глава 4-5

Глава 4

Чистая, прозрачная гладь озера создавала иллюзию бесконечной гармонии и покоя. Хвои, растущие по берегам, скрывали от взора все находящееся за этой гладью. И трудно было поверить, что на много дней пути вокруг лежали сонные болота и почти непроходимая трясина. Непроходимая для Йоки, не знающего пути. Любое, случайно попавшее сюда создание, будет проглочено этим монстром — болотом, или гигантскими крокодилами. А может змеи, с плавниками, не покрытыми чешуей, утащат в свое логово — на забаву "маленьким" деткам. Или...
Но если путник все-таки доберется до озера, то найдет здесь столько покоя, сколько понадобится его исстрадавшему телу и утомленной душе.
Йоки обжили это место много Полных Кругов Жизненного Цикла назад. Рыбы хватало. Вот и жили в любви и мире. В сплоченности и согласии. Забредет крокодил,— защищаются, а сами не нападают: зачем? Может быть, поэтому Озэн и сказал, когда они появились перед пораженными озерниками, что именно здесь теперь их дом.
Озерники приняли беглецов, и не слишком совали свой нос в дела бывших Отверженных. Они даже радовались, что четверо здоровых сильных мужчин, (или не мужчин? Втайне они, считали их сверхъестественными существами), пополнили племя. А когда изобретатели поставили по краям деревни магнитные ловушки и звуковые барьеры, то восторгу озерников не было предела. Теперь можно было спокойно отпускать детей на прогулку. Женщины без опаски ходили за водой к источникам. И жизнь у обладателей Знания наладилась ровная. Забывать они стали о родном племени, ан нет! Племя само о них вспомнило. И не просто вспомнило, а вцепилось в своих детей заблудших, и отпускать не собиралось.
Надо же! Именно охотники из их Гор-Города выловили на краю болот трех озерников. Никогда бы этого не случилось, да двое старших спали, а младший, которого охранять поставили, увлекся чем-то и в трясину попал. Закричал, естественно, но раньше товарищей подоспели Охотники. Помогли, так сказать. А потом, за милой беседой (Охотники умели беседовать, Стрэг это помнил), узнали о чужаках, умеющих то появляться, то исчезать. Ну, а кто эти четверо — догадаться уже было не трудно...
Стрэг поднял небольшой камешек и кинул в озеро. Камень, плавно описал дугу и опустился в воду. Когда круги сомкнулись, Стрэг почувствовал свечение, обозначающее, что к нему кто-то подходит. Оно было мягким, ненавязчивым.
— Подходи, Винг, — произнес он ,не оборачиваясь. — Ты хочешь что-то спросить...
— Да, Мастер. — Молодой озерник, как и все остальные, называл любого из четверых только так. — Я хотел бы попросить у тебя кое-что.
— Проси. — Стрэг наклонил голову. — Но сначала сядь.
Винг присел рядом, но не стал спрашивать сразу. Стрэг не торопил.
— Прилетел ваш птеродактиль, с ним разговаривал Мастер Озэн, — сообщил Винг. — Потом Озэн собрал всех старейшин и сказал, что Охотники находятся в трех днях пути. У них большой отряд и несколько летающих платформ, несущих оружие. Потом Озэн сказал, что вам необходимо уходить. Мастер звал и озерников, потому что Охотники наверняка думают, будто мы вас прячем и перебьют всех. Горные Йоки любят убивать... — с грустью добавил он.
— Я знаю, о чем ты говоришь. Я слышал, как ваши старейшины отказались уйти с нами. — Стрэг созерцал зеркальную чистоту воды.
— Но ведь тебя не было там!
— Я был там... мысленно, если тебе это что-то говорит... Думаю, старейшины допускают ошибку. Но и мы чувствуем свою вину перед вами. Мы не можем вас защитить, поскольку, защищаясь придется и убивать. А мы не хотим убивать. Ведь всем вам осталось не очень много... — Стрэг не договорил, понимая, что может обидеть Винга.
— Мастер, все озерники не могут и не хотят уходить. Но у меня есть просьба...
— Говори.
— Нас двенадцать: шестеро юношей и шестеро девушек. Мы просим разрешения пойти с вами. — быстро произнес Винг.
Стрэг молчал. Он предполагал подобное, но не подал виду. Необходимо было соблюдать ритуал.
