Терра

Лешкина мать называла свою семью гагаузами.Что это такое  -  в деревне никто не знал.Маленького роста,светловолосая,чуточку скуластая,от деревенских она ничем не отличалась,даже выговором,не говоря  уже о Лешке и его старшем брате,которые родились и выросли здесь.Семья приехала в деревню незадолго до начала войны.Купили дом,обзавелись нехитрым хозяйством да так и осели.Отец ушел на войну, и не успев повидать старшего сына,а когда вернулся,состряпав жене в подарок  Лешку,подался на заработки в город,подженился и исчез.Лешкина мать поплакала,погоревала и забыла мужа,вместе с которым и прожила-то общим счетом,от силы два или три года.Да и убиваться-то     особо было некогда.После войны мужиков по деревням почти не осталось,а те семьи,куда мужья и отцы все же вернулись,жили не так как все,а чуточку обособлено,замкнуто.Да и видно их не было дома - вставали до свету,возвращались затемно,но чувствовалось,что в тех хозяйствах,где были мужики и порядка было больше, и такие сопляки,как мы с Лешкой,воли не имели,а больше сидели дома,под присмотром.

   С Меланьиным Колькой мы не дружили.Он обитал сам по себе,особняком.Мужа Меланья похоронила почти сразу же после войны и уже много лет не снимала траура.Была она бабою шумною,крикливою.Неизвестно,работала ли,потому как целыми днями ее можно было видеть по пояс высунувшейся из окна и с кем-нибудь громко переговаривающейся,или сидящей на длинной дощатой скамейке перед избою.Колька находился на попечении всевозможных нянюшек, тетушек,бабушек и потому чувствуя всегда надежный тыл,завидев нас хватал прут или палку и угрожающе двигался в нашу сторону.На его недружественные выпады мы отвечали тем же.У Кольки была грыжа.Сквозь проделанное в штанах отверстие,едва ли не до колен,болталась неестественно огромная,морщинистая как у быка, мошонка.Мы срывали крапиву и,когда бдительность его нянюшек ослабевала,  и  он отворачивался,подбегали к нему и аккуратненько прикасались стеблем к его хозяйству.Колька заходился ревом.Выбегала разъяренная Меланья,хватала все,что попадало под руку и,обзывая нас лешаками,иродами, бросалась вслед за нами.Мы улепетывали молча,с пристрастием.Несколько дней старались не попадаться Меланье на глаза и не показываться на этом конце деревни.Потом все забывалось.На перепутье появлялся Колька,грозил нам и все повторялось вновь.

   -Убью,сученыши!-кричала Меланья,-Стручки поотрываю!

   Более страшной кары,чем эта, для нас нельзя и было придумать!Может быть мы бы и не ходили на этот конец деревни,но Лешкин дом стоял едва ли не напротив, на другой стороне улицы и потому волей-неволей наши пути с Колькой нет-нет да и пересекались.

   Сюда,в деревню,где родилась мать, лет до шести меня отвозили каждое лето.Семья прабабушки обитала в одной из половин широкой пятистенной избы.Вторая половина дома пустовала.Здесь,у стены стояла какая-то лавка,лежал разобранный ткацкий станок,поломанная прялка,еще куча ненужного барахла,-все это было покрыто вековым слоем пыли и было видно,что сюда давно не заходили.Тетушке исполнилось лет пятнадцать ,она работала почтальоншей.А дядя учился в пятом или шестом классе.Летом как и большинство его сверстников,наравне со взрослыми работая в колхозе.Прабабушка,бойкая,сухонькая старушонка,с чокающим котельническим выговором,с утра до ночи хлопотала по дому,ворошилась на огороде,даже в свои девяносто бегала на какую-то посильную работу в колхозе.Она не была даже дальней родственницей,когда-то в лихие,тяжелые годы  присоединилась к дедовской семье, став неотъемлемой ее частью.

