если бы не было Бога, не было бы и нас, и ничего не было бы! Эта молитва как раз и рассказывает о Боге. Послушай!
"Живущие в обители Всевышнего, те, кто во Всемогущего тени живут... "
Мне было пятнадцать лет. Однажды к моему отцу, а был он известным конезаводчиком, приехали покупатели коней смотреть.
А я не знала, что у нас гости и случайно выбежала во двор. Как была – простоволосая, в домашнем платье, тут и столкнулась с молодым человеком – сыном нашего гостя. И показалось мне, что словно молния пронзила меня. Голова закружилась, и я чуть не упала. Но он подхватил меня, бережно поддержал, пока я не пришла в себя, и, поцеловав руку, проводил до крыльца.
С этого момента я потеряла покой. Его образ стоял перед моими глазами день и ночь. Я не могла ни есть, ни спать, мысленно возвращалась в этот миг. Мне казалось, что давно знаю его. Это "он", тот, кого я видела в своих снах. Мне хотелось вернуться в этот момент моей жизни, снова пережить те чувства и утопая в них, навечно остаться рядом с ним.
– Бабушка! Я знаю – это любовь с первого взгляда! Ты влюбилась!
– Да, моя милая! Но это больше, чем влюбленность. Это моя душа встретила свою половинку. И вся дальнейшая жизнь была подтверждением этому. Это и называется – Любовь!
– Ба! А как же дальше?
– Через несколько дней я получила через свою сестру Екатерину от него письмо:

"Милая моя, Наденька! Я благодарю Бога за встречу с Вами. Теперь я понимаю, что сама жизнь вела к этой встрече. Случай столкнул нас. Когда я увидел Ваши глаза, я понял, что не смогу жить без Вас. Ваш лёгкий обморок дал мне повод прикоснуться к Вам, и с тех пор я день и ночь думаю о Вас. Я точно знаю, что Вы мой ангел! Прошу, ответьте мне, дайте мне хоть какой-нибудь повод увидеть Вас!"

– Я ответила ему небольшой запиской в две строки, когда буду в церкви, и передала её опять же через Екатерину. Она у нас была святая: ничто плохое не могло прилипнуть к ней.
Девчушка смотрела на бабушку широко раскрытыми глазами. В её сознании никак не совмещались два образа – согбенной старушки с бесцветными глазами и лицом со множеством морщинок, похожим на сушёную грушу, и той юной синеглазой красавицы, в которую с первого взгляда влюбился Алексей.

Возвращаясь мыслями в детство, она часто вспоминала запах свежеиспеченного хлеба, яблок, сена, липового цветения. Яркость красок и звуков.
Вспоминалось, как любила лёжа в высоком душистом клевере, под дружное жужжание пчёл, похожее на гул, читать о дальних странах, о путешествиях, вместе с героями любимых книг преодолевать трудности, испытания и лишения.
Спустя много лет, на пороге мудрости, она вдруг стала задумываться о том, как чудесна была жизнь в детстве. Казалось, что весь мир был создан для неё и, заботясь о ней, баюкал на руках. Безмятежность и покой. Умиротворение. И она смутно ощущала это, но не придавала этому значения. Не отдавала себе отчета в том, что это и есть наслаждение жизнью. Ей было просто хорошо.

Со временем краски поблекли, тревоги и заботы сменили безмятежность, вытеснили покой.
Ей хотелось вернуться в то время, ощутить детскую радость от общения с миром. Прильнуть к земле-матушке, лежа в траве, слиться с земной стихией, наполниться её энергией, отдав ей все свои печали, очиститься от всего наносного.

1 8 9 5 г.

– Я тебя, Алексей вызвал, чтобы сообщить тебе о своём решении. Ты едешь в Англию. Дядя твой задумал купить там станки для своего завода, ну а я уговорил его взять тебя с собой. Тебе эта поездка пойдёт на пользу. Поедешь, дяде поможешь. Вдвоём и легче и веселей. Поучишься чему-нибудь, а заодно и мир посмотришь. Может и остепенишься. О деньгах не беспокойся. Я денег дам сколько нужно. Ну а дядька твой, своих-то детей не имеет, вот и относится к тебе как к сыну. Ни в чём отказа тебе не будет.
– Отец, мне нужно серьёзно с вами поговорить.
–– Когда это ты серьёзности набрался? Ещё в прошлом месяце послал тебя по делам в Смоленск, так, как же, ничего не сделал, а деньги все прокутил. Знаю, знаю! Сам помнится по молодости, раз так распалился, перебрав шампанского! Швырял кредитками в какую-то певичку Катиш, когда увидел кружева её панталон. До сих пор поверить не могу!
– Отец, я по вашему совету решил остепениться...
– Да возможно ль это? Мы с матерью, наверное, никогда не дождёмся, когда ты "гусарить" перестанешь!
– Отец, я хочу жениться!
– Что? Вот это да! Неужели? И кого ж ты решил осчастливить? Или в Смоленске нашел себе зазнобу?
– Отец, помните на прошлой неделе мы ездили коней смотреть...
– Ага, я коней смотрел, а ты по сторонам...
– Отец, я хочу жениться на дочери...
– Что-о? На которой? Надеюсь не на старшей – Екатерине? От этой святоши толку не будет. Её место – монастырь. Средняя – не то не сё... Неужели на младшую – синеглазую тихоню позарился? Да ты что..! Она ещё мала!
– Отец, я видел её мельком, когда она, не зная, что мы приехали, неожиданно выбежала во двор. Я успел увидеть её глаза – и понял, что она моя!
– Успокойся, кто за тебя, повесу, ребёнка отдаст? Разница у вас лет двенадцать. Остынь!
– Отец, вы же сами настаивали, чтобы я женился. И невест предлагаете мне на выбор, как будто лошадь покупаете! А здесь – любовь!
– Что? Да ты знаешь, что такое любовь? Вот когда всю душу вложишь без остатка, когда жизнь тебе будет не мила, когда никакие условия не будут тебя останавливать, тогда – любовь.
А это у тебя влюбленность. Она пройдет. Нам с матушкой твоей, хотелось бы, чтобы невестка наша и хозяйкой хорошей была и хорошей матерью твоим деткам, а нашим внукам! Конечно, род у них известный, дворяне, люди состоятельные, сорок десятин  земли имеют, коней, большое хозяйство.
Но Наденьку тебе никто не отдаст, тем более, что старшие ещё не пристроены. Ты матушку её – Валентину Александровну не знаешь. Все вопросы семьи она сама решает. Муж её – любитель погулять, в общем, непутевый.
А она женщина решительная, умная, практичная. Одно слово – глава семьи. Хозяйство ведёт так, что все: и приказчики, и работники, и дети, и муж трепещут перед ней!
Я помню, случай был однажды. Работница одна выбежала перепуганная из хлева. На неё кинулась разъярённая свинья. Так Валентина Александровна схватила пистолет и застрелила эту свинью..! И рука не дрогнула..! Одним выстрелом – считай, кабана положила... Она тебе любимицу свою не отдаст!
– Отец, а вы вспомните себя! Когда вы поженились, маме было пятнадцать лет!
– Да она сама тебе откажет. Это с виду тиха, как майская ночь. А как послушать отца её – так спасу нет. На всё своё суждение – умна не по годам! У них в роду все женщины с сильным характером.
– Отец..!
– Я препятствовать не буду, но у тебя ничего не выйдет!


