Завтра наступит утро. Глава 4

4
(746 г. от Р.Х.)

Людота сидел за столом у себя дома и угощал Евпатия медовухой. Евпатий рассказывал последние новости из окружения василевса Константина V, рассказывал о том, как ромейские войска воюют в Сирии, как теснят сарацин, как дошли до реки Евфрат1:
- Арабы вооружили даже рабов, обещая свободу, но они не стали воевать и перешли на нашу сторону. Среди рабов, говорят, были и анты.
- Дожили до этого, интересно, Богуш и Станята?
Евпатий помолчал и продолжил:
- У отца проблемы. С него сняли должность спафария. После этого у него уменьшилось количество заказов. Остались только заказы на мечи, которые делаешь ты. Появился какой-то довольно ловкий еврей, который стал поставлять ко двору василевса украшения по более низким ценам. У отца, ты знаешь, в собственности большие участки земли, есть дома, но налоги уже начали превышать прибыль, которую они приносят. Он хочет некоторые участки земли продать. Так что остается одна надежда на увеличение изготовления твоих мечей. Ты как себя чувствуешь? Может еще нанять работников?
- Знаешь, Евпатий, вот уже два года как ушла из жизни Евпраксия, у меня какая-то пустота в груди, и чувствую, что сердце, особенно по ночам, то бьется-бьется, то на какое-то время замрет, а потом опять начинает стучать. Боюсь я, что ночью умру и напугаю Василия, ведь ему всего шесть лет. И еще боюсь, что не успею его научить всему, что умею я. У меня к тебе просьба, Евпатий. Не бросай его, помоги ему вырасти.
- Не говори глупостей, Людота. Он мне как сын. Я же его крестил. Да, еще. Вот отец велел вернуть. – Евпатий положил на стол браслет Людоты. – А вот еще. – И он рядом положил еще один браслет.
Людота взял оба браслета и осмотрел их:
- Надо-же, разгадал все-таки Зенон загадку Деяна.
Входная дверь потихоньку скрипнула, и в комнату осторожно вошел сын Василий и попытался быстренько прошмыгнуть к себе в комнату, но Людота заметил его:
- А ну подойди ко мне. Ты разве не хочешь поздороваться с дядей Евпатием?
Василий подходил к отцу, низко опустив голову. Остановившись перед отцом, он поднял голову. Весь правый глаз был кроваво-синий.
- О-о, как стало светло от твоего фонаря! С кем это ты так?
- А чего они меня сакалибом кличут? Я не раб.
Людота понимающе покачал головой:
- Ну что ж, ты уже стал совсем большой, и я расскажу тебе, почему они тебя так называют. Я родился на притоке реки Дон. Ромеи называют его Танаис, а жителей, живущих по берегам этой реки – антами, вокруг других рек — сакалибами, по нашему славяне, хотя мы все говорим на одном языке, — слово у нас одно, отсюда и назывались мы общим словом славяне, одного словенского языка. А славяне мы еще потому, что боевой клич у нас у всех «Слава!». Сами мы себя называли северянами. Ты знаешь язык славян, я не зря тебя учил ему. Но этого мало. Ты уже не ребенок, если уже стараешься защитить свою честь. Но одного старания мало. Нужно еще много знать и уметь. Надо учиться. Евпатий, - обратился Людота, - ты можешь поговорить с братом Кириллом: может он обучить грамоте Василия?
- Может. Я уже спрашивал его об этом.
- Тогда, сын, с завтрашнего дня ты начинаешь учебу. Я буду учить тебя своему ремеслу, а дедушка Зенон будет учить тебя своему. Дядя Кирилл научит тебя грамоте…
- Ну а я, - подхватил Евпатий, - научу тебя защищаться, чтобы под глазом у тебя не было таких вот «фонарей». Сколько их было то?
- Четверо. – Понурив голову, ответил Василий.
- Ну и что голову повесил? То, что не побоялся, что их больше, уже хорошо. Плакал?
Василий молча кивнул головой.
- Опять хорошо.
Василий удивленно посмотрел на Евпатия.
- Хорошо, что ты вовремя вытер слезы.
Людота начал опять:
- Послушай, сын. Послушай и ты, Евпатий. Перед тем как нас пленили и мы стали рабами…
- Отец, ты был рабом?..
- Погоди, Василий, не перебивай. Я тебе все расскажу потом. Так вот, перед тем как нас пленили, хан савиров Талгат сделал мне заказ на изготовление меча и попросил держать это в тайне, так как он являлся подданным хазар. И для украшения меча дал горсть драгоценных камней. То были рубины, изумруды и один алмаз. Меч мы сделали. В рукоять меча укрепили алмаз, а ножны Деян украсил другими камнями.
Людота перевел дыхание и продолжил:
- Сами понимаете, меч оказался необыкновенной ценности, поэтому мы его обильно смазали земляным маслом, которое купили у проезжих купцов, завернули в несколько кусков кож и закопали недалеко от кузницы. Вот план этого места.
Людота достал из шкатулки кусок материи и развернул.
- Этот план вышила по моему рисунку твоя мать, Василий. Евпраксия настояла, чтобы сделать так. Так надежнее, чем рисунок на бумаге. Я не знаю, живет ли там кто сейчас или нет, но прошу тебя, Василий, найди это место и верни меч хану или его потомкам. Это не просто. Хан подданный хазар, а мы всегда воевали с ними. Верни его, - повторил Людота. – А для этого нужно много знать и уметь. Евпатий, с учетом того, что я сказал тебе ранее, - Людота не стал уточнять о своей болезни, чтобы не тревожить Василия, - прошу, помоги сыну…
- Не волнуйся, Людота. Я же сказал, что он мне как сын.
- А зачем меч отдавать? Может его себе оставить?
- Стыдись, сын. Ты хочешь, чтобы на тебя показывали пальцем и говорили: это сын обманщика, который обманул того-то и того-то, и потомство у него такое же? И тогда и тебе не будет веры. Обещай мне, что ты обязательно вернешь меч Талгат-хану или его потомкам.
- Обещаю, отец. – Тихо, но твердо сказал Василий.
Канули в прошлое беззаботная жизнь и детские игры. Утром Людота повел Василия в кузницу. Василию в кузнице не понравилось: было очень жарко, горячие искры от металла больно жалили.
- Терпи, сынко. Станята был примерно таким как ты, но он терпел.
Василий мужественно сжимал зубы, но непроизвольно отскакивал, когда искры летели в его сторону. Людота дал ему зубило и молоток и велел отрубить зубилом кусок проволоки. Василий приложил зубило к металлу и ударил молотком. Молоток соскользнул с зубила и ударил Василия по пальцам. От боли слезы брызнули из глаз.
- Что, сынко, не получается? Ну ничего, сунь руку в холодную воду, - сейчас пройдет. Ты смотри не на молоток, а туда, где рубит зубило. А молоток должен быть продолжением твоей руки. Понял?
Василий кивнул головой и опять начал пробовать обрубить проволоку, но силенок было маловато, и он много раз бил молотком по зубилу, пока не устала рука.
Усталый, он поспешил к дедушке Зенону. Он его уже ждал.
- Я постараюсь научить тебя всему, что я умею, главное чтобы у тебя было желание. Ты мой единственный внук и будущий мой наследник. Я хочу, чтобы мое ремесло не пропало. Мои сыновья выбрали трудную стезю. Один священник и изучает науки, другой – бывший воин и теперь содержит школу, где такие же как он обучают желающих воевать. Странно, но таких желающих почему-то всегда много, а желающих хорошо работать нужно еще поискать.
- Он и меня обещал сделать воином.
Зенон вздохнул:
- Евпатий был постарше, чем ты, когда мой брат тоже начал его учить воинскому искусству. Да упокой господь его душу. – Здесь Зенон перекрестился. – Евпатий был уже взрослым, когда погиб мой брат, а Евпатий был ранен. Мой сын стал наследником брата, и школа стала его.
- А на какой войне ранили дядю Евпатия.
- Да у него все время война. Его и его воинов нанимают купцы сопровождать и охранять их караваны. Я очень тревожусь, когда Евпатий уезжает с ними. Ведь купцы едут и в Африку, и к франкам, и к антам, и на далекий Альбион, и за электроном2 к диким ваграм и лютичам, и к хазарам. Одним словом, куда только не едут.
Здесь Василий вспомнил рассказ отца и закусил губу. «А ведь с этими купцами можно попасть в те места, где закопан меч». - Подумал он.
- А некоторые купцы, - продолжил Зенон, - они здесь купцы, а там, среди диких людей, сами становятся дикими и берут все, что плохо лежит.
- Как это, дедушка?
- Да разбойничают. Вот и мой брат и Евпатий согласились сопровождать такого вот разбойника. А он как начал грабить туземцев, так туземцы их и побили.
Василий слушал это с широко раскрытыми глазами. Перед ним открывалась новая жизнь с неведомыми странами и их жителями, с неведомыми открытиями и приключениями.
- А как же дядя Евпатий спасся?
- Вовремя на корабль залез и брата моего затащил. Успели отплыть. Брат на корабле и умер. А кто на корабль не попал, - все и погибли. Хватит об этом. – Оборвал Зенон эту тему. – Ты чего пришел? Учиться? Вот давай и учиться. Я умею делать кольца, цепочки, серьги, браслеты, шкатулки, подсвечники и многое другое, что необходимо людям. Некоторые вещи может быть им и не нужны для нормальной жизни, например, серьги. Что, если эти серьги человек не повесит на мочки ушей, так он и жить не сможет? Сможет. Просто это все тщеславие людей: вот у меня золотые и серебряные украшения, я богаче тебя, значит лучше. А лучше ли? Сомневаюсь. Мой жизненный опыт показывает, что у большинства таких людей душа гнилая. Но они платят деньги, на которые нам приходится жить. И почему-то деньги липнут именно к таким людям, и у них их больше, чем у тех, кто просто трудится. Что-то я опять разворчался. Давай лучше будем учиться делать шкатулки.
Зенон дал Василию дощечку и пористый камушек и показал, как надо зачищать дощечку, чтобы она была ровная и гладкая. Пальцы на руке у Василия распухли от удара молотком, и он с трудом удерживал дощечку. Зенон заметил это и спросил:
- Что у тебя пальцы на руке какие-то пухлые?
- Это от молотка, в кузнице ударил.
- Я скажу отцу, утром ты ко мне приходи, а потом можешь в кузнице себя молотком по руке бить. У меня работа требует здоровых пальцев и точности.
Зачищать дощечку Василию понравилось. Но когда Зенон достал стеклянную бутылочку с какой-то жидкостью и открыл ее, по комнате разнесся неприятный запах.
- Это лак. Вот так мочи тряпочку и быстрыми и ровными движениями наноси его на дощечку. Ну, попробуй.
У Василия ничего не получалось. Мало того, что лак плохо пахнул, и Василий морщил свой нос и старался отвернуться, но и прилипал к пальцам рук, которые потом становились грязные и липкие.
Всю дорогу до Кирилла Василий пытался оттереть липкие пальцы. Он их тер и листьями деревьев, и сорванной травой, и пытался их оттереть о камни из мостовой. Пальцы перестали быть липкими, но грязь так впиталась в кожу, что теперь руки не отмывались.
Кирилл встретил Василия ласково, угостил его куском лепешки, изюмом и фруктами. Кирилл смотрел на племянника и улыбался, но улыбку скрывали усы и борода. Только прищуренные от улыбки глаза выдавали настроение Кирилла, но Василий этого не замечал и сосредоточенно ел. Кирилл задал Василию несколько вопросов, но он отвечал однозначно:
- Угу. – Что означало согласие, или молча отрицательно качал головой.
Кирилл подождал, пока Василий насытится, и занятие началось.
- Я научу тебя считать и писать, расскажу тебе, как устроен мир, и почему доска плавает, а камень тонет. Ты узнаешь, какие народы живут вокруг нас, и какие у них законы. Расскажу тебе, что было до нашего рождения и многое другое. Но это все изучается не один день.
- Дядя Кирилл, а откуда ты все это знаешь?
- Понимаешь, Василий, есть люди, которые свои знания, записывают в книги. Эти книги потом переписывают много раз. Люди эти книги читают и постигают эти знания.
- Дядя Кирилл, а ты эти книги тоже писал?
- Переписывал. – Поправил Кирилл. – Чтобы написать книгу, нужно много знать.
- А ты меня научишь читать такие книги?
- Разумеется. – Кирилл погладил по голове Василия. – А сейчас давай попробуем вот это.
Кирилл дал Василию черную доску и кусок мела и показал ему, как писать несколько букв.
- Попробуй написать мелом эти буквы на доске. Вот тебе влажная тряпка, чтобы стирать написанное неправильно.
Мел крошился и противно скрипел по доске. Буквы у Василия получались корявые. Они наклонялись в разные стороны, уезжали вверх или вниз. Это занятие показалось Василию гораздо труднее, чем бить молотком по зубилу. К счастью это мучение скоро кончилось. Кирилл, видя, что Василий устал, начал учить его счету и решать простые задачи.
Солнце клонилось к закату, когда Василий пришел к Евпатию. Евпатий встретил его весело:
- Пришел? Молодец. Ну что, будем учиться защищать себя?
Василий кивнул головой.
- Слушай, Василий. В любой драке, как в бою, нужно иметь на плечах голову. Нельзя быть безрассудным, иначе проиграешь бой и можешь погибнуть. Вот ты дрался с четверыми, расскажи как?
- Я одного подмял и пока его бил, остальные били меня.
- Вот-вот. Так ты мог драться один на один. А когда их много, а ты один, нужно действовать по другому: никогда не упускай из виду никого из нападающих. Старайся, чтобы они все были перед тобой, тогда они будут мешать сами себе. Не подпускай, чтобы подходили сзади. А для этого нужно быстро передвигаться, наносить такие удары, чтобы нападающий некоторое время не мог тебя потревожить, а еще лучше, вообще не смог больше нападать. Это мы с тобой еще отработаем. Для этого нужна ловкость и сила. А для того чтобы исполнить обещание отцу, тебе нужно многому научиться. Я научу тебя стрелять из лука, работать ножом и мечом.
«Опять работать», – подумал Василий.
- Хороший воин, - продолжал Евпатий, - может голыми руками убить неопытного. Как подрастешь, я научу тебя сражаться различными предметами, иначе не выживешь. Вот смотри, видишь пояс на мне? А я если его сниму, то из его можно сделать пращу, и любой камень для врага может быть смертельным. Ты не знаешь о Давиде, который из пращи сразил Самсона?
- Не знаю. – Василий, широко раскрыв глаза, смотрел на Евпатия и уже представлял себя непобедимым воином, перед которым разбегаются все враги, и, в первую очередь, те четверо, которые над ним издевались.
Попроси дядю Кирилла, чтобы он рассказал тебе о Давиде. А сейчас пойдем в зал и будем накачивать мышцы, чтобы ты смог держать меч и натягивать лук.
В большом зале, куда Евпатий привел Василия, было очень много непонятных вещей. В углу зала на полу лежали маты, набитые чем-то мягким, и два полуголых человека, поочередно хватая различные части тела, со страшным грохотом бросали напарника на эти маты. Человек вставал и то же самое делал с тем, кто его бросил.
- Василий удивленно спросил у Евпатия:
- Чего это они?
- Отрабатывают приемы обороны.
В другом конце зала два человека очень медленно двигались и размахивали деревянными мечами. Остальные четверо занимались с различными предметами. Один размеренно метал ножи в деревянный чурбан, и ножи втыкались в него друг около друга в площадь не более ладони. Другой бил кулаками и ногами подвешенный к потолку на веревке мешок, набитый чем-то. Третий лежал на скамейке на спине и много раз поднимал и опускал руками тяжелую железяку. Еще один расставил в один ряд на высокой скамейке яблоки и, взмахивая кнутом, кончиком ремня кнута сбивал эти яблоки. Никто не обращал внимания на Евпатия и Василия.
Василий озирался. Ему все было интересно, но Евпатий заставил его несколько раз обежать по периметру зала. Затем подвел его к свободному месту и, отодвинув скамейку от стены, велел сесть на нее.
- Теперь, Василий, сожми руки за головой и пытайся откинуться назад. – Евпатий начал придерживать ноги Василия. – Да, вот так. А теперь поднимайся.
Василий попытался подняться. Мышцы живота напряглись и он с трудом приподнялся.
- Теперь еще раз.
Василий сделал еще раз, еще и еще, а потом не смог.
- Ты сможешь. – Закричал на него Евпатий. – Давай поднимайся.
Василий попытался подняться. Ноги были туго прижаты Евпатием к полу. Живот уже побаливал, а подняться не получилось. Он сжал зубы, напрягся и потихоньку с дрожью в ногах все-таки поднялся.
- Плохо, мало. Нужно больше. – Евпатий подобрал ему какую-то железку и дал ему в руки. – Вот держи ее перед собой одной рукой, пока этот песок не пересыплется вниз. – Евпатий поставил перед Василием песочные часы. А как пересыплется, поменяешь руки и перевернешь часы. И так пятьдесят раз.
Евпатий ушел, А Василий начал упражнение, заданное Евпатием. Вначале показалось, что держать легко, но с каждой падающей в часах песчинкой вниз, вниз стремилась и рука, держащая груз. Василий менял руки, переворачивал часы, сбился со счета, так как считал еще плохо, но поднимал и держал эту проклятую железку. Уже изнемогая от усталости, Василий вспомнил, как ударил себя по руке в кузнице, как очищал липкие от вонючего лака пальцы, как противно скрипел мел по черной доске. И вот теперь на него кричит дядя Евпатий, и его мучают этой железкой. Он показался себе таким несчастным: все его мучают и никто не любит. Непроизвольно слезы полились у него из глаз, железка со звоном упала на пол. Он бросился прочь из этого зала. Забежав в какую-то темную комнату, он забился в угол между стеной и еще чем-то и зарыдал. Но бесконечно слезы литься не могут, и постепенно они прекратились. Василий лежал в темноте и только всхлипывал. Он вспомнил, как вчера обещал отцу, что исполнит его просьбу и для этого надо учиться всему. Надо учиться, а он испугался первых трудностей. Ему стало стыдно.
Вдруг дверь открылась, и в комнату зашли люди с зажженной свечой.
- Рассказывай дальше, Лемай. – Попросили одного из них.
В сумраке плохо горящей свечи Василий узнал людей, которые занимались в зале. Он сжался в темноте и затих.
- Нанял нас один купец сопровождать его к неграм за слоновой костью. Для своей охраны пригласил он воинов из разных мест, всего двенадцать человек. Среди них был один, прозвали мы его Блохой, так как он все время почесывался, как будто его блохи кусают. Кто он, откуда родом, не знаю, но вел он себя странно. Сторонится всех, молчит, а сядем все к котлу, так старается ложкой в два раза чаще из котла выбирать. Ничего просто так не делал, только за деньги. А договоренность у нас с купцом была такая: платит он нам два раза. Первый раз платит, когда до места торговли дойдем, а второй раз – когда вернемся. И всем поровну. Если кто в пути погибнет, то его доля идет к тому, кому он завещает.
- А ты кому завещал, Лемай?  Небось бабенке в трактире?
- Не-а, я тогда другу завещал. Так вот, - продолжил свой рассказ Лемай, - плыли мы туда долго, за Геркулесовы столбы, а затем на юг. Жара была несусветная, но доплыли. Встретили нас негры не враждебно. Мы им товар, а они нам бивни слонов. А купец хитрый: за каждый бивень давал стеклянные бусы. А для них они в диковинку, радуются. Ну и вид у них: набедренная повязка из пальмовых листьев да бусы. И женщины у них так же ходят: голые титьки так и болтаются.
- И ты упустил такую возможность? – Раздался хохот слушающих.
- Да ну вас, жеребцы, вы все об одном. – Лемай продолжил. – Нагрузили мы корабль битком этими бивнями. Купец оказался жадным, и в обратный путь взяли мало воды, чтобы бивней больше привезти. Мол, поплывем вдоль берега, там и воду будем пополнять. То ли купец большой грешник был, то ли еще кто, но на обратном пути разразился шторм. Наш корабль унесло в открытое море. Три дня нас бросало по волнам, думали потонем. Кормчий уж к купцу. Давай, мол, выбрасывай груз, облегчай корабль, а купец ни в какую. Бог смилостивился над нами. Через три дня шторм утих. На корабле одну мачту унесло в море, и мы с одним парусом кое-как плыли в сторону берега. Еда и вода кончалась, и нам давали по чуть-чуть. А здесь еще один заболел горячкой. Приходим мы к нему, а он, сердечный, весь в поту, слабым голосом жалуется, что пришел Блоха и выпил его воду, еду и деньги отобрал, мол, тебе все равно умирать. А больной молит нас, братцы отнесите его долю жене, она одна с детьми останется. Умер он к вечеру.
- А что Блоха?
- Как что? Пошли мы к нему обыскали. Действительно взял он деньги. Мы ему, зачем взял. А он так нагло, а все равно ему помирать, а мне, мол, пригодятся. Страшный он человек: нет у него товарищеской взаимовыручки. Начали его учить уму-разуму, чтоб людей уважал и подлость не делал. Для этого привязали его к веревке за руки и за ноги, и начали веревку тянуть под днищем корабля. Он, пока в воду не погрузился, орал, а мы тянем. С одного борта затянули под днище корабля, а из другого вытаскиваем. Веревку вытащили, а его там нет, одни куски мяса остались.
- Как это?
- Да акулы, оказывается, там были. Они его и сожрали. А деньги Блохи мы разделили между всеми, и умершему долю выделили. Так-то вот.
У Василия от долгого сидения затекли ноги,  и он попытался сесть поудобнее. Раздался шорох.
- А ну, кто там еще? - Громко и грозно гаркнул Лемай.
Василий испугался, вскочил на ноги и стремглав бросился из комнаты, вслед ему раздался громкий хохот.
- Ну зачем ты его напугал, Лемай? - Спросил Агафон.
- Да пошутил я.
- Он давно здесь. Сидел, слушал. - Заметил Киндик.
- Хороший воин растет. Я за ним наблюдал. Евпатий ему пятьдесят раз велел упражнение сделать, а он чуть-чуть до семидесяти не натянул. - Заметил Емидий.
- Да, неплохой. - Согласился Агафон. - Только Евпатий на него кричит зря, помягче надо.
- Нет не надо. Правильно все делает Евпатий. - Возразил Рулав. - Хочешь хорошего воина воспитать, - не давай послаблений. Тогда вся учеба пойдет впрок.
Всю ночь Василию снились кошмары. То ему снилось, что он приплыл на корабле к диким неграм, а корабль уплыл, а он остался один на берегу. То он плывет на корабле, а за кораблем плывут огромные акулы, и которые от корабля откусывают кусок за куском. То за ним бегут его недруги, которые его побили, а он от них никак не сможет убежать. Утром он еле проснулся и почувствовал, что его мышцы, еще непривычные к таким нагрузкам ужасно болят.
В кузнице отец уже не заставлял бить молотком, а поставил его сортировать куски остывшего после плавки металла.
- Металл после плавки может иметь различные свойства: может быть мягким или хрупким. Примерно одинаковые по свойству куски металла можно отличить по цвету, смотри, вот этот кусок чуть-чуть темнее, а этот чуть светлее. Понял?
Василий кивнул головой.
- Вот давай и сортируй.
У дедушки Зенона тоже не пришлось покрывать вонючим лаком дощечки.
- Сегодня, Василий, мы начнем нашу учебу. – Смотря на Василия сверху вниз, сказал Зенон.
- А разве учеба началась не вчера?
- Вчера я только хотел узнать, не чураешься ли ты грязной работы?
В этот день Зенон показывал Василию, как он изготавливает кольца. Только у Кирилла пришлось опять учиться писать мелом буквы и решать задачи.
В школу к дяде Евпатию Василий пришел с некоторой опаской. В зале, где он вчера занимался, Евпатия не было. В зале находились те же люди, что и вчера. Он испуганно смотрел на них, а они смотрели на него и большинство из них улыбались. К нему подошел один из них:
- Ну чего испугался? Что пришел — молодец, а то, что вчера убежал и не попрощался с дядей, это не хорошо. Ну что было, то прошло. Меня зовут Каллист. Евпатия сегодня не будет, и он попросил меня позаниматься с тобой. Если ты придешь днем, то застанешь здесь много обучающихся. Их обучают почти все, кто здесь есть. А по вечерам занимаемся мы сами, чтобы не растерять то, что умеем. Давай я тебя познакомлю со всеми. Это Емидий и Агафон, а это Рулав. Он франк.
Василий узнал в нем воина, который вчера бросал ножи.
- А вот Бекдир. - Бекдир опять стоял со своим кнутом и улыбался Василию. - Он из авар. А это Лемай, Кирей и Киндык. Они болгары.
Все смотрели на Василия и улыбались. Теперь они казались ему совершенно не страшными.
- Нравится тебе здесь? - Спросил Киндик.
Василий утвердительно кивнул головой.
- А вчера трудно было? – Спросил Емидий.
- Да. – Ответил Василий.
- А что же тебе вчера понравилось? – уточнил Емидий.
- Рассказ дяди Лемая.
Все дружно засмеялись.
- У нас всегда каждый вечер кто-нибудь рассказывает. – Заметил Бекдир. – А чему ты хочешь научиться больше всего?
- Ножи бросать. Так же, как дядя Рулав.
Все опять засмеялись.
- Ножи кидать, - это входит в программу обучения. – Начал объяснять Каллист. – Тебе еще рано, вот годика через два, тогда…
- Погоди, Каллист. – Перебил его Рулав. – Эти ножи кидать, он конечно мал. А вот этот, - он достал небольшой нож, - я думаю, сможет. Вот, бери. – Он протянул его Василию. – Это тебе подарок.
- Спаси тебя Боже. – Василий с замиранием сердца взял в руки боевой нож.
Каллист продолжил:
- Это первое твое оружие. Будь с ним осторожен, береги его и учись им пользоваться. Будь достоен своего отца. Хороший из него воин получился бы, мощный.
- Ты знаешь моего отца?
- Мы все его знаем. Нам о нем Нискиня рассказывал. И как он с негром на мечах сражался, и как его сарацины пленили, и как он от них убежал. И про знаменитый кинжал с изображением дочери Людоты, а, значит, и твоей сестры, Василий, тоже рассказывал.
- А мне он ничего не рассказывал. – Удрученно вздохнул Василий.
- Значит не время еще. Потом расскажет. У твоего отца другая стезя: делать хорошее оружие. Каждый из нас, когда идет в поход, всегда берет оружие, изготовленное твоим отцом. Каким талантом наградил его Бог! Если бы я мог делать хотя бы вполовину того, что может твой отец, то я бы завел семью, заимел бы детей, и работал, работал, чтобы их прокормить. А что еще нужно для счастья? Дом, семья и хорошая работа. Эх, зачем тебе, Василий, воинское искусство? Вот у меня не было отца, и не у кого было перенимать ремесло. Вот и стал я воином, а толку? Кому и что я оставлю после своей жизни? Может одумаешься, Василий?
Василий упрямо мотнул головой:
- Мне надо научиться. И еще мне надо язык жителей степей выучить.
- А-а, тогда тебе надо больше общаться с Лемаем, Киреем, Киндиком или Бекдиром. У него язык похож на болгарский. Что ж, учись. Евпатий состарится, - тебе эту школу передаст. Ты еще нами покомандуешь, если еще живы будем. Ну ладно. Ты любишь играть?
- Да.
Сейчас мы с тобой поиграем в интересную игру. Ты становишься вон там у стены, а я буду стараться в тебя попасть, а ты уворачивайся. Понял? - Каллист взял корзину с мешочками, еле помещающими в у него в руке и туго набитые тряпками. Василий бегал вдоль стены, а Каллист бросал в него мешочки.
- Стой! Плохо. Что ты бегаешь, как угорелый? Ты совершенно не смотришь на то, что в тебя летит. Представь, что это стрелы, а тебе от них надо просто увернуться. Понял? И еще. Сколько раз я в тебя попаду, столько раз ты будешь отжиматься от пола. – И Каллист продолжил эту «игру».
Мешочки были не тяжелые, и когда попадали, было не больно, но Василий старался изо всех сил, уворачиваясь от них. Он и приседал, и отскакивал в сторону, Но Каллист в него попадал и попадал.
Вечером Василий попросил:
- Отец, ты обещал мне рассказать, как ты попал в плен и стал рабом.
- Хорошо, сын. Но давай потом как-нибудь, сегодня я что-то устал. Спать хочется.
Так прошел день учебы Василия. Затем еще один, и еще… Так пролетело полгода. За это время Василий уже научился читать. Занятия в школе Евпатия тоже не проходили даром. Василий не давал себе поблажки в учебе. Каждый день он ходил установленным маршрутом: кузница, дедушка Зенон, дядя Кирилл, дядя Евпатий. И только в воскресенье у него был день отдыха. Хотя и в этот день после посещения церкви отец учил его языку степняков. По-славянски Василий говорил бегло, и его акцент, связанный с певучей ромейской речью, уже начал пропадать.
Однажды, как всегда, Василий направлялся к Кириллу. Было прохладно. Холодные капли дождя вперемежку с редкими снежинками падали на его лицо. Василий чуть нагнув голову, чтобы мокрая влага не попадала в глаза, торопливо шел вдоль домов.
- Эй, сакалиб! Куда спешишь?
Василий обернулся. Его обидчики вышли из-за угла дома и направлялись к нему, обступая со всех сторон. Свободным оставалось только одно направление, - то, куда он и шел.
Василий повернулся и побежал, иногда оглядываясь через плечо. Преследователи последовали за ним. Постепенно все бегущие выстроились в одну цепочку во главе с Василием. Один из преследователей уже дышал ему в затылок. Василий решил: пора. Он резко остановился и с развороту ударил первого преследователя кулаком в нос. Не обращая на него уже никакого внимания, он бросился на подбежавшего второго и, ухватив его за руки, ударил коленом в живот чуть ниже ребер. Третьего он простой подсечкой под ноги повалил на землю. Четвертого, самого большого, он схватил за руки, крепко их сжал и своим лбом ударил его в лицо. После этого отскочил к ближайшему дому и прижался к стене. Его преследователи, утирая руками с лица кровь, слезы и грязь, опять начали обступать Василия со всех сторон, вооружаясь палками и камнями. Василий молча глядел на них и, сунув руку за пазуху, вытащил нож, который подарил ему Рулав. Вид ножа остудил нападавших и они остановились. Проходящий мимо ромей остановился и шугнул всех четверых:
- А ну, бегом все отсюда! – И четверо, побросав камни и палки, бросились прочь.
- Ну а ты что, как знаменитый Александр Македонский воевал с превосходящими силами врага, так и ты? - Обратился он к Василию. – Не испугался, значит, четверых?
- Нет, не испугался, - ответил Василий, убирая нож.
- Знатный из тебя воин может получиться. Не хочешь поучиться воинскому искусству?
- Я уже учусь.
- Да-а? Интересно, и у кого же ты учишься?
- У Евпатия Камениата.
- У Евпатия? И долго ты у него учишься?
- Полгода.
- Значит неплохой учитель, если за полгода он научил тебя тому, что ты сейчас продемонстрировал.
- Он мой дядя. – Гордо сказал Василий.
Прохожий окинул еще раз с головы до ног Василия:
- Ну счастливо. Я думаю, что мы еще встретимся.
Василий еще не успел раздеться у Кирилла, как сразу же начал задавать ему вопросы:
- Дядя Кирилл, а кто такой Александр Македонский? И почему он знаменитый? А почему он воевал, - здесь Василий немного запнулся, вспоминая произнесенное прохожим слово, - с превосходящими силами врага?
- Ой, сколько много вопросов! Погоди, разденься. Давай по порядку вначале учеба, а потом я тебе вкратце расскажу об Александре Великом.
- Дядя Кирилл… - Начал канючить Василий.
- Я сказал, что вначале письмо и счет.
Василию ничего не оставалось, как делать то, что говорит Кирилл. Наконец дело дошло и до рассказа:
- Это было за триста с лишним лет до Рождества Христова. Сын македонского царя Филиппа, который завоевал Грецию, как и ты с малолетства обучался грамоте и занимался физическими упражнениями, чтобы укрепить тело. В тринадцать лет воспитателем к нему пригласили самого Аристотеля. Он обучал Александра естествознанию, истории, политике, литературе. Александр знал произведения Гомера, Софокла, Еврипида и многих других. Отец Александра царь Филипп подготовил армию для завоевания Азии, но был вероломно убит. Сравнительно молодой Александр возглавил армию и осуществил мечту отца: он начал завоевание Азии. С войском в тридцать тысяч человек пехоты и пять тысяч конницы он направился к ее берегам. Историки пишут, что когда корабль Александра подошел к берегу, то он бросил копье, которое вонзилось в землю. Александр спрыгнул с корабля и первым из всего войска ступил на землю Азии. Историки также приписывают Александру слова: «Нет ничего более рабского, чем роскошь и нега, и ничего более царственного, чем труд». Так что нет ничего зазорного в труде. Трудись, Василий, и сыт будешь, ибо …
- Дядя Кирилл, - перебил его Василий, - ты начал рассказывать о том, что Александр ступил на землю Азии.
- Нет в тебе еще терпения, Василий. Учись быть терпеливым, выслушивать собеседника до конца, тем более учителя. Учитель дает ученику знания, а знания освещают человеку путь его жизни, чтобы он делал правильные поступки. Как ты думаешь: смог бы Александр с таким по численности войском одерживать победы над многочисленным войском Дария III Кодомана, которое доходило до восьмидесяти тысяч человек? Нет не смог бы. То-то и оно. В какую бы местность не приходил Александр, он и его армия привносила с собой культуру греков. Для этого он строил города и называл их своим именем Александрия. В этих городах селились старые воины и переселенцы из Греции. Историки утверждают, что было построено более ста городов.
- Дядя Кирилл, расскажи мне подробнее о битвах Александра Македонского.
- Написано много книг об Александре Великом. Когда подрастешь, тогда я тебе их дам почитать. Я думаю годика через три-четыре. О всех битвах я тебе не расскажу, а вот об известной битве при селении Гавгамелы, где царь Дарий чуть было не попал в плен к Александру, слушай. Перед боем у Александра с учетом прибывавших к нему подкреплений было около сорока тысяч пехоты и пять тысяч конницы. А у Дария – восемьдесят тысяч пехоты, пятнадцать тысяч конницы, двести боевых колесниц и пятнадцать боевых слонов. Александр разбил его, после чего Дарию пришлось долго скрываться от Александра.
- А как это произошло, дядя Кирилл? Почему Александр с армией меньше, чем у Дария, разбил его?
Кирилл покачал головой:
- Все знать невозможно. Как это произошло и почему могут ответить люди, которые изучают военные науки, такие как тактика и стратегия. Обратись к ним.
Кирилл подумал немного и продолжил:
- Но не думай, что Александр легко одерживал победы. Город Тир он осаждал семь месяцев. За это время он построил дамбу к стенам города, который находился в море, недалеко от берега. По дамбе подвезли осадные орудия, проломили стены и взяли город. Александр жестоко расправился с его защитниками. Шесть тысяч человек было казнено, более тридцати тысяч продано в рабство, а две тысячи человек были распяты на крестах, и эти кресты были установлены вдоль берега моря. И все это было сделано для устрашения других.
- Не впрок, значит, пошли знания для Александра, если зря столько народу погубил.
Кирилл немного помолчал и продолжил:
- Ты не по годам умен и проницателен, Василий. И это хорошо. Всегда анализируй события и думай. Мне приятно, что те знания, которые я тебе даю, падают в благодатную почву. Тебя мой брат учит воинскому искусству. Я хочу, чтобы ты всегда помнил, что искусство воевать пригодилось тебе не для завоеваний с их кровавой жатвой, а для защиты от алчных завоевателей, для защиты слабых и убогих, для защиты женщин и детей, для защиты простых тружеников, которые желают просто жить своим трудом, а не жить за счет унижения и порабощения других. Помни об этом всегда.
Вечером, как всегда после занятий в зале, все собрались в одной комнате, и под неяркое свечение свечей начал свой рассказ Бекдир:
- Кончилась моя служба по контракту в ромейской армии. Куда податься? К себе на родину? Так авары уже не те стали. Это раньше они пол-Европы в страхе держали. Основой аварского могущества была кавалерия со всадниками в бронированных латах. Это от аваров остальные народы позаимствовали железные стремена, которые позволяли устойчиво держаться в седле, вставать на стременах и наносить мечом за счет этого более мощные удары. Все народы вокруг нас дань нам платили. Одна ромейская держава в год выплачивала дань золотом весом как пять человек. Обилие золота породило торгашество. Один обманывал другого, а обилие вина породило пьянство, и авары ослабели физически. И еще, чтоб мне добраться до авар, нужно было пересечь Болгарское ханство, с которым авары тогда воевали. Одним словом, никто меня там не ждал, и делать там мне было нечего. Скоро деньги, полученные от службы, кончились. Посоветовали мне обратиться к одному купцу, который набирал воинов сопровождать его за электроном. Согласился я. Набралось нас человек пятнадцать, да у купца было шесть человек.
Бекдир хлебнул из кувшина и продолжил:
- Корабль у купца – загляденье. Под парусом ходко идет. До Альбиона3 дошли быстро, а после купец стал осторожничать. Посадил на вершину мачты самого молодого да глазастого и заставил его следить за горизонтом. Как где корабль покажется, так наш корабль направляется к берегу, и там где-нибудь в бухте или другом укромном месте стоит до темноты. Я не понял вначале, пока мне не объяснили, что купец боится данов. Уж больно даны разбойничали. Корабли купцов захватывали, товар отбирали, а всех в рабство. Как не осторожничал купец, а все-таки перехватили нас разбойники. Плывет наш корабль ходко, а от берега нам наперерез четыре ладьи, похожие на наши галеры. Ладьи длинные и узкие, а в них гребцы. Гребут они мощно, и ладьи приближаются. Куда до них нашему кораблю. Побледнел купец, а воины стали к битве готовиться. Все говорят, отжили свое. А это оказывается не даны были, а ободриты, славянского племени. Гадкое племя. Их даже даны боятся. Эти ободриты, говорят, мало кого в плен берут, убивают и все.
- Ну как же ты спасся?
Бекдир перевел дух и продолжил:
- Мы плывем, а из-за мыса навстречу нам еще такие же ладьи выплывают. Паруса у них белые, а на каждом парусе изображен сокол в полете. Он как бы на добычу пикирует, вот-вот набросится. Еще он чем-то на трезубец похож. Я себе говорю, вот и погулял ты, Бекдир, на этом свете. А спутники мои повеселели, и кормчий корабль прямо на эти ладьи направил, чтобы быстрее с ними повстречаться. Я спрашивать начал: что, мол, случилось? А мне объясняют, что это рароги, самые свирепые воины. Их и ободриты, и даны боятся. Этих рарогов называют еще руяне, по имени острова, на котором они живут. Некоторые зовут их руссы. Они тоже из славян. Вот ведь как: два славянского племени, а враждуют. В племенной союз ободритов кроме них самих входили еще вагры, глиняне, смольняне и еще кто-то, не помню. И враждовали они с другим славянским племенем, с лютичами. Так их прозвали потому, что очень они в бою лютые были. А руяне находились в тесном военном и политическом союзе с лютичами. Ну ладно, отвлекся я. Плывут, значит, руяне к нам, а мы к ним спешим. Заметили ободриты ладьи руян, от нас отстали и к ним направились. Осыпали ободриты ладью руян градом стрел, а руяне все в броне, стрелы их не достают. А ладья руян носом прямо в бок ладье ободритов, а на носу у ладьи руян в воде выступало бревно, обитое железом, оно и пробило борт ладьи ободритов. Вода хлынула, ладья тонуть начала. Ободриты кинулись в сечу на корабль руян, а те их всех и посекли, даже другие ладьи не успели на помощь прийти. Наш купец перекрестился и велел руянам помогать. Тут мы из луков начали стрелять. Еще одну ладью руяне вырезали, никого из людей не оставили. Кто-то из ободритов так в броне и утонул, - тяжелая броня то. Остальные две ладьи уплыли. Потом мне объяснили, что эти руяне поддерживали порядок на море, чтобы к ним купцы приезжали, а то без торговли плохо. Сопроводили нас руяне до самого племени поморян. Купец им привез различные ткани: шелк, бархат, парчу. Оружие им привез: мечи, наконечники копий. Хотя у них своего оружия полно, и неплохое, скажу я вам. Брали все славяне, лишь бы купцы приезжали. А купец взамен приобрел меха, кожи выделанные и, конечно, электрон. Его там полно. Как буря пройдет, так волны его на берег и выбрасывают. Я на берегу большой кусок электрона нашел. А там внутри козявка какая-то. Потом его в рукоятку ножа попросил установить. Вот, смотрите.
Нож Бекдира пошел по рукам, и все рассматривали вделанный в рукоятку ножа камень. Дошел нож и до Василия.
В торце ручки ножа, обрамленный серебром, отражал блики нескольких свечей темно-оранжевый камень. Внутри него находилась какая-то букашка, которую Василий еще не видел. Большая голова с огромными челюстями была как у стрекозы, но ростом в несколько раз меньше. Задние ноги, как у кузнечика, были больше передних. Сама она была черная с фиолетовым отливом. Сам камень был теплый, как будто на многие века накопил тепло солнца. Василий передал нож дальше.
- Да, хорошие, видать, воины эти руяне. – Заметил кто-то.
- А мне дядя Кирилл рассказывал, - начал Василий, - что Александр Македонский был великим воином. Он с сорокатысячной армией завоевал всю Азию и разбил всех противников.
- Это, брат, ты загнул. Всю Азию не завоюешь с сорока тысячами. – Заметил Кирей.
- Почему не завоюешь? – Вступил в спор Бекдир. – Воинов у авар было всего тысяч тридцать, когда они поселились в Паннонии.
- Каллист. - Агафон повернулся к Каллисту, - Ты все-таки в армии таксиархом4 был. Скажи, можно с сорока тысячами воинов Азию завоевать?
- Слышал я о нем. – Каллист, вспоминая, потер пальцами лоб. – Говорили, что он завоевал полмира, но умер молодым, как и наш Христос, в тридцать три года. Армия у него была подготовленная и обученная, быстро преодолевала большие расстояния. Да и техническая оснащенность была высокая. При помощи таранов и штурмовых башен брались города. Понтоны помогали быстро переправляться через реки. Помимо тяжелой пехоты и конницы были легковооруженные вспомогательные отряды, но основу составляла фаланга тяжёлой пехоты, вооружённой длинными копьями и мечами. Александр неравномерно по фронту размещал войска. Он искал слабое место у противника и здесь наносил главный удар созданной ударной группировкой, которая прорывалась на фланг или в тыл противника. Хватит о войне, посмеяться бы сейчас. Рулав, расскажи еще раз, как ты из раба стал свободным человеком.
- Да, Рулав, расскажи. – Раздались еще просьбы.
- Ладно, слушайте. После одной битвы пленили меня сарацины и продали одному купцу в Иберии. Довольно на вид невзрачный купчишка, а вот сын у него – здоровенный детина. Ему троих уломать ничего не стоит. Любил он на кулаках драться. А купец любил спорить и ставки делал на победу сына. Выигрывал он. Но потом желающих спорить, да и драться с его сыном не стало. Появился в нашем городе один сарацин. Купец к нему с предложением: давай выставляй бойца, а я своего, и на кон ставит десять золотых. А сарацин ему встречное предложение: что это за бой на кулачках? Давай как в древнем Риме гладиаторы бились. Я выставляю четверых вооруженных воинов, и ты выставляешь четверых вооруженных воинов, а на кон не десять, а двести золотых солидов поставим. Жадный был купец, вот и согласился. Начал он искать воинов, кто бы вместе с его сыном сражаться стали бы. Но согласных не нашлось. Немало крови он попортил всем, - никто не хотел с ним воевать, и никто не хотел, чтобы он победил. Купец к нам, к своим рабам обращается, узнает, кто из нас раньше оружие держал. А оружие держали всего двое, один раньше воином был, да я. Четвертого никак не найдем. Тут к нам эконом купца обратился. Хиловатый, под стать купцу, но шустрый такой, и грамоту знал. Забыл, как его звали. Вы, говорит, просто так не соглашайтесь. Зачем вам просто так головы подставлять? Вы с купцом договор составьте, чтобы он вас потом на волю отпустил, а меня четвертым возьмите: я тоже свободы хочу. Мы к купцу и выставили условия, что будем биться, если договор будет. Согласился купец. Жадный был, за двести солидов готов был сына родного на бой послать. Договор у нотария подписали, в двух экземплярах. Хотел купец договор себе забрать, но мы один экземпляр забрали и спрятали. Перед боем сын купца нам наказывает, чтобы мы вперед не лезли, а их отвлекали, а он один все сделает. Но не тут-то было. Полез детина на сарацин, а сарацины сплотились, - к ним и не подступишься. Машет мечом детина, а все без толку. Полез помогать сыну купца и наш воин. Сын купца на сарацин мощные удары наносит, у двоих уже щиты разбил, а они отскакивают и даже не стараются его мечом достать. Вижу, опытные бойцы сарацины, изматывают они нас. А вот воину нашему не повезло: не успел он обменяться ударами с сарацином, как его сразу ранили и добили потом. Вижу: дело плохо. Наш эконом сзади бегает, по нему видно, что не воин. Стал и я неумеху изображать. Подбегу сбоку, ткну мечом кое-как и назад.
Василий слушал рассказ, раскрыв рот, а здесь перебил Рулава:
- А зачем неумеху изображать?
Рулав повернулся к нему:
- Ты никогда не должен показывать врагу свою силу и умение. Пусть он думает, что ты слаб, беспомощен, неумеха. Он расслабляется, - и он твой. Понял?
- Понял.
- Так вот, ткну я кое-как и назад. Вот и дотыкался я, что начали на меня смотреть как на назойливую муху. Один сарацин сдуру и пошел на меня, надеясь на скорую победу. Я его и уложил. А остальные не смотрели на меня, считали, что я уже труп, все внимание на сына купца было. Так что я сзади к ним подскочил, и побили мы их. А вечером, когда мы с экономом уже вещи собирали, чтоб уходить от купца, пришел пьяненький сынок и ко мне. Где, мол, договор? Передумали они нас на волю отпускать. Опять на эконома никакого внимания. Меня за грудки взял и грозится: прибью, отдавай договор. А эконом, не помню, как его звали, на него сзади удавку набросил и давай душить, а я у него на руках повис. А он здоровый, не удержу никак. Если бы он не был пьяненький, может бы и не справился. Слабеть он начал, хрипеть. Задушили одним словом. Эконом, что, мол, такое? Купец от обещания своего отказывается. И придумал он одну штуку.
Тут, кто-то уже слышавший эту историю ранее, начал смеяться.
- Да погодите вы ржать, жеребцы. Рассказывай давай, Рулав.
- Придумал он, значит, одну штуку. В сарае сундук стоял, так он в крышке сундука небольшое отверстие сделал. Пошли мы к купцу: осознали, говорим, свою ошибку. Твой сын нам все объяснил и зовет тебя в сарай. Он в сарай, мы за ним. Руки купцу скрутили и на сундук посадили. Я его держу, а эконом штаны у купца снял и его яички одно за другим в отверстие, что в крышке сундука, пропихнул. По одному то они проходят, а обратно два никак.
В этом месте рассказа раздался оглушительный хохот.
- Затем эконом рядом с купцом острый нож положил. Захочешь освободиться, он тебе поможет.
Теперь уже все смеялись, не переставая.
- А деньги мы у купца забрали. Тысяч шесть было. Разделили поровну, а перед тем как уходить, подожгли сарай, чтоб купец не думал: надо ли ему освобождаться или подождать еще.
- Вот выдумщик, ха-ха-ха, пришлось купцу самому себе…, а-ха-ха, гы-гы-гы.
- Да-а, выдумщик был. - Продолжал Рулав. – После первой ночи проснулся я: ни эконома, ни моих денег. Хорошо, что удавку на меня не накинул. Я говорю, – ловкий был, шустрый. А, вспомнил, Исхаком его звали. Давно это было, лет пятнадцать назад, наверное. Говорят, сюда к ромеям он подался, я за ним. Но разве здесь его найдешь? Столько городов и народа. Так и остался я здесь.
Открылась дверь, и вошел Евпатий с белой амфорой в руках. Смех разом прекратился, и наступила гнетущая тишина. Все смотрели на Евпатия. Наконец Бекдир произнес:
- Кто?
- Нискиня. – Ответил Евпатий.
Все зашевелились, у всех в руках оказались кубки. Рулав повернулся к Василию и тоже дал ему в руки кубок. Евпатий молча начал обходить всех с амфорой и плескать им в кубки виноградное вино. Василию он плеснул всего на один глоток. Евпатий налил себе, перекрестился:
- Да упокой душу раба божьего Нискиню.
Все встали и молча выпили из кубков. Василий тоже хлебнул кислого вина, которое раньше и не пробовал из-за своего малолетства.
- Как же он, Евпатий? – Спросил Емидий.
- Стрелой отравленной.
Все склонили головы.
Людота сидел один на скамейке за столом в темной комнате, освещенной одной лампадой. Он сидел и ждал сына с занятий. Иногда он беззвучно шевелил губами, затем поднимал поникшую голову и смотрел на освещаемый лампадой образ Спаса Нерукотворного, которого Кирилл до сих пор так и не забрал. Посмотрев в строгие и проницательные глаза на иконе, Людота опускал голову и опять погружался в свои думы. Наконец дверь отворилась.
- Отец, ты здесь?
- Здесь. Иди, поешь, там осталось.
Василий вошел в комнату, зажег несколько свечей, установил их на стол и, игнорируя предложение отца, сел перед ним.
- Отец, ты же знал Нискиню? Он погиб.
Людота перекрестился.
- Ты мне много раз обещал рассказать о своей жизни у сарацин. Расскажи, как ты к ним попал? Расскажи о моей сестре Русаве, о твоем брате Деяне.
Людота вздрогнул и внимательно посмотрел на сына. Перед ним сидел ребенок, но взгляд, требовательный и строгий, был уже взрослого человека. Этот взгляд напомнил ему взгляд брата Деяна, когда он сосредоточенно что-то мастерил. Людота решился:
- Тяжело мне об этом вспоминать, тяжело и рассказывать, но ты прав, пришло время, и ты должен об этом знать. – Людота начал рассказ, опуская некоторые подробности, о которых Василию, в сущности ребенку, знать было еще рано.
Опять перед глазами Людоты возникли дымы пожаров горящих домов северян, лежащие тела убитых соседей, тоскливые глаза Млавы и Невеи, безжизненные тела Русавы, Деяна и Зайнаб. И опять очень больно защемило, сдавило в груди, стало невозможно дышать полной грудью. При каждом вздохе кололо там, где стучит сердце.
Была уже ночь, когда Людота окончил свой рассказ. Василий под впечатлением этого повествования при свече свечей увидел перед собой усталого человека, в волосах и бороде которого уже было много седых волос. Своим еще детским умом Василий понял, что все неприятности, которые у него были, ничего не стоят по сравнению со страданиями других людей: близких и чужих.
После долгого молчания Василий попросил:
- Отец, покажи мне, пожалуйста, Русаву.
Людота вздрогнул: точно так же перед сном просил показать и Станята, но только он не называл его отцом. Все повторяется в жизни, - значит жизнь продолжается.