Варькина хворь

1

     Давно рыбачит здесь  Кузьма Михайлович, почитай с того времени как рука окрепла для удочки. Еще пацаном он обошел всю округу с удилом. Но сюда путь не близкий часов пять хорошего хода в одну сторону, через бор и огромное поле. Но это место навсегда запало в его душу и расстояние не помеха.  Посреди густого леса небольшая полянка и пологий сход к воде. Посторонний человек не найдет это место, такой плотный и колючий кустарник облепил эту плешь. Под берегом у щедрой ветвистой калины, Кузя прорубил подход к своему месту, но так чтоб со стороны не было видно. Сейчас дорога  до зарослей уже есть, накатал за свою жизнь Кузьма Михайлович. Приезжают залетные рыбаки, но не задерживаются – слишком берег крут и высок с коряжником и топляком, удочку не кинешь, спиннинг не забросишь, лодку не спустишь. Повертятся, осмотрятся, бросят чего-нибудь, так и убираются отсюда. А  на Кузькином  месте благодать и течение хорошее и щучья ямка с подводным ключом в пяти метрах   и по брегу можно пройтись. А на другой стороне чуть ниже течения глубокая тихая заводь плотно врезалась в лес под самую скалу. Как мечтал маленький Кузьма добраться туда, заводь его манила, казалось там столько рыбы, видимо-невидимо. И добрался, когда вырос и купил первую резинку (резиновую лодку). И, правда, столько там было выловлено щуки, окуня,  и даже линка и небольшого тайменя. Заплывешь, заякоришься и кидаешь блесну, в любую сторону, хочешь к берегу к травке, хочешь в другую сторону на течение. Надоест спиннинг, телескопичка под рукой, тут тебе и плоский как лопата лещ и подлещик, и серебряный запашистый елец. Есть у Кузьмы Михайловича и ловчая сеть, не так давно сам сладил из плетенки. Дорого, конечно, получилось (хорошо бабка не знает), зато легкая, крепкая и цепкая для рыбы. Её и вываживать одно удовольствие, не так мокнет как капронка и не рвется вообще, как жилковая сеть. Правда не большая всего метров сорок в длину и метр семьдесят в стене, но добычливая.

     - Хорошо-то как – сказал вслух  Кузьма, расправляя в стороны руки. Закрыл машину, вытащил из багажника свои снасти, лодку, рюкзак с вещами и едой.

    - А что Варька? Тут она меня никогда не достанет, у меня вон какое укрытие есть. Всю жизнь кровину сворачивает. Только тут мне горемычному и отдых – ухмыльнулся Кузьма Михайлович – Пусть себе дома ворчит-скачет.

     По-молодости не так все было. Хорошо да гладко. И ласкала и сил давала, дурного слова не услышишь. Как будто на руках несла. На речку и в лес собирала и рыбке радовалась и готовила вкусно. Чуть свет Варвара уже завтрак сворганила, подойдет, поцелует, сон как рукой снимет. И у Кузьмы настрой на высоте и на работе ладно, начальство привечает. А на выходных по хозяйству хлопочет. И сама Варя после ночи по хате порхает да песни поет. На третьем году после свадьбы Варвара Петровна двойню родила, будто по воду сходила. С легкостью и как по заказу Мишку и Гальку. Жизнь пошла еще радостней, словно уточка плыла. Вскоре молодого Кузьму председателем колхоза назначили, столько было в нем энергии и удачи. В доме достаток и уют, в работе рекордные показатели по области. Все подоконники в доме в грамотах и ценных подарках. Дети тоже  в  школе  учились на зависть.

       Да не все так солнечно. Начало тут Варюше помаленьку плохеть, как будто подменили. Тут взворчнет, там взворчнет. Поначалу Кузьма не обращал внимания, с кем не бывает. Но со временем такая ядовитая стала. Еду готовит, словно землю роет, в тряпье какое-то залезла, хоть нарядов полон шкаф. Кузьма тут, конечно, выпивать стал по чаще, всё мимо глаз, да не мимо сердца. Пробовал, и разговаривать и вниманием и цветами, да только хуже еще. Откуда, с чего такие заходы? То молчит носом водит, а то трещит не уймешь. Но однажды прорвало Варвару. Вынесла она на показ ему свою обиду. Как раз на новый год. И дед мороз приходил всем подарки принес, и елка-краса в углу светится и вкусностей полон дом. Отметили, посидели, ребятишки убежали в клуб на представление. Чего еще надо? А Варя, захмелев с бокала шампанского, так покатила на родного мужа, чуть свет не рухнул. Как её начало полоскать. Дескать, бабы, так нахваливают его. Какой,говорят, Варвара Петровна у тебя муж золотой и собой статен и в работе с ним песня и похвалит аж подсолнухи в глазах, а если журит так за дело.