"Любимая моя, Наденька! Ангел мой! Я вынужден подчиниться воле отца. Он посылает меня по делам в Англию. Но я знаю: Бог не позволит нам долго быть в разлуке. Я должен исполнить волю своего отца, чтобы получить его благословение. Скоро вернусь и буду просить вашей руки. Ваш образ поместил в свое сердце. Теперь он там навеки! "

Алексей с тяжёлым сердцем согласился ехать за границу. Никакие развлечения не могли развеять его тоску. Ничто не было мило, он чувствовал себя рыбой, выброшенной на берег. Душа рвалась к любимой. Дядя, видя его мучения, отпустил его.
Из Англии Алексей привёз белое подвенечное платье, кольцо и все необходимые свадебные принадлежности, включая фельдиперсовые чулки.
Пока Алексей был в отъезде, Надя пребывала в томленье и смятенье. Об Алексее говорили, что он гуляка – ветреный и легкомысленный. Но сердцем она не принимала эти слова всерьёз.

Липовая аллея тянулась через усадьбу до самого дома, окаймляя двухэтажный в английском стиле особняк, оберегая его от прямых солнечных лучей, наполняя воздух ароматом цветенья и гуденьем пчел.
Подъехали на тройке. Мраморная, белая лестница поднималась к парадному подъезду. Прошли в роскошно обставленную гостиную, с бронзовыми скульптурами коней, увешанную картинами в золоченых рамах, с зеркалами, упирающимися в потолок. Прислуга заспешила накрывать на стол.
Алексей сидел в глубоком бархатном кресле, уставившись невидящим взглядом в тяжёлую портьеру. Время замедлило свой ход. Казалось, оно совсем остановилось. Эти минуты были гнетущи, решалась его судьба.
В ожидании приговора сердце его то замирало, то начинало биться, как пойманная птица. Мыслей не было: напряжённое ожидание вытеснило их из головы. На лбу выступила испарина, тонкая струйка побежала по виску.
Появившееся многочисленное семейство во главе с Валентиной Александровной, прервало муку неопределенности. Алексей быстрым взглядом окинул Надю. Он смотрел и не узнавал.
Наденька была необыкновенно хороша в этот день. Роскошное синее шёлковое платье с кружевным корсетом подчеркивало неправдоподобную синеву её сияющих глаз. От сильного волнения, выступил румянец. Тёмные волнистые локоны, уложенные в причудливую прическу, приоткрытые плечи, изменили её облик, сделали её взрослой и недосягаемой. Красота её затмевала тот образ, который хранил в своём сердце Алексей.
Он оробел: кто я такой, чтобы за меня отдали эту красавицу, это совершенство?

Выслушав с благосклонной улыбкой волнительную речь отца, просившего Надиной руки для своего сына Алексея, глава семьи – Валентина Александровна, окинув гостей изучающим взглядом, надменно, с расстановкой произнесла:
– И не думай! Наденьку не отдам! Мы её любим, без неё и дня прожить не сможем! Она нам самим нужна! Да и старшие ещё не замужем.
Надя остолбенела.
– Как, матушка!? – по щекам её полились слёзы.
Старшая сестра Екатерина бросилась на колени перед матерью.
– Матушка! Умоляю, Вас! Благословите их! Они жить друг без друга не смогут, я знаю! Надя просто не выдержит, умрет от тоски! А за меня не беспокойтесь, я замуж не пойду. Я – невеста Христова!
– Ах, вот, что! И ты знаешь? Откуда же? Отвечай!
– Матушка! Посмотрите на их глаза! Разве Вы не видите? Так глаза сияют, когда душа поёт, а поёт она, когда любит!
– Ну, да! Ты у нас знаток человеческих душ. Пожалуй, послушаю тебя, а то вдруг и вправду, кто-нибудь умрет от любви. Я читала об этом, кажется ... у Шекспира, – хитроумно повернула она.– Ну, что Екатерина, неси икону "Казанской Божьей Матери" – благословлять буду, – уступила матушка.
Катя мигом обернулась, с благоговением неся небольшую икону в золотом окладе, отделанном драгоценными камнями. Светясь тихой радостью, молодые стали на колени.
– Благословляю вас, дети мои, любите друг друга всем сердцем своим!
Алексей смотрел с восхищением на Надю и думал:
"Неужели она моя?"

Большую часть пути они преодолели. Дорога шла через лес. До деревни осталось всего ничего – пройти через кукурузное поле.
Узкая межа заменяла тропинку. Алексей, взяв Надю за руку, шёл в пол оборота к ней. Высокая, в человеческий рост стена зелени, плотно обступив, отгораживала их от мира. В удушливом мареве смешались летний зной, звуки, запахи земли и растений.
Мысли и чувства исчезли, уступив место странному состоянию, когда движение соков, энергий, гудение земли и сам поток жизни, были осязаемы всем существом.
Будто попали они в место, в котором присутствует лишь истинное: песня жаворонка высоко в небе, оркестр кузнечиков, Свет, Любовь, Он и Она.
Неожиданно Алексей отступил в сторону и повалился на упругие сочные стебли, разом хрустнувшие под его тяжестью, увлекая за собой Надю. Одурманенные энергией, идущей из самого сердца Земли, они слились в единое целое.
Солнце замешкалось, наблюдая извечную сцену любви.

1 9 0 5 г.

В Е Р А,  Н А Д Е Ж Д А,  Л Ю Б О В Ь

Катя быстрым шагом приближалась к дому, где жила семья сестры. Возбужденные голоса, доносившиеся из приоткрытых окон, встревожили ее. Она остановилась, прислушиваясь, стараясь на расстоянии понять, что за беда вновь посетила сей дом…
Слышались рыдания сестры. У Екатерины сердце похолодело.
– Надя! Надя! – позвала она сестру, чтобы предупредить о своем присутствии и прервать их невыносимый диалог.
Надя вышла навстречу с красными опухшими глазами.
– Алексей уходит на фронт! – и она зарыдала, завыла в голос.
– Надя! Наденька, родная моя, – Алексей крепко обнял жену, – прошу тебя: перестань стенать. Мочи нет слышать твои рыдания. Это страшней, чем думать о разлуке, о войне.
Как будто сильный удар приняла на себя Катя. Покачнулась как под неподъёмной ношей, и упала на колени. Крестясь, заговорила быстро-быстро слова молитвы:

Живущие в обители Всевышнего,
те, кто во Всемогущего тени живут,
Скажут Господу:
"Господь мое спасение и крепость, я ему доверяюсь.
От смертельных поветрий и ловушек врагов
Он избавит.
Он тебя осенит и укроет своими крылами,
Его истина будет тебе, словно щит.
Не устрашат ночные ужасы тебя, не убоишься
днем стрелы летящей,
Поветрия ночные иль болезни полдневные -
Тебя не устрашат.
Поляжет тысяча вокруг тебя
И десять тысяч справа,
К тебе же смерть не подступится.
Увидишь сам как покарает злобных.
Ты сделал Господа прибежищем своим,
Всевышнего ты сделал обиталищем своим.
Поэтому вред не коснётся никакой тебя,
Несчастья даже близко не подойдут к тебе.
Он ангелам своим велит смотреть и
Защищать тебя на всех твоих путях.
И вознесут они тебя, чтоб ты о камень
Не споткнулся.
На льва и кобру ты наступишь и молодого
Льва с змеёй затопчешь.
Господь промолвит:
"Сохраню его, за искренность его любви,
За поклоненье Мне.
На каждый зов его отвечу,
Не брошу в дни беды.
Спасу и честь воздам.
Жизнь долгую ему дарую
И дам ему спасение Моё".
 
                (ПС. 90, Современный перевод)

Закончив молиться, она подняла глаза на Алексея и Надю.
– Надежда. Вера. Любовь. Господь всегда с тобою, куда бы ты ни шёл! Всё в Его власти! А ты, Надя, оплакивая Алексея, проявляешь неверие. Пойдём в дом, помогу тебе собирать его в дорогу.   
Оставшись наедине, Катя достала из-под блузки обвязанный вокруг талии поясок – сиреневую плотную шёлковую ленту с написанной на ней серебром молитвой «Живый в Помощи...».
– Это Божий промысел! Вера твоя спасёт Алексея и весь наш род! – перекрестясь, передала его Наде.

Память вернула Надю в тот страшный день. Перед её внутренним взором предстала картина. Ночь. Одинокая свеча освещает склонившуюся над рукоделием молодую красивую женщину.
Судьба приготовила ей новое испытание. Теперь ей предстояла проверка её веры в Любовь Бога. Отняв двух маленьких детей, судьба готовилась отнять мужа. Назавтра Алексей должен был отправиться на фронт. Предстояла разлука на долгий срок, возможно навсегда.
Приготовив ему новую одежду, еду на несколько дней, перекрестясь перед образами, зажгла свечу. Работа предстояла не простая, кропотливая, сродни волшебству.
Зная старинное поверье о необыкновенном защитном свойстве 90-го Псалма, она хотела вшить подаренную Катей сиреневую ленточку с написанной на ней молитвой в кожаный ремень мужа. "Так молитва будет окружать его, оберегая со всех сторон".
Делая оберег для любимого, вкладывая туда всю свою душу, своё сердце, заряжая силой любви, она готовила для него щит.
Моля о защите и спасении, она временами тихонько поёт, иногда шепчет молитву. Льются горючие слёзы. Она падает на колени перед образами, призывая в помощь Небесного Отца.
– Господь! Ты наше спасение и крепость! На Тебя уповаю! Обереги моего возлюбленного мужа – Алексея! На всё Твоя Святая Воля! Всё ниспослано Тобой. Дай мне силы пройти испытания. Верить. Терпеть. Ждать.
Богородица, Царица Небесная, спаси и помилуй нас! Защити нашу семью от погибели!
Воображение её рисовало картину возвращения Алексея, вернувшимся живым и здоровым. Какое счастье, просто быть вместе!
Вера, живущая в её сердце, наполняла оберег особой силой, делая из него незримую броню.

П О Р Т – А Р Т У Р

Полуприкрыв глаза, оставив маленькую щёлку, он смотрел на сияние солнца, выбивающегося из-за облаков. Он ещё ребёнком любил смотреть на солнечные блики, играющие разноцветными переливами на кончиках его ресниц.
Это напомнило ему о доме, о Наде, и счастье. И думал он о Вечности, о жизни и смерти, которая ходит совсем рядом неслышною поступью, и выбирает себе женихов, пока они спят.
– Надя! Надя! – мысленно позвал он. – Где я, и где ты? Моя жизнь превратилась в страшный сон. А может быть, сладким сном была моя прежняя жизнь, где была ты. А может быть жизнь – это и есть череда снов. И нужно проснуться, и увидеть, что нет войны, голода, болезней. А только любовь и радость. И Бог, и ты, Надя!
Он кожей почувствовал прохладную гладкость тонкого льняного белья, покрывающего пухлость подушек и перин, и ощутил нежное прикосновение. Рядом с ним лежала Надя. Она спокойно и ласково смотрела на него, улыбаясь. Он обнял её – она была осязаема. Осыпал её поцелуями. Он слышал её дыхание, чувствовал тепло её тела.
– Господи! Благодарю тебя, за то, что ты дал нам свидеться.
Блаженное мгновенье закончилось.
А солнце бесстрастно смотрело на него, на его товарищей, спящих в перерыве между боями, на каждую высохшую былинку, на всю землю, зная продолжение этой драматической истории. 

"Надя, если бы не твой образ, который я всегда держу перед глазами, я, как другие, наверное, давно бы озверел, или сошёл с ума, что, скорее всего, одно и то же. Иной раз мне кажется, что это совсем не люди повинны в этой войне, а какие-то страшные силы столкнулись на небесах, а мы тут на Земле бьёмся. И ещё это значит, что наступают Последние Времена. И мы с тобой на этом свете для выполнения какой-то важной миссии. А потому, – на всё Господня Воля!
Я не испытываю ненависти к врагу. Я знаю, что они так же как мы, дав присягу, исполняют свой долг".

Он вспомнил, как однажды они пили воду из ключа.
Был знойный день. Разгорячённые, они вышли к ручью, по бережкам заросшему незабудками. В сопровождении стайки стрекоз прошли по высокой траве к его истоку, к тому месту, где из-под земли пробивался напористый ключ.
Надя нагнулась к отражению неба в воде, зачерпнула его ладонями, сложенными чашей, и поднесла их Алексею. Луч света, преломляясь в хрустальной прозрачности воды, играл солнечным зайчиком, дробясь на радужные искорки.
Алексей приложился губами к прохладной влаге, сквозь которую её тонкие кисти казались полупрозрачными. Допив до последней капли, он стал целовать её руки, каждый пальчик, заканчивающийся маленьким, почти детским ноготком. Через нежную кожу трогательно просвечивали тонкие голубые вены.
Надя была смущена его пылкой лаской. Она смотрела на него не отрываясь, потом тихонько освободила свою руку и стала гладить его блестящие тёмные волосы, пропуская их сквозь пальцы. Она впервые так близко видела благородные черты его лица. Ясные серо-голубые глаза, высокий лоб, прямой нос.
Нарастающее волнение сердца отдавалось в голубой жилке на виске.
Чтобы скрыть смущение, она снова нагнулась и, зачерпнув воды, окатила ею Алексея. Он, сначала оторопел, но тут же приняв вызов, схватил её и крепко-крепко стиснул в объятьях. Она чуть не задохнулась...
Разве мог он представить себе, при каких страшных обстоятельствах будет вспоминать тот счастливый миг.

