Джура

                ДЖУРА.

 Летняя жара давно спала, но от мух по-прежнему не было отбоя. Осел мирно жевал клевер и изредка помахивал хвостом, отгоняя надоедливых насекомых.
- Эй, Джура, иди скорее сюда. Смотри, бокс показывать будут, - раздался из дома голос старика.
Заинтересованный осел подошел к открытому окну.
Старику одному было скучно смотреть телевизор, поэтому он часто звал Джуру. А сейчас на экране шла какая-то передача, где за веревочным ограждением дрались  двое здоровенных мужчин в одних трусах. Осел удивленно разглядывал их и пытался понять, за что же они дерутся. Ни голос в телевизоре, ни старик ничего не говорили об этом, тогда Джура решил, что, наверно, эти двое несчастных дерутся из-за еды, ведь вокруг них нет ни травы, ни даже сухой колючки. Ослик сочувственно подумал: «Надо им в наш кишлак приехать, травы здесь много, на всех хватит, и клевер сочный растет! И народ у нас хороший, люди все добрые и совсем не жадные».
Осла в кишлаке все любили, идет он, бывает, по улочке, и каждый житель окликнет приветливо, куском лепешки угостит и по холке потреплет ласково.
«Да, - думал Джура, - видно, очень плохи дела у этих людей, раз они носят во рту резиновые зубы. Свои-то, наверно, совсем истерлись».  Пока осел размышлял, боксеры на ринге перестали драться и, усталые, разошлись по углам и плюхнулись, тяжело дыша, на стулья. Возле них засуетились какие-то люди, а на ринге появилась высокая красивая полураздетая девушка с плакатом в руках; мило улыбаясь и  виляя бедрами, она грациозно прошлась по площадке и ушла, а боксеры вдруг бросились друг на друга, и с еще большим воодушевлением и яростью принялись драться. И такая картина повторялась несколько раз – как только мужчины, обессилевшие,  расходились по углам, на ринге снова появлялась девушка и красовалась перед ними, и боксеры вновь вскакивали и продолжали мутузить друг друга. «Все понятно, - догадался осел, - за самку дерутся, ну и хитрая же она, как у самцов пыл иссякает, так она опять красуется перед ними, возбуждая и вдохновляя на драку. Да-а, за такую стоит побороться, но его лично такой хитростью не возьмешь, он себе цену знает».
Ход неспешных рассуждений осла был прерван голосом старухи, жены старика.
- Э-э, целый день всякую ерунду смотрите, внучка уже месяц как в городе в институте учится, а вы до сих пор не навестили ее. Вот завтра с утра и поезжайте, я уже все собрала.
Старому собраться было недолго, а уж ослику тем более. Поутру старик водрузил на ослика собранные старухой нехитрые гостинцы и задумался: как это – сесть на спину друга и без того нагруженного. Жена, стоя у горячего еще тандыра, видя и понимая затруднения мужа, сказала в сердцах:
- Да сядьте вы на него, проедете по кишлаку на виду у всех.  Соседи и без того смеются, а там, за кишлаком, воля ваша, хоть на спине у себя его волоките.
И осел, поняв смысл сказанных слов, молча согласился. Старик, кряхтя, взобрался на спину Джуры и сказал:
- Извини, друг, ничего не поделаешь, этикет.
Осел не знал, что такое этикет, но понял, что так надо и покорно засеменил по дороге.

Идя по улицам Бухары, старик не переставал восхищенно удивляться.  «Ты посмотри, Джура, чего только не понастроили, как изменилось-то все, красота, да и только. А мы сидим в своем кишлаке, не видим ничего и не знаем».
Осел же, хоть ни разу и не был в столь крупном городе, да и вообще, он дальше своего родного кишлака нигде не бывал, сохранял достоинство и полную невозмутимость, всем своим видом как бы говоря: «Эка невидаль! Нашел чему удивляться».
- Смотри, смотри, Джура, машин-то красивых сколько! В мое время таких и не видывали, - не унимался старик.
«Подумаешь, машины, - размышлял осел, скосив глаза на проезжающий автомобиль, - им бензин нужен, ремонт нужен, да еще и украсть могут. А вот меня, например, даже и  охранять не надо, я и укусить могу, и лягнуть в придачу, да, вообще, кто меня в своем кишлаке украдет».
Он бы еще мог добавить, что никто и не позарится на него, кому он там нужен, кроме старика, старухи да их внучки, но, конечно, об этом Джура думать не хотел, а, вспомнив о внучке, доброй и ласковой девушке, осел еще бодрее  зацокал  копытами  по  городской    дороге,     с нетерпением ожидая радостную встречу.
- Эй, Джуражон, о чем задумался? Нам дорогу перейти надо, будь внимателен.
Совет старика был нелишним, машины разных марок, цветов и размеров мчались одна за другой, с невероятной для осла скоростью Джура выждал вроде удобный, как ему показалось, момент и поскакал на другую сторону дороги, но тут рядом с ним завизжали тормоза машины, из которой выскочил разъяренный водитель и закричал:
- Ты что, старый, ослеп что ли? Смотри куда идешь!
Откуда-то вдруг появился милиционер.
- Старший лейтенант Норов, - представился он. – Ваше имя.
Опешивший и растерявшийся осел раскрыл было рот, чтобы ответить как его зовут, но, вспомнив, что не умеет говорить по-человечески, так и застыл с раскрытым ртом.
- В чем дело, уважаемый, почему нарушаем правила дорожного движения, дорогу переходим в неположенном месте? – продолжал опер строго, - а ты закрой рот, тебя не спрашивают, - сказал он ослу.
Джура от удивления остолбенел.  «Откуда он так хорошо меня понимает? – подумал он. – Может, он из наших и у него есть хвост как у меня?» Осел, скосив глаза, посмотрел сбоку, нет, хвоста у милиционера не было.  «Тогда он или слишком умный, или …»
- Почему нарушаем, ничего не нарушаем, - говорил тем временем старик, - мы с Джурой только дорогу перейти хотели.
- С кем, с кем? – удивленно спросил милиционер.
- Ну, с ослом, - поправился старик и перешел в наступление. – А где мы должны переходить дорогу?
Осел с интересом уставился на дорожного стража порядка.   «Посмотрим, как он объяснит нам, простым кишлачникам, - думал он, -  как перейти эту чертову дорогу, где машины снуют туда-сюда, туда-сюда, аж в глазах рябит».
- Та-ак, объясняю для непонятливых, если вы с транспортным средством…- начал было важно смотритель дорог, и задумался. Если осел – транспортное средство, то нужно иметь на него номер и технический паспорт. Где висит номер на машине? Сзади и спереди, а куда вешать на осла? Милиционер посмотрел на уставившегося на него осла и, представив у него на морде номер, полагающийся машине, засмеялся, но тут же взял себя в руки, принял серьезно-строгий вид и …не нашел ничего лучшего, чтобы сказать:
- Почему с ослом на дороге ходите, он же перепачкать может, кто убирать потом будет, а? Это же антисанитария!
«Тут не только  я, а кто угодно напачкать может со страху», - подумал Джура, глядя на пролетающие мимо машины.
- Послушайте, уважаемый, э-э, капитан Норов…
- Не капитан, а старший лейтенант, - поправил милиционер старика.
- Я хотел один пойти, но он так соскучился по внучке, что целый километр бежал за мной по дороге. Ну, как его было не взять?
«Вот врет,  даже я бы так не смог», - подумал осел.
- По чьей внучке? – не понял милиционер. – По его внучке, что-ли? – спросил он, указав на осла.
- Нет, что вы, ну откуда у него внучка, он молодой еще, у него и детей-то нет. Моя внучка, моя, она в институте учится, мы вот навестить хотели…
- Э-э, езжай старик, - махнул рукой работник Госавтоинспекции. – Да смотрите, под машину не попадите.
«Лучше бы он это машинам сказал, - удивленно подумал осел, - а то мчатся туда-сюда и никому дорогу не уступают».



Поехали они дальше к своей цели, осел мерно цокал копытами по асфальту, о чем думал старик – неизвестно, а осел разглядывал город и удивлялся: «До чего же странные эти городские люди, вместо того, чтобы сажать клевер и  кукурузу, понастроили кругом дома, а когда зима придет, что они будут кушать? На дорогах поставили начальников, которые указывают, куда можно идти, а куда – нет. И зачем нужны эти асфальтовые дороги, если идешь по ней, а тебе вслед кричат: «Эй ты, осел, куда идешь, ты что – знака не видишь?» Какой знак? И где время его разглядывать, если   мне нужно только одно – успеть увернуться от несущихся машин. Вот поэтому у них и бардак на дорогах, - заключил осел, - что знаков везде понаставили и указывают, кому куда ехать или идти. То ли дело у нас, в кишлаке, никаких дорожных знаков, иди куда хочешь, хоть назад, хоть вперед, никто тебе не скажет, что ты нарушаешь уличное движение, одним словом, вот такой должен быть порядок на дороге.
 Так, размышляя каждый о своем, они добрались-таки до конечного пункта своего пути – вот оно, здание Бухарского государственного университета. Но заветной цели – внучки Дильдор – нигде почему-то не было видно. Они оба, немного подумав, решительно направились к главному входу, предполагая что, как только они окажутся внутри здания, то сразу увидят любимую внучку.
Джура и старик смело прошествовали мимо застывшего от изумления охранника и уверенно зашагали  по вестибюлю. «А изнутри этот дом еще лучше, - думал осел, - и хорошо, что внучка в нем учится». И от мысли, что и он причастен через Дильдор к этому зданию, его душа переполнилась гордостью, но тут строгий  окрик заставил его остановиться и прервал все его мысли о прекрасном.
- Это что за безобразие?!
Джура сразу понял, что это хозяин этого большого дома и, приняв тупое выражение морды, он уставился в пол, дескать, я тут ни при чем, я же   осел.
- Что же вы, аксакал, в институт и с ослом, у нас тут своих хватает, а вы еще одного привели, - продолжал греметь ректор.
Джура с удивлением огляделся, но никаких парнокопытных, кроме  смеющихся студентов, он не увидел.
- Я бы хотел внучку повидать, - робко начал старик.
- Повидать, конечно, можно, но не с ослом же ходить по всем аудиториям. А этого вы что, поступать  привели? – уже спокойнее, по-деловому спросил хозяин института, кивнув на осла.
Джура оторопело посмотрел на ректора. Вот тут он испугался по-настоящему, ни в какой институт он поступать не хотел, зачем это ему нужно, ему в своем кишлаке и так неплохо живется.
- Не примут, - успокоил его ректор, - поздно уже, вступительные экзамены закончились, так что приходите в следующем году.
Осел резко развернулся и на всякий случай поспешил покинуть институтские стены, и только на улице он облегченно вздохнул и подумал, что этот строгий  дядька и впрямь может взять и заставить учиться, а ему, Джуре, это надо? Тем более, он говорит, что у них своих ослов полно, так что пусть как-нибудь без него обходятся.
На улице Джура почувствовал себя гораздо увереннее и  принял свой обычный вид и стараясь не замечать смеющихся над ним студентов. «Я-то что, - снисходительно  думал он, ожидая старика, - пришел и ушел, а вам здесь долго париться, изучая синусы и косинусы». Конечно, осел не знал тригонометрии, просто он когда-то слышал эти слова по телевизору. Еще он слышал, что труд сделал из обезьяны человека, но можно ли сделать человека из осла, телевизор почему-то не сообщал. «Да мне и так хорошо живется, никто не кричит, никто не ругает, - размышлял Джура, - а любая проблема решается просто, надо только принять глупое выражение лица, э-э, простите, морды. И всех дел-то». Он даже и не догадывался, что в этом  ему  и стараться особо не надо.
Из дверей института вышел старик и устало побрел к скамейке, возле которой стоял осел.
- Эх, Джура, как же мы найдем Дильдор здесь, в этом муравейнике? Может, надо у людей поспрашивать?
Была как раз большая перемена, и студентов на улице было видимо-невидимо. Солнце и свежий воздух вытянули на улицу всех этих добровольных мучеников науки, скучные формулы и правила выветривались из голов гораздо быстрее, чем они туда вбивались с таким трудом.  Старик обращался то к одним, то к другим студентам, но молодые люди отвечали смехом и, спеша по своим делам, быстро проходили мимо. Некоторые из вежливости выслушивали, но лишь недоуменно пожимали плечами. У осла уже и глаза, и уши устали  от такого количества людей, кричащих, шумных и веселых, и он, отвернувшись, с интересом стал разглядывать какое-то  диковинное растение, думая, стоит ли его попробовать или лучше не рисковать. Откусив все-таки веточку, он сосредоточенно стал жевать, разглядывая проходящих мимо студентов.
«Вот народ, ни здравствуйте, ни до свидания, да-а, им далеко до культуры нашего кишлака. У нас всегда остановятся и полчаса спрашивают про твое здоровье и здоровье твоих родственников, а эти что. Вот, взять ее, - думал осел, рассматривая остановившуюся возле них девушку, - ну что у нее за одежда! Кроссовки, джинсы, кофточка какая-то яркая, не одежда, а пестрый фантик. И очки еще темные одела, чтобы глаза её бессовестные никто не видел. На вопросы старика не отвечает и улыбается только. Тьфу! Смотреть противно!»
И осел хотел уже выплюнуть непонравившуюся ему горькую растительность, как девушка сняла очки и сказала:
- Дедушка, ты что, не узнал меня?
Удивление  осла и старика было абсолютно одинаковым, потеряв дар речи, они уставились на девушку, что-что, а этого они никак не ожидали.
- Ой, дедушка, вы подарки нам привезли? Как раз кстати. Девочки, ну-ка, помогите, берите и тащите в общагу. Ой, дедушка, вам спасибо большое. Как там бабушка? Как соседи наши поживают? Привет передавайте, а у меня, скажите, все классно, дела супер! А ты, ослик, как поживаешь?
Она ласково потрепала осла за уши, схватила вместе с подружками сумки с подарками и умчалась, оставив у скамейки растерянно глядевших ей вслед осла и деда.


Всю дорогу домой они шли молча, думая каждый о своем. Осел размышлял о том, какой красивой стала  в городе  Дильдор, и одежда у нее очень красивая, это Джура сразу заметил, но все же… У себя в кишлаке осел был хитрый и умный и, прикидываясь простаком, в душе по-доброму подсмеивался над кишлачниками так, что они даже и не подозревали об этом, но делал это Джура, конечно, инстинктивно, наверно все ослы поступали точно так же, только у него получалось лучше всех. Здесь же, в городе, почему-то все происходило наоборот, студенты смеялись над ним, милиционер видел его насквозь, а машины не хотели уступать ему дорогу. Нет, жизнь, видно сложнее, чем он думал, и в свой родной кишлак осел возвращался совсем другим, повзрослевшим, хотя он по-прежнему будет прикидываться добродушным и глупым, инстинкт все-таки, никуда от него не деться, но теперь Джура чаще будет задумываться о сложной,  в его понимании жизни, и о том, почему люди, живущие в кишлаке и городе, столь разные, но поймет ли он это когда-нибудь или нет, это останется для нас неизвестным.

2008 год.