 -Ды,ды,ды! - всё одно кипела Варвара- Подсолнухи значит им! Да кто тебя держит!...

     Да что за глупость то такая свирепая? Не было ни одного повода, ни малейшей зацепки. Лишь одну её любил Кузьма. И даже мыслей никаких сторонних не имел. И что сказать ей в такой ситуации? Ничего…Начнешь объясняться, скажет оправдываешься. Будешь отмалчиваться, взревет, сказать нечего стыд зубы зажал. Так и ушел Кузьма на крыльцо. Накинул дубленку и сидел, курил. Многое он еще услышал из монолога, голос у жены звонкий, даже плотную дверь пронизывает. А небо так и сыпало новогодние пушистые снежинки, застилая следы и время. Свежий воздух ласкал щеки и руки. А дым убегал куда-то в сторону, за угол.

- Скорей бы весна – Думал Кузьма - хоть на рыбалку сбежать. На охоту не хочу, нет настроения. Ну, её, эту охоту, дома звон, там пальба. Не поеду…

     Вот так и шла жизнь, то затишье то бомбежка. И не жизнь вовсе. А на следующий год Кузьму попросили с должности председателя, поставили снова агрономом, а затем и вовсе счетоводом зерна. Всё сквозь пальцы, как вода.

 

- Эх, ма…- вздыхал Кузьма Михайлович, поднося спичку к бересте – И достаток ей не достаток и нужда невтерпеж, слава богу, хоть детей выучили с божьей помощью. Уже и внуки большие, да славные. Чего ей надо, Господи! Живи и радуйся! Зацепится за  чушь и дни и ночи напролет душу вынимает. И сейчас, небось, проклинает. Копил деньги на курорт, у самой-то вон спина не разгибается, думал, съездим как люди, подлечимся, так нашла, взорволась. Кому таишь? Чего скрываешь? Да ничего я не таю! Ничего не скрываю!...Эхе-хе – смахнул слезу дед Кузьма – и слова  такие ядовитые выпаливает, как кипятком обдает. Шарика то за что? И неделю не прожил пес, как у шурина забрали. Такой добрый был, ластился ко всем, хвостом вилял. А она на него, чтоб ты сдох леший! И ведь сгинул пес невесть от чего.

     На костре  закипела вода в котелке. Кузьма засыпал разных трав и листья смородины. Отклонился на лавке на черемуху, обнял её – Ох, черемушка,  только ты меня  понимаешь  и слушаешь. Сколько раз спасала от дождя, от солнца. Растешь вот тут вместе со мной, от корней новые руки тянешь. А ягоды какие вкусные у тебя большие и сладкие и не вяжут почти. В детстве домой ведрами таскал. А мать компот наварит ох и вкуснотища. Вот бы моя Варька хоть раз бы сварила. Скоро зима. Снова заскучаешь без меня до весны? Ты уж тут смотри никого не пускай сюда. Тут мне почитай больше дом, чем дома. Вот и костер на своем месте, и лежак и лавочка. Ну, хорош трепаться. Надо, чай пить да плыть рыбачить, а то вон видишь, вечереет уже.

 

      Кузьма неспешно накачал лодку, вставил весла и отчалил. Греб медленно, рассматривал воронки на воде будто и не здесь вовсе.

- Вот дурья голова, куда направился? – сказал вслух Кузьма Михайлович – снасти то не взял. Куда бежишь, старый хрыч?

    Пришлось править обратно. Лодку уже стащило метров на пятьдесят вниз по течению. Пришлось тащить её вдоль берега как на обратном пути.

 - А, не буду сегодня спиннинговать, не хочу – сказала вслух Кузьма Михайлович – Заброшу сетку, на вечернюю уху вытащу, что попадется сейчас, а утром  сниму.

     Вечер потихоньку хмурил брови, куски серых облаков скупо сыпали мелкие капли, беспокойный ветер слабо метался в разные стороны. Тихая заводь, покрытая точками дождя,  молчала. Ни одного всплеска рыбы, ни одного шороха.

     Кузя причалил к скале, зацепил за крюк начало сети и поплыл в обратном направлении, скидывая снасть в воду. Радовался рыбак, как удобно придумал, когда вбивал в камень крюк. И груз один надо, только на конце сети и удобно и практично. Тихонько Кузьма греб назад. Еще и половины длины не поставил, а возле скалы уже заплясали поплавки, подогревая рыбацкую радость.