— Хорошо ли лишать деревню шестерых юношей, когда предстоит смертельная битва?
— Мы спросили разрешения у Совета старейшин. Они дали согласие. Если будет сражение, то озерники погибнут. Не в этот раз, так в следующий. Если же его не будет, то обойдутся и без нас.
— Для чего вы хотите уйти с нами?.
— Мастер, я хочу стать таким же, как ты. Чтобы никто не мог обидеть мое племя...
— И это все? Получив Знание, ты начнешь убивать, чтобы не быть убитым?
— Нет, Мастер. Получив Знание, я смогу предотвратить убийство.
— Если все так просто, то почему же мы не сделали этого? — Стрэг пристально смотрел на Винга. — Как ты думаешь?
— Я думаю... — Винг замялся. — Я думаю, что вы... что вы немного равнодушны к тем, кто не обладает Знанием...
— И ты хочешь стать добрее нас?
— Да, Мастер. Прости.
—Ты ошибаешься в том, что мы равнодушны. Но прав, что хочешь стать добрее. Пойдем, мне надо кое-что решить с Озэном и птеродактилем.
— Да, Мастер, старейшины просили вас еще об одном.
— Говори. — Стрэг задержался.
— Выберите и для себя девушек из нашего племени.
— Зачем? — теперь Стрэг действительно удивился.
— Старейшины думают, что ваши дети будут совсем другими Йоки, чем мы или Охотники. По-настоящему добрые и сильные. Это важно для нас.
— Старейшины думают о судьбе цивилизации? — Стрэг наклонил голову.
— Да, Мастер. Не все слова, что ты говорил, унес ветер. Некоторые остались в наших сердцах. И от этого становится больно... Вы можете уменьшить эту боль...
— Хорошо, Винг. Мы посоветуемся. А теперь пойдем, времени мало...

Птеродактиль реял над небольшим отрядом Йоки, высматривая опасность. Два пульсирующих белесыми искрами силуэта плавно перемещались по обе стороны отряда, вышедшего несколько дней назад из топких болот и приближающегося к скалам.
Озэн шагал впереди, Стрэг замыкал шествие, а на привалах Криз и Розг, обретая свои тела, присоединялись к остальным. Птеродактиль, поохотившись, обычно усаживался неподалеку и дремал, почти не вступая в контакт. Он только сказал: место, куда идут, это лучшее, что он может предложить. Кто хочет — пусть сам себе ищет жилье. Поскольку Обладающие Знанием решили взять с собой совершенно ненужных им озерников, то он, доведя до места, расстанется со всеми. Любые попытки проникнуть в его мысли перекрывались резким красным свечением. Мастера решили, что все это очень странно.
Иногда птеродактиль куда-то исчезал, а возвращаясь, не произносил ни слова, только взлетал и радостно выписывал круги в вышине.
Когда перед путешественниками выросли величественные и грозные скалы, закрывшие весь горизонт, они увидели ущелье, в котором предстояло им жить. Птеродактиль спустился вниз и, отозвав мастеров, обратился к ним с самой длинной речью, которую когда-либо произносил.
— Послушайте, что скажет вам старый, много видевший на своем Круге птеродактиль. Мы не долго были вместе, но я привязался к вам за этот миг Вечности. Я недаром привел вас сюда, к скалам. Никогда не ступала здесь нога Йоки из Гор-Городов, и никто из вашей цивилизации, по крайней мере, за несколько последних Полных Жизненных Циклов. Скалы с той стороны омываются мировым океаном, а отсюда защищены непроходимыми болотами. Здесь нет даже древних гигантов, так что если вы опять потеряете Знание, то вам некого будет ненавидеть и уничтожать...
Мастерам показалось, что птеродактиль усмехнулся собственной шутке.
— А теперь я хочу сообщить две новости. Первая, может быть, самая важная за всю мою долгую жизнь... Именно здесь родина моих предков, здесь я обрел своих братьев.
— Ты встретил разумных птеродактилей?! — Йоки были ошеломлены.
— Да!
— Но когда?
— Давно. Когда мысленно улетал осматривать выход из болота... для вас, на всякий случай. Но не перебивайте больше. Я ухожу к ним. Вы не можете понять моей радости, ибо никогда не были одиноки. Благодаря вашим а-Джи я не потерял разум и не превратился в глупое летающее животное, как остальные... там. Но есть еще одна новость. За большим перевалом, у моря, в стороне, где поднимается Светило, живут похожие на вас существа. Их мозг настроен на прием мыслящей энергии. Настроен слабо, еле уловимо, но со временем сигнал разовьется, а это значит, что вы сможете стать свидетелями их развития. Это очень важно... А пока живите и постарайтесь не исчезнуть вместе со всеми. Я оставляю вас.