1 9 2 7 г.

Предстоящий поход к бабушке в гости вызывал у Лизоньки двойственные чувства. Событие это, когда бабушка приглашала их к себе, было крайне редким. Бабушка была очень строгая, и её все побаивались.
С одной стороны для ребёнка это было мукой, вести себя чинно и благопристойно за столом. Лизонька чувствовала себя страшно стеснённо, и это было выше её сил.
С другой стороны было безумно интересно побывать в большом доме с красивыми шторами, где по её представлениям скрывалось целое сокровище, которое ей всё не удавалось увидеть. Богатство дома, давно исчезнувшее из реальной жизни, присутствовало незримыми тенями в стенах и памяти, проявляясь в намёках, воспоминаниях, манерах и привычках его обитателей.
Надеждой Лизы было увидеть знаменитый пистолет, из которого стреляла бабушка. О чём много раз она слышала краткую историю, когда ёмко проявилась решительная натура бабушки, которую и чувствовала в себе Лиза. Но, так же как и другие вещи, составлявшие богатство и быт этого дома, его постигла та же участь ... от него остались только одни воспоминания.
Валентина Александровна незаметно наблюдала за внучкой.
"Что за озорница! Это от матери она унаследовала большие синие глаза. А та – от свекрови. Наградил же Господь такой красотой!"
Волна нежности, вырвавшись из сердца, захлестнула её. Никогда не предполагала она, что появится на свет человечек, который сможет растопить ледяную броню, которой она, сознательно в ранней молодости жестоко заковала себя, ради высокой цели – благополучия рода. Мужа-то сосватали ей – ни рыба, ни мясо. Ладно, что любил её...

Лиза обвела взглядом комнату, оценивая обстановку, и незаметно, взяв со стола большую серебряную ложку, стала рассматривать себя в зеркальном отражении, поворачивая её то выпуклой, то вогнутой стороной, при этом гримасничая и корча рожицы. То поджав, то вытянув губы, то сощурив глаза, то скосив к носу, она увлеклась своим занятием, не видя как другие еле сдерживаются от смеха. Две тонкие чёрные косички смешно мотались вокруг, когда она раскачивала головой.
– А вот и самовар готов! Будем чай пить с баранками, моя милая! – С напускной прохладцей сказала бабушка, еле сдерживая себя, чтоб не рассмеяться.
Кто бы знал, как хотелось ей дать волю своей любимице, чтобы показала себя до конца, на что способна, повеселила душеньку. Но это была бы не она – Валентина Александровна. Она-то знала, стоит ей только отпустить еле сдерживаемые вожжи, как рухнут и расплывутся остатки благосостояния и доброе имя рода.
Всё держится на ней. Что станет с ними, когда её не будет? Невдомёк ей было, что сами понятия благосостояние, род, благородство, которым она посвятила свою жизнь... уже давно утратили своё значение. Страна лежала в разрухе, голоде, стояла на пороге ещё более тяжких испытаний.

Самовар у бабушки был необыкновенной красоты. Большой, со множеством медалей, надраенный до зеркального блеска, пышущий дымком, испускающий из клапана облачка пара.
Лиза отложила в сторону ложку. Интерес перекинулся на самовар, где во множестве изогнутых граней отражалось её лицо. И тут она не смогла отказать себе в милой проказе. Невзирая на присутствие родных, закатила огромные синие глазищи и высунула язык. Самовар передразнил её, доказав своё превосходство.
– Пей чай, егоза! Вот тебе сахар и баранка.
Лиза на время занялась делом. Но не надолго.
– Бабушка! У меня чай кончился, а сахар остался!
Бабушка взяла фарфоровую чашку, и, поднеся к самовару, подлила горячего чайку.
– Бабушка! А у меня чай остался, а сахар кончился!
Валентина Александровна протянула внучке сахарницу, расписанную дивным золотым узором.
– Бери, Лиса, допивай чай и марш отсюда, а то пока весь сахар не выманишь, не успокоишься!

1 9 3 0 г.

Надежда Васильевна! Здравствуйте! Вот решил зайти, посмотреть, как наша ученица живёт. Я, как директор школы, должен всё знать о наших воспитанниках. Ваша Лиза учится хорошо, замечаний к ней по этому поводу нет и поведение у неё примерное.
– А есть какие-то другие замечания?
– Надежда Васильевна! Вот я смотрю, у вас иконы висят. Для чего это нужно? Ведь это же религиозные предрассудки! Все знают, что бога нет!
– Это для вас религия, а для нас – Вера! Господь всегда с нами, и в радости и в горестях. Вы не верите, вот поэтому Его для вас и нет! А эта вера наш род спасла!
– Об этом я и хотел поговорить с Вами. На днях Лиза рассказывала ребятам в школе, что она видела Бога! Вы же понимаете, чем это чревато! Я всё обернул в шутку. Дети вроде потеряли к этой теме интерес, но Лиза упрямится и настаивает на том, что это правда!
– А это и есть правда! Она очень хотела увидеть Бога, и Он явился ей! Лизочка, подойди, милая. Расскажи нам ещё раз, как это было.
– Мне мама много рассказывала о Боге. А в школе учительница сказала, что Бога нет! Тогда я загадала: если Бог есть, пусть приснится мне. Перед сном я ещё раз подумала об этом. И только я закрыла глаза, как оказалась среди тёмных серых туч. Они были такие густые, что ничего вокруг не было видно. Мне стало душно. От страха, чтоб не задохнуться, рывком разорвала плотный туман.
И в этот миг сверху блеснул невозможно яркий солнечный Свет. Мне показалось, что я – в самом центре солнца. Всё пропало, был только Свет! Невыносимо яркий Свет был везде, даже внутри меня! Вместе со Светом на меня хлынула Радость. Это невозможно было терпеть. Я чуть не загорелась, чуть не умерла от радости. Не знаю, как вам объяснить это, – у неё навернулись слёзы. Таких слов нету, чтобы рассказать о том, что я видела. Теперь я знаю: всё, что говорят о Боге – правда. Бог есть! Он рядом. Его сила безмерна! Он нас слышит, Он нас любит, Он – радость. Он Свет! Он... – она не по-детски улыбалась. Сквозь огромные синие глазищи смотрела мудрая душа, видевшая Бога. – Мне стало так хорошо!
Поражённый директор с удивлением слушал и наблюдал за девочкой, прикоснувшейся к знанию, которое не постичь житейским опытом. Эта Мудрость даётся Свыше. Однако не за тем он пришёл в этот дом.
– Гм..! И это всё? Ты видела сон! Тучи, солнце? Да! Это хороший сон! Бывают страшные сны, а этот хороший. Только бог тут ни при чём! Надежда Васильевна! Вы уж объясните дочери, чтобы она не смущала своими снами ребят. Договорились?