   Своих деда и бабушку по материнской линии,я не знал.Бабушка умерла задолго до моего рождения,перед самой войной,оставив пятерых,еще несовершеннолетних детей.Дед сразу же женился на молодой.Мачеха не очень-то жаждала обременять себя чужими детьми.Распродав все,что было можно,даже корову,она уговорила деда уехать подальше от насиженных мест,откуда ни ей,ни ему не суждено уже было вернуться.

   К началу войны мать была замужем.Замуж вышла рано,в шестнадцать.Расписались тайком от родителей.Муж ее,после окончания учительских курсов работал в деревенской школе.К вечеру о женитьбе знала уже вся деревня,но домой они не решались появляться недели три.Когда же отважились на это,переступили порог,бабушка поманила мать на кухню и пока новоявленный зять топтался у дверей,задернула занавески,схватила дочь за загривок и как нашкодившего котенка натыкала о поддон с мукой на столе.Потом все само собой утряслось и с окончанием учебного года муж увез ее поближе к родной деревне.

   Родилась сестра.Умерла бабушка Шесть лет пролетели незаметно.Началась война.Парней,молодых мужиков начали забирать в армию.Старший из материнских братьев погиб в первые же месяцы войны,а она в двадцать три года,можно сказать,осталась вдовой- мужа ее,имя которого я и ношу,посадили на второй год войны за то,что прибрал немецкие листовки для хозяйственных нужд и имел глупость вслух прочитать их перед сослуживцами.В его двадцать шесть ему,как  школьному учителю, впаяли десятку,- кто-то поставил галочку в своем послужном списке,- и домой он уже никогда не вернулся.Уже после войны,когда его не стало,мать,как жену врага народа,со мною в животе,отправили на лесоразработки,откуда с наступления весны она незаметно сбежала.Cледующая за матерью сестра уехала в Ленинград,вышла замуж и война ее застала дома,когда она с молодым мужем,военным летчиком,приехала в деревню рожать.После войны,вернувшись в город,перетянула за собою и следующую сестру.Младшие остались заканчивать школу.

   Впервые,когда мать оставила меня у прабабки,мне было года три.В отличии от домашних порядков,здесь царил атеизм,щедро замешанный на школьной антирелигиозной пропаганде.Бабушка,материнская свекровь,приучила меня креститься после еды и говорить "спасибо".Видя,как я обращаюсь в передний угол,встав из-за стола,делая усердную православную отмашку,дядюшка,отведя меня в сторону,стал внушать мне,что так делать нельзя,что после еды надо раскланяться на все четыре стороны и сказать:- Наелся,напился,хрен как палка поднялся.Что я и не замедлил сделать после очередной трапезы,совершенно не понимая,почему,покраснев от натуги,душится смехом тетушка,ругая брата,почему ржет,укатываясь дядька,почему охая и ахая,бросившись на кухню за ухватом,прабабушка охаживает его по спине.И это была уже вторая его выходка,которую мне пришлось пережить за последние дни.Первую испытал едва ли не на следующий день своего приезда.

   Как только уселись за стол и прабабушка поставила на стол большую деревянную чашку с окрошкой,я первый запустил в дело свой обеденный инструмент и,в мгновение ока получил от дядьки ложкою по лбу.Не успел я еще как следует взреветь,такая же плюха деревянным ополовником припечаталась и к его лбу.Теперь мы от души и во все горло ревели вдвоем.После этой прописки вскоре все уладилось и теперь я долгие дни,с утра до вечера был предоставлен сам себе.

   Домой прибегал затемно,не успев порою даже раздеться- моментально засыпал.Прабабушка страдала,мучилась,что ребенок опять лег спать некормленым.Но ребенка эта проблема мало волновала.Успевая забежать домой,как только пригоняли деревенское стадо,ребенок присасывался к коровьему вымени и,до отвала насосавшись молока,опять исчезал по своим очень и очень важным делам.Однажды афера была все-таки раскрыта и застав меня на месте преступления,прабабушка долго и сокрушенно охала и ахала,сетуя,что грешила на пастухов и теленка,на морду которого был специально надет кожаный обод с шипами.