— Постой, — Озэн подошел к птеродактилю и обнял его за шею. — Прилетай почаще. Ты здорово помог нам. Спасибо.
— Не за что. Надеюсь, что видимся не в последний раз, а в память о тех а-Джи, я буду называть вас Джи. Просто Джи...
— А как звать тебя? — Стрэг погладил перепончатое крыло.
— Птеродактили никогда не называют своего имени другим. Но вы можете знать. Меня зовут Драк. Это означает — Сила. А теперь прощайте.
— Прощай, крылатый друг...
— Прощай...
Долго еще смотрели мастера в сторону, где в лучах заходящего Светила растворилась черная точка.

Петр проснулся задолго до завтрака. Открыв глаза, он всматривался в морозные узоры на стекле. Впервые за последнее время он не стал молиться. Сны приносили теперь радость, которой, честно говоря, не хватало в монотонном ритме жизни лечебницы.
По сути, его жизнь заключалась в приеме пищи, лекарств и соблюдении процедур, вызывавших сонливость и размытые, навязчивые воспоминания о родных и близких.  Еще были разговоры с соседями. Биолог, настойчиво интересовался видениями Петра. Прибегая к психологическим уловкам, он вытянул о снах все. Петр не охотно шел на эти разговоры, но втайне наблюдал за учеными. И однажды любопытство взяло вверх: во время одного из сеансов медитации (становившихся более частыми и продолжительными) он потрогал астронома за холодную руку, в которой почти не ощущалось биение жизни. Петр догадывался, что дело, затеянное астрономом и биологом, очень важное. И в глубине души чувствовал свою приобщенность. А поскольку поступки соседей по палате были сродниеего снам, то называл ученых не иначе как а-Джи.
Биолог требовал объяснения, но Петр сказать ничего не мог и обижался, что его не понимают. Вот и сейчас, собираясь рассказать о сновидении, чтобы как-нибудь разобраться в нем самому,  Петр приподнялся и посмотрел на экспериментаторов. Но определить: спят они или пребывают в медитации не рискнул.
К завтраку ученые пришли самые последние и были слегка возбуждены. После процедур и прогулки на свежем воздухе, когда все трое расположились на кроватях, биолог спросил Петра, видел ли тот сон, и если видел, то не будет ли любезен поведать о нем, не упуская, естественно, ни единой подробности. Петр охотно рассказал. Астроном участия в этом не принимал, но изредка перебрасывался многозначительными взглядами с коллегой.
— Хорошо, хорошо. Только вы не волнуйтесь. Я согласен с вашими доводами о нашей схожести с а-Джи. Но откуда, скажите, все это взялось? Ведь вы даже понятия не имеете о медитации, не говоря уже о многом другом, например, о палеонтологии, о Йети... Пичкаете собственными, не совсем удачными названиями, и хотите, чтобы я поверил?!
Петр в очередной раз обиделся и, махнув на ученых рукой, принял излюбленную позу: отвернулся к стене, поджав ноги.
День прошел спокойно. Вечером, пожелав соседям спокойной ночи, он лег спать. Но странно, новых видений не последовало, а спал он неспокойно, урывками. В минуты пробуждений Петр видел загадочные лица беседующих ученых, освещенные сиянием полной Луны.
— Поразительно, коллега! — шептал биолог. — Признаться, вы самый упорный и послушный ученик из всех, что у меня были. Вы первый, кто понял идею до конца. Ну, рассказывайте, рассказывайте все обстоятельно, я вас пойму!..
Петр снова провалился в темноту. А когда проснулся, то говорил астроном.
— Вы понимаете, я действительно...
— Ну же, ну!
— Действительно был частицей Единого. Более того, я осознавал и понимал это не просто зрением, слухом и чувствами, а, говоря вашими словами: на уровне психической субстанции. Я не знаю, может это не верно?..
Петр улавливая фразы, силился что-то сказать, но не хватало сил, и далеко за полночь крепкий сон все же победил  его.