 

 

2

- Будь ты проклят, со своей рыбалкой, чтоб ей пусто было! – Тараторила Варвара – а мне сиди тут одной, дети не едут, внуков не везут еще и этот рыбак…- женщина нервно швырнула ногой Рыжика в проход, кот визгнул и скрылся под шкафом.

- Дармоед, лохматый, только шерсть от тебя!

   Рыжик  недолюбливал хозяйку, за её злость. Даже к еде, которую она давала, подходил с опаской и спустя время. А ластиться и урчать к ней не подходил вообще. Давно хотел ей в обувки сделать, свое кошачье дело, но после случая с Шариком отказался от этой идеи. Только хозяина и любил. Он хороший и рыбой часто пахнет.

   - Всё бежать ему надо -  Варвара Петровна накинула на голову платок, туго затянула. Вытащила из кастрюли тесто на стол, принялась месить,  наваливаясь на него всем весом. -  Всю жизнь бежит, сволочь проклятая, да чего тебе еще надо. То нервы треплет, то молчит, то сбегает.  А я что, не человек что ли? Ест через раз! Для кого я тут распаляюсь?

     Рыжик немного высунул голову из-под шкафа, пристроил её на лапах, слушал, как хозяйка ворчит. Грустные глаза выказывали сочувствие хозяину. И за что она его так не любит? Да, наверное, любит, раз живет, но как-то не так. Но почему так ругает? Он же хороший и рыбой меня всегда угощает и молоком балует и гладит при случае. И на хозяйку никогда не кричит. Нет, может ей точно в сапоги наладить  за хозяина? Пускай знает, как на него напраслину нести.

     Варвара, почувствовала взгляд на спине. По телу пробежала дрожь. Она обернулась, завертелась, в доме кроме неё никого не было. И тут она увидела глаза кота. Он смотрел на неё, как будто в самую душу. Варвара Петровна рухнула на стул, не отрывая взгляда от кота. Рыжик не двигался, смотрел сквозь. Она, не шелохнувшись, иступлено смотрела в маленькие зеленые глаза. Они держали её всю. Сковали руки, сковали ноги. Свободным оставалось только дыхание и то едва слышное. Она сама не понимала, кто она, что происходит, просто прямо смотрела в глаза животному. Как будто под действием какого-то неведомого гипноза сидела Варя на стуле. Всё тело заковалось в полное онемение, как выкорчеванное дерево – вроде еще и живое, но засыхающее. Слабое дыхание Варвары Петровны замедлялось, глаза тускнели, воля и разум были уже где-то за гранью зеленого переливающегося в какие-то другие яркие цвета.

     Рыжик моргнул, потряс головой, ощетинился, зашипел и как ошпаренный бросился прочь с кухни. В три прыжка достиг окна в комнате, исполнил акробатический вис на шторе и  скрылся за пределами открытой форточки.

     По щекам Вари побежали слезы, она стянула с головы платок и уткнулась в него. Безудержно рыдая, она подбежала к полкам в углу кухни, схватила образ и, обняв его пала на колени.

 

3

     Кузьма уже завершал установку сети. Радостно представлял себе тихий вечер наедине с собой, запах ухи и …

      В один миг  небо потемнело, как будто на него набросили черный плед. Загремел рвущий ветер. В одну секунду открылся безудержный дождь. Нет, это был не дождь, это был сильный, свирепый поток воды. Река кипела, лодку затрясло и стало давить к течению. Волны хлестали в борта и поверх их. Кузьма крепко держал весла, всем телом пытался править, но они были бессильны, как мягкие плети. Уже наполовину полная воды, лодка не поддавалась. Её выкинуло на течение и потащило не весть, куда в темень, в яму мрака. Ужасный шум заткнул уши. Неизвестный, дикий страх резал сердце. В панике Кузьма Михайлович пытался то скидывать с себя насквозь мокрую одежду, то ладошками вычерпывать воду. Какой-то резкий удар сломал лопасть весла и огрызком черенка врезал рыбаку в грудь, едва не выкинув его из утопающего судна. Вода несла быстрее и быстрее. Шум сводил с ума, рвал сознание на куски, и с силой бросал вглубь этой ревущей реки.

     Перед самым поворотом лодку резко разогнало и со всей силой стихии бросило на завал коряжника и топляка. Она глухо ударилась и скрылась под бурлящей водой навсегда.  Закаленные водой прутья и колья вонзились в тело Кузьмы, открыв свободу потокам фонтанирующей крови. С каждой секундой эта ледяная лава уносила красную жидкость жизни. Человек, попал в капкан железных копий, отточенных веток и рьяно толкающего сзади потока. Мрак, захлестывающей воды рушил дыхание, и со всей силой злобного оскала пытался залететь как можно глубже в грудь. Безудержный кашель выталкивал обратно смертоносную воду, укрепляя и углубляя раны.

     Никаких мыслей, ни какой логики – инстинктивная борьба за жизнь. Кузьма из последних, какие только  остались, сил, старался снять своё тело с этих подлых древесных ножей. Оторвался, выпрямил в локтях руки. Вода сзади давила, подталкивала, всей подлостью своей силы. Отпустись…Отпустись… - шипела пена. Теперь руки нельзя ни согнуть ни перехватить ни ослабить. Если дать слабину, нещадный поток затянет в глубь под коряжник, затрамбует, придавит и цинично убьет. Вот если бы найти точку опоры ногами, можно было бы.…Но её не было. Ноги и все тело тянуло и тянуло под ветки в бездыханную, черную  глубь.

   

4

     Всю ночь просидела Варя в углу на коленях, в одной позе. Совсем забыла и про тесто и про все остальное. Зареванные, опухшие глаза почти не двигались, смотрели в одну точку на стене. Утренний свет заставил её встать. С трудом получилось это сделать, затекли ноги и стали ватными. Женщина подошла к раковине включила воду и сунула под неё голову. Немного придя в чувства, Варвара Петровна, накинула на волосы полотенце, подошла к окну и долго смотрела то на калитку и ворота, то вдаль на горизонт. Ничего не хотелось, вообще ничего. Какая-то странная пустота была вокруг. В доме и в душе вдруг появилось столько места не нужного и чужого. Она заметила, что слишком темные обои в зале. Зачем она их купила? Угловатые шкафы стояли по разным сторонам. Все не так. Никакого уюта, даже холодно.

     В какой-то непонятной суете Варя ходила по дому, пыталась что-то сделать, как то убраться, но ничего не получалось. Женщина как будто сошла сума. Достала из стола ложки, отнесла их в зал и положила на диван. Выставила на журнальный столик чайный сервиз и накрыла сверху все покрывалом. Одним словом, перевернула весь дом. Почти все вещи покинули свои привычные места и разбрелись по жилищу без всякой логики. Варя опустошила  все шкафы и всю одежду свалила в кучу. Затем попыталась их сдвинуть вместе, но не очень-то получилась. Потом взяла нож, стала сдирать обои, то с одной стороны зала, то с другой, без всякой последовательности.

     Весь день так и провела Варвара дома, не ела, не пила, не спала. Даже не произнесла ни единого слова. Молча, блуждала и наводила беспорядок.

     Какое-то странное чувство, заставило женщину выйти в сени и открыть дверь. Никто не стучал и не звал. В помещение сразу ворвался свежий воздух. Варя встрепенулась, как будто пробудилась и часто-часто задышала. На пороге сидел кот и совсем не торопился заходить в открытую дверь. Смотрел на хозяйку и шевелил усами.

- Рыжик, это ты, а чего молчишь? – Варвара Петровна взяла на руки кота – Пойдем я тебе молока налью

Кот немного опешил от такого действа, но с предложением покорно согласился. Очень уж любил он молоко.

     Женщина налила полную миску, и Рыжик без всякого смущения принялся жадно лакать. Варя сидела на стуле, смотрела на него и улыбалась. Наевшись, кот повернулся, потерся о ноги хозяйки и впервые в жизни запрыгнул к ней на колени и заурчал.

    

5.

     В тот день Варвара ничего больше не делала, сидела и гладила кота. Она ждала Кузю. Она ждала его как никогда в жизни. Кузьма  приехал поздно, в рваной одежде, ссадинах и ранах. Какое-то неведомое чудо помогло, спасло его. В илу и водорослях дно держало огрызок бревна. Видимо для этого часа. В какой-то момент, когда счет уже шел на секунды, оно отцепилось и всплыло, дав человеку, возможность переместиться к берегу. А на суше раны оказались не такими уж и глубокими как в воде. Страх точно знает свое дело.

     Столько слов Варя хотела сказать мужу, но они растворились в том потоке воды, которая держала Кузьму Михайловича. Она не могла даже поднять глаза. Смотрела вниз и теребила платок в руках. Он всё понял и  обнял её. А кот  прыгнул в зал на столик, стянул покрывало, увлекая за собой чашки и блюдца. Они с грохотом посыпались на пол. Кузя и Варя стояли, обнявшись, и улыбались.