   Лешке,хоть и он был моим сверстником.разгуляться не давали.Годам к шести мать его  все чаще и чаще брала в поле полоть лен,турнепс,свеклу.Водила в лес за грибами,малиной.Посылала с соседскими девчонками собирать землянику,а то просто на целый день оставляла на огороде что-то полоть,окучивать картофель,гонять своих и соседских кур.

   Большую часть времени теперь приходилось проводить с другим Колькой,Пленниковым.К Меланьиному Кольке мы больше не приставали.Он рос отдельно,с нами не водился,отсиживался дома.Свобода этого моего приятеля,Кольки была ограничена.Мать работала в деревенском медпункте и далее середины деревни отдаляться не разрешала.Вдобавок он еще и постоянно находился под постоянным надзором старшей сестры и любое его поползновение выйти за зону досягаемости ,жестоко пресекалось.

   Деревня,бумерангом изгибаясь вдоль русла оврага,простиралась с запада на восток.В середине,рядом с прабабушкиным домом,окруженное дюжиной полусгнивших лип,стояло двухэтажное здание конторы,где на первом этаже был устроен клуб,а на втором обитала  немногочисленная колхозная и сельсоветская администрация.Рассекая центральную часть деревни от складских и животноводческих построек,на юг,перескакивая речушку,бежала дорога.В метрах пятидесяти от моста,у старой ветряной мельницы,она раздваивалась и через ржаные и льняные поля бойко ускользала в стороны соседних деревень.Широкая пойма оврага была обильно заболочена и,по другому берегу густо затянута ольшаником.Речушка Синьга,протекающая руслом оврага,может и представляла что-то значащее в нижнем течении,здесь была тихим и почти неподвижным ручьем,с множеством ям и омутков,если их можно так назвать,вырытых весенними паводками.Там,где овраг делал изгиб,за широким луговым выгоном,ручей размыл просторную озерину,в которой все теплое летнее время,с полудня до поздней ночи барахтались все деревенские,начиная от малышни и кончая взрослыми.Дальше этого места наша мальчишеская экспансия не распространялась.Тот уходящий на северо-восток  край деревни,переходящий уже в один ряд домов,так навсегда и остался для меня "терра инкогнито".

   Крайний дом,по южному ряду,граничащий с выгоном,принадлежал дедовскому другу Семену Ивановичу.Это он построил когда-то ветреную мельницу на развилке дорог.В начале тридцатых Ивановича раскулачили,мельницу отобрали.С дедом,которого поставили тогда председателем сельсовета,они соорудили у Иваныча на чердаке какое-то хитроумное сооружение,чтобы молоть муку.Но их детище разломали и сожгли.Обоих чуть не посадили,турнув деда со всех должностей,но все обошлось.На Урале,куда деда увезла молодая жена,он попал под броню,где-то простудился и умер.А Семен Иванович,попав на войну,так с нее и не вернулся.Младшая из тетушек была лучшею подругою с дочерью Семена Ивановича и потому я часто бывал в этом доме.А чтобы сидел тихо,каждый раз обещали мне показать яйцо филина.И потом,когда я уже надоел с приставаниями,мне подсунули какое-то рябое грязно-зеленое яйцо,не то воронье,не то утиное,которое,чтобы посмотреть на живого филина,я украдкой расколол и тихо припрятал сухие осколки в дальний угол,за шкаф.

   Лето в том году выдалось дождливым,холодным.И все-таки в период сенокоса,нет-нет да и выдавались ясные и жаркие дни.В полдень,приезжая с работы на обед,вся деревенская молодежь собиралась на купалище.Часть освободившихся лошадей выпускали сюда же,на выгон,вместе с пасущимся молодняком.Занятые в работе лошади отдыхали.За эти два-три обеденных часа вода в речушке взбаламучивалась так,что успокаивалась только к следующему утру.