В это время, астроном ерзая на кровати и потирая от нетерпения руки, говорил:
— Наконец-то пришла пора проверить всю гениальность моих идей, коллега! Представляете, цель, можно сказать, всей жизни лежит у ног и ее остается взять! Тепленькой !..
Биолог с грустью смотрел на Петра.
— Жаль с соседом расставаться, верите? Вот ни с кем не жаль, а его хотелось бы взять с собой. Видно — бьется что-то в мужике, рвется наружу, а...
— Да бросьте, коллега, свою сентиментальность, — перебил астроном, -  мы на пороге новой жизни, а вы пытаетесь извлечь пользу из бреда сумасшедшего! Давайте двинемся в путь, я хочу туда, ввысь, — он дрожал от нетерпения.
Биолог молча кивал головой, но взгляд его по-прежнему был прикован к соседу.
— Что ж, — толстяк помассировал виски, — избежим прощаний. Нас действительно ждет новая жизнь. Начнем, коллега, — биолог расслабленно откинулся на кровати. — Увидимся там. — Он многозначительно посмотрел на потолок и закрыл глаза.
— Да. Именно там, — подтвердил астроном. — Там... — бормотал он, мечтательно улыбаясь...


Утром Петра разбудил луч солнца! Он, не спеша, встал с постели, подошел к астроному, застывшему в кресле, и несильно потряс за плечо. Астроном покачнулся и, перевалившись через подлокотник, упал головой вниз. Петр вздрогнул от глухого удара. Переведя взгляд на биолога, Петр заметил неестественный цвет лица и странную неподвижность тела. Уже понимая, что это никакая не медитация, громко закричал, опускаясь на колени и неистово крестясь дрожащей рукой.
Василий с помощником появились мгновенно, словно стояли за дверью. Один тут же умчался за Эльзой Владимировной, а второй деловито пытался нащупывать пульс.
Заведующая отреагировала спокойно. Железным голосом отдавала распоряжения, наблюдая за поведением Петра, в конце концов, ее больше интересовало здоровье живых, нежели отошедших в мир иной.
— Что с ними? — дрожащим голосом спросил Петр, сидя на кровати.
— Внезапная остановка сердца, причем у обоих сразу. Случай редкий в медицине, но случается, случается...
Петр смотрел на окостеневшую руку биолога, неуклюже торчавшую из-под больничного савана.
— А вот вам бы неплохо в другую палату переселиться. Страшно, наверное, одному будет.
— Нет! — вскрикнул Петр. — Не хочу я никуда переселяться.
—Хорошо, хорошо, — согласилась Эльза. — Это можно и отложить. Времени у нас много...
Петр прояснившимся взором посмотрел на заведующую.
— Они не умерли...
— Что? — она как будто не расслышала.
— Они не умерли... — от напряжения Петр хрипел. — Не умерли, понимаете. Они ушли, туда... — он махнул рукой в сторону окна. — Полет мысли во время этой, ну... ме... ме... тации, короче. А вы "остановка сердца".
Эльза, ожидала подобного поворота событий. Она принялась успокаивать пациента, но Петр уловил фальшь и разнервничался:
— В сумасшедший дом упекли, эх вы! Вот накажет вас Мыслящее Облако... — он осекся от неожиданного щелчка в голове, втянул ее в плечи, сжался, и беззвучно всхлипывая, заплакал.
Санитары вынесли тела и ждали указаний. Эльза, осторожно поглаживая Петра по седеющим волосам, говорила с Василием:
— Завтрак в палату, пронаблюдать за приемом... Нет, не надо, все равно не будет. Успокоится — двойную снотворного сделаешь. И на режим почасовой проверки...
Петр слышал, как все ушли.  Встал, умылся, попил водички и снова лег, закинув руки за голову. Что-то беспокоило его, что-то не так повернулось в нем, он ощущал легкое жжение между бровями.
Неожиданно по глазам полоснула молния, и он ощутил, что попал под своды пещеры. Петр улыбнулся — все знакомо и привычно. Родная стихия, словно волна теплой воды, поглотила его, навевая приятную грусть, отвагу, жажду жизни и света. Паря в пространстве, Петр выкрикнул. Эхо прокатилось по пещере, поток ветра хлынул через тоннель, в конце которого светило яркое небо.
Петр ринулся в проход и через секунду летел над сочно-зеленой равниной. Он был воздухом, птицей, стрелой, пущенной из лука. Он был всем и ничем. Вихрь мыслей теснился в голове, ему не хватало места, и он выплеснулся плотным, густым потоком.
