Красный капюшончик

Ину не знала о том, что готовится. Детям такое не рассказывали, тем более - девочкам. Это обсуждали старики. Они собирались в Большом Доме, который стоял в центре деревни, и разговаривали - долго, до самой полуночи, а потом один из них стучался в чей-то дом. Наверное, он должен был сообщить что-то очень важное, раз не мог подождать до утра. Либо новости, которые он приносил, были такими мрачными, что не выдержали бы солнечного света. Но Ину и этого не знала.

Так что, когда в этот раз старик постучался в их дом, для девочки это было большим сюрпризом. Она проснулась сразу. Неслышно подошла к двери своей спальни и выглянула наружу. В коридоре горел свет, так что мать, стоящую у входной двери, было хорошо видно. А вот старик оказался в тени. Лица его было не разглядеть, только топорщилась белая борода. Мать и старик говорили очень тихо и очень недолго, потом старик передал Ами какой-то сверток и ушел. Она закрыла за ним дверь и осталась стоять на пороге. Ее спина была неестественно прямой и напряженной. Она застыла так минут на десять, не меньше, и все это время Ину смотрела на нее в крошечную щелку из-за своей двери, и не могла оторвать глаз, как будто происходило нечто невероятно важное.

Потом мать отмерла, и Ину немедленно отскочила от двери и юркнула обратно в кровать. Через секунду дверь открылась, и полоска света упала на одеяло прямо у девочки перед лицом. Мать стояла довольно долго, словно опять не могла двинуться с места. Как будто старик поразил ее какой-то особой болезнью, которая превращала ее в камень. Все это время Ину делала вид, что спит, едва дыша и заставляя себя не жмуриться сильнее, чем это необходимо.

Наконец Ами ушла, и Ину смогла перевести дыхание. От страха у нее дрожали руки. Девочка снова поднялась, подошла к двери и приложила к ней ухо. Мать тихо ходила под дому, потом она что достала из кладовки, что-то довольное тяжелое, судя по звуку, который донесся до Ину, когда Ами поставила это на стол. Раздалось какое-то шебуршание, потом защелкали ножницы, потом застрекотала швейная машинка. Вот что это было - то, что мать достала из кладовки! У них был старая ручная швейная машинка, которую, насколько Ину помнила, доставали едва ли пару раз за все время. Девочка осторожно приоткрыла дверь - едва-едва и выглянула в щелку. Мать сидела за обеденным столом, спиной к ней и сосредоточенно пропускала под жало иглы ярко-алую ткань. Она действовала уверенно и ловко, Ину никогда раньше не видела, чтобы она так хорошо шила. Куски ткани, подчиняясь ее руке, быстро превращались в единое целое. И вот машинка остановилась. Ину было ужасно любопытно, что же такое сшила Ами. Что заставило ее посреди ночи заняться шитьем, которое она не больно-то любила. Она не могла дождаться, когда мать поднимет эту вещь, чтобы разглядеть, как она удалась. Но Ами этого не сделала. Стоило только последнему куску ткани выскользнуть из-под иглы, как женщина скомкала получившуюся вещь и крепко прижала бесформенную кучу к груди. Потом она поднялась и быстро скрылась в своей комнате, по дороге погасив свет. Разочарованная и полная любопытства, Ину вернулась в свою кровать и пол ночи проворочалась, думая над этой загадкой.

Утром она встала не выспавшейся, с кругами под глазами. Зевая, она вышла в общую комнату и прошла на кухню. Мать была там и готовила завтрак.

- Проснулась, дочка? - улыбнулась она, помешивая что-то. - С добрым утром.

Она выглядела совсем как обычно, словно ночью ничего не случилось, и Ину изнывала от любопытства. Она не могла спросить напрямую, что случилось, ведь тогда пришлось бы признаться, что она подслушивала, а потом притворилась спящей, хотя теперь даже не смогла бы объяснить, зачем. Ночью она просто делала то, что казалось правильным и все выглядело так, будто в объяснениях нет нужды. Сейчас же все казалось таким странным, словно какой-то дурацкий сон, немного пугающий и нелогичный. "Может, это и был сон?" - подумала Ину. Эта мысль показалась ей вполне вероятной.

Они с мамой позавтракали, и Ину собралась идти гулять.

- Погоди, - сказала мама. - У меня есть для тебя подарок.

Она ушла к себе в комнату и вернулась, держа в руках что-то ярко-алое. Когда она расправила эту вещь, Ину ахнула от восхищения. Это была накидка с капюшоном, из настоящего атласа. Ткань переливалась на солнце и, кажется, сияла, настолько она была яркой и красивой. Накидка была простого покроя, с завязками у шеи, но стоило Ину надеть ее на себя, как она лег точно по фигуре, словно бы ластясь к хозяйке. Девочка подбежала к зеркалу и посмотрелась в него. Как же удивительно шла ей эта вещь! От ткани словно бы исходило сияние и этот свет, падая на лицо Ину, удивительно преображал его. Исчезли оставшиеся от бессонной ночи круги под глазами, сами глаза словно бы стали больше и выразительнее, кожа разгладилась и побелела, а на щеках заиграл румянец. Особенно заметно это стало после того, как девочка накинула капюшон.

Сначала Ину чуть не закричала от восхищения, но чем дольше она рассматривала себя, тем страннее себя ощущала. От яркого цвета у нее заболели глаза, а холодные прикосновения ткани к коже стали вызывать дрожь во всем теле. Ину захотелось вдруг избавиться от накидки, и она уже потянулась к завязкам, но рука ее остановилась на полдороги. "Как же я могу ее снять, - подумала она. - Она ведь так мне идет! К тому же, - и тут ее взгляд натолкнулся на отражение матери, стоявшей неподалеку. - К тому же, мама шила ее ночью, чтобы меня порадовать. Невежливо будет отказываться от ее подарка".

Успокоив себя таким образом, Ину стремительно отвернулась от зеркала и улыбнулась матери.

- Спасибо, мамочка! - сказала она, подбегая к ней и обнимая. - Это чудесный подарок!

- Хорошо, хорошо, - рассмеялась Ами. - Я рада, что тебе понравилось. Носи ее почаще.

- Обязательно!

Ину чмокнула мать в щеку и выбежала на улицу. Ей не терпелось показаться в накидке друзьям. Теперь, когда она не видела себя в зеркале, ей непонятна уже была собственная реакция. Как же можно отказаться от этого чуда? Нет, теперь она будет носить эту вещь постоянно.

Так Ину и сделала. Каждый день, вставая утром, она надевала свою красную накидку с капюшоном и так отправлялась гулять. Скоро все перестали называть ее по имени и звали просто - Красный Капюшончик. Ину это нравилось. Это делало ее особенной, ведь у всех такие обычные имена и только у нее - двойное. Она и сама стала думать о себе, как о Красном Капюшончике и только вечерами, снимая накидку перед тем, как лечь спать, вспоминала, как ее зовут. "Ину" - говорила она себе, глядя в зеркало над умывальником. "Ину" - повторяла она перед тем, как лечь спать. Но утром она снова становилась Красным Капюшончиком.

Как-то раз утром мать не пустила Красный Капюшончик гулять.

- Бабушка заболела, - сказала она. - Придется тебе ее навестить и отнести ей гостинцы.

- Но ведь она живет за лесом, - удивилась Красный Капюшончик. - Ты раньше никогда не пускала меня в лес одну.

- Ты уже взрослая, доченька, и теперь тебе можно гулять в лесу одной.

Красный Капюшончик обрадовалась тому, что мать считает ее взрослой и, не задавая больше вопросов, взяла корзинку с гостинцами. Мать обняла ее на прощание, и девочка отправилась в дорогу.

День стоял чудесный. В лесу пели птицы, пахло хвоей и цветами. Красный Капюшончик весело шла по дорожке, тихонько напевая песенку. Вдруг дорогу ей преградил большой серый волк. Девочка остановилась. Она ужасно испугалась, но знала, что убегать ей нельзя. Если побежишь - волк сразу кинется следом и тогда тебя уже ничто не спасет. Поэтому Красный Капюшончик стояла на месте, глядя на волка во все глаза.

- Здравствуй, девочка, - раздался вдруг голос. Красный Капюшончик не поняла, откуда он исходил. Она порадовалась, было, что появился кто-то из взрослых, но быстро поняла, что по-прежнему одна в лесу. Не считая волка, конечно. Он-то и говорил, хотя пасть его не открывалась.

- Здравствуй, девочка, - повторил волк, и Красный Капюшончик поняла, что надо ответить.

- Здравствуй, волк, - сказала она.

- Как тебя зовут, девочка?

- Красный Капюшончик.

- А меня - Серый Волк. Куда ты идешь, Красный Капюшончик?

- Я иду к своей бабушке. Она заболела, и я несу ей гостинцы.

- А где живет твоя бабушка?

- За лесом, возле старой мельницы.

- Вот как? Тогда давай я покажу тебе короткую дорогу.

Серый Волк свернул с тропинки и скрылся за кустами. Красному Капюшончику не оставалось ничего другого, как отправиться за ним. Серый Волк отвел девочку к поросшей травой, едва заметной тропинке, по которой явно давно уже никто не ходил.

- Вот, - сказал он. - Так ты доберешься гораздо быстрее.

Красный Капюшончик не хотела идти по этой тропинке, но Серый Волк смотрел на нее, так что выбора не оставалось. Девочка пошла вперед, едва удерживаясь от того, чтобы побежать. Каждую секунду она ожидала, что Серый Волк кинется на нее сзади, но этого так и не произошло. Тропинка, плутая, ложилась под ноги и то вилась как уж, бросаясь в заросли, то устремлялась вперед, прямая, как стрела. Красный Капюшончик не могла думать ни о чем другом, кроме того, что надо быстрее выбираться из лесу. Но как бы она ни ускоряла шаг, лес все не кончался. "Должно быть, Серый Волк обманул меня", - думала она. - "И эта тропинка ведет не из лесу, а прямо в самую чащу, к его логову". Но стоило этой мысли прийти ей в голову, как лес поредел, и вот она уже шла по полю, а впереди виднелась мельница.

Красный Капюшончик перевела дух и зашагала веселее. Мрачный лес и Серый Волк остались позади. Должно быть, правильно она сделала, что ни разу не перешла на бег. Вот Серый Волк и не смог на нее наброситься.

Вот показалась мельница, а за ней уже и дом бабушки. Красный Капюшончик подошла к двери и постучалась.

- Кто там? - раздался из-за двери низкий хриплый голос.

"Совсем бабушка простудилась", - подумала Красный Капюшончик.

- Это я, твоя внучка! - крикнула она.

- Заходи, раз так.

Красный Капюшончик открыла дверь и вошла в дом. Дверь в спальню была открыта и виднелась часть кровати. Девочка сделала шаг к ней и остановилась. Что-то показалось ей странным. Рука, которая лежала поверх одеяла была уж очень большой и волосатой. У ее бабушки не было таких рук.

- Бабушка, почему у тебя такие большие руки? - спросила Красный Капюшончик.

- Это чтобы покрепче обнять тебя, дитя мое, - послышался вкрадчивый хриплый голос.

"Это разумно", - подумала Красный Капюшончик и сделала еще шаг к спальне. Бабушкина рука вдруг пропала и одеяло взметнулось. Девочка сделала еще шаг и увидела, что бабушка накинула одеяло себе на голову. Из-под него торчало только одно ухо, большое и волосатое. Ухо дернулось, и Красный Капюшончик тоже вздрогнула.

- Бабушка, почему у тебя такие большие уши? - спросил она, и голос ее задрожал.

- Чтобы лучше тебя слышать, дитя мое, - раздалось из-под одеяла.

Красный Капюшончик сделала еще шаг к спальне. Она почти уже дошла до порога. Одеяло шевельнулось, и из-под него выглянул один глаз, сверкнувший красноватым отблеском, но тут же потухший.

- Бабушка, почему у тебя такие большие глаза? - прошептала Красный Капюшончик.

- Чтобы лучше тебя видеть, дитя мое.

Еще шаг и вот Красный Капюшончик уже на пороге спальни. Одеяло, под которым спряталась бабушка, отодвинулось и девочка увидела лицо - раздутое и несуразное, словно карикатура, с клоком шерсти, торчащим из щеки. Лицо улыбнулось, обнажив огромные острые клыки. "Надо бежать!" - подумала Красный Капюшончик, но не смогла сдвинуться с места.

- Бабушка, почему у тебя такие большие зубы? - завороженная, спросила она.

- А это чтоб скорее съесть тебя, дитя мое!

Одеяло взметнулось, и на кровати возникла гротескная фигура, наполовину звериная, наполовину - человеческая. Огромное тело, скрытое бледно-розовой ситцевой ночнушкой, шевелилось, бугрясь, словно кипящая вода, конечности стремительно обрастали шерстью, а лицо сделалось совершенно бесформенным, словно сделанное из таящего воска. Глаза сползли один ниже другого, рот скривился в жуткой усмешке.

Красный Капюшончик закричала и бросилась прочь. Она выскочила за дверь и понеслась по полю мимо мельницы. Она бежала к лесу и это была не такая уж хорошая идея, но мысль эта пришла ей в голову только тогда, когда кроны деревьев уже сомкнулись у нее над головой.  Но возвращаться было уже нельзя. Серый Волк бежал по пятам. Красный Капюшончик слышала его дыхание. И теперь нельзя было остановиться - это не помогло бы. Раз уж она побежала - значит, Серый Волк мог теперь ее съесть. Имел на это полное право.

Так что девочка не остановилась, а продолжила бежать изо всех сил через лес. Но бежать достаточно быстро у нее не получалось, потому что ее накидка хлестала ее по ногам и цеплялась за ветки кустов, а капюшон налезал на глаза, мешая смотреть вперед. "И эта накидка такая заметная", - подумала вдруг Красный Капюшончик. - "И такая яркая". Не прекращая бежать, девочка дернула за завязки, но те не желали развязываться. Сколько Красный Капюшончик не дергала их, это было бесполезно. Слезы отчаяния заструились у нее по щекам. Она попыталась сдернуть капюшон, но он зацепился за ее волосы. На мгновение девочка перестала что-либо видеть, и тут же какая-то коряга попалась ей под ноги. Она упала, пребольно ударившись о землю и зарыдала. Зловонное волчье дыхание все приближалось с каждой секундой. Девочка попыталась содрать накидку через голову, но та цеплялась за нее, как живая. Красный Капюшончик с трудом отодрала ткань от одежды, но та вцепилась ей в руки. С яростным криком девочка отодрала атлас от плеч вместе с кожей. Хлынула кровь и только тогда Ину смогла содрать с себя проклятую накидку. Залитая кровью, та осталась лежать на земле, а девочка вскочила и побежала.

Не успела она пробежать и сотню метров, как сзади послышалось яростное рычание. Не в силах совладать с собой, Ину оглянулась и увидела, как Серый Волк разрывает ее накидку в клочья. Девочка обхватила себя за плечи, чтобы хоть немного унять кровь, и бросилась прочь. Она бежала всю дорогу до деревни, так что, в конце концов, совершенно обессилила. Белая, как снег, едва переставляя ноги, она доковыляла до своего дома и зашла внутрь.

Ее мать сидела на кухне и плакала. То были тихие, судорожные всхлипы, которые бывают после продолжительной истерики.

- Мама? - позвала Ину.

Ами вскинула голову и с минуту неверяще смотрела на дочь. Потом она вскочила и заключила ее в объятия. Рыдания с новой силой исторгались из ее груди. "Почему ты плакала, мама?" - хотела спросить Ину. - "Я ведь еще ничего не рассказала". Но она промолчала.