   Лешкиному брату Мишке шел четырнадцатый год.Он чувствовал себя мужиком и делал в доме всю мужскую работу.Наравне со старшими курил в открытую.С Лешкою он не церемонился и если что было не так,долго не разговаривал,а отвешивал увесистые шлепки и затрещины.Лешке стукнуло семь.В этот год он должен был пойти в школу и этим страшно гордился.Я ему завидовал,но не сильно,а только тогда,когда Лешка самозабвенно принимался расписывать,как он сядет за парту,будет учиться на одни пятерки,а когда вырастет,то обязательно станет летчиком или трактористом.

   Был разгар июля.На северо-западе,за другим концом деревни,за кронами лоснящихся на солнце тополей,раскаленных изб,небо чернело.Подползала гроза.В купальне стоял гвалт.Нам с Лешкой купаться не хотелось.Бегали чуть выше купающихся по берегу ручья,по краю невысокого обрывчика.Место внизу,в ручье,выглядело для нас довольно-таки глубоким,заваленное колодняком,иловыми наносами.Лешка снова похвалялся школой,тем,что скоро приедет отец и увезет всю семью в город.Высоко подпрыгивал,ржал,изображая жеребенка.Когда он сделал очередной бросок,я не понял,что произошло.Взъерепененная молодая лошадь сделав несколько игривых выпадов,подскочила к Лешке и поддев его задними копытами,словно мячик швырнула в воду.Бултыхнувшись камнем,Лешка вынырнул,по-лягушачьи раскрыл рот,глотнул воздух, попытался закричать,захлебнулся и,инстинктивно загребая  ногами и руками,начал выбарахтываться к берегу.Подплыв к обрывчику,принялся ошалело цепляться за осыпающийся суглинок,пытаясь позвать на помощь.Я,почувствовав,что не могу помочь ему,бросился к взрослым.На мой крик пулей выскочил из воды Мишка,в несколько прыжков добежал до обрыва и,подхватив Лешку,выбросил его на берег.Лешка даже не пытался заплакать.Встав на ноги,скинул с себя рубаху.принялся выворачивать туго набитые всякой всячиной карманы штанов.Оттуда посыпались какие-то железки,ракушки,улитки,обрывки веревки,размокший спичечный коробок,газета и рассыпающаяся пачка мокрой махорки.Глядя на эти сокровища,Мишка вдруг ощетинился,внезапно по-бабьи взорвался и,отвесив Лешке увесистую затрещину,от которой тот метра на два,спотыкаясь отлетел в сторону,погнал его по луговине,снабжая размашистыми пинками.Отбежав на безопасное расстояние и базланя во все горло,то и дело оглядываясь,Лешка бросился в сторону деревенской улицы.Еще раз оглянувшись,скрылся за изгородью углового дома.Его я больше никогда не видел.Сгустились тучи,разразилась гроза.Я едва успел добежать до прабабушкиного дома.На следующее утро дождя не было,но стало холодно и пасмурно.Перед обедом за мною заехал по просьбе матери кто-то из деревенских и отвез меня домой.
 
   Зимой умерла прабабушка,уехала,выйдя замуж,тетя,укатил в ФЗУ дядюшка и в эти места я уже больше никогда не возвращался.Только в памяти,как неведомый таинственный остров,осталось  ветряная мельница в поле, болотистая речушка,лошадиный выгон,ряд неестественно огромных,раскаленных на солнце,еще новых домов под кронами гигантских тополей,глухо дремлющих на черно-синем небесном фоне.Там,на том конце деревни казалось остались скрыты пути в иные миры,иные реалии,пробиваться в которые наверное никогда и не следует,потому как за ними лежит все та же земля,все та же вселенная,в которой мы есть,были и остаемся навсегда.