Небольшое путешествие в маленький ад и обратно

Сразу должен оговориться, что я люблю путешествовать поездом. Мне нравится этот умиротворяющий ход жизни под стук колес. Этот кусочек жизни наполнен всяческими маленькими приключениями. Ими становится все: поход в туалет, за чаем, в тамбур – покурить. Остановки превращаются в важнейшие жизненные вехи, а посещение вагона-ресторана равносильно золотому юбилею…
Но зайдя в шесть утра 18-го июля 2013-го года в вагон №12, который по какой-то роковой случайности прицепили к поезду №270 Адлер-Благовещенск, в котором мне предстояло проследовать из Новосибирска в Красноярск, я сразу почувствовал неладное.
О, этот неподражаемый аромат вагона поезда дальнего следования! Запахи ног, подмышек и прочих промежностей смешанные с запахами Доширака, в лучшем случае жареной курицы, термически обработанной тридцатиградусной жарой вагона, и, непременно, станционных беляшей. Страшно даже представить: Адлер-Благовещенск! Ведь, если кто-то, действительно, едет из Адлера в Благовещенск, то к Новосибирску они уже провели в этом вагоне полжизни. И еще полжизни им предстоит провести в том же вагоне, то есть позиции сдавать они не собираются.
Мое место, которое я добыл через сервис-центр, было 35. Это нижняя, самая последняя возле туалета. Это меня не страшило. Меня испугало то, что мое купе оказалось наполнено иностранцами. Я стразу покрылся обильной испариной. И даже не знаю, от чего больше. То ли от ужасной ароматной духоты, которая мгновенно заглотила меня целиком, то ли от предвкушения ужаса, который ожидает меня в ближайшие 12 часов.
Итак, мои попутчики. Первый кого я заметил, был какой-то таджико-азербайджанец. В полумраке утреннего вагона он перегораживал вход в купе. Он радушно произнес что-то вроде «Ставтэ сумку, как ныбуд устроимса». Это было одно из фактически двух словосочетаний, которое из услышал от гостях из какой-то солнечной республики за всю поездку. Второе было: «В Иркутск». Это прозвучало в ответ на вопрос о месте его назначения, который задал примерно такой же монгол, только значительно больше размером; тот следовал в Улан-Удэ.
Вторым соседом, то есть второй соседкой по купе, была женщина с ребенком. Очень маленьким ребенком. Женщина причокивала и тихонько лепетала над чадом на неизвестном наречии. Ее нижняя полка напротив моей была обустроена на манер колыбели, или, не знаю, яслей, что ли. А скорее всего, кочевой кибитки. То есть край полки, который к проходу, был завешан одеялом. Окно купе было наглухо закрыто этой непробиваемой занавеской, той, что ездит сверху вниз и обратно. То, что ребенок на момент посадки вел себя тихо, меня ничуть не обнадежило. Самые страшные опасения вскоре оправдались.
Верхняя полка над моей головой была завалена какими-то баулами. Что характерно, подумал я. Однако, при ближайшем рассмотрении, баулы оказались женским телом, которое тоже не внушало никакого оптимизма.
После всей возни с обустройством постели, вытаскиванием из сумки дорожной снеди и переодеванием в шорты и шлепанцы, с меня текло уже в семь ручьев. Я кое-как устроился на своей, к счастью, нижней полке; подушка мгновенно пропиталась влагой и пришла в негодность. Азеро-таджик забрался на свою верхотуру, - там он и принял свою злую судьбу. Но об этом чуть позже.
Еще до полудня вагон раскалился до такой степени, что в воздухе поплыло марево. Самым свежим местом оказался туалет,- был была настежь открыта форточка, на ходу это неплохо бодрило. Аборигены приходили в движение, и очень быстро стало ясно, что вагононаселение состоит, преимущественно, из понаехавших. Вот только непонятно было, почему они перемещаются с запада на восток, а не наоборот.
Когда с полки напротив спали все покрывала, а занавеска, сначала казалось, к счастью, но как вышло, к огромному ужасу, отъехала вверх (в купе хлынул яркий испепеляющий солнечный свет), на свет появился ребенок. Нет, ребенок, конечно, появился еще три месяца назад. Он был размером с Baby Born, обладал такой же внешностью и свойствами. То есть потреблять питательную жидкость и очень быстро выдавать ее переработанной в подгузник. Уж не знаю, орет ли как резаный Baby Born, возможно, что по желанию владелицы, орет. Это орало точно не по заказу. Живая кукла была девочкой, ее мать была цыганкой.
Нет-нет, цыганка не гадала, не просила позолотить ручку, не пыталась вытянуть кошелек или наслать проклятие (хотя, кто их знает, как они это делают). Это было красивая молодая женщина с горячей кровью, древними неизвестными современной науке этническими корнями и нелегкой цыганской судьбой. Имени ее я не уловил, хотя грузное русское женское тело, которое спустилось с верхней полке ее как-то называло. То ли Галя, то ли Даля, то ли еще как-то в этом роде. Цыганская красавица постоянно ворковала над своей девочкой, кормила и поила ее, меняла ей памперсы, укачивала, успокаивала. Все это происходило в разной последовательности, но постоянно, и наводило в купе немало шухера. Толстая русская женщина, как могла, помогала смуглянке. И когда ее жопа начинала суетиться вокруг моего лица, которое пыталось читать, становилось, ей-богу, страшновато.
В смущение вводило еще вот что. Цыганка все время говорила не неизвестном, или непонятном, языке. Нет, в общем, это конечно, понятно, что язык непонятен, с учетом того, что она цыганка. Дело в другом. Я не мог понять, то ли она говорит на своем, каком-то индо-всеобщем наречии, то и дело включая туда русские слова, толи она пыталась говорить на русском, все время срываясь на свой кочевой… Ну как это звучало… Вот когда мы подъезжали в к Красноярску, она звонила своему мужу, - тому, с которым у них общая сложная судьба, и говорила вот что-то такое: «быр-быр-быр маме уже звонила и быр-быр-быр вокзал ты меня быр-быр-быр двенадцатый вагон быр-быр наберу быр-быр перрон быр».
А что же наш немногословный верхний узбек? Его неширокие глаза глядели вниз с верхней полки почти все время моей поездки. В сидячем положении он провел только последних часа два-три, когда его брат-монгол все же свернул свою боковушку, - тот был большим любителем подавить массу. Мне было даже жалко соседа, но деваться ему было некуда. Все пространство под ним было занято под интенсивную колыбель, напротив располагался я на своем законном месте, и большая жопа сверху, которая пребывала там почти все время поездки.
Моя футболка была мокрой от слез, - соленых слез моего организма, я уже не говорю о железнодорожном вафельном полотенце. Оно никак не высыхало под сибирским зноем, усиленным толстым оконным стеклом купе. Когда температура воздуха в вагоне достигла примерно тридцати градусов по Цельсию, нервное напряжение пассажиров уже стали превышать допустимые показатели. Публика в соседнем купе пыталась распять попутчика за то, что он уж по какой-то совсем дикой причине попытался закрыть окно. От расправы его спасло только вмешательство проводницы и, судя по грозному виду, начальника поезда.
Раз, вернувшись из тамбура, где пока еще официально разрешено курить, я застал в своем купе уже совсем невероятную ситуацию. Цыганка и Жопа вели беседу на богословские темы. Было очень интересно, с чего все началось, но тема уже была затронута, и ничего с этим не поделаешь. Мне снова стало страшновато. И правда, не прокляла бы черная иноверцев! Но все оказалось, совсем не страшно. В словах цыганки было немало наивной мудрости, - в ней говорил голос предков. Но вот библейские увещевания русской Жопы (уж извините, но это самое точное определение) меня сильно удручали. Несколько раз я хотел вмешаться, но благоразумно удержался. Не дай бог еще вызвать гнев ортодоксальной уличной проповедницы, упертой и к тому же весьма неплохо подкованной по священным текстам. Вся беседа, которая, впрочем, проходила то вполне спокойно, то довольно эмоционально, временами напоминала сцену из какого-то арт-хауса, с учетом вагонных декораций. На заднем плане мелькающие лесостепи с березами и осинами вдоль железной дороги, полуголые мужчины в пляжных шортах, женщины в лосинах с чаем и дошираками, тележки продавщиц этих самых дошираков, печенья и пива. И вот на этом фоне смуглянка с грудным ребенком на руках заявляет, что сатана, который творит на земле хаос, это никто иной, как брат бога. Потому что все в мире – братья и сестры. Но, тем не менее, дьявола сотворил бог, как сотворил людей и все остальное. И бог любит все свои создания, но у него для всех у него есть свой план – судьба каждого предопределена.
Доказательство существования рая и ада, по воззрениям цыганки, было примерно таким. Когда раскопали и вытащили из могилы хорошего человека, которого убили злые люди, и которого похоронили уже несколько лет назад, то он был красивым, выглядел моложе, чем при смерти и казался просто спящим. А вот когда всего через полчаса из могилы выкопали плохого человека, который в жизни сделал много зла, то от него уже почти ничего не осталось. Я е стал задумываться, а тем более расспрашивать, зачем и их вообще раскапывали. Я подумал о другом. Я подумал, что если хотя бы через пару часов меня не вынут из этой раскаленной железной коробки, то от меня тоже почти ничего не останется – только обезвоженная и обезжиренная шкурка.
Но вскоре меня вынули, и я остался почти таким же, как был. Только потом долго не мог охладить свое тело (плохо помогал даже почти ледяной душ), напиться (полторашка минералки и столько же квасу) и выспаться (встал в третьем часу следующего дня).