1 9 4 1 г.

В прокуренном тамбуре она увидела офицера, по знакам отличия – лётчик. Она ехала в Красноярск по зову сердца, чтобы там работать учительницей. А он в свою часть, дислоцирующуюся на Дальнем Востоке. Оказалось, что им по пути. И к счастью путь предстоял долгий.
Он пристально смотрел на неё и улыбался. Ей было непонятно, почему окружающие при виде её, улыбаясь, замолкали. Ей не было видно то, что отличало её от других. Яркое летнее солнце, догоняя спешащий на восток поезд, проникало сквозь открытые окна вагона, освещая своим светом удивительно синие глаза Лизы.
Эта бесподобная синева напомнила ему васильковое поле, что каждый год вспыхивало среди пшеничных посевов вокруг деревеньки, откуда он был родом.
Воспоминания потекли сами собой, несмотря на данный себе зарок, не ворошить прошлое. Не состоявшаяся семья, разлад с женой, новое назначение, которое он с радостью принял, как избавление от привязанности к жене. Сама судьба решила за него. А он решил раз и навсегда, что никогда больше не откроет свою душу и не доверится женскому обаянию.

Лиза, радуясь предстоящему будущему, рассказывала о своих планах, застенчиво прикрывая синеву глаз черными ресницами. Туго заплетённые смоляные косы были заколоты на затылке, делая её совсем взрослой.
Оказалось, что ни вещей, ни денег у неё нет. Беспечная молодость да надежда на авось, вот и весь багаж. На все имеющиеся деньги был куплен билет.
Сделав первую попытку проявить опеку, он смутил её гордость: воспитание и природная скромность не позволяли принимать угощение от малознакомого человека. Пришлось прибегнуть к хитрости. Он по секрету сообщил ей, что у него день рождения. Делать нечего, пришлось ей стать его единственной гостьей. Бравый офицер покорил восемнадцатилетнюю девушку открытым, весёлым характером. Он с лёгкостью решал любую возникающую проблему, казавшуюся ей неразрешимой.
Долгий путь, ограниченное пространство, прямые взгляды, случайные прикосновения, молодая кровь. Всё это смешиваясь, наполняло их существа жизненной энергией просыпающейся любви. Встретившись, два жизненных потока слились, и стали уже не властны над собой. И не было ни прошлого, ни будущего, время растворилось, и осталось только "сейчас".
Очарованный красотой, опалённый синевой её глаз, чёрным блеском кос, поняв, что влюбился, он сдался без боя.
Закалённый в воздушных боях Монголии у Халхин-Гола, он знал цену жизни и презирал смерть. Знал, что стоит только показать ей свой страх, как она вцепится своими ледяными пальцами в его сознание, – и он обречён. Непостижимым образом, сумел обуздать свой инстинкт самосохранения, заперев его за семью железными дверями, заковав в цепи. "Плевать я хотел на смерть!" Ему казалось, что он победил страх. Тогда судьба решила испытать его по-другому...
– Где же ты раньше была, синеокая? – у него надрывалось сердце от досады на коварную судьбу, жестоко испытывающую его. Он достал из кармана пачку «Казбека» и закурил.
– А что бы это изменило? – она страдала от предстоящей разлуки.
Чувство, поразившее её, было сильнее разума. Она ничего не могла с собой поделать.
– Я бы попросился служить рядом.
Они молча мучались, надеясь, что произойдёт какое-нибудь чудо, и в судьбе произойдёт поворот, который сделает их счастливыми.
Они не знали, что поворот уже произошёл, но не только для них двоих, а для всего мира. На ближайшей станции голос Левитана из репродуктора сообщил, что началась Война.
Расставались навсегда. Он понимал, что по прибытии будет переброшен ближе к линии фронта. Помог ей пересесть на поезд, идущий назад в Москву.
Решили, что сейчас ей нужно быть рядом с родными. Прощанье было недолгим. Крепко обнявшись, они слились в первом и последнем поцелуе, где была любовь и вера, и надежда.
– Останусь живым, обязательно найду тебя! – услышала она на прощанье.

1 9 4 2 г.

Он не знал, что обречён жить. Жить, несмотря на то, что вражеский снаряд был уже нацелен на его танк, и оптический прицел, сделанный с немецкой скрупулёзностью и точностью, не даст снаряду изменить траекторию и точно попадёт как раз в то место, где сидит он – девятнадцатилетний командир боевого расчёта.
Молитва, обращённая к Небу незнакомой смоленской женщиной–матерью о защите её детей, и рода, спасёт и его жизнь.

Он заметил за покосившейся русской избой, в облаке цветущего белого сада вражеский танк, затаившийся, как страшное ископаемое чудовище. Дуло чуть дрогнуло, как ноздри дракона, принюхиваясь.
"Господи! – а был он атеистом, но призыв этот вырвался не из уст его, а из сердца. – Помоги!"
В следующий миг полыхнул огонь, и вырвавшееся пламя, приняв смертоносную форму, словно влекомое гигантским магнитом, устремилось навстречу цели.

Плотные клубы чёрного дыма не могли скрыть стремительно приближающийся раскалённый снаряд. В тот же миг, вспоров броню Т-34, он разлетелся тысячью осколков, превратив пространство вокруг себя в светящуюся плазму.
Время уплотнилось, став густой субстанцией, в которой увязли предметы и события.
Он ощутил, как огромная масса металла, призванная защищать его и двух его товарищей, вздрогнула и вздыбилась. Лязг, грохот и скрежет металла на мгновенье перекрыли орудийный рёв. Разлетающиеся осколки дымящегося раскалённого железа, изорвав в лоскуты гимнастёрки и плоть, разметались вокруг. Казавшийся неуязвимой крепостью танк превратился в груду искорёженного металла.   
Невыносимый жар объял его. Стало нечем дышать. Перед глазами поплыло. Мир перевернулся вверх дном и стремительно закружился.
Вдруг головокружительное вращение прервалось, открыв перед ним в бреши искорёженной брони, в окаймлении полыхающего огня голубое небо. Он не мог понять, почему оно приближалось к нему: то ли небо опускалось, то ли он летел к нему навстречу.
Несмолкаемый грохот орудий слился в единый рёв, прежде чем раствориться и исчезнуть в ватной тишине. Оглушенный, он не чувствовал своего тела, не ведал времени. Ощущение пребывания в каком-то нереальном месте, длившееся вечность.
 

