Премудрость

 
               
         Раннее утро. В лесу на опушке радостно пригревает солнце.
    Тишина. Лесная тишина.
         Мелкие лесные птички пересвистываются и перелетают в чаще. В
    траве стрекочут кузнечики. Тихое журчание лесного ручейка. Запах
    увядающих трав, преющих листьев, сосновой смолы.
         На большом серо-зеленом камне, торчащем из земли, сбились в
    кучу ящерки. Пригревшись на солнышке, замерли как изваяние, изменили
    цвет и стали незаметны.
         Стоит поднести руку, как ящерки разбегаются, прячась в траве.
    Через некоторое время выбегает одна, на секунду замирает. Перебе-
    гает, опять замирает. Следом вторая, третья. Снова устраиваются на
    камне, сливаясь по цвету, греются на солнышке. Ящерки разные. Неко-
    торые мелкие, черные, или темно коричневые. Есть покрупнее, у них
    расцветка посветлее. А вот самая крупная, у нее по спине узор .И
    расцветка почти серая. Наверно Хозяйка.
         Легкий ветерок. Шум в кронах сосен и через минуту вновь
    воцарилась лесная тишина.
         Середина сентября. Погода теплая солнечная. Начало охотничьего
    сезона. Мы с напарником договорились встретиться " у лужи ".
    Охотимся мы в одних и тех же угодьях. Места маловато, но что
    делать. "Культурная деятельность человека" свела на минимум птицу и
    зверя, а теперь вот добралась до леса. Вырублено почти все. Подле-
    сок, который поднимается, еще когда можно будет назвать лесом. А пока
    на вырубах мелочь, колеи до колена от лесовозов, брошенная и невы-
    везенная древесина.
         Все эти места мы знаем с закрытыми глазами. Во многих мес-
    тах, где мы встречаемся перекусить и обсудить увиденное, есть
    свои названия.
         Вот и это " у лужи ".
         Лужа, это яма П - образной формы. Отсюда брали грунт для под-
    сыпки дорог. Бульдозер выталкивал грунт на дорогу, с каждым разом
    врезаясь все глубже и глубже. В результате получилось углубление
    до двух метров глубиной с осыпавшимися краями. Дождями и весенними
    паводками яма была залита. По краям она  заросла  камышом и
    осокой, а  вокруг молодые сосенки. Рядом протекает ручеек
    шириной с метр, заросший по одному берегу ивняком.
         Здесь мы встречались. Кто приходил первый, маскируясь за
    кустами, подходил к луже и высматривал уток. Если не было, распо-
    лагались где нибудь под деревом и дожидались товарища.
         А утки на этой луже, встречались всего два раза. И тем не менее
    мы подкрадывались к луже каждый раз с оружием на изготовку.
         Вот и сегодня я медленно и бесшумно подошел к зарослям ивняка
    и осмотрел лужу. Уток нет.
         Осторожно вышел, обошел лужу, все еще в надежде на притаившихся
    уток, но безрезультатно. Присел под сосну, ружье прислонил к дереву.
         В лесу тишина. Пахнет травами. Изредка набежавший порыв ветра
    шевельнет вершины сосен и опять тишина. Как будто деревья шепнут
    друг другу что то и вновь замолчат.
         А как хорошо думается, мысли плывут спокойно ровно. Голова
    чистая и мысли такие же чистые, спокойные.
         В этих же местах охотился мой дед. Когда это было ...
         Жаль, не успел я с дедом поговорить, мал был. Деда не стало
    когда мне было девять лет. В то время, я только слушал разговоры об
    охоте с открытым ртом.
         Дед сидел на кухне, в деревянном кресле с высокой
    спинкой, сделанным умельцем, товарищем по охоте. Правой рукой дед
    держал чайник - заварник, прижав его к животу.(Болел желудок).
    В молодости дед работал на изумрудных копях, рудоразборщиком. 
    На большом столе обтянутым сукном, лежали кучи породы.
    Вокруг стола сидели подростки и палочками отсортировывали пустую
    породу от изумрудов. Изумруды на середину стола, пустую породу по
    краям. За спинами по обе стороны стола ходили надсмотрщики, как
    только находили изумруд, выставляли на средину и надсмотрщик забирал
    его в деревянную кружку.
         Некоторые отчаянные головы, палочками сортировавшими породу,
    управлялись так, что стоило надсмотрщику отвлечься, как рабочие палочкой
    забрасывали изумруд в рот и проглатывали. Вечером, сходив под елкой,
    поработав сучком или веткой находили камень и дальше уже промыв его,
    можно было заработать хорошую сумму.
         Так и мой дед проглотив камень с острыми краями порезал желу-
    док или пищевод и потом маялся всю оставшуюся жизнь.
         Особенно желудок давал себя знать на старости лет.
         Дед постоянно сидел согнувшись, то с грелкой, то с горячим чай-
    ником у живота. А когда отпускало, дед оживал.
         На столе чайник с крепким чаем и металлическая коробка с
    табаком. Дед курил самосад. Напившись чаю, закручивал цигарку из
    газетки и на кухне плыл синий дым.
         - Опять накурил, хоть топор вешай! - ругалась бабка. А дед с
    моим дядькой затевали разговор. Начиналось с дел насущных, а далее
    уже "обо всем". Сначала разговор был неспешный, размеренный с
    паузами. Потом все энергичней и доходило до криков и вскакиваний с
    с табуретки. Значит дело дошло до охоты.
         Кто нибудь из двоих изображал как скрадывает глухаря или
    косулю, как стреляет, вообщем разговор "в лицах".
         И невдомек мне было, что дядька, втихаря, принес бутылочку и
    оставил ее в ограде, на клумбе, среди цветов.
         Бабка категорически не разрешала деду нюхать "зеленого змия",
    но не всегда это ей удавалось.
         Посидев и покурив, дед с дядькой попеременно выходили в ограду
    и прикладывались к бутылочке. После чего разговор оживал, тональ-
    ность повышалась, темы становились интересней.
         Дед вспоминал молодость, войну, удачные охоты, вообщем "как было
    раньше". Многое запомнилось из этих разговоров, но многое и прошло
    мимо. Кое чего не понимал, да и по молодости лет не здорово интере-
    совали меня такие разговоры. Вот охотничья тематика, с детства за-
    нимала мое воображение. Сейчас бы вот поговорить с дедом, вот бы
    сейчас порасспросить...
         - Крепок народ на Урале - поговорка у деда была такая - вот
    раньше то как было. А теперь и в газетах вранье пишут. Ты вот знаешь
    как можно белке в глаз стрелить? Вот присказка такая еще есть "бей
    в глаз не порти шкурку". Знаешь о чем это? Не знаешь! Ушли вре-
    мена и люди ушли...
         Дед затянулся цигаркой, с прищуром посмотрел в окно.
         - У моего отца, царство ему небесное, винтовка была, еще от деда
    досталась. Наша уральская шомполка. Дед ее на Ирбитской ярмарке
    выиграл. Силой мерялся с заезжими "медведями".
        Ствол говорят, ковал известный мастер Адриан Никифорович. А
    собирал винтовку наш мастер уральский, фамилию вот уже и забыл.
        На вид неказистая, несподручная, дырочка махонькая, меньше горо-
    шинки, а как била...Хоть белку, хоть козла, хоть медведя. С одной
    винтовкой на все ходил. А почему? Заряды подбирали. Я вон со свего
    "Зауэра" бабахну по глухарю пару раз и хоть бы что, он и дальше
    погнал. А с шомполки то как приложишся, хоть на сорок шагов, хоть на
    двести, он и туто ка. Единственно в лет, не стреляли. А по сидячему то
    без разговоров. И заряды то берегли, подбирали специально.
    Пороха то (зелье по старому то) не лишку было, да и пороха то
    было не то что нонче.
         Для каждой винтовки свой порох подбирали. Теперь вон вы
    палите готовыми патронами и цвет то пороха не знаете. А раньше
    черным стреляли из шомполок то. Теперь говорят самый лучший -
    мелкий. А раньше наоборот было, крупный был лучшим, им и стреляли.
    От мелкого отдача сильнее и стволы портил. Его редко кто брал.
         А для каждой винтовки свой подбирали. И по цвету и в пальцах
    то терли, а некоторые на вкус пробовали и определяли. У каждого свои
    приметы были.
         Самый верный способ, на бумаге жгли. Насыплют немного на белый
    лист и запалят. Смотрели какие следы оставляет.
         Если пыхнул без следов - хорош. Если дыру на бумаге прожег -
    сырой порох. Желтый след на бумаге, значит серы много. Ствол изнутри
    жирный будет и затравка засираться скоро будет.
         Черный след - угля много в порохе, в стволе сажи много
    остается, чистить часто надо.
         А названий то было. Сейчас все и не вспомнить. И английский и
    немецкий и финляндский и еще Русский, Царский и по фамилиям -
    Шульца, Бердана, Виннера, Турпа, а еще охтинский, бархатный, жемчужный
    да разве все вспомнишь.
         Да они еще и по сортам были. Одни пороха шомполами сильно не
    дави, другие только утрясти в стволе надо. А иные опять же покрепче,
    от души забить требовалось.
         Вот и подбирали. А как запасутся порохом то. В сухую бутылку
    его. Закупорят, а там уж ее в темное место. Вот и промышляют потом по
    тайге то. Да просто так не палили. Только наверняка били, с умом.
         А забивали то чем? Шомполами. И шомпола то опять же, у каждого
    свой. Каждый для своей винтовки подбирал. Древесину то разную брали.
    Говорили что для каждого пороха свою породу брать надо. Лучшие
    шомпола из черного дерева были, привозили его из-за границы. Но это
    нам не по зубам было, только богатые и покупали. Мы слыхать то
    слыхивали, а видеть то редко кому приходилось. Наши то мастерили
    кто из чего. Тоже пробовали. Один удачный был, другой вроде и снаружи
    хорош, а не тот. Говорят, лучшие из жимолости были. Кто и вереск
    пробовал и листвянку. Некоторые из боярышника делали, очень крепок,
    но сучков много. Заготавливали в определенную пору, сушили, в бане
    морили. Кто варил в рассолах, кто в травах. Почитай у каждого свой
    рецепт был. Потом уже и железные появились, но железные то говорят
    не то. Они и ствол царапают и бой хуже, да и приметы на этот счет
    свои были.
         А с пульками то вообще беда была. Свинца не было. На дороге
    не валялся как у вас сейчас проволока валяется. Вот и про белку
    то, про глаз то. Отец мне сказывал про деда  своего.
         Считалось, и сейчас поговорка то есть, что меткий охотник, если
    белке в глаз попадает. Но главное то не в этом было. В глаз то
    попасть проще пареной репы. Надо было так попасть, что бы пулька
    через глаз вошла и в ухо вылетела. Что б в шкурке больше рванины то
    не было.
         "Лиха беда белке в глаз попасть!" - говаривал дед. Ну попал
    Пулька в ухо. И поминай как звали. Не так стрелять то надо. Заряды!
    Вот главное! Его окаянного так подобрать надо. Что б стрельнул ты
    белке в глаз, а пулька то в голове и осталась. Подобрал векшу,
    ободрал скорехонько и пульку то выковырял. Затем поправил ее, на
    зубах прокатил туда сюда и можно снова в ствол забивать. Во как
    ране охотились! Где было припасу набраться, вот и берегли.
         Дед затянулся самосадом, выпустил через нос две струи дыма и
    прищурившись уставился в окно. Глаза его затуманились, прокуренные
    желтые пальцы, державшие цигарку, подрагивали.
         Да крепок был народ на Урале.
         Вспоминаю разговоры деда. Мал был, не запомнил многого, да и
    упомнишь ли все. Сейчас бы деда, да разговорить его, про тайгу, да про
    охотничьи премудрости. Было бы что послушать...
         А так то что? И спросить нечего. Вот и уходит народная
    мудрость.
         Далеко я в мыслях ушел. Так отвлекся, забыл где и сижу. А лес
    замер, тишина, не ветерка ни звука.
         Вдруг сзади справа шорох. Поворачиваю голову, в пяти шагах от
    меня замерла косуля. Стройная, на высоких тонких ножках. Большой
    черный нос влажно блестит, косуля усиленно нюхает воздух в моем
    направлении.
         Не выдержала. Или почуяла. И в это же мгновенье сделала большой
    прыжок вверх и в сторону, а через секунду уже мелькала между
    деревьями.
         Как специально, только отвлекся и на тебе, как из сказки
    Бажова - Серебряное копытце.  Мой суеверный напарник сказал бы:
         - К чему бы это?