Отпуск по любви

ОТПУСК ПО ЛЮБВИ

Пролог

Очень далеко, в пыльной дали виден тусклый огонек.  Если пристально вглядываться в него, то можно рассмотреть фигуру сидящего мужчины. Мужчина склонился над глиняной табличкой и что-то пишет. В тот момент, когда он дописывает слово, происходит невероятное: слово отрывается от поверхности, медленное покачиваясь, поднимается вверх, вспыхивает по краям мягким оранжевым светом. И со звоном хрустальных колокольчиков исчезает. Мужчина начинает писать новое слово на мягкой глине.
И нет конца его работе. И нет конца его словам.

Гостиница

Огромные серые хлопья снега медленно оседали за окном. Снегопад начался настолько внезапно, что, казалось, земля и небо потерялись и запутались в снеге, измазавшем мутным овсяным киселем все кругом. Женщина стояла у окна, следя за снежными хлопьями, глядя на смутные силуэты зданий, деревьев, отчаянно тонущих в киселе. Горячий воздух от радиатора шевелил гардину, и от этого вся картинка за окном еще сильнее теряла резкость и плыла как отражение грязного неба в широкой реке.
- Так не бывает.
Она, скорее всего, говорила сама с собой. В тоне было и удивление, и спокойствие, и необыкновенная горечь.
- Вот скажи, мы встретились только вчера днем. В обед. И уже успело произойти все. Я даже умудрилась переспать с тобой. И уже успела полюбить тебя. За несколько часов ты успел стать чем-то большим, чем просто обычный мужик. Как так может быть? Не перебивай. Пожалуйста. Не смогу я больше. Так говорить. Я ничего не знаю о тебе. Ты появился, и я взорвалась. Внутри все взорвалось. Никогда ничего подобного со мной не происходило. И что-то мне говорит – и не произойдет. Несмотря на то, что я необыкновенно счастлива сейчас, мне не дает покоя ощущение какой-то жути, невыносимой утраты. И я хочу успеть все понять именно сейчас. Почему? Потому, что я понимаю – уже нет времени. Всегда же было так много… А сейчас уже нет нисколечко. Последняя крупинка уже провалилась между пальцев и сейчас коснется ковра. Этого чертового, мягкого, хамски красивого ковра в этом чертовом номере, который будет мне сниться еще сто лет. Сто? Или больше?
Она обернулась. Губы дрожали. Руки скрещены на груди. Слезы скатывались по щекам, подбородку, прокладывали влажные дорожки. Снова зазвучал ее тихий голос.
- Я очень-очень прошу тебя объяснить, что происходит со мной и что происходит сейчас с нами. Умоляю. Пожалуйста. Мне кажется странное. Мне кажется, что мы всегда были рядом. И то, что мы никогда так и не встретились. Мне кажется, что эта ночь тянулась годами. Мне кажется, что я не увижу тебя, а если и увижу – никогда тебя не узнаю, потому, что тебя даже сейчас нет рядом и мне некого узнавать. Я чувствую твой запах. Но, я точно знаю, что так пахну я. Почему я стою тут голая у окна, но шею сдавливает высокий ворот какого-то платья? Почему оно цвета ванильного молока? Откуда у меня эти вопросы? Кто ты? Что ты сделал со мной? Почему я знаю, что люблю тебя настолько сильно, что не смогу жить без тебя, и что мне придется жить именно так - без тебя? Откуда взялись Соня и Боря? Кто эти люди? Что происходит?
Ее голос сорвался на хрип, она закашлялась. Кашель согнул ее пополам, и она мягко осела на ковер. Мужчина опустился рядом и подал стакан воды. Выпив и нервно закашлявшись, она поставила стакан около радиатора на ковер, как-то внутренне поджалась и стала смотреть на халтурный пейзаж в позолоченной раме.
- Я не могу ответить на эти вопросы. Мне очень жаль.
Его рука скользнула по волосам женщины, ладонью по затылку. Сухие и теплые пальцы остановились в том месте, где заканчивается череп и начинается шея, мягко обхватив ее. Мелкая дрожь, вползшая в ее тело и сердце, сразу исчезла. Она немного расслабила шею, чтобы ее затылок лег в его ладонь, и перевела взгляд на собеседника. Или кто он там? Обычный. Средний. Ничего выдающегося. Обломки мыслей плыли в снежном киселе тумана, эмоциональная вспышка сошла на нет, женщину охватывало безразличие.
- Но, хоть что-то ты скажешь?
- Да, конечно. Мне очень жаль…
- Ты уже это сказал. Это уже не новость
- Ты просила не перебивать? Сделай то же и для меня. Но, для начала, ответь мне на вопрос – хочешь ли ты помнить о том, что произошло сегодня? Я могу сделать так, что через несколько дней ты ничего уже не вспомнишь. Да или нет?
- Ты гипнотизер что ли? Так и результат получил? Со всеми так делаешь, скотина?
- Ты не ответила на вопрос. Хочешь или нет?
- Да! Я все запомню, чтобы всегда помнить твою скотскую рожу!
- Ответ принят. Не бесись и не злись. Незачем обвинять меня в том, чего не было и не могло быть в принципе. Вот. Повторюсь – очень жаль, но уже действительно нет времени. Ты оказалась намного более чувствительной, чем я предполагал. Но, я не смогу тебе ничего объяснить детально, в подробностях. Ты чувствуешь то, чего мало кто может почуять. Наверное, это хорошо. Я ничего с тобой не сделал. Мы знакомы. Да, мы знакомы. Но не здесь и не сейчас. Да, мы долго были рядом. А то, что ты чувствуешь – это куски вероятностей. В моем присутствии эти вероятности ведут себя более уверенно, вот ты и замечаешь «хвосты» возможных событий, замечаешь кусочки несобранной мозаики жизни. А может, все проще – ты наверняка хотела платье с высоким воротом. Вот ты его и чувствуешь.
Мужчина глянул на часы и заговорил быстрее:
- У меня остается совсем мало времени – около минуты, надо торопиться. Слушай и не перебивай. Я был в отпуске ровно тридцать суток. Меня отпустили именно к тебе – я очень долго просил. Тридцать суток – очень мало, а их было ровно столько. Тридцать только сегодняшних одинаковых дней. Ты заметишь, что в ноябре у тебя появился загар. Мы летали на юг. Ровно тридцать дней подряд я встречал тебя у выхода из офиса, каждый день знакомился с тобой заново, мы пили кофе, ехали в аэропорт, летели на два часа к морю, возвращались в гостиницу. Когда сюда, когда я отвозил тебя домой, чтобы встретить тебе на следующий же день у офиса. Ты же смотрела «День сурка» с Белуши? Получился твой и мой день. Вернее, тридцать наших дней. Сейчас мне страшно, мне тяжело, больно, но, уже надо идти. Мы не сможем больше увидеться, может разве через лет шестьсот. Совсем нет этого чертового времени… Знай! – мужчина заговорил громче, чеканя слова, вкладывая в них огромный эмоциональный заряд: – Знай! Я любил тебя всегда и буду любить вечно! Это не метафора, ты потом поймешь. Я так ждал… Любил и люблю. Прощай, золотко.

Он порывисто обнял женщину, встал и, не оборачиваясь, вышел из гостиничного номера. Дверь захлопнулась, за окном со всплеском упал на карниз снег. Женщина, сидящая на ковре, смотрела перед собой, ничего не видя. Через мгновенье она встрепенулась, с каким-то утробным рыком поползла на четвереньках к двери. По пути она два раза упала, неловко завалившись на бок, хрипела, из глаз лились слезы. С огромным трудом она поднялась у двери, судорожно хватаясь за косяк и ручку. Пальцы ее скользили, слезы застилали все вокруг. Женщина толкнула ручку, дверь распахнулась в пустой коридор. Мужчина, сидевший рядом с ней на бежевом ковре несколько секунд назад, пропал.

Хорошая идея

В ноябре следующего года по улочке в одном из районов старого города шла молодая женщина. В воздухе висела холодная киевская морось – смесь тумана и мельчайших капель дождя. Листья с каштанов уже давно облетели, асфальт тротуара был чист и блестел от воды, отражая массивные стены жилых домов. На брусчатке мостовой по центру улицы плыли отражения автомобилей, ползущих к светофору.
Женщина подняла голову, легкие частички тумана остудили кожу лица. И она улыбнулась  замечательной мысли – сегодня она непременно пойдет в кафе. Сегодня. Именно сегодня. Закажет бокал шампанского и маленькую вазочку настоящего крем-брюле. Она выберет стол у окна и попросит не включать небольшую настольную лампу. Официант принесет шампанское первым, и она, делая крохотные глотки, будет ощущать, как маленькие пузырьки лопаются на языке. А если оставить чуточку шампанского под языком, эти пузырьки будут приятно щекотать, проползая изнутри по деснам и щекам. Официант принесет крем-брюле с коричневой хрустящей корочкой карамели, кивнет ей и улыбнется.  Она улыбнется в ответ только самыми уголками губ. И эта незначительная улыбка обозначит небольшую ямочку на левой щеке.
Официант уйдет, оставив посетительницу одну за столиком у окна. И вот тогда она станет смотреть на двери гостиницы на противоположной стороне улицы. Поглядывая на часы и потягивая шампанское, она дождется девятнадцати часов двадцати минут. И тогда, только для нее, откроется дверь, из нее выйдет коротко стриженый мужчина среднего роста и средних лет. Не останавливаясь ни на мгновенье, мужчина подойдет к краю проезжей части. И исчезнет. Просто растворится в воздухе. А ровно через две минуты из все той же двери выйдет, немного пошатываясь, молодая очень бледная женщина. Она остановится, осмотрит улицу  и заплачет. Шампанское в бокале подойдет к концу. Звонко хрустнет карамельная корочка. И фигуры из прошлого растекутся туманом. Посетительница подумает: «Туман съел меня. И тебя. Туман съел весь мир». Она расплатится, мельком глянет на запертые двери гостиницы и пойдет домой.
Вот такое замечательное приключение она придумала для себя сегодня. Снова улыбнувшись своим мыслям, женщина с копной русых волос вошла в лифт, поднялась на шестой этаж, где находился офис ее работодателя. Уже давно она перешла с терминов «работа, компания, фирма» на «работодателя». Когда-то ей очень нравился и офис и сотрудники, ее работа юриста, но… Однажды она поняла, что происходящее вокруг не имеет к ней отношения, не имеет отношения к той ее части, которая лежит глубоко внутри. К ее сердцу. К ее душе. На работе ей было скучно и грустно, как в гостях у чужих и незнакомых людей.
Заканчивающийся рабочий день для ГГ, а будущую посетительницу кафе звали именно так, не оказался каким-то необычным. Рутина, документы, нотариально заверенные копии договоров, письма… Она аккуратно сложила документы, выключила компьютер и, одевшись, пошла к лифту. Его пришлось ждать достаточно долго. Но, раздался мелодичный звон, двери лифта разъехались, представив картину, никогда прежде не наблюдавшуюся в офисе.  Кабина была засыпана какими-то рекламными листовками с требованиями купить разнообразный строительный хлам. ГГ осторожно сдвинула рекламные листки носком сапога и вошла в кабину. Лифт не сразу отозвался на нажатие кнопки, но все же довез пассажирку до первого этажа. ГГ попрощалась с охранниками, сидящими за стеклянной перегородкой и вышла в лиловую темноту ноябрьского вечера.
И тут же, у нее перед лицом заплясала кипа рекламных листовок, которыми наглый продавец пытался привлечь ее внимание. ГГ отшатнулась и посмотрела на распространителя рекламной заразы. Им оказался высокий совершенно рыжий парень с карими глазами и фальшивой улыбкой во все лицо.
- Девушка! – обратился он к ней с наигранной веселостью и бодростью. - Девушка, вам срочно нужны двери! А они, опаньки, и – тут!
Рыжий вложил в раскрытую ладонь ГГ какой-то глянцевый листок.
- Двери! Только наши двери станут залогом счастья и успеха! – он заговорщицки подмигнул и оскаблился. - Если надо что-то спрятать, или более – найти, то наши двери к вам в пути!
- Дурак. – беззлобно сказала девушка. – Вы не только дрянные стихи сочиняете, но и в лифтах мусорите. Совести у вас нет, молодой человек.
ГГ обошла продавца и двинулась в сторону остановки. Ветер мел по асфальту яркие листки, которые бросила рыжий. Его голос прозвучал ей вслед:
- Двери гостиницы, что напротив кафе, устанавливал я. Тебе нужна дверь, золотко.
ГГ обернулась, но возле освещенного выхода из здания уже никого не было – рыжий успел исчезнуть. Крайне неприятный холодок вполз в центр живота ГГ. Появление рыжего, его фраза о дверях гостиницы выбили ее из колеи. Она не знала что и думать. Тем не менее, она доехала до кафе в котором планировала тот самый бокал шампанского, и обнаружила кафе закрытым. Табличка гласила «Ремонт». С этим точно не поспоришь. ГГ разволновалась и расстроилась – красивый план провалился, оставалось ехать домой. Но, сначала она решила немного пройтись, прогуляться.

Лиловый вечер

Шагая по мокрому асфальту ГГ сравнивала этот вечер с другим похожим вечером. Только тот бы на расстоянии года от нее. И не только. Тот снежный вечер разрубил ее жизнь на две, вернее – на три части. Часть первая состояла в жизни без него и без знания о нем. Вторая, самая незначительная по времени и самая значительная по важности часть была длиною в сутки. Хотя он говорил о тридцати днях, для ГГ в памяти были живы лишь сутки. Эти двадцать четыре часа пылали фантастическим огнем, светили ярче всех звезд и они были самыми жуткими в конце. Ведь хлопок двери, которую устанавливал, с его же слов, рыжий наглец, ознаменовал начало самого тяжелого третьего этапа. Жизнь без него, только вот в отличие от первого этапа – она знала об этом человеке. Она помнила его запах, его осторожные касания, цвет глаз, форму скул. И, если первый кусок жизни ГГ назвала «глупостью», то второй назвала «Счастьем» с одной заглавной буквы, а третий назвала «ГОРЕМ» со всех заглавных.
Она брела в лиловых сумерках и сгущающемся тумане, размышляя о произошедшем с ней. Как он мог оставить ее в горе? Тот, которого так и не смогли найти. А его искали, но след был потерян в самом начале – оказалось, что номер в гостинице был снят ею же. Никакого мужчины камеры видеонаблюдения не зафиксировали. А те, кто по ее просьбе искали незнакомца,  участливо советовали ей съездить на море, взять отпуск, передохнуть. А она, стоя перед зеркалом в своей ванной комнате, рассматривала сквозь слезы белые полосы от бретелек лифчика на своих загорелых плечах. Она-то знала, что загореть ей было негде, на море она была за год до событий и в солярий не ходила. Был след на теле, был след в сердце и в душе. А в окружающем мире такого следа не было. Как он мог? Как он посмел уничтожить все, все обесценить? Почему-то она вспомнила тонкую серую книжицу с красной надписью «Любовь к жизни» . На обложке был изображен человек, душащий волка. Она читала ее в детстве, в школе. И была потрясена тем, как бродяга-золотоискатель съедает живьем птенцов куропатки, с хрустом пережевывая их живыми. Потом она вспомнила как герой, погибающий от голода, продолжает нести с собой мешочек с найденным золотом. И вскоре выбрасывает его. Для него котелок и спички стали важнее золотых самородков. Что стало важнее для него? Чем занимается он? Она-то знает чем занимается она. Думает о нем. И она не может, не сможет и не захочет забыть произошедшее никогда.
Год назад, давным-давно, сидя на мягком ковре в гостинице, она поняла суть. Смысл и значение слов. Первое слово, затертое и опошленное, оболганное и изгаженное, скрывшееся под скользкими телами порнозвезд и их гибких партнеров, было слово «люблю». В тот страшный момент потери она осознала необыкновенный смысл этого простого слова. Слова-смысла. Слова-действия. Слова-жизни. Теперь она несет это слово бережнее, чем раненную птицу в ладонях. Это слово наполнило ее великим порывом к жизни, к движению, к развитию.
Вместе. Теперь настал черед слова «вместе». Первое великое слово требовало второго. И именно слово «вместе» стало тем вторым. Ведь только потеряв самое главное, самого главного, можно понять смысл этого простого слова. Потому, что только вместе можно создать, только так удержать и только так поддерживать третье слово. «Счастье» стало третьим. Величайшее счастье любить, попытка отдать часть себя, попытка закрыть собой от боли и невзгод. Успеть выпить каждое мгновенье вместе, ценя каждый вдох, каждое движенье, даже легкое сужение зрачка того, с кем вместе, того, кто дороже золота. Человека, ради которого можно с улыбкой взойти на лютый костер и смеяться от счастья сквозь пламя. Теперь она знала и имя Великого Инквизитора, который стоит рядом с этим костром.
Его имя – Время. Именно время раскаленным добела тавром клеймит каждое мгновенье с того момента, как он вышел за дверь. Эти мгновенья обжигают, просачиваясь сквозь пальцы, оставляя боль от невозможности сделать хоть что-то для него. Ведь именно он  и есть смысл. Ключ. К той единственной двери в мир, которого она недостойна. И это мучение будет длиться вечно.
Слово «вечно» она поняла заново – она знала, что можно, а скорее и нужно, любить вечно. И она знала, что любила незнакомца всегда. И будет любить его именно вечно. Она будет гордо шагать по пустыне безвременья, неся на вытянутых руках флагшток с нанизанным на него собственным окровавленным сердцем. Трепещущим и живым, рвущимся от боли  счастья. С сердцем, которому уже не страшны ни боль, ни время, ни отчаянье. Ведь это сердце горит вечным огнем любви.

Кафе

Она остановилась у пешеходного перехода в ожидании зеленого сигнала. Через освещенный перекресток медленно ехал троллейбус с огромной надписью на борту «Ты еще ждешь?» ГГ прошептала: «Да, жду». Раздался резкий сигнал маршрутки, обгонявшей троллейбус. На желтом боку заскрипевшей тормозами развалюхи было написано «Ищи дверь!» ГГ подумала: «И где искать эту дверь?» По противоположной стороне улицы проехал автобус с огромной надписью «Оглянись!». И она обернулась. В трех шагах за ее спиной на стене дома разноцветно светилась веселая вывеска «Кафе Дверь». Онемев от внутреннего напряжения она взялась за ледяную дверную ручку и рванула ее на себя. Дверь не поддалась. Тогда ГГ сделала глубокий вдох, плавный выдох, и толкнула дверь от себя. Та открылась, пропуская ее в микроскопический зал с тремя столиками и барной стойкой. За ней стояли двое в черных фраках и белоснежных манишках. Она узнала одного из двоих барменов. Рыжего, наглого продавца дверей. Он стоял и смотрел ей в глаза очень спокойным взглядом. Чуть улыбнулся и подмигнул ей. От этого ГГ вздрогнула и перевела взгляд на второго бармена. Иссиня черные волосы, бледная кожа, острый нос и острые скулы. Немигающий взгляд черных глаз дополнял картину. Двое стояли и ждали. Рыжий взглянул на ГГ еще раз, взял со стойки бокал и начал его демонстративно протирать негнущимся накрахмаленным полотенцем. Тогда ГГ решила первой нарушить тишину.
- Я пришла.
Рыжий усмехнулся, помолчал и ответил:
- Да уж, видим, что не прилетела. Что долго так?
- Долго?
- Ну да. Год прошел. Я тут и рекламу напечатал и все автобусы обклеил. Неужто так они нужны?
- Двери? – спросила она.
- Двери? – удивленно переспросил Рыжий и рассмеялся. Черный внезапно встрепенулся, повернулся к Рыжему, глянул мельком на ГГ и произнес бесцветным голосом:
- Гони ее.
- Почему? – спросил Рыжий.
- Почему? – шепотом вторила ему ГГ.
- Потому что рано ей. Не готова – ответил Черный и замер.
- Э-э-э… Поглядим-поглядим… - как бы сам себе протянул Рыжий. – Вы, ГГ, хотите кофе? Двойной эспрессо с кардамоном и черным перцем?
- Я… Да… Да, конечно, спасибо, буду.
Рыжий вынул из-за стойки белую чашку на блюдце. От чашки поднимался пар, все помещение заполнил аромат свежесваренного кофе и кардамона.
ГГ приняла чашку из рук Рыжего, попутно удивилась возникновению чашки. А еще ее удивила кисть Рыжего. Как ей показалось у него было больше пальцев, чем обычно бывает у людей. Хотя, ей теперь не покажется странным если бы у него нашлась еще одна дополнительная пара рук. Рыжий усмехнулся.
- За кофе платить не надо. А вот рук у меня две. И пальцев – пять. Все как у вас. Но, дело не в этом. Кофе понравился?
Кофе был горяч, ароматен и горек. Она кивнула. Рыжий выствил на стойку прозрачную посудинку с темно-коричневым, почти черным медом.
- Вы же любите мед? С гречишным будет еще вкуснее. Попробуйте.
Она осторожно взяла немного меда на край ложечки, облизнула его и запила кофе. Было невероятно вкусно. И сразу стало очень спокойною Резко ушли все страхи, нервная дрожь, всякие «а что, если…».
- Спасибо за отличный кофе. Лучше я и не пила. И с медом…
Она помолчала.
- Гречишный говорите? Почти что вересковый…
Ей стало грустно. Она потупилась и немного растерялась от того, что не знала, что делать дальше.
- А если не знаете – спросите.
Она покраснела. Рыжий наверняка мог читать ее мысли, подумала она.
- Вы будете спрашивать?
Черный снова ожил, моргнул, повернулся к Рыжему и сказал:
- Она не готова. Гони ее.
И снова замер.
- К чему я не готова? И что он так меня гонит?
- Считает, что вы не готовы. А вы сами как думаете?
- Я не понимаю, о чем вы спрашиваете. Я не знаю, к чему должна быть готова.
- Тогда, сформулируйте цель вашего визита сюда.
- Я попробую. Хотя, тут уже столько всякой мистики намешано. Более чем. Коротко – я хочу найти человека. Все.
- Какого?
- Мужчину. Я однажды его встретила. Потом он пропал.
- А почему вы ищите именно его?
- Потому что очень нужен.
- Именно он?
- Да.
- А почему именно он?
- Нужен и все тут.
- Вы отвечайте на вопросы. Это мой совет. Итак?
- Я люблю его.
- Послушайте, любовь – замечательная штука. Но, разве это повод? Чем вас не устраивает секс с Денисом из производственного отдела?
Она вздрогнула как от пощечины. Рыжий продолжал.
- Парень замечательный, как все. Деньги есть. Перспективный. Выйдете за него замуж, родите. Все будет как у людей. Потом, правда, окажется, что он преступник. Но, это же сейчас в порядке вещей? Слова «совесть» и «честь» уже давно пропали из лексикона вашего поколения. А вы…
- Зачем вы мне говорите гадости? Я не тургеневская девушка, но это не значит, что надо мной можно издеваться. Я встретила человека. Полюбила. Мне надо найти его. Понимаете? Именно его. Я не знаю, кто вы и кто этот вот второй, но я знаю, что вы мне можете помочь. Поэтому, очень вас прошу, помогите мне. Так плохо… Мне так плохо без него. Такая мука жить и ничего не мочь сделать…
- Что сделать?
- Ничего не могу сделать. – Она заплакала, и продолжила сквозь слезы: - Ничегошеньки не могу сделать. Счастье, сияющее, красивое… Не могу увидеть… Не могу за руку взять… А вы тут мерзости всякие говорите.
Она взяла салфетку со стойки, вытерла слезы.
- Вы можете помочь мне? Только честно отвечайте. Можете?
- Да.
- Тогда, пожалуйста, помогите мне. Очень люблю… Хоть увидеть…
- Я хочу знать, что для вас значат слова. Если значат.
- Слова? Для меня есть несколько значимых слов. Например – вечность.
- И что такое «вечность»?
- Я буду любить его вечно. Это и есть «вечность».
- Вы часто употребляете слово «люблю». Что оно для вас?
- Любить? Любить и любовь – это тяжелая внутренняя работа, направленная на другого человека. Вы поможете?
- Интересное определение… И образ сердца на флагштоке мне, вернее – нам, понравился. Даже очень. Ну хорошо… Давайте тогда завтра прийдете, возьмете с собой удобную одежду, бутерброды… Свитер теплый. И приходите.
- Я никуда не уйду! Я не уйду! Вы лжете! Нет никакого завтра! Если вы можете, а вы – можете, сделайте это сейчас! Сейчас же!
- Не наглейте, девушка.
- А вы, вы… Это вы не наглейте, хозяин дверей! Дверь для того и придумана, чтобы проходить через нее!
- А может, чтобы не пройти туда, куда не надо ходить?
- Так мне надо! Очень надо, поверьте. Раз уж я сюда дошла, я тут, можно же что-то сделать? Вам же взятку не предложишь? Оплату какую-то…
- Ну, почему же… Можно предложить. Вряд ли только у вас есть что-то, что мы можем принять…
Черный снова ожил:
- Восемьсот шестьдесят пять писем мы можем принять.
- Каких писем? – Изумилась она.
- Триста шесть написанных, сто девять порванных и четыреста пятьдесят ненаписанных писем. Это – хорошая оплата. Нам – нравится. Нам нравится, что есть те, кто пишет письма.
- Пожалуйста… Берите письма. Только как? Ведь я их все помню…
- А вы схватываете суть. – Сказал Рыжий.
- О чем вы?
- О том, что есть что-то, которое невозможно отнять у человека. А этот человек даже если отдаст все, приобретет намного больше. Вы же обрели надежду?
- Да.
- Тогда, как думаешь? – Рыжий обратился к Черному. – Пусть идет?
- Мне понравились подарки. Пусть. Только предупреди ее.
- Хорошо. ГГ, перед началом пути вы должны знать, что ваш поход обречен на провал.
- Почему???
- Вы все сами увидите.
- Его увижу?
- Может быть. Наверное, да. Но, вряд ли вы его увидите таким, как его запомнили.
- Что это значит?
- Все сами увидите. Я не могу пояснять детально. Дальше… Вы должны знать, что вряд ли сможете вернуться из путешествия. По крайней мере, вы очень сильно изменитесь. В пути вы не должны ничего бояться. Вот, пожалуй, и все. Вам страшно?
- Да.
- Не бойтесь. Там где есть страх – нет места для любви. Посмотрите на свои руки.

Ключи от всех дверей

Она опустила взгляд и обомлела - кончики пальцев чуть светились мягким оранжевым светом.
- Что со мной?
- Вы же брались руками за дверь, когда вошли сюда?
- Да.
- Эти двери ставил я… Если это вам что-то говорит…
- Как в гостинице… Я поняла! Двери оставляют след на том, кто прошел через них! Так?
- Да, вы не ошиблись. А дальше?
- Думаю, что я стала ключом. Ключом, который сможет открыть еще хотя бы одну дверь. Я человек-ключ?
- Вы еще придумайте человека-дверь. – Рыжий усмехнулся. – Вы просто сможете открыть дверь из этого места в совершенно другое место.
Черный чуть оживился и спросил:
- А можно я еще и восемьсот шестьдесят шестое письмо возьму?
Рыжий удивленно посмотрел на коллегу.
- Ну ладно, я потом заберу…
Рыжий помолчал несколько секунд и спросил ГГ:
- Вы готовы?
- Нет. Да. Да, я готова.
- Тогда – в путь!
- Куда мне идти?
- В дверь, куда же еще!
- Там же улица…
- А вы проверьте! Рецепт кофе запомнили хоть?
- А мне еще придется варить кофе?
- Почему бы и нет. Лично я не вижу никаких причин не варить кофе. Пора! Вам пора! Не заставляйте меня выходить из-за стойки, чтобы вытолкать вас!
- Иду. Спасибо. Никогда не забуду...
Она подошла к двери, взялась за ручку. Постояла секунду. И распахнула ее.
За дверью была сырая ночь. И в этой ночи не было ни автобусов, ни асфальта. А был только лес. Огромный, темный, хмурый, пугающий лес скрипел голыми ветвями и шуршал опавшей листвой. Собравшись с силами и закусив губу ГГ упрямо шагнула на тропинку, начинавшуюся от порога двери. Сзади она услышала голос Рыжего:
- Не оборачивайтесь, идите, вам пора.

Лес

И ГГ зашагала по сырой земле, потом не выдержала и обернулась. Сзади не было никакой двери. Страх накатил холодной липкой волной. Она потеряется! Нет, она уже потерялась! Скрип ветвей могучих деревьев, шорох листьев, неявные движения в темноте сильно напугали ее. ГГ показалось, что рядом с ней, вот тут, есть кто-то или что-то пугающее, страшное, всесильное, живущее в этих местах всегда. И это «всегда» было значительно длительнее, чем любые мыслимые значения этого слова. Это что-то, или кто-то, было абсолютно безразличным, холодным и совершенным в своем могуществе. Оно позволяло сейчас ей пройти. В первый и последний раз. Так маленький мальчик может безразлично наблюдать за попыткой мошки выползти из капли варенья. Так… И тут ГГ остановила себя. Перестала придумывать сравнения, чтобы не кормить свой страх. Она шла по тропинке, а лес жил своей совершенно непостижимой жизнью. ГГ знала, что ей уже никто не поможет, не придет на помощь.
Ей стало грустно от сознания невозможности вернуться домой. Тогда она стала размышлять о том, что же для нее значит «дом», из чего он состоит. ГГ начала «инвентаризировать» имущество. Были учтены вещи – дорогая легкая шуба, пара колец с бриллиантами, три «золотые» кредитки, два счета в банках, плановый кредит на покупку внедорожника и хорошая квартира в хорошем районе. Были учтены. И выброшены. В этом лесу они не имели ценности. Ни горные лыжи, ни отпуск в Египте, ни деньги в банке не могли ей помочь. А ГГ отчаянно нуждалась в помощи. Она уже не увидит ни знакомых, ни родных. Медленной тягучей рекой в нее втягивалось отчаянье. Зачем? Зачем она пошла? И куда она пошла? Зачем она слушала Рыжего? Кто мешал ей спокойно жить дальше, летать в Египет, спать с мужиками в свое удовольствие, пить шампанское? Никто не мешал! Что она скажет на работе? Что скажет маме? Хотя, стоп! Мама умерла полгода назад – ее сбила машина. Не сильно сбила, но она очень неудачно упала. Пролежала в реанимации три дня. А потом были скромные похороны. ГГ тоже пострадала в той аварии – они вместе с мамой шли по пешеходному переходу, по «зебре», а тут этот придурок… Она помнит, как лежала лицом вниз на горячем асфальте. И не было сил ни крикнуть, ни шевельнуться. А перед ее глазами медленно прокладывал себе дорогу маленький ручеек маминой крови. Ее она все равно не увидит.
Зачем же она куда-то идет? Что за бредни она выдумала о «нем», который неизвестно кто и неизвестно где? Ну, какой нормальный человек будет бежать сломя голову в неизвестном направлении? Нормальная женщина должна быть дома, жарить семгу на ужин детям и мужу. Путь он трижды не любим, но он – есть. И дети есть. Ходят как он, склочничают как он. Обманывают, что не они съели вот те конфеты. Пусть! И вдруг, в ходе этого внутреннего монолога, ГГ почувствовала, как ложь, скользкая и мерзкая, цвета болотной гнилой воды, отвратная как старые тряпки под растаявшим снегом, начинает облеплять ее, душить, тянуть в темную чащу. ГГ увидела эту дрянь, которая как слои гнилых тряпок, покрывала ее с ног до головы.
Да! Так можно жить, так живут миллионы, но… Есть одно небольшое «но». Она так не хочет и не будет. И не сделает. Потому, что если не нести свое окровавленное сердце на флагштоке, если не светить, если не гореть – то она уже проиграла. Проиграла все – и то, что было и то, что будет. И то, что с ней уже случилось, - та встреча – тоже была зря, все зря, мимо кассы, впустую. А так – нельзя! ГГ тряхнула головой и улыбнулась. Пусть она проиграла, пусть она не дойдет, но – она шла, она пыталась. И будет идти по этому лесу, по жизни, пусть – даже по смерти! Но, она не предаст. Кого? Не предаст того мужчину, который сказал «я буду любить тебя вечно». И, если, она не предаст его – она не предаст и сохранит себя. Не внешний вид половозрелой человеческой самки, а душу, чистоту намерения, свой свет, свое сердце. И в результате – свою судьбу и жизнь.
Пока ГГ спорила и боролась сама с собой, окружающий мир изменился. Стало значительно светлее – небо из черного превратилось в темно-серое, стали различимы яркие краски опавшей осенней листвы. Пугающие доисторические деревья-великаны стали огромными древними дубами. В подлеске уже никто не шуршал и не пугал путешественницу.
ГГ приободрилась и прибавила шаг. Тропинка начала немного подниматься в гору, но идти было по-прежнему легко. Как будто она шла не в осенних сапогах, а в легких парусиновых туфлях на низком ходу. ГГ посмотрела вниз и не увидела своих ног. Она не испугалась и не удивилась. Она просто знала, и это чужое знание прорастало изнутри, что именно так и должно быть. В этом месте так и надо. Она потеряла свое тело тогда, когда вышла из двери кафе. И по-другому быть не могло. По-другому ей не дойти. Дойти куда? К цели. А зачем идти, если можно лететь?
И в то же мгновенье она оказалась в небе. Движенье было столь стремительным, что ГГ почти не ощутила его. Раз! И она в небе. ГГ хотела осмотреться, но в этом не было необходимости – она и так видела все. Видела небо, тучи изнутри, падающие капли дождя и ощущала сырость тучевых громад, чувствовала, что где-то собирается гроза, а снежинки в тучах очень хотят выпасть на землю. Одновременно она видела звездное, холодное небо далеко вверху и черную землю. Она удивила ГГ – земля была живой. Черные валы медленно схлестывались, двигались, свивались в жгуты. Там не было зелени, там была только фантастическая мощь чужой далекой жизни. Где-то очень далеко ГГ заметила слабый огонек, маленького светлячка на черном фоне. И она рванулась туда. Перемещение было таким же стремительным, как и в первый раз.
ГГ оказалась стоящей на улице, на знакомой улице, в знакомом месте. Рекламные щиты, правда были на каком-то незнакомом языке, вместо кленов у проезжей части стояли пальмы. ГГ обратила внимание на дверь в стене – ржавую дверь, которая явно выбивалась из общей картины. Чуть толкнув ее ГГ вошла в огромное помещение. Стены пол и потолок были выложенными большими мраморными плитами. Вдоль стен тянулись сотни арок с проходами в какие-то темные коридоры. Перед нею был небольшой фонтан и мраморным скамьями рядом с ним. На удивление, фонтан работал, мелодичный плеск  воды успокаивал и отвлекал. ГГ присела на скамью. Да, у нее снова появилось тело. Старое и усталое тело. Она подняла ладони – узловатые бледные пальцы были оплетены крупными венами, мозолистые ладони, старческие коричневые пятна на запястьях. Так и должно быть тут – снова подумала ГГ. Чужое спокойное знание с уверенностью овладевало ею. Теперь надо подняться и идти в первый левый боковой коридор. А после – во второй, в третий… Давайте же ноги, шаркайте, шагайте по древнему мрамору! ГГ с трудом дошла до провала арки. И шагнула в темноту.

Маскарад

Яркие солнечные лучи прорубали сумрак комнаты. Пылающие пылинки кружили в фонтанах света. Все вокруг огромное, незнакомое, но – не страшное, не пугающее. Для всего вокруг пока нет названий, есть только ощущения тела. Ощущения было два – тепло и добро. Они объединились и дополнились став третьим – любовью. Тепло, добро и дюбовь окутали ее, только они и удерживают ее в этой комнате. Нет, не только они. Есть еще кто-то, есть источник, откуда идет и любовь и тепло. Она чуть поворачивает голову и видит очень большую белую полную руку. ГГ лежит на ней, а вторая огромная рука нежно гладит ее по голове. Слышны непонятные громкие звуки, и в ее рот стекают несколько капель сладчайшего, вкуснейшего, самого лучшего в мире молока. И тогда ГГ вспыхивает знанием – это мама! Счастье разливается в маленькой худенькой новорожденной девочке, которую так бережно держит на руках усталая мать.
Резкое движение и ГГ снова в мраморном зале. Слезы счастья текут у нее из глаз – она снова увидела свою маму. И пусть та женщина жила тысячи лет назад, ГГ всегда будет ее помнить. Потому что она – ее мама, та кто подарил возможность дышать, пить молоко, любить и жить. Она не забудет теплоту ее рук, вкус молока и нежность прикосновений. Ее любовь, которую во что бы то ни стало надо передать дальше. Получив однажды отдать навсегда. Но, не потерять, а только обрести. И без страха ГГ шагнула в следующую арку.
Ей четырнадцать. Она держит на плече тяжелый синий кувшин с водой. Перед ней центральная и единственная площадь ее родного городка, которая заполнена веселящимися людьми. Все правильно – сегодня праздник! Весь городок гуляет и веселится. Она смеется, ей весело, солнце льется в лицо, теплый воздух омывает ее. А еще напротив нее стоит мальчишка, худой и нескладный. Тот, который уже стал для нее самым важным человеком. Стал ее героем, ее любимым мужчиной. Тем, ради которого…
С грохотом распахиваются городские ворота и на площадь, прорубая толпу, врывается конный отряд. Всадники в сияющих на солнце доспехах рубят бегущих людей короткими мечами. Вместо смеха над площадью плывет крик. Медленно, как во сне, на нее надвигается конь с всадником. Рука с мечем занесена и ГГ знает кто следующая цель. С острия меча срываются и медленно летят в воздухе капли чей-то крови, конь уже рядом и она может рассмотреть оскаленные морды львов на бляхах упряжи. Мальчишка бросается под руку всадника в попытке остановить удар, но не успевает. Меч разрубает кувшин, вгрызается в ее тело, разламывая ключицу, как в масло входит в грудную клетку. И ГГ падает. Силы и жизнь вытекают из нее, как вода из кувшина, толчками выплескиваясь алым на мальчишку. А он с побелевшими от ужаса и злости глазами все пытается ладонями закрыть страшную рану. Потом он затаскивает ее волоком в какую-то щель между домами.
Она лежит у него на коленях, а он гладит слипшиеся окровавленные волосы, прикрывая другой ладонью запекшиеся края раны. Из нее уже намного реже слабыми толчками идет кровь. Он что-то обещает ей, заливаясь слезами от того, что не успел. Обещает мстить, клянет богов, снова ревет от того, что первыми должны уходить мужчины, а не любимые девушки. Несет околесицу о том как «мы» будем жить, о том как он назовет детей. Девушка чуть поворачивает голову, чтобы было видно маленькое белое облачко в голубом небе и чтобы было видно заплаканное лицо мальчишки. Слипшиеся от крови уголки губ чуть растягиваются в улыбке ему. Именно ему. Не страшно, что он не успел. Он же пробовал. С последним ударом сердца закрываются глаза и прохлада мраморного зала окутывает ГГ.
Тяжело дышать. Черная муть перед глазами, но надо встать и идти к следующему проходу в арку. Попав сюда однажды, уже невозможно просто так уйти. Да и не уйдешь. Вода струится в фонтане, узкие окна-бойницы пропускают тонкие лезвия солнечного света, которые не в силах развеять мрак. Она с трудом поднимается со скамьи и медленно идет в следующий распахнутый для нее проход в прошлое. Мысли плывут в голове, они необычны и просты. Их даже нельзя назвать мыслями – это образы, куски, осколки какого-то знания. Однажды они сложатся в картину, всеобъемлющую и великолепную. А пока она идет к арке, прорастая пониманием единства самой себя «там» - в греческом городке без названия и «здесь» - в мраморном зале. Она видит мерцающие нити, связывающие ее «тогда» и «сейчас», понимает и принимает происходящее, наваливающееся на нее лавиной сбывшегося и несбывшегося. Еще один шаг. Только один. Или это только начало?
ГГ скользила в видениях прошлых жизней, выхватывая только ключевые моменты. Очень редко он встречала его, но все же встречала. И практически во всех случаях они теряли друг друга. Было всего два-три момента счастья, когда они были рядом достаточно долго. ГГ уже понимала, что окружающий ее маскарад тел, времен и событий не имеет отношения к ее душе, к ее внутренней сути, которая остается неизменной. Эта неизменная часть движется во времени в попытке реализовать себя через другого человека, другую душу. И она тоже неизменна. ГГ вспомнила легенду об андрогенах, двойных существах, разделенных богами на части. Этот миф ей казался грустным.
Теперь же она почувствовала бесконечное отчаяние и невосполнимость потери этих фантастических существ, которые продолжают кружить по свету в поиску потерянной части себя. Она очень устала, но не давала себе никакой возможности остановиться – шла и шла через темные арки, всматриваясь в прошлое, пытаясь понять как можно изменить настоящее и будущее. Видения уже начали окрашиваться в вероятностный оттенок. Однажды она оказалась в том античном городке, который во время праздника штурмом взял отряд римской кавалерии. И она не была убита – мальчишка погиб вместо нее. Она держала его голову на коленях и он улыбнулся ей в последний миг своей жизни.
ГГ поняла, что круг замкнулся и надо искать другой путь. Все перемешалось – времена, тела, жизнь и смерть. Оставалось только горящее сердце, желание дотянуться рукой, стать второй кожей, закрыть собой от боли, болезни. Умереть, отдав свою жизнь за или вместо него. Ведь это так просто. Потому, что она живет вечно. Так же как и он. Так же как и все. Задача лишь в том, чтобы найти и успеть сказать правильные слова.
Внутри поднималась уверенность в том, что ее мысли услышаны кем-то важным. И надо делать следующий шаг. Она стала в центре зала на колени и произнесла:
- Спасибо. Я увидела и поняла.  Я знаю цену и готова. Куда мне идти?
Немая тишина сгущалась в зале. Никто не собирался ей отвечать или вести ее за руку. Тогда ГГ поднялась с пола и собрав все силы прокричала:
- Я хочу видеть его!
Слова и голос прозвучали неубедительно в мрачном зале. Крик утонул в пустоте, его заглушил плеск воды в фонтане. И тут она поняла, что хоть и стоит одна на мраморных плитах, но рядом с ней всегда были и сейчас стоят плечо к плечу все ее прошлые «Наташи» - малютка на руках у матери, девушка с кувшином, все те, кем она когда-то была. И тут же иллюзорным войском выстроились все «будущие», те которым еще суждено родиться и отправиться в трудную человеческую дорогу.
И тогда она закричала. Это был крик без слов – она забыла все слова, это был крик мощи, поднимающийся из глубины времен крик рождающейся человеческой души. Стены зала лопнули, пол и потолок развалились на ошметки. Все вспыхнуло и пропало в одно мгновенье.

Страшное место

ГГ стояла босиком на пустыре. Под босыми ногами было мелкое каменное крошево и редкие островки засохшей травы. Все вокруг окутал плотный мутный туман. Она знала куда ей идти и что до цели не далеко. Шагая по камушкам она не думала ни о чем, просто двигалась. ГГ поднялась на небольшой холмик и увидела впереди светящуюся точку. Через два-три десятка шагов стало возможным разглядеть контуры фигуры сидящего человека. А уже совсем скоро ГГ узнала мужчину. Она нашла. Наконец-то, она нашла его. Он, никого не замечая, склонился над глиняной табличкой и что-то писал. В тот момент, когда он дописывал слово, происходило невероятное: слово отрывалось от поверхности, медленное покачиваясь, поднималось вверх, вспыхивало по краям мягким оранжевым светом. И со звоном хрустальных колокольчиков исчезало. И мужчина начинал писать новое слово на мягкой глине.
Она бросилась к мужчине, который не замечая ее, чертил фантастические знаки на табличке. ГГ схватила его за руки, но вместо теплых и мягких ладоней она почувствовала ледяной холод камня. Она отпрянула с криком ужаса и поняла, что мужчина сросся с землей. Его ноги плавно переходили в каменистую почву, накидка на плечах превращалась в скалу, в камень, на котором он сидел. Да и не сидел он – он рос из скалы, он был частью этого мира.
Сзади послышался шорох, ГГ обернулась и увидела Рыжего. Бармен-продавец невероятно изменился: когтистые дымящиеся лапы вместо рук, текущее, меняющееся тело человека-зверя, ежесекундно менялось его лицо. То мужское, то женский лик, то оскал зверя – все вращалось в жутком круговороте. Неизменными оставались только глаза – черные обжигающие дыры, ведущие в неизвестность. Он заговорил, речь его была странной – он выговаривал слова, - нет, он выплевывал их из пасти одновременно на всех языках, при этом, не произнося ни слова. Вылетающие слова клубились черным дымом вокруг его жуткой личины.
ГГ ощутила новый кусок знания, часть внутренней мозаики мира, - нет никаких языков. Их нет, и не было никогда. Это обман. Есть только смыслы, голые, острые смыслы. А слова нужны только если ты хочешь спрятать смысл, смягчить его. Она начала разбирать значения смыслов Рыжего. Он обращался к ней:
- Он не уйдет. Он – часть мира. Ты еще можешь уйти. Я разрешаю.
- Я не уйду без него! – зло и упрямо произнесла ГГ. Слова-смыслы вылетали из ее рта чудными цветными знаками и вились вокруг нее.
- Человек, ты не понял! Он никогда не уйдет. У него контракт, работа.
- Что же это за работа такая, ради которой надо убить любовь?
- Он сказочник.
- Он может продолжить писать сказки, когда уйдет со мной!
- Нет, его работа важна тут.
- Отпусти его, пожалуйста. Он нужен и важен там. Мы уйдем и он будет писать дальше.
- Нет, он должен быть здесь. Он хороший сказочник, но однажды его действия привели к смерти. Теперь он пишет сказки детям. Тем, кто никогда не родится, тем, кому никто не прочтет ни одной сказки. Он пишет и читает им сказки нерожденных детей. Ты понимаешь важность?
ГГ обомлела от той страшной ледяной черноты ночи, одинокой и лишенной любви, бесконечной ночи. Ночи в которой звучит только один голос, читающий бесконечную сказку.
- А он?
- Что он? Оставь его. Пусть работает.
- Пусть так…
ГГ отступила на несколько шагов и остановилась точно между Сказочником и Рыжим. На одной линии. Посмотрела на каменного писателя, повернулась к тому, кто когда-то был Рыжим:
- Я поняла. Все поняла.
- Молодец. И?
- Только, боюсь, я не могу позволить такого финала.
- Кто ты такой, человек, чтобы что-то позволять богам? – усмехнулся Рыжий. ГГ смотрела уверенно и бесстрашно в черные провалы зрачков.
- Кто я? Я – человек. Ты поняла, тварь?
Она не знала, что делать дальше, и, видя поднимающиеся в ее сторону когтистые дымящиеся лапы, просто закричала. Не от страха – его уже не было. Не от боли – она еще не пришла. Она звала на помощь, он пыталась достучаться до Сказочника, который ничего не видел и не слышал. Она протестовала против воли чудовища, назвавшего себя богом. Ее крик рос, превращаясь в ураган, который не мог пошевелить даже волоска на голове Сказочника.
(окончание следует)