Г О С П И Т А Л Ь

Его привёл в чувство резкий запах нашатыря, который смешивался с тошнотворным запахом лекарств, окровавленных бинтов и перевязочных материалов. Приоткрыл глаза. Над ним склонился человек во всём белом.
Он с трудом определил: "госпиталь, я ранен!"
Мужчина в белом что-то сказал. Но он не понимал и даже не слышал его слов. Закрыл глаза. В памяти запечатлелось движение губ. Через некоторое время до него дошёл смысл сказанного:
"Ампутация руки" – "Нет! Нет! – это страшный сон. – Сознание его не принимало такого поворота событий! В этой страшной войне не на жизнь, а на смерть, он готов был умереть, но быть безруким калекой? – Нет! – Это сон!"
Врач, склонившийся над ним, видел, как из-под опущенных век выкатилась слеза и сухие, запекшиеся губы прошептали:
– Нет, лучше смерть!
– Черт с тобой! Ты ведь, сдохнешь! – и, отвернувшись от него, доктор поспешил к стонущим раненым. К тем, кому ещё можно было помочь.

Страшные видения преследовали его. Какие-то сущности, подобные огненным волкам гнались за ним.
Он слышал голоса, которые наперебой пытались его спасти. Один из них призывал бежать неведомо куда, в то время как другой, более осмысленный, уговаривал первого: "Это не реально! Этого не может быть! Это только кажется!"
Мерещилось, что он сходит с ума. Ему хотелось быть на стороне этого второго голоса, какой-то внутренний свидетель, наблюдая за диалогом двух, подсказывал, что он прав.
Состояние его переходило от полубессознательного к бессознательному. Любое движение было мучительно, даже дыхание приносило нестерпимую боль.
Когда к нему подходили, чтобы перебинтовать его, он звал смерть, лишь бы не испытать снова этой страшной боли, но быстро терял сознание. Так в борьбе за жизнь прошло два месяца.
Проваливаясь в забытьё, находясь в бессознательном состоянии, окруженный чернотой нескончаемой Ночи, он однажды увидел, как внезапно мрак расступился, и в разрыве кромешной тьмы разверзлась Бездна Вселенной.
Перед ним распахнулось окно в Нечто Вечное... Поле или Пространство Вечности без конца и края...
То, что открылось ему, было безмерно, статично и инертно. Ему открылась Тайна Вечности – это Великое Безвременье, отсутствие череды событий и действия, где всё пребывает в состоянии Покоя. Здесь прошлое, настоящее и будущее существуют одновременно и ...Всегда!
Сон Бытия прервался, и стала видна Реальность. На него повеяло холодом Вечности. Ему вдруг стал понятен смысл Бессмертия и ценности Жизни, наполненной суетой, заботами, приключениями, трудностями, радостями. Жизнь – тепла, динамична, полна чувств и эмоций. Вот, что такое ЖИЗНЬ!
Он видел Вечность... Нет, не видел, он знал!
Это знание вселило уверенность, что человек существо бессмертное, пребывающее вне времени, иногда посещающее этот мир.
Ему стало понятно, почему так притягательна Жизнь на Земле. Это путешествие и приключение, которое душа избирает сама. Выбирая Жизнь в Материи, в телесном облике, отказавшись на время от безмятежности Вечности, человек стремится испытать чувства, эмоции и получить опыт...
Чем была эта вспышка, пронзительное видение, потрясшее сознание до самых глубин. Прежние представления утратили свой смысл. Теперь представляя, как беспредельна Вечность, и явственно ощутив покровительство Небесной Рати, он поверил в незыблемость и нерушимость Мира.
Путешествие в Бесконечность осталось глубоко в подсознании. Знание, которым он теперь обладал, стало ключом, щитом и двигателем его судьбы.

* * *

Иногда, сквозь сон забытья, он чувствовал необыкновенно бережное и заботливое прикосновение. В эти моменты истерзанный организм замирал, отдыхая от боли. Тело, измученное страданием, изредка получающее успокоение, стало настраиваться на выздоровление, ожидая, когда к нему прикоснуться нежные руки. А сознанию хотелось увидеть благодетеля.
Молодой, крепкий организм не собирался капитулировать. Организм боролся за жизнь, и как-то раз глядя на почерневшие пальцы своей безжизненной руки, ему показалось, что они дрогнули.
Однажды, пребывая в беспамятстве, он снова ощутил нежное тепло, ласково прикоснувшееся к нему. Усилием воли он открыл глаза, и был поражён взглядом необыкновенно синих глаз, в окаймлении черных длинных ресниц. Плотно облегающая белоснежная крахмальная косынка резко очерчивала овал лица.
"Вот они какие, ангелы… – подумал он.
Ангел, внимательно посмотрев на него, заулыбался.
– Ну, наконец-то! Вы так долго были без сознания! – произнёс девичий голос.
Он попытался двинуться, но оказался слишком слаб даже для незначительного действия.
– Лежите, лежите, вам ещё слишком рано рекорды устанавливать. И говорить не надо. Я по глазам всё пойму.
Теперь он знал, что, благодаря ей, её нежной заботе, он задержался на этом свете. Организм восстанавливался с трудом, но в этом ему помогал "якорь", встречи с которым он ждал с нетерпением.

Выздоровление началось так же, как начинается весна. От неведомого, невидимого глазу импульса, который пробуждает спящую Жизнь и заставляет её бурлить, наливаться соками, буйствовать цветением, и петь душой.
– Как тебя зовут? – были первые его слова.
– Лиза.
– Ли-за! – почему-то её имя ассоциировалось у него с ливнем и грозой. Оно создавало впечатление свежести и обновления.
Как только стало очевидным, что пациент пошёл на поправку, было решено отправить его в госпиталь в тылу. Его никто не ставил в известность. Никто не думал, что это решение нанесёт ему ещё одну тяжёлую рану.
– Где тебя искать? – спросил он на прощанье Лизу.
– Бог даст, свидимся! Перед войной я училась в Москве в педучилище. Вот победим, и я снова вернусь в Москву. Мечтаю учительницей быть. Детей учить.

* * *

Казалось, время застыло. Занять его можно было только раздумьями и воспоминаниями. Самыми светлыми были воспоминания из детства, когда семья его жила в большом доме на берегу небольшой речушки.
Вспоминалось ему раннее детство, то нежное и сладкое время, когда только одно присутствие матери окрашивает жизнь ребёнка в счастливые и радостные тона. Как-то раз, когда он заявил, что он большой, мать предложила ему отправиться на речку с гусями. Вереница гусей двинулась по тропинке к речке. Следом за ней еле поспевал малыш, крепко держащий в руке хворостину.
Глинистый бережок спускался к мелководью, где в нагретой солнцем воде кишели мелкие рыбёшки. Пугаясь теней отражённых в воде стремительных стрекоз и камышей, качаемых лёгким ветерком, они, сбившись стайками ускользали, и тотчас возвращались.
Обратно он бежал быстро, несмотря на слёзы застилающие глаза. Несколько раз падал, но быстро поднимался и снова бежал. Надеялся на маму, которая может быть, смогла бы спасти гусей.
Ведь он знал: она всегда находила решение всех его проблем. Да, но такого горя в его жизни ещё не бывало. Все до одного гуси утонули. Скрылись под водой и больше не появились.
Был бы он чуточку побольше и повыше, смог бы увидеть, что метрах в трёх-пяти, за зарослями ивняка гуси выныривают и плавают в небольшой заводи.
Увидев мать, он ещё сильнее разревелся.
– Что, мой маленький случилось?
– Гуси, ...гуси, а-а-а ... – слёзы не давали ему говорить.
– А это кто? – мать показала рукой в сторону дороги, ведущей к дому.
Он оглянулся. Быстрым походным шагом гуси входили во двор.

* * *

Куда спешить? Народ, познавший ужас смерти, начинал жить, потихоньку отходя от оцепенения, радуясь каждому проявлению жизни, наслаждаясь каждым мирным днём, ликуя в единении от радости Победы, счастливые, что остались жить.
Вернулся в Москву. Нужно было чем-то заняться, работать, учиться. Для фронтовиков были открыты все двери. Но здоровье не позволяло воспользоваться всеми своими привилегиями.
Решил пойти в вечернюю школу. Временами он совсем не понимал, о чём идёт речь. Учителя из сострадания, занимались с ним дополнительно, как с маленьким ребёнком. Первый год обучения дался с большим трудом, но идти с такими скудными знаниями в следующий класс было бесполезно. И он послушался доброго совета, решив повторить пройденный материал.
Прошло ещё одно благодатное лето. Силы вернулись к нему. В этот раз ему легко было учиться. Он знал всё наперёд, и это внушало оптимизм. К весне он определился – будет поступать на факультет журналистики МГУ!
Шли выпускные экзамены. Аттестат его пестрел пятёрками. Учителя не могли прийти в себя от удивления. Они помнили его по прошлому году.
Поднимаясь по лестнице на свой последний экзамен, он увидел спускающуюся ему навстречу девушку из своего фронтового сна. Да! Да! Это она, Лиза! Эти синие глаза могли принадлежать только ей! Её нельзя было спутать ни с кем.
Поравнялся с ней, в надежде, что она узнает его. Но она скользнула по нему равнодушным взглядом. Пришлось остановить её и заговорить. Но она очень спешила, поэтому предложила подойти к школе после экзамена. Так, совершенно "случайно" жизнь снова столкнула их.
Встретив Лизу, он воспрянул духом. Ему хотелось свернуть горы, упиться жизнью, достичь невозможного. Выходит, жизнь не вычеркнула его из своего списка! Он воспринял эту встречу, как призыв к продолжению.

Как интересно пишет свой сценарий судьба! Любовь, которую поджидают, обстоятельно подготовившись, пристально вглядываясь в глаза каждому, с кем сталкивает жизнь, настигает в тот самый миг, когда ты как-нибудь отвлёкся. И ты, предстаёшь перед ним (ней) в самом неприкрытом виде. И только потом, в зрелости, понимаешь, как смешны эти детские уловки, на которые идут все, лишь бы скрыть и приукрасить свою сущность. А Любовь, она смотрит в самое сердце, и реагирует лишь на тонкие вибрации твоей души. Остальное не имеет значения.
Жизнь, не знающая остановок в своём развитии, однажды запущенная Творцом, призванная расширяясь, когда-нибудь заселить всю Вселенную, шла своим чередом.
Выкосившая своей смертоносной косой миллионы, война оставила надежды на возвращение любимых лишь самым стойким и преданным и тем, кто не получил похоронки. Такой была Лиза.
«Жди меня, и я вернусь!» – этот призыв она поняла буквально, относящимся прямо к ней, и стала ждать свою судьбу, пригрезившуюся ей за день до Войны.А судьба была рядом, в облике Женьки, который не давал ей прохода. Он старался ловить её взгляд, смотреть прямо в глаза. А она смотрела сквозь него, стараясь вдалеке разглядеть своего суженного, которого надеялась дождаться.
Война закончилась. Но бывший страх смерти, поднятый войной из глубин сознания и долгое время, находящийся на поверхности, остался, превратившись в страх жизни. Маятник качнулся. Жизнь надвигалась огромной тёмной тучей, неся с собой неведомые испытания. Одна, в большом городе, вдали от родных, она начинала новую жизнь. Одиночество, пугающее остаться перспективой, заставило её принять предложение Жени.
 

1 9 6 0 г.

Бабушка зовёт:
– Рика! Ты слышишь? Курица кудахчет на чердаке! Видать снеслась там, а теперь хвалится. Полезай на чердак, найди яйцо, и курицу прогони, чтобы она больше туда не забиралась.
– Ой! Бабушка! Я боюсь! Там Бабай! – на самом деле ей не хотелось отрываться от игры в куклу.
– Что ты придумываешь, кто это тебе такое сказал?
– Мама сказала, когда мы в прятки играли, она нам не разрешила на чердак лазать, потому что там Бабай!
– Да нет там никого! Там спрятаны сокровища. В чемодане под сеном.
– Какие сокровища? – у неё округлились глаза. – Золото и бриллианты?
– Нет, милая, золото и бриллианты в голодные годы мы сдали в Торгсин, за мешок муки. Сначала оклады с икон, столовое серебро, золотые часы с цепочкой, принадлежащие Алексею, а потом сережки и кольца обручальные. А самым последним я отдала то кольцо, что Алексей привёз мне в подарок из Англии.

В предвкушении открытий, как отважная путешественница, побывавшая и на Борнео и в копях царя Соломона, Рика без возражений быстро влезла по лестнице на чердак.
Когда глаза привыкли к темноте, осмотрелась. Почти всё пространство от потолка до крыши было заполнено сеном. Густой запах сушёных трав смешивался с ароматом берёзовых веников во множестве подвешенных под самой крышей. Нагреваясь на солнце, железная крыша, создавала хорошие условия для хранения сена. Духота знойного воздуха, паутина по углам и жужжание мухи, бьющейся о стекло крошечного оконца, произвели жутковатое впечатление на девочку. В полумраке она разглядела пестренькую курочку, сидящую на гнезде. Мужественно преодолевая страх, с трудом пробираясь к ней, Рика зацепилась за что-то и похолодела от ужаса. 
Остановившись и рассмотрев, она поняла, что это был старый фанерный чемодан. Попробовала открыть, но замок не поддавался. Пришлось ей спуститься вниз, и, вооружившись фонариком и бабушкиной шпилькой, вернуться и продолжить исследование.
Потыкав шпилькой в замок, она всё-таки смогла его открыть. Приподняв крышку чемодана, она разочарованно смотрела на "сокровище": старая икона "Казанская Божья Матерь", небольшой портрет синеглазой красавицы, фельдиперсовые чулки, два детских оловянных крестика и фарфоровая чашка с облезлым золотым узором – и это всё.

1 9 7 0  г.

Алексей, ты??? Здравствуй дорогой! Я знала, что ты скоро придешь! Я ждала тебя! Ну, как ты? А я, знаешь, теперь у Лизы живу. Мне здесь хорошо. Только вот делать нечего. Совсем заняться нечем. А я без дела никак не могу.
Не понятна мне городская жизнь. Вода теплая из кранов течёт, печь топить не надо, хлеб свежий – каждый день. Молоко продают в смешных бумажных кувшинах. Корову доить не надо. Картошку сажать не нужно. В общем, делать нечего. Пробовала штопать, да глаза не видят. Да и никому это не нужно! Посмеялись, да отняли моё рукоделие. А на следующий день всё новое купили. А зачем мне новое? Я старое залатаю и похожу в том. Много ли мне осталось? Зачем мне новое?
С тех пор, как ты ушёл, я каждый день тебя вспоминаю. И жду. Да и не воспоминание это. Я чувствую тебя рядом. Незримо ты со мной. Всю жизнь ты рядом. Вот уже и внуки взрослые.
Знаешь, сколько внуков у нас? У Васи – три мальца и дочка. У Коли – два сына. У Лизы – девочка и мальчик. У Шурочки – две дочки. У Нины – дочь. Сколько это получается? Одиннадцать! Одиннадцать отростков от нашего рода! Сохранился род. Сохранился! И взросленькие уже. Скоро и у них детки пойдут. И много нас будет! Сохранили мы с тобой, Алексей наш род! Спасибо тебе. Теперь можно и уходить. А ты за мной пришёл? Ну, подожди ещё немного. Мне тут интересно. Вот повидаю всех внуков, отдохну маленько, и тогда в путь.

– Лизочка! А ты знаешь, кто сегодня ко мне приходил? Алексей!
– Мама, Алёшка сегодня никуда и не уходил. У него каникулы.
– Да, нет, не внучек, а муж мой – Алексей! Отец твой!
– Что вы, мама! Отец наш умер, когда мне 10 лет было, больше 30 лет назад! Это Вам приснилось!
– Какое приснилось! Я его своими глазами видела. Выглядит молодо, лет на тридцать. Рубашка на нем в клетку. Он пришёл через окно, и ушёл так же. Звал меня домой. Да я уговорила его, остаться. Хочу погостить у вас маленько.
– Мамочка! Вы меня не пугайте! Во сне всякая чушь присниться может. Ужас, какой!
– Какой же ужас? Пора мне уже собираться. Прожила без малого век! А жизнь, какая! Вот повидаю всех родных и в путь! Алексей придёт за мной, с ним и пойду. Давно его не видела. А, кажется, что всегда он был рядом. Так и подняла вас и сохранила.
* * *

Есть в сердце каждой женщины, потайной "женский уголок", где живут привычки, понятия и прихоти, оставшиеся с архаичных времен, когда забота об очаге была её главным делом.
Творческое начало, живущее рядом, развиваясь, украшало быт и жизнь женщины. В этом уголке родились искусства шитья, вышивки, вязания и моды.
Именно "реликтовая" привычка заботы об очаге, заставляла южную селянку оглядывать критическим взглядом свою белёную известкой хату, сияет ли она на солнце белизной?
Другие городские современницы, бывает, лежа в постели рядом с мужем, задумчиво глядя в потолок, спрашивают себя: "А не побелить ли его, какой-то он не свежий!" Третьи любят к какому-нибудь значительному празднику поменять все шторы на окнах.
А эта, по странной, для городских условий, прихоти, привезённой из родных мест, любила, чтобы окошки всегда были чистыми и отливали прозрачной голубизной.
Когда утренняя суета стихла, и спальный район опустел, она решила: "Пора!" Мытьё окон для неё было священнодействием, медитацией. От этого нудного и трудного занятия, когда другие устают, она получала удовлетворение и удовольствие. Её ум успокаивался, тягостные мысли исчезали, она отдыхала. Время от времени взгляд её скользил по деревьям в сквере, где у песочницы рядом с качелями, словно просыпанный горох играли дети. Лучи солнца, ударяясь о дом напротив, рассыпались, щедро орошая всё вокруг.
Вдруг взгляд её зацепил краем глаза какую-то деталь, не вписывающуюся в этот душевный пейзаж, До неё не сразу дошло то, что она увидела.
На пятом этаже, в доме напротив, из раскрытого настежь окна показалась фигура, по одежде женская. Держась за раму, она осторожно перелезла через подоконник, и оказалась за окном. Трудно было понять замысел столь рискованной операции. В здравом уме такое не совершишь.
И тут до неё дошло... В этой квартире живёт известная всей округе учительница. А эта женщина – её старенькая мама, бабушка Надя – так зовут её внуки. Ей уже лет сто, наверное.
"Боже! Что делать? Кого звать?" – она хватает телефон и набирает "01"
– Помогите! Умоляю! – сбивчиво говорит о происходящем на её глазах.
Ей задают вопросы, она отвечает, видя, как маленькая сухонькая фигурка, пытаясь опереться о воображаемую землю, повисает, вцепившись в край откоса.
В следующий миг, ослабшие руки отпускают спасительную опору и неумолимое, земное притяжение делает своё дело. Глухой звук удара – и всё...

1 9 8 5  г.

Мама! Посмотри, какой красивый кенгуру получился! – ребёнок протянул ей своё творенье.
С листа для раскрашивания на неё смотрело синими глазами милое рыженькое существо.
– А почему, ты решил, что у кенгуру глазки синие? У кенгуру бывают черные или коричневые глаза.
– Ты же сама сказала, что "нет ничего на свете прекраснее синих глаз!"
Она задумалась, откуда у неё такое представление. Да, синие, голубые глаза её завораживали. В её сознании обладателю таких глаз сразу же приписывались самые лучшие человеческие качества. Но почему? Порывшись в памяти, она никакого объяснения не обнаружила.
Ответ пришёл гораздо позже, когда сын уже вырос и стал студентом. В день его рождения она вспомнила тот момент, когда ей показали новорождённого сына.
– Смотри, кто это? Мальчик или девочка? – ей показалось, что ответ настолько очевиден, что нет необходимости задавать его. Это потом ей объяснили – так врачи определяют состояние женщины.
– Сын, мальчик! – в голове пронеслась мысль, что она хотела, ждала сына, и была уверенна, что так и будет.
Несмотря на уверения всех врачей, определивших по сердцебиению – девочка; желание свекрови, вырастившей двоих сыновей; и самое главное – желание мужа иметь дочь, она твёрдо сказала:
– Будет сын!
Дитя ополоснули, запеленали и положили рядом с ней. Она смотрела на него, оглушенная событиями дня, ничего не понимая. Её ребёнок смотрел ей в глаза, и казалось, что он знает о ней всё, и даже больше, чем она сама.
И вот тут возник ответ на давно поставленный вопрос. Точно так же смотрела она в пронзительно-синие глаза своей матери, в момент своего появления на белый свет.
Это было первым впечатлением от мира, в котором она воплотилась! В этих глазах она видела поддержку и защиту в неизвестном, а потому и страшном мире. Долгое пребывание в защищенном, теплом, уютном пространстве материнского лона, закончилось. Начиналась жизнь на Земле!