Лейтенант и Змей-Горыныч Глава 23

                Глава двадцать  третья.
 
                Пейзаж, из которого могут выстрелить, не кажется мне почему то красивым.               
                Ираклий Андроников «Партизанский командир Батя».
                Одалиски в гарёмах Стамбула услышали от евнухов, что неверные украли 
                правду о том, какой видит Аллах Землю с высоты неба.
                Анатолий Королёв  «Быть Босхом».   
               
                Петя и Николай Иванович с удивлением слушали, что за дела вытворял здесь Лёнька, когда вылетевшая из плотной стены тумана стрела воткнулась в боковую панель аппарата,  замкнуло какие-то провода, запахло палёным,  и разом погасли все лампочки, но, несмотря на отключение прибора, стена тумана не развеялась. Дверь в прошлое продолжала существовать, и оттуда вслед стрелам, полезли пехотинцы в доспехах, кто с луком, кто с арбалетом. Лук в умелых руках оружие страшное, а арбалет страшнее. И лупила вся эта рать из луков своих и арбалетов по шалашу так, как учили их немецкие командиры, и даже лучше, потому как в охотку было. После одоления княж-Ермолаева воинства шли они, шли лесами дремучими третий день, а противника всё не было, соскучились. 
                Стреляли и попали – Николай Иванович болезненно скривился  и потянулся рукой к тому месту, куда вонзилась стрела. «Всё повторяется»,- прошептал он, не ждал он такого, да, видать, и взаправду всё в жизни повторяется, и учит нас жизнь уму и осторожности, мордой в кровь о  сыру землю родную бьёт.
                Стрелы и болты арбалетные сыпались густо, и водяной, сперва чуть не впитавшись в землю от неожиданности, но потом,  пришёл в себя и,  подхватив на руки раненого Просфорова,  заковылял под защиту леса. Петя бросил встреч выбежавшим на страницы нашего повествования врагам взрывпакет и тем заставил кнехтов залечь.  Пока они лежали и думали о превратностях воинской судьбы, что, мол, то враг бежит, то над головою гремит гром небесный, Ворожкин обзванивал посты. Предупредил всех сидеть тихо, но с ротой связаться не смог – опять дневального  не было на месте, но тут враги подступили ближе. Второй взрывпакет произвёл на них куда как меньшее впечатление, люди были военные, опытные и мигом поняли, что в нём шум один, а настоящего вреда нету. «Хальт»!- заорал длинный рябой кнехт: «Хенде хох»!- и ткнул алебардой в грудь ефрейтора. В ответ Ворожкин метнул ему в лоб телефонную трубку, из которой в этот миг послышалось: «Дневальный по рота  Загиров трубка смотрит»!- и так аккуратно метнул, что рябой, собирая в кулак кровяные сопли,  повалился на сторону, а алебарда выпала из его рук. Поднимать её было некогда, да и незачем – не умел Петя ею пользоваться, не приходилось как-то.  Лопатою же, родной стройбатовской лопатой, Петя владел лучше и привычнее, но, отбив  её лезвием нацеленный ему в бок меч, а рукояткой другой, он понял, что сейчас ему придётся туго. Врагов как-то незаметно стало слишком много для  него одного. И все супостаты упрямо целились проткнуть или разрубить его в куски разными опасными железками. А жить то хотелось. Петя махал лопатой, не разбирая, в кого и куда лупит, но враг  тоже зверел помаленьку, обидно им  было  топтаться на этой полянке, не в силах совладать с этим ненормальным русским. Русский всяко должен был вскоре ошибиться,  дать себя зарубить, и не мешать, правильным военным  правильно воевать. Спас  Петю явившийся на помощь  Данияров. В руке Данияров  сжимал монтировку, в другой ломик. Паренёк он был не сказать, что сильный, но вёрткий весьма, и впереди для них с  ефрейтором забрезжила перспектива выбраться живыми из этой передряги, но тут Петя оступился на кочке.  Упал сам, да ещё и подшиб в падении Даниярова. Лопата выпала из его рук, и в воздухе над их  беззащитными  головами  блеснули хищные лезвия мечей. «Всё»,- поняли  оба.
                В небесной Ставке русского Бога царила печаль и уныние в связи с нелётной погодой,   и плохими видами на урожай. Сам Господь, сидя на отяжелевшей от влаги туче забавлялся игрою в шашки с Николаем Угодником, когда  в самый разгар игры, трепыхая  промокшими крыльями, подлетел дежурный архангел и доложил, что на Земле творится что-то странное. «Смотрите сами»,- предложил он, устанавливая стереотрубу на краю тучи: «Смотрите сами. От Москвы на северо-запад». Божественное око мгновенно оценило обстановку, но столь изумительно было явление в конце двадцатого века закованных в латы тевтонов, что окончательное решение по вечному русскому вопросу «Что делать?» Господь решил принимать коллегиально. Николай Угодник почесал в затылке, опять, мол, наших деток грехами затемнённых  бьют- спасать надо христолюбивое воинство, и предложил: «Для вразумления устроим латынянам знамение».  Согласно принятому решению на фоне застланного дождевыми облаками неба оккупантам был явлен сам Александр Невский на сером в яблоках коне. Явление не произвело никакого впечатления. Немцы мельком глянули его сияющие латы, сказали «Гут!», одобряя добрую работу шведских кузнецов, но в делах своих не раскаялись, и даже пуще укрепились в желании  погубить наших героев. Немцы вели себя неправильно, нелогично…   
Подлетел запыхавшийся ангел с  пачкой досье на графа Арнольда и других Орденских военачальников в руках. Николай Угодник пролистал жития, немало прочитанному удивился,  и переменился в лице. «Ой! Чего же мы наделали»!-  воскликнул он: «Они же из 1237го года и, кто такой Александр Невский, ещё на своей шкуре не узнали»! «Сменить картинку»!- скомандовал он, и по его команде Невского сменил защитник нашей земли и веры Егорий на белоснежном ахалтекинце. Он выехал на середину неба и направил копьё на крестоносцев.  Дух противника был поколеблен. Кто перед ними, поняли  даже самые тёмные из кнехтов. В их чёрствые души вкрался холодный мистический ужас. Они подняли глаза к небу и, не чуя ничего кругом себя,  зашептали слова молитвы.
                «Оригинальное явление»,- толковал Николай Иванович, тащившим его по буеракам, Ворожкину с Данияровым, покудова Водяной прикрывал их отход, раскинув по ветру синий плат, мгновенно обернувшийся тихим лесным озером  с топкими берегами: «Это не больше и не меньше, как исторический мираж. В 1957м году в Шотландии на безлюдном плоскогорье двое путников наблюдали подобное. Вокруг них бесшумно развернулось  целое средневековое сражение. Однако нам повезло не меньше. Всадник на сером в яблоках коне это ни кто иной, как сам Александр Невский, неоднократно бывавший в этих местах, а  второй, похожий на Георгия Победоносца, несомненно,  лицо его свиты, кто-то из ближних бояр».  «Лицо свиты! Интересно рассуждает твой тёзка»!- рассмеялся Господь и добавил в раздумье: «Этот Просфоров, несомненно, спобнейший человек, да жаль, атеист закоренелый.  Печально. Надо бы его к нам на беседу и в ад на экскурсию, авось и  образумится». Рассуждения его о моральном облике Николая Ивановича были резко прерваны усилившимся дождём. «Дежурный»!- потребовал Господь: «Выключи этот дождь, наконец! Что? Кран сорвало»? «Ну и жизнь, как в раю»,- пожаловался он Николаю Угоднику: «Мучеников у меня прорва, старцев святой жизни, Святых воинов и пустынников полно, а  в кране прокладку заменить некому. Хоть бы одного сантехника святой жизни на Руси сыскать, чтобы Рай не запаскудив, к делу приставить»…
                Кнехты вдоволь нагляделись на явленного им Егория, и наконец пришли в себя. Они с удивлением обнаружили, что ни Петя Ворожкин, ни Данияров,  не стали дожидаться, пока их зарежут, сами кнехты замерли в дурацких позах,  а жадные до крови лезвия их мечей уже несколько минут пронзают совершенно пустое пространство. От мысли, что нечестивые глаза схизматиков  могли лицезреть такой позор, в мозгу, возглавляющего отряд,  рябого кнехта произошло мельтешение, а потом замешательство, но замешательство это было прервано звучным рёвом рогов за спиной отряда. Приближалось начальство, и, не желая быть посрамлённым хотя бы в глазах его, воины Христовы ринулись по следу подобные стае волков. И удалось бы им догнать  Николая Ивановича и ребят, если бы рябой не запнулся о машину Просфорова.  Запнулся и упал башкою в трухлявый пень, а остальные столпились кругом. Такого они ещё не видели. «Вас ист дас? Русский орган? Гроб? Сундук с золотом»?- думали они и понимали одно: «Чтобы это не было, но вещь  несомненно ценная»!
                Их сомнениям был положен конец, когда вновь, уже совсем рядом  затрубили рога, и, возглавляя отряд, хлынувшей из дыры,  пехоты и конницы, явился нашему взору тощий прыщавый блондин девятнадцати с небольшим лет. Это был граф Арнольд, их командир. Юноша этот восседал на могучем коне, наряжен был в дедовские латы, но вид имел пока весьма не геройский. Из родных стен на поле брани он вырвался в первый раз и оттого лихо  набил себе седалище после недельного конного перехода. До сей поры, он грыз в отчем замке чёрствый хлеб науки под руководством учёных монахов. Монахи эти добрый десяток лет обещали его папаше превратить золото в свинец, а самого папашу посредством волшебного эликсира  - в юношу. В результате  тот, глотнув, наконец, вожделенного эликсира, помер в тяжких мучениях. Арнольд же с братом своим старшим Зигфридом развесили монахов на ветвях вязовой аллеи и порешили, что золото лучше добывать без жульничества, а в честном бою у славян, а не переводить на него столь нужный в хозяйстве свинец.
                За годы учёбы Арнольд знаний нахватался, и теперь сразу развеял сомнения  своего воинства. Он разъяснил подчинённым, что это не гроб, и не орган, а, известная с недавних пор по невнятным донесениям лазутчиков, хитроумная  русская народная машинка,  предназначенная для выработки чистого спирта. Спирт этот под названием «первачш» пить добрым католикам нельзя – с одного глотка можно сгореть изнутри, а, если повезёт выжить, стать идиотом до конца своих дней. А  делают этот «первачш» так. Русские алхимики пихают в  горловину машины все, что есть ненужного в хозяйстве, а на выходе получают запас спиртного на всю долгую русскую зиму. Только благодаря этому они и доживают до весны.
 По его знаку, один из кнехтов, покопавшись вокруг, обнаружил во мху пузырёк со спиртом, применявшимся Просфоровым для  протирания окуляров бинокля и кинокамеры, что  подтвердило авторитет суждений их вождя. Следом Арнольду предъявили и другие трофеи: початая пачка Елецкой стрелы, пилотка Даниярова, помятый чайник и телефон с разбитой трубкой. Телефон напомнил Арнольду приборы, которыми пользовались учёные монахи, и он, заподозрив колдовство, отшвырнул его прочь, как  и странные палочки из травы и бумаги, зато старый медный чайник был признан достойным графа трофеем. Пилоткой Арнольд наградил рябого, и, когда тот вернулся из похода  в родной Гессен, весь город, приезжие купцы с рынка, епископ  и сама герцогиня приходили любоваться на его жену,  в праздничные дни щеголявшую перед ратушей в линялой пилотке со звёздочкой. Коммутатор немцы по счастию не нашли - он был укрыт обрушившимся шалашом.
                Завершив с трофеями, Арнольд пообещал вздёрнуть на берёзе рябого и ещё пару штук кнехтов по выбору, если бежавшие славяне не  будут пойманы или убиты. «Нельзя   допустить, чтобы они предупредили других»,- сказал он: « Пропадёт вся выгода от внезапности нападения». 
                Он взмахнул мечём и …
.