Вот и озеро, сталью дамасского клинка сверкает среди грязно-серых топей болот. Вот и скалы, заляпанные на вершинах шапками облаков. Все было доступно чувствам Петра. Стоило ему небольшим усилием воли сконцентрироваться на чем-то, и он мгновенно превращался в это. И это не беспокоило, скорее, подтверждало догадки о Пространстве и Времени, которые и были самим Петром. Но красота пейзажа сменилась лиловыми сумерками пещеры. Проход, через который он стремился к свету, исчез, и вместо него появился другой тоннель. Петр хотел, кинуться к нему, но споткнулся и упал, уткнувшись в подушку.
На весь оставшийся день галлюцинация захватила его, распаляя воображение, ибо существовал дух недосказанности и чего-то потрясающе важного.
После ужина Петр принялся обдумывать: находился ли он во сне или сна не было, а видение... Петр попробовал сосредоточиться и припомнить слова и мысли, которые происходили с ним во время видения. Ничего путного не вышло, хотя, он давно живет событиями своих снов. Они стали центром существования, вокруг которого вращалось все остальное.
Увидев в дверях физиономию ухмыляющегося Василия, Петр демонстративно отвернулся к стене и... уснул.


Глава 5

Золотистое свечение тоннеля потускнело. Петр почувствовал страх: жуткий и липкий. Холод смерти прикоснулся к нему, взгляд ее заставил съежиться и умолкнуть плачущую душу. Сверхъестественным усилием воли Петр поднял вверх руки и, падая, начал рвать неподвижность тьмы. Боль миллиардами иголок впивалась в плоть и разрушала ее.
И когда глаза с потрескавшимися зрачками вот-вот должны были вырваться из глазниц, перед ними возникла узкая полоска света. Петр ударился в это место, тем последним, что оставалось — своей сутью. И, осознавая, что все телесное разрушилось в пыль, он наконец-то обрел свободу.
Сознание... Единственное, что сохранилось после прохождения тоннеля. Воспарив, Петр представил себе человеческое тело, легкое и прозрачное, и оно немедленно возникло в воздухе. Точка переместилась к телу и вошла в него через отверстие в центре лба. Он приподнялся над каменным полом и огляделся. Посреди пещеры лежал черный камень, тот самый, на котором долгие годы покоился птеродактиль. С правой стороны камня Петр заметил трещину и сразу осознал, как он сюда попал. Мысль о том, что он оказался действующим лицом своих же галлюцинаций, его не беспокоила.
Пронзив своды пещеры, он вылетел на свободу. Поднявшись к облакам, Петр заметил, то для чего он прибыл сюда — Разум, который засеивался в  подходящее для развития  тело, и собирался, когда приходило время сбора урожая. Разум, противопоставляющий себя необъятности и стремящийся с нею слиться.
Петр мысленно устремился к ущелью, такому знакомому по предыдущим снам, и тут же оказался над ним. Он чувствовал энергетические вихри, и все, что он понимал и ощущал, проходило сквозь его прозрачное тело. Наверное, так воспринимает хрупкая ранимая душа флюиды, излучаемые мозгом.
Петр видел, как Йоки, сидящие на траве и внимающие Голосу, внезапно исчезли. На краю пропасти стоял одинокий Йоки. Он двинулся вперед, но не упал вниз, а продолжал идти прямо по воздуху. Невдалеке другой неожиданно раздвоился, его красный двойник с похотливым взглядом создал желтого с аурой печали. Третья копия, наполненная зеленым свечением, олицетворяющая спокойствие, породила синюю, сосредоточенную на Возвышенном. А когда возникло фиолетовое излучение, то двойники пропали, и все началось сначала.
На другом краю скал могучий вихрь поднял в поднебесье каменный обломок утеса и с шумом бросил в океан. Падая, многотонная глыба рассыпалась на мелкие частицы; около самой воды ураганный ветер подхватил их. Они застыли, образуя замысловатые узоры, и, направленные могучей силой, вновь разделились...
Маленький мальчик, стоя на вершине скалы, забавлялся, притягивая облака и сгущая их в тучи. Он поднимался в высь сияющим лучом и, превращаясь в ветер, отгонял тучи к океану, заставляя проливаться их бешеным водяным потоком. А когда в небе появился огромный птеродактиль, изрыгающий пламя из зубастой пасти, то ветерок догнал его и обратился в маленького Йоки. Он весело смеялся, крепко держась за чешую на спине чудовища. Ящер, повернув голову, тоже улыбнулся мальчику, а потом исчез, и Йоки, падая в океан, продолжал смеяться.
Солнце прикоснулось к горизонту, собираясь покинуть эту сторону планеты. Петр увидел, что все Йоки, живущие в ущелье, собрались на ровной площадке и, сложив вместе ладони рук, застыли в молчании. Они стояли до тех пор, пока не исчез последний луч Светила Дающего Жизнь, и небо пронзилось светом звезд. Тогда Обладающие Знанием, все так же молча, разошлись по своим жилищам отдыхать и накапливать энергию к следующему дню.
Все это Петр воспринимал без удивления. Его сознание расширилось, и происходящее  спокойно заняло в нем предназначенное место. Он подумал, что уже все увидел и понял, как вдруг его потянуло вверх. Это произошло против ЕГО воли, потому что воля здесь, не имела никакого значения.
Петр почувствовал себя игрушкой, которую подбрасывает ребенок, и начинает пеленать, обращаясь, как с живой. Петр проскочил заоблачную дымку, ворвавшись в космическую безграничность.
Он прошел сквозь энергию, окруженный причудливыми образами, сообщающимися между собой на Божественном уровне. И, сопровождаемый лучом, углубился в пустоту Вселенной.
Оставляя позади себя звезды и целые скопления созвездий, он замечал, как от некоторых из них исходят точно такие же лучи, направленные к только им известной точке. Петр пронзал Галактики и Метагалактики, и чем ближе он приближался к центру Вселенной, тем медленнее становился поток энергии и усиливалось свечение.
Петр увидел огромный потрескавшийся будильник, в котором вместо стрелок были удлиненные Метагалактики, а цифры заменялись огромными "черными дырами", каждая из которых стремилась втянуть стрелки в свое чрево. Стрелки извивались и вместо себя вталкивали в ненасытные утробы цифр все, что попадалось на пути. Зачарованный этой картиной, Петр застыл, позабыв обо всем, и не заметил, как оказался возле большой стрелки. Она подхватила Петра и резко бросила его в ближайшую "черную дыру", всосавшую одновременно несколько планет и одну маленькую звездочку. Стрелка, воспользовавшись этим, проскочила дальше.
Петра втянуло, расплющило, разорвало на куски, соединило с каким-то Разумным творением иного мира, прибавило несколько щупалец и выплюнуло в пустоту. Петр закрыл от ужаса глаза, а когда открыл,  то оказался в палате. Все было хорошо и спокойно. За окном тополь раскачивал голыми ветками, маленький воробей стучал клювом о раму. Но что-то было не так. Петр осмотрелся и... увидел. На кровати, в его пижаме, спал старый будильник с облупившимся корпусом. А сам он висел на стене вверх ногами и, равномерно покачивалась из стороны в сторону, выстукивал такое привычное: "тик-так, тик-так, тик-так...
Петр проснулся и поймал себя, на радостной улыбке. "Это сон, — подумал он, оглядывая свои большие, с вздувшимися венами руки. — Это опять только сон...
Впервые за целый месяц лечения Петр захотел горячего душистого чая, такого, какой он пил дома. Великолепный, бодрящий напиток из напитков. Молодцевато спрыгнув с койки, Петр присел раз десять, удивляясь легкости тела. Насвистывая, Петр умылся, тщательно заправил постель и выглянул в коридор, хитро прищурив глаз. За столом восседал взлохмаченный Василий, склонившись над фолиантом неимоверной толщины.
Петр подсел сбоку, потянул вниз бороду, крякнул. Василий оторвал взгляд от книги.
— Ты чего вылез? — посмотрел он на часы. — Рано еще... Иди спать.
— Да я... того... — Петр потер переносицу. — Чайку бы горячего. Хочется... Давно не пил.
— Чайку? — изумился Василий.
Санитар достал из стола стеклянную банку, пачку заварки и кипятильник.
— Сходи воды принеси, — попросил Василий. — На кухню не ходи, там еще закрыто.
Петр кивнул и умчался за водой...
Заварили чай, разлили в легкие пластиковые стаканчики.
— А ты чего читаешь? — отхлебывая, спросил Петр.
Подобревший Василий бережно погладил книгу.
— Учусь я... — тихо сообщил он. — В медицинском институте, заочно.
Петр  кивнул в знак одобрения.
— Хорошее дело, хорошее. А будешь кем?
— Известно, кем... Людей лечить буду. От болезней всяких, лекарства придумывать новые. Чтобы все болезни сразу отходили от человека... — похоже Василий оседлал любимого конька .
— Вон снова какой-то вирус обнаружили, не слышал?
Петр мотнул головой.
— Даже описали симптомы. Вызывает безумство... — Василий осекся, поняв, что сказал лишнее. — В общем, по телевизору показывали.
Петр отставил пустой стаканчик.
— Я телевизоров не смотрю, — заявил он.
— А чего? — удивился Василий. — Между прочим, успокаивает хорошо. У нас цветной стоит, на втором этаже, за библиотекой. Четыре программы. Рекомендую настоятельно, — и, понизив голос, — Эльза Владимировна очень любит, если телевизор смотрят...
Петр придвинулся поближе.
— А он и сейчас показывает? Ну, посмотреть там чего можно?
Василий захлопнул книгу, выключил лампу.
— Пойдем...
Петр двинулся за ним, крайне заинтересованный. Дома на телевизионные страсти не хватало времени, да и со слов Настены, смотреть там вовсе нечего. Хотя сама она часами просиживала около телевизора и иногда пересказывала наиболее важные (с женской точки зрения) передачи, события и кое-какие фильмы.
Так, на середине жизненного пути в существование Петра ворвалось телевидение: новостями, художественными фильмами и научными передачами. В последних Петр, (вспоминая двух соседей по палате) пытался найти что-нибудь, что слышал от ученых. Иногда кто-нибудь настойчиво навязывал свою трактовку той или иной главы из Библии. Например, один мужичок из секты твердил о своей миссии на Земле, ниспосланной ему Всевышним, но болтал такую несусветицу, что Петру приходилось переключать телевизор на другой канал.
Во время ночных дежурств Василия, Петр приходил на вахту, и они подолгу беседовали. Петр рассказывал о сновидениях, не забывая упоминать, что они вот уже месяц как не посещают его. А тот поведал про свою жизнь, правда, скуповато: его расположенность к Петру заключалась в том, что пациент выздоравливал. Может, не настолько быстро, как хотелось, но разговоры, этому способствовали. Дошло до того, что Василий стал поручать мелкие обязанности Петру, которые тот выполнял с полной ответственностью, — соскучился человек по работе.
Став почитателем "голубого экрана", он вновь испытал пустоту в груди. Но это была не та безысходность, преследовавшая его после первых, непонятных сновидений, а тревога и необъяснимое чувство опасности.
А началось все с прискорбного известия о митрополите, который приезжал в Лысогорск. Совершая церковную миссию в Оптину Пустынь, владыка и сопровождавшие его духовные лица погибли самым странным образом. Подробности были опущены, но сообщалось, что произошло это сразу же после молебна.
В тот же день вечерние новости известили о таинственном исчезновении тибетских монахов. Правда, Петр, опечаленный смертью митрополита, невнимательно слушал сообщение, однако, из более подробного репортажа с места событий стало ясно, что люди эти играли определенную роль в духовном развитии человечества. И надо же, пропали, все до единого. Выдвигалось множество гипотез — от похищения до ухода в специально подготовленные пещеры под землей, но ни одна из них не подтвердилась.
В течение трех недель каждый информационный выпуск почти наполовину состоял из репортажей со всех уголков мира о вооруженных конфликтах.
В иной день диктор сообщал о сотнях, тысячах раненых и убитых, что очень расстраивало Петра. Одно время он пытался переключиться на чтение книг, но «телевизионка», будто искусительница, манила к себе. И Петр снова проскакивал мимо библиотеки, устраиваясь в излюбленном кресле напротив экрана.
А сообщения становились все более невероятными, и выходили под общим названием "Сенсация дня" в каждом выпуске новостей.
...в Южной Америке, в результате чудовищной силы землетрясения, произошел гигантский разлом земной поверхности от Атлантики до Тихого океана. Материк разделился на две части. Количество жертв катастрофы и наводнения уточняется. Ущерб оценить невозможно.
...ООН не прекращает работу круглые сутки. Создаются специальные комитеты спасения. Комментарии специалистов, в лучшем случае, сводились к одному: мол, не паникуйте, сохраняйте спокойствие, катаклизмы в природе были, есть и будут.
На фоне этого почти никем незамеченной прошла информация, что митрополит и не умирал вовсе, а куда-то уехал со всеми старцами из Оптиной Пустыни. Однако, и эту версию опровергли, придумали новую, еще более запутав Петра.
Дальше события развивались, словно в кошмарном сне. Да что там сон!
...на Австралию обрушилось невиданной мощи цунами. Невероятно, но волна сформировалась в непосредственной близости от материка, за короткое время, и предсказать катастрофу никто не успел. Разрушив кромку побережья, волна смыла все на своем пути, преодолела Индийский океан, и уже слабенькой полутораметровой волной достигла восточного побережья Африки. Корабли морских сил США, включая авианосец, крейсеры сопровождения и миноносцы, патрулировавшие в этой части океана, исчезли. Ядерное и химическое оружие эскадры отравило по меньшей мере третью часть океана.
Подобного человечество не знало.
Затем последовали сообщения из островных и прибрежных стран, их население охватила паника, которой сопутствовали убийства, грабежи, мародерство...
А тут еще повысилась солнечная активность: на землю обрушилась невиданная доселе засуха.
Стало страшно. И ничем происходящее объяснить было невозможно.
Телевизор работал круглосуточно, и для того чтобы смотреть его постоянно, — нужно было быть очень хладнокровным человеком.
Петр стал именно таким. Он как бы участвовал в событиях, но одновременно находился в отрешенности.
В самой лечебнице некоторые больные стали попросту буйными. Одной палаты не хватало. Выделили вторую, рядом. Но вскоре и она переполнилась. Все внимание персонала было приковано к ним. А легкие больные переводились на щадящий режим лечения. К слову, Эльза Владимировна нашла состояние Петра удовлетворительным и готовила пациента к выписке.
Во вторник, 23 марта диктор появился на экране в солнцезащитных очках и стал гундосить о вирусе, про который уже упоминал Василий.
А именно: в районе стран Персидского залива был обнаружен некий вирус, (английское название Петр не понял, но по-русски звучало как вирус, вызывающий «саморазрушение начала человеческой активности») с инкубационным периодом в сто пятьдесят дней, следствием которого, по многочисленным наблюдениям, являлась зеркальная лепра. Этот вирус намного страшнее СПИДа, вызывающего всего-то подавление иммунной системы, поскольку человек зараженный (а передавался он пристальным взглядом), не то чтобы сходил с ума, но мог запросто убить, искалечить самым садистским образом любого, в том числе и себя. Это походило, скорее, на полное уничтожение инстинкта самосохранения и вообще всякого страха перед чем-либо. В качестве защиты рекомендовали носить темные очки, избегать всяческих контактов с людьми с пристальным взглядом. Но, по правде говоря, эти советы напоминали совет кролику, который, увидев льва, должен перейти на другую сторону улицы. Эпидемия вируса распространялась "с быстротой взгляда". И неизвестно, что может ее остановить.
В мире воцарился хаос...
Вечером поступило много новых больных. Никто, кроме персонала, не видел, что это за больные. Но просочились слухи об опасности прибывших. Все они были в смирительных рубашках и с черными повязками на глазах. Остальное можно было только домысливать. Новеньких разместили во втором блоке, а к двери поставили дежурного в черных очках.
Ритм отлаженной жизни нарушился. Петр полез было за разъяснениями к Василию, но тот, пребывая в возбужденном состоянии, отмахнулся и сказал, что тебя, мол, вообще, пора отсюда ногой под зад. Закаленный кошмарными снами кочегар не обиделся и удалился в «телевизионку ». Однако, с экрана неслась такая ахинея, что слушать ее вообще стало невозможно. Собравшись прогуляться, Петр направился к двери, где его перехватила Эльза Владимировна, любезно предложившая проследовать за ней.
Через некоторое время Петр топал по рыхлому мокрому снегу в сторону районного центра, неся под мышкой справку о пройденном курсе лечения. Любуясь весенним солнцем, он неторопливо отмерял километры, с каждым шагом отдаляясь от пережитых тревог и беспокойства, приближаясь к обновленной, если не сказать новой, жизни. И пока надеялся, что несмотря ни на что жизнь эта принесет еще много радостного и хорошего. Пока...