САГА. Первоначальный вариант

      Сага Fantasi.

 ЗА  МИГ ДО  НАЧАЛА ВРЕМЁН.

         Вначале было Воля,  оно - же  было  Слово,  оно - же  было  Дух.
Было Ему одиноко, холодно и скучно внутри того места, в котором не было ни Пространства, ни Времени, ни Света.
            И согласно Воле Его, в одном из уголков безграничного и неисчислимого Логоса возникла светящаяся точка – Цветок, в котором средоточены были зародыши Материи и Энергии, Пространства и Времени, зародыши Жизни, а, значит:  Добра и Зла, Любви и Ненависти…
              Замерев в предвкушении прощания с одиночеством и тишиной, Он любовался своим созданием, созерцая первородную красоту и ощущая пульсации его. Наконец прозвучало Слово. И оно разрешило Времени сделать свой первый шаг - и Цветок раскрылся! Содрогнулся Логос, освещенный чудовищным взрывом: в переплетениях Времени и Пространства материя  рождалась  в разнообразных формах и многоцветных фейерверках.
      …И  было  Ему  радостно  смотреть  и  видеть…

        - Так вот с чего начнётся всё…– негромкий голос прозвучал –                Забавно… только жаль такую красоту терять навечно…
  -  Ах, это ты, мой путник, привет тебе, привет!
     Однако, должен здесь тебе Я дать ответ – отнюдь!
     Когда появится желанье вновь увидеть,
     Как учится материя любить и ненавидеть,
     Увидеть сможем мы с тобой, иль не с тобой
     Любой миг времени-пространства, спутник мой.
     Что помешает мне? – Ведь это в наших силах:
     Иль зрелище вернуть, иль череду событий всех!
      -  Ты прав. Ты – автор всей игры и это твой успех.
         И правила твои и фишки – всё в твоём кармане,
         И  нет достойного соперника Тебе,
         Чтоб обострить сюжет и не попасться на обмане.
         Теперь позволь спросить, мой друг, тебя:
         Не станет скучно, через много тысяч лет,
         Когда исчерпает простой сюжет себя? 
         Иль замысла изгиб предполагает,
         Как что-то вскользь невольно намекает,
         Вакансию подобную открыть…
         Великолепно! так тому и быть.
    Остановись, мой юный друг, остынь,
    Я с сожаленьем думаю - ты ложно прозорлив,
    Достаточно умён, но чрезмерно говорлив.
    Теперь позволь, друг мой,
    Мне насладиться в полной мере
    Картиной грандиозной и прекрасной!
    Затем, изволь занять приставный стул в партере,
    А уж тогда, коль понял ты расклад и тема будет,
    Продолжим диалог, и к нам согласие прибудет …
                * * *
     Бурлящая река Времени, возникшая при рождении Цветка, неистово скручивала Пространство и Материю в бесконечные  канаты и лабиринты, переполненные молодой и свирепой  энергией. Необозримая река эта, порождающая Хаос, не собиралась изменять свой нрав, и Замысел Создателя востребовал наполнения новорожденного пространства  ЗАКОНАМИ.
     И Он  дал  необходимые  Законы,  Запреты, и Константы.
     И мир вынырнул из хаоса: причина родила следствие, а следствие - причину… и свет отделился от тьмы.
  Материя встрепенулась и замерла на мгновение … затем, набирая скорость, завихрилась, закружилась в бесконечных танцах и хороводах, и там, где её было слишком много, в узких коридорах пространства-времени,   прогнула она эти коридоры настолько, и так свирепо вращалась в них, что превратились коридоры те в мешки, с туго завязанной горловиной. И стали эти мешки чёрными круглыми пятнами на радужном многоцветье небес, обозначив себя, как центры притяжения и вращения для всей остальной материи. Вокруг них завертели свой танец исполинские содружества новорожденных звёзд – галактики, в которых зажигались всё новые и новые звезды, всех мастей, цветов и размеров. Вскоре завальсировали планеты вокруг своих звезд, а с ними  их спутники, обломки планет-неудачниц, и много всякого невостребованного строительного мусора. Красавицы-кометы, наивно мечтая о полной свободе, намечали маршруты своих вояжей. Мир – расцветал!
     Река времени, омывая и изменяя островки материи, несла свои миллиарды лет, которых Он не ощущал, и которые не тяготили Его. Ведь Время, Материя и Пространство - это всего лишь плоды Сознания Его. Это «кубики» в Его Игре, из которых Он строит Свой Мир. Любой из них  подвластен Ему, любой из них Он может повернуть, передвинуть и просто  проигнорировать. В эти необозримые миллиарды лет раздвигались декорации Большой сцены: разбегались от места старта  галактики, мчалась, убегающая от них, оболочка Цветка в виде выпуклой призрачно сияющей стены, расширяющей пределы Вселенной. И стена эта была, как изумительный, неоглядный занавес, открывающий кулисы для Великой Драмы: созидания и разрушения, любви и ненависти, расцвета и гибели нашего Мира.               
       Тем временем,  некоторые  счастливые планеты, от рождения своего, не сотрясаемые космическими несчастьями и катаклизмами,  нежились в ласковых лучах своих покровителей, звёзд-сюзеренов. Они, обеспеченные  теплом и влагой, временем и покоем, созревали для оплодотворения и были готовы принять и взрастить жизнь.  Но не было жизни…
  Долго смотрел Он и ждал, и казалось безграничным терпение Его. Но ожидаемого не происходило нигде. Семя жизни, заложенное в Цветке Его Волей,  не перенесло конвульсий и родовых схваток нарождающейся Вселенной, не сохранилось при рождении Мира.  И понял Он, что без Его вмешательства желаемое не случится никогда. И тогда взял Он  Избранную Планету, согрел ее в руках своих, дохнул на нее и поместил возле доброй звезды.
  И возникла Жизнь…
               
ГЛАВА  1.  Э В О Л Ю Ц И Я.
1.  ВЕЛИКИЕ  ДАРЫ.

           Избранная Планета - Ип,  была щедро одарена  светом и теплом,  водой и воздухом, и всем другим,  что может понадобиться  детям Его, в их далеком будущем. Она весело вращалась в лучах Доброй Звезды, под опекой Его, не зная потрясений и несчастий. Пролетали стайками века, пробегали хороводы миллениумов,  формируя в течении своём все многообразие и великолепие Жизни. Он с интересом и удовольствием наблюдал за происходящим на Ипе. 
    Гармония царила всюду… Гармония любви и порядка.
    Все растения, предназначенные в пищу всем движущимся, под действием данных Им законов, непрерывно изменялись и улучшались. Все движущиеся совершенствовались от поколения к поколению в этом мире, где не было места насилию. Так продолжалось и продолжалось, а Он всё ждал и ждал. Но вот настало время, когда калейдоскоп изменений стал замедляться: Жизнь приближалась к пределу своего совершенства. Наконец колесница  развития и прогресса остановилась. Энергия Первоначального Толчка исчерпала себя, и, в неизменных внешних условиях, причин для дальнейшей эволюции - не находилось. Он еще какое-то время ожидал, наблюдал и надеялся – ведь все происходило впервые.  Ему был известен только конечный и желаемый результат, а промежуточные этапы и для Него были неоднозначны и неопределённы. И вот теперь,  возникала необходимость из зрительской ложи переходить за кулисы и направлять  поток событий в нужное русло: оказывалось, что даже весь запас энергии планеты не мог обеспечить следующего шага. Только Он это мог. Он этого хотел. И Он сделал это. Он вдохнул искры Разума и Духа в тех движущихся Ипа, что могли вместить Великие Дары. Колеса эволюции, заскрипев, покатились дальше и дальше, быстрее и быстрее. Избранные виды, принявшие Дары Создателя, такие разные и непохожие, встрепенулись, как поднявшийся ото сна ребенок,  огляделись и изумились увиденному. Внезапно  осознали они, дети Его,  как мало они  понимают в этом, оказывается, прекрасном и удивительном мире. Им предстояло накопить горы знаний, выстроить из них мозаику,  похожую на окружающий мир и, позволившую бы им, определить свое место в нём, и исполнить предназначение свое.
        Вначале пути, когда вместо  знаний  были иллюзии, не понимая многого, не видя связи и причин событий, они привлекали к объяснению происходящего, вмешательство,  встроенных ими в свой мир,  божеств. Каждый народ представлял своих богов могущественными и прекрасными, обликом, безусловно, похожими на себя, а многочисленных богов других народов Ипа – ложными и ужасными чудовищами,  а иногда – смешными и нелепыми идолами. Это постоянно вызывало раздоры и конфликты, которые порождали взаимное недоверие, подозрительность и даже ненависть. Но на Избранной планете, в головах всех её обитателей был и  действовал Высший Запрет на убийство и пролитие крови. И существа, никогда не знавшие вкуса крови и убийств, и не смеющие нарушить Запрета, снимали внутренние напряжения и копившиеся отрицательные эмоции доступным им способом. Способом, хоть и доступным, но не решающим проблемы. Они, те кому это было доступно, сочиняли оскорбительные и смешные истории, сказки и песни о божествах соседствующих народов, о самих этих народах, об их нравах и привычках. И это, конечно, не разряжало ситуации и народы Ипа век за веком накапливали тяжкий яд в сердцах своих.   
  А тем временем, поколения сменялись поколениями, и души ушедших находили предназначенное им место в строящейся ноосфере Ипа. Подчиняясь Закону Его, образовывали они однородные поля-бластулы. Каждый народ – своё поле, свою бластулу. Также как атомы одного вида, собираясь вместе, образуют молекулу.
    
2. И  ОГЛЯНУЛИСЬ  ОНИ…

       Проходили степенной чередой миллениумы, пробегали неспешной трусцой века, пролетали, как ветер, жизни поколений, вносивших свой вклад в копилку жизненного опыта, имя которому – Знания. Знания эти разрастались и разрастались, заполняя всё новые хранилища и всё новые мозги. Возвышая народы, и придавая им всё большее могущество, машина приобретения этих знаний - наука, питаемая растущими амбициями народов, непрерывно требовала в своё услужение всё большего числа верных и преданных слуг. Жизнь изменилась на Ипе - пришёл технический прогресс, как продукт развития, а с ним и качественный скачок во всех сферах жизни: в способах производства и объёмах потребления, в быте и  развлечениях, в количестве и качестве поставляемой информации и, главное, в осознании своего места в этом мире, в миропонимании.
     Растущие возможности «слуг науки» вывели их в лидирующую часть общества. Создающая блага для всех, технократия, как класс, заняла высокое место в обществе. И по праву. А, значит, она смогла задавать тон и мировоззрение,  претендующее на истинность и неоспоримость. Успехи и достижения науки, бесспорные и всеобъемлющие, вскружили головы, и кто-то важный  решил, что присутствие Бога совсем не обязательно в этом мире. Они уже выросли из своих мокрых пелёнок, но ещё не выпрямили ноги, чтобы встать и выглянуть за край своей колыбели. Умники сегодняшнего дня, твёрдо уверовали сами и пытались убедить в том всех, что когда-то всё произошло само собой, и всем управляют законы природы. Они жили сегодня, а сегодня, для заведённых когда-то и исправно работающих часов, ничего больше и не нужно.
      Там, на создаваемом ими гобелене «мироздания», сшиваемым из лоскутов доступных им знаний, на этой дырявой и убогой картинке, где  пустот было больше, чем лоскутов, края которых, зачастую, не стягивались,- не было места Богу. И тогда апологетами безбожия, эти недостающие лоскуты, эти законы и аксиомы подменялись на упрощённые гипотезы, которые выдумывались в тиши кабинетов, а затем пришивались внахлёст на тот «гобелен». При этом они старались закрывать глаза на перекосы и «белые нитки», торчащие там и сям.   Так, неустанными усилиями  их и наступила Эра «просвещённых веков», а с ней, поступью варвара-завоевателя, пришёл атеизм, т.е. безграничная и безумная самоуверенность, основанная на ложном всезнании и вооружённая непомерной гордыней. Им всё было понятно, а то, что оставалось неясным, должно было сдаться на милость победителя в ближайшие годы, в крайнем случае – десятилетия. Это было время, когда заблудшие дети Создателя объявили себя венцом природы - главным достижением и результатом её. Не видя и не желая видеть Истины,  они не уставали любоваться собой.  А в это время, сквозь дыры и заплаты «гобелена», иногда нагло высовывались некоторые явления и факты, которых, в принципе - по  представлению «корифеев науки», быть не должно.  Признание этих  «фантомов» не позволяло им важно раздувать щеки и распускать перья в бесконечном самолюбовании. Это подрывало авторитет и «корифеев», и самой науки.  И тогда, очевидные события, даже наблюдаемые толпами, если события эти не могли быть внятно объяснены их, склонной к аутизму наукой, объявлялись бредом и галлюцинацией. Ну а в самом приличном варианте – атмосферными или иными феноменами. Несчастных  свидетелей этих «атмосферных галлюцинаций» всячески затыкали, преследовали и называли либо лжецами, либо ненормальными, а всё, что не укладывалось в «прокрустово» ложе официальной науки, просто игнорировалось. Долго ли эти SAPIENS пребывали в столь прискорбном неведении и самолюбовании? Вряд ли. Это ведь как детские болезни – ими необходимо переболеть, чтобы получить иммунитет. Вот и они вплотную подошли к пониманию простой вещи: атеизм не позволяет объяснить некоторые фундаментальные и краеугольные события и факты в окружающем микро- и макромире. Скопившиеся горы знаний, как растущие мышцы молодого организма, разрывали, сдерживающую их рост, несостоятельную и дырявую шкуру атеизма. Приходилось признать присутствие еще одной, и, видимо, основополагающей силы, еще одного игрока за столом, а, вернее,- хозяина заведения, без которого и игра не могла бы состояться. Они оглянулись в давно прошедшие «темные века», достали из хранилищ древние священные книги и, изучив, отвергли их. В поисках Творца они обратили взоры свои к небу, обследовали обозримое пространство и нашли только следы  вмешательства Его. Тогда они заглянули вглубь материи – и там были свидетельства Его присутствия. В недоумении оглянулись они по сторонам…
            Но, всё-таки, они были. Были зримые разуму свидетельства существования Творца, и были они внутри каждого одаренного Разумом и Душой. Этот бесценный Дар Создателя и был Главным Доказательством! Открылись глаза - осознали истинно разумные: не может материя родить Душу - подобное рождает подобное.  Душа – такой же реальный Дар, как Жизнь и Разум, это накопитель и носитель жизненного опыта и интеллекта. Душа - такая же объективная реальность, как и окружающий мир. Данная свыше, она является важнейшей частью Замысла Всевышнего, а, значит и принадлежит Ему. Этой частью своей одарённые роднятся с Богом, и только посредством Души можно Бога познать.   
         Задумались Мудрейшие народов Ипа о предназначении своём. Всеми силами  стремились они понять Промысел Создателя, определить своё место в нём, и уж тогда - исполнить волю Его. Для этого необходим был новый, пригодный для этой цели, инструмент. И вспомнили они, а, вспомнив, возродили из небытия  «дома приближенных к стопам Его» - монастыри, в которые стали отбираться лучшие из новых генераций каждого народа и каждого племени. Вот их-то главной задачей и было – отыскать верный путь и безошибочное исполнение наиглавнейшей миссии Одарённых.

                3.  И  ВОССИЯЛА  ИСТИНА…
 
         Время шло для камней и народов, а для живущих - птицей летело. И в храмах тех, ставших гнёздами поиска Истины, жернова богословских наук, вращаемы мыслью послушных, крутились впустую а истину ту, средь плевел, сыскать не могли. Как невозможно яйцу яйцо произвесть, так не возможно до срока идею родить.
         И вот, упершись разумом незрелым, но могучим в неодолимую стену преждевременья, забуксовала, заскребла впустую на месте богословская мысль. Бешеная энергия её, не находя выхода себе, выплеснулась в спорах и сварах, склоках и интригах. Вспомнились старые обиды, тайные и явные  прегрешения одних перед другими. Старые вспомнились, и новые придумались.  И тогда  рядом с опекаемыми и ожидаемыми плодами разума и в тени их, из древних, мрачных, почти забытых зерен зависти, недоверия и ненависти стали произрастать и укрепляться губительные заблуждения и идеи. В тиши монастырей и тайных собраний стали поговаривать об избранности и превосходстве одних народов над другими, о несправедливости раздела жизненного пространства, о необходимости передела источников энергии и уравнении жизненных возможностей. На этих ядовитых всходах, питаясь ими,  вооруженные  безумными и злобными идеями, зрели вожди и элиты,  которые иногда захватывали абсолютную власть над своими народами и пытались эту власть использовать для достижения намеченных ими богомерзких целей. Но народы  не были ещё  смертельно заражены  вирусом ненависти, а души их не разъела ещё ржавчина-зависть. И всё ещё действовал Запрет на кровопролитие и убийство, а народы  были послушны Воле Его.
         Неспешной вереницею проходили века, в течение которых медленно и неуклонно накапливался потенциал Разума на Ипе. Он рос, как молодое сильное дерево, широко раскинув корни и ветви  по всей планете, и, особенно, в местах его концентраций: в академиях, монастырях и школах. И вот, наконец, необходимая критическая масса его была достигнута на Избранной планете, и произошёл прорыв. Под сводами Храмов Разума и Духа, лучшим умам философов и мудрецов Избранной планеты, открылась Истина,  величественная и сияющая и такая же незыблемая, как горный пик, закрытый до поры облаками. И Истина та гласила:
    - целью всего сущего может быть только одно - служение Замыслам Создателя Мира, в которых  нам, детям Его, предназначается важнейшая миссия: Посев  Жизни в окружающем мире,  и распространение Разума  во все уголки Вселенной. Замыслы Отца Всевышнего – Закон для детей Его.
          День провозглашения Великой Истины в истории планеты был назван Днём Прозрения. Этот день был объявлен важнейшим праздником планеты, и всем правительствам и народам Консисторией Храмов предписывалось его ежегодное празднование.
          Новая, животворящая идея придала смысл существованию цивилизации: и уже затраченным ею усилиям, и тем, что ещё предстояли. Правительства и народы, отбросив распри и споры, объединили возможности свои, создав Единое Мировое правительство, в распоряжение которого передавалась третья часть общего потенциала планеты. Все народы и племена, без исключения, после длинного ряда веков, под знаком ложных идей, после десятилетий подозрительности, ненависти и ужасных предчувствий, ощутили возрождение угасавшей надежды. А предчувствие  счастливого будущего в бесконечном служении Замыслам Создателя, и ощущение вселенских масштабов предстоящей им миссии, сплотили народы. Академии наук всех шести Одарённых народов Избранной планеты открыли хранилища мудрости друг для друга, что позволило разрозненную мозаику многообразного опыта и знаний сложить в целостную грандиозную картину. Ими были построены совместные  исследовательские центры, генерирующие новые идеи и технологии. Во всех областях деятельности царили оживление, энтузиазм и подъём. И, вскоре, сотни красавцев-кораблей отправились к ближайшим звездным системам в поисках планет, созревших для посева Жизни. Они выполняли миссию свою, оплодотворяя все новые и новые планеты, разнося потоки жизни, ощущая чудо причастности к осуществлению цели  Всевышнего.   
          Золотая эра Ипа продолжалась не один миллион лет. Это было время, когда цивилизация Избранной планеты достигла своей вершины, когда смягчились сердца, а души очистились от скверны, когда не было бедных и было много счастливых. В эти счастливые тысячелетия все ощущали себя членами  команды одного корабля, имя которому - «Ип». А сам Ип был прямым посланцем Бога и каждый из жителей его чувствовал себя мессией и любимым дитём Его. Окружающий космос, поделенный Генеральной Конвенцией на шесть равных секторов, по числу представительствующих народов, засеивался в соответствии с положениями Генеральной  Конвенции, которая гласила:
 - каждая раса обязана засеять всякую пригодную планету в своем секторе с учётом условий и возможностей самой планеты;
 -каждая раса должна поселить на засеянной планете своих представителей в качестве основного населения, за развитие и процветание которого она несет полную ответственность;
 - поселения обустраиваются согласно основных принципов и законов материнской расы планеты Ип;
     - наличие на засеянной планете двух и более рас, в качестве поселенцев, приветствуется, но не является обязательным;
     - поселения общаются между собой посредством торговли, научных и    культурных обменов и обязаны поддерживать материнскую расу всеми своими возможностями;
    - все спорные вопросы, в том числе и «о принадлежности планет», все  конфликтные случаи, возникающие при заселении мирового пространства, решаются только мирными средствами, а в особо сложных случаях - на Совете планеты Ип; 
    -  нарушителям Генеральной Конвенции все расы Избранной планеты обязаны оказывать всемерное противодействие.
          Шесть рас – шесть народов Избранной планеты приняли Генеральную Конвенцию, как важнейший, перспективный план своего служения Богу.

                4.  ПЛАНЕТА – БЕСТИАРИЙ. ЗНАКОМСТВО.

           В секторе раптэров, возле одинокой звезды – белого гиганта, в привилегированном положении и идеальной позиции вращалась очень привлекательная планета. Она была значительно крупнее Ипа и всё здесь было другим: гравитация и естественная радиация, влажность и  атмосферная динамика, и, даже, собственное магнитное поле этой чудной планеты, не было стабильным. Оно постоянно и с некоей регулярностью изменялось, пульсировало и проявляло признаки произвольно живущего организма.
           Вначале, после  посадки на планету, все члены первой экспедиции испытали  шок от острых и явственных ощущений: казалось, будто невидимый великан держит каждого из них в одной из своих многочисленных и могучих рук. При этом он время от времени сжимает жертву в гигантском кулаке, а потом трясёт её, как бы стараясь понять, что у неё внутри. Происходило что-то  необъяснимое и от этого становилось страшно. Продолжалась эта экзекуция совсем недолго и, вслед за пережитым ужасом, наступили исключительно приятные, неизвестные народу-ра ощущения, которые полноценно одарённые народы называли - счастьем. Горячая волна неведомых ранее чувств накрыла команду и завертела в своих объятьях. Каждый на борту, вдруг прозрел и обнаружил, что он окружён преданными и готовыми на всё для тебя друзьями и подругами, что  они – дети лучшего во вселенной народа, и исполняют важнейшую из всех миссий! И все они – герои!  Кровь в их жилах кипела, переполняясь весельем и радостью, оптимизмом и энергией. Любовь, неизвестная им ранее, как цунами, накрыла их с головой. Это было похоже на чудо, это и было – чудо! Та чудо-любовь, о которой народ-ра слышал от других, которая заставляет одарённые ею народы, безумствовать, нарушая все правила и законы государства и морали. Так было и здесь. Через всё переступили они в этот день. Все клетки организма вибрировали и пели в экстазе. Двукратная сила тяжести не воспринималась вовсе, и казалось: разведи до отказа передние лапы, раскрыв перепончатые ладони, взмахни ими раз-другой, оттолкни посильнее пол своими мощными ногами и не прыгнешь, а полетишь, невзирая на силы тяготения. В тот удивительный  вечер привиделось им:   вот  она - новая Родина, где не придётся делить ни с кем: побережья и лагуны, реки и моря, леса и долины. Ни с кем и никогда! И так будет вечно, и обретённое счастье не покинет их никогда…
          И здесь случилось второе за день чудо: к изумлению всех членов экспедиции, командир их, крупный раптоид и уважаемый всеми без исключения, вдруг, впервые в истории народа-ра, - сочинил стихи! Те самые, наполненные чувствами, стихи, которые никогда не воспринимались ими ранее и, из-за которых раптэры во все времена, насмехались над соседями-хайтэсками и даже презирали их. Но и это случилось с ними в тот, первый, необыкновенный день, на планете Ра-6-3. Неизведанные ранее ощущения счастья и любви, братства и товарищества, потрясли их до основания и перевернули весь их мир. Обо всех этих понятиях они, конечно, слышали от других народов Ипа, да сами чувств этих прежде не знали. И не верили в их реальность. И вот теперь это пришло в их жизнь, и всё в одночасье изменилось в их глазах. Стихи командира, восхитившие всех в тот день,   звучали так:
                Мы - дети любимые грозного  Бога
                К вершинам успеха ведёт нас дорога
                Всегда и везде, на все времена
                Мы лучше всех лучших и цель нам видна.
                Шестая часть мира – нам этого мало
                Мы всё заберём – так нам Время сказало               
                Оно с нами  рядом летело и пело,
                Стремясь утвердить правоту передела…
     Затем, командир окончательно сразил команду, придумав ещё и мелодию к своим стихам. Они тут же решили, что это – гимн, посланный им Богом, и отныне он станет гимном всех астронавтов народа-ра. 
          Ошалевшая команда, переживающая чудесный бум неизведанных страстей, исполняла этот гимн раз за разом,  до полного изнеможения. Усталость, наступившая вскоре, была какой-то странной: сопровождалась нарушениями координации и головокружением, как после дурманящих трав или грибов. Потом все, как-то разом, проголодались, и, в нарушение судового расписания, самовольно, так как капитан нигде не обнаруживался, объявили по судовому радио вечерю – последний ужин. Покачиваясь, придерживаясь за стены, в обнимку парами и в одиночку, собрались в пищевом блоке. Почти все были здесь. Только не было капитана, врача экспедиции и лаборанток-биохимиков. Искать их не стали – капитан, как и бог, знает что делает.
           После обильного, но удивительно невкусного ужина, проходившего  в столовой корабля, совершенно неудовлетворённые качеством пищи, пренебрегая всеми правилами внутреннего распорядка корабля, начали экспериментировать на кухне, смешивая разные блюда. Требуемого эффекта достичь не смогли: ощущение наполненности было, а сытость не приходила. Странные подозрения стали одолевать их. Им казалось, что на корабле есть лучшая, более вкусная и полезная пища, но кто-то скрывает её от них. В этом заподозрили корабельного кока, медлительного раптоида, с туповатым выражением морды, но на самом деле хитрого и себе на уме, и диетолога экспедиции – не крупного раптэра, который, уж как-то через чур, льнул к коку. Это, конечно, они – больше некому! Вон они, какие упитанные! Подозреваемых, которые пытались скрыться, поймали и долго допрашивали. Но добиться признаний не смогли и поэтому заперли их в камбузе до утра, вероятно намереваясь продолжить дознание. А сами, предельно утомленные великолепным праздником и непрекращающейся борьбой с удвоенной силой тяжести, стали выключаться кто где. Но большая часть осталась возле пищеблока и камбуза, где заперты были подозреваемые.
          Ночь застала экипаж, бесчувственно валяющимся, на всех палубах звездолёта. И  ночь эта была прямой противоположностью дня – просто воплощением кошмара: жуткие сны – не сны, воспоминания – не воспоминания, в общем - кошмары  о погонях и свалках на палубах корабля, преследовали их всю ночь. Наутро никто толком о завершении вечеринки вспомнить не смог, хотя о гимне помнили, о бурлящей радости – помнили, помнили и о победной реляции в центр. А вот куда подевались три члена экспедиции: кок с диетологом и заместитель командира корабля по воспитательной работе - вспомнить не могли. Последний раз их видели за ужином, вместе со всеми, и были они очень упитаны и здоровы на вид. Утром же, на построении под флагом, их не оказалось. Обыскали весь корабль, все отсеки и, даже грузовые трюмы – и не нашли. Скафандры пропавших на месте, а самих  на борту корабля нет – загадка!
            Этот второй день, начавшийся с поисков пропавших,  ничем не напоминал первый: суставы, мышцы, связки – всё болело так, что о продуктивной работе не могло быть и речи. Изменились и сами участники экспедиции. Раптэры, изначально обладавшие прекрасно оснащёнными телами,  в это утро, поднявшись кое-как, с удивлением уставились друг на друга: вздутая  мускулатура украшала каждого из них, и было видно, как она от часа к часу прорисовывается всё больше. Проверив вес свой, они обнаружили, что все без исключения значительно прибавили. Врач экспедиции, находившийся в столь же трудном положении, как и все остальные, по долгу службы был вынужден исполнять свои прямые обязанности. Он, сверившись в это утро по журналу регистрации экипажа, случайно  обнаружил удивительную вещь: суммарный вес экипажа, почти  соответствовал общему весу прежнего экипажа, с учётом тех, пропавших, и, даже несколько превосходил его. Об этом, посовещавшись, решили в центр не докладывать, а между собой договорились:  исчезновение троих списать на обычно сопутствующие в таких долгосрочных рейдах, нештатные и аварийные ситуации.
            Повседневная работа экспедиции: облёты планеты и посев культур в разных её регионах, всё чаще стали прерываться бурными и свирепыми стычками участников. И никакие усилия врача, никакие препараты не помогали  снижению уровня нервной возбудимости экипажа. Свирепость и агрессивность стали гипертрофированными, как и мышцы, и совместное проживание в узких, замкнутых пространствах теперь было чрезвычайно затруднено. Экипаж стремился расселиться по одиночке, использовав для этого,  ранее не жилые отсеки. Но лучше не становилось, и обстановка на корабле непрерывно накалялась. Поэтому, на чрезвычайном совещании руководителей групп, было принято решение: взлететь на орбиту и оттуда, посылая челнок, продолжать посевы. Вскоре, вконец измотанный, и сам, ставший невростеником, врач экспедиции, обнаружил признаки ускоренного старения в организмах участников и доложил командиру о том, что биологические часы на планете сильно спешат. Насколько сильно? Пожалуй, что на полдоли за долю времени. Он также доложил, что находит в крови сотрудников небывалое количество гормонов, и это, по всей видимости, и обуславливает все изменения в их характере и организме. Работы завершили в ускоренном режиме и направились к родному, долгожданному Ипу. В пути часть участников экспедиции, окончательно одряхлев, умерли а, другие вернулась на родную планету древними старцами.               
            Правитель раптэров  Ра – 6 – Мудрый, раптоид высших кондиций, выслушав удивительные доклады командира и главных специалистов, распорядился начать освоение новой планеты силами самых долгоживущих родов – пустынников. Были такие среди народа-ра. Это были сообщества семей раптэров, проживающие на задворках империи, в засушливых пустынных и полупустынных регионах, на которые никто никогда не претендовал. Им, благодаря их удалённому, и, в общем, незавидному положению, не приходилось заботиться ни об имидже своём, ни о неприкосновенности родовых территорий, ни о балансах интересов, ни о многом другом. Эта ветвь раптэров прекрасно обходилась своими силами, не раздувала потребительский бум и существовала вполне автономно, не особенно нуждаясь в общении с сородичами. Замкнутый, удалённый мир, не подверженный стрессам, и, размеренный, неспешный образ жизни, сформировал клан существ с замедленным метаболизмом процессов, невозмутимым уравновешенным характером и созерцательным отношением к происходящему. Их, за заторможенность, между собой другие раптэры называли «хэмперами» т.е. «тормозами». Они, эти хэмреры, по всем признакам, казались идеальным вариантом в этой непростой ситуации с необычной планетой.
          Исследуемая планета была уже третьей по счёту, в ряду осваиваемых в правление Ра-6-Мудрого, которую начинали колонизировать по его указанию. Согласно давним традициям, её назвали, а, вернее сказать, обозначили логическим символом: Ра-6-3. Не обременённые излишними эмоциями, они не утруждали себя изобретением названий и имён. Они считали, что обозначение должно нести максимальную информацию, а не отвлечённые понятия. Они гордились своей логикой – всё должно быть  отражено в названии объекта: и чей сектор ответственности, и в эпоху какого императора осваивался, и каким по счёту в эпохе был объект.

                5.  ПОСЕВ  НА  РА–6–3.

              Все плановые и штатные акции, не  сулящие, особых хлопот в других рейдовых экспедициях, здесь проходили, на редкость, тяжело и неадекватно. Любой шаг, на этой дьявольской планете, приносил с собой сюрпризы. Они просто рождались вместе с каждым шагом, а, что ещё вероятнее, шли на полшага впереди.
           Второй рейд на 6-3, призванный скорректировать атмосферу планеты и заложить основы фауны, начался, как и первый, - с вулкана впечатлений и чувств у членов экспедиции. Те же ликование и эйфория, те же перемены в сознании и теле, только конечный результат был другой. «Хэмперы», как и ожидалось, сильно переменились, превратившись в  энергичных и быстрых раптэров, отдалённо напоминающих прежних увальней. Проходили эти процессы перерождения менее бурно, чем в первой экспедиции, и не сопровождались они прежними безобразиями и бесчинствами. Природа «хэмперов» не позволила им стать свирепыми и агрессивными бестиями. Поэтому и превратились они в  раптэтов, сравнительно беззлобного нрава, деятельных и мобильных. Но изменения, как оказалось, коснулись их гораздо глубже, чем выглядело это снаружи. Прежняя еда их теперь совершенно не устраивала и требовалась другая по составу пища, более насыщенная протеинами. При этом протеины растительного происхождения не казались им привлекательными. На совете команды, зная подробности первого рейда на эту планету, приняли решение: во избежание рисков и эксцессов,  выращивать на борту, в качестве дополнения к ежедневному рациону, животный белок. Это, конечно, большой грех, по понятиям, существовавшим на Ипе на тот период, но экстренные обстоятельства требовали и экстренного компромисса, а иначе выполнение миссии оказывалось под угрозой срыва. В возникшем конфликте фундаментальных ценностей между выполнением Главной миссии одарённых и древними религиозными и, возможно, устаревшими догмами, приходилось выбирать. И выбор был сделан: в качестве пищи стали выращивать в одном из корабельных трюмов, заполнив его местной водой, криль, благо он размножался с необыкновенной скоростью. Водяные рачки, мелкие и травоядные на Ипе, здесь, сильно увеличились в размерах и, наряду с традиционным своим блюдом - водорослями, с удовольствием поедали более мелких собратьев своих. Начавшаяся и непрекращающаяся война в трюме, сильно озадачила биологов экспедиции, но выполнение миссии никто не мог отменить. 
             Свою деятельность на поверхности планеты они начали с корректирующего посева микроорганизмов, которые, расселившись в местных морях и воздействуя на сложившуюся биосферу планеты, должны были изменить и состав атмосферы. Дело в том, что микроорганизмы первичного посева /первой экспедиции/ успешно расселились и сумели сильно размножиться, к появлению второй экспедиции, но, при этом, неузнаваемо мутировали. Атмосферу-то они создали, но совсем не такую, как ждали от них. Зато моря, благодаря им, превратились в  бульон из планктона и мелкого криля, который в условиях местной, слишком бедной кислородом, атмосферы, в отличие от своих собратьев в трюме корабля,  мирно жил и усиленно размножался.
          Вторая экспедиция на Ра-6-3, как могла, скорректировала ситуацию: требуемую атмосферу всё-таки получили, увеличив количество кислорода и улучшив качество остальной газовой смеси. Но теперь криль, безобидный прежде  криль, превратился в исчадия Ада. Бульон просто закипел – все принялись пожирать друг друга. Чудовищная энергетика возникшего нового сообщества побуждала его предельно жестко конкурировать в борьбе за жизнь. Они рождались для двух вещей: чтобы сожрать соседей и дать продолжение роду. Эволюции видов  протекали за несколько поколений, существа видоизменялись на глазах и все изменения направлены были на выживание и доминирование вида.  Так и жили они: пожирали друг друга и размножались, размножались и пожирали.
          Император Ра–6, обеспокоенный приходящими докладами, приказал отправить на планету «6-3» долговременные экспедиции с  целью – скорректировать местные нравы и создать пригодные условия для поселения стационарной колонии. Согласно воле монарха,  отправили несколько кораблей со столь удачно вписавшимися в местные условия, «хэмперами». Команды сеятелей неутомимо трудились, исполняя повеление: разбрасывали над планетой споры и семена растений, способных жить на песках и голых камнях, питаться только светом и тем, что можно взять из атмосферы. Они, при этом, должны были создавать плодородную почву из местных материалов и собственных тел для последующего посева и произрастания нормальной, привязанной к грунту, флоры. Всё было направлено на увеличение основания пищевой пирамиды - растительного покрова будущей родины.
         Но случилось то, что случилось: под воздействием местных условий, безобидные микроводоросли, лишайники и мхи превращались в плотоядных  бестий и бросались в бескомпромиссную борьбу с первой волной поселенцев – крилем, уже  принявшимся осваивать побережье. То же происходило здесь со всеми последующими попытками заселения: существа с материнской планеты не выживали, более нескольких дней – их съедали. Но если они всё же успевали отложить яйца, то из  нормальных, казалось бы, яиц появлялись монстры, способные на третий день жизни сожрать своих несчастных родителей. Метаморфозы, происходящие с живым материалом, противоречили Законам и Запретам, существовавшим в те времена и уважаемым всеми народами Избранной планеты. Поэтому эксперименты с заселением Ра-6-3 решено было прекратить.
         Свирепый плотоядный мир, целиком построенный на каннибализме, пугал и отвращал от себя, но наблюдение и изучение эволюций на «Бестиарии», как теперь стали называть «Ра-6-3», решили продолжить. При этом изыскивались возможности практического использования удивительных свойств аномальной планеты. Ещё не зная,  для чего им нужна эта безумная, жестокая планета, но уже догадываясь; ещё не ставя конкретных целей, но что-то предвидя и предполагая, руководство империи Ра выделило огромные средства для проведения этих работ. Целая армия исследователей со своими кораблями, лабораториями и базами, исполняя приказ императора, трудилась на «Бестиарии». Ежедневно они  узнавали много нового и о себе, и об окружающем мире. Копилка знаний, определяющая лидерство в негласной гонке народов, разбухала на глазах, радуя руководителей империи Ра.
          Молва о «чудесной» планете и метаморфозах, происходящих там с раптэрами, широко  распространилась в государстве Ра, и все подданные империи мечтали хоть раз, хоть ненадолго побывать на Ра-6-3, и увезти оттуда то, о чём рассказывали побывавшие там. Риск и некоторые возможные издержки стоили того результата. Высокая престижность командировок на Бестиарий объяснялась не только приобретением дополнительных личных переживаний и свойств, но и высоким статусом учёного, который приобретался каждым, поработавшим там. Все они участвовали в великих проектах,  открывали новые формы жизни, новые законы развития жизненных форм,  вписали свои имена в историю науки и планеты. Они же и установили все основные факторы и причины мутаций жизненных форм на Бестиарии. Удивительные местные условия провоцировали в организмах бешеный рост гормона размножения, силы и агрессии - это и подстёгивало всеобщую активность. Все здесь спешили, так как забег, обычно, был коротким – кругом одни едоки. 
              Однако, при наступлении переполненности пространства живыми организмами, а это всегда происходило в спешащем мире, в целях повышения шансов на выживание, члены вида, как бы осознавая себя единым сообществом, объединялись по характерным для себя признакам. И затем  все вместе, активно начинали охоту на конкурентов, уже не имея целью их сожрать, а только из стремления очистить пространство для собственного развития. Если война проходила успешно, и вид, первым осознавший себя единым организмом, всё-таки успевал уничтожить самых опасных конкурентов, то какое-то время вид доминировал в регионе. Но затем, когда всех вокруг съедали, приходила очередь маленьких и слабых - уже внутри вида-победителя. Родители поедали детей своих и своих ослабевших родителей. Это было так же отвратительно и ужасно, как неизбежно и неминуемо.
           Подавить все эти процессы никогда не удавалось. И, какие бы цели исследователи себе не ставили, как бы не старались «создать мотыгу», в результате всех усилий, всегда получался «боевой топор». Это было чистое зло, которое можно было использовать только как оружие.
         Приближалось время прихода императора Ра-13 …

                6.   ИМПЕРИЯ  РА.

     Могучий народ раптэров, многочисленный, уверенный в своих силах, разумный и хладнокровный, произошедший от древних ящеров-предков и унаследовавший многие их «фамильные» черты, процветал на Избранной планете. Они были очень различны по своим возможностям, внешнему виду, и местам обитания. Всех вместе их называли – раптеры, но сами они подразделялись на два подвида: те, кто ходил на двух ногах, именовались раптоидами, а те, кто – на четырёх – раптерами. Они могли жить, практически везде, как на засушливых плоскогорьях Ипа, в пустынях и полупустынях, так и в дельтах рек и на морских побережьях. Они не были гигантами, но они не были и карликами. Их семейно-родовые поселения располагались всегда в ареалах традиционного обитания. С течением времени поселения эти, разрастались вширь и  вглубь, не превращаясь в шумные, перенаселённые города. Природные свойства раптэров, их нравы и характер не позволяли им делать этого.
        И всё-таки, несколько десятков городов  было в государстве Ра. Это были особенные города - центры административных округов. Прямоугольно распланированные на одинаковые  кварталы из четырёх зданий, с широкими путепроводами, более похожие на военные лагеря, чем на города. Они застраивались с исключительно административными целями и только одно- и двухэтажными зданиями. По периметру город окружало плотное кольцо из двух-трёх рядов технических одноэтажных строений, где сосредоточились службы, обеспечивающие все жизненные,  коммуникационные и прочие потребности менеджмент-центров. Это были центры управления всей деятельностью государства, куда с рассветом собирались для исполнения своих функций чиновники и те, кто в них нуждался. А при наступлении сумерек все разъезжались по своим виллам, домам, поселениям и город пустел. Лишь коменданты кварталов оставались в своих штабах до утра, да исполняли свои обязанности охранники и технический персонал.
      Разные виды раптэров, имея общие древние корни, общие видовые признаки и подобные свойства, сильно разошлись на путях эволюции. Подчиняясь Закону, данному им свыше, они всегда ели растительность. Но размеры, сила и крепость тела, высокий гормональный фон в крови, часто подстрекали их решать спорные вопросы, возникающие иногда в межличностных отношениях, в схватках и поединках. При этом случались травмы и увечья, а иногда, вследствие ранений, и смертельные исходы. Умысла на убийство быть не могло – Высшие Запреты в те времена были непререкаемы. Однако характер, как и основные признаки расы, не переделать.
     Чтобы снимать постоянно генерирующееся напряжение в обществе,  у раптэров было изобретёно замечательное средство, новый вид межличностных отношений и отличный способ для «выпуска пара». Назвали его спортом, и он стал национальной идеей. У других народов, полноценно одаренных Душой, вследствие внутренней необходимости, появились различные способы и формы самовыражения: поэзия, проза, музыка, скульптура. Эти и многие другие формы выражения счастья получили общее название – «цветы души», и были совершенно недоступны народу-ра. Поэтому нишу, которую у полноценно одаренных  занимали «цветы души», у народа-ра, целиком и без остатка, занимал спорт. Спорт разнообразный и многоликий во всех его проявлениях заменил им все существовавшие прежде виды досуга, и отныне он занимал у них всё незанятое трудом на империю время. Совет при императоре, созданный ещё в старину для разрешений тяжёлых и кризисных ситуаций, считая вопрос исключительно важным для здоровья народа-ра, постановил:
- для разработки правил поединков и соревнований, для надзора за их соблюдением - организовать министерство спорта и его региональные отделы;
- не санкционированные бои, поединки и состязания – запретить навсегда;
- организаторов и участников запрещённых мероприятий подвергать суду и каторжным работам на рудниках;
-  правила разработать так, чтобы они обеспечивали минимальный ущерб для участников состязаний и максимальное к себе уважение;
-  для финансового обеспечения министерства разрешить спортивный тотализатор и брать плату с участников за право участия в состязаниях, а со зрителей за возможность присутствовать, наблюдать и выигрывать в тотализатор.
      Новоявленное министерство, в активном сотрудничестве с министерством здоровья народа, разработали правила спортивных поединков с учётом предъявленных требований. Они же издали закон, по которому в государстве Ра вводился обязательный и поголовный контроль за состоянием и развитием подрастающего поколения.  Согласно ему, с юного возраста, с момента созревания, у всех без исключения подростков, производился забор и контроль состава крови. По результатам его, принимались решения: всем, с повышенным гормональным фоном, потенциально агрессивным и опасным для общества раптэрам предписывалось участвовать в подобных состязаниях и предписание это не обсуждалось. Когда составляли правила поединков, исходили из необходимости сдерживать избыточные проявления свирепости и кровожадности бойцов, не позволять им наносить друг другу тяжкий вред, но при этом, наказывая, не слишком навредить нарушившему правила – калеки, как известно, не нужны никому. Нарушение принятых правил каралось, в зависимости от тяжести проступка, либо отрыванием нарушителю одного из пальцев конечностей, либо удалением передних резцов из челюстей. Дозволялось в одном бою отрывать до двух пальцев, после чего нарушителя-рецидивиста изолировали на некоторый срок в отдельной камере и подвергали активному лечению препаратами. После такого «лечения» пациент долгое время жил, как во сне: медленно двигался и туго соображал. А особо злонамеренным нарушителям, удаляли соответствующие железы – так и проблему избытка гормонов у данного экземпляра удавалось решить, и  рождение аналогичных особей – избежать. Все эти меры, а особенно последние, очень впечатляли  остальных участников процесса и являлись серьёзным сдерживающим фактором для желающих победить неправильно. А им всегда так хотелось побеждать…
       Существа с большим мозгом и трезвым разумом, с минимальным набором, не определяющих успех, чувств, но хранящих понятия – долг и честь; вид, с высоким болевым порогом, одарённые природными храбростью и свирепостью, всегда готовые к бою и соитию –  такова их суть, и таковы они - народ-ра. Это был их карт-бланш и путёвка в будущее.               
      
                7.  КОСМИЧЕСКИЙ  ОПЫТ  РА.

          Кроме неудачных попыток, таких как с планетой «Бестиарий», у народа Империи Ра имелся и другой, более обширный и успешный опыт. Неудач в освоении космоса у всех народов было немало, хоть и не больше, чем продуктивных попыток. На результатах космических экспедиций сказывалось всё: и отсутствие опыта, особенно в начале эры освоения космоса, и, различные планетарные и внешние факторы, и фактор исполнителя. Факторов таких всегда оказывалось больше, чем хотелось и предполагалось: здесь всегда вмешивались температура и давление на исследуемых планетах, которые провоцировали агрессивность местных сред и их непредсказуемое поведение. Здесь часто мешали высокая естественная радиация и сильные магнитные поля, влияющие на жизнедеятельность организмов и работу приборов, здесь могли разрушить планы неустановившаяся тектоника и бурный характер местных океанов и атмосферы. А разнообразнейшие космические условия вокруг конкретной планеты не облегчали задачи. Обстоятельства эти могли быть явно выраженными или скрытыми, и требующими длительных наблюдений.  Такие факторы, как: орбита осваиваемой планеты вокруг своей звезды, качество и стабильность во времени спектра излучения и характеристик светила, поведение самой планеты – все они требовали времени для изучения. А время – самая большая ценность и стоит очень дорого.
      Были неудачные попытки заселения планет, расположенных в звёздных системах со следами космических катастроф, в виде дрейфующих скоплений скал и камней и способных жестоко бомбардировать поверхность планет. Фактор этот мог быть не явным и проявиться не сразу. Поэтому решение могло быть только одно: освоение новой планеты можно начинать только после тщательного комплексного изучения звёздной системы, к которой принадлежит планета. Не имея достоверных данных о маршрутах и количестве метеоритных полей, невозможно противостоять этой опасности, которая может осуществляться круглый год. Но может только раз в году, но до полного  разрушения всего: от построек и станций до материков и выстроенных климатических условий. Это сильно усложняло и удорожало весь проект. Только выбора не было.
        В процессе приобретения всякого опыта, и неудачного в том числе, неизбежно появлялись новые навыки, знания, и революционные технологии. Выстроились методики оценки планет и философия для прогнозирования возможностей и путей эволюции живой материи в конкретных условиях. Оказались остро востребованными профессионалы  из разных областей знаний. Великая идея, объединив устремления народов Ипа, дала мощный импульс для развития науки на всей планете, и у народа-ра в том числе.
          Правители империи, сменяя один другого, не жалели средств и сил, отправляя всё новые и новые экспедиции к планетам сектора Ра. Часть из них были успешны и результативны, часть бесследно исчезала в бездонности космоса. А многие другие возвращались, сделав первый, подготовительный посев очередной серии перспективных планет близких звёздных систем, одного из уголков сектора Ра. Обожжённые радиацией чужих звёзд, утратившие в суровых испытаниях страх смерти, окружённые всеобщим вниманием и восхищением, они готовы были на всё, во исполнение своей главной миссии: завоевание для своего народа просторов Вселенной.
           Первая волна космической экспансии накатила и схлынула: и ресурсы истощились, и пришло время паузы и ожидания результатов первых посевов. Да и процессы образования первичной жизни в акваториях оплодотворённых планет – очень длительны, а уж создание атмосферы – в десять раз более того. Полёты, конечно, продолжались, и это в основном были разведывательные рейды по маршрутам первых сеятелей и попутным поиском новых достойных претендентов для одарения Жизнью. Ожидания оправдывались не везде, но там, где всё шло по плану – вскипала Жизнь. Туда отправлялись экспедиции второго этапа. Это были первые поселенцы и строители нового мира. Их цель – посев, и организация развития местной флоры и фауны в нужном направлении. А нужно всегда лишь то, что соответствует интересам народа-ра, как вида: никакой конкуренции с другими доминирующими, одаренными расами, изобилие корма и территорий, отсутствие каких либо вызовов и угроз.

               
    8.  Н А Р О Д Ы   М О Р Я .

           Особенно сложные отношения  на Избранной планете складывались у раптэров во все времена с приматами моря, головорукими  примэксами. Это был наиболее продвинутый и организованный  народ моря. Большая их часть  считала шельфовое мелководье морей и океанов  своей родиной, и не желала делиться изобильными подводными лесами с другими претендентами, и раптэрами, в том числе. Ни те, ни другие не хотели уступать, были равными, по силам соперниками, и из-за этого они постоянно пребывали в состоянии непрекращающегося, вялотекущего конфликта. Это даже походило на тупик: возможности их были подобны, удача была переменчива, а терять лицо никто не хотел.
       Обладая  гибкими, многочисленными умелыми руками и крупным высокоорганизованным мозгом, примэксы значительно опередили в развитии своей техногенной цивилизации менее одаренных собратьев –  теплокровный ныряющий народ моря. Благодаря этому, они ещё в давние времена постепенно вытеснили ныряльщиков с наиболее лакомых и благодатных участков. Эта сложившаяся ситуация, являлась серьёзным препятствием для роста численности ныряльщиков и их дальнейшего развития, как равноправного члена в сообществе народов Ипа. Это же было и постоянным предметом споров, ссор и переговоров между двумя морскими народами. Высокие технические достижения морских приматов, их изобретательность, хоть и обеспечивали всегда независимость и жесткость их позиций в переговорах с оппонентами, однако борьба на два фронта не могла быть успешной вечно. И, поэтому, приходилось искать компромиссы, а иногда в чём-то и уступать. Стремясь обеспечить себе безопасные тылы, а, если возможно, то и союзника, Совет примэксов выработал успешную стратегию отношений с ныряльщиками: как только противоречия между ними накаляли обстановку до опасной черты, - на заводах примэксов строилась многоярусная плавающая платформа и торжественно передавалась в дар ныряльщикам. С заверениями в вечной дружбе и сотрудничестве. Ну а те, сами транспортировали её в удобное им место и там ставили на якоря. Затем на платформах разводилась желаемая флора и фауна и готов плавучий остров-инкубатор, он же плантации и столовая, он же и место отдыха ныряльщиков. Чтобы соблюсти приличия, и не потерять в глазах своих и чужих, подобные сделки оформлялись, как договоры о торговле и сотрудничестве, и, согласно им, ныряльщики, взамен построенных для них платформ, поставляли примэксам определённые виды товаров и услуг. В основном это было продовольствие. Но было у них ещё нечто, признанное всеми на Ипе: возможности их интеллекта были чрезвычайно высоки, и теоретиками они было отменными. Поэтому их инженерные проекты, научные работы и изыскания, считались на Ипе ходовым и востребованным товаром.  Примэксы часто заказывали им необходимые расчёты и исследования, и, получив всё, в высоком качестве исполнения и на оговоренную сумму, всегда оставались в убеждении, что и на этот раз они в выйгрыше. Сложившиеся взаимоотношения между ныряльщиками и головорукими устраивал обе стороны и даже позволял им вступать в союз против третьей стороны – раптэров.
     Ныряльщики – добродушные, теплокровные существа, нескольких подвидов, дышащие воздухом планеты, не обладающие конечностями, пригодными для тонких манипуляций или технической деятельности,  осознавая свои ограниченные природой возможности, не стремились и, даже не делали попыток, занять более привилегированное положение в табеле о рангах на планете Ип.  Разум и Душу они с благодарностью получили из рук Создателя, но анатомия подвела. При такой ситуации ничего не оставалось им, как занять доступные ниши, а это – культура и наука планеты. Из их среды вышли лучшие композиторы и поэты, историки и учёные-теоретики. Благодаря своему уму и природной дипломатичности им удавалось решать практически все проблемы взаимоотношений с примэксами и, зачастую, с раптэрами. Хотя последнее давалось достаточно трудно и не так часто.
       Дети их жили и воспитывались в питомниках на  платформах, в постоянном общении с себе подобными, вырастали коммуникабельными и развитыми существами, а их родители, не обременённые заботами о подрастающем потомстве, не нуждаясь в домах и тёплых спальнях, в постелях и одежде,  совершенно не заботились о своём быте. Это обстоятельство сильно облегчало им жизнь и высвобождало энергию и время для решения других насущных задач: профессиональной деятельности, карьерного роста, развлечений и удовольствий. Именно они, эти «легкомысленные ныряльщики» взвесили бессмертную Душу, зафиксировали её на видеоноситель и именно они впрямую увязали Дух Создателя и Душу подарённую народам Избранной планеты. 
     Техногенный характер  цивилизации примэксов  был обеспечен, в основном, благодаря их физиологическим особенностям и возможностям. С первых лет Просветления, приматы моря и суши, обладая подобными свойствами тела и мозга, чувствовали взаимную симпатию, которая со временем, не омрачаемая территориальными конфликтами, переросла в прочный политический и военный союз. Подводные жители всегда были чрезвычайно заинтересованы в добрых отношениях с сухопутными союзниками ещё и потому, что производство основных компонентов космической программы: металлов, полупроводников и многих других материалов возможно и целесообразно только в атмосфере планеты. А без  космической программы осуществлять важнейшую функцию Разума – заселения окружающего пространства – невозможно в принципе. Из всех  кандидатов в союзники раптэры исключались сразу и бесповоротно. Причинами были и постоянные территориальные споры, и их свирепый, неуживчивый характер. А вот с инсектами могли бы сотрудничать жители моря, и даже были у них обширные торговые отношения, но дальше этого дело не пошло. Обособленная цивилизация инсектов, из всех возможных союзов и коалиций, только союз с примэксами считала приемлемым и желательным для себя. Однако, дальновидные хозяева морей, давно сделали свой выбор и всегда твёрдо придерживались его. Это и привело союз приматов Ипа к доминированию на суше и на море.


9.  И Н С Е К Т Ы .

           Инсектам также досталась часть Великого Дара, состоящего из Жизни, Разума  и Души. Но не всем инсектам, а только коллективным. И не всего дара, а в основном, первой и второй его части.
          Разум их расы складывался из раздельных, мелких частей и крупиц, фрагментов и полей в гигантскую мозаику. Каждый член семьи был носителем крупицы разума, но не мог ею распоряжаться, а мог быть только составляющей частью некоего целого. А семья, в целом, являлась носителем  интеллекта и личности, которые концентрировались на царице семьи. Царица,  представляла запросы, требования и пожелания своей семьи, как единого целого, отдельного индивидуума.  Их разум был универсален и эффективен. Но так было  только при  неразрывной суммарности интеллекта. Стоило нарушиться связям между членами семьи, и всё: эта изумительная машина давала сбои, тормозила, пробуксовывала и становилась, поведением своим, похожа на тихого сумасшедшего: бессмысленные суетливые действия, переходящие, со временем, либо в ступор, либо в необоснованную агрессию. 
          Непрерывный телепатический контакт цариц всех семей одного вида, замыкался на старейшую царицу вида – Приму. Функции воспроизводства новых членов семьи Примы перепоручались её старшей дочери. Ну а Прима, как иерарх вида, являясь коммутатором суммарного Разума вида, представляла его мнение и интересы внутри Сообщества Инсектов.   
            Раз в году, весной, молодые созревшие самки, готовые к продолжению рода, получали возможность для создания своей семьи. В этом им оказывалось всемерное содействие со стороны Сообщества: выделялись территории и строились первичные капсулы – ядра будущих родовых гнезд. Затем в семье-матке наступал период ожидания, а принцессам предоставлялось время, для достижения желаемых результатов. Существовало одно важное условие, выполнение которого было необходимо, для принятия новой семьи в Сообщество семей инсектов. Семья - претендент, возглавляемая молодой царицей, а это: многочисленные мужья царицы, приближенные советники, сохраняющие  информацию, слуги двора, стражники и войны, а также рабочие всех уровней и специализаций – весь этот организм, развивался поэтапно и постепенно. Все они имели одну цель - они добивались достижения некой черты, за которой наступает зрелость индивидуума. Не достигая нужных кондиций за предоставленный срок, семья не могла быть признанной полноценной и равноправной. А это - провал всей миссии. Это признание неудачи принцессы, её изгнание, равнозначное гибели, и полное расформирование несостоявшейся семьи. Членов неудавшейся семьи распределяли по окружающим семьям этого вида. Ими замещали все самые низшие должности в строгой организации Дома. Предполагалось, что все они виновны в неудаче, постигшей несостоявшуюся семью, что все они были недостаточно преданы своей семье и недостаточно усердны в служении ей. А, значит, - виновны. В основном, они становились мусорщиками. Навсегда. Без права на изменение статуса, и без права на надежду… 
           Вначале, когда народы были малочисленны, а многие территории не заселены, все на Ипе жили вольготно и расслаблено. Они и не догадывались о грядущей конкуренции, и ещё недооценивали значение интеллекта в арсенале средств, предназначенных для выживания и процветания вида. Тогда у инсектов никаких обязательных требований к молодым семьям и не предъявлялось. Но позже они всё-таки осознали, что интеллектуальный продукт народа – это жизненно важный аргумент успеха: это возможности прогнозирования ситуаций и развития событий, это прогнозирование конфликтов и возникновений союзов и коалиций, это, в конечном счёте, повышение возможности выживания. И вот, в конце эпохи Тёмных веков, пришли времена взаимной подозрительности, страха и ненависти, когда каждый народ подозревал своих соседей, когда никто не верил никому. И тогда в Сообществе инсектов остро встал вопрос выживания вида и повышения его жизнеспособности. Именно тогда и появились правила отбора в «полноценные», и для каждого вида в Сообществе инсектов, черта достижения необходимого потенциала стала определяться по специально разработанному Советом, коэффициенту. Эти обязательные правила отбора и принятый коэффициент содействовали, по мнению Сообщества, улучшению вида,  его конкурентоспособности, а самое главное – повышению качества его интеллекта.   
           Управлялось и координировалось Сообщество интегрированных инсектов Верховным Советом. Члены Совета никогда не встречались друг с другом, но были ближе, чем сёстры, ближе, чем инсекты одной семьи. Это были Примы  разных видов Сообщества:  летающих и бескрылых, из наземных жилищ и подземных. Они обладали общими знаниями, общими мыслями и единой волей. Связь между ними осуществлялась тем же способом, что и внутри вида, и также непрерывно, только  на особом, закрытом канале. Статусы Прим были одинаковы, а голоса их равноценны. Верховный Совет инсектов олицетворял собой безукоризненную логическую машину, не знающую сомнений и эмоций, сбоев и неудач. При всей кажущейся многофункциональности, машина  имела всего лишь одну цель: сохранение инсектов, как вида, и максимальное расширение его жизненного пространства. Эту главную цель Верховный Совет никогда не озвучивал в общении с другими народами, и считал её важнейшим государственным секретом (хотя этот «секрет» ни для кого на Ипе не был секретом). В официальной своей политике Верховный Совет провозглашал важнейшей своей задачей - выполнение, принятой  народами Ипа, аксиомы: высшая цель всех разумных Ипа – это исполнение Божьего замысла – наполнение окружающего пространства Жизнью и Разумом. Какой Жизнью и чьим Разумом должен был наполниться мир, у инсектов сомнений не возникало никогда. И для воплощения этого они делали всё, что могли.
           Главный закон семьи для всех её членов гласил: благополучие и развитие семьи – превыше всего. Простой и безукоризненный закон в сочетании с осознаваемой минимальной или даже нулевой собственной ценностью, делал инсектов не знающими колебаний и страха, предельно преданными семье существами. Закон  этот - нерушимый скелет их бытия. Семья – это их всё.
       Инсекты,  кардинально отличаясь во всём от остальных народов Ипа, не ощущали внутренних потребностей общения, с кем бы то ни было. Их  цивилизация была аутичной. Если бы они были вполне самодостаточны, то так, вероятно, и было бы - они замкнулись бы в своей скорлупе. Но был один непреодолимый для них и жизненно важный момент успешного существования: технический прогресс – важнейшая часть общего прогресса цивилизации и каждого народа. И он не давался им: не могли они изобретать и открывать новое. Усовершенствовать чужое, перестроить под себя – это да, но и не более того. Понимая, что могут навсегда отстать от «каравана», они вынуждены были искать выгодные контакты с другими расами и имитировать благожелательность и лояльность всем другим народам Ипа.
               
               
10.  ПРИМАТЫ   СУШИ – Х А Й Т Э С К И.

           Существа, созданные природой с претензией на грациозность, с хорошим запасом прочности (два глаза, два уха, два полушария мозга, две почки и т.д.), с изощренным, гибким умом, как результатом сочетания прямохождения, удачной конструкции верхних конечностей и избыточной дозы лени, успешно делили с другими одарёнными народами Избранную планету. У них, конечно, были свои недостатки,  впрочем, как и у всех остальных народов. И недостатки эти были весьма серьёзными, стойко сохранявшимися из поколения в поколение, почти как признаки вида. Здесь и избыточный индивидуализм, вырастающий из естественной самостоятельности и, зачастую превращающийся в эгоцентризм, и попытки строить окружающий мир под себя. И, связанные с этим, завышенная самооценка и очень нескромное преувеличение значения собственной персоны для окружающего мира. И, происходящее отсюда, чрезмерное влияние инстинкта самосохранения, становящегося, иногда, откровенной трусливостью. Здесь и нестойкость в принципах своих и некоторые другие, не красящие их качества, построенные на этих «трёх китах». И всё же, уступая своим соседям в отдельных важных компонентах: кому-то в логике и последовательности мышления, кому в размерах, силе и функциональности, кому в принципиальности и честности, и многим – в храбрости и расовой солидарности, они, эти удивительные хайтэски, явно превосходили их всех. Превосходили мощью интеллекта, гибкостью  мышления, изобретательностью, хитростью, что и позволило им процветать в такой представительной компании. И еще: важнейшую часть Божественного Дара отпущенного Избранной планете – Душу, невостребованную в полной мере некоторыми народами, они приняли всю, без остатка. Поэтому многие слова, мысли и поступки их были непонятны для бедных душой народов. Эта необъяснимость поступков, нелогичность поведения, туманность фраз, где каждое слово можно было истолковывать и так, и эдак, очень раздражали и Совет Инсектов, и подданных империи Ра. Это позволяло и раптерам, и инсектам считать хайтэсков неполноценным, безнадежно испорченным видом с перекошенным разумом. Не могли  существа, выросшие в условиях строгой иерархии и рациональной логики, признать разумным другое существо, которое способно было рискнуть в экстремальной ситуации собственной жизнью, для спасения равного себе или стоящего на более низкой ступени иерархической лестницы - нет здесь логики, а, значит, и нет здравого смысла. Не понимали они, дети причинно-следственной связи и холодного анализа, как может разумный тратить драгоценные энергию и время на создание бесполезных и бессмысленных, на их взгляд, предметов, не имеющих никакого практического применения. А эти, гуманоиды, тратили! Одни рисовали картины, а другие часами на них смотрели, хотя любой раптэр или инсект за секунды считывал с любой из этих картинок всю информацию - это ли не признаки идиотизма и деградации. Эти «мягкокожие слизни», как меж собой называли их противники, выдумали много ненужных, засоряющих речь,  слов: красота, доброта, гуманизм и множество других, столь же бессмысленных звукосочетаний, которые  можно заменить всего лишь двумя понятиями: целесообразно и не целесообразно – ведь это так просто и информативно. Но особенно необъяснимо и странно было для народов с безупречной логикой: как, этим мягкотелым, недисциплинированным и недальновидным существам, удался такой стремительный прогресс, такой мощный технический рывок, поставивший их вместе с их, двоюродными братьями-горанами и их головорукими морскими союзниками на недосягаемую высоту. Всё-то у них получалось. Всегда или почти всегда их проекты завершались успешно. Техника и технологии – лучшие на Ипе. И союз, созданный ими, был идеален: тонкая, умная политика хайтэсков и время показали, что у союзников не было причин для взаимного недоверия. Хороший фундамент построили для своего союза хайтэски: полная интеграция интересов, технологических и товарных схем, никаких территориальных споров и притязаний между союзниками. В этакий монолит никакой клин не вбить. А этого так бы хотелось соперничающим с ними расам. И как противостоять таким сильным противникам – совершенно непонятно.
          Стратегические центры  конкурирующих рас, по заданию своих правительств, проанализировали сложившуюся ситуацию и сделали несколько предположений, объясняющих успехи хайтэсков:
-    они нашли источник новой информации, недоступный всем остальным, возможно инопланетный – отсюда постоянное расширение возможностей, обновление идей и технологий;
-  они создали и держат в глубокой тайне особенно мощную машину искусственного разума, что обеспечило решение многих инженерных и технологических задач в короткий срок и столь значительный прогресс;
-   удачный союз с приматами моря и народом гор обеспечил гуманоидов                сырьевой и энергетической базой для быстрого  развития  промышленных
структур и проектов, а их совершенная интеграция распределила усилия.               
      Последний пункт был наиболее близок к истине, но и он не объяснял всего. Не один из холоднокровных не мог признать, даже наедине с собой, что причина потрясающего успеха хайтэсков кроется в сочетании их интеллекта и души. Той самой, которую они недооценили, и которой пренебрегли.               
               
                11.  НАРОД    ГОР.

           Народ гор и пещер - гораны, имел общие исторические корни с хайтэсками, но задолго до получения Великого Дара, избрал для себя средой обитания пещеры и глубокие ущелья в многочисленных горных системах Ипа. За тысячелетия проживания там, под влиянием окружающих суровых условий, он  утратил многие черты предков, оказавшиеся не нужными здесь, и приобрел новые, необходимые и полезные.  Мощное тело горана опиралось на короткие толстые ноги, могучие руки свисали до колен, крепкий, покрытый короткой очень жёсткой и густой щетиной череп, прочно сидел на мускулистых плечах. Глаза, изменившиеся за тысячелетия проживания в пещерах, прикрытые сверху подвижным роговым козырьком, бывшим когда-то надбровьем, способны были видеть и в темноте, за счёт того, что воспринимали не только лучи видимого спектра, но и инфракрасное и радиационное излучение. Складки кожи по бокам черепа в нужный момент раскрывались и превращались в чуткие уши, улавливающие малейшие шорохи и потрескивания окружающих пород, какие бывают накануне подвижек пластов. Эти же чуткие уши, слышали и низкочастотное гудение напряжённых тектонических плит перед серьёзными катаклизмами. Способности, приобретённые за века проживания в недрах планеты, помогали им выживать, обходясь без специального оборудования. С помощью обоняния, почти полностью утраченного их братьями-хайтэсками, и видоизменившегося у них, гораны отыскивали все нужные им металлы и минералы. Значительная часть всех металлических изделий на Ипе выходило из их рук, и, при очень высоком качестве исполнения, изделия эти были высоко ценимым товаром и желанными предметами обладания для всех цивилизованных народов. Всю потребную им для жизни и производства энергию гораны черпали из окружающего их пространства. С давних времён они научились получать и преобразовывать энергию из естественного жара глубоких шахт, из пьезоэлектрических установок, используя тектоническую энергию материков, из глубинных водных потоков. И они всегда старательно избегали радиационных способов получения энергии, так как понимали, что может означать для их замкнутого мира всего одна ошибка в этом деле.
          Управлялся народ гор только выборными вождями. Каждый анклав Конфедерации избирал себе вождя, входящего в Круг Равных, который будучи  Верховным органом Конфедерации, представлял интересы народа гор  за пределами пещер. В древности, в тёмные века, какое-то время, и у них существовал монархический уклад государственной власти. Тогда всем управляла наследственная династия императоров, вышедшая корнями из клана жрецов бога огня – Верховного Бога в мрачноватом пантеоне богов древних горан. Но длилось их правление недолго. Серьёзные неудачи преследовали императорскую династию. Неудачи эти привели к уступкам жизненного пространства извечным их конкурентам: инсектам и раптерам, а впоследствии стоили больших усилий при возврате владений. Ещё более накалило обстановку нежелание императорского дома признавать свою вину и  настойчивые попытки подавить критику в свой адрес. Это попрание очевидной истины и нарушение важнейших принципов справедливости переполнили чашу терпения горан. А главным фактором, изменившим систему управления в конфедерации горан, стал их характер - твёрдый и жёсткий, как металл, с которым они работали тысячи лет. Характер – основа поведения любого существа. Независимый и гордый у горан  от рождения и воспитания, не позволявший им склониться ни перед кем, не позволил им проглотить несправедливость и обиду. Только он являлся гарантом их независимого и достойного существования.
          Отношения внутри любого сообщества складываются только исходя из личностных качеств, членов этого сообщества, будь это - малое племя, или большой народ. Они, гораны, дети гор и пещер, не знали и не желали знать таких прискорбных свойств и качеств, как лживость, жадность, лицемерие, трусость, и отношения между собой строили только на признаваемых и уважаемых всеми принципах. И принципы эти никому и никогда не дозволялось нарушать. С тех пор выборность и прозрачность всех действий власти, её полная подконтрольность и подотчётность народу гор, стали основами их государственности.
          Будучи максимально честными, жёсткими и прямолинейными, не признавая дипломатичных околичностей,  гораны всегда считали своими врагами раптэров и инсектов, норовивших занять оставленные без присмотра пещеры. Такие столкновения случались в древние времена и довольно часто. Проходили они, как и положено, без причинения смерти конкурентам и заканчивались почти всегда победой «пещерников».
          Народ гор изобрёл множество убедительных способов для достижения победы в бескомпромиссной войне за свои территории. Они научились, для изгнания захватчиков, использовать непереносимой вони газы, ультра- и инфразвук, а в более поздние годы появились гравитационные ловушки и вибраторы, потрясающие жертву до полного безумия и совершенной некоммуникабельности. Более простыми, дешёвыми в использовании и не менее эффективными были древние ловушки-«липучки», попав в которые невозможно было освободиться самостоятельно. Ловушки эти были не ощутимы и не замечаемы нарушителями в тёмных коридорах и пещерах. Так было до тех пор, пока неудачник не коснётся их. Это были очень прочные и эластичные, как паутина липкие, нити и ленты. Ступив на них, жертва была обречена. И уже каждое последующее движение, направленное на освобождение, только усугубляло ситуацию. Все подобные случаи заканчивались, для нарушителей границ одинаково - состоянием кокона, когда не только что шевелиться, но и дышать было затруднительно.  Приходилось ожидать помощи от хозяев пещер, которые, обычно, не спешили. Ожидание освобождения для лазутчика проходило в строгом посту, в терзаниях и муках предвкушения унизительной и обязательной финальной процедуры. Воспитательный эффект от этого простого метода гораны обнаружили ещё в древности. Тогда, вначале, они делали это для демонстрации своего презрения и пренебрежения противником. Но после заметили его лечебный эффект – никто повторно не приходил к ним в пещеры. И тогда они стали это делать осознанно и с воодушевлением. Они сбегались со всех окрестных пещер для проведения ритуала, который заключался в опрыскивании нарушителя необыкновенно пахучей мочой горан.
         После этого ритуала у потерпевших возникали серьёзные проблемы в общении с собственной  семьёй. И, даже, бывали случаи категорического неприятия претерпевших бедолаг обратно, в родной дом.  Многократно убедившись в абсолютной бесперспективности попыток, холоднокровные отступили и стали ждать своего часа.
          Естественными союзниками горан были их братья - хайтэски. Сказывалось родство крови, гармония интересов и отсутствие поводов для споров или конфликтов. Верные союзники, никогда не подводившие друг друга, они очень ценили свои отношения и ставили их всегда на первое место.   А суммарная мощь дружественных народов:  гуманоидов суши и народов моря, пока сдерживала экспансию раптэров и инсектов, и вынуждала их к сохранению ровных деловых отношений, не выходивших за рамки торговли и научных обменов.   

12. ЗАКАТ ИЗБРАННОЙ ПЛАНЕТЫ.

    На исходе последнего золотого миллениума, когда оглянувшись, они увидели несколько сотен осваиваемых планет, среди миллиардов других, к ним пришло понимание, а с ним и отчаяние. Ужасная истина открылась:  их возможности не соответствовали поставленным их предками и, возможно, самим Господом, Великим целям. Слишком медленными оказались процессы формирования атмосферы и биосферы планет, слишком тихоходны были их корабли в необъятности Вселенной, слишком коротка была жизнь поколений и скудны  возможности цивилизации.  Грандиозность целей требовала великих возможностей и безграничного терпения. А их – не было. Факторы несоответствия масштабов сильно сдерживали космическую экспансию народов Ипа и не позволяли проводить более интенсивную и обширную колонизацию новых планет. И здесь вызревала новая проблема, которая вскоре должна была перерасти в неразрешимый кризис: отток населения Ипа в связи с естественной убылью и отбытием на осваиваемые планеты, по сравнению с его приростом, был совершенно незначительным. А это означало, что в ближайшем будущем Ип ожидали чудовищные проблемы и трудности. И это же подводило итог: Дети Создателя не справились с поставленной им задачей.  Мизерны оказались заслуги их и неоправданно велики претензии. Нетерпеливые и неблагодарные дети, они ожидали великой награды себе за свои усилия и старания, не понимая, что уже награждены они от рождения Им. И награда та велика и неоценима, и награда та - Великие Дары Его: Жизнь, Разум и Душа.
         А несбывшиеся, глупые ожидания их, превратившиеся в обиду и разочарование, породили среди народов Ипа подозрение, что жестоко  ошибались они. Раз не явился Он им, раз не показал свою мощь, помогая им, то и нет того Создателя и Верховного Судьи, кому поклонялись они. Нет, и не было никогда. Решили они, что заблуждались, принимая законы  природы, за волю Его. Ведь если б Он был - Он непременно явил бы себя Детям своим. Неведомо было убогому уму их то, что не нуждается Великий Бог ни в особой благодарности, ни в преданности и любви к себе – слишком Велик Он, чтобы беспокоиться о таких пустяках. Ему достаточно того, что Замысел Его осуществляется. И ничто в Мире, пределы которого ограниченны рамками Его Сознания, ничто в этом мире не в состоянии Замысел этот сорвать.
      Сомнения и обиды, гордыня и неверие, уныние и тоска – вот настроения той поры. Сомнения в правоте предков и их мудрости, в правильности пути, по которому столько веков шли народы, сомнения в Его существовании и в своей принадлежности к Замыслам Его. Жгучие обиды терзали их. Обиды на другие народы, друг на друга, на своих правителей и, конечно же, на Него! Ведь если Он есть, то почему же Он покинул чад своих, и почему Он позволил вере в себя пасть под ноги, в будничную пыль? И от этих мыслей на тех, кто верил прежде и любил Его больше жизни, непереносимым грузом наваливались бесконечное уныние и смертная тоска. Других же, считавших себя сильными и умными, добившихся успехов и власти, одолевала надменная злодейка - гордыня. Она закрывала им разум и Истина не была им видна. Ни во что не верили они: ни в добро, ни во зло; ни в Бога, ни во врага Его. Мораль и Закон – это только слова. Пустые слова! Глаза застилал им дым власти, а слух их ослаб от звона денег и водопада лести и славословия.
          Тем же счастливым, кто не ослаб в вере своей, кто желал служить Замыслам Его, требовались новые знания для дальнейшего и успешного выполнения миссии. А знаний этих  всё не было и не было. Ученые уже более не могли открыть великих истин, и мир существовал, используя достижения прошлого. Наука захирела и топталась на месте. А жизненный ресурс генофонда планеты и способность творить естественным образом завершались. Время Ипа подходило к концу. Новые поколения уже не были так энергичны и жизнелюбивы. На переполненных, отравленных отходами, территориях рождалось все меньше детей, и были они болезненны и слабы.  Жизнь становилась всё короче, а многочисленные, неведомые ранее недуги и  пороки поражали народы.      
      И вот, некоторые народы Ипа, позабыв о Душе и предназначении своём, не вспоминая более о Боге и высших ценностях, в дебрях эгоистичных и низменных чувств и желаний, утратили и суть свою, и путь свой. Они, потерявшие Бога, не разумные создания Его, избрали ущербные дороги, ведущие в безвыходный тупик, осознать который, им суждено было, только больно наткнувшись на него. А пока, не понимая опасности и  гибельности выбранного пути, они двинулись по этим дорогам, дорогам упадка и деградации.
               
                13.  ДОМИНАНТЫ  И  ПАРИИ.

        Народы Избранной планеты всегда  существовали в разных условиях и имели очень неравные возможности. Поэтому, доходившие до них смутные слухи о новых доктринах процветания, вырабатываемых конкурирующими расами, и обещавшие невиданный взлёт этих рас, смертельно пугали их и подстегивали в поисках путей своего спасения. День и ночь, ночь и день, все Советы мудрейших, жрецы храмов и правительства народов в муках и спорах искали такие пути. Все они надеялись отыскать возможности спасения для себя и своих народов… И все понимали:  у опоздавших будущего нет!
       Доминирующие расы планеты, все одарённые народы Ипа, на новом этапе, грозящем либо гибелью, либо навечным отступлением в нижний дивизион, оказались в различных ситуациях. Инсекты, имея общую, выработанную коллективным разумом стратегию, следуя железной логике своей и не смущаемые, практически, никакими сомнениями, были едины и тверды на своих позициях: ничего лишнего, никаких эмоций, никакой паники или суеты. Они были озабочены только недостаточной скоростью своего технического прогресса, как возможного гаранта выживания, и ускорением процесса выстраивания эффективных отношений с избранными союзниками.
      Ныряльщики, те сохраняли философское спокойствие, в создавшейся ситуации. Их относительное спокойствие, объяснялось естественными причинами: с одной стороны – не особенно волновались они, благодаря своему рациональному и оптимистическому складу ума, и незыблемой вере в здравый смысл одаренных Разумом. Ведь все одаренные на Ипе понимали, чем может закончиться этот предполагаемый передел планеты. Да и не сильно он их задевал, этот передел - так считали они. С другой, и не менее важной стороны, спокойствие, как признак душевного здоровья, сохранялось у них благодаря их патриархально-общинному образу существования. Их образ жизни, сохраняемый в веках, с  неразрывными, тёплыми, родственными связями, с отсутствием повседневных раздражающих факторов, таких как: конкуренция внутри вида и межличностные конфликты,  позволял им идеально сберечь психическое равновесие и здоровье. И ещё была одна определяющая причина - отсутствие собственных технологических наработок и производственных мощностей, и, значит, возможностей влиять как-либо, на складывающуюся  ситуацию. Они могли только надеяться, и надеялись, на победу разума, а не эмоций.
     Горане, по природе своей, не знали чувства страха или паники. Но и они отлично понимали, чем грозит глобальный конфликт для всех народов Ипа. Это - безусловная и неизбежная гибель внешнего мира, того мира, что за пределами пещер. Это, даже в самом оптимистическом варианте - разрушение всех его важнейших структур и связей, и, конечно, полная продовольственная блокада анклавов Федерации.  Они верили в лучшую защищённость своих мест обитания, в сравнении с другими, и в то же время, во всех ситуациях, где только возможно было, они пытались гасить тлеющие угли будущих конфликтов. Они не хотели терять этот мир, пусть, не совершенный, не справедливый, наполненный врагами и конфликтами, но такой родной и привычный. Они взывали к разуму конфликтующих. Но – тщетно. Их призывы натыкались на стену непонимания. Казалось, что те, кто вчера ещё был вполне вменяемым союзником и партнёром, сегодня сошел с ума: парад амбиций и необоснованных претензий – вот на что стали походить взаимоотношения некоторых народов. Но горане в этом никогда не участвовали. Народ гор был настолько самодостаточен и независим, что даже союзнические преференции не заставляли их ввязываться в грязные склоки и свары. Они, существа, для которых честь и достоинство были во все времена важнейшей добродетелью, всегда оставались спокойными и разумными.
      А вот остальные народы Ипа, не обладающие монолитностью инсектов или счастливыми качествами ныряльщиков и горан, но «награждённые» раздутым эгоизмом и чрезмерным индивидуализмом проявляли небывалую внутреннюю активность. Среди этих народов, ставших центрами напряжения и нестабильности, формировались группы и кланы, объединявшиеся в борьбе за обладание всей полнотой власти. И старт в этой гонке, данный единожды, уже никто не мог остановить.               

                14.  РЕСПУБЛИКА  ХАЙТЭ.

            В те далёкие времена, накануне эпохи Тёмных веков, в самом начале истории цивилизации Избранной планеты, когда приматы суши осознали себя единым народом, для решения многих своих задач, они организовались в некую конфедерацию родов. Патриархи родов, возглавляющие свои территории, дважды в год, в дни равноденствия собирались на крупнейшем континенте планеты, в долине Тэ, где по преданию, Создатель вручил Разум детям своим. Здесь, в заповедной и священной для них, долине, окруженной горами Хай, патриархи проводили Высший Совет хайтэсков, на котором и решались все самые заметные текущие и важнейшие предстоящие дела молодой конфедерации. Именно здесь зародилась государственность приматов суши, здесь они учились слышать и понимать друг друга, учились искусству компромисса. В масштабах всей расы, намечались стратегия и тактика взаимоотношений с соседствующими народами, рассматривались споры, как внутри сообщества, так и с соседями. Но пришли новые времена, и стало ясно, что Съезды и, эпизодически функционирующий, Высший Совет патриархов, не способны эффективно руководить конфедерацией и своевременно реагировать на происходящие события. Участившиеся провалы и нескоординированные действия родов,  на изменение ситуаций, зачастую не достигали требуемого результата, да и соображения престижа расы потребовали новых подходов. На очередном Большом Совете приняли кардинальное решение об образовании федерации из родовых территорий, с постоянно работающим правительством, исполняющим волю родов. А для наблюдения за успешностью его работы, рядом с ним,  решили разместить Сенат, куда анклавы и территории пришлют своих представителей. Когда все детали этого проекта согласовали, в  долине Тэ, объединёнными усилиями, построили небольшой город из великолепных для своего времени зданий, предназначенных для постоянной работы  первого государственного аппарата хайтэсков. Правительство, пользуясь правом своим, для обеспечения реального руководства на подконтрольных территориях, незамедлительно организовало префектуры, исполняющие волю власти на местах. А чтобы решения Сената своевременно и точно исполнялись префектами, был создан механизм надзора и воздействия на них – «Око сената», позже трансформировавшееся в институт прокураторов. Так, в начале Тёмных веков появилось первое государство хайтэсков, и назвали его Хайтэ.
      Мобильный и одарённый в полной мере, народ хайтэсков прошёл за свою историю все стадии развития своего социума, от сенатской республики ранней демократии, через конституционную монархию в президентскую республику, по правде сказать, не слишком отличавшуюся от предшествующего строя. В отличие от раптеров или примэксов, которые остановились на монархической форме существования своего общества, или от инсектов и горан, отдавших предпочтение конфедерации, менее управляемой, но более свободной, они, в конечном итоге, избрали парламентскую республику, как форму, наиболее отвечающую  их интересам. Так было на протяжении всей Эры Золотых веков.
      Они, хитроумные хайтэски, были, в глазах всех других народов Ипа, счастливчиками и любимчиками Бога. Они не знали серьёзных проблем в своей жизни. От первого Дня Прозрения, и до последних дней Золотых миллениумов, всё, что задумывали они, любые их проекты и начинания,   складывались исключительно успешно и счастливо. Их не сотрясали внутренние конфликты, прогресс их цивилизации был безостановочным и энергичным, и они  всегда находились на гребне волны успеха. Их верные и надежные союзники были их друзьями и братьями, и не обнаруживали ни малейших претензий к хайтэскам. Да и сами не давали повода для сомнений. Был могуч и прочен их «Союз равных» - так они называли свой союз. Леса и степи, долины и горные системы, океаны и острова – все территории, признанные «Конференцией народов Избранной планеты» за народами «Союза» - всё в безраздельном обладании «любимцев Бога» и их союзников. Именно так они и ощущали себя в этом мире, и жизнь казалась им нескончаемым праздником. Так протекали века их безмятежного существования. Из века в век. Реальными конкурентами на Ипе для них были только народы-ра в коалиции с инсектами, которые, впрочем, осознавая мощь противостоящего им «Союза», не решались посягать всерьёз на интересы гуманоидов.
            Не встречая трудностей, «любимые дети Бога» процветали и нежились на Избранной планете, которую они на своём языке называли – ЭДЕМ. Великолепный Эдем – подарок Создателя чадам своим, прародина Жизни и Разума, не знавший природных катаклизмов и сурового климата, оберегался Волей Создателя от космических бед и несчастий. Созданный Им, как первый, начальный шаг на долгой дороге и первое звено длинной цепи, на другом конце которой – главное украшение – реализованный Замысел Творца. А пока, они, недалёкие и эгоистичные, не очень разумные чада Всевышнего, но догадавшиеся о своей значимости в планах Его, праздновали свой праздник жизни, не слишком напрягаясь в служении Ему, тому, кому они обязаны были всем, что имели.   
      Так длилось много тысячелетий. И это не могло не сказаться на главных, определяющих качествах хайтэсков. Под влиянием излишне благоприятных условий, они сформировались в изнеженных, эгоцентричных,  существ с гипертрофированным самомнением. Главный принцип каждого из них: Я и мой род, мы – лучшие, и всё лучшее – нам. Всегда желая большего и максимального, они искали пути его получать. Они стали объединяться в кланы для достижения своих целей и интересов. Солидарность вида постепенно разрушалась и перерастала в борьбу кланов, каждый из которых добивался своего. Уже в эпоху Золотых веков кланы ревниво делили власть. Но тогда корысть в их поступках отсутствовала, а были лишь мотивы тщеславия и самолюбования, парад амбиций и ещё болезненное властолюбие некоторых из них. Это уже после, когда пришли времена дефицитов, новым и важнейшим мотивом в борьбе кланов за власть стало право на доступ к богатствам нации, право их распределения и контроля.
         И вот эти времена, как и ожидалось, пришли. Конкуренция и соперничество кланов стали обостряться с каждым днём, способы и методы всё более ужесточались. Время сантиментов прошло. Как и прошло время честной борьбы. Парламентская республика, как способ существования более или менее справедливой власти, перестал устраивать расслоившееся общество. Каждый клан, старательно «тянувший одеяло» на себя, самостоятельно пришёл к выводу, что привилегированного положения возможно добиться только при наличии, на верхнем этаже власти, очень серьёзного перевеса сил. Таким «козырем» могла быть только одна фигура, с которой никто не в состоянии тягаться. И фигура эта - президент.
         Вдруг, все профессиональные защитники интересов народа зашевелились, забеспокоились о своём народе. Внезапно оказалось, что система управления государством Хайтэ не отвечает интересам народа, что она – через чур громоздка, инерционна и малоэффективна. Да ещё и слишком дорогостоящая, для наступивших новых, не лучших, времён. Старые дрязги на время были отодвинуты, вчерашние противники, уповая на свои преимущества, настоящие и мнимые, пришли к консенсусу. И моментально произошли необходимые изменения законов. И вот она, вернулась, вожделенная президентская республика. А с нею и те возможности, о которых многие так мечтали. И началось... Безумная суета «за кулисами и под ковром», непонятные движения и союзы, и жесточайшая борьба за власть, за право распределять и иметь.
         Своды законов, удерживающие любое сообщество разумных от превращения в стадо и, главная основа этих сводов – мораль, - распадались на глазах. Всё, что раньше было свято, что было основами общества и государства, всё  подвергалось сомнению и осмеянию в деградирующем обществе. В результате этих гнилостных процессов, у народа Хайтэ, перестали наказывать, сторониться и изгонять негодяев, явных и тайных. Общество перестало самоочищаться. Обнаружилось вдруг, что успешные негодяи, наживающие состояние, обкрадывая свои народы - это теперь самые уважаемые граждане. Личный успех – любой ценой. Нажива и преуспевание, как цель жизни, стали мерилом успешности. Оказывалось, что они, безнравственные и холёные, переступившие через все границы, и есть лучшие друзья и власть предержащих, и Первых Граждан государства. Первых, в смысле - лучших. Тех, кто должен быть и эталоном, и образцом для других, но не стал ими. Тех, кто погряз в мерзостях и мздоимстве, но по их собственному мнению составлял, цвет и элиту народа. И первые отличались от последних только длиной родословной. И все они забыли давно открытое  правило, что общество без морали, как организм без костей, не сможет подняться ни к каким высотам и вынужденно заполнит сточную канаву.
            В эти печальные времена, после столетий хаоса и вакханалий распоясавшейся нечисти, чехарды президентов представляющих разные враждующие кланы, к зениту высшей власти в республике Хайтэ приблизился Эддам, представитель клана Мэнси. А женой его была Эва.

                ГЛАВА 2.  ИСТОРИЯ ЭДДАМА  И  ЭВЫ.
                1. ИСТОКИ.

            В долине Тэ с незапамятных времён проживал один из старейших и уважаемых родов хайтэсков. Имя этого рода было Мэнси. Родовая легенда гласила, что когда Бог решил дать Разум живущим на Ипе, Он раскидал зёрна разума по планете. И первым из всех зерно такое поднял родоначальник их рода, молодой Мансу, живший в долине Тэ. Первым осознав себя хайтэском, он принял имя Хэдам, а роду дал имя Мэнси. Род Мэнси во все времена имел очень серьёзный вес среди других родов. К мнению его представителей  неизменно прислушивались и род Мэнси, ценя это, никогда не злоупотреблял своим положением. Только в последние десятилетия Золотого миллениума он стал утрачивать и свои лидирующие позиции, и былой авторитет. Другие, менее древние и представительные роды, недовольные вторыми ролями, жаждущие успеха и набиравшие всё больший вес,  потеснили его. В этой непрекращающейся погоне за успехом, они стали сбиваться в блоки и союзы, с каждым годом,  совместными усилиями, всё более оттесняя представителей старой элиты от ключевых постов в политике и экономике. И среди всех этих, противостоящих Мэнси кланов, особенно выделялся род хайтэсков с западного побережья материка, стремительно поднявшийся за последние сто - двести лет. Их родовое имя было – Кайн, что означало на языке хайтэсков: всегда успешные. Противостояние этих двух родов с каждым годом становилось всё острее. Непримиримость их позиций особенно обострилась с реанимацией и возвратом прежней системы - президентской республики. И вот теперь, цена вопроса: успеха или провала - неизмеримо возрастала. Тот клан, которому принадлежал президент, оказывался на вершине пирамиды, приобретая все мыслимые возможности для управления политикой государства, а, значит, и получал карт-бланш на распределение материальной составляющей власти – ресурсов нации. Что и требовалось им, каждому рвущемуся к власти.
         Беда этой расы состояла в том, что набор их врождённых качеств включал в себя избыточную долю эгоизма и недостаточную долю любви к ближнему. И от этого все, впоследствии построенные ими миры и цивилизации, жестоко страдали во все времена. Вот и сейчас, энтузиазм кланов в борьбе за власть был безграничен. На что только не были они готовы во имя столь высокой цены. Одно сдерживало – переполненность жизненного пространства. Она была настолько высока, что всякому становилось ясно, так долго продолжаться не может и наступает время острой межрасовой конкуренции. А в этих условиях только безумный станет «раскачивать свою лодку».
        Хайтэски недаром славились среди других народов гибким и лукавым умом. И в этот раз интеллект их не подвёл. Они решили свою задачу, сумев понять и оценить опасность. А, поняв, сумели и переступить, на этот раз, через своё проклятье.
         
                2.  ЮНОСТЬ  ЭДДАМА.

            В долине Тэ, в юго-западном её рукаве, у подножья Каменистого плато, находилось родовое поселение Мэнси. Сколько хватало памяти у хайтэсков, столько помнили они, что родовое гнездо Мэнси находилось именно здесь и все Мэнси вышли отсюда. Все они считали себя прямыми потомками Хэдама Первого и очень гордились этим. Внутри рода, различные семьи Мэнси, имели общие родовые признаки, по которым их легко можно было узнать в любой толпе. Различались представители разных ветвей рода только степенью выраженности тех или иных черт.
       В семье Мэнси-Хэд – одной из самых успешных в клане, мальчики и мужчины всегда отличались особой статью. При высоком росте и широких плечах они, как правило, не бывали тучны даже и в старости, которая наступала у представителей народа хайтэсков, при благоприятном течении событий, после рубежа семисотлетия. Некоторые умудрялись проживать и два таких срока, но им никто не завидовал: слишком тяжела эта доля – влачить жалкое, ущербное существование и сотни лет ожидать завершения жизни, как счастья. В семье Хэд таких было не много, здесь умели ценить мгновения и жизнь проживали полноценно, не экономя сил и энергии. Их грубоватые, правильные черты лица несли в себе все главные признаки Мэнси: крупный прямой нос, выступающий крепкий подбородок, выпуклые светлые глаза и высокий лоб, намекающий на большое количество содержимого под ним.
      Многие представители семейства Мэнси-Хэд, благодаря своим врождённым способностям и клановому положению, занимали в разные времена высокие посты в государстве Хайтэ. И опыт этот был вполне успешен. По крайней мере, явных провалов никто из них не допускал, что, несомненно, подтверждало и наличие ума и присутствие разумной осторожности.
          В это время, о котором идёт речь, в семействе Хэд родился мальчик, которого назвали в честь основателя рода – Хэдам. Мама новорожденного происходила из южных провинций Хайтэ, с Южного материка, и манера её произношения несколько отличалась от местного говора. Она, в разговоре с ним, или о нём, очень мягко начинала произносить имя своего любимого первенца, и, выдыхаемое ею грудное «Х-х-э», было почти неслышным. Эддам, Эддам – так звала она своего первенца, так обращалась к нему каждый раз, и поэтому со временем, все стали звать его – Эддам. 
        Здоровье и крупные размеры всегда были характерной чертой семейства Хэд, но этот малыш выделялся даже и здесь. На удивительного малыша приезжали посмотреть даже не очень близкие родственники из отдалённых провинций. Всеобщее восхищение вызывали не только его размеры и цветущий вид, но и замечательные умственные способности. В год он уже делал всё, что другие в три, в два уже учился читать, а к десяти уже получил необходимый объём знаний и поступил в «Высшую школу управления и финансов». Не поскупилась природа, создавая его.
       Время шло – ребёнок рос, развивался, становясь, из года в год, всё более замечательным представителем своего семейства. И пришло время, когда он превратился в красавца-гиганта, который привлекал к себе взоры всех окружающих, а особенно женской её части. Его мужская привлекательность была настолько велика, что всякая девица желала его себе в мужья, а все другие страстно мечтали о нём. В годы седой древности и в Эпоху Золотых веков, когда мораль на Избранной планете была жива и благоденствовала, претендовать на него могли многие, но только одна могла обладать возможностью любить его и быть любимой им. Да только времена те канули в Лету, и река времени унесла в своих струях погибшую мораль. Теперь же настали и времена другие, и нравы. И нравы эти позволяли, перешагивать через правила и законы, нормы и запреты. И Эддам не был исключением. Он, как и все мужчины его возраста того времени, не упускал многочисленные представляющиеся возможности, но сердце его жаждало любви. Той, единственной и неповторимой, о какой в древности складывали песни и легенды, о какой помнят в веках. Той любви, которая жизнь наполняет великим смыслом. Он мечтал о ней, он желал её и судьба пошла к нему навстречу.

                3.  ПЕРВАЯ  ЛЮБОВЬ.

         В роду Доу, не богатом и ничем особенно не знаменитом роду аграриев, в одном, не слишком преуспевающем семействе Абель, жила девочка юного возраста. Она была ещё очень юна, но уже настолько хороша собой, что слух о ней разнёсся далеко за пределы её родного города. Слух дошёл и до родового гнезда Мэнси, где счастливо коротал деньки Эддам. Служа префектом в соседнем округе, он не изнурял себя чрезмерно работой, а проще сказать, не изволил напрягаться. Обладая великолепной головой, он сумел организовать свою службу так, что она, как отлаженный безукоризненный механизм функционировала, не давая сбоев. Для этого он, часть выделенных ему семьёй денег, тратил на регулярное поощрение своих успешных сотрудников. Он не жадничал, и мера его благодарности своим сотрудникам удивляла их и заставляла держаться за своё место и его расположение к себе. Сам он ежедневно появлялся на службу, чтобы ознакомиться с прибывшими циркулярами из центра и обойти с распоряжениями своих исполнителей. Всё остальное время он считал потерянным, если оно не было занято поисками новых знакомств, романов и впечатлений. В кругу молодых оболтусов и леди, жаждущих острых ощущений он прославился, как неутомимый любовник и щедрый друг. Здесь его звали – Золотой Эд.
        Слухи о необыкновенном всегда волнуют. Особенно молодых и пылких. И Эддам, терзаемый любопытством и тайной надеждой, отправился в путь. Точнее, просто сел в свой геликоптер и полетел. Через несколько часов полёта, он опустился на окраине нужного города и, оставив свою машину на парковочной площадке, отправился побродить по городу, обдумывая способ увидеть красавицу.
         Прогуливаясь по улицам и паркам городка Доум, Эд прокручивал в голове один за другим варианты знакомства. Способов придумывалось не один десяток, но не один не нравился ему. И, вдруг, он понял, что не требуется прилагать никаких особенных усилий, а нужно просто ему стоять на её пути и ждать. Нужно дать себя увидеть и самому разглядеть её. А там Бог и судьба распорядятся. И вот, настал тот день, и пришло мгновение, когда она увидела его. А он увидел её, и в сердце его вспыхнул погребальный костёр по потерянной навеки свободе. И она, при виде его, онемела и потерялась в бурном потоке неведомых ей ранее чувств. Девочка растворилась в его глазах, утонула в его душе. А он, слившись с нею душой, понял: всё! Это то о чём он мечтал все эти годы. Это – она! И другой никогда не будет.
           Та сила, которая творит чудеса храбрости и безумства, благородства и самоотречения, эта чудесная сила толкнула их друг к другу, и они, не в состоянии противиться, шагнули навстречу судьбе. Она и он, он и она. И больше никого во всей Вселенной. Он прошептал ей: « Эддам», а она в ответ: « Тиана »… Он прошептал: «Навсегда», и она, чуть слышно: «На века».
           И не было пары на Ипе красивее их. Но девочка ещё не достигла нужного возраста, и требовалось подождать пару лет. Ах, время, как ты непостоянно! То ты летишь, как комета, и невозможно отличить часов от секунд, то ты тащишься, как старый, больной хэмпер. Так и теперь, предстояло ожидать, ожидать, и ожидать… Лишь иногда, раз в десять-двадцать дней он прилетал к ней, чтобы вечер погулять рука об руку с ней по улицам и паркам, наглядеться на неё, ощутить её аромат. Это придавало ему силы ждать.
         Однако, Эд, даже став адептом любви, не смог перемениться и жил прежней жизнью, жизнью свободного молодого мужчины. Но теперь эта жизнь не была уже безмятежной и не доставляла ему прежних радостей. Он часто и некстати задумывался, грустил и мечтал о ней. Он искренно верил, что они поженятся, станут мужем и женой, счастливо проживут тысячу лет, и умрут в один день. А дети похоронят их в огне одного костра…
           Только время и Высокий Сенат решили иначе.      
               
4. ВЫСОКОЕ  РЕШЕНИЕ.

        … - Таким образом, подводя итог вышесказанному, позвольте, досточтимые сенаторы, резюмировать складывающуюся ситуацию:
1. неизбежно надвигается активная эпоха жесткого противостояния и конкуренции между расами;
2.  реальных и действенных вариантов выхода из предстоящего кризиса не просматривается. Массовое переселение населения на другие планеты не возможно по многим указанным здесь причинам, а сдержать рост населения не удаётся.
3.  в сложившейся ситуации распри внутри нашего народа являются недопустимой глупостью или прямым идиотизмом – думайте, как хотите, но это вернейший путь к полному и безвозвратному поражению!
       После этих слов, Голос Сената (так именовался руководитель Сената) внимательно оглядел зал, в ожидании возражений, реплик или иных проявлений эмоций. Но зал молчал.
        - И теперь мы должны принять решение, отбросив групповые и прочие интересы. Решение это, возможно важнейшее, за всю историю Сената, решение обеспечивающее:
-  монолитность и единство нации;
-  мобилизацию всех сил для достижения требуемых результатов;
-  и выработку тактики и стратегии выживания.
          Если уважаемые сенаторы согласны, и позволит господин Президент, то кое-какие наработки Комитет стратегических исследований готов доложить. Господин председатель Комитета, прошу Вас.
        -  Господа сенаторы, господин Президент, ситуация экстремальная и меры должны быть адекватны. Теперь по порядку.
         По первому пункту: старейшины и руководители родов должны прийти к некоторым соглашениям, которые ограничат их права и свободы, но обеспечат выживание нации. Отныне и до разрешения кризиса личные амбиции и клановые интересы придётся забыть. Сенат Хайтэ определит, а господин Президент утвердит границы дозволенного. Далее. Господин Президент, Вы выбраны Высоким Сенатом год назад. Срок Вашего президентства будет длиться, по закону, ещё девять лет. За этот срок два противостоящих блока, возглавляемых родами Мэнси и Кайн должны примириться полностью и безо всяких условий. В противном случае их представителям будет запрещено участвовать в управлении государством и пребывать во властных структурах сроком на тысячу лет. Для закрепления союза родов Мэнси и Кайн, предлагаем упрочить его несколькими браками между лучшими представителями названных родов. Глава одной из новообразованных семей, имя которого назовёт в своё время Сенат, должен через два-три года стать популярным сенатором, а ещё через шесть-семь лет, мы приведём его на высшую должность государства и он займёт место президента Хайтэ. Это будет контролируемый президент, который будет управлять страной во благо народа и во славу разума хайтэсков. Это по первому вопросу.
           Второе. Сейчас я провозглашу, очень  трудно давшееся нам, но неизбежное условие выживания народа Хайтэ. Отныне и до особого указа Президента Хайтэ, подтверждённого Высоким Сенатом, все значимые сферы бизнеса и производства, банки и фирмы – повисла тягостная пауза, и, наконец, решившись, докладчик произнёс - национализируются  республикой!
         Рёв зала накрыл последние звуки речи. Каждый из сенаторов имел свой бизнес, и никто не желал его потерять и поступиться личными интересами. Даже Президент, прекрасно осведомленный о содержании доклада, развёл руками, сделав вид, что он сильно удивлён и раздосадован. Шум и гвалт, не унимаясь, волнами гулял по залу. Председатель комитета стратегических исследований, видимо, намереваясь ещё что-то добавить, продолжал стоять возле своего места, а Голос Сената, предвидя такое развитие событий, спокойно ожидал в своём кресле окончания бури.
          Наконец крики стали затихать, и вот наступила относительная тишина. Тяжело поднялся со своего места глава Сената. Он уже был очень стар, очень мудр и очень толст. И, хотя избыточный вес и преклонный возраст тяготили его, но огонь в нём ещё не погас:
-  Выхода нет! Нет другого пути для спасения народа. Вашего народа! – сколько есть силы, прокричал он в зал, - Все материальные и финансовые ресурсы будут переданы в распоряжение Комитета национального спасения. В этот Комитет придут представители всех родов, и вы все будете знать всё о его расходах. Гигантские средства понадобятся для ускорения освоения планет и переселения хайтэсков. Вы ведь хотите, чтобы ваши дети и внуки выжили, если Ипу уготована печальная судьба? Кто этого не хочет? Пусть он встанет и скажет здесь и сейчас. И мы не возмём у него ничего! И пусть он сам спасёт себя и свою семью! – тишина в зале была такая, что казалось, что все присутствующие оглохли и онемели, - и ещё – уже спокойно сказал он - мы надеемся, что сумеем подготовить и создать в нужный срок оружие чистой защиты. Есть такой проект. Это также потребует громадных вложений. Есть ли здесь такие, кто против этого?.. – наступила пауза - Вижу, что нет. Хорошо!
         И, теперь, третье: стратегия и тактика республики. Можно иметь большое превосходство и не суметь реализовать его, и можно не иметь никакого превосходства и, даже, уступать противнику по многим позициям, но победить. Победить за счёт правильного мышления, правильного выбора первоочередности целей и их своевременного достижения…

      5. ЧЁРНАЯ  ВОЛНА.

           Вот и пришло время Эддама. Время утвердить свой статус в этом мире и доказать полезность роду своему. Время, отринуть всё, что может помешать миссии, отринуть и самое личное, и самое важное.
        В день завершения сбора второго урожая, старейшины рода призвали его на Совет рода, несказанно удивив его этим. И там, в тиши вековых стен, объявили решение рода, которым  предписывалось ему, Эддаму Мэнси-Хэд, выбрать невесту себе из рода Кайн. И это было больше, чем приказ, это было решение рода, направленное во благо рода. Это не обсуждалось, и невозможно было ничего изменить.
          Он стоял онемевший, смотрел на них, произнесших ему приговор, и жуткий барабанный бой, исходящий откуда-то из-под ног, от самых подошв, сотрясал его колени. Сначала он, потрясённый внезапным и ужасным поворотом судьбы, ничего этого не замечал. Затем, вдруг обнаружив грохот, сильно удивился и стал осматриваться по сторонам, стараясь понять, почему никого не беспокоит  этот странный шум и вибрации. Шум всё нарастал, нарастал и поднимался от колен к груди и голове. И тогда он понял, что это его мир - обрушился! Он грохотал вокруг, похоронив под своими развалинами его надежды на тысячелетнее счастье, на костёр любви и смерти, в котором он хотел бы сгореть вместе с той, кого выбрал! Мир, выстроенный им, погибал у него на глазах, и гибла, казалось ему, вся его жизнь…
          Он не мог после вспомнить, как он ушёл с Совета. Счастливчик, не знавший горя и несчастий, не ведавший трудностей и неудач, он в один день повзрослел вдвое. Он похудел, осунулся и стал, даже как-то, меньше ростом. Куда же делся тот красавец-гигант, притягивавший взгляды всех в любой толпе, куда исчез тот разворот плеч, та гордая посадка головы и выражение лица, не позволяющие сомневаться, что перед ними юный бог.
           Настоящее горе, то о котором он знал понаслышке, огромной чёрной волной до небес, накрыло его. И он, не знающий этой стихии, и не умеющий выплывать в ней, начал захлёбываться, тонуть. Ему показалось, что уже никогда не вернутся к нему ни сладость вдоха хрустального воздуха, ни сказочные полотна небес на восходах и закатах, ни другие радости жизни, такие простые и незаметные, обычно, и такие незаменимые, когда их лишаешься. Своей драгоценной Тиане он ничего не сообщил, смертельно боясь за неё. И полететь в Доум не мог. Только раз взглянув ему в глаза, она поняла бы всё, а он не мог ею рисковать, ведь он так любил её, свой драгоценный цветок. Он изнемогал под своей тяжкой ношей…
            Он перестал ходить на службу, сказавшись больным. И это было правдой. Он перестал есть и спать. Потому что не хотел. Потому что ему расхотелось жить. Все последние дни он проводил на берегу заброшенного, заросшего городского пруда, упиваясь, неведомым ему ранее, горько-солёным коктейлем чувств из горя и одиночества. И в этом состоянии он находился много дней, до тех пор, пока однажды вечером планета не качнулась под его ногами, и он не рухнул на берегу того пруда в своём родном городке. Здесь, в этом заброшенном уголке парка, где всё так напоминало ему о дне первой встречи с ней, в её родном Доуме, он, обессиленный и измождённый, смертельно уставший от тоски и одиночества, завалился спиной на траву и затылком в воду. И в темнеющем сознании его промелькнула сладкая и пугающая мысль – умираю... 
           Здесь его и нашли на следующий день. Нашли и доставили в госпиталь, где кое-как привели в чувство. Очнулся он в палате госпиталя, опутанный проводами и шлангами. Ему повезло – к нему пришёл пожилой и мудрый доктор. И потому уже никто больше не пытался лечить его тело иглами и микстурами. В долгих беседах под звёздным небом доктор вылечил больную душу Эддама и тот вернулся в мир. Вернулся другим. В госпиталь привезли раздавленного мотылька, столкнувшегося с жесткой машиной жизни, а возвращался в мир принявший решение, уверенный в себе, откинувший сомнения, истинный Мэнси. Он решил: для рода и для республики он выполнит всё, что от него потребуется. Но свой драгоценный цветок, свою любовь сохранит и сделает всё, чтобы его Тиана была счастлива в этой жизни.
           Год на Ипе делился на три одинаковых части. Наступал новый год с началом сезона первого урожая, следом за ним приходил сезон второго урожая, уже других плодов, овощей и фруктов, и завершался год временем отдыха полей. В этот период, свою пищу одарённые народы Ипа, как и все остальные живущие на нём, получали, с деревьев и кустов, в лесах и рощах Избранной планеты, в её морях, в горах и степях, с трав и грибниц – Создатель позаботился о чадах своих.               
        Для создания семьи с представительницей рода Кайн, Эддаму был отпущен срок: время отдыха полей и сезон первого урожая. К началу сезона второго урожая он обязан был найти избранницу. Раз так хочет род – так тому и быть! И Эддам отправился в путешествие. Он был не одинок в своей миссии. Ещё десяток женихов клана Мэнси и десяток мужчин, с этой же миссией, клана Кайн, двигались по дорогам Ипа в поисках жён. Все они  знали условия задачи, и были оповещены о цели и причинах своей миссии. Все знали, что кто-то из них вскоре станет Президентом республики Хайтэ, и, конечно, каждый желал этого. И Эддам исключением не был. Только одно мешало ему: сердце его было занято – там жил драгоценный цветок и ничему другому места там не находилось.
           Он ездил и летал из одного города, принадлежащего клану Кайн в другой, из одних поселений в другие. Он ходил и смотрел, смотрел и ходил, но ни одна из местных красавиц не смогла проникнуть в его сердце. Ни одна не могла сравниться с его Тианой – все они блекли в её лучах. А образ её не мерк и не тускнел в сознании Эддама.
           Они, невесты клана Кайн, знали о нём, гиганте и красавце из рода Мэнси, о нём, Золотом Эде. Они ждали и желали его. Его и то будущее, которое он мог бы им дать. Они готовы были на всё, чтобы стать его избранницей. Они проникали в номера гостиниц, где он останавливался. Присаживались к его столу, когда он обедал. Они стремились проникнуть в его постель, и оттуда в его сердце. Но сердце, в отличие от его постели, было недоступно. 
           Были они разные, очень разные, но он их никогда не запоминал. Не задерживались они в его памяти и сознании. А сердце его было занято. Покидая его постель, они тут же покидали и память его.
         Но появилась одна, которую он заметил. Это была очень привлекательная и рослая - ему под стать, рыжеволосая девица. Её он встречал уже не раз. В различных городах и поселениях она попадалась ему на пути. Всегда в отдалении, всегда на втором плане. Она, всякий раз, не сводила с него своих удивительно красивых, изумрудных глаз. Весь вид её выражал ожидание и покорность судьбе, только по лицу иногда пробегали сполохи скрываемой страсти и нетерпенья. Иногда, когда он, в очередной раз, скользнув по ней взглядом, отворачивался, лицо её преображалось, и на нём, сменяя друг друга, метались такие разные, но сильные чувства: страсть и нетерпение, обожание и досада. Досада и даже злость на него за его чёрствость и холодность, за его невнимание к ней и равнодушие. Но она никогда не подходила к нему, как другие. Она ни разу не заговорила с ним. Она терпеливо ждала своего часа, и он пришёл.
           Это была захудалая гостиница в горном поселении, где проживали торговцы-хайтэски, строившие свой бизнес на торговле с горанами. Всё поселение состояло из пары десятков домов, очень похожих один на другой, и такого же количества складов-ангаров, сосредоточенных в той части посёлка, какой он подходил к громадному обрыву плоскогорного плато, начинающегося с этих мест. Неподалёку от посёлка и складов, в отвесной стене обрыва виднелся вход в один из анклавов горан, выполненный в виде огромной эллипсной арки, перекрываемой стальными воротами. Каким ветром сюда занесло Эддама – неизвестно. Может он взял таким способом себе отпуск в своём вояже, может были другие причины, но здесь его явно никто не ждал. Одиночество его было бы полным, если бы в этой же провинциальной двухэтажной гостинице в том же коридоре не поселилась она, прекрасная и загадочная незнакомка, неизменно сопутствующая ему.
           В этот дождливый и удивительно тоскливый вечер, чувство уверенности в себе, в том, что придёт завтрашний день вообще, в успешности и целесообразности своей жизни, покинули его. И, казалось, небо обрушилось на его плечи. Жуткое одиночество на пару с депрессией вцепились, как бешенные раптэры, в душу Эддама. Не в силах вынести этого, он поспешно спустился на первый этаж гостиницы, где располагался небольшой бар.

6. ВЫБОР  СДЕЛАН.

           Бар был пуст. Безнадежно пуст. Так же как пуста была её комната. Такой же пустой стала бы её кочевая жизнь, если бы любовь окончательно покинула её. Надежда, её парус, её спасательный круг, уже почти оставила её. И её бескорыстное и искреннее чувство к нему, не встречающее отклика, как цветок без внимания и ухода, поблекло, и увядало на глазах. Он, хоть и заметил её, но ни разу не пытался заговорить с ней или, хотя бы, просто поприветствовать её. И она, с горечью осознавала, что всё, что она делала, оказывалось впустую. И сейчас она, в который раз, решала задачу - простую задачу, где все «неизвестные» известны. И решение могло быть только одно. И решение это было, увы, неизбежным. Оставить несбывшиеся надежды и возвращаться домой. В который раз, она оттягивала принятие этого решения – тяжело убивать своими руками то, что ты ценишь в своей жизни более всего. Надежда, крохотная и чуть живая, ещё теплилась в глубине души. И была эта надежда - на чудо…
           Внезапно и резко отворились двери бара, и вошёл он. Вошёл, как вбежал. Как будто нечто гналось за ним. Остановившись возле входа, он огляделся и замер. Только одна она, в этом небольшом полутёмном баре. Она и пустой автоматизированный бар.
          А она так ждала этого, так мечтала о такой встрече и не верила в удачу. Она ночами молила судьбу и жаждала чуда. И вот оно, это чудо! Взглянув в его лицо и заглянув в его глаза, она чуть не закричала… Это оно - её мгновение! Либо сейчас, либо уже никогда! В его глазах боль и отчаяние,  смертная тоска и одиночество, как приговор. Он ослаб, бедный Эддам. Силы и твёрдость оставили его. Он был, как ребёнок: так же открыт, и так же искал чьей-то поддержки и тёплого плеча.
            Она долгим, ласковым взглядом поглядела на него, как бы протянув руку помощи, и затем, отвернулась к окну. Она смотрела в окно, но ничего не видела там. Внутри неё всё вибрировало и дрожало, как натянутые струны храмового инструмента после торжественного аккорда. А он, постояв в дверях, нерешительно направился к ней. Подойдя к её столику, он остановился и замер, ожидая её приглашения. Но она, наслаждаясь моментом, молчала, опустив глаза в стол, боясь показать ему торжество во взгляде или голосе. Наконец, справившись с этим, она подняла глаза на него и вопросительно посмотрела прямо в его глаза, как бы спрашивая: с чем пришёл, Эддам? Глаза в глаза, безмолвно и открыто. Его глаза сказали ей: я люблю другую, но ты станешь моей женой, и мы проживём долгую жизнь, родим много детей, и я буду уважать тебя всегда. И она ему ответила взглядом: знаю, верю, люблю! А вслух произнесла: «Я – Эва Кайн. Присаживайся, Эддам».
            Потом были несколько лет безмятежного счастья Эвы, нарушаемые иногда периодами депрессии Эддама. В эти дни и ночи он молчал с ней, коротко отвечал на вопросы, а глаза его были наполнены тоской и болью. Она всё понимала и никогда не пыталась лезть в его душу, или утешать. Но такое случалось не столь часто, чтобы слишком беспокоить её. Рождались их дети, Эддам быстро рос по службе и успешно продвигался к намеченной цели. Как, впрочем, и многие другие претенденты в этой гонке. И всё казалось Эве замечательным и прекрасным. Только время испытаний для неё ещё не пришло - ведь драгоценный цветок не погиб, ни в Эддаме, ни в Тиане.
7.  ВРЕМЯ  ИСПЫТАНИЙ.

           Эддам не ошибался, не делал глупостей и не позволял себе расслабляться. Он рос и рос, и был уже известным сенатором от крупного промышленного округа. Округ располагался в часе лёта от столицы, и сенатор Эддам построил себе дом в её пригороде. Это удобно: можно хоть каждый день объезжать округ, и бывать ежедневно в Сенате. Семья Мэнси не поскупилась и выделила Эддаму очень приличную сумму на постройку виллы - статус сенатора и члена уважаемой семьи, обязывал. Однако, Эддам потратил и много личных сбережений, первоклассно оснастив свой дом. Он заказал и установил многофункциональную роботосистему, ставшую модным атрибутом среди состоятельных семейств Хайтэ. Система могла быть и справочной машиной, и высокоинтеллектуальным собеседником, и привратником дома, отслеживая и опознавая приходящих гостей, докладывая о них хозяевам. А в случае, если гость не был ей знаком, она расспрашивала его о цели его появления, узнавала его имя для доклада и для того чтобы внести в файлы своей памяти. Система принимала все входящие сигналы личной связи, и в зависимости от того, к кому обращались, соединяла абонента. В её функции входили и пожарная безопасность дома, и информативное обеспечение, т.е. все важнейшие новости, затрагивающие интересы семьи, получаемые из средств общественной информации - всё это отслеживалось системой и предлагалось хозяевам в виде рекомендаций. Система была очень внимательна к каждому члену семьи, заботилась об обеспечении чистоты в помещениях дома, чистоты их одежды, и, потому, в семье Эддама её стали звать Няня.
           Однажды вечером, на верхней террасе своего огромного дома, Эддам  работал над текстом завтрашнего выступления в Сенате. Текст не давался. Ему всё казалось, что в нём нет необходимой убедительности, и что выступление не найдёт нужного отклика в рядах сенаторов. Он ходил по террасе, между припаркованным здесь, новым летающим слайдером –недавним приобретением, заменившим его старую «леталку», и входом в рабочий кабинет-мансарду, куда вход домашним был закрыт.  Он снова и снова переставлял и заменял слова, расставлял паузы, пытаясь найти оптимальное звучание, когда экран монитора связи включился, и, привлекая внимание хозяина, из него раздался негромкий щебет певчей птицы. Затем мелодичный голос Няни сообщил: « Вашего внимания ищет неизвестный абонент из округа Доу».
         - Соедини, Няня – насторожившись, отозвался Эддам, а сердце его ёкнуло и заколотилось в груди. В этот момент, до боли знакомый голос, даже, как бы и не обращаясь ни к кому, печально и безнадежно произнёс:
         - Забыл меня любимый мой…
И всё. Дальше тишина, связь прервалась. Эддам вскочил, подбежал к процессору Няни, и потребовал: «Определить номер абонента!», но система ответила, что аппарат абонента неисправен, и определить его  номер и адрес невозможно. 
        Не то! Всё не то! Как же такое могло случиться с ним, что он забыл о главной цели своей? Как произошло, что в этой повседневности, в этих «тараканьих бегах» он так увлёкся погоней за успехом, что совсем забыл о своём драгоценном цветке, о единственной и любимой, о ней? Осознание этого факта так потрясло его, что он не смог в эту ночь не только что заснуть, но даже и присесть. Всю ночь он мерил шагами свою террасу. Всю ночь говорил сам с собой, и к утру, не найдя никакого решения, почувствовал себя разбитым и больным. Предстояло сделать выбор - а он не мог. Два пути было перед ним: один - реальный путь, на котором он уже принял успешный старт, путь, обещающий максимальный успех, путь славы и богатства, всеобщего почитания и высшей власти. И был другой, ничего этого не обещающий и, даже, напрямую отрицающий все эти возможности, путь. Но… здесь было то, рядом с чем меркнет «всё золото мира».
           На службу он не пошёл, сообщив секретарю, что болен. Под этим же предлогом к завтраку не спустился, а затем и к обеду, чем очень обеспокоил Няню. А перед ужином Эва сама поднялась к нему. Он ей никогда не открывал своей тайны, но разве возможно что-то скрыть от жены? Она, конечно, чувствовала всё и понимала истоки его «хворей». Но она была умной женой и не лезла к нему под кожу. Такова судьба, считала она, и старалась быть счастливой на своём месте. В дни его депрессий она бывала особенно нежна и внимательна к нему. И всегда это действовало. Но не сейчас. Он был угрюм, молчалив, а в глазах его застыла боль.
          Через пару дней хандры и добровольного одиночества от Няни Эддам узнал, что создаётся сенатская комиссия для изучения дела о нападении раптеров на одно из селений семейства Доу. Новость ошеломила его. Он тут же, забыв о хандре, попытался связаться с семьёй Тианы. Но, как ни старался, связи с Доумом всё не было. Эддам, по личному каналу, переговорил со своими секретарями и узнал, что в Доуме разрушена, стоящая на горе, неподалёку от границы с территорией раптэров, трансляционная вышка связи. И тогда он, не в силах более терпеть неизвестность, собрался и отправился в Сенат. Там, с облегчением узнал, что поселение, о котором идёт речь, находится достаточно далеко от городка Доум, и что убитых, как будто, не было. Однако беспокойство и какое-то саднящее чувство снова и снова возвращались к нему. В коридорах Сената его разыскал секретарь Председателя сенатского комитета по проблемам территорий, и пригласил  сенатора Эддама пройти с ним в кабинет. Председатель комитета сообщил, что сенатор, в чьём ведении находится округ, нездоров и ещё долго не сможет участвовать в делах Сената, поэтому он, Председатель, просит сенатора Эддама Мэнси, возглавить сенатскую комиссию и провести тщательное расследование. Эд не мог поверить себе и своей удаче. Всё произошло чудесным образом и, как нельзя лучше. Вдохновленный, явно благоволившей ему удачей, он помчался домой, быстро собрался в дорогу, взял с собой сенатских судебных приставов, своего секретаря и на огромном и хорошо оснащённом геликоптере Сената, отправился в путь. Дорога его лежала в  главное поселение рода Доу, славный городок Доум.
         В геликоптере душа его пела от счастья и ликования – сейчас, сейчас, уже скоро, он увидит её. Он сможет взять её руку, стиснуть её в своих объятиях, он сможет поцеловать её… Лишь другая, осторожная и мудрая часть души, страшилась будущего, неизвестности и худых новостей. Смирив себя, свои страхи и ликования, нейтрализовав одни другими, он взял себя в руки и принялся изучать материалы и готовиться к проведению сенатского расследования.
         Наконец, их геликоптер опустился на окраине Доума, на парковочной площадке, где столько раз он оставлял свой аппарат. Здесь их уже ожидал вместительный слайдер, посланный местным мэром. Погрузившись в него вместе со своей командой, Эддам приказал отвезти себя в мэрию. По дороге он пригласил своего секретаря присесть возле себя и попросил его рассказать о местном мэре. С тем, что было изложено в официальных документах, он ознакомился во время полёта, а теперь ему потребовались сведения приватного характера, полученные из сплетен и слухов. Для сбора и анализа теневой информации у сенатора были свои специалисты, и секретарь был одним из них:
         - Субъект среднего возраста, - начал секретарь – неоднократно нарушал законы, и об этом знают все местные. Всегда всё сходило с рук, и потому  здесь считают, что он имеет в столице высоких покровителей, или, как здесь говорят – крышу. Весьма богат, по местным меркам, хотя происходит из бедной семьи. Вероятно, всё состояние его добыто криминальным путём. Не так давно овдовел, и снова женился. Говорят, что любит свою молодую жену. Построил новый дом в центре города на месте бывшего колумбария. А урны оттуда распорядился перевезти на окраину города, где на свои средства, возле крематория, построил новый колумбарий. Округ Доу граничит с территориями нескольких родов раптоидов, и местным мэрам всегда приходилось улаживать проблемы с соседями. И нынешний, успешно до сих пор, решал все недоразумения. У него налажены весьма хорошие отношения с видным представителем соседствующего рода раптоидов, и они даже в гости ходят друг к другу, пару раз в году. Как здесь говорят: дружат семьями.
         Тут есть один нюанс, сенатор. Местный мэр не любит, когда его называют по имени и предпочитает, чтобы к нему обращались: господин мэр. Якобы это связано с неблагозвучностью его имени, вернее с тем, что оно созвучно тяжкому оскорблению на языке соседей: Асса-жел-ло, что означает – пресмыкающийся змей.   
               
                8.  НЕ  ЖДАЛИ ...

           И вот они, до боли знакомые места, где он узнал, что такое счастье. Сколько раз, оставив свою старенькую винтокрылую леталку на знакомой окраине, он со всех ног мчался сюда, спеша увидеть её. Сколько раз она выбегала из этой двери и бросалась ему на грудь, повизгивая от восторга. И он, краем глаза замечал, как в окно смотрели, улыбаясь, её родители. Так было. А что-то теперь?..
          И вот он снова здесь, и всё клокочет в нём от ликования и страха. Внезапно осипшим голосом он приказал остановить слайдер и вышел. Некоторое время стоял и смотрел на дом, на знакомую дверь, не в силах шевельнуться. Затем поднял руку и положил ладонь на гладкий экран идентификатора, который служил в домах хайтэсков и замком, и системой оповещения о госте. За дверью раздался мелодичный голос, сообщающий: « Эддам Мэнси-Хэд просит принять его». «Не стёрли ещё из памяти, помнят меня, – подумал Эддам, и в душе его  разлилась горячая волна радости, - и, может быть, ждут…»       
          Отворилась знакомая дверь, и на пороге он увидел её отца - Кертуса Абеля. Тот не спеша вышел, и негромко спросил: « Чего тебе, Эддам?» - как будто они виделись только вчера. От волнения у Эддама перехватило горло, и он едва слышно прошептал: « Тиана?..»   
           Её отец, какое-то время, молча смотрел ему в глаза. И горячая волна схлынула, а сердце Эддама сдавило предчувствие: стало понятно, что и сам Эддам, и его внезапное появление, ничего, кроме неприязни, у отца Тианы не вызывает. Было заметно, что разговор этот непросто даётся Кертусу и сейчас он выбирает из всех возможных ответов наименее резкий и враждебный. Наконец, он справился с собой, и тихо, бесцветным голосом, заговорил: « Она не живёт здесь больше. Она долго ждала тебя, Эддам. Но слухи имеют длинные ноги, и те, что приходили к нам, всегда ранили её. Она много плакала, да, слава Создателю, время – лечит… Теперь она жена нашего мэра. Прощай Эддам, надеюсь никогда тебя больше не увидеть». Он повернулся и ушёл в дом. А Эддам, на ватных ногах возвратившись в слайдер, хрипло скомандовал: « В мэрию».
            Там их уже ждали. В кабинете мэра собралась вся местная «элита», явственно разделившаяся на две группы и занявшая места по разные стороны от мэра. Это были представители двух конкурирующих родов с примкнувшими сторонниками.  Шутка ли, видный сенатор в их захолустье. Такой шанс. Глядишь, что-то и отломится,  если во время оказаться на месте. Нельзя упускать момент, иначе им воспользуются конкуренты, а это значит: бонусы опять мимо нашей кормушки. И чиновники округа боялись упустить свой шанс: это, ведь, как понравишься: могут и в столицу забрать.
           Все собравшиеся терпеливо и молча ожидали, только сам мэр негромко о чём-то говорил с главой местных приставов, когда в зал стремительно вошёл сенатор Эддам. И мэр, и вся его рать, вскочили со своих мест и склонились в поклоне, значительно более низком, чем было положено по этикету. Остановившись на середине зала, сенатор в ответ склонил голову и произнёс ритуальную фразу: « От имени Сената приветствую вас!» После чего перешли к делу, и совместное совещание началось.
           Мэр оказался не очень молодым, страдающим ожирением и одышкой, чиновником, давным-давно занявшим место мэра, и теперь всеми правдами и неправдами удерживающего это тёплое место. У него было простоватое лицо с косящими глазами. И, если бы Эддам встретил его где-то в другом месте и при других обстоятельствах, он бы принял его за растяпу-деревенщину, у которого даже шнурки на ботинках завязываются с третьего раза. Успех и это простоватое и, даже, глуповатое лицо, казалось, были несовместимы, но… Всё дело в этом самом «но». Это был мэр окружного города, мэр успешный, с рекордным сроком службы в этой должности. И это говорило о многом, вернее, о многих важных для выживания качествах, сосредоточенных в этом экземпляре. Он был, безусловно, умён, т.к. сумел без потерь просидеть в мэрии много «мэрских» сроков. Эддам перед поездкой просматривал досье на местную публику, и поразился живучести и изворотливости этого хайтэска. Множество раз и по различным поводам приезжали сюда комиссии разных уровней, и многие из них ехали сюда «за его головой», чтобы снять этого обнаглевшего, постоянно нарушающего законы, чиновника. И что? Он – здравствует, комиссии - отчитываются о местном благополучии, все - довольны. Вероятно, он был хитёр и нежаден, так как умел угождать своим избирателям и делиться своей добычей с местной «элитой» и проверяющими комиссиями. И, при всём этом, он выглядел, как потрёпанный деревенский башмак.
            Нынешняя ситуация с чрезвычайным происшествием, как стало    вскоре выясняться, не лучше прежних, когда приезжали другие столичные команды. Сенатские приставы, прибывшие с Эддамом, и отправленные им, перед посещением мэрии, для сбора объективной информации, уже «нарыли» кое-что. Выходило, что нападение раптоидов было спровоцировано действиями местных властей, которые пытались оттяпать кусок территории раптоидов кому-то под виллу. Эддам уже обладал некоторой частью всей информации, но вида пока не подавал, и внимательно выслушивал всё, что ему докладывали местные чиновники. Выяснив, что убитых в произошедшем столкновении нет, он отправил на место происшествия своих экспертов, другим исполнителям поручил опросить свидетелей и пострадавших, а сам занялся изучением пограничной ситуации. Постепенно вырисовывалась картина, которая перспективы мэра делала совсем мрачными.

9. ОБЕД  У  МЭРА.

          Подходил полдень, и мэр пригласил сенатора Эддама быть гостем его дома и отобедать у него. Прекрасно зная методы, которые  чиновники используют для задабривания инспектирующих, Эддам ожидал таких действий. И, даже понимая, что посещение дома мэра может скомпроментировать его, или обязать к чему-либо, Эддам не смог отказаться от приглашения и от возможности увидеть её. Одно только беспокоило его: насколько осведомлён мэр о прошлом своей жены и о своей роли в этом прошлом. И вначале ему даже показалось, что никак не осведомлён. По крайней мере, ни взглядом, ни словом, ни жестом мэр не давал понять о том, что ему что-либо известно.
         На обед, к удивлению Эддама, отправились пешком, потому что оказалось, что дом мэра находится по соседству с комплексом административных зданий города. Эддам шёл, почти не слыша рассуждений, семенящего рядом, коротконогого мэра, и от волнения его покачивало. В дороге с ним что-то случилось:  он, почти, не чувствовал конечностей. Его сущность, его эго, как будто отделилось от его тела и летело над поверхностью планеты на высоте его головы, отстранённо наблюдая за действиями, не принадлежащих более ему, ног. И осязание, как чувство, полностью исчезло: он прикоснулся кончиками пальцев к своему лицу и ничего не почувствовал. Совершенно никаких ощущений ни в пальцах, ни на лице. Потерев руки одну о другую, он не ощутил почти что ничего, и ему показалось, что между руками проложена толстая ткань. Голос его, обычно зычный и слышимый даже в гвалте сената, внезапно сел, и потому он старался молчать, чтобы не выдать своего состояния.
           Только они сами знают, чего им стоила эта встреча. И она, и он, зная о приближении встречи, и боялись, и жаждали её. И вот, этот жуткий и желанный момент наступил: войдя под своды роскошного особняка, он увидел её. Увидел, и тут же испугался, и за неё, и за себя. Как сдержать поток чувств и не выдать себя? Как произнести слово, если голоса нет… Долгожданная и такая неожиданная, чудесная, восхитительная и такая мучительная встреча!
           Похоже, что этот старый лис, мэр, всё-таки, всё знал. Поэтому он не стал представлять их друг другу. Поэтому он, войдя вместе с Эддамом, внезапно исчез куда-то. Странная ситуация сложилась под сводами этого дома, и много трудных вопросов появилось перед ними. Можно ли смотреть друг на друга, и как?.. К чему это приведёт и чем закончится? Возможно ли пребывать в этой ситуации и не сойти с ума?
            Во время обеда за столом говорил один мэр. Ему, казалось, нравилась пикантность ситуации. Он был весел и словоохотлив, сам смеялся над своими шутками, сам возражал себе, в общем, развлекался, как мог. Эддам отделывался междометиями, а Тиана, выслушивая всё, что говорилось за столом, никак не реагировала на это. Её, прекрасной лепки лицо, своей красотой и неподвижностью походило на лик храмовой статуи - богини плодородия из тёмных веков. Прошедшие годы почти не коснулись её. Она была также изящна и стройна, как и прежде, также притягательна и великолепна, с пропорциями, которым могла бы позавидовать любая красавица Ипа. Только глаза стали другими. Они походили на озёра, наполненные печалью. Только голос уже не звенел колокольчиком, и, чтобы услышать его, нужно было замереть, и, даже дыхание прекратить.  Да ещё и самообладания было в ней - не по возрасту.
           Эддам не замечал смены блюд и вкуса пищи. Он, то прилипал к ней взглядом, то, очнувшись, боялся поднять на неё глаза. И это он, Эд, пожиратель сердец и ловелас! Наконец, пытка закончилась, и он, сиплым голосом поблагодарив хозяйку дома за вкусный обед, отправился в мэрию. Мэр шагал рядом, и, как-то странно поглядывая на Эддама, начал разговор. Он начал с того, что пожаловался на своё здоровье, на то, что подходит старость, а он оказался не в полной мере оценен и востребован центральной властью. Что с каждым годом возможности его карьерного роста уменьшаются, и, что, вероятно, он и его семья так и останутся прозябать в этой отдалённой провинции. Сначала Эддам хотел ответить резко и жёстко, высказав своё мнение о методах и стиле работы местной власти, о многочисленных нарушениях законов, и о том, что реально мэр может претендовать только на отдельную камеру для вип-персон в местной тюрьме. Но сдержался. Несколько смягчив формулировки, он изложил своё мнение коротко и недвусмысленно. После этого мэр явно приуныл. Он молча сопел и шёл, чуть поотстав. Было понятно, что он разобижен и напуган. Вдруг, Эддам явственно услышал сдавленный всхлип, и это было так неожиданно, что он остановился и резко обернулся. Мэр стоял неподалёку, понурившись, весь как-то обвис, постарел и выглядел чрезвычайно жалко. Эддам поразился переменам происшедшим с ним. Только что рядом шёл преуспевающий, уверенный в себе и в своём будущем, чиновник, и вот, пожалуйста: перед ним стояло существо крайне обиженное и до последней степени несчастное. Эддаму даже показалось, что это другой хайтэск, хоть обликом и похожий на того, с кем он только что говорил.       
            Вдруг, почувствовав неловкость, даже как-то устыдившись, Эддам подошёл к нему и сочувственно потрепал по плечу. Только он успел произнести ободряющее: « Ну, ну…», как всхлипывания усилились, и водопад слёз хлынул из глаз мэра. Не ожидавший такого поворота событий Эддам, опешил и растерялся. Кто бы мог этого ожидать? Не склонный к сантиментам, он, то ли под влиянием недавно пережитой бури чувств, то ли по каким-то другим непонятным причинам, проникся сочувствием и жалостью к этому несчастному. Весь мир вокруг, вдруг, показался ему таким неуютным, безжалостным и таким холодным. Он внезапно вспомнил себя, на берегу того пруда и то состояния беспросветного горя, в котором он тогда пребывал, и ему захотелось приободрить плачущего старика.  Эд взял мэра под локоть и потряс его, желая привести в чувство. Не подействовало. Тот стоял, опустив голову на грудь, безвольно свесив руки, и плакал, не стесняясь, как приговорённый к смерти. И Эддам, не в состоянии далее переносить всё это, шагнул к нему, приобнял одной рукой его за плечи, и тихо произнёс: « Ну, ну, всё… всё… мы что-нибудь придумаем…»
          Совещание продолжалось, но «ветер переменился». Чаще стали выступать местные, которые в противовес всему, что говорили сенатские приставы, выстроили свою линию обороны, и держали её дружно и твёрдо. Эддаму показалось, что кто-то «за кулисами» срежиссировал ситуацию, и теперь умело дирижирует выступлением местной команды. По их заявлениям выходило, что клочок территории, из-за которого возник конфликт, небольшой остров с рощей в излучине реки, издавна был причиной споров между родом Доу и соседствующим родом раптэров. Комиссии сообщили, что споры эти длятся долгие годы, и остров всегда являлся точкой напряжения в регионе. И, как резюме, они под конец заявили, что род Доу, в принципе, готов уступить этот остров, вместе с прилегающими водами, раптэрам, в качестве жеста доброй воли, если на это будет согласие центра. На этом и остановились, постановив: соседям принести извинения «за действия частных лиц», подписать с ними совместный документ, в котором лица, создавшие  ситуацию осуждаются, а статус спорной территории решается добровольно в пользу рода раптоидов, выставляющего претензии на остров. И был ещё один пункт в документе, за который, видимо, было хорошо заплачено: для снятия напряжений во взаимоотношениях соседствующих родов, линию границы перенести к берегу рода Доу в зоне острова, к которой относится русло реки на тысячу шагов вверх и вниз по течению реки. По завершению совещания мэр, с косо наклеенной улыбкой на лице, оттянул Эддама в сторону и, просительно заглядывая в глаза, пригласил его на ужин в свой дом. Ему было явно не по себе, и хотелось добиться какого-то результата в сложившейся ситуации.

10. РОКОВОЙ  ВЕЧЕР.

         Эддам шёл по знакомой уже улице и, обдумывая предстоящий вечер, гадал, что-то будет… Мэр, шедший слегка позади, и говоривший без умолку, неожиданно замолчал на полуслове. Неспешно шагающий Эддам, думал о своём, и, почти не прислушивался к болтовне мэра, однако, наступившая тишина его насторожила. Удивлённый, он обернулся в сторону мэра и ещё больше изумился увиденному: лицо мэра было не просто печальным, а даже скорбным.
         - Что с Вами, что случилось? Ведь всё произошло с минимальным уроном для Вас, и именно так, как Вы хотели - спросил он.
         - Сегодня я стал нищим – ответил мэр и отвернулся. Помолчав, он добавил: -  Вы, наверное, думаете, что это решение о передаче территории раптэрам – чистая благотворительность? Ошибаетесь. Чтобы замять скандал и не оказаться там, где Вы мне обещали отдельный кабинет, мне пришлось передать главам местных влиятельных семейств всё состояние, какое мне удалось скопить за всю свою жизнь. Это плата за мою ошибку. Обычно они воюют между собой за каждый кусок, а сегодня объединились, чтобы ободрать меня. И это ещё не всё: они, исчадия нечистого, в торге с главами соседей, выторговали себе немалые деньги за уступку нашего водного пространства, наших речных плантаций. А уступку подадут всем, как плату за моральные издержки соседей, и будущий мир. Я буду вынужден согласиться. Этими действиями они поставили точку в моей карьере мэра. Для меня всё кончено. Должен Вам сказать, что это непросто потерять всё в один день… – и он замолчал надолго. Ошеломлённый Эддам не находил, что сказать в ответ.
          Подходя к жилищу мэра, он внимательно взглянул на дом и отметил про себя, что строение свежее, строили не жалея средств, и потянет при продаже немало. Тут же сам себя одёрнул: не моё это дело – решать за него, как ему быть. Но тут же его пронзила мысль: а Тиана, и её будущее – это тоже не моё дело?..
          Ужин ничем не напоминал обед. Все молчали. Мэр сидел хмурый и подавленный, Эддам был крайне стеснён ситуацией, а Тиана, как и в обед, была погружена в свои мысли. И, чтобы это не походило на поминки, хозяин дома включил визор. Там передавали местные новости. На экране в полстены мелькали лица мэра, сенатора Эддама, заседающих, выступающих и мест событий. Потом начались комментарии на результаты совещания. Разные. Были и лояльные, но больше резких и враждебных. Мэр всё больше мрачнел, а, когда древний, почти поросший мохом, старик-хайтэск, с кривым носом, не очень членораздельно что-то прокричал с экрана, а потом плюнул прямо в камеру, мэр дёрнулся, махнул рукой в сторону экрана и вскочил. Потом, опомнившись, оглянулся на жену, затем на Эддама. Лицо его было перекошено, вначале он попытался справиться с этим, и, даже пытался улыбнуться, но лицо ему не подчинилось, задёргалось, и он отвернулся. Встав из-за стола, он подошёл к окну, постоял какое-то время, успокаиваясь, затем обернулся к ним, и, криво улыбаясь, прохрипел:
         - Это были мои похороны, как мэра - затем отошёл к окну, поглядел в него, и добавил – Теперь надо решать: где и как жить дальше.
          Он какое-то время кружил вокруг стола, о чём-то тяжело и напряжённо размышляя. Затем остановился возле Эддама и, повернувшись к нему, сидящему, оказался глазами, почти на одном с ним уровне. И, глядя прямо в глаза Эддаму, сказал:
         - Вы уж не оставляйте нас, сенатор,- помолчал и добавил – хотя бы сегодня. А теперь позвольте мне уйти - что-то день не задался и я безумно  устал сегодня. – И он ушёл. А они остались.

                11. ЛЮБОВЬ  БЕССМЕРТНА.

           - Это был его отец, – неожиданно сказала Тиана – он проклял сына.
           Эддам озадаченно посмотрел на неё. Он не понял ни слова из сказанного. Он, в этот момент, уже решал самую трудную задачу своей жизни. Он пытался выбрать дальнейший путь и этим определить будущее. И своё, и своих дорогих и любимых, тех, которые живут рядом с ним, и той, которая ему всегда была бесконечно дорога. А она сидела напротив, и смотрела в его глаза. Она ожидала его решения. Время пришло, и с этого момента, как с перекрестка дорог, будущее требовало выбора, и сделать его было необходимо именно сейчас.
         - Как ты жила, любовь моя? – тихо спросил он, а глаза его неотрывно вглядывались в неё, в черты её лица, в глубину её глаз. Он искал там ответы на важные вопросы, роем клубившиеся в его голове. Для принятия решения ему не хватало нескольких, очень важных кусочков мозаики, заполучив которые можно будет сложить всю картину. Он не знал, что осталось в ней от прошлого, насколько жизнеспособным и важным для неё было то, что он видел в её глазах в те далёкие дни. Фактор времени – фактор, разрушающий камни! И в поисках этих ответов он пытался проникнуть в глубину её сознания. – Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня, любимая? Сможешь ли понять?.. – сказал чуть слышно он или подумал, но глаза донесли эту мысль до неё.
         - Я всё знаю, любимый. Не казнись и не кори себя, здесь нет твоей вины. Время такое и жизнь такова. И она не оставила нам права выбирать.
         От этих слов горячая волна счастья и безумной радости наполнила душу Эддама.  «Она – моя! Она, по-прежнему любит меня, и мы будем вместе!» - подумал он. Цунами любви опрокинул и захлестнул их, завертел в своих объятьях, закружил в водоворотах первородной страсти… Очнулись они лишь, когда первый луч проник в залу, оповещая о приходе нового дня.
         - Я скоро вернусь, любовь моя, - сказал он ей, - так скоро, как только смогу. – И после этих слов он вышел.    
                *  *  *
          Он вернулся в свой номер, где его секретарь заботливо разместил все его вещи. Там привёл себя в порядок, а затем долго сидел перед зеркалом, молча глядя себе в глаза, то ли размышляя о чём-то, то ли прощаясь с чем-то. Затем, решительно тряхнув головой, встал и направился в мэрию.
           Несмотря на раннее время, кабинет мэра был открыт и сквозь приоткрытую дверь Эддам увидел хозяина кабинета. Тот, с крайне подавленным выражением, за ночь состарившегося лица, кривя губы, собирал и складывал в сумку, вероятно, личные вещи, без которых у кабинета не бывает ни лица, ни имиджа, отражающих индивидуальность их хозяина. Эддам, как не старался отвести взгляд от ужасающе изменившегося с прошедшего вечера лица этого хайтэска, так и не смог. Ему, в какой-то момент, даже показалось, что это кто-то другой. Он всё смотрел, сравнивая, и, видимо, изучаемый что-то  почувствовал. Он вздрогнул, и резко подняв голову, обернулся к двери. Сначала лицо его отразило испуг, затем на нём мелькнули гнев и ненависть, но, мгновенно овладев собой, он превратился в мэра, и изобразил улыбку. Улыбка вышла неестественной, больше похожей на гримасу боли, и, поняв это, мэр устало махнул рукой, опустил голову на грудь и тусклым голосом прокомментировал: « Мы – дети любимые славного Бога, к вершинам успеха вела нас дорога…»  Эддам, услышав незнакомый стишок-присказку, вначале пропустил его мимо ушей. Ему и без этих загадок день предстоял тяжёлый и нервный. Нужно было провести последнее совещание и там изложить решение совместной комиссии. И нужно было сделать один непростой шаг. Настолько непростой, что непроизвольная дрожь охватывала его от пяток до макушки. А этот стишок, мимолётно услышанный от мэра, каким-то образом застрял в его сознании. Он блокировал память, и торчал там как заноза, отвлекая и мешая начать это самое «непростое дело». Где же он слышал эту фразу? Это что-то важное, несущее что-то в себе… Так и не вспомнив, Эддам, собравшись с духом и спросив разрешения, вошёл в кабинет, и прикрыл за собой дверь.
          - Господин мэр, - начал он, - я вижу, что Вы приняли решение. Не берусь судить насколько оно обдуманно и целесообразно. Но на основании сказанного Вами вчера вечером, у меня для Вас есть привлекательный, как мне кажется, вариант. Выслушайте его, пожалуйста: если в сегодняшнем заключении по рассматриваемому делу не появится о Вас и вашей деятельности на посту мэра Доума отрицательно характеризующего материала, то я счёл бы возможным сделать Вам следующее предложение: - Эддам замолчал, дав собеседнику возможность переварить столь сложное заявление, - Я хочу пригласить Вас на работу в свой округ в качестве начальника канцелярии, – объявил он, но увидев что его предложение не вызывает энтузиазма, Эддам поправился, - пожалуй нет, лучше на должность заместителя начальника отдела по проблемам пограничных территорий округа. – Эддам помолчал, внимательно глядя на собеседника, и затем добавил, - Но со временем возьму к себе в Сенат.
         Стоявший перед ним пожилой, с нездоровым цветом кожи хайтэск, на глазах стал изменяться: плечи расправились, морщины разгладились, глаза приобрели молодой блеск. Он принялся кланяться и благодарить Эддама, за его чуткость и благородство, за его доброту и разум. Скользнув своими глазами по лицу Эддама, распинавшийся хайтэск опустил их вниз, и уже более не решался их поднять. Эд понимал, что прятал в своих глазах бывший мэр, и не осуждал его. Он надеялся… Как и все влюблённые, он на что-то надеялся. Может быть на случай, может быть на чудо, может на всё вместе… И ещё он был безумно благодарен стоящему перед ним и приниженно кланяющемуся существу за то, что тот принял приглашение. А, значит, она будет рядом. А, значит, и он сможет видеть её, хоть иногда. Хотя бы видеть…

11. СТЕКЛЯНЫЙ  ДОМ.

           Прошло два года. Сенатор Эддам стал Голосом Сената, заменив ушедшего на покой ветерана, и не далёк был день, когда судьба его могла сделать следующий шаг. Могла бы, возможно. Только его репутация качнулась за последние годы. В прежние времена он не смог бы в такой ситуации удержаться даже клерком на государственной службе, но не теперь. Многое позволено стало теперь в чрезмерно свободном обществе, на многое смотрели уже сквозь пальцы или путали с шалостью. Вот и их отношения, отношения сенатора Эддама и провинциальной красавицы, стали достоянием молвы.
           Подобное происходило на каждом шагу, и ничего удивительного или шокирующего для утратившего мораль общества здесь не было. Только была здесь одна пикантная подробность: обсуждалась личная жизнь второго лица в государстве. Нет, не открыто с экранов визоров. На то она и свобода, чтобы было можно очень свободно и на законном основании заткнуть кого угодно. Конечно, если имеешь серьёзные рычаги влияния и сильное желание ими воспользоваться. Но, приватно-то, говорили. И говорили-то как по заказу. Стоило любителям смакования чужого исподнего слегка призабыть эту тему, как тут же кто-то невидимый начинал нашептывать новые и новые подробности. И новая волна…
            И это делало жизнь Эвы невыносимой. Казалось, злой рок решил разрушить их семью. Многие жёны знают, многие из них мирятся, а другие мстят, как могут (а могут они делать это очень изобретательно). Но Эва не была такой. Она не хотела мстить никаким образом. Однако, она не могла и смириться. И, главное, - она очень любила его, своего единственного мужчину и мужа. Ни слёзы её, ни разговоры с ним, ни угрозы уйти и увести детей – не помогали. Да, Эддам, безусловно, любил свою семью. И    любил обоих детей: и старшего мальчика по имени Кайн (на этом имени, как на родовом, настояла Эва), и младшую дочку, по имени Эра. Это не было тайной ни для Эвы, ни для Тианы. Но и та, первая любовь, к Тиане -была высшей пробы, а потому сердце Эддама разрывалось и страдало. Оно металось, как птица в клетке. В груди по ночам стало болеть тяжёлой ноющей болью. Иногда сердце замирало, и, казалось, что пауза плавно перетекает в вечность. Эддам стал думать о смерти, о том, что только его смерть может разорвать эти запутанные цепи, в которых они все оказались.
           Дом их закачался, как одинокое дерево под ударами урагана. И удары обрушивались на него с разных сторон. Досужие подруги и родственники только и говорили о слухах и сплетнях, и так достали Эву, что она перестала их принимать. И сама избегала выходить из своего дома. Стали заметны морщинки на прекрасном лице Эвы. Она стала плакать по ночам, когда никто не видел её. Но она была сильная и, потому, никто не знал об этом, кроме её мужа, который, видя всё, страдал не меньше её.
           Однажды днём, когда Эддам был на службе, в их дом пришёл некто, на вопрос Няни, представившийся другом. Эва открыла и на пороге увидела немолодого, судя по свободной тёмной одежде, чиновника-хайтэска. Она никогда раньше не видела его, но, взглянув в его глаза, поняла кто перед ней. Это был муж Тианы и бывший мэр Доума. Он представился, поклонившись:
            - Азазелла, муж  Тианы. Простите, если не вовремя.
            - Эва – просто ответила она, - Пройдёмте в сад…

                13.  ДВА  МОНОЛОГА.   
 
            - Эддам, хочу с Вами поговорить не как президент, а как друг, если позволите. Я опасаюсь, что Вы сильно осложнили и свою задачу и нашу. Вы, должно быть, догадались, о чём я говорю. Я говорю даже не о морали, не о банальном адюльтере, а о последствиях того шума, который вокруг Вас кто-то усиленно раздувает. Все мы грешны по природе своей, но избранным нельзя быть как все. На Вас сделаны большие ставки, и мы всё ещё рассчитываем на Вас. Вы должны пойти нам навстречу, перешагнув через собственные прихоти, через собственные слабости. Вы, я надеюсь, понимаете, чего стоят ошибки в Вашем и нашем положении. Времена недоразумений и бытовых соседских конфликтов прошли и, вероятно, навсегда. Если я что-нибудь понимаю, то скоро мы все увидим, как обострившаяся ситуация из-за перенаселённости на нашей планете в корне изменит отношения между народами, изменит важнейшие постулаты веры и религии, изменит само отношение к священной неприкосновенности Жизни. Тогда конкуренты станут врагами, которые не простят ошибки и не пощадят никого. Вы не ребёнок и я не стану более Вас убеждать в очевидном. Я должен Вас предупредить, что мы приняли решение: параллельно Вам вести к власти ещё одного кандидата. Потому что у некоторых из нас возникли сомнения в Вашей кандидатуре, и в Вашей способности изменить положение дел. Мы будем внимательно  наблюдать. Если в течение сезона отдыха полей Вы не окажетесь способным переломить ситуацию, Вы будете сняты с президентской  дистанции, и тогда я Вам не позавидую.
          Да, есть ещё одна тема, Эддам. Помните, два года назад, незадолго до Вашего вояжа в Доум, сенатский Комитет по безопасности с Вашим участием проводил экспертизу проекта под названием «Страж», напомню: это разработка имеет ещё подзаголовок «Оружие чистой защиты».  Комитет тогда дал положительный отзыв. Так вот, мне доложили, что полевые испытания системы прошли успешно, и Вы, как руководитель Сената, получите сегодня все материалы с результатами испытаний для изучения. Ознакомитесь в составе Комитета по безопасности, затем дадите вашу оценку по результатам испытаний, и отдельно изложите своё мнение о возможности выделения запрошенных средств, для реализации проекта «Страж».
         Обращаю Ваше внимание, что это проект высшей категории секретности. Предупредите всех в Комитете. Заключение Комитета прошу Вас принести лично.
                *  *  *
               
          - Я – такая же жертва, как и Вы, - произнёс Азазелла и понурился. Плечи его опустились, лицо, на глазах, стало оплывать, а кожа лица вдруг стала походить на старые портьеры: покрылась сетью складок и морщин. Глаза прикрылись тяжёлыми веками и из-под них выкатились одна за другой пара слезинок, - Я так люблю её, а он… он пришёл и забрал…- Говоривший тряхнул головой, казалось стараясь сдержаться, но успеха не добился: слёзинки всё  текли по его лицу, - Я также люблю свою жену, как и Вы своего мужа, Эва. Только у меня больше нет никого, и мне больше некого любить, кроме неё! – Он поднял руки и сжал ими лицо, видимо, стараясь смирить эмоции, - Он пришёл и полностью разрушил мою жизнь! Он отнял у меня место в этой жизни, которого я добивался столько лет. Он выкинул меня оттуда, где меня уважали, и где я казался себе значимым и полезным обществу. Благодаря ему, я лишился своего состояния. Я утратил свой дом, который строил много лет, строил для себя и своей семьи. И, в завершении всего, он сделал меня посмешищем в глазах всех, кто меня знает… - он закрыл лицо руками, - а те, кто не знают, приходят специально, чтобы увидеть меня и посмеяться, – он сильно затряс, задёргал  головой, как будто стряхивая пелёны позора. А Эве, вдруг, показалось, что собеседник её серьёзно болен. И она, опасаясь, что с ним произойдёт обморок, подвела его к скамье. Он сидел и молчал, руки его, пробиваемые крупной дрожью, лежали на коленях, а подёргивающееся лицо было опустошенным и несчастным.
         Эва, потрясённая неожиданно свалившимся на неё откровением, стояла напротив Азазеллы, прижав руки к груди. Разные сильные чувства и мысли метались в ней, переплетаясь и перебивая друг друга. И среди них, во мраке безнадежности, поселившемся в последний год в её душе, забрезжил крохотный, еле видимый, лучик надежды.               

                14.  ТАЙНЫЕ  ВСТРЕЧИ.

         Любовь и ненависть – две мощнейшие и древнейшие энергии бытия. Они, как непослушные ноги, на которых стоит, покачиваясь, для чего-то нужная Создателю, надстройка мироздания. И пританцовывает этот немирный мир, непослушных детей Создателя, на своих неуправляемых ногах, как объевшийся веселящих грибов горан, иногда опираясь на коротковатый бадог Разума. И движется этот странный мир, часто, не туда, куда надо бы, а куда они заведут его, эти переплетающиеся и запинающиеся друг за друга ноги...
         Она, бедная дитя любви и несчастная невольница её, идя к нему на свидание, каждый раз готова была заплатить за это своею жизнью. За каждое свидание – жизнь. И, сколько не было бы у неё жизней, она готова была их все поменять на любую встречу с ним. Их любовь была для неё гораздо большей ценностью, чем всё, обозначенное словами и понятиями в этом мире. Страха она не ведала, как и не знала возможности  хотя бы день прожить без уверенности, что вновь увидит его. Она перестала разговаривать с мужем, потому что не хотела притворяться и лгать. Не хотела обижать его и унижать, не хотела унижаться сама, да и не могла этого никогда. Снедаемая огнём страсти, и не в силах сопротивляться ему, она утратила уважение к себе и, вместе с ним, душевное равновесие. Пришло время, когда, бедное дитя любви и несчастная раба её, стала желать встречи со смертью, так как не видела никакого другого выхода из этой безнадёжной ситуации. Она часто думала о ликах смерти, представляя себя, то раздавленной слайдером, то утонувшей в море, или упавшей с крыши дома. Одно знала точно: она не нарушит Запрет и не покусится на святое – на Жизнь. Это – Дар Бога и никто из истинно разумных не имеет права его отнимать или от него отказываться. А она?! Она – несчастное существо, запутавшееся в тенетах любви, и невольно разрушающая жизнь счастливой и благополучной семьи. Нет ли здесь противоречия?  Может, она, как нарушительница Запрета, имеет право позволить себе самую малость. Может Он, Великий и Всемогущий, не заметит, как она, осознанно не поглядев, шагнёт на дорогу, по которой мчатся потоки слайдеров, или «не рассчитает сил», заплыв слишком далеко в море, или, например, споткнётся на кромке крыши, поливая там газон. Ведь не может же быть, чтобы Он мог наблюдать за каждым и в каждый момент времени? А, если Он не заметит, значит и не осудит. И всем станет хорошо. Хотя нет, не всем… Её Эд, как он перенесёт это? Сможет ли? Ему уж, наверняка, будет не так хорошо, как ей. А папа и мама, каково им будет? Да и муж, она-то ведь знает, как он любит её. Значит и ему станет плохо. Только будет ли это «плохо» хуже того, что есть сейчас? Кому будет точно хорошо, так это семье Эддама. Там вздохнут с облегчением, а бедняжка Эва скажет: ну, вот, и отмучились. И она, томимая чувством вины, мечтая о смерти, оттягивала этот момент в надежде, что найдётся какой-то другой выход, устраивающий если уж не всех, то хотя бы тех, кто ей дорог.
          И Эддам изнемогал в борьбе противоречивых чувств. Он всё также, а, может быть, даже сильнее и ярче любил свой драгоценный цветок – Тиану. И, в то же время, он с изумлением обнаружил, что и Эву - жену свою, Эву, не как мать семейства, а просто – Эву! - он тоже любит. По другому, не так страстно, как Тиану, но и не менее сильно. Это открытие поразило его. До своей поездки в Доум в качестве руководителя сенатской комиссии он и представить себе не мог, что Эва ему так дорога. Он всегда относился к ней и к семье, как к своей судьбе: раз, назначено ему пройти этот путь, для блага рода Мэнси и всех хайтэсков – значит, он его пройдёт. И всё что будет нужно для этого – он выполнит! Чувство долга и общности со своим родом, незнакомое нынче для многих, было в его крови. Ощущая себя клеткой большого организма, он не видел для себя другого пути, кроме пути служения. И, когда в его жизни вновь появилась Тиана, равновесие его мира покачнулось. К тому времени он, в глубине души, уже почти смирился с жертвой. И вот: этот вечер на крыше, эта странная, как будто вырванная откуда-то фраза, с пустого  экрана, пронзившая его сердце, эта вскипевшая из глубины естества волна, опрокинувшая его трезвый разум. И эти, странно подоспевшие события в Доуме… Он тогда ещё надеялся, что сумеет как-то разрешить возникающие проблемы. Хотя, в глубине души своей, понимал, что это самообман и детская надежда на чудо. Ах, чудо, чудо! Как часто и безнадежно мы ждём тебя…
           Эддам остро и болезненно осознавал, что сам загнал себя и всех, кто ему дорог, в эту ловушку, из которой теперь не находилось выхода. Он думал о своём прошлом, искал там: что он сделал не так, и можно ли было избежать тупика. Исполняя свой долг перед республикой, он приехал в Доум, чтобы расследовать дело. А, в результате, разрушил её спокойную, обеспеченную жизнь. Но он и не мог отказаться исполнять закон и волю Сената. Его неугасимая любовь, и слово, данное себе давным-давно о том, что он позаботится о ней, подтолкнули его к роковому шагу, принятию этого удивительного, для разумного и расчётливого сенатора Эддама, решения. Решения, которое теперь разрушало и её, и его жизнь, и ставило перед ним неразрешимую дилемму. Но он, ведь, не мог не помочь ей! Страдая от безысходности проблемы, и испытывая каждодневные муки, глядя то в переполненные печалью глаза Эвы, то в безумные от любви и горя глаза Тианы, он стал ощущать себя эгоистичным слабоумным негодяем. Негодяем, который завёл всех на территорию горя и мук, в такие дебри, откуда достойного выхода уже, вероятно, не найти. И, теперь, получив ультиматум от президента, и не в состоянии сделать выбор, он сник и начал таять. И внутри, и снаружи. Похудел, осунулся, потемнел лицом и глазами.

15. ЮНОСТЬ  ЗМЕЯ. 

          Азазелла рос на окраине государства Хайтэ, в захолустье, на границе с империей Ра. Родился он в семье с трудной судьбой. Отец его был начальником регионального погранично-таможенного поста, построенного и активно использовавшегося в прежние, давно прошедшие, Золотые века. Тогда жизнь на планете кипела, вера в своё высокое предназначение толкала народы по пути прогресса. И все одарённые народы Ипа строили космические корабли и осваивали свои сектора в просторах Вселенной. Теперь же времена изменились: созидательная активность упала, сотрудничество народов планеты стало узко избирательным, и направление через Доум, на сопредельную территорию раптэров, оказалось невостребованным. Прежней циркуляции товаров уже не происходило, и получалось, что и надобности особой в этом посту, уже не было. Так он оказался никому ненужным и заброшенным. Как, видимо, и все, живущие здесь. Государство, а это не более и не менее, как столичное корыстное чиновничество, одинаковое везде, потеряло всякий интерес к этому депрессивному региону, и отвернулось от них. Дороги и мосты, ведущие на территорию раптэров, как, впрочем, и все остальные,  в округе Доу, пришли в крайнюю ветхость, и никто их восстановлением всерьёз заниматься не желал. Вернее желал – поучаствовать в разделе «пирога». «Каждый возделывал свой огород», - как говорилось здесь. Деньги, если даже они иногда и выделялись центром, и их не успевали украсть в столице, немедленно и очень грамотно уводились из бюджета округа, и плавно перекочёвывали на счета фирм-паразитов, исчезавших на следующий день. Все «исполняющие обязанности» «возделывали свой огород», то есть, тянули в свой карман, откуда и сколько только могли. А чтобы жить долго и счастливо, они делились. С теми, кто поставлен был присматривать за ними, и, которые тоже хотели жить беспечально. А все – остальные…
            Вот и сидели без средств и будущего стражи границы и прочие, забытые на обочине истории, граждане «великой республики». И, от бесперспективности и бедности, занимались кто чем мог. Отец Азазеллы, например, вступил в преступный сговор с семьёй раптоидов, тайно занимающихся сбором на территории округа Доу, и переправкой через границу веселящих грибов – очень популярного товара среди не очень благонадежных подданных империи Ра и конфедерации горан. Он умело и профессионально создавал им идеальные условия для их бизнеса. Ну а они, за это, платили ему достаточно хорошо, чтоб он мог не особенно ограничивать себя в этой жизни. Единственный сын его, Азазелла – шустрый и беспринципный малый, усилиями папы, был пристроен в этот бизнес, а, значит, с малолетства не церемонился, переступая границы закона. Он привык гулять по острию, любил рисковать и часто бывал на краю. Он научился контролировать себя в любой ситуации, сохранять маску недотёпы, под которой скрывался расчётливый и хитрый тип, умеющий выйти сухим из воды. За время своего сотрудничества с партнёрами, Азазелла глубоко изучил их нрав и язык, завёл среди раптоидов друзей и врагов, хотя последних завёл, не желая того. Папа его, большой ценитель пойла, приготовляемого умельцами из веселящих грибов, если и любил что-то в этом мире, так это были - его единственный сын, да ещё этот незаменимый напиток. И, инвестируя неправедные деньги в будущее сына и своё, он оплатил недурное образование Азазелла, и купил, когда пришло время, ему не плохую должность в магистрате города Доум. Далее юное дарование сам, благодаря своему уму и осторожности, рос и поднимался по службе.   
          К этому времени отношения Азазеллы с бывшими партнёрами по криминальному бизнесу почти прекратились. Только всё дело в этом самом «почти». Он сам, дальновидный и беспринципный, не хотел обрывать концы. Он, не без оснований, рассчитывал, что такие возможности могут быть когда-то с выгодой  использованы. Будучи сотрудником магистрата города, отвечающим за ситуацию на границе,  используя свои богатые возможности, он успешно решал многие проблемы города и округа, и, при этом, иногда, встречался с приятелем юности раптоидом по имени Фра-Хуур. Их дружба особенно активизировалась с приходом Азазеллы на пост мэра Доума. Теперь уже Фра-Хуур проявлял все признаки заинтересованности и не желал утраты контакта. Он, в свою очередь, также не сидел на месте, и рос в своей иерархии. К моменту становления друга мэром Доума, он был переведён в столицу империи, город Рама, в один из столичных инспекторатов, о предназначении которого он не слишком распространялся.

                16.  ПРАВИЛА  ТОРГА.   

           В тот вечер, когда сенатор Эддам был приглашён на ужин, Азазелла, безумно измученный неудачными переговорами с главами местных кланов, и крайне расстроенный  складывающейся вокруг него обстановкой, кое-как отсидел свой самый тяжкий в жизни ужин. Он пошёл на эту муку осознанно, в глубине надеясь, что всё-таки «маятник качнётся в другую сторону». У него раскалывалась голова, а во рту присутствовал мерзкий, какой-то металлический, привкус. Всё казалось ему отвратительным  и гадким: и еда, и наглый, столичный хлыщ - сенатор, и эти орущие рожи с экрана визора…
         Вначале, ещё днём, казалось, всё идёт по плану: этот выскочка-сенатор, бывший ухажёр его жены, принял приглашение и пришёл на обед. Значит, сделал шаг к диалогу, - как это и заведено в их привилегированном круге. Ведь чиновничество – это главная сила республики, её соль! Это, собственно, и есть – республика. А диалог здесь – это всегда поиск компромисса интересов, поиск равновесия и взаимного удовлетворения личных претензий и амбиций. Проще говоря – это торг. А правила такого торга созданы задолго до рождения всех живущих, и не им их менять. Тем более, что правила те весьма неплохи, если уметь ими пользоваться. И, при этом, не очень стесняться в методах и средствах. А уж он то, Азазелла, был большой  мастер в этих делах.
          Вот и это дело начиналось стандартно, и не обещало сюрпризов. Череда событий продолжалась в той последовательности, как он и ожидал: тут и трогательная сцена встречи, и обед, как для президента, и начало приватного разговора, во время которого, сенатору предполагалось вручить пакет с оговоренной суммой, а дальше всё зависело от аппетитов сенатора. В простейшем варианте – он отстанет и уедет. Ну а, в случае, если удача улыбнётся, вполне возможен и переезд в столицу – мечта всякого провинциального чиновника.
        Однако, после обеда всё пошло не так. Сенатор, вдруг уподобившись раптэру, попавшемуся в липучку в горанской пещере: взбесился и набросился на не ожидавшего такого поворота, хлебосольного хозяина. Всё выглядело так, будто, это лично у сенатора отняли кусок поместья. И это в благодарность за всё? Затем, правда, его удалось размягчить – пригодились навыки далёкой юности. Сжалился сенатор, и уже, было совсем отлегло от сердца. Но тут эта банда  местных негодяев, именующих себя элитой, принялись выкручивать ему руки. Они это умеют. Тонко чувствуют момент, и всегда безжалостны. Вот и сейчас, он столько лет ублажал эти две стаи, постоянно грызущихся «раптэров». Их силы были равны, а он был компромиссной фигурой в этой игре. Он был просто обязан маневрировать тонко и умело, уступая и тем, и другим, в то же время сталкивая их лбами и добиваясь своего. И вот теперь, чтобы остаться сухим, пришлось им столько отвалить! И тем, и другим. Но это всё – пустяки: деньги уходят и приходят. Важно то, что они решают поставленные задачи. Худо другое: сенатор на деньги не повёлся. Видно, из богатой семьи, и запах денег не кружит ему голову. Остаётся один путь - через Тиану. Ну, ничего, ничего: от неё не убудет… А задачу-то надо решить! Надо, как бы ни была высока цена. Ведь от этого зависит вся дальнейшая жизнь их с Тианой. А столица – это огромные возможности, и, ещё более огромные деньги! Надо-то, надо, - это понятно… Надо. А как горько… 
         Весь день выдался – хуже не бывает. И, ведь всё это произошло, в один чёртов день: накопилось, наслоилось, растрепало нервы до невозможности! И добил его собственный отец, плюнувший с экрана ему в лицо. Да и не в лицо даже, а в самое сердце: «Отец, отец, как ты мог – горестно думал он, - как мог ты сделать это?! Ты, кто меня учил выживать, в этом мерзком мире, ты, кто меня сделал таким, какой я есть, ты, один из двоих в этом мире, кого я ещё  люблю! - Это мысль была, как последняя капля, нарушившая остатки его равновесия – Старый дурак! – мысленно выкрикнул он, вскипая злобой, - как будто сам чистенький!» Острый приступ головной боли, внезапно, как удар молота, обрушился на него. Впоследствии воспоминания приходили к нему в виде разрозненных обрывков, и общая картинка никак не складывалась. Помнилось, что он, как-то неуклюже и жалко простился с сенатором, и, сославшись на утомление, ушёл наверх, где была пустота, наполненная тоской и горечью. Потом он захотел, чтоб отец его выслушал и простил. Он набрал код отца по личной связи, но тот, открыв канал, сразу, без предисловий, объявил свой приговор: «То, что сделал ты, хуже, чем преступление. Это предательство!» Далее старик, заплетающимся языком, принялся честить его отборными выражениями, смешивая оскорбления из всех известных ему наречий. Азазелла только и смог ему сказать в ответ: «Прощай». И, к своему удивлению, отключился. Такое с ним было впервые. Очнулся - всё также один, и всё ещё жив. Лежал безвольно и бездумно, как тряпичная кукла, похожая на те, что для него, в далеко-далеком прошлом, делала его мама. Мама, где ты? Ты бы поняла и пожалела несчастного сына своего…  Из глубин памяти всплыл ещё один код личной связи, где его могли бы понять, и, где бы, уж точно, не сказали ни одного дурного слова. И он набрал этот код, а с другой стороны сразу, как будто ждали, откликнулись: « Да, я слушаю тебя, Азазелла…»
         - Приезжай, если сможешь, приезжай, если ты ещё друг…
         - Через час в твоём саду – был ответ.    

                17.  И ДРУГИЕ  ТАЙНЫЕ  ВСТРЕЧИ.               

          - Уважаемый Фра-Хуур, я должен известить Вас, мой дорогой компаньон, что Ваш единственный друг на этой стороне границы, сегодня потерпел фиаско. - Поток странных для непосвящённого уха звуков прекратился, и говоривший в темноте сада, стал с усилием разминать руками горло и занемевшие губы – сказывалось отсутствие разговорной практики, - Я сейчас проклинаю себя за то, что согласился участвовать в комбинации, предложенной Вами. С самого начала мне не нравилось, чем несёт от этой аферы с островом. Теперь я убедился, и в который раз, что чутьё меня не подводит. И вот я – разорен! Но это ещё не всё, мой друг. Я потерял имя и должность, для обретения которых, я лез из шкуры всю свою жизнь! Но и это ещё не всё: сегодня я потерял отца, и, возможно, жену. А ты, мой друг, наверное знаешь, как их ценю…
        - Змей! Мудрость тебе изменила, и разум твой сбился с пути, имя которому – истина. Ты заблудился в чаще событий.  Ты, вижу я, в глубине - всё ещё мелкий плут и не вырос, хотя постарел. Внимательным будь – я веду тебя к истине: здесь не афера, - не деньги здесь цель! Ты в глубине  стратегемы, и в ней ты - особенно ценный адепт, под тайным именем «Змей». Ты отныне не нищ, а очень богат. И будешь настолько богат, насколько осмелишься сам. Это тебе говорит компаньон твой, друг детства и друг твоей жизни – это ты помнишь, надеюсь. Это, по воле судьбы, объявил тебе я – генерал Величайшей Империи Ра: Фра-Хуур-До.
         Мы – рыцари Круга глубинных воздействий Империи Ра, открыли и начали встраивать в ткань грядущих событий свою стратигему. Эта  работа  сотрёт дисбаланс на планете, и выстроит здесь паритет. Происшествие в округе Доум - первый шаг операции. Он выполнен чисто. И наши друзья в вашем Сенате сделали так, как надобно нам: Мэнси-Хэд – вовлечён в операцию. Здесь он, и, как предвиделось нами, - Ваш гость. Всё идёт, как задумано в Круге: он в сладкую ленту-липучку, как муха, охотно летит. Ты сделал так, как мы ожидали. И это весьма хорошо, и это мы ценим. Чтоб линия жизни твоей тянулась и дальше под знаком удачи, нужно, чтоб и жена твоя была адекватна моменту. А это значит: вела себя так, как положено женщинам Хайтэ, и как рассчитали всё наши психологи. Если этот этап мы пройдём без проблем, и все, кого встроили в ткань операции в городе Доум, будут на месте и исполнят работу свою, то - наступит новая фаза. Она для тебя означает одно - ты, мой друг, приближаешься к власти, к самой вершине её. Здесь интересы твои и мои опять совпадают. Ведь, находясь в её тени, ты сможешь достигнуть возможных пределов своих. Не это ль вожделенная цель и награда твоя, и ни того ль добивался всю жизнь, Азазелла? Ты только представь, что руки и разум твои дотянулись до  высших пределов воздействий в Хайтэ. И, стоя в тени у вершины, легко ты решаешь проблемы свои и мои. Вот здесь цена твоих услуг - неизмеримо возрастёт. И мы, ценя тебя без меры, дадим тебе, а значит и твоей семье - всё, что понадобиться вам, и даже если жить вы будете - десять тысяч лет!
               
                19.  ПРОРОЧЕСТВО ЦХЕ-РАМА.

            В саду, окружавшем дом Эддама, росли посаженые руками Эддама и Эвы деревья. Когда планировали сад, они тщательно отбирали саженцы, чтобы садом можно было любоваться весь год, в каждый сезон его. Здесь всегда какая-то часть деревьев цвела, другие плодоносили, а какие-то отдыхали. Климат Избранной планеты, которую хайтэски именовали Эдем, не знал суровых испытаний.
            В глубине сада, рядом с небольшим поющим фонтаном, в тени от деревьев, на скамьях поставленных под углом друг к другу, сидели Эва и её нежданный гость, Азазелла. Сегодня он вторично пришёл к ней, и опять, не предупреждая заранее о своём приходе. Так не было принято в их круге, это было не правильно и не учтиво. Но, Эва, зная о провинциальном происхождении и воспитании гостя, и учитывая сложившуюся ситуацию, решила не предавать этому большого значения. Гость был изысканно одет, что было странно, ведь был рабочий день. На груди его, на шикарной плетёной драгоценными нитями ленте висел великолепный блестящий камень. Наряжен в лучшее – подумала Эва – интересно, для чего это? А Азазелла, скользя по её лицу глазами, явно и напряжённо что-то обдумывал:
        - Я пришёл сегодня,  чтобы попытаться это изменить, - наконец, сказал он, - Я не вижу другого союзника, кроме Вас, Эва. Только вдвоём нам удастся спасти наши семьи и наше будущее.
          Эва невесело усмехнулась, и процитировала слова известной песни:
        - Как можно мотыльку бороться с ветром, - было видно, что говорит она это не первый раз и что это привычные слова смирения и безнадёжности, - Как можно нам судьбу переломить?
        Азазелла пристально посмотрел в её глаза, и, не отводя взгляда,  помедлив, стал негромко, подчиняясь какому-то внутреннему ритму, говорить. Казалось, что слова сами сплетались в красивые фразы, фразы в логическую цепочку и эта цепочка погружалась в сознание Эвы, завораживая его. А он всё говорил, покачиваясь, в такт словам:
        - Корабль в бурю – игрушка ветра, но, волей капитана, не сдаётся, - и прибывает в порт. И силы птицы несравнимы с мощью урагана, но возвращается она в гнездо, - он говорил, а камень на его груди, блестя и переливаясь, раскачивался, притягивая её взгляд.
         Эва, почувствовала странное умиротворение. Покой нежданно спустился в её душу. Такого умиротворения и покоя она не знала уже давно. Она даже забыла, что бывает так тихо и безмятежно в душе.  Сознание её раздвоилось, и, какая-то часть его, с радостью соглашалась со словами гостя, но другая, споря с ним, или с собой, негромко возразила:
         - Она – его любовь, она - его судьба! А я?.. Всего лишь пёрышко на рукаве Судьбы. Махнёт – и нет меня…
         Азазелла взял её руки в свои. Оказалось, что он уже встал и приблизился к ней, а когда – Эва не заметила. Руки его, сжавшие её ладони, были сухи и необыкновенно горячи. Он, не сводя с неё своих странно мерцающих, завораживающих глаз, с нажимом заговорил:
        - Опомнись, Эва! Что говоришь ты – остановись! Не к лицу сдаваться ни тебе, ни мне. - И, удерживая глазами её внимание, стал негромко и, соблюдая некий ритм, говорить, слегка кивая и покачиваясь.  -  Ты, Эва, не гневи Судьбу: ты и Эддам – угодны ей. Я у известного пророка побывал, из ста он девяносто попадает в цель. Цхе-Рама - звать его. Он, и другие с ним, читают в записях Судьбы не хуже, нас, читающих с листа. Они считают: знания разлиты повсеместно, в любом куске пространства. Но только скрыто всё от наших глаз и чувств. Лишь избранным дарован ключ. Но даже им запрещено те знания непосвящённым открывать, иначе – крах! Разрушаться причинно-следственные связи, порвётся цепь времён, и хаос мир наш поглотит! – Он замолчал и замер, как окаменел. А Эва, будто освободившись от чего-то или проснувшись, встряхнула головой и с удивлением воззрилась на него. И было чему удивляться - с ним стало что-то происходить: глаза его остекленели, уставившись в пространство перед собой, он весь, как-то вытянулся вверх, и напрягся так сильно, что затрещали его суставы. Эва, вскочив, со страхом наблюдала, не понимая что происходит, и не зная, чего ожидать. Тут собеседник стал сильнее раскачиваться и медленно, нараспев говорить. Эве показалось, что перед ней кукла, которой управляют извне.
        - Эддам и Эва – вот пара угодная Судьбе. Сквозь многие века дорога их лежит. Свой род продлят они надолго, родоначальниками став у нового далёкого народа. В других мирах… - тут он прошептал что-то непонятное ей, как будто на чужом языке, затем расслабился, обмяк и опустился на своё сидение. Он тяжело дышал, и было видно, что сильно утомлён.
         Эва тоже успокоилась, вернулась на скамью, и, обдумывая сказанное, разглядывала своего собеседника: 
        - Цхе-Рама – это ящер? Ты доверяешь им? Разумно ль это?
        - Они – разумнейший народ, но мудрость их иная. Эмоций меньше в них - здесь логика царит. Я это понял с детства -  вырос рядом с ними, и в юности играли мы в рискованные игры. Их нравы и язык я долго изучал, мой опыт пригодился, благодаря ему, служу теперь в Сенате.
        Цхе-Рама и те, кто с ним – адепты тайных знаний. Ещё от матушки-покойницы слыхал я, что Книга тайных знаний есть у них. Там всё расписано: о том, что было, о том, что будет, и что есть. Всё знает эта книга, и цена её безмерно высока. Наверняка, там есть составы зелий, или рецепты, которые, я думаю, могли б и нам помочь. Быть может, стоит обратиться с нашим горем к ним?
         Теперь, мне время, - ухожу. А ты обдумай, Эва, сказанное здесь. Вот малое устройство, нажав на эту кнопку, ты вызовешь меня в любое время. И я приду тогда, когда тебе я буду нужен.
               
                19.  ПРОЩАНИЕ.

В этот раз они встретились, как и уславливались ранее, на озере, которое они называли «Дремлющий поток». Они открыли его для себя ещё в первый год по переезду Тианы в столицу. Тогда они с Эддамом впервые прилетели в эту, изумительной красоты долину, посередине которой протекал разноцветный, от впадающих ручьёв, поток. Красные, глинистые ручьи переплетались в потоке с молочными или голубоватыми струями других, вливающихся ручьёв. Всё это перекручивалось, смешивалось, меняя тона, оседало на дне, а вода продолжала свой бег.
          Берега бурлящего на камнях потока были обрамлены густой порослью разнообразнейших кустов. Чего здесь только не было: голубая игольчатая хвоя одних перемежалась с ярко-зелёными, крупными листьями других, фиолетовые с красным, огромные листья-зонты третьих боролись за свет и клочок почвы со своими извечными соперниками и неизбежными попутчиками – колючими, тёмно-зелёными столбами, без которых они и существовать-то не могли. Множество цветков больших и малых, ярких и ароматных активно демонстрировало себя, пытаясь привлечь желанных опылителей и выполнить своё главное и единственное  предназначение. Всё это живое изобилие образовывало сбалансированный тысячелетиями мир, где каждый знал своё место.
             В тот первый раз, они, скользя над этим великолепием, решили добраться до видневшихся впереди стен гор, смыкающихся под острым углом. Крутые скальные откосы образовывали в том месте, недлинное ущелье, которое и являлось началом всей долины. Тогда им показалось, что там, в этом ущелье, и находится апогей представшей перед ними красоты. Они не ошиблись. «Апогей» выглядел, как крошечное озерцо в самой вершине ущелья, питающееся соседними ледниками. Озеро лежало в каменистом ложе, из светлых, плоских плит, и было совершенно прозрачным. Сверху, на подлёте, они вначале даже не разглядели воды, и, чуть было, не опустились в середину этой «площадки», обрамлённой крутыми склонами. В последний момент Эддам всё же заметил блик и рябь на поверхности воды, и, облетев озерцо по периметру, нашёл место для посадки. Он опустил машину в том месте, где чудо-озеро давало начало весёлому говорливому ручейку, который, как заметили они с высоты, собирая влагу с окрестных склонов, превращался вскоре в разноцветную, прихотливо извивающуюся, ленту потока.
        Всё, что окружало их в этом замечательном уголке мира, было пропитано их счастливыми переживаниями и воспоминаниями. Им казалось, что никто и никогда не мог даже и наполовину приблизиться к тому уровню счастья, каким обладали они. Так было всегда, в каждый их визит сюда, но сегодня что-то должно было произойти.
          Тиана чувствовала: что-то нависло над ними. И это неизбежно и скоро случится. Что – неясно, но «это» - неизвестное и страшное, совсем рядом. Она явственно ощущала приближение чего-то, но нисколько не боялась. Она уже так устала от этой безысходности, от этого унижения ложью, что любой исход ей казался благом. Сегодня она прилетела на своём слае значительно раньше Эддама, и уже стала испытывать нетерпенье, смешенное со странным желанием оттянуть начало встречи. Или даже вовсе – избежать её. А его всё не было и не было. Тиана уже готова была улететь обратно, и сердясь на него, и испытывая облегчение, от того что, страшное, возможно, минует их сегодня. Но тут до неё донёсся знакомый звук его слайдера. Всё – поняла она – не минует!
         Слай Эддама, сделав круг над озерцом, скользнул вдоль кромки воды и замер рядом с Тианой. Она, с ощущением непоправимости происходящего повернулась к прибывшему слайдеру, ожидая появления того, кто заменил ей весь остальной мир. Того, кто был всем для неё. А он почему-то не выходил. Долго не выходил. И вот, наконец, плафон кабины открылся, и Эддам, сидевший перед пультом управления с опущенной головой, шевельнулся. Тиана вдруг увидела то, чего не замечала никогда раньше: по голове Эддама в разных местах выстрелили белые пряди. Жуткое предчувствие сковало её, и она, сцепив пальцы рук и закусив губу до крови, замерла в ожидании.
          Эддам выбрался из слайдера и шагнул к ней. Он долго глядел ей в глаза, и ей показалось, что небо обрушилось на неё. А он, опустившись на колени перед ней, обнял её крепко-крепко, и прижался лицом к её груди. Он стоял так и не мог оторваться, а потом, не выпуская её из объятий, и не поднимая головы, тихо, почти неслышно, заговорил: 
- Любимая, прости за море горя, что я разлил, не ведая того.
Измучил всех, с Судьбою споря, не обвиняя в этом никого,
Ни наш Сенат, ни наш закон – для блага Хайтэ создан он.
Сложились прихотливо линии судеб, они, как зёрна образуют хлеб,
Как нити бытия - событий ткань - бескрайнее сплошное полотно,
Ни расплести, ни изменить его нам не удастся - не дано.
Мы – каждый – ниточка в том полотне, и каждому воздастся по цене.
Судьбу хулить – никак нельзя! Создателя – она служанка и раба.
Раз так записано в её скрижалях – Судьбе угодно так! Тому и быть!
Куда теченье времени нас понесёт – туда нам следует и плыть,
Но, если мы угодны будем Богу, и Он позволит вместе плыть,
Должны мы выбрать ту дорогу, где Он назначит нам служить.
Теперь, цветок мой драгоценный, о горьком должен я сказать:
Хоть сердце рвётся, но отныне - придётся только вспоминать.       
Тебе – меня, мне о тебе, родная, о счастии прошедшем, иногда
Не знаю, право, как надолго: на день, на год,  иль навсегда.
Но всё, чем можем услужить мы Богу, должны мы без раздумий исполнять
Хранить надежду в душах наших, и в одиночестве любовь не растерять…
Не растеряй, молю тебя, не расплескай, но только в суе ничего не обещай,
Теперь прощай, любовь моя и свет души моей, прощай, прощай…
               
                20.  ОТЧЁТ  ЗМЕЯ.

         - Уважаемый Фра-Хуур-До, вчера произошла наша вторая встреча с интересующим Вас объектом. Встреча проходила в саду их дома, с использованием, предложенных Вами, методов и средств воздействия. На мой взгляд, она показала, что объект доступен скрытому влиянию на его сознание. Она, я думаю, поверила всему, что я ей сообщил, и это, несомненно, придало ей силы и уверенности в своём будущем. А мне позволила быть ближе и понятней ей. Но было бы неплохо ещё и встречу в храме организовать. На этой встрече хранитель Книги подтвердит всё сказанное мной. Это ещё повысит степень доверительности наших отношений. И в будущем, всё что я ни сообщу не вызывало б у неё сомнений, – Азазелла, доложив, отступил и сел на скамью. Встреча проходила, как и в первый раз, в саду за его домом.
          - Змей! Великолепно, встречу ты провёл. Никто из наших, никогда не смог бы всё проделать, так как ты. Всё это - высший класс! Мы наблюдали за тобой во время той беседы. Талант твой трудно переоценить. И даже мы поверили тебе, когда ты говорил - настолько сильный ход придумал ты с пророком. – И генерал демонстративно несколько раз хлопнул себя по груди лапами, что выражало у народа-ра высшее восхищение.
          - Благодарю Вас, генерал, но у пророка я и вправду был, и предсказанье передал почти дословно. Для получения нужной информации, ему принёс я вещи с тела Эвы и Эддама. У Эвы я украл при первой встрече, когда она не видела, - накидку. Из кабинета Эддама – носки его. Ещё пророк потребовал их точный день и час рождения. И это  удалось узнать, закон нарушив, из файлов памяти сенатского компьютера. Насколько правды в предсказаниях – не знаю, но, даже, если это ложь, она на пользу нам.
         Теперь и у меня возник вопрос: как удалось присутствовать при нашей встрече? Я был внимателен, особенно в начале, и не увидел никого в саду, за исключением нас двоих. Как это удалось Вам, генерал?
         - Змей, ты чрезмерно любопытен, а я - носитель государственных секретов, будь осторожнее с вопросами. Один не вовремя родившийся вопрос способен навредить сильнее твоей шее, чем два неправильных ответа. - Генерал замолчал и внимательно посмотрел в глаза собеседнику, и, видимо, прочитав там что-то, удовлетворённо кивнул и продолжил - Но другу, с кем дружу уже лет двести, соратнику и компаньону, так восхитившему меня, скажу два слова, которые, пожалуй, всё и объяснят. Взамен ты слово дашь – не раскрывать другим секрета. Союзники не любят, когда их маленькие тайны становятся известны. Так что решай, но помни: цена у слова – высока.
         - Цена известна: империя к отступникам сурова. Все на Ипе знают: жизнь священна, но мало знает кто, как в ваших ведомствах легко её прервать. Иль изувечить навсегда, или родных и дорогих похитить. Но слово – дам, мне жизнь не дорога, а эти знания, быть может, пригодятся.
         - Инсекты плюс наннотехнологии и в этом весь секрет.
         - Уважаемый Фра-Хуур-До, теперь ещё вопрос, по существу: каков мой счёт? Хочу знать сумму, где она лежит, как скрыта, и как её забрать?

21. ТАЙНЫЙ  ВИЗИТ.

           Прошли те времена, когда все народы Ипа были дружны и сотрудничали, воплощая Великую Идею, объединявшую их. Тогда они, реализуя проекты и идеи, свободно перемещались по своей планете, не придавая значения, какому именно роду принадлежат пересекаемые территории. Границ не было, хотя о них все знали. За многовековую историю Избранной планеты соседствующие роды определились в своих территориальных претензиях и, практически все они, благополучно разрешились. Но прошли те времена, прошли давно, и так же безвозвратно, как Золотая Эпоха Ипа. Только структура заселения континентов с тех пор не изменилась. Ни тогда, ни теперь: она никогда не была упорядоченной. Роды одарённых Создателем народов как жили на своих родовых территориях, так и продолжали там жить. Поэтому анклавы хайтэсков перемежались с анклавами заселёнными раптэрами и инсектами. Пещеры и ущелья заселённые горанами, им и принадлежали, и туда никто без приглашения входить не решался. А пещеры и ущелья, принадлежащие раптэрам, были недоступны всем остальным. В основном это было связано с тем, что раптэры и раптоиды размещали там свои храмы, которые они тщательно скрывали от чужих глаз. В отличие от сухопутной части Ипа, всё, что было под поверхностью морей и океанов вообще не делилось никак, и совокупно принадлежало обоим морским народам.
          В последующие, после Золотой Эры, времена народы обособились. И, хоть и границы своих анклавов не огородили, но никто без надобности старался эти границы не нарушать. Была такая договорённость, и народы придерживались её. А в случае возникновения потребности в визите  принято было загодя извещать специального чиновника о своём посещении. Грузы через границы перевозились только через таможенные посты, подобные тому, на котором проработал всю свою жизнь отец Азазеллы. Сам Азазелла по роду своей сенатской службы часто посещал различные анклавы раптэров и был хорошо известен на всех границах. Он умел ладить со всеми: и с таможенниками, и с чиновниками, и с хайтесками, и с раптэрами. А всё потому, что отлично ориентировался в вопросах: кому, как, и сколько?
            В этот день он должен был отправляться в командировку в один из анклавов раптэров для подготовки и организации ожидаемой встречи представителей Сената Хайтэ с префектом анклава и наместником императора. Как обычно, с утра собрал нужные документы, взял служебный слайдер, и выехал. Только поехал он не в том направлении, куда должен был отправляться, а  до третьего, восточного выезда из города, расположенного на юго-востоке столицы. Там, в придорожной закусочной, встретил женщину, закутанную до глаз в покрывало, и уже вместе с ней отправился на сенатском слайдере в восточном направлении.          
          В слайдере спутница скинула, скрывающую её лицо ткань, и, обернувшись к Азазелле, спросила:
         - Ты уверен, что мы успеем до вечера вернуться?
         - Безусловно, Эва.       

22. «ЛЕКАРСТВО»  ОТ  ТОСКИ.

           Эддам, с момента последней встречи с Тианой, не находил себе места. Если он сидел, то не больше минуты, затем что-то толкало его, и он вставал и начинал мерить шагами помещение. Если это была ночь, то спал не более часа, а затем, прямо во время сна, начинался нескончаемый монолог, в котором он пытался объяснить плачущей Тиане, почему он так поступил. Он приводил свои доводы, рассказывал ей о разговоре с Президентом, о том, что надо подождать ещё немного, совсем чуть-чуть… Но ничего не помогало – она плакала и он, глядя на неё – тоже. Он, в ужасе просыпался, ведь даже мальчишкой он никогда не плакал. Никто, как он думал, и никогда не видел его слёз, а тут – вот что… И пугало его больше всего то, что щёки его были мокры в те пробуждения. Это уже никуда не годилось. Так недолго и в дурнушку попасть. Эддам вскакивал и, почти в бешенстве, выбегал на крышу, где с остервенением принимался изматывать себя на тренажере. Доведя себя до полного изнеможения, он уже не возвращался в спальню, а валился  в кабинете-мансарде в своё любимое кресло, нажимал кнопку «сон», кресло отклонялось, вытягивалось, принимая его формы. Затем, замирало в ожидании следующей команды, а, получив её, исполняла, включая одну из программ, понижающую внутреннее давление, воздействием на подсознание, и снимающую стрессовое состояние. И наступал сладостный сон… На час. А потом – всё сначала. Это долго продолжаться не могло. Эддам ходил постоянно раздраженный, не раз срывался в простейших и безобидных  ситуациях. Он, практически, не мог уже разговаривать с Эвой. Всё его злило. И, даже, своих детей он стал избегать. Образчик мужской красоты, эталон хайтэска, превратился в неврастеника, с нездоровым цветом лица, с провалившимися мутными глазами, и трясущимися руками.
            Нужно было, как-то, выправлять ситуацию, спасать гибнущую  репутацию и пошатнувшееся здоровье. Правильно рассудив, что первым делом нужно снять стресс, Эддам стал искать такие пути. К врачам  обращаться он не стал, полагая, что те начнут копаться в причинах его внутреннего разлада, и докопаются. А этого никак нельзя было допустить. Попробовал известные ему и доступные релаксанты, но те оказались недостаточно эффективны: их часовое воздействие его не устраивало. Обратился к традиционной древней медицине, и, как ему показалось, нашёл: порошок из веселящих грибов. Вернее - ему  подсказали  об этом весьма действенном средстве. Азазелла подсказал.
         Прежде Эд, слышал об этом зелье. Слышал, что им лечили психов древние врачи. Однако, точно зная, что средство это вне закона, сам никогда не нарушал закон и никогда не пробовал его. А теперь, вот, довелось.
          В тот день, вернее вечер, когда он опробовал действие порошка, он впервые, за последние два десятка ночей, заснул без кошмара, и проспал непробудным сном до утра. А потом он стал принимать порошок не только перед сном, но и в обеденный перерыв, и после него, и в любое время, когда ему это приходило в голову. Он заметил, что в те минуты, когда действие «лекарства» заканчивалось, у него падало настроение, в глазах темнело, мир становился мрачным, враждебным и крайне не привлекательным. Небо давило на плечи, все, с кем приходилось общаться, чего-то от него хотели, у всех была корысть на уме, и были они отвратительны в этой своей жажде. Тогда ему хотелось укрыться в своей мансарде, спрятаться от всех и никого больше не видеть. А больше всего ему хотелось порошка – единственного средства, помогающего от всех проблем. Так он мучился до тех пор, пока он снова не добывал своё «лекарство»…
            Вот, и сегодня он, прибыв в Сенат, уже чувствовал, как сгущаются невидимые тучи, и на глазах темнеет небо. Почти не глядя, чего с ним не бывало раньше, подписал несколько десятков поданных ему документов, и, ощущая знакомый зуд кожей лица и шеи, сдерживаясь, чтобы не побежать, вышел из рабочего кабинета в комнату отдыха, положенную ему по статусу. Там он быстро сделал то, для чего пришёл: достал из кармана предмет, похожий на яйцо с крошечными отверстиями с острого конца, сдавил «яйцо» рукой, отчего отверстия приоткрылись, выпустив облачко пыли, и несколько раз сильно вдохнул, наклонившись к нему лицом. Затем он какое-то время стоял неподвижно, а потом, вздрогнув, как будто проснувшись, потряс головой. По телу прошла знакомая приятная волна, на душе стало легко и свободно. Мир уже не казался таким отвратительным. Но в этот раз вышел перебор и вскоре Эддам уже стал неадекватен: говорил слишком громко, и, иногда, невпопад, смеялся некстати, да ещё и уронил кресло в своём кабинете. Наконец, поняв, что оставаться на службе далее нельзя, и сославшись на нездоровье, он засобирался домой. Уже выходя из здания Сената, вдруг вспомнил, что скоро подойдёт срок представления отзыва о новом оружии, а он ещё не изучал материалы дела. Похвалив себя за это, Эддам вернулся и, захватив кейс с материалами, крайне довольный собой, своей памятью, и тем, как складывается день, вызвал служебный транспорт, понимая, что сам управлять слаем сегодня не сможет. Проделав всё в лучшем виде, как ему казалось, он отправился домой, оставив свой слайдер возле Сената.
           Войдя в дом, он не нашёл там Эвы. Это было странно, так как  ни утром, ни накануне вечером она не предупреждала его о своей отлучке, что делала всегда, когда собиралась куда-то. Обратившись к «Няне», он выяснил, что Эва покинула дом тотчас, как только он отправился на службу. Она вышла с детьми, как обычно, сопровождая их в Центр обучения, где они проводили весь день, получая необходимые для жизни знания и навыки. Сама Эва, проводив детей, почему-то не возвратилась обратно. Такого Эддам раньше за ней не замечал. Но он прежде и не возвращался в такое время. Был повод подумать. И чем больше он думал, тем хуже ему становилось. Разные нехорошие мысли и подозрения зароились впервые в его голове. И, что бы она не сделала, понял он,  только он сам во всём виноват. Во всём, что бы не случилось…
               
23. КНИГА ТАЙНЫХ ЗНАНИЙ.   

          Сенатский слайдер без остановки миновал границу с анклавом раптэров. Азазелла, слегка притормозив, поприветствовал пограничную стражу, проезжая мимо. Он был хорошо известен практически всем стражникам ближних к столице застав. Со многими из них он наладил дружественные отношения, полагая, что это когда-нибудь пригодится. Вот и пригодилось: никто не остановил их слайдер и не зафиксировал пересечения Эвой границы. Они благополучно проехали в экономичном режиме скольжения до самих предгорий, где начинались базальтовые пещеры храмового комплекса «Урт», в одной из пещер которого хранилась «Книга тайных Знаний».
           Их, как будто, здесь ждали. Храмовый служка - раптоид, ростом немногим выше Азазеллы, немедленно вышел к ним, как только их слай замер возле живописного входа в одну из пещер. Над овальным входом, отделанным чёрным полированным базальтом, сразу под огненной надписью «УРТ», что на Ра означало – «зарождение», помещалось изображение яйца, как символа Жизни, дарованной Создателем миру. Символ-яйцо с первого взгляда привлёк внимание Эвы. Сначала ей почудилось, что яйцо висит параллельно стене, ни на что не опираясь, вопреки законам тяготения, но потом она поняла, что притягивало её внимание: яйцо было живым. Большой вогнутый эллипс из белого сверкающего и, как будто, жидкого металла дрожал и переливался, как бы обладая собственной жизнью, а в центре его помещалась выпуклая полусфера из желтого полупрозрачного материала. Полусфера светилась и  еле заметно, ритмично пульсировала, чуть-чуть изменяя свои размеры, вызывая на поверхности белого металла сполохи и волны. Внутри и в глубине полусферы просматривалось древнее изображение первичного цветка-родоначальника всего сущего. И чем дольше Эва глядела на это чудо, тем труднее ей было оторвать взгляд. Наконец, Азазелла, почти силой, увлёк её за собой.
          В сопровождении служителя, они прошли вовнутрь. Идти пришлось долго длинным извилистым, плохо освещённым коридором, с боковыми  нишами и отводами. А когда пришли, перед ними открылась пещера, невероятных размеров. По крайней мере, Эве, в полумраке не удалось разглядеть ни свода её, ни противоположной стены. Чёрный базальт ближних стен был зеркально отполирован, и, отбрасывая блики, казался поверхностью озера, поставленного вертикально. От этого сразу начинала кружиться голова, и хотелось опереться на что-нибудь твёрдое и надежное. Эва, не выдержав искушения, в полутьме нащупав руку Азазеллы, оперлась на неё. Свод пещеры терялся в чёрной высоте и, лишь иногда, то в одном его месте, то в другом, вспыхивали искры, создавая впечатление звёздного неба.
          В центре пещеры, более освещённом, находилось возвышение, куда они и прошли в сопровождении служителя. Здесь провожатый ушёл, и они остались одни. «Это алтарь - подумала Эва, глядя на колеблющиеся, как ей показалось, очертания возвышения – Сейчас кто-то выйдет сюда к нам».  В абсолютной тишине, не видя далёких чёрных стен, Эва начала терять чувство равновесия и реальности. Её качнуло раз, другой, и она вцепилась обеими руками в плечо своего спутника. Вдруг, низкий, почти неслышимый звук, заполнил всё вокруг, и животный ужас, сковал мышцы и мысли. Они, прижавшись друг к другу плечом и сцепившись руками, стояли посреди враждебной тьмы и, изо всех сил напрягая, подвластные им чувства, пытаясь понять, что происходит, и откуда придёт опасность.
        - Хранитель Книги тайных Знаний готов выслушать Вас, - внезапно раздался голос, прозвучавший внутри черепа. Эва была уверена, что уши её ничего не уловили в этот момент, но голос без какого-либо тембра и окраски обращался именно к ней. Она взглянула в сторону «алтаря», и, хотя, она стояла рядом, и могла бы поклясться, что никто не проходил туда, однако над поверхностью возвышения, на высоте её роста, на мерцающем прозрачном диске находилось нечто, напоминающее старый высушенный корень большого дерева. Из «корня» на неё глядели три пронзительных сверкающих глаза.

24. ПРОЗРЕНИЕ.

           … Никогда раньше он не видел её такой. Эва, всегда выдержанная и уравновешенная, сегодня просто кипела. Её глаза, обычно, излучавшие доброжелательность и понимание, теперь светились ненавистью и гневом.
          - Что такое ей стало известным, что превратило её в фурию? – с недоумением подумал Эддам. Но этого он так и не узнал. Эва низким и хриплым от ненависти голосом объявила:
          - Я, Эддам, устала. Я больше не могу всё это терпеть! И я приняла решение: я – ухожу от тебя. И дети мои уйдут со мной. Это тебе будет и урок, и наказание. Твой грех должен быть наказан – и пощады не жди. Ты заслужил то, что получишь сейчас: никогда ты больше не увидишь нас, и не смей нас искать… - и она, более не глядя на него, повернулась и вышла.
          Эддам, скованный странным оцепенением, остался сидеть и тупо смотреть на дверь, закрывшуюся за спиной Эвы. Он пытался разобраться в своих чувствах, пытался понять, как воспринимать случившееся. Кроме очевидных минусов, ситуация обещала и несомненные плюсы: первым, что пришло ему в голову – это то, что открылась прямая перспектива заключения брака с Тианой. И это главный «плюс». Вопрос, конечно, не простой, но решаемый. Второй «плюс» и не менее важный: разрешалась тупиковая ситуация, и это снимает многие проблемы, в том числе и проблемы в отношениях с Сенатом и Президентом. А это значит, что уже ничего не закрывает возможностей карьерного роста. Эддам даже глубоко и с облегчением вздохнул.
         - Может так и лучше – мелькнула мысль, но тут же почувствовал – нет, не лучше! И что-то подсказывало: самое страшное – впереди. А в душе было мерзко и гадостно.
          До него постепенно стал доходить весь смысл происшедшего: он утратил семью, и он НАВСЕГДА потерял детей. Это самое «навсегда» было как приговор, который обжалованию не полежит. Судя по её решимости, она даже увидеть их ему не позволит. Знакомая чёрная волна зарокотала, замаячила вдали, вспухая и вздымаясь, всё выше. «Стоп, стоп, - пытался осадить он своё воображение, - ничего не потеряно. Всё – поправимо. И детей увижу, и устроится как-нибудь…» - стучало в голове. Он судорожно перебирал варианты, пытаясь увернуться от чёрной страшной горы. Но, вдруг, понял он – это закон компенсаций! Такой же жесткий и простой, как закон сохранения энергии. Его действие неизбежно: причинил зло - будь готов получить его обратно, сотворил добро – и тебе воздастся. Ну не тебе, так роду твоему… 
           Так плохо ему было только однажды, когда он попал в госпиталь – в тот единственный раз в жизни. Эд, сжав голову руками, встал и огляделся вокруг: всё тот же дом, где ещё сегодня щебетали голоса его детей, где он бывал счастлив, и где ему казалось, что так будет вечно. И, вот, хоть и дом тот же, а ничего уже не будет - всё позади! Он прошёлся по комнатам и этажам, надеясь, что это - страшный сон, что сейчас выбегут дети из своих комнат, а внизу, в столовой голос Эвы позовёт их к столу. И, действительно, раздался голос. Но то был голос «Няни», который странно заикаясь, и с какими-то непонятым им подтекстом произнёс: «Хозяин, включите визор…» Эддам, почуяв неладное, бегом помчался в зал, где выкрикнул команду: «Экран!» И экран включился.
          На экране творилось что-то страшное: какая-то большая дорога, на ней свалка разбитых слайдеров, огонь, дым, корчащиеся раненые и недвижимые хайтэски – бывшие водители и пассажиры, и голос за кадром: «Страшная авария на шоссе № 31, в столкновении участвуют более двадцати машин. Многие ещё не идентифицированы, но некоторые участники катастрофы уже известны. Так нам сообщили из патрульной службы, что опознан слайдер, принадлежащий семье известного сенатора, ныне избранного Голосом Сената, Эддама Мэнси-Хэд» - Эддам, не веря своим ушам и глазам, принялся хлопать себя по щекам, надеясь, что это чудовищный сон, и что он сейчас кончится. Но сон не кончался – «Никто не выжил…» - последнее, что услышал он. И тогда он закричал. Так страшно и дико, как никто и никогда до него. Сжав голову руками, он кричал и кричал, не в силах остановиться. Затем, не желая ничего более, как только слиться душой своей с душами своих детей, он согнулся и  побежал, изо всех сил. Он бежал, как в замедленном сне, и кричал, не переставая, умоляя детей своих дождаться его. Наконец, он добежал, - перед ним был светящийся экран визора. Ну, всё, - с облегчением подумал он. Боли он не почувствовал. Был только потрясший его страшный удар и жуткие ощущения, когда стёкла экрана входили внутрь его шеи и черепа…
         - Эддам, Эддам, остановись, очнись! – кричал прямо в ухо чей-то знакомый голос, и, бьющийся в конвульсиях на полу Эддам, открыл глаза. Перед ним на коленях стояла Эва, и трясла его за плечи, - Это только сон, только сон, - заклинала она, вглядываясь с надеждой ему в глаза.
          Эддам, потрясённый и раздавленный, застрявший в пограничном тумане чудовищного сна, с трудом выкарабкивался из состояния горя и смерти. Он почти уже умер, и вот - воскрешение… Он поднял к лицу руки и поглядел на них. Из-под ногтей сочилась кровь, и пальцы жутко ныли. Он провёл ладонями по лицу, отгоняя страшное, а в голове ширилась и росла радость – это был только сон. Жуткий, ужасный, удивительно реальный – сон. Но, вдруг почувствовав, что ладони его мокры. И он испугался вновь: не сон это, а явь! Он умирает и бредит, а на лице его – кровь от порезов. Содрогнувшись, он взглянул на руки.  Да, кровь была, но совсем не столько, сколько могло быть при таких порезах лица и разрушениях черепа. Кровь текла из носа. Да ещё щёки и глаза были мокры от слёз.
          - Где же была ты, радость моя, - только и смог сказать он.
               
25. БЛАГИМИ  НАМЕРЕНИЯМИ...

           Когда аудиенция у Хранителя Книги закончилась, Эва и Азазелла в сопровождении служителя «Урта» вышли к своему слайдеру. Каждый из них говорил с Хранителем. И стояли они во время откровений, вероятно, рядом, как он и застал их, когда ужас был единственным их собеседником. Но ни он, ни она не сохранили в памяти ничего, что подтверждало бы присутствие другого. Тайна исповеди была сохранена, неведомо каким способом. Каждый беседовал с ним, и каждый получил то, зачем приехал.
          Оба они были поражены осведомлённостью Хранителя. Он знал, казалось, всё. Он даже и не расспрашивал их, а, как будто, перелистал открытую книгу, с легкостью сняв всю информацию, какой они обладали. Завершая диалог с каждым из них, он напутствовал: «Делай, что должен, и положись на Судьбу!» Теперь каждый из них знал: что нужно делать, когда и как.
           У обоих в руках были чёрного цвета одинаковые коробки. Эва знала, что находилось у неё: два средства – отворотное и приворотное. И как ими пользоваться – её научили. А о содержимом ящичка Азазеллы она спрашивать не стала, полагая, что и там – подобное.   
           Обратный путь проходил в молчании. Оба обдумывали, каждый – своё. Подумать было о чём, и дорога пролетела быстро. Было ещё рано, когда вернулись. В это время Эддам со службы никогда не возвращался, и, поэтому, решили всё сделать прямо сейчас: обработать вещи Эддама и Эвы, её постель, и некоторые предметы его кабинета. Времени оставалось не так уж много, а работа предстояла большая, и они, стараясь быть незаметными, зажав свои коробки, почти бегом, прошли в дом через сад.
            Начали с кабинета-мансарды. Когда вошли туда, Эва, в поисках вещей подлежащих обработке, начала пересматривать содержимое на стеллажах, а Азазелла принялся осматривать рабочий стол Эддама, поставив свою коробку под него. Он обнаружил на столе и в незапертых ящиках стола несколько вещей, которые он признал, как вещи Тианы. Их опрыскали из флакона с отворотным зельем. Делали всё, как учил Хранитель, сопровождая свои действия чтением обязательных заговоров. Окропили поверхность стола приворотным зельем. Затем перешли к его вещам. В рабочем кресле лежал красивый крупный кейс из металла, заглянуть в который не удалось – не поддались замки. И Азазелла переставил его под стол, чтобы не мешал обрабатывать поверхность кресла. Обработали всё, что хотели в кабинете и только перешли в спальню, как вдруг, жуткий, неслыханный звук, разодрал напряженную тишину дома. Их подбросило - ничего такого они не слышали никогда. Звук, если бы он не был таким сильным и страшным, походил бы на крик, переполненный горем и болью. Натянутые в этой непростой ситуации и измотанные ранее в пещере, нервы не выдержали. Азазелла, подпрыгнув, взвизгнул, и бросился бежать вон из дома. А Эва заметалась по комнате, не понимая что происходит, и что следует предпринять. Тут крик, а это был именно крик, повторился. И Эва узнала голос. Это был голос Эддама. От этого страшного крика у неё вначале замерло и остановилось, а потом, бешено заколотившись, чуть не разорвалось сердце. «Где? Где он? Что произошло?» – рой вопросов гудел в её голове. Наконец поняв, откуда доносился крик, она бегом бросилась спускаться на первый этаж. Там, из детской игровой комнаты, доносился какой-то стук.
          Вбежав туда, Эва замерла. На полу лежало огромное тело её мужа, выгнувшееся и конвульсивно дёргавшееся, с судорожно выпрямленными ногами, с побелевшими зажатыми кулаками. Из одного кулака виднелся какой-то, незнакомый Эве, предмет, похожий на раздавленное яйцо. Только вместо привычного содержимого яйца, рука, лицо и грудь Эддама были испачканы серо-зелёным веществом. В воздухе всегда чистой и проветриваемой детской комнаты распространялся странный запах сырости и плесени. Из носа Эддама по щекам обильно стекала кровь, глаза его закатились, он был без сознания, и Эве показалось, что он умирает.
            Ничего не понимающая, перепуганная Эва, упав рядом с ним на колени, принялась трясти мужа, стараясь привести его в чувство, выкрикивая: «Эддам, Эддам! Остановись, прошу, очнись!!» И он открыл глаза…

26. ВОЗВРАЩЕНИЕ. 

           Сначала в этих безумных глазах она увидела озеро слёз, потрясшее и совершенно поразившее всё её существо. А, заглянув поглубже в гладь озера, в расплывшиеся, расширенные зрачки, она вся заледенела – оттуда на неё глядела Смерть. Смерть была здесь хозяйкой, а вокруг неё плескалось бездонное, чёрное горе. Потом вспышка осветила любимые  глаза – проблеск сознания, и жизнь, наконец, затеплилась там. Глаза оживились радостью, вдруг опять сменившейся испугом. Он, как ребёнок, обхватил её руками, прижался к ней, как будто боялся выпустить и потерять. И не было на всём Ипе никого счастливее Эвы в тот момент:  «Уже действует!» - радостно и неуместно «догадалась» она. И тут он, как бы подтверждая её догадку, сказал такое, отчего она горячо возблагодарила Бога, и в молчаливой молитве своей, не переставая славила и милость Его, и слугу Его – Хранителя Книги. «Радость моя, радость моя…» - это он её так назвал! Она никогда не слышала от него подобных слов. Он, её Эддам, всегда, даже вначале их романа, был скуп на ласки и ласковые слова, а уж таких сладких она и не помнила, чтоб он когда-нибудь  говорил. Она обняла его голову и прижала к своей груди, как мать прижимает любимое дитя, поглаживая, покачивая и утешая:
  - Что случилось с тобою, любимый? Не молчи, отзовись - не скрывай.            Боль-печаль, как камень с души твоей, ты позволь мне снять – не мешай!
Расскажи, не держи - в чём причина беды, кто обидел тебя, кто посмел?
Это горе вдвоём переможем мы, раз один ты того не сумел.
           Эддам, обхватив её руками, всматривался в её лицо, в её глаза, боясь отвести взгляд. Он тяжело и медленно вырывался из липких объятий безумия. Наконец, он разлепил искусанные губы:   
- Так это был сон!?  Чудовищный сон - он реальней насущной яви.
Ещё такой «сон» не смогу пережить! Эго желания «быть» не проявит.
Страшней ничего в этой жизни не видел! Такое познать – лучше смерть!
Смерть в сравнении, как облегчение, это праздник! – покинуть твердь.
В казни, что подвергли меня, раздавив моё эго в камне дороги,
Я Ангелу смерти в глаза заглянул – а там лишь покой без тени тревоги,
Покой такой для измученных душ, как влаги глоток погибающим в сушь!
Желая с ним сделку тотчас заключить, я смог, мне казалось, его упросить:
Забрав моё тело и жизнь, - отпустить душу мою,- детей проводить,
Туда, где они всегда смогут быть, средь прочих безвинных Богу служить.
Ведь рай, он для тех, кто не мог нагрешить,
Кто жизнь не успел ни понять, ни прожить!
И мне повезло: я от жизни устав, увидел у Смерти улыбку в устах.
У Ангела смерти улыбка – фантом, и в горле возник горькой радости ком,
Однако, Судьба, иначе не скажешь, Судьба в этот миг привела тебя в дом.
Ты милость Судьбы, ты - её воплощенье, ты жизнь подарила мне вновь,
Жизнь, от которой хотел отказаться, а с ней от надежды на нашу любовь.
Я - грешен, Создатель прости! Слаб душой, оказался несчастный Эддам.
И душою ослаб я, и духом, но детей своих - никогда не предам…
    - Не казнись, мой любимый, не нужно. В поле сна - не вольны мы жить.
    В ткани сна отличить нам нужно, что избегнуть, а что пережить.
    В ткани этой каждая ниточка – прядь грядущего, истины прядь.
    Мудрость мудрых в том заключается, чтобы те письмена – читать.
- Оставим мы мудрость – мудрым, а радость себе возмём,
Мы – живы и будем счастливы, и благодарность Ему несём,
Наша жизнь – это слабая ниточка, а мы – паучки Судьбы,
Мы плетём наше кружево тонкое, чтобы сны исполнялись бы.
Но не все сны, а только добрые, те, что радость нам принесут,
Что беду избегать помогают, и несчастье от нас отведут.
Сны – ведь это жест внимания Всевышнего для нас
Они – предвестник горя, бури иль отрады,
Они, как тайный знак Судьбы, потом или сейчас.
Они – любовь Создателя, и мы должны быть рады!
Я часто паучком во сне себя видал,
Я ощущал себя на паутинке тонкой,
Казалось, дунет ветер, - всё, прощай!
Но, коли ниточка вплетена в кружево Судьбы,
То ветру не порвать сей паутины золотой и звонкой!

27. ПРЕДВЕСТИЕ  БЕДЫ.

           Наутро он вызвал служебный слайдер, так как его личный слай остался ночевать вчера возле Сената. Собирался на службу, долго и тщательно. После вчерашнего всё тело жестоко болело, голова кружилась, лихорадило и тошнило. Только «лекарства» сегодня с собой у него уже не было. Пережитый ужас и последующий каллапс, он воспринял не как наркотический бред и случайность, а как преддверие реальной беды и смерти, как предупреждение свыше, и, может быть, последнее. Он сделал выводы, считая что всё позади, что главное – понять причину. И выводы эти вселили в него оптимизм и надежду. «Ничего ещё не потеряно. Я – жив, и они, мои любимые, все живы – пело его сердце, - всё можно устроить и преодолеть! Только не ошибаться больше. Только продумывать всё и везде успевать», - и тут он вспомнил, что на сегодня назначено заседание сенатского Комитета по безопасности, и что именно сегодня предстояло рассмотреть все материалы по оружию чистой защиты – «Страж». А он - хорош глава Сената, даже и не открывал эти материалы, и не знает о чём говорить. Мысленно обругав себя, он поднялся в свою мансарду.
          Войдя, он сразу же увидел, что здесь кто-то побывал: предметы на столе, которые он привык видеть в строго определённом порядке - сдвинуты. И самое скверное – нет мобильного сейфа информации в кресле, где он этот сейф вчера оставлял, и, где он должен был лежать и теперь. «Чужие! – сперва мелькнула мысль – Похитили!» Но нет: дверь на крышу была замкнута, как он её и оставлял вчера, и относительный порядок в кабинете позволял надеяться, что здесь был кто-то из домашних. А это запрещено было всем! Но, главное, сейф с материалами – его нет! Он помнил, хоть и сквозь туман, что положил его здесь - в кресло. А теперь там ничего нет. Как – будто не веря своим глазам, он потрогал то место на кресле, где лежал кейс. И тут же вспомнил, как Президент предупреждал его о режиме секретности, и холодный пот выступил по всему телу. Ещё надеясь, он пробежал по кабинету, разбрасывая вещи, но – нет, кейса нигде не было. «Конец» – кто-то отчётливо сказал в его голове.
      - ЭВА!!! – закричал он, и, не дожидаясь, бросился вниз по лестнице.
       Встретились они на площадке второго этажа. Он схватил её за плечи и, сжав их, заглядывая в её глаза, спросил:
      - Эва, что ты делала в моём кабинете?
       Эва замерла. Она смотрела остановившимися глазами в его глаза, как будто не понимая вопроса. Он, в нетерпении, её встряхнул, и она испуганным голосом ответила: 
      - Милый, в последнее время ты перестал следить за собой, за порядком в спальне и кабинете, и я решила, что должна помочь тебе. Я наводила порядок, - она помолчала, а потом спросила дрогнувшим голосом - Что-то не так?
      - Ты одна там была? Больше никого не было в моём кабинете? – Он ожидал ответа, моля в душе Бога о милости.
      - Да, конечно, - как-то неуверенно ответила она.
      - Пойдём, - сказал он ей, уже предчувствуя беду, по интонациям ли её голоса, по другим ли признакам, но он уже знал: прав тот голос!
      Они поднялись в мансарду, и тогда он спросил:
      - Где кейс, Эва, тот, что лежал тут, - и он указал на кресло. Она задумалась, слегка склонив голову, вспоминая. Потом вспомнила – здесь, и, подойдя к его столу, наклонилась, собираясь достать оттуда причину переполоха, но замерла. Затем, медленно разогнувшись, поглядела на него испуганным и удивлённым взглядом.
        - Посмотри сам, - севшим голосом попросила она.
          Эддам резко наклонился. И первое, что увидел – это был сейф – мобильная автономная система, надёжный носитель и хранитель информации. Только он был открыт, и не помогли ни сложный шифр, ни охранная сигнальная система. Он лежал на полу, в рабочей площади стола. К нижним поверхностям стола прикреплены были какие-то блестящие, вероятно металлические, нити, удерживающие открытой крышку сейфа. Было явственно видно, что кто-то работал с ним, и, судя по оставленному микроскопическому оборудованию, эти кто-то были инсектами. Сразу возникало три вопроса: как они получили информацию о том, что кейс с материалами находится в этом доме – это раз. Как сюда попали оперативные группы инсектов, ведь «Няня» запрограммирована на режим фильтрации проникающего в дом воздуха – это два. И – три: сумели ли они снять секретную информацию из кейса, и, если – да, то как им удалось её переправить за пределы дома.
          Эддам обратился к «Няне»:
       - Няня, замечала ли ты здесь, в доме, инсектов? - На что последовал немедленный ответ:
       - Только отдельные летающие неразумные особи, проникающие через двери вместе с входящими.
       - У меня есть неопровержимые свидетельства того, что в доме были разумные инсекты. Что ты можешь на это ответить?
       - Могли быть доставлены в жилище входящими гостями.
       - Покажи!
        И «Няня» продемонстрировала на экране, как Эва и Азазелла, с коробками в руках, входят в дом.
        Эва, с совершенно белым лицом, смотрела на экран визора, замерев, как изваяние. Эддам, не веря себе, уже догадываясь, но ещё боясь поверить, повернулся всем корпусом к Эве, и прохрипел:
       - Что это?!
       - Нет, Эддам, это не то, что ты думаешь! – И она, плача взахлёб, стала рассказывать, и рассказ её был долгим, горестным и правдивым.

28. ОБЪЯСНЕНИЕ  СО  ЗМЕЕМ.

           Эддам сидел в своём кресле, лицо его было угрюмо и печально. На столе перед ним стояли злополучный кейс и две чёрных коробки. Одна – та, что принесена была Эвой, в которой были флаконы с зельем. И другая,  принесённая Азазеллой, которая оставлена была им под столом, рядом с кейсом. Только теперь этот предмет был совсем не похож на ту безобидную коробочку - копию первой, какой он казался в тот день. Это оказался высокотехнологичный модульный блок разведывательного оборудования, снабжённый и автономным питанием, и собственными дешифраторами, и силовыми двигателями с системами блоков, и, даже, помещениями для экипажа. Вероятно, выполнив работу, вся группа эвакуировалась через воздуховоды, унося с собой бесценный секрет республики Хайтэ. «Возможно это тот секрет, который будет стоить слишком дорого для народа хайтэсков, - подумал Эддам, - В этом можно, конечно, обвинять и Азазеллу, и Эву, в какой-то мере. Но, как ни крути, а во всём виноват он – Эддам».
            По всему выходило, что вынырнуть из этой ямы уже не удастся. Всё: гладкая, счастливая жизнь, которую он не ценил, жизнь его семьи, его карьера и будущее, вообще – всё - закончилось. В который раз он пытался отыскать хоть какую-нибудь возможность спастись. Но нет, не было такой! Даже, если никому не сообщать о случившемся, всё равно, когда-то это всплывёт. Или техники, проверяя кейс после его возвращения, обнаружат не санкционированное проникновение в базу данных, или политики империи используют полученные сведения, и станет ясно об их осведомлённости. Или, например, их стратеги, обождав и обнаружив, что Глава Сената не докладывает об утечке информации, станут шантажировать его и заставят пойти на прямое предательство. Всё. Дальше можно не думать. Это крест на будущем его детей. Так ничего и не надумав, он, просмотрев в скоростном режиме материалы об «Оружии чистой защиты», отправился на службу, наказав Эве ни с кем не встречаться, ни с кем сегодня не говорить, и из дома не выходить. Детей обещал забрать вечером сам. 
           В Сенате был обычный день, с повседневной суетой, с необходимостью решать множество различного плана задач, и Эддам даже успокоился. Кто, кроме их с Эвой видел то, что видели они – никто. Кто может его в этом обвинить – никто. И, если уничтожить эту шпионскую машину, то ничего нельзя доказать. А, значит – он не виновен. А техники, которые могут доказать, как быть здесь? Есть и здесь выход, правда, мерзкий и скользкий. Но – есть. Надо после сегодняшнего совещания передать кейс кому-нибудь, кому это по чину. И хорошо бы, чтобы он там побыл несколько дней. А потом: поди,  докажи - кто виноват.
           После обеда состоялось ожидаемое совещание в Комитете по безопасности. Прошло оно без происшествий. За полдня, не слишком вникая, разобрались с рассматриваемым вопросом. Хотя это кому – как: кто-то разобрался, а кто-то не поняв – промолчал, не желая выглядеть идиотом. Но проголосовали, как и рекомендовал Голос Сената, положительно. А Эддам, сославшись на дела и не дожидаясь завершения процедуры, покинул совещание, поручив кейс-сейф с материалами председателю Комитета. 
          Выйдя с совещания, Эддам велел своему секретарю отыскать и направить к нему сотрудника отдела  по проблемам территорий по имени Азазелла. Однако, вскоре ему доложили, что этот сотрудник находится в командировке, и его возвращение ожидается через день-два. И Эддам  решился. Он решился придти к ней. Может в последний раз.
           Остановив свой слай на соседней улице, он, накинув капюшон, прошёл к двери её дома. Положив ладонь на приёмный экран, он ждал ответа. А ответа всё не было. Он уже решил, что в доме никого нет, когда дверь внезапно приоткрылась. Не двигаясь, он ожидал, что кто-то произнесёт традиционную фразу, приглашающую ко входу. Но, отстояв положенное время и не дождавшись, вошёл без приглашения. Он в этом доме появился впервые, и потому, войдя, стал осматриваться. Снаружи дом выглядел, как дом чиновника среднего уровня, что и соответствовало чину и статусу его хозяина. Однако внутри это был совершенно роскошный особняк. Было видно, что на его обустройство средств не жалели, что хозяин любит роскошь, и знает в ней толк. Эддам ничего такого не ожидал здесь увидеть, и несколько растерялся. Он даже решил, что случайно ошибся адресом, и теперь нужно будет извиняться перед хозяевами. А, значит, появятся нежелательные свидетели. Эд уже собирался тихо ретироваться, когда голос Азазеллы негромко, с ненавистью произнёс: «Добрался и до этого дома. Чтобы отнять или разрушить его…» - затем последовала короткая пауза, и голос угрожающе  предложил – «Проходи, раз пришёл. Когда-то всё равно придётся, так лучше здесь и сейчас! Да, видно, и время пришло». Эддам вслушивался в голос, и узнавая, и не узнавая его. Это, безусловно, был голос Азазеллы, но другой. В нём не было всегда присущих ему искательных ноток, и он не старался понравиться или расположить к себе, как это делал обычно. Сегодня в нём не было и капли страха или привычной униженности. Это был голос хозяина ситуации.    
         - Куда мне пройти? – спросил Эддам, с удивлением чувствуя неуверенность в своём голосе. Так не годилось. Нужно было немедленно восстанавливать статус-кво. Он, надеясь, что это не очень заметно, встряхнул головой и несколько раз сжал и разжал кулаки. А уверенности как не было, так и не появилось.
         - Желаешь поговорить со мной? Или сначала с ней? Или все втроём, по-семейному побеседуем? - голос звучал ровно, но в нём слышалось что-то такое, отчего ему захотелось повернуться и уйти, но ситуация зашла слишком далеко, а голос спросил - Ты, вообще, к кому из нас пришёл?
         - Я шёл к тебе, и, думаю, ты знаешь - почему - ответил Эддам, и, вдруг почувствовал, как внутри вскипает, неведомая ему ранее, волна. Волна ненависти обожгла его изнутри и придала сил. Это низкое существо, сделавшее невозможным возврат к прежней жизни, разрушившее своим предательством будущее семьи Эддама, его детей, а, возможно, и будущее республики – это существо ему угрожает!
         - Ну что ж, я – ждал, и знал, что этот день наступит. Прошу – наверх подняться. Я жду тебя на крыше дома.               
           Эддам, почти бегом, поднялся на верхнюю террасу дома. Азазелла сегодня разительно отличался от того, каким он привык его видеть всегда. Теперь перед Эддамом был некрупный, но чрезвычайно уверенный в себе хайтэск, от которого распространялось ощущение силы и решимости. Одет он был в роскошный халат, и от него пахло богатством: ароматы и обстановка, окружавшие его, были явно недоступны чиновнику его уровня, и сидел он в, стоящем целое состояние многофункциональном  кресле, рядом с которым стоял столик-робот с напитками и закусками.
           Хозяин демонстративно не поднялся при появлении Эддама. Он, приопустив тяжёлые веки, пристально, глаза в глаза, смотрел на остановившегося, при входе на террасу, очень крупного и атлетичного Эддама, не проявляя никаких признаков неуверенности. От этого жесткого взгляда в воздухе явственно присутствовало поле ненависти и агрессии. Никогда, до этого момента, Эддам не представлял себе, что они, эти чувства, могут быть так ощутимы и весомы. Понимая уязвимость и пройгрышность своей позиции, Эддам попытался изменить ситуацию:
         - Это сделал ты!? – полуутверждая, полувопрошая обратился он к тому незнакомому существу, что с ненавистью взирало на него.
         - А ты бы как хотел - чтоб я признался? Или переложил вину на Эву? – низкий, хриплый голос цедил слова, и было понятно, что он наслаждается и ситуацией, и своей позицией в ней.
         - Ты, хоть понимаешь, что ты натворил? Осознаешь ли меру своей ответственности!?- повысил голос Эддам, надеясь покачнуть противника в его самоуверенности.
         - Смешно сказал, и мне смешно послушать - каким ты страхом одержим. А отвечать, похоже, даже и не стоит. О чём сейчас ты говоришь? Ведь это ты - штанишки намочил в тот день. И потому ты никому и ничего не рассказал. Ты – преступил. Ты - наравне со мной. Ведь это ты укрыл утечку стратигемы! И ты – виновен так же, как и я! Но только я готов на всё, и страха нет во мне, а ты трясёшься весь! А знаешь – почему? С тех пор, как ты отнял последнее, что я любил, меня ничто не держит – я свободен! А ты – другое дело. Привязан к миру парой сотней нитей, опутан ими с ног до головы. Непросто их порвать. Ведь каждую порви, и это будет больно. А их так много – непосильный труд. С такими оппонентами как ты, Эддам, - легко, они прозрачны, как стакан с водой. Легко читаемы их мысли и мотивы, легко просчитывать поступки и шаги. И побеждать не интересно вас… - и он замолчал, как бы утратив интерес к собеседнику, и, даже, отвернулся от него.
          - Я сознаю – меня ты ненавидишь, но а народ-то свой, его – за что? Ведь это твой народ - хайтэски, Азазелла, он пораженье может потерпеть  в  борьбе. Не верю, что безразлична будущность его тебе.
          Азазелла молча улыбался, глядя мимо Эддама, но улыбка его всё больше походила на оскал. Вдруг он резко встал и быстро шагнул к Эддаму, отчего тот качнулся назад, и изготовился к обороне. Они стояли почти вплотную, и физическое превосходство одного над другим, было подавляющим, однако реальный расклад был другой. Они стояли, как равные. На этих «весах» не физический вес был главным.
            - Я сделал всё, чтобы тебя, таким, какой ты есть, Эддам, не стало. И, если нужно будет сделать что-нибудь ещё, я сделаю и это. Ты уничтожил мою жизнь, ты превратил меня в банкрота. И что ты ожидал в ответ? Какие ты слова хотел услышать? Признание в любви и преданности Вам? Ты думал, что я буду вечным рогоносцем, признательным тебе за антресоль! Так вот, теперь позволь признаться: ты – первый и единственный, кого я ненавижу! Я чувство это до тебя не знал. Естественно, не ангел я, но ненавидеть, как ни странно, не умел. Быть может, и любить меня не очень научили, что делать, - издержки воспитанья и рожденья. Но я любил, как мог. Любовь и ненависть – диаметральные они по знаку, но как легко их заместить: одно – другим! – высказавшись, он как будто что-то утратил, или потерял интерес к происходящему. Исчез заряд энергии, дававший  ему силы. Уже не видно было той угрозы в его фигуре, спина и плечи расслабились, и он, повернувшись, возвратился в кресло.   
           Эддам чувствовал, что этот поединок он безнадежно проигрывает. Его позиции не давали ему шансов даже для ничейного исхода. Но, всё ещё питая на что-то надежды, он заговорил:
           - Ты не ответил на поставленный вопрос: за что тобой наказан твой собственный народ? – вопрос, вероятно, задел за живое, и Азазелла опять собрался:
           - А чем хайтэски лучше раптэров – ответь. Тем, что красивых слов придумали немало, тех, что туманят смысл. Иль может тем, что говорят одно, а думают - другое и, что слова их – покрывало лжи! Куда ни глянь – везде одно и то же: ложь, ложь, ещё раз – ложь. Всё общество построено на лжи. Все – лгут: и президенты, и пажи. И ты, Эддам, на каждой ноте лгал. Могу напомнить дело в Доуме – ты гладко излагал, ты повернул всё так, как надобно тебе, хотя прикинулся, что помогал ты мне. И вот с тех пор ты лжёшь себе и им - Тиане с Эвой – сегодняшний визит сюда – тому порука. И Президенту, и Сенату лжёшь, а, впрочем, всех перечислять – такая скука! И об утечке не сказал ты никому… Ну, как портрет? Удачный получился? И так кого не взять – врать каждый научился. Все лгут, и все резоны их прозрачны и видны. Все понимают – врут, но правила извечно таковы. А можно ли на лжи построить что-то, кроме лжи?
           Вы – отпрыски фамилий знатных, приватизировали всё: и государство, и посты, и право, и возможности. Твердите вы о Праве и правах: о праве слова, о праве личности, о равноправии пред Богом и Законом. А сами делаете что?! Вот ты, Эддам, как оценил себя бы ты, будь ты другой – со стороны. И не скосило бы лицо тебе, когда б ты всё узнал о нынешнем себе? Иль о других, таких, как ты: тот – то, а этот – сё: у всех замараны хвосты! Растлили собственный народ, хотя и знаете: он с вас пример берёт.
          И вот ещё проклятие в Хайтэ - не проницаемо замкнут ваш круг. Во всех своих потомках проявляетесь вы в полной мере, и потому таким как я, найдётся  место лишь в партере. Вы в нас привыкли видеть слуг для ваших прихотей интимных, защиты и других услуг. Всех заставляете служить себе, одним – в своей постели, а другим – везде, где сами никогда и ничего вы не умели. Мне подошла совсем другая роль – с моей женою спит почти король. Мы – слуги, третий сорт, хотя ещё не брак – вы тайно думаете так.
          - Тебе ли это говорить! Ты, мерзкий лгун, предатель своего народа. Тебе ль меня судить! Не предавал я никогда ни племени, ни рода, - и ненависть ко мне тебе не возбудить. Ошибками наполнен путь – ты прав, но многие из них – ошибки по своей природе. Преступных умыслов отроду не носил, не то, что ты, кто говорит так о своём народе. Ты с детства, знаю я, к преступным промыслам причастен. И твой отец, я склонен думать, тоже. И это от него выслушивать я должен этот бред, что ты ему нести позволил, Боже?!
          - Хоть слово лжи, из всех, что я сказал, ты – обнажи! В чём я солгал? Что у тебя украл? Чем смог тебя обидеть? Иль всё – наоборот: и это ты меня учил свирепо ненавидеть!
           - Постой, остановись! Бессмысленный и бесконечный спор, где каждый в чём-то прав, где каждый пострадал или лишился прав. Прав тех или иных: фундаментальных и простых. Но актуален нынче лишь один вопрос: куда теперь везти с проблемой воз? А времени – цейтнот, и дел – невпроворот, а мы – на месте, не спешим. Позволь спросить: как этот узел развязать решим? – Эддам, стоявший всё время диалога возле портика – выхода на террасу, сделал попытку улыбнуться и неуверенно шагнул, к оппоненту. Тот внимательно посмотрел на него, и предостерегающе выставив руку, произнёс:
           - Эддам, ты мне не друг, но всё ж позволь напомнить, если ты забыл! В Эдеме, для детей Всевышнего, Закон Создателя един: страшнейший грех - чужую жизнь отнять! Твои намеренья не мог я не понять. И ситуация – тебе казалось так – тебя толкает сделать этот страшный шаг. Но, только ты не думай, не боюсь я, и дело вовсе не во мне: нарушишь Высший ты Закон – утратишь Душу, и сильно упадёшь в цене! В глазах своих, своих любимых, одна из них ведь слышит нас, и, главное, в глазах Судьбы! И ниточка твоей судьбы, ты помнишь? - золотая-звонкая, вдруг оборвётся в полпути. И тьма поглотит продолженье рода, и невозможно с этой колеи уйти, не будет нового далёкого народа, и племени великого Адама не будет суждено свой путь пройти!
          - Не скрою – был момент, мелькнула мысль, что самый к цели путь короткий, как в изометрии – прямой. Но от намерений до воплощенья мысли, путь очевидно непростой! Теперь искуса тень прошла, надеюсь, больше не вернётся. А ты мне поясни, о чём толкуешь ты: о племени великом, которому не суждено свой путь пройти…
- Эва всё знает. Ей всё сказали. Никто не велел ей молчать.
  Предписан вам Путь с ней неблизкий, его вам пора начинать!
– Азазелла помолчал, задумавшись, а затем продолжил, -
- Что касается наших дел, Эддам, то сделал я то, что мог.
  Я хотел бы, конечно, большего, но Судьбы не взломать замок.
  Но одно обещаю я точно: в одном мире с тобой нам не жить!
  Если ты не покинешь ЭДЕМ, я цену большую готов заплатить.
  Я проникну в Сенат незаконно, кто я есть - обо всём расскажу,
  В чём замешен я, как спасён я, и роль твою в том покажу.
  Расскажу об атаке инсектов: на твой дом, где ты тайны хранил,
  И «беспечное» станет «преступным» - ты секреты врагу подарил!
  Об утрате важнейшей тайны, и молчании твоём расскажу,
  Как ты думаешь, где ты окажешься, если всё это я обнажу?
– он задумался, поник весь и добавил последнее, -
  Улетать тебе надо, Эддам, далеко навсегда улетать,
  Избранники Бога - вы с Эвой, и вам Волю Его исполнять!

                29.  ИЗГНАНИЕ ИЗ ЭДЕМА.

           К президенту республики Хайтэ, желающие аудиенции и имеющие на неё право, записывались за несколько дней. Правило было общим, но не для второго лица государства. А ещё их связывали тёплые личные отношения и общие интересы: они были из близко-родственных родов, принадлежащих к одному клану, оба были выдвиженцами своих родов, и оба были остриём вожделенных стратегических устремлений своего клана.
        Сегодня, с самого начала дня, Эддам сообщил в канцелярию Президента о своём намерении посетить главу республики. Ему не посмели отказать, и вот, они вдвоём: Эддам, глава Сената республики, и Президент республики Хайтэ.
         - Господин Президент! Обращаюсь к Вам с прошением от имени своего и своей семьи. Прошу Вас освободить меня от должности, и послать меня и мою семью поселенцами на один из уже обжитых миров, принадлежащих хайтэскам. Прошу Вас об этом, желая послужить республике и народу своему, во исполнение Воли Создателя о расселении Разума на полях Его.
           Закончив официальную часть обращения, Эддам сделал паузу, шагнул к столу Президента и положил на него свой рапорт-прошение. Затем, глядя прямо в глаза собеседнику, он негромко добавил: - Обманывать Вас и Сенат не могу, а исполнить условие Ваше не в силах: разлюбить я её никогда не смогу – не дано предавать нам любимых! – после этого он замолчал и, склонив голову, приготовился выслушать вердикт.
         - Эддам, я знал, что будет так! Уже тогда я знал, когда условие тебе поставил. И оказался прав! Природу не обманешь, Эддам, и приказать ей невозможно. Я дал вам с Эвой шанс, хороший шанс. И что? Где этот шанс? - Его ты проиграл. Ну что ж, пора и нам итоги подводить, раз ты подвёл нас, Эддам. Нет оправдания тебе! Виниться - поздно. Надежды наши ты сгубил, поставив личное превыше. Не благом рода дорожил, и голос крови ты не слышал. Ты очень перед нами виноват, разрушив стратегические планы клана. Но даже это - не последняя вина. Мудрец придворный мне сказал, что Эва – женщина твоя, из «Урта» тайных знаний почерпнула. Не ведомо тебе, что путь и способ этот неприемлем для хайтэсков? Ты ситуацию сложил, в которой Эва заблудилась, и помощь попросила там, где только горе можно ждать себе, семье и роду.
         Мы на Совете тайном порешили, что надобно тебя изгнать! И в наказание тебе, и в назидание народу! 

29. ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ НА ЭДЕМЕ.

          Эддам, которого распоряжением Президента назначили возглавлять миссию к «Четвёртой» планете, последние дни перед отлётом возвращался домой глубокой ночью. Даже и разделив часть своих обязанностей со своими помощниками, он, всё равно, захлёбывался в потоке разнообразных и неотложных дел и забот. И вот, кажется, всё позади: напряжённый ритм, суета и спешка, боязнь что-нибудь забыть, упустить, не сделать. Всё – настала их прощальная ночь на Эдеме.
         В эту ночь, последнюю перед отлётом, ветер неистовствовал, стараясь вырвать деревья и кусты. Больше всего доставалось высокорослым, вечнозелёным, не уронившим листвы, в преддверье сезона дождей. Их раскачивало так, что ветвями они дотягивались до кромки террасы, и, даже, разбили окно в мансарде. Он лежал, вслушиваясь в шум беснующегося ветра за окном, в треск сталкивающихся ветвей, обняв и прижав к себе Эву, не в силах заснуть. По его вине всё сложилось так, что этот, возможно, роковой шаг стал неизбежен. Сколько мощных, неодолимых факторов сосредоточились на том, чтобы выдавить его, Эддама, из Эдема. Он понимал, что это наказание предназначено только ему, и сразу предложил Эве остаться с детьми на Эдеме, не уезжать вслед за ним. И этим, возможно, сохранить жизнь себе и детям. Но она отказалась не только обсуждать это, но даже и слушать его. Она просто сказала: - У нас с тобой одна судьба, где ты – там будем мы!
         Как это непросто - покинуть родной Эдем! Особенно, если ты был всеобщим любимцем и бесспорной «альфой», и всё тебе давалось легко и просто. А вот теперь тебя загнали в угол, и выход только один – вон! Интересно, есть ли кто-нибудь, для кого это легко? – подумал Эддам, - Кто бы смог всё это пережить, не моргнув глазом? А, впрочем, сам виноват, -заслужил, - решил он, стараясь как-то погасить жгучую обиду, не дающую ему покоя последние дни. – Надо о важном думать: о детях, о будущем, о завтрашнем старте. Через несколько часов старт, и придётся покинуть тебя, неповторимый Эдем! Улететь далеко и навсегда, оторвав и оставив здесь громадный кусок своей души, оставить здесь то, что любил: друзей, родных, любимые места и воспоминания… И знать, что ничего этого, никогда уже - больше не увидишь. А впереди – неизвестность, мрак, наполненный опасностями, реальными и мнимыми. На что обрекает он своих любимых детей, Эву, верную жену и вновь обретённую любовь. А ещё, возможно, не родившихся детей и внуков? И будут ли они? Будет ли у них шанс?..         
         К концу ночи ветер стих, и всё замерло, затаилось, приходя в себя после бурной ночи. Но в этот раз утро не пришло. День начинался прямо с вечера. Казалось, что он, вечер этот, никуда и не уходил, а спрятался с приходом рассвирепевшей, отчего-то, ночи где-то поблизости: в тени густых кустов, под крышами домов. И, отсидевшись там, занял вновь территории, оставленные отступившей ночью. Серое, низкое небо тяжёлой, влажной ватой опустилось на темя, подавляя и деморализуя, а сумрак, струящийся с небес, липкой рукой залеплял глаза, убеждая дремлющий мозг: спать, спать…
          Но им – не спалось. Возможно, и не только им не спалось. В этом городе, под многими крышами в эту ночь прощались с Родиной. Пришёл их последний день в родном и любимом Эдеме. Они лежали, прижавшись друг к другу, и молчали. Столько уже было сказано. Сколько ещё предстояло обдумать и обсудить. Впереди дорога длиною в полжизни. Дорога, обещавшая бесконечные трудности и лишения, гигантскую работу, неоглядную по своим масштабам, где каждому определено своё место, и каждый сделает любой ценой то, что должен. Там жизнь всех зависит от каждого, а жизнь каждого – от любой допущенной ошибки, своей или чужой. Здесь ничего нельзя начать сначала, ошибки не прощаются, и плата за всё простая: жизнь или смерть.

                31.  ПРОБЛЕМНАЯ  ТРЕТЬЯ  ПЛАНЕТА.

           Новые миры – вы и цель, и средство достижения Главной Цели Избранной планеты, Цели поставленной Создателем. Бум Золотых веков, конечно, давно уже минул в истории её, и возможностей сильно поубавилось и в республике, и у других народов, но экспедиции «Божьего Промысла», названные так со времён первых миссий, всё ещё снаряжались. Их было уже не так много, как раньше, и направлялись они только к перспективным планетам. Такими обещающими и были две планеты, принадлежащие малой звезде, расположившейся на окраине спиральной галактики, со странным названием «Дорога пролитого молока». «Золотой гном», как ещё иногда называли на Ипе звёзды такого класса, была звездой-сюзереном этой системы. Звездой весьма привлекательной, но которой пока ещё не дали собственного названия. А третья и четвёртая - по степени приближённости к сюзерену, планеты, подходили для освоения и заселения. Но была одна серьёзная проблема – раптэры.
           Появилась эта проблема очень давно, вначале Золотых веков. Тогда быстро расширялась сфера реальных возможностей одаренных народов Избранной планеты. Экспедиция раптэров, проводившая поисковые работы в этом уголке космоса на границе двух секторов: хайтэсков и раптэров, первой нашла эту систему и зарегистрировала её, как принадлежащую к своему сектору ответственности. Долго именно так и считалось, никто и не возражал, так как здесь кроме раптэров пока никто и не бывал.
           Ободрённые многообещающими возможностями найденных планет, экспедиции империи Ра даже успели провести подготовительные посевы на обеих. Это всегда обязательные и важнейшие посевы, формирующие подходящие условия для возникновения первичной жизни и атмосферы. Из двух этих планет раптэры оправданно выбрали более перспективную, ту, что больше и ближе к светилу. Они вложили в неё большие средства, и усилия их оправдались: экспедиции империи Ра сумели успешно подготовить планету и заселить её. Но планета оказалась с характером, и, видимо, двоюродной сестрой всем известной Ра-6-3, которую некоторые знали под именем – «Бестиарий». Поэтому, начавшаяся успешно миссия, стала давать сбои: группы раптэров-колонизаторов выходили из повиновения руководству миссии и обосабливались. За первые несколько тысяч годовых циклов «Третьей» планеты, контроль за поселенцами был полностью утрачен. Все они разбрелись по планете, а бешеная гормональная активность сильно изменила их психику и образ жизни. Все обменные процессы в их организмах значительно ускорились, стиль поведения и облик их, от поколения к поколению, всё более видоизменялись. Некоторые из них оставались вегитарианцами, как и предписывалось на их родном Ипе, но другие становились всеядными, не брезгуя и неразумной фауной. Исходя из этого, очень быстро, менялись и они сами. Кто-то становился большим, чтобы доставать ветки и листья, кто-то – маленьким, чтобы лазить по деревьям за ними. Кто-то учился быстро бегать, чтобы легче догонять убегающую еду, ну а кто-то оснащался могучими мышцами и отращивал зубы и когти. А другие, задумчиво глядя на них и пожевывая листву, обрастали панцирями. Проходили века и тысячелетия, и колонисты третьей планеты, утратив связь с родиной, стали забывать, что они - одарённый Создателем народ. Третью планету в империи приравняли к пресловутой Ра-6-3, и решили опыт по её освоению признать неудачным.
            К этому решению стратегов империи подталкивали факты: и то, что колонисты прекратили сеансы связи с управляющим центром, и то, что посланный для выяснения разведчик, оставаясь на орбите, наблюдал на поверхности планеты столкновения между группами раптэров. А особенно поразило руководство программы то, что разведчик доложил в конце: после столкновения одни раптэры стали поедать тела убитых ими других раптэров. И о третьей планете решили забыть, а результаты – скрыть и никогда не разглашать.
         И, может, забыли бы, но напомнили хайтэски. Это был их сектор – так определили они, проделав все необходимые и точные измерения. Им приглянулась система, и они, основываясь на своих данных, решили доказать в Верховном Совете Ипа, что эта система территориально принадлежит им. Как только расследование Трибуналом Ипа было закончено, и подтверждение прав на планету было получено, представители Хайтэ потребовали вывода с третьей планеты всех поселений раптэров. Требование было, безусловно, законным, но раптэры не спешили с исполнением решения Совета. Не могли же они оповестить всех о своей очередной неудаче. Да и хотелось им вернуть напрасно потраченное. Они объявили, что готовы вывести всех своих поселенцев с третьей планеты, если республика Хайтэ оплатит расходы понесённые ими при обустройстве планеты. И это было справедливо. Только цифра, называемая раптэрами в качестве компенсации, выходила за пределы разумного. С ней и не могли, и не хотели соглашаться хайтэски. Вот вопрос и завис.
          Однако, понимая, что вопросы эти решаются со временем, и, исходя из соображений будущего неизбежного исхода раптэров с «Третьей» планеты, республика решила направить очередную экспедицию на «Четвёртую» планету. Пусть не такую удачную, чуть меньшую, чуть более холодную, но вполне достойную внимания. Тем более, что несколько тысяч лет тому назад, раптэрами уже были сделаны первичные посевы. Планета, видимо, почти уже, подготовлена. Сюда-то и должна была прибыть экспедиция Эддама.
               
                32. СТАРТ  МИССИИ  К  ЧЕТВЁРТОЙ  ПЛАНЕТЕ.

          На удалённом каменистом высокогорном плато Тан, располагалась Главная база космофлота Хайтэ. Это был громадный город из цехов, фабрик и ангаров, по окраинам которого располагались спальные районы. Здесь формировались экипажи экспедиций, проводилось их обучение, в многочисленных ангарах комплектовалось оборудование лабораторий, свезённое из всех регионов республики. Здесь же изготавливались фрагменты корабля - модули, каждый из которых составлял часть конструкции тягача-транспортировщика. Эти межзвёздные тягачи у хайтэсков издавна принято было называть – «Лидер». Под каждую экспедицию строился свой «Лидер», и из-за их гигантских размеров, их собирали модульно и только на орбите Ипа. «Лидер» представлял собой жёсткую конструкцию, главными элементами которой были двигатели, кабина управления и «хребет», их соединявший, вокруг которого закреплялись в походном положении, рейдовые корабли: челноки – небольшие шлюпы для посещения поверхности осваиваемой планеты, и фрегаты – более крупные и хорошо оснащённые корабли, способные на длительные, самостоятельные полёты. Всё доставлялось на орбиту фрегатами-пасынками поэтапно, по мере надобности, а последними, перед самым стартом экспедиции, прибывали поселенцы. Они всегда делились на «семьи» - так условно называли сформированные по самодостаточному принципу отряды, способные вести самостоятельную работу по освоению планет. Обычно пять – семь «семей» участвовало в миссии. Каждая организовывала на поверхности планеты свою базу, и каждая имела свой фрегат, в которых им и суждено было находиться весь путь до цели. Долгим этот путь был только для экипажа «Лидера», у всех остальных часы останавливались, и они пребывали в пограничном состоянии между комой и сном.         
          Медленно, неохотно отступала последняя ночь на Эдеме. Тот серый безмолвный сумрак, что был за окном, ничем не напоминал утро. Он давил на психику, подавляя волю. Эва, то ли под воздействием погоды, то ли по каким другим причинам, принялась плакать. Это было удивительно видеть. Даже в самые трудные времена Эддам не видел её слёз. Дети тоже поднялись не выспавшимися, с плохим настроением, а, заметив слёзы на лице матери, раскисли и заревели. Запоздало спохватившись, Эва овладела собой, стала шутить, успокаивать детей, повела их в сад, и вскоре всё пришло в норму. Один Эддам, несмотря на замученный и усталый вид, был собран и деловит: всё – решено!  Отступление невозможно.
           К третьему часу утра распрощались и с домом, и с теми, кто пришёл проститься с ними. Все понимали, что никогда больше не увидят ни родные лица, ни родные стены - слишком далека эта «Четвёртая» планета. От всего этого становилось бесконечно грустно. Отбывали на космодром в слезах и всю дорогу не могли успокоиться. Они жадно всматривались в, пробегавшие мимо дома и улицы, в окружающие пейзажи, в серое ненастное небо, стараясь навсегда впитать в память всё, что попадалось им на этом прощальном, горестном пути.
           На космодроме, прямо на взлётном поле, прошла последняя  перекличка личного состава миссии и торжественная Церемония расставания с Родиной. Команды пяти фрегатов экспедиции и пять «семей» поселенцев – пассажиров этих кораблей построились на поле перед стоящими поодаль фрегатами, готовыми к старту. Никогда такие прощания не были весёлыми. Стоящие в строю, прощались с небом и воздухом Эдема, они готовились разорвать свою «пуповину» с ней, с матерью-планетой, и уже сейчас, некоторые из них чувствовали себя сиротами. Но другая, и возможно большая, часть той тысячи уходящих хайтэсков, построенных перед кораблями, ощущали себя посланцами своей расы, посланцами Бога, исполняющими Его Волю и Замысел.
         Лица, лица, ряды лиц. Такие разные: суровые и спокойные, грустные и просветлённые. Лишь в колонне пятого корабля, во втором ряду было одно счастливое лицо, которое безмятежно улыбалось. Одним из двухсот имён поселенцев, приписанных к пятому фрегату, при перекличке было названо имя Тианы Абель, отправляющейся в экспедицию «Божьего Промысла» в качестве биохимика.
           Вот и закончились все необходимые формальности и процедуры: переклички, сверки, уточнения. Наступило время последней, прощальной церемонии. Все, согласно традиции, торжественным маршем прошли мимо пункта управления полётами, где находились провожающие их Президент Хайтэ, Сенат республики и глава этой экспедиции, которому, с этого момента, присваивалось звание – «Иерарх миссии». Отныне он принимал на себя всё бремя ответственности за происходящее: за жизни, вверенные ему, за успехи и неудачи, за будущее Нового, запланированного к рождению, мира. При этом он обретал и всю полноту власти, единолично становясь для всех них и отцом, и братом, и судьёй, чей приговор оспорить невозможно, как приговор Судьбы.
             Марш колонн продолжался не долго. Все они, проходя мимо принимающих парад, отдавали им честь, салютуя и принимая клятву беззаветного служения новой семье и новому нарождающемуся народу, чем становилась для них всех эта звёздная миссия.
             Когда мимо проходила колонна пятого фрегата, Эддам подобрался и напряжённо искал глазами кого-то, пока не нашёл. А, найдя – успокоился, внутренне расслабился и не сводил сияющих глаз с того, кто прошёл в общей колонне к люку своего корабля.
           Ещё какое-то время устраивались, размещались в своих каютах-капсулах будущие поселенцы. И вот, закрылись люки, всё оставлено в прошлой жизни, всё -  позади. Позади расставания и прощания, слёзы и последний взгляд в небо Ипа, последний вдох вольного воздуха, и дана команда – «старт». Взвыли двигатели, и корабли один за другим, отправились на орбиту, где, пришвартовавшись к бортам «Лидера», они и понесут свой драгоценный груз - «ЖИЗНЬ» - к новым мирам.
                *  *  *
           С одного из холмов, гряда которых неровной цепью опоясывала космодром, из кабины своего слайдера за происходящим наблюдал Азазелла. На его лице застыло выражение горечи и отчаяния. Он увидел, как реализовалось и превратилось в явь то, что он подспудно понимал уже давно, но старательно гнал прочь. Ещё тогда, когда, казалось, что мечта исполняется, и сенатор, приглашая его работать в столицу, открывал перед ним волшебные двери успеха, он вдруг ощутил – нельзя ступать на эту дорогу! Но сигнал этот был слаб. И его всё время перекрывал парадный марш, звучавший внутри: свершается, свершается! Работа в столице – вот она! А с ней и большие возможности, и большие деньги! И вот он - финал: жизнь – проиграна! Безнадежно и безвозвратно!
        Помедлив какое-то время, провожая глазами исчезающие в тучах корабли, и не ощущая слёз, стекающих по морщинистым заросшим щекам, он запустил двигатель своего слайдера. Подняв его обороты до предела, он не взлетел, а прыгнул с холма, и тут же бросил свою машину почти вертикально вверх, как будто хотел догнать улетающие корабли. Так он и сидел в ревущей машине, согнувшись и вцепившись руками в штурвал, и всматривался в приближающуюся стену облаков, пока не понял, что слай его уже не летит, а висит, будто упершись в эту белесую стену. Что он завис на пределе возможностей, и выше подняться уже не сможет никогда. Тогда он выключил, ревущий двигатель, и устало откинулся на спинку кресла…    

                ГЛАВА 3.  РОЖДЕНИЕ  ПЕРВОГО  АНГЕЛА.
                1.  НОВАЯ  ДОКТРИНА УСПЕХА.

            А Ип жил своей жизнью, и никто, вероятно, и не заметил отлёта миссии к «Четвёртой» планете. А кто и заметил, так им было – плевать! Все были заняты собой и своими проблемами. А проблемы были большими, и всё росли и росли. Населения становилось всё больше, а возможности нормального существования – всё меньше. Всё сложнее становилось соседствовать народам, и всё острее высовывались углы в их взаимоотношениях. Всё чаще возникали конфликты, и всё трудней было тушить пожары нетерпимости.
      К  рычагам управления прорывались новые лидеры, убеждавшие свои народы, что только жесткая концентрация властных полномочий устранит раздоры и аппетиты правящих элит, объединит народ и позволит победить в борьбе за жизнь. Отведав ядовитого лакомства, именуемого абсолютной властью, эти лидеры любой ценой хотели закрепить её для себя. Ложь, подкуп, запугивание – всё годилось в этой игре. Они точно знали все составляющие  такой власти и верно рассчитывали свои ходы. Захватив контроль над ресурсами расы, вбросив объединяющую народ идею и всё это стянув жесткими поясами страха: страха перед врагами, перед будущим и перед ними – правителями, они обеспечили прочность своей власти.
        Жрецами, обслуживающими власть, была выработана новая модель общества с новой диковинной моралью и жестокими законами, которые гласили:
- только один народ избран Богом для исполнения своих замыслов,  все     остальные никогда не могут быть признаны равными богоизбранному народу. Они - иные, по природе и предназначению своему являются  низшими, и могут использоваться исключительно по усмотрению богоизбранного народа. Их использование возможно и, даже, целесообразно в экстремальных ситуациях и космических проектах: в качестве десанта космических программ; расходного материала в условиях тяжёлых для выживания и связанных с рисками; их возможно и нужно использовать, как дешёвую рабочую силу. «Рабы» - понятие не известное ранее на Ипе, оказалось ныне востребованным;
    - все ресурсы планеты необходимо подчинить правительству богоизбранного народа для решения главных задач планеты, которыми являются: процветание любимого Богом народа и успешное воплощение им божьего замысла;
    - для улучшения здоровья новых поколений избранного народа, повышения его биоэнергетики и рождаемости богоизбранных, можно использовать протеины тел второсортных существ планеты, к коим можно отнести всех движущихся и иных;
    -   всё, что может помешать возлюбленному Богом народу при достижении поставленных целей, и при исполнении его божественного предназначения – должно быть объявлено вне закона и уничтожено любыми средствами и любым возможным способом.
                *  *  *
         Ставши достоянием одной расы, новый страшный рецепт успеха был мгновенно воспринят и другими. Но не всеми.
         Горане сразу отказались понимать и принимать новую доктрину. Они обладали характером и сводом принципов, не уступавших в прочности тем металлам, с которыми они всю жизнь свою имели дело. Да ещё панцирь гор изолировал их от спятившего мира. И там, в своей крепости, в своей самодостаточности, они могли сказать миру своё – тьфу!
          Из оставшихся несогласными с новой доктриной были только ныряльщики. Но им было трудно проявлять самостоятельность и независимость. И потому что сами по себе, не имея производственных мощностей и возможностей, они мало что значили, и потому что были связаны союзническими обязательствами. Вот и приходилось им поневоле участвовать в этой гонке.
         Зато другим, забывшим Бога, забывшим Его Законы и Запреты, новый рецепт успеха казался панацеей от всех бед. Карт-бланшем на будущее, спасением им и их детям. Несчастные, заблудшие овцы Создателя…
       Всё!!! Пали  запреты! Погибла мораль! Законы Его были забыты!  Началась борьба за жизнь на избранной планете …
                *  *  *
       Народы никогда не ведшие войн на уничтожение, не знавшие вкуса крови и убийства,  смертельно напуганные реально представшими перед ними перспективами, бросали все свои скудеющие резервы на создание того, что могло бы спасти их в предстоящей борьбе. Грозный и зловещий призрак не виданной ранее опасности навис над планетой,  одних погружая в ступор, а других максимально мобилизуя. Лучшие умы планеты, представители своих видов, определяли пути для достижения абсолютной и безусловной победы над противостоящими им сегодня реальными врагами.
          Народы Ипа чётко разделились на два лагеря. В одном сосредоточились народы моря и гуманоиды Избранной планеты, а другом – противостоящие им народы: раптеры и инсекты. Первый союз был почти идеально сбалансирован по интересам, не имел острых внутренних противоречий, а те, что имелись, они научились легко преодолевать. Союз этот обещал быть длительным и прочным.
         Им противостояла мощная, не знающая страха, коалиция холоднокровных народов. Именно коалиция, потому что союзом назвать их было трудно – слишком много противоречий было между ними. Здесь и желание лидерства в группе, и нежелание подвинуться в своих интересах. Здесь же и одинаковые пристрастия в выборе территории проживания, и нежелание эти территории делить друг с другом и быть близкими соседями. Так было до крушения Главных Принципов. И падение Законов и Запретов никак не могло улучшить ситуации. Они, существа с холодным и ясным разумом отлично понимали, что вслед за «сегодня», для выживших, будет - «завтра». И нынешние союзники легко могут стать завтрашними конкурентами. А, значит: послезавтра - врагами. И об этой проблеме нужно своевременно как-то позаботиться…
           Все понимали, что грядут времена, которые заставят позаботиться о многом: и о безопасности своей, и о прочности своих союзов, и о месте в этих союзах интересов своих союзников, и о победе в грядущем столкновении. И о том, что будет завтра…
           В то время, когда властители и генералы думали о победе, народ думал о том, как бы выжить в обезумевшем мире! Философы и мудрецы – соль и надежда народов своих, не уставали предупреждать их всех о существовании законов вероятности и возможных случайностях, способных погубить даже лучшие расчёты. Они напоминали власть предержащим, что цена возможной ошибки – это гибель планеты и, возможно, всей родившейся на Избранной планете цивилизации. Они взывали к их Разуму, совести и ответственности, они напоминали о Боге, о своей невыполненной миссии в Замыслах Его… Но не услышали, не задумались и не поверили властители. Может потому, что ещё не было Ангелов – посланцев божьих и носителей Его Воли, и некому было их вразумить. А может потому, что беды наши - нынешние и грядущие, живут в нас, как личинки в рыбе. И когда приходит срок, они пожирают носителей своих.
           И вот они, поводыри слепые, ведущие слепых, вожди, обезумевшие от избытка власти и вседозволенности, утратившие Бога в душе своей,  рассчитывали в этой последней гонке только на успешный блицкриг. На превосходство своих вооружений, на действенность своих союзов явных и тайных. Эгоизм видов и амбиции элит безоглядно гнали народы по пути,  порочному и гибельному, ведущему в такой тупик, из которого выхода нет. Встав на этот путь и ухудшая ситуацию каждым своим шагом, заблудшие народы Ипа стали понимать, что время - истекает. И время востребовало вождей решительных и сильных.

                2.  АРРАУР – ВЕЛИКИЙ,  ИМПЕРАТОР  РА-13.
               
          Время востребовало, и они появились. Разные и видом и характером, представители разных народов и рас, но с одинаковыми намерениями и устремлениями. Их главная цель - неограниченная личная власть, контроль над национальными богатствами и всеобщее поклонение и подчинение. Это даром не давалось никому, и требовало при своём достижении, приложения величайших усилий, изворотливости, хитрости и невиданных на Избранной планете жестокостей. Но, даже на фоне этих редкостных и рафинированных негодяев, выделялся чрезвычайной свирепостью и беспощадностью самый знаменитый повелитель раптэров на Ипе – Великий Император Ра-13. И в то же время, он был необыкновенно умён. Обладая  гибким и мобильным умом, он, ясно осознавал сложившуюся, к его правлению, картину мира. Предвидя самое худшее развитие событий, и готовясь к нему,  заключил тайный союз с Советом инсектов. Целью союза была гарантированная и безусловная победа в предстоящем сражении за обладание планетой. В неизбежности такого сражения Ра-13 не сомневался - всё говорило о приближении этого дня: и растущяя насыщенность территорий населением и, в связи с этим, накалённая, истеричная атмосфера отношений между народами. Да и внутри народов зрели конфликты: между регионами, между столицей и провинциями, между кланами внутри регионов. Так всегда бывает, когда мало, надо делить, и хочется получить больше. Частые кризисы снабжения населения: пищей, энергией, медикаментами, и эгоизм правящих элит усугублял обстановку. Такое творилось у большинства народов, за исключением ныряльщиков и инсектов. 
           Ныряльщики, те во все времена проживали общинно, практически без государственного устройства, и были природными оптимистами – у них всё и, почти всегда – буль-буль, что означает «два пузырька», или на их сленге: нормально, жить можно. Им не требовалась ни жёсткая организация общества, ни вожди. У них, из-за особенностей их физиологии, не было промышленности, они сами не вели строительство, не старались изменить окружающую среду. Жили они естественно, не насилуя ни себя, ни природу. Истинные дети Избранной планеты.
           А у инсектов иное: у них с эмоциями было совсем плохо, а с умом и дисциплиной – наоборот, очень хорошо. На Ипе, у этих самых инсектов – совершенно другие отношения с окружающей действительностью: они не знали ярости, как не знали и любви, они не ведали таких основополагающих эмоций для других особей, как эгоизм и его формы: страх за свою жизнь, жадность, трусость, хитрость. И необдуманного поступка за ними никто и никогда не замечал. Всё что они ни совершали или заявляли, всё это как решение компьютера, так же неоспоримо и так же обоснованно. Правда, обосновано на известных им фактах, а, ведь, всегда есть место для неучтённых факторов и обстоятельств, которые могут мгновенно всё изменить. И тогда плюс становится минусом, а верное вчера станет неверным сегодня. 
         Так случилось и у горан. Изменения обстановки в лагерях их важнейших союзников сыграло свою роль и в их анклавах. Их традиции, общественное устройство и замечательные личные качества долго сдерживали в Конфедерации анклавов распад морали и падение нравов. Однако, с некоторых пор, и они не смогли противостоять процессам деградации. И молодёжь была причиной тому. Извечная проблема гуманоидов – взаимоотношения отцов и детей – сыграла здесь свою роль. Та часть юношей, что, вопреки запретам старших, выходила по вечерам на поверхность для общения и развлечения в городах хайтэсков, возвращалась обратно уже не прежней. Нечто очень важное терялось на этих вечеринках, оставалось в этих парках и барах. Что-то такое, отчего изменялась их суть. Размывалась шкала жизненных ценностей, сбалансированных, проверенных временем и практикой, вокруг которых строилась их жизнь. Цели и ценности, казавшиеся святыми ранее, теперь выглядели как дедушкины ботинки: и выкинуть жалко, и толку от них никакого. Молодёжь, отвернувшись от традиций, норм и правил, с удовольствием вдыхала ядовитые испарения разлагающегося общества хайтэсков, принимая их за «ветер перемен». Эти ползучие перемены в сознании молодых горан были, как вирус, как зараза, против которой не найдена вакцина. Также прилипчива, и также опасна. Старейшины и вожди пытались с этим бороться. Но упустили время. И «зараза» пустила корни,  расселилась в душах молодых, наивных и неопытных.
         Цивилизация народа-ра получила старт одновременно с остальными пятью народами Ипа. Но она держалась особняком. Всегда. Может за исключением периода Золотой эры, когда все народы Ипа были объединены общей идеей и общим делом. Народ-ра был вполне самодостаточен, чрезмерно уверен в себе и своих силах, и, оттого самодоволен и высокомерен. Ощущая своё явное превосходство над остальными, они  задремали на пути в будущее и караван - ушёл. Не учли они, что во времена технического прогресса, личные качества не определяют перевес сил. Так и получилось, что подошла, возможно, самая  жизнеспособная и сильная раса Ипа к моменту кризиса планеты не  фаворитом и явным претендентом на победу, а лидером второго эшелона.   
          Оставивший самый страшный и глубокий след в истории народа-ра, повелитель родился в семье Главного целителя народа, происходившего из рода двуногих сухопутных раптэров - раптоидов.  Вылупился из своего яйца он за четыреста годовых циклов до появления Новой доктрины успеха, и назвали его - Арраур. Впрочем, зря так назвали: он никогда не мог правильно произнести своего имени – не получался у него звук «Р-Р». Был Арраур не первым сыном в большой семье Главного целителя, и, даже не наследником своего отца. О любви у этого народа, как и у инсектов, мнение было простое и категоричное - это выдумка теплокровных народов, необходимая им для размножения из-за природной их слабости и нежизнеспособности. Вероятно поэтому  он, как и младшие братья и сестры его,  в детстве участвовал в экспериментах своего многоученого папы. В качестве рабочего материала. Целью этих опытов было одно – улучшение  породы, повышение энергетики организма и мобилизация мыслительных процессов  мозга раптеров.
           Их папа мечтал о славе спасителя народа-ра. И это было возможно в условиях кланово-аристократической демократии, где императора выбирали главы семейных кланов. В начавшейся гонке на выживание, шансы у него были. Эти сладкие мечты доводили Главного лекаря до судорог и грёз о Верховной власти и были значительно дороже для него, чем те, кого он называл своими детьми. Но если детки его, братики и сестрички Арраура, после папиных экспериментов изменялись незначительно и, в основном, в худшую сторону, то с Аррауром было всё по другому. На личность будущего Отца народа, вероятно, наслоились ещё  и  влияния специфических условий планеты «Бестиарий» (Ра-6-3). На этой странной планете, в своё время, были обнаружены удивительные факторы, под воздействием которых, все известные биологические формы чудовищно изменялись. Здесь всегда всё живое превращалось в монстров с задатками каннибализма. И яйцо с будущим диктатором находилось в этом милом «инкубаторе» половину срока вызревания, что радикально изменило психо-энергетическую структуру его личности. Можно было бы поздравить Главного целителя народа-ра с потрясающим успехом эксперимента, но беда учёного была в том, что он был - папой этого ребёнка-вундеркинда. Ребёнка, которому не доставалось ничего от имущества семьи. Потому что, по законам государства Ра, всё  передавалось двум старшим сыновьям.  Так Главный целитель  и не узнал о необыкновенном успехе своих исследований – позаботился подрастающий Арраур, младший сын его и будущий Великий  Ра-13.
          Чрезвычайно умный и скрытный Арраур, понимая свою непохожесть на окружающих, коих всех он считал «хэмперами», никак не проявлял до поры свои возможности. И вот он созрел, и день тот настал. Он просчитал все варианты, перешагнул через все самые страшные запреты и, первый в Великой истории,  совершил обдуманное  убийство – не долетел слайдер с папой - Главным целителем и его старшими детьми–наследниками до загородной виллы. Всё сгорело в том взрыве: и жалкие перспективы бессмысленного нищенского существования Арраура, и все препятствия к наследству и свободе, которые должны были привести его к власти, лелеемой им в своих мечтах. И главное сгорело - доказательства первого Тяжкого Обдуманного Преступления. Так думал он. Так будут думать многие. Как ошибаются они! Ничего не исчезает в этом мире бесследно. Всё взвешено в «паутине» событий и фактов. В этой сети всё имеет свою цену. Только «умники сегодняшнего дня» не догадываются, что после утра  бывает вечер, а затем – ночь, и снова - следующий день. А потом приносят счета, и  по ним приходится платить. 
         Арраур сделал свою ставку и первый шаг к власти, славе и ненависти. Он тогда опрометчиво решил, что поставил всё, что имел – всего лишь  жизнь свою, в этой захватывающей игре, под  названием – «жизнь». Он ошибался, первый Великий Злодей. Он ещё не видел, куда их всех заведёт этот его шаг.
        Потом был стремительный взлет гениального негодяя, опиравшегося на невиданную у раптэров мобильность мышления и странную способность подавлять и подчинять воле своей окружающих. Приход Арраура к власти сопровождался чередой отставок, насильственных отстранений и изъятий накопленных родовых ценностей. Тех самых, которыми государство Ра одаривало многие поколения родов, достойно служивших ему, и,  которые уже не рассматривались, как это было всегда - как материализованная благодарность роду за заслуги перед своим народом. Все совершаемые мерзости происходили под лозунгами восстановления справедливости, дарования равных прав и возможностей. Но лукавил он. Продуманно и гнусно лукавил, картавый. Опирался тиран на слой серой посредственности в сотом поколении, на тех, кто произошел от таких же, как и они существ, не способных на поступок или решение, понимающих свою второсортность и всю жизнь ожидающих свой Шанс. И вот, он дал им этот шанс, и за то были готовы они служить ему во всём. С их помощью Ра-13 отодвинул от власти представителей старых, заслуженных родов: тех, кто служил из века в век, из поколения в поколение, тех, кого называют опорой империи, тех, в ком века успешного служения государству воспитали чувство собственной значимости и достоинства. Тех немногих, кто твёрдо знал границы допустимого и непотребного.  Он ограбил и унизил их, сделав навечно своими врагами, он изгнал их ото всюду, где они могли бы стать его проблемой.
           Будучи гениальным и прозорливым негодяем, он создал систему подавления и принуждения непокорных, обслуживаемую роботами. В программу этих роботов-исполнителей  были включены действия, совершенно невозможные и запрещённые Создателем для носителей разума на Ипе: причинение смерти живущему существу,  пытки и истязания тел и душ, пытки лишением пищи и сна на виду у толпы в узкой металлической клетке. Методы устрашения и подавления невиданные и неслыханные на Ипе, проводимые принудительно-публично, потрясали и ломали психику подданных империи Ра. После таких зрелищ смерти, желающих побороться с узурпатором становилось всё меньше. А безнадёжно больных, с раздавленной душой, с растоптанной волей – всё больше.  Опираясь на монстров-роботов, а более на раболепствующих приближённых, он согнул свой народ, как хотел. А тех, кто не захотел согнуться, он и присные его, превратили в пыль…
           Идея использования роботов для управления государством и подчинения общества, в эти суровые времена, пришлась, как нельзя кстати, и у других народов. Высшие Запреты, введённые в матрицу существа, не поддаются перепрограммированию за одно - два поколения. Поэтому репрессивные роботосистемы стали необходимы всем новым лидерам других народов и их новым, кровавым режимам, и их активно использовали у заблудших народов Ипа.    

                3.  ЖЕЛЕЗНАЯ  ЛОГИКА  ИНСЕКТОВ.
               
     Раса инсектов, не раздираемая противоречиями и склоками, как это происходило у их соседей, не теряла времени даром. Они прекрасно осознавали цену времени всегда, а особенно сейчас, накануне больших перемен.  Были они целеустремлённы, упорны и методичны в достижении своих целей. Цели эти легко формулировались: достичь высших рубежей науки и технологии в производстве оружия защиты и нападения, и выжить любой ценой. Все методы хороши для этого. А главный из них – шпионаж. Они, всегда обладали великолепным аналитическим аппаратом и системой логического мышления. Но творческий потенциал их был незначителен. Настолько, что им можно было бы пренебречь. Они могли увязать, незамеченные другими, известные закономерности, могли построить новую машину из готовых модулей, но открыть принципиально новое они ничего не могли. Даже, проходя мимо «высунувшихся ушей», готового сдаться нового принципа или открытия, они не замечали его и проходили мимо.  Видимо, это было как-то связано с наличием и количеством третьего Дара Создателя - Души. Их воображение и творческие возможности полностью соответствовали тому количеству Души, какое они смогли воспринять. Потому, всё новое они могли только покупать, перенимать и красть. Вот тут-то они были мастера!  Лазутчики  инсектов обладали всепроникающей способностью и добирались до любых секретов других сухопутных  народов: и предполагаемых противников, и вероятных союзников. Благодаря этому и микроэлектронике, которой они овладели в совершенстве, тайн для них, практически, и не существовало. Они способны были выкрасть любые сведения, как с конструкторского стола, так и из производственных помещений. Другое дело, что украсть секрет просто, а вот технологически воплотить его – сложнее. Но над этими проблемами непрерывно работали миллиарды работников, тысячи семей и цариц. Работали без перерывов, смена за сменой, ограничивая время  сна и отдыха. Им не требовалось развлечений, они не нуждались в общении. Только отдых-сон, еда и работа. Каждый на своём месте, изо дня в день, всю жизнь. Титанические усилия их не пропадали даром. Их техника была отменной, со всех точек зрения и раса процветала.   
     И этому процветанию теперь появилась реальная угроза. Ещё во времена Тёмных веков объединённое сознание инсектов уже было встревожено надвигающейся перспективой конкуренции и возможными тяжкими последствиями её. Уже тогда начинали искать решение задачи: что и как делать, чтобы спасти свою цивилизацию и свой народ. Стратегию и тактику выработали, и они дали свои плоды. И вот, теперь, гигантская тень грядущих страшных перемен, отбрасываемая событиями, происходящими в империи Ра и республике Хайтэ, накрыла собой все народы Избранной планеты.
     С максимальной тщательностью Совет Инсектов просчитал,  варианты развития событий и пришел к выводу, что, не обретя сильного союзника, невозможно выиграть предстоящую Битву за обладание миром, за право жить. Раптэры во главе с Ра-13, многочисленные, могучие и свирепые и были избраны ими в качестве таких союзников. За правильность этого выбора говорило то, что народ-ра, на нынешнем этапе, жестко организован и успешно противостоит гуманоидам - хайтэскам и горанам. А их инсекты считали самыми опасными противниками из всех обитателей Ипа. Да и вопрос многочисленности нынешних союзников, судя по всему, вскоре, после победы в Большой войне, отпадёт сам собой. А это очень важно! И не только из-за потерь неизбежных в этой войне, но и в связи с внутренней политикой проводимой Ра-13. Будущие плоды такой политики ясно видны и менее изощрённому уму, чем Интеллект Сообщества: внутренняя борьба у такого народа, как Ра, не могла тихо затухнуть сама собой. И это очень хорошо!  Ведь союз с ними, дальновидным Советом рассматривался, как временная необходимость, как ступенька к старту в, не омрачаемое соседями будущее.
        Для уверенности в успешном будущем, решило Сообщество, нужен страхующий вариант. И такой вариант был найден: тайный союз с народами моря. Ведь именно для них раптэры были главными конкурентами в богатейших прибрежных водах. Они, раптэры, живущие в мелководье, опираясь на свою силу и свирепость, не желали вступать в соглашения, и как-то разумно делить шельф. И именно с народами моря инсектам совершенно ничего не надо было делить. С ними можно было легко делить планету, «не наступая друг другу на ноги».
       Сообщество инсектов ко всем остальным разумным расам Ипа, кроме тех, что под водой, относилось одинаково – все они конкуренты в борьбе за жизненное пространство, за ресурсы планеты. Все сухопутные народы одинаково далеки от них – истинных носителей Разума, народа, не отягощенного пороками и не испорченного бессмысленными эмоциями, приносящими только ошибки и вред. И надобности в них, в любых соседях, в аборигенном населении, для истинных носителей Разума – никакой  нет. И кто бы ни был союзником в этой войне, после победы он станет проблемой. Поэтому решение вырисовывающейся проблемы нужно искать уже сейчас, ещё до начала большой войны. Неясно, с какими потерями выйдут из войны истинные носители Разума, и будут ли у них тогда силы для поисков лекарства от болезни, именуемой - союзники.
        Но так как к этому моменту совершенно точно определён союзник – раптэры, то и поиски «лекарства», известно где искать. Их уязвимое место – яйца, которыми они размножаются. Яйца - беззащитны и легко уязвимы. Вот будущая цель. Напряглись истинные носители Разума и придумали, как очистить планету от некстати выживших союзников: они создали микрофазеры – ультразвуковые, миниатюрные пушки, способные моментально разрушать зародыш в яйце. Оставалась одна проблема: доставка оружия к месту хранения яиц. На суше – нет ничего проще для миниатюрных диверсантов. А как быть с теми, кто кладки хранит в воде? Как их достать? Инсекты, хоть и имели специальное оборудование для подводных работ, но очень неохотно спускались под воду. Инстинкты мешали. Вот тут и пригодятся морские народы-союзники. И тогда проблема под названием «раптэры» будет решена навсегда. Так они решили. И стали ждать своего часа.               
               
                4.  ПЕРВАЯ  КРОВЬ – ПОСЛЕДНИЙ  ШАГ .

           Ни рыбы, ни птицы, ни лесная мелочь не получили Великих Даров – невместимо великое в малом. Так и оставались они второстепенными, ничего не решающими видами. И те, и другие прекрасно экипированы были для этой жизни. Одним отдана была вся толща океана, а другим – небеса и горы, громадные леса  и степи. Растительной пищи – вдоволь, сам  неприкасаем, а жизнь – в радость и удовольствие. При таком-то счастье и разум не нужен. Протекали их дни легко и беспечально, отмеченные нормальным ходом естественных событий: сменами времён года, периодами поиска новой пары и образованием кратковременной семьи на сезон, естественными смертями, проживших отпущенную им жизнь, и рождениями новых поколений. Идиллия продолжалась и продолжалась миллионы и миллиарды лет, и для этих счастливцев счастье казалось вечным.   
        Но так было только до тех пор, пока не обрушили народы Избранной планеты Столпы Божьих Законов. Исчезла, распалась, как призрак, мораль и  пришло всеобщее безумие -  приняли народы Ипа новую, страшную доктрину жизненного успеха. Успеха любой ценой, за счёт меньшего и слабейшего, за счёт ближнего и дальнего. И тут все изменилось: они, братья меньшие, оказались аутсайдерами в новой реалии, именуемой борьбой за жизнь, оказались жертвами этой борьбы и звеном в чьих-то пищевых цепочках. Апокалипсис начался в головах, затем убил душу, а затем и всё остальное.
            Начали обкатку новой доктрины не с них, а с простейших и беспозвоночных, не далеко ушедших от растений, существ. Этих морские народы и прибрежные раптэры, кормившиеся на мелководьях, ели всегда, не имея ни желания, ни возможности отделять их от водорослей. При этом они все, будучи вполне законопослушными, не считали себя виноватыми в нарушении божественных запретов и не переживали вовсе. Глядя на них, отпробовали моллюсков и остальные.  Обнаружив, что никто из дегустаторов не умер, и небо не обрушилось на их головы, самые решительные принялись за бегающую, летающую и плавающую мелочь – и опять никаких последствий. Безнаказанность всегда порождает стремление к греху, а толпы грехов неизбежно приводят с собою порок, который всегда ведёт за собой беду.
           И пришло время большой крови, когда каждый мог съесть каждого, когда ели не только младших безумных братьев своих, но и представителей других одарённых видов.
       Большая часть раптэров начала охоту на всё что движется. Правда, учитывались союзнические отношения с инсектами и, поэтому, инсектов они пожирали только тогда, когда были уверены, что их не уличат в этом. В морях и на суше они съедали всех, кого удавалось схватить, стараясь избегать явных нападений на других разумных, опасаясь развязывания локальных конфликтов прежде времени.
       Инсекты, героическими усилиями и ценой немалых жертв, могли сломить сопротивление одиночного крупного существа и разобрать его по частям, для транспортировки в семейные склады и хранилища. Это в том случае, если встреча с жертвой вышла случайной, незапланированной и настолько удачной, что её невозможно было упустить. Ну а если охота проводилась санкционировано и в штатном режиме, то использование специальной техники, и продуманной тактики нападения из засады, сильно облегчали выполнение задачи.
      Примэксы, обычно, удовлетворяясь рыбой и рептилиями, могли, по-тихому, сделать без вести пропавшим кого-то из ныряльщиков, а те, принимая новые законы игры, не менее скрытно и аккуратно, захватить одиночного примэкса. И те, и другие, если не удавалось поймать рыбёшку, считали хорошей добавкой к гарниру из водорослей и овощей кусок раптэра. 
        Гораны целую тысячу лет игнорировали «доктрину». Но прошло время – пошатнулась мораль. Слегка пошатнулась. Они и теперь не выходили на чужие территории,  но, поймав в своих пещерах раптэров или инсектов, уже не отпускали их на поверхность, а с их помощью усложняли своё меню и развивали кулинарию.  Хайтэски не ели одарённых душой собратьев своих. Принципиально не ели. Но рыба, лесная мелочь и птица на их столах не переводилась.  Хотя  некоторые из них умели приготовить и инсектов и, даже говорят, было вкусно. Ах, эти времена и нравы…
          Исчезли границы дозволенного. Для многих, но не для всех. Оставались ещё те, последние, кто не забыл Запретов, те, кто взывали и к Разуму, и к Душе заблудших, но не слышало их обезумевшее большинство. И был пир жестокий во время большой беды, накануне всеобщего краха. Те праведники, что пережили шок от небывалого кощунства, те, которые выжили и не сошли с ума, те несчастные,  под страхом смерти неведомым ранее, смирились, согнулись и покорились роковой неизбежности.  Одни из них впадали в депрессию,  деградировали, тихо превращаясь в овощи, и, зачастую, становясь чьей-то добычей. Другие, потерявшие надежду, отказавшись от  всех обязательств и привязанностей, позабыв детей и родных своих, бросились в омут темных и порочных удовольствий, сжигая без сожаления жизни свои, и не щадя чужих.
            Наблюдая всё это, возопили от горя в заоблачной выси души предков. Покрылись сполохами небеса и  загремели  они страшно и протяжно. И испугались народы – небывалое стало явью. Встрепенулись думающие:
    -   Бог гневается за грехи наши – сказали те, кто истинно веровал.
        - Атмосферные явления, сопряжённые с активизацией светила и магнитными бурями – важно объявили те,  кто считал себя учеными.
    - Грядет апокалипсис – сказал мудрец – никому не избежать встречи с Богом и  каждому придется ответить за дела свои…

5. НЕ  УСЛЫШАЛИ…

          Избранная планета – колыбель Разума, на глазах стала менять свой нрав. То ли   планета боролось за своё будущее,  то ли это было влиянием ноосферы, и души предков пытались достучаться до разума своих потомков, но что-то вмешивалось в повседневную жизнь Ипа. На глазах одного поколения разительно изменился климат: в умеренных поясах планеты  вдруг начиналась невиданная никогда  в этих местах чудовищная жара, от которой погибали тысячами ослабленные и больные существа. В жарких краях стал выпадать ранее неизвестный здесь снег, да в таких количествах, что  нарушал ритм, коммуникации и инфраструктуры общества. Нашествия полчищ безобидных прежде существ, стали серьёзной угрозой для народов Ипа. Да и сама планета, как взбесилась: тектонические колебания и толчки сотрясали континенты  и моря, и достигли уровней катастрофических. Бури и смерчи становились всё ужасней. Они всё чаще угрожали существованию округов и анклавов. От всего этого ужасающего натиска не было спасения. Разрушалось всё: и бытовые и промышленные строения, и дамбы и мосты, космодромы и храмы. Страх и ужас поселился на Избранной планете, но и эти сигналы не были поняты ни народами, ни вождями.               
           Не услышали власть предержащие, не захотели услышать и понять, что было это последним предупреждением. Последним в этой жизни. Победитель получает всё – только этот мотив звучал в голове их. Не понимали они сами  и не могли  признать перед лицом своих народов, что слепы и глухи они, и исполняется древнее предсказание мудрых, что слепцы ведут слепых.
            Они, в чьих руках была вся власть и ресурсы планеты, обеспечили себя и семьи свои всеми возможными средствами спасения и выживания: тайными огромными убежищами, способными защитить от быстрой смерти их самих и их приближенных, спасти челядь и слуг, без которых они выжить бы не смогли. Они наполнили склады свои всем необходимым, приготовили космические корабли к бегству и даже отправили детей своих на уже освоенные планеты. Предельно истощив свои народы в безумной гонке, они поставили свой мир на черту, из-за которой невозможно возвращение.
         
                6.   А П О К А Л И П С И С .

          Война – смертельная болезнь, особенно, если нет иммунитета.
        Войну начали те, кто считали себя наиболее подготовленными и сильными. Союз раптэров и инсектов, союз свирепых и бесстрашных, дисциплинированных существ, не знающих сомнений и колебаний, прирождённых воинов, снабжённых высоким интеллектом и превосходной техникой. Их союз, по всем их расчётам, должен был победить, начав внезапно и решительно.
          Начали одни, и начали, как и задумывали: и внезапно, и решительно. Но на войну успели все… Не получился победоносный блицкриг. Он и не мог состояться в таком высокоорганизованном и высокотехнологичном мире. Хайтэски, гораны и их верные союзники - народы моря были готовы к такому развитию событий и перехватили большую часть первого удара. Но  и оставшегося - не перехваченного, было слишком много для несчастного  Ипа. И когда шапки взрывов стали покрывать поверхность планеты, когда в страшном испепеляющем огне стали гибнуть города и поселения, испаряться озёра и реки, хайтэски решились применить своё чудо-оружие - то, что составляло самую большую тайну государства Хайтэ: станции подавления ядерных процессов. Это было оружие чистой защиты – так они считали. Оружие было новым, ещё только изучалось, и всех параметров и возможностей его воздействия ещё никто не знал. Но времени на размышления уже не было. Конфликт развивался стремительно, промедление грозило полной утратой возможностей что-либо изменить и как-то воздействовать на ситуацию. И они решились.
          Две таких станции большой мощности были построены на полюсах Ипа, и одна небольшая \на всякий случай\ возле столицы хайтэсков, в долине Тэ. Предполагалось, что их своевременное включение создаст такие условия над Ипом, при которых эффективного использование самого разрушительного оружия станет невозможным - взрывов не будет. В лабораториях это работало.  Но  здесь…  всё пошло совсем не так!
            Взрывы уже гремели, когда включились станции. И тут же вспыхнули небеса вокруг них, и огонь небесный сомкнулся над несчастной планетой, и закипела вода морей, и ничего уже нельзя было изменить!!!
                *  *  *
           - Чудовищно!! Как можешь ты терпеть,
              Великий, Всемогущий Бог,
              Пренебрежение своих Даров
              От мелкой нечисти, взомнившей
              Себя вершителями судеб,
              Способной в один миг,
              Весь Божий замысел сорвать,
              Разрушить, распылить, в прах затоптать!
             
        - А-а, и ты здесь, путник, мой любезный,
          Остынь, не злись, не следует кричать,
          Не подобает нам с тобою
          Пред миром сим лицо терять.
          Теперь уж поздно – всё свершилось!
          Того нет смысла возвращать,
          Что изначально не случилось…
          Судить их поздно и прощать.
          Они виновны, спору нет,
          И справедливы обвиненья
          И нам придётся вновь начать,
          Начать, отбросив все сомненья.
          Мой друг, отчаянье твоё
          Мне очень близко и понятно,
          Но только нет здесь ничего,
          Что уходило б безвозвратно.
          Зачатки Жизни во Вселенной-
          Рассеяны и всходы есть,
          А, значит, станет несомненно-
          Успехов будущих не счесть!
               Теперь, утешась этой мыслью,
          Сосредоточимся на том,
          Что тотчас здесь произойдёт,
          Явясь, как символ озаренья,
          Как чудо странного рожденья,
          Невероятного сейчас, и невозможного потом!..

                * * *
            В чудовищном пожаре, сделавшем Ип, на краткий миг, похожим на небольшую звезду, погибло ВСЁ! И стал он безжизненным каменным шаром, не очень правильной формы. И никому не помогли ни подземные, ни подводные и никакие другие тайные убежища.               
           Закончилась навсегда Жизнь на Избранной планете,
              которую у некоторых народов называли - Эдем.

7.  РОЖДЕНИЕ    С А Т Т И.

          Изломанные, искалеченные ненавистью и огнем Апокалипсиса души мертвых народов Ипа, поднялись, горько стеная, туда, за пределы сгоревшей атмосферы, где сотни, тысячи и миллионы лет их ожидали родственные бластулы. В плаче и рыданиях о своих погибших детях,  несбывшихся мечтах и надеждах, слились они с теми, кто их ждал и любил, с душами предков. Шесть гигантских однородных полей над стратосферой планеты образовались за время существования народов планеты, и они имели важнейшее, божественное предназначение: вбирать в себя души уходящих поколений шести одаренных народов. В этих бластулах сконцентрировался жизненный опыт всех, некогда живших на Ипе:  мудрость и знания, свойства характера и дух народа.
          Две из шести бластул, те, что расположены были над полюсами планеты,  сильно отличались от других четырёх и размерами и цветом наполняющей их энергии. Это поля инсектов и раптэров, светящиеся холодными голубыми и фиолетовыми тонами, с прожилками молний в глубине, бластулы усечённых душой, но сильных духом существ. Одаренные вначале своей истории Создателем наравне с другими народами, и Разумом, и Душой, они оказались не способными полноценно вместить второй и главный Дар Бога. А потому и лишены были величайшей награды живущим – любви и доброты.
          Шесть их было, шесть несчастных народов Ипа, виновных во всём, что произошло с ними. Они - неразумные, заблудшие дети Бога,  перешли на другой уровень существования, как и предписано было им, но… Они прошли неожиданным для Создателя, выбранным ими самими путём. Путём поиска и открытий, ошибок и заблуждений, путём небрежения Высшим и поклонения низшему, путём преступлений и самопожертвования. И вот, закончился их путь: в крови, ненависти и страданиях.
         Так завершился, этот первый этап пути - период промежуточный в Замыслах Его, период примитивного протеинового существования.  И теперь шесть полей-бластул, приняв души последних генераций, последних поколений Избранной планеты, невзирая на жестокое внутреннее сопротивление, но исполняя Волю Его, в чудовищном рёве слились в единую Сущность, так долго и терпеливо ожидаемую Создателем.
          Так родился Он - Экстрактус, первый в роду Ангелов. Первый Ангел, ставший первым собеседником Всевышнего, первым Его помощником и первым Его оппонентом.
         
                8.  ДИАЛОГ  С  ПЕРВЫМ  АНГЕЛОМ .

          - Ох! Где я?.. Что со мной - не понимаю. Что произошло?
            Что это так рычит и бесится во мне? И, главное теперь – кто Я?
   - С В Е Р Ш И Л О С Ь ! Совсем не так, как ожидал, но всё ж,- родился!!!
          - Кто ответил мне? Кто здесь? Поговори со мной, мне страшно.
   - Не бойся… СЫН мой,- здесь Я! и будет так всегда.
     Я так задумал  этот мир и создал всё для вашего пришествия.
          - Так кто же я? И как мне звать тебя, Создатель?
   - Ты сын мне, как и все рожденное вокруг, а Я – ОТЕЦ тебе
     И всем, кто будет после…
          - Зачем тебе я, Отче?
   - Чтобы наполнить Смыслом всё. И содержанием.
          - Что, разве Смысл во мне?
   - И смысл, и замысел во Мне, в тебе пока лишь содержание.
          - И что за содержание во мне? Это оно хрипит и бесится внутри?
            Оно так рвёт и мучает меня, что силы нет терпеть!
   -Шесть компонентов сути и множество проблем в грядущем -
    Вот содержимое твоё, но есть надежда,
    Что, повзрослев, изменишься и ты,
    А миллионы лет, что проведем мы вместе,
    Смирят в тебе  чужие страсти навсегда.
          - В чём, объясни мне отче, предназначение мое?
  - В служении всем замыслам Моим, важнейшим из которых
    Является  лишь акт  создания тебе подобных.
          - Подобных мне? Ты сам сказал: проблемы, страсти…
            И вот ещё, - мне  неуютно в сути этой,
            Ведь там внутри идет война, которую смирить я не могу.
  - В расчет и исполненье наших планов
    Вкрался фактор страха, зависти и злобы,
    Который  оказался  доминантным, в нашем случае.
    Учтем его, его влияние, затем расселим избранные расы по планетам,
    Разъединим их миллионами парсек, и избежим печальных результатов.
          - Так я - печальный результат твоей ошибки?
  - Не всё так плохо, долгожданный сын мой.
    Ты первенец любимый и будет так всегда.
          - Ты не устанешь нас любить, таких как я?
   - Нет меры для любви моей - она равна Вселенной!
     И все же, думаю, что будешь ты один - такой,
     Лишённый  радости покоя, мой главный инструмент
     И Прима в  моих планах, перворожденный мой.
          - Но, Отче, ты велик и всемогущ,
            Молю тебя, исправь свою ошибку и измени меня.
   - Исправить содержимое, не расколов сосуд – нельзя.
     Ты слишком дорог мне, мой сын! Оставим этот разговор
     И тотчас приступаем к делу - нам столько предстоит!..
     Великая работа ждет тебя!
          - Работа созиданья, Отче?
   - И созидание, и всякая другая. И - вся черная.
     Увидел нынче я, что меньшим детям, кнут - потребен.
     Садовнику, чтоб  дерева растить - секатор нужен,
     Вот так и нам  растить, наш урожай, придётся. 
     Ты - станешь и секатором, и мастерком - для созидания
     На тех планетах, что засеют дети младших рас.
     Они, по разуменью своему, посеют жизнь –
     А мы взрастим там Разум - Нам угодный,
     Который будешь править ты,  совместно с братьями,
     На камне Догм Моих!
          - Кто братья те, отец? Как звать их?      
            И какова награда будет мне, за тяжкий труд сей?
   - Для братьев время не пришло - их нет пока,
     Но их приход грядёт, он - близок,
     И состоится под опекою твоей
     На тех планетах, что произросли из Ипа.
     Наградой же тебе - что ты всегда Второй, после меня.
     Иные поклоняться тебе будут, и многие - бояться,
     Ведь ты - почти как я, сын мой, и лишь немного меньше и темней.
          - … меньше и темнее… бояться станут… Отче?!
   - Сын мой! Чтобы увидеть свет, - нужно быть и тьме.   
          -   Но кто ж меня  тогда полюбит, Отче?
   - Найдутся и такие. Но поклоняться станут, лишь темной стороне твоей,
     Считая, лишь она – вся суть твоя, зло – кровь, а ненависть – вся плоть. 
     Не понимая главного, что только у меня нет тени, а ты, и все грядущие,
     В моих лучах освещены с одной лишь стороны – таков закон.
     И та, другая, тоже нам нужна – печальная необходимость.
     Как фермер на полях своих растит и холит урожай,
     Стремясь добиться лучших результатов, так вы
     Должны освобождать от сорняков поля руками ваших подопечных,
     Коих под полную опеку - вам Я поручу. Я дам Законы им,
     А вы их понесёте, до ваших стад, и будете следить за исполненьем.
     Пусть вожаки тех стад ведут их правильным путём,
     И исполняя те Законы, вершат лишь правый суд!
     Теперь же, что касается поклонников лишь тёмной стороны –
     Глупцы! - Нет истинного Разума и мудрости у них.
     И будучи их принцем, принимая их любовь и поклонение,
     Ты станешь их УЧИТЬ, посредством наказанья, 
                СМИРЕНЬЮ И ДОБРУ!
          - Насколько сильно мне любить их, Отче, и как наказывать?
   - Настолько, насколько се возможно.   
          - Когда придут другие, и затеряюсь я средь них,
            Как позовешь меня ты, Отче? Как имя мне?
   - Ты зваться будешь САТТИ, что означает –
     Рожденный из шести: шести стихий, шести начал,
                шести характеров и судеб.


                9.  ПРОКЛЯТЬЕ  МИРОВ  РА.

          Содрогнулись дочерние миры, узнав о гибели Ипа. Все по-своему, все по-разному. Имевшие полноценную душу – оплакали - отрыдали, а не имевшие – выли в звёздное небо. Все они были родными детьми Избранной планеты. Только инсекты будто ничего и не заметили. Они оставались спокойны: для них не было «вчера», оно просто не имело для них никакой ценности, а имело значение только «здесь», «сейчас» и «завтра». Ну а Жизнь процветала там, где ничего ей не мешало. И на планетах гуманоидов, и на планетах примэксов и ныряльщиков, и на планетах инсектов, и в мирах, заселённых народом-ра.
         Однако, странное дело: на планетах сектора Ра, уже через несколько сотен лет, население колоний обнаруживало, бросающуюся в глаза, разнородность в своём составе. Незначительные, привычные, и потому незаметные прежде, родовые отличия, обнажались здесь всё ярче и выпуклей. Медленный ранее, дрейф этих характерных родовых черт, ускорялся с появлением каждого нового поколения, усугубляя отчуждённость и возникающую напряжённость взаимоотношений. Изолированные миры раптэров неизбежно и быстро расслаивались. Размежевание всегда сопровождалось спорами о принадлежности лучших территорий, склоками и взаимными обвинениями, а природная агрессивность и некоммуникабельность раптэров не способствовала процветанию мира и порядка на планетах в секторе Ра.
          Но был ещё один, очень важный и, возможно, роковой фактор, влиявший и на формирование облика, и на судьбы миров Ра. Это был фактор раскола народа-ра на два непримиримых и взаимоненавидящих лагеря. И внутривидовые различия здесь были ни при чём. Во всей своей разрушительной мощи он поднялся на всех планетах Ра, заселявшихся в смутные времена передела при Ра-13-м и позже. Все они унаследовали пороки той ужасной и мерзкой системы, автором которой, безусловно, был «Великий» Ра-13. Он, будучи, безусловно, гениальным негодяем, открыл и реализовал ущербную и каннибальную схему, которую станут применять и многие другие, в разные времена, и в разных мирах. Для них, алчущих абсолютной власти, Арраур – чёрный бог. Используя самые низменные чувства одной части своего народа, он с их помощью согнул и растоптал другую часть этого же народа. Отнял их имущество, отнял их права и свободы. И теперь, потомки им униженных и ограбленных, и потомки слуг его – возвышенных диктатором уродов, безусловно, не могли процветать в пределах одного мира. Ничего они не забыли: ни те, ни другие. Память о причинённом зле из поколения в поколение сохранялась и у претерпевших, но не смирившихся, и у их обидчиков. Каждый род раптэров, из поколения в поколение, помнил своих «кровников» и не забывал при каждом удобном случае вернуть «должок».
           С тех самых пор, от эпохи Ра-13-го, на всех планетах народа-ра, прежняя, идеальная для них, система кланово-родовой демократии была разрушена. И теперь здесь существовала иерархия не по праву достойнейшего, а по праву рождения и принадлежности к властвующим  родам, однажды поднявшимся к вершине пирамиды на мутной волне ненависти и предательства. Общество по природе своей никогда не знавшее понятий «любовь» и «доброта», общество, утратившее на своём трудном пути понятия «справедливость» и «правда» теперь и каждый раз превращало любой свой новый мир в мир взаимной подозрительности, зла и насилия. Важнейшие основы цивилизованности мира, Главные критерии Цивилизации – справедливость, правда, доброта, как производное любви, отсутствовали здесь.
           Узкому кругу принадлежало всё лучшее в этих мирах, и это всё, они желали сохранить для себя, любой ценой. А другой стороне – основанию пирамиды, париям, принадлежали все бесконечные тяготы и обязанности нижнего мира. Большинство этих обязанностей можно объединить одним ёмким  понятием: создание материального рая для правящих семей. Всё для их счастья и благоденствия. А для всех остальных предполагалась главная и неизменная роль - стать кирпичиками в фундаменте их благополучия. И за это, им, париям, право даровалось – жить! А, если это понадобится кому-то из тех, кто присвоил себе «Право», то и отдать свою ничтожную и никчемную жизнь во благо великой «Родины». О, Родина, Родина! Сколько мерзейших преступлений совершалось под прикрытием этого святого слова.
           Культ понятия «Родина» - это очень важный, базовый элемент в сложившейся у раптэров системе ценностей. Он был и столпом, и обручем всей гигантской конструкции перекошенных ценностей. И на него, фокусники-манипуляторы от власти, опирали всё мироздание народов Империи Ра. Этот искусственно взращенный культ жестко стягивал и удерживал несовместимые и, находящиеся в противоречии понятия. Понятия искажённые, но служившие стенами того мироздания, внутри которого помещались «высшие» интересы сообщества, именуемого «народом-ра». Здесь уютно размещались интересы его безнравственной «элиты» - безумные и безграничные аппетиты кучки негодяев, опирающейся на мощь Империи. И, здесь же, сиротливо стояли по углам интересы остальных. Поближе к раздаче тех, кто охранял и преданно поддерживал режим, и, совсем далеко тех, на чьём труде всё держалось, тех, кто получал крохи со стола Власти, тех, кого в коридорах власти именуют - «народ». Таковы были все их миры.
           Для стабильности всей системы, в обязанности нижних слоёв, Законом закладывалось беспрекословное подчинение власти и уважение сложившегося миропорядока. Иначе - ссылка на дальние, мало пригодные для проживания планеты - «проклятые миры» и  медленная, мучительная смерть в ошейниках на местных рудниках. Но не раз бывали моменты в их истории, когда находились решительные лидеры в придонном слое. И если намерения и возможности лидера совпадали с благоприятной для того ситуацией, то происходили кровавые гражданские войны. А в них не щадили ни стариков, ни детей. Всё шло под нож. От старой элиты оставались одни лохмотья, но вновь обретённая элита повторяла путь предыдущей. Не сразу - на второй день, конечно. Но непременно и неизбежно.
            Этот государственный, обожествлённый культ «Родины», лукаво подменял естественную привязанность к месту рождения любого подданного империи Ра, на обязательную и безусловную преданность к искусственному административно-бюрократическому образованию, с красивым, культовым словом «Родина». Всемогущие обладатели власти и денег, с помощью купленных ими умных и беспринципных масс-медиа, психологов, имдж-мейкеров и прочей продажной сволочи, усиленно внедряли в головы бесправного, оболваненного населения, удобные им бредни, далёкие от реальности, но увязанные их усилиями в плотный и стройный ряд понятий, где всё доходчиво объяснялось. Здесь факты, как карты в руках фокусника или шулера, чудесным образом выстраивались стройными рядами, или мелькали и исчезали с непостижимой ловкостью. И всегда ложились эти карты, только так, как нужно сдающему. Благодаря всем им, и их волшебному искусству, у большинства представителей нижних слоёв не возникало неудобных и трудных вопросов, портивших бы им настроение и аппетит - у себя дома. Или жизнь и здоровье - на «проклятых мирах».
           А вопросов тех, на которые затруднительно найти убедительный ответ, было весьма и весьма. Здесь:  и почему дети бесправных должны ради славы и богатства государства, служащего интересам десятка семейств, не задумываясь отдавать свои жизни в опасных звёздных экспедициях и на полях сражений. Или почему на богатейших планетах и территориях так бедно живёт народ-ра, создающий всё, что называется,  материальными ценностями общества. И почему они должны, при всём этом, любить и «Родину», и государство, и так «радеющих» за них правителей. А всё это объяснялось «фокусниками», и было так складно… И многие верили. 
10. НЫРЯЛЬЩИКИ:  СВОЙ  ПУТЬ  ИЛИ  ФИАСКО?

Наименее успешным был космический опыт ныряльщиков. Засеять планету и пройти первые этапы: создание атмосферы, флоры и фауны, т.е. всё, что делалось рейдовыми экспедициями с материнской планеты - это у них получалось. И, если этот этап проходил успешно, а моря и атмосфера строящегося мира соответствовали нормам, то начинавшееся затем самостоятельное освоение  планеты, её ресурсов и возможностей, останавливалось уже на начальных стадиях. Так было на всех осваиваемых ныряльщиками мирах: как только ослабевал нажим и контроль Центра, с Избранной планеты, так колёса цивилизации замедляли ход и, через некоторое время, останавливались. А затем начинался откат. Местная диаспора ныряльщиков, с точки зрения материнской цивилизации, сильно деградировала, ограничиваясь удовлетворением основных жизненных потребностей, и не выказывая никакого стремления к дальнейшему развитию. Не стесняемые тесными рамками совместного существования с конкурирующими видами, как на родной планете, они, обладающие морями и океанами в полном объёме, оказались слишком хорошо оснащёнными и приспособленными к жизни. Практически, всё необходимое для  себя ныряльщики брали из окружающей водной стихии. Одежда и дома им были не нужны, весь океан новой Родины с его отмелями, островами, запасами и возможностями – в их распоряжении. Места для встреч и общения – своеобразные клубы по интересам,  а также центры хранения и получения информации, однажды организованные, могли сохраняться достаточно долго, не требуя особых усилий.   Высокие технологии, в своё время перенятые у примэксов и отлаженные под себя, позволяли, не особо напрягаясь, получать и то, чего в природе нет, из необходимого: средства дальней связи, технические носители информации, энергию и коммуникации. Большинства пороков, свойственных некоторым другим расам, они не знали; необходимости бороться с чем-либо или за что-либо – не было. Отпала необходимость напрягаться. Здоровье от природы – изумительное, а еда и все возможные лечебные растения – вокруг, и каждый их знает. Удовольствие, при таком здоровье, можно получать ежесекундно, даже от простого вдоха чистого воздуха, от прикосновения к коже горячих лучей светила, и врагов – ноль. Что ещё? Да, и ещё одно обстоятельство сказывалось, - не было им подарено от рождения таких удобных манипуляторов – рук и пальцев, какие  были у других разумных,  а это значит, что не было и таких возможностей в самостоятельном созидании и производстве. Так и случилось, что рука об руку шли «не могу» и «не хочу».
            Но Дары Создателя, полученные ими единожды, у них никто не отнимал, и разум их был светел и активен. Хотя при этом, в своей умственной деятельности, они обычно сдвигались к созерцательному философствованию, сладкоголосой поэтике и эпикурейству. Их жизненная позиция в новых, идеальных, по их мнению, условиях, даже и не предполагала другого. В своём мировоззрении они опирались на несколько неоспоримых постулатов:
- жизнь индивида коротка, единична и неповторима. Она принадлежит только ему. Он может распорядиться ей по своему усмотрению, и никто не вправе его за это осуждать;
-  главное право живущего – получать от жизни радость и удовольствие.
-  единственная обязанность живущего – оказывать всемерное содействие роду и племени для их счастливого существования;
-  время, как фактор процесса, и, как субстанция жизни, - относительно, а завершение времени жизни – абсолютно. А, значит - смотри первые три постулата.
           Так и жили они беспечально и счастливо. Ещё долго дружественные народы с других миров, памятуя их прежнюю специализацию, обращались к ним с  заказами на теоретические научные изыскания из разных областей науки. В этих случаях  заказы выполнялись качественно, хотя и, по большей части, с пренебрежением договорными сроками – сказывался характер и расслабленный образ жизни ныряльщиков.
          Был у ныряльщиков и другой опыт. Признавая истинным союзником, из всех возможных, только хайтэсков, ныряльщики сделали несколько попыток, на паях с ними, освоить пару своих миров. Сочетание хайтэски-ныряльщики обоим народам казалось продуктивным и жизнеспособным: с одной стороны – широчайшие технические возможности, а это весь спектр производственных технологий и реализация технической мысли в атмосферных условиях. С другой – доступ к ресурсам океанов, и пищевых, и сырьевых.  Начало проекта в обоих случаях было идеальным. Совместные экспедиции успешно проходили все подготовительные этапы, - никаких особых проблем или разногласий по важным вопросам. И так замечательно всё было до того момента, пока местные моря не становились полностью пригодными и оборудованными для вольготного существования ныряльщиков.  Как только момент этот наступал, - всё менялось. Чёткое, до сих пор, взаимодействие партнёров начинало пробуксовывать,  давать сбои и всегда по одной причине – из-за неисполнительности и пренебрежения партнёрскими обязательствами со стороны морского народа. Такое развитие событий каждый раз оборачивалось для них, благодаря, хитро составленным хайтэсками «договорам о партнёрстве», утратой ныряльщиками контроля над планетой и перехода всей планеты под опеку «партнёрского совета», а, значит, под патронаж хайтэсков.  Так было в обоих случаях, и каждый раз по одной и неизменной причине. И причина эта – природный характер ныряльщиков, и их особое отношение к ценностям жизни, реальным и мнимым.   
          В их секторе ответственности все планеты, которые ныряльщики самостоятельно осваивали, раньше или позже утрачивали основные, привычные черты цивилизованных миров. Два-три космопорта на поверхности планеты вблизи кромки океана – вот и все признаки цивилизованности этой планеты. Население здесь всегда отвергало техногенные пути развития, избирая другие, не связанные с насильственным изменением окружающего мира. Они так органично вписывались в создаваемые ими миры, что становились частицей этих миров и одним из драгоценных  звеньев в этой сбалансированной цепи.
         В их мирах отсутствовали понятия: корысть, тщеславие, гордыня, месть. Также как, впрочем, и другая сторона этой медали: воля и упорство в достижении целей. Основой отношений внутри общества у них всегда была родовая иерархия, то есть полное уважение и почитание старейшин  рода, их воли, и обязательное для любого из них, неукоснительное исполнение всех решений Совета родов. А естественная привязанность всех членов рода, соблюдение интересов соседствующих родов и неограниченная взаимная поддержка – это неписанные правила, которые никто и никогда не нарушал. Каждый ныряльщик ощущал себя желанным дитём большой и дружной семьи, маленькой клеточкой большого организма. Из этих условий и проистекали: и характер их, и бесконфликтность их существования.

11.  УЩЕРБНЫЕ  МИРЫ.

          В секторе ответственности расы инсектов, во времена космического бума сновали десятки и сотни кораблей этого народа. Однажды принятая программа действий, не подвергалась сомнениям и пересмотру. Они, по своему восприняли идею Великой миссии, и теперь неуклонно и безостановочно её выполняли.
          Миры, которые они создавали на своих планетах, разительно отличались от миров всех других народов Ипа, и отражали представление Совета Сообщества о строении идеального мира. Это были странные миры: без птиц и животных, которые могли бы являться прямой или косвенной угрозой членам Сообщества. Это были планеты без многих видов привычной на Ипе флоры, не способной существовать здесь, в отсутствие птиц и некоторых видов существ, не вошедших в число «полезных», с точки зрения Совета. Миры, не знавшие пения птиц, не знавшие вообще никакого пения – инсекты безголосы и бесчувственны. Здесь некому было шуметь, кроме ветра. Лишь он, да стрекот-шум, летящих инсектов, нарушали беззвучный покой обедневших полей и лесов.
          В водоёмах и реках преобладали растения и, завязанные с ними в сбалансированную систему, некрупные существа в огромных количествах.  Здесь всегда, в соответствии с интересами хозяев мира, складывалась замкнутая самодостаточная экосистема, этакий, никогда не скисающий, питательный бульон. Передвижные плавающие платформы, под присмотром команд инсектов-операторов, процеживали сквозь мелкие сита акватории водоёмов, отделяя питательную составляющую из «бульона». Очищенная вода возвращалась назад, а криль и водоросли служили пищей для местных семей. Озёра и моря интересовали их только как источники воды и пищи. Для предотвращения заболачивания, в водоёмах разводились рыбки и мелкие рептилии, способные поедать избытки планктона, а за всем этим следили команды «ихтиологов».
          Инсекты построили и сбалансировали миры исключительно для себя, и это ими было сделано идеально, с точки зрения абсолютной логики и такого же, абсолютного эгоизма: на планете есть место только полезному и необходимому, а это – еда, вода и безопасное пространство. Все остальные мотивы были для них неприемлемы, а, скорее всего, и неведомы.
          Их первичная цивилизация, рождалась в условиях соперничества с другими расами, и это являлось мощным стимулом для всестороннего прогресса всей расы инсектов. Конкуренция интересов и многополярность мира на Избранной планете вынуждали их активно развиваться, подталкивали к вступлению в официальные союзы, тайные сговоры и соглашения. Основные принципы признаваемые инсектами на Ипе для «дружественных» и союзнических отношений звучали так:
     - лучший союзник инсекта – только инсект;
     - враг – всякий, кто не союзник;
     - враг моего врага – мой сегодняшний партнёр;
     - завтрашний союзник дороже сегодняшнего;
     - союзник и партнёр сегодня – завтра противник – послезавтра враг;
     - каждый союзник – это новая, добровольно выдаваемая информация, это новые возможности причинить урон врагу;
     - главный закон Сообщества – интересы расы превыше всего - они приоритетны всегда и везде.
         Возникающие союзы содействовали решению многих жизненно важных вопросов. С их помощью происходило разрешение конфликтных ситуаций, создание благоприятных условий для дипломатических и некоторых других миссий (например, разведывательных, диверсионных или коррупционных). Они, союзы и соглашения, обеспечивали рост обширной торговли, где востребованными товарами  были, кроме всего прочего, и новые знания и технологии. Хотя чаще, для инсектов, источником свежей информации становился шпионаж, благо возможности у них для этого были богатейшие: то, что не хотелось покупать из-за высокой цены, или им это не предлагалось, - непременно выкрадывалось. Уровень микротехнологий инсектов позволял даже с секретных совещаний, или конструкторского стола похитить всю необходимую им информацию. Сообщество Инсектов на Избранной планете, используя всё, что только возможно, подстёгиваемое страхом оказаться лишним на празднике жизни и напрягаясь изо всех сил, двигалось безостановочно вперёд, стараясь не  уступать ни в чём другим народам Ипа.
          Теперь же, на новых, принадлежащим только им, планетах,  в новых условиях, когда никто не угрожает и всего вдосталь, никаких причин для дальнейшего движения цивилизации инсектов не обнаруживалось. Безукоризненно оборудованные жилища, размеренный по секундам быт, обязанности, расписанные по профессиональным гильдиям на тысячелетия вперёд, никаких раздражителей и потрясений – прекрасные условия для застоя.    
          Да ещё Бог, вероятно, отвернулся от них. И, возможно за то, что отвергли они важнейший Дар Его, так много значивший в замыслах Создателя. Из Его Даров: Жизни, Разума и Души, племя членистоногих,  усвоив полностью только первые, по какой-то причине пренебрегло третьим, приняв, может быть, только десятую часть его. Чувства, как признак Души, у них были очень урезаны и сохранились только в диапазоне выживания семьи и потомства.
       При безоблачном процветании вида, маятник развития инсектов, замерев в высшей точке своей, наконец, качнулся в обратном движении. Наступил долгий период упадка, когда каждый прожитый цикл был беднее предыдущего. Не в смысле пищи или благ, а тем, что утрачивалась какая-то частичка знаний или технологий, а на их место не приходило ничего нового. Наука завяла и как отрасль, и, как фактор развития. Техника, используемая в повседневности, обеспечивающая привычный уровень комфорта и удобств, была сохранена в полной мере, а всё остальное – сложено в архивы, дорога в которые со временем была забыта. На место прежних знаний, составлявших мозаичную, но объёмную  и адекватную картину мира, пришли культы многобожия, и каждый вид инсектов возжелал видеть Бога, похожим на себя. Утраченное единобожие было первым предвестником утраты чувства родственности и единства Сообществом инсектов. Переступив через Высшие Запреты, во времена упадка нравственности на Ипе в отношении других видов, инсекты всё ещё хранили внутри Сообщества Инсектов корпоративную мораль. Главные положения её гласили:  каннибализм – недопустимый грех, все роды-члены Сообщества равны друг перед другом и перед Богом, интересы расы включают в себя интересы всех видов и родов инсектов.
      И вот теперь, во времена наступления упадка и отката, эти важнейшие устои стали забываться. Так царица рода могла, по забывчивости, съесть кого-то из своих мужей, в процессе особой близости. Или охотники одного рода могли притащить в свою семью, к обеду, членов семьи другого вида инсектов, и отнюдь не в качестве гостей... Охота на представителей другого вида ещё не обрела формы войны, как это станет после, в период перенаселённости, но уже принимала вид развлечения, или даже, спорта.
     Динамика бурного развития и расширения границ существования расы, за счёт освоения новых миров, начавшаяся в Золотую эпоху, истощилась и замерла, не получая дальнейшей подпитки. Теперь с изменением условий и утратой былых позиций, процессы развития сменились судорожным стремлением удержать ускользающие возможности и то, жизненно важное и необходимое, что ещё оставалось у них. Такие процессы проходили на всех без исключения планетах инсектов, и, вероятно, были неизбежны на их эволюционных путях. Периоды упадка и расслабленности растягивались на различных планетах на разные сроки. А сроки эти определялись исключительно местными условиями и способностями расы к размножению на данной планете. На каждой из этих планет период застоя  продолжался до возникновения новой ситуации и появления нового регулирующего фактора в мирах инсектов. Фактор перенаселённости планеты одной расой - родственными инсектами, открывал наступление нового периода их развития - эры внутрирасовой, видовой конкуренции. Ничем не сдерживаемое стремление к размножению,  раньше или позже, у любой жизненной формы, создают условия перенаселённости, а, вслед за ней, появляется необходимость заботиться о выживании вида, спасать своё потомство, обеспечивать ему возможности к существованию.
         И тут опять приходит страх. Страх аутсайдерства, страх оказаться на обочине дороги, по которой промчатся мимо, не оглядываясь на тебя – неудачника, те, кого ты недооценивал или не принимал всерьёз. Страх, который вновь и опять является топливом в машине Цивилизации. И снова вспоминаются, забытые ранее, тропинки в хранилища и архивы, и опять вынуждены напрягаться, уже одрябшие в счастливой расслабленности, мозги и мышцы. И  локомотив цивилизации уже вновь раздувает пары, и вновь движется вперёд и вперёд.


                12. ПЛАНЕТА С ПЛОХИМ ЧИСЛОМ.

     Но не все миры инсектов развивались по одной схеме. У них, также как и у раптеров, были и свои «бестиарии», были и свои неудачи. Условия на миллиардах планет вселенной, складывающиеся из сочетаний тысяч факторов, могут быть и разными, и похожими, близкими и подобными. Так было и здесь, в секторе ответственности инсектов, возле роскошного белого гиганта – звезды молодой и активной. И сама планета, выбранная для посева, была под стать своему сюзерену: крупная, переполненная энергией и возможностями. Замечательная была планета, лучшая по всем показателям во всём регионе, а, может быть, и в целом созвездии.
      По проверенной и накатанной веками схеме, случайно открытой инсектами и сохраняемой ими в тайне от других участников проекта, они и попытались её засеять. И схема эта была прежде всегда беспроигрышной. Бомбардируя с орбиты  поверхность планеты-кандидата  «капсулами жизни», инсекты, всегда, в рекордно короткие сроки, выстраивали новый мир для себя и своих потомков. Они умудрялись в течение срока жизни одной семьи сеятелей, которая равнялась жизням пяти-шести поколений хайтэсков, подготовить приемлемые условия для стационарной колонии. Их схема, в сравнении с усилиями других народов, оказывалась самой экономичной, быстрой и целесообразной. Для решения всех подготовительных задач на осваиваемой планете требовался всего один рейд, всего одна долговременная экспедиция, без всяких дополнительных, корректирующих полётов. Методика их была гениальна и проста: огромный галактический корабль, усилиями всего Сообщества Инсектов строился на орбите Ипа, под уже готовый проект экспедиции. «Лидер» начинялся всем необходимым для полёта в один конец. Туда загружалось всё для длительного, автономного существования нескольких десятков семей сеятелей и семьи-пилота. Затем его предельно набивали посевными и корректирующими биологическими материалами, а Советом Инсектов им определялся маршрут и конечная цель миссии, - и в путь, без страха и сомнений, которые и неведомы им были по природе их. Экспедиции инсектов, отправляясь в невозвратные дали, отлично сознавали, что никогда уже, и ни одна из их семей, не возвратится к родным холмам, и не увидит родного Ипа. Но и, понимая это, они считали, что их судьба - счастливая судьба - быть надёжной ступенькой к вершине успеха для своего народа. Они, не воспринявшие дара воображения, дара любви и чувства красоты, понимали под счастьем - успешное исполнение долга перед семьёй, родом, расой. А, значит, их цель, поставленная Советом - это воплощение воли расы, что также свято, как и Великая миссия. Только гибель экспедиции могла прервать задание. Только смерть могла быть сильнее их воли и стремления исполнить всё ради блага своего народа. Любой инсект, вся семья его, вся экспедиция, умирая при исполнении задачи, были уверены, что они достигли пределов счастья, если им удавалось исполнить предназначение своё. Так было всегда.
     И в этот раз, избранники, пройдя свой маршрут, пролетев сотни световых лет и потратив на этот путь жизни нескольких тысяч поколений семьи-пилота, всё-таки достигли намеченной точки пространства. Они нашли свою цель - красавицу-планету, и корабль их занял оптимальную орбиту. На борту корабля-матки закипела жизнь, как в проснувшемся улье. И это именно так, ведь в полёте все, кроме семьи-пилота, спали и экономили ресурсы жизни. А теперь пришло время действовать и скопившаяся энергия созидания била ключом. Совершая веерные вращения над планетой, они щедро рассыпали «капсулы жизни» - массивные шары из вспененного огнеупорного материала, начинкой которого были жизненные формы, способные начать освоение любой не враждебной среды, изменяя её так, как требовалось их хозяевам. Конечно, многое ещё придётся изменять, по ходу дела добавлять и корректировать, но тоненькое покрывало атмосферы, в долинах и на побережье морей уже через несколько десятков тысяч суточных циклов становилась мало-помалу пригодной. Криль и планктон в водоёмах процветали, а значит, главное уже было: воздух, вода и еда. Трава и деревья тоже появятся, но постепенно и ещё не скоро, через сотни и тысячи лет. Так начинали они везде. Планировали, что так будет и здесь, на этой отличной, по многим прогнозам, планете. По многим, но не по всем. Некоторым не нравился индекс планеты, обозначенный, как и принято у инсектов, длинным числом из трёхзначных цифр.
       В числах, заменяющих инсектам названия, каждая группа цифр имела своё значение и смысл - ведь их раса, не имела звуковой фонетики, алфавита и речи. Но народ их, прекрасно без всего этого обходился, общался понятийными символами, предпочитая всякому другому языку - язык цифр. Они, обладая математически точным, строгим мышлением и исключительной коллективной памятью, в общении с хайтэсками, осознали условность и субъективность фонетической речи. Это случалось много раз когда, передающий информацию, мог осознанно или неосознанно информацию эту исказить. И часто искажал, меняя порядок слов, интонаций и вложенный смысл в одни и те же слова. Это было непостижимо для точного разума инсектов. Они раздражались, не понимая сказанного, требовали максимально укорачивать и упрощать фразы, и раздражались ещё больше оттого, что ощущали себя второсортными детьми Создателя. А цифры бесстрастны и правдивы. Они не лгут, как не может солгать ни один член семьи другому, как не лгут семьи друг другу, как не лгут царицы при общении внутри Сообщества.
     В символе этой новой планеты, в её цифровом коде было что-то, что настораживало ещё на Ипе некоторых осторожных, советников цариц разных семей. В мире холодного разума инсектов логика - главный регулятор отношений причины и следствия, взаимоотношений между семьями, и с внешними соседями. Это - логика цифр, и она неоспорима. Каждая цифра несёт свой смысл, свой потенциал, свой знак, определяющий её суть. Например: 0 – объявленная и неоспоримая пустота; 1 – овеществлённая суть, нечто, и оно - одно; 2 – символ динамического равновесия мирового порядка, два уравновешивающих друг друга явления, как плюс и минус, как «0» и «1», где «0» - то что было до мига раскрытия «Цветка» и будет после его закрытия, а «1» - то, что между ними; 3 – символ стабильности и устойчивости, как три точки через которые всегда можно провести одну плоскость – овеществлённую устойчивость, как число «Пи»; 7 – гармония в себе, семь нот, семь цветов, и так все цифры. Уж они то об этом знали всё, ценители бескомпромиссной точности.
  И вот это странное сочетание цифр в индексе рассматриваемой в качестве кандидата планеты, которое другие народы, одарённые воображением и сомнениями, могли бы назвать враждебным и дьявольским, отмечено было и в Совете инсектов. И многих бы это остановило, но не их, не знающих колебаний и страха.
      Сюрпризы начались вскоре после корректирующих просевов – никак не выстраивался требуемый газовый баланс атмосферы. Слишком много радиоактивных изотопов участвовало в газообмене, слишком много враждебных газов циркулировало там внизу, как показывали приборы. Но дышать этим коктейлем было возможно, судя по активному поведению прибрежной фауны и криля. Правда, настораживала уже сама эта ненормативная активность: всё побережье бурлило, и какие-то, не учтённые и мощные процессы, влияли на происходящее там. Чтобы разобраться в ситуации, приняли решение: две семьи сеятелей на двух челноках десантировать в двух диаметральных точках экватора планеты. Для этого выбрали долины на побережье, которые накрывал уже слой пригодной атмосферы. Десант ушёл. И исчез…
      Исчез, как будто сгорел. Ни одного сеанса связи, ни одной цифры – ничего. Из-за сплошной пелены тумана или облаков, стелющихся по поверхности низин и морей наблюдение точек контакта челноков с поверхностью, оказалось невозможным, но вспышек и очагов горения, какие бывают при неудачных посадках, тепловизоры не зафиксировали. И, потому, вероятность любого исхода была возможной. Предположили, что посадка у обоих прошла в аварийном режиме, или атмосфера планеты, из-за своего состава, непрозрачна для избранного, традиционного диапазона связи. Снарядили ещё два челнока, снабдив их всеми известными средствами  связи и выживания. Отправили на них ещё две семьи сеятелей в районы посадок первого десанта.  Но ни эти, ни два следующих челнока с сеятелями, которым было приказано немедленно возвращаться в случае опасности, ничего не изменили. Они улетали в неизвестность и исчезали бесследно. И никакие усилия не помогали.
         Между тем, непрекращающиеся сеансы наблюдения за планетой убеждали, что заселение поверхности идёт неправдоподобно быстрыми  темпами: большие участки континентов, острова и мелководья на глазах меняли окраску. Всё говорило об успехе, кроме одного: ни один из ушедших родов не вернулся и не откликнулся на призывы корабля. Прима экспедиции, сверившись с инструкциями в бортовом компьютере и не найдя там ответа на поставленные вопросы, объявила оставшимся на корабле семьям, что неординарная, не имеющая аналога ситуация, требует консультаций с Советом Сообщества. На Ип отправили подробный доклад и стали ждать…

                13.  ТРАНСФОРМАЦИИ  ВИДА.

         А старт первых двух челноков с орбиты на «планету с плохим номером» проходил без осложнений и в штатном режиме. Осложнения начались позже, при посадке в обозначенном районе планеты, на плоском берегу большого залива, который много позже, когда здесь появится новое население, получит говорящее название - «Залив мести». Непредвиденные и невозможные события в мирах инсектов оказались возможными и реальными здесь.
      Как только стихли вибрации корпуса челнока, и отрывистый двойной сигнал оповестил о благополучной посадке, с экипажем – семьёй сеятелей  что-то случилось. Царица, хозяйка семьи, вдруг прекратила общение с семьёй и впала в состояние странной задумчивости. Все остальные, не имея координирующих команд и не понимая, что происходит, вначале замерли в ожидании, а когда время паузы превысило допустимые пределы, засуетились бестолково и бессмысленно. Индукторы-советники царицы построились в круг возле ложа своей повелительницы и, то ли охраняя её, то ли тщетно добиваясь её внимания, принялись исполнять странные движения: вперёд-назад, вправо-влево. Номинальные, но нереализованные самцы: войны и рабочие вдруг побежали кто куда, сталкиваясь головами и плечами. И, чем более проходило времени, тем очевиднее становилось, что эти столкновения не случайны.
        Семья утратила главное – ощущение единого, целостного организма. И каждый её член теперь оказался перед огромным и враждебным миром в одиночестве. Чувства более жуткого никто из них не знал. Паника – доныне неведомое им чувство, охватила экипаж, который вдруг переставал быть семьёй. Они метались, каждый впервые сам по себе, не зная, что делать, как спасать погибающую семью – единственную и несомненную свою ценность. Блокирование программы размножения, вводимое на время десанта, не позволяло приступить к поиску новой царицы и ситуация походила на тупик, в котором должна была закончится жизнь семьи. Паника уже достигла апогея, когда проявился новый, непонятный для них, фактор. Фактор настолько  небывалый, насколько и удивительный: каждая особь внутри челнока, вдруг, стала осознавать себя отдельной единицей, отдельным существом. И существа эти впервые ощутили себя, хоть и связанными с другими общим родством, общим полем общения и знаний, и, даже, общими интересами, но появились и свои, собственные желания и намерения. Суета стала постепенно замирать и, наконец, все остановились и замерли, стремясь адаптироваться к новой реальности, стараясь понять своё место в ней. Внутри у них протекало сразу несколько, пересекающихся и подпитывающих друг друга, процессов. Проснулись заблокированные ранее программы по выработке гормонов, которые, благодаря местным условиям, стали активно управлять поведением самоопределяющихся особей.  И выходило, что каждый, в сложившейся ситуации, когда внутри обретённой сущности запели фанфары, а извне некому приказывать и сдерживать, - теперь может занять новое, более высокое место, в семье. Тут же молодые самки, занимавшие в семье должности нянек, стали мысленно примерять к себе столь вожделенное и недосягаемое для них ранее место. Место, желанное для каждой - ложе царицы и владычицы семьи. Серые, незаметные винтики-особи яростно возжелали стать Особами. Войны и рабочие, всегда бывшие функционально только войнами и рабочими, вдруг осознали себя грозными и могучими самцами, которые, конечно же, достойны другой, более славной участи. Участи Главного мужа царицы… Пока их головы работали над этой острой и сладкой проблемой, их ноги сообщили им, что на челноке что-то вибрирует, гудит не громко, но постоянно. Оказалось – это царица.
     Она, будучи организованной более тонко, чем остальные члены семьи, под влиянием местных мощных, мутагенных факторов, сначала впала в длительный, глубокий шок, а затем, очнувшись, ощутила значительные перемены внутри себя. Всё её большое и немолодое тело завибрировало, сотрясаясь от избытка энергии, силы и желания жить. Вибрации её немедленно передались и всей семье, а с ними и настроения царицы. Необыкновенный коктейль из ощущений своих и царицы-матери совершенно поразил их. Казалось, безумие охватило экипаж, бывший когда-то единой семьёй. Слишком долго лежала в обмороке, не владея ситуацией, царица. Слишком сильное влияние на всех оказали местные условия, и слишком далеко зашёл никем не управляемый процесс. Каждая, из бывших нянек и помощниц царицы, успела за эти неполные сутки сформировать до конца зачатки главных и важнейших органов, которые отличают царицу от всех других самок семьи. Они стали полноценными самками, и инстинкт заставил их сделать следующий шаг: они почти одновременно вбросили в окружающий их объём кабины челнока такое безумное количество ферамонов, привлекающих самцов, что те просто взбесились. Мгновенно произошли необратимые изменения: вчерашняя семья – оплот и святое для каждого её члена, монолит по своей сути,- превратилась в десятки враждебных групп, каждую из которых возглавляла молодая самка.
      Ситуация в узкой кабине челнока стала невыносимо взрывоопасной. Все законы инсектов, позволявшие им выживать и процветать, оказались нарушены. Все, корме Главного – не нарушен был пока запрет на убийство, всё ещё почитаемый в те времена на Ипе всеми народами. Как быть и что делать? Вот два главных теперь вопроса на борту челнока. Задачу, поставленную Примой, и, обязательную к исполнению, – не выполнили! Да ещё и семью расчленили, чего уж никак не поймут ни Прима экспедиции, ни Совет инсектов. И возвращаться нельзя. И здесь жить невозможно. А так ли, невозможно? И решились. От безысходности.
  Открыли люк и вышли. Ведь дышали же меньшие разумом, первые жители нового мира. Вышли добровольные изгои и не умерли, хотя и трудно им было. Но у них цель была! Они думали о себе, что они – традиционные, начинающие семьи, и все необходимые при этом программы в них проснулись и заработали. Они ушли, разбрелись по побережью, строить свои гнёзда и свою жизнь. Благо: криля, мхов, планктона – еды – сколько хочешь.
       А старая, покинутая детьми, царица со своими старыми мужьями, потеряв преемственность поколений и всю субструктуру семьи, осталась в челноке, как в гнезде. Здесь она решила восстановить свою семью и попытаться исполнить приказ Примы. Только о контакте с Примой сейчас не могло быть и речи. То, что произошло с ней здесь, на Ипе, а, значит и их Примой, могло расцениваться только, как отрешение от власти царицы, престарелой, выжившей из ума, вовремя не оставившей свой пост. И, потому, доклад её был обречён, а её саму ожидал приказ о самоликвидации – таковы законы Сообщества.
       Там, наверху, никогда не поймут и не поверят ей. А она ещё слишком молода для смерти. Она полна жизни и готова её выплёскивать из себя тысячи раз. Она не больна, и не безумна. Она ещё сможет всё исправить и всё отладить. А уже после, если прибудет с нею удача, доложить о благополучном и достойном исполнении своей задачи. И для этого делалось всё. Остатки семьи, руководимые старой царицей, трудились день и ночь, рассеивая биологический материал, корректируя предыдущий посев, и размножаясь, размножаясь… Вот это-то у них, в новых условиях, получалось лучше всего. Планета сама активно способствовала тому, и Великая миссия исполнялась предельно интенсивно. А это - главное!
        Так же было и со вторым челноком, а затем: третьим и четвёртым. И так происходило каждый раз, при каждой новой, очередной попытке корректирующих запусков.

                14.  ИНСЕКТОИДЫ.  РОЖДЕНИЕ.

        Только не сбылись их надежды. Ни старых, ни молодых. Все они изменились настолько, что уже вышли за пределы своего вида. Изменения проходили внутри, в мироощущении, в психологии проклюнувшейся личности, во внутриобменных процессах. Пока это не проявлялось во внешности особей – ведь новые поколения ещё не родились, а хитиновый панцирь инсектов твёрд и прочен. Но уже изменились поведение и взаимоотношения внутри групп, которые уже нельзя было назвать семьями. Конкуренция, соперничество самцов  по каждому поводу, откровенная вражда и ненависть – вот атмосфера внутри этих объединений. Последнее, что связывало их – это самка, уже не царица, но ещё и не служанка.
         А изменения происходили непрерывно и всё быстрее, и быстрее. Самки стали приносить потомство, но это уже не были, как раньше, яйца инсектов, из которых вышли все прилетевшие. Это были детёныши, как у хайтэсков или ныряльщиков, упакованные в кожистые полупрозрачные мешки, открывающиеся на второй или третий день. Оттуда появлялись странные существа, только отдалённо напоминающие своих родителей. Конечности их были значительно длиннее, чем положено их виду, челюсти – крупнее и оснащены пилообразными краями, что делало их крайне опасными даже в младенческом возрасте. И характер у них был – дрянь, и ели они только криль, не желая никаких планктонов, мхов и трав.
     Вырастали представители нового поколения в огромных, по меркам их родителей, и агрессивных, даже более чем их отцы, существ. Это были настоящие уроды, не признающие законы и правила своих предков, ставящие в центр окружающего мира не Бога или семью, а себя и свои прихоти.   И ели они только то, что бегает медленнее, чем они, и никогда траву. На представителей своего клана они пока не нападали, но все другие были для них пищей. Вскоре от первых высадившихся сеятелей, никого не осталось. Их съедали дети соседствующих кланов, с пассивного согласия их собственных детей. Процессы развития и роста чрезвычайно ускорились. Поколения новых превосходили предыдущих и размерами, и силой, и свирепостью. И пришло время, когда мир их превратился в арену непрекращающейся битвы за жизнь. Здесь, за пределами гнездовий, не было своих и чужих. Здесь все – чужие. Здесь все хотят съесть тебя. Но и ты можешь съесть каждого, кто меньше или слабей тебя.
      Разум, как Великий Дар коллективным инсектам, не покинул их, но видоизменился, как и сами они. Это уже не были инсекты. Инсектоиды – вот имя им. И жили они по иному, и выглядели иначе, и нравы у них были крутыми. Теперь это были существа размером иногда достигавшие хайтэсков, стоявшие на четырёх сильных и быстрых ногах, выпрямившие грудь  вертикально, вооруженные мощными челюстями и парой передних лап, не используемых при передвижении, с заострёнными пилообразными последними фалангами. Всё это оснащение было совершенно необходимым в их мире, где каждый и охотник, и жертва.
      Что же касается Разума, то он в этих обширных трансформациях сильно отступил, передав своё место младшему брату – уму. Теперь это всего лишь инструмент, помогающий выжить в окружающем ужасном мире, инструмент, имеющий весьма отдалённое родство с тем Божественным Даром. Ну так, как, примерно, у нас.
       Отступление от Божественных Даров всегда карается тем или иным способом. И здесь они сами стали бичом своим и наказанием. Утратили они всё, что могли утратить, укатились в мрачные времена варварства и каннибализма. Память, и знания утратили свои. И Душа, та усечённая, но всё же Душа, которой коллективные инсекты так отличались в глазах Бога от других созданий, окрасилась в совсем уж мрачные тона. И бластула над планетой с плохим числом – аккумулятор их душ, выглядела, как черная пылевая туча, внутри которой плескались молнии.
         Но время рождения их бластул ещё не пришло. Ещё не появилась нужда в них – слишком мало было разумных миров, и очень ценны они были. А острые ситуации, возникающие на них, появившиеся к тому времени помощники Творца, старались решать точечно, косметическими средствами. А инсектоиды – это грядущий спецназ Создателя, Его тяжёлая кавалерия. Ведь не редки будут ситуации на миллионах живых планет, в том далёком будущем, где понадобится твёрдая рука хирурга. Вот тогда и призовут светлые Ангелы тёмных…


15. ГРЕХ  ЧЕТВЁРТОЙ  ПЛАНЕТЫ.

          Но времена не стоят. Они – текут, и всё меняется. И приходят такие, когда грех становится слишком велик и дерзок… 
         Бедновата оказалась Четвёртая планета. И теплом, и водой. Да и воздуху, появляющемуся из морей и океанов планет, от деятельности их обитателей, особенно-то неоткуда было взяться.
         В те далёкие времена первичных воздействий, когда первая экспедиция раптэров произвела свои посевы на третьей и четвёртой планетах этой перспективной системы, «Четвёртая» вообще была заледеневшим шаром. Одеяла-атмосферы она не имела, и сохранять подаренное звездой-сюзереном тепло ещё не умела. Вот и решили сеятели вначале нарастить на голое тело «Четвёртой», хотя бы тоненькое покрывало из углекислого газа. Это было проверенное средство. И методики для такой ситуации уже были: над поверхностью обрабатываемой планеты рассеивались ледяные капсулы со специально выведенными для этих целей бактериями, способными многократно замораживаться и оживать, без вреда для себя. Эти микроорганизмы, за короткое время дневного тепла, могли закрепиться на определённых видах местных пород, и, при наличии минимальных следов воды, даже процветать. При этом они, в процессе своей жизнедеятельности, разлагали эти породы, обильно выделяя из них требуемый газ. Несколько десятков тысяч тёплых дневных циклов, и покрывало – готово, а вместе с ним и возможности существования непромерзающих морей. Дальше следующий шаг: образование водоёмов и их засев. И это было сделано раптэрами, только воды на четвёртой оказалось недостаточно. Бросили её раптэры из-за её бесперспективности, а хайтэски \экспедиция Эддама\ - забрали. Потому что они имели на неё виды, а ещё у них были планы и надежды относительно «Третьей» планеты.
        Мало воды, значит, и воздуха вырабатывалось мало. Настолько мало, что колонистам экспедиции Эддама оказалось невозможным обходиться без дыхательных аппаратов на поверхности «Четвёртой». Вот и мучались они, повседневно пытаясь изобрести какие-то способы и возможности, для благоустройства своего нового дома. Кое-как, мало-помалу, но обстановка на «Четвёртой» улучшалась: физики и инженеры наладили получение энергии в необходимых количествах, химики – кислород и воду из местных пород, гидрологи – бурили колодцы и шахты, качали воду оттуда, где находили, и рыли каналы для её бесперебойной доставки. Все работали, не покладая рук, но результаты в масштабах планеты были удручающе минимальны.               
          А, в отличие от них, на «Третьей» планете дела шли просто замечательно. Там всё цвело, всё стремилось жить, и не хуже, чем на Эдеме. Хотя местное население никогда не использовало это название при упоминании Родины. Они, холоднокровные, не слишком отягощенные эмоциями, совсем не знавшие ностальгии, об Ипе почти и не вспоминали. Да и не было у них на это времени – тут давно уже шла борьба за жизнь. В самом страшном её варианте - внутри вида. Это когда кланы одной расы сражаются насмерть, уничтожая и пожирая друг друга. И даже не потому что им не хватало другой еды или территорий, а из-за взаимной ненависти и страха, разбуженных процессами, вскипевшими в их организмах в условиях новой Родины. А ещё: от старых заскорузлых болячек, сохранившихся чуть не на генном уровне - от воспоминаний об обидах и унижениях причинённых их родам на Родине предков. В этой свирепой суете большинство из них забыло, что они – помеченные Дарами Создателя существа. Они - одичали.
        А меньшинство, те, кто сохраняли остатки Разума, сторонились одичавших собратьев своих. Они жили на созданных ранее базах-поселениях, пользовались достижениями предков, из тех, что удалось сохранить. От многого они отказались сами. Им не хотелось трудиться - всего на изобильной новой Родине в достатке: и еды, и воды, и территорий. Опасность только одна – от одичавших сородичей, но и её вооружённым и внимательным поселенцам легко было избежать. По вечерам они смотрