Гедда Габлер. Рецензия

Осенью 2013 года в театре на Таганке состоялась премьера драмы «Гедда Габлер» в постановке Гульнары Галавинской, приглашенной еще самим Валерием Золотухиным. Ставить пьесы норвежца Ибсена - дело зачастую неблагодарное и сложное. На пресс-показе спектакля сама режиссер признавалась, что ее педагог в Щукинском училище настоятельно рекомендовала никогда не брать «Гедду Габлер» для собственных постановок. Однако Гульнара решила, что обязательно это сделает.

Главную роль исполняет Ирина Линдт, идеально вписавшаяся в концепцию драмы – холодная, гордая, красивая. Она появляется под крики чаек в белом (чистом, невинном цвете) пеньюаре, еще сонная, томная и на первый взгляд избалованная жизнью. У нее есть любящий муж-ученый Тесман (полное ничтожество, как она поймет потом), взбалмошные родственники, внимание женщин и мужчин. Но любви – любви, соответствующей ее духовным метаниям и завышенным, идеальным требованиям к окружающим, - у нее нет. Муж скучен, благодетель ассесор корыстен, Левборг – прошлая страсть – талантлив как ученый и порочен как мужчина. Окружающая  жизнь не удовлетворяет героиню, и символ будущей смерти – пистолеты, с которыми любит упражняться Гедда – указывают на трагическую развязку еще с начала действия.

От скуки ли (как некоторые «лишние» люди в русской культурной традиции) или от желания наконец почувствовать настоящую, бьющую через край жизнь Гедда (уже в черном платье) создает искусственные «контрапункты страсти», нагнетает, драматизирует. Она отдает Левборгу (которого, как ожидают зрители, она могла бы полюбить и уйти к нему от мужа, однако их взаимная страсть все равно не удовлетворяет ее) свой пистолет, открыто подталкивая его к самоубийству – тот потерял рукопись, ставшую бы книгой и научным трудом всей его жизни, несравнимо более ценную, чем все работы Тесмана. Эта рукопись оказалась в руках героини, но она (еще одно преодоление романтических ожиданий зрителей) не отдает ее, а сжигает, как будто совершая ритуальное убийство. Но реализация поставленной ею драмы разочаровывает Гедду: Левборг не застрелился, а погиб сомнительным образом, предстоит следствие, которое может выйти на владелицу пистолета, а собственный муженек с помощью «подруги» Гедды – Теи, пожертвовавшей всем ради Левборга, собираются восстановить рукопись по черновым наброскам. К тому же теперь ассесор, знающий о пистолете, собирается оказывать женщине недвусмысленное покровительство.

Самоубийство Гедды так же условно, как и прожитая ею жизнь. Она пытается привлечь к себе внимание (на сцене она в буквальном смысле оглушает игрой на барабанной установке Тесмана и Тею, но те лишь просят  не мешать им упоенно разгадывать черновики), однако никому ее неудовлетворенные идеалы не интересны. Гедда снимает свой красный халат, бережно раскладывает его на вертикально (!) стоящем диване, стреляет в себя и… с одной стороны, как ни в чем не бывало, с другой – гордо и призрачно (в белом) уходит со сцены. Только потом слуга сообщает о развязке. Нора из «Кукольного дома» просто ушла в поисках себя из этого фальшивого дома; Гедда уходит из фальшивой жизни, из-за собственных непримиримых противоречий с ее действительностью, не принимающей ее идеальную холодную эстетическую красоту.

Что касается решения пространства, то не только вертикально поставленный диван – символ сумбура, в который Гедда пытается превратить свою опостылевшую мещанскую жизнь. Персонажи хаотично садятся, ложатся, вскакивают, забираются на стопки книг, спинки диванов, спускаются ниже уровня сценического пола, но кажется, что душевной гармонии и устойчивости найти не могут. Главная тема, по мнению режиссера, как раз и заключена в «столкновении людей с действительностью, когда их иллюзии и представления об идеальной жизни сталкиваются с реальным миром».

В спектакле звучит тяжелая музыка, трое героев-мужчин поют песни довольно жесткого содержания, звучат строки Бродского и Бердяева. Освещение и световые эффекты меняются от пронзающего серебряного дождя до красно-оранжевого пламени, которое охватывает всю сцену с декорациями комнаты, когда сгорает «всего лишь» одна рукопись – рукопись с душой Левборга, его детище, его дитя. Потом Гедда убьет себя вместе со своим, тоже нерожденным на свет ребенком (в тексте даны намеки на ее беременность).

В целом, драма, идущая около двух с половиной часов без антракта, производит тяжкое, гнетущее впечатление. Это связь нелепого с трагическим, тупо-обывательского с остро-возвышенным. Как только я вышла из театра, я еле вернулась домой – у меня поднялась высокая температура, сама исчезнувшая на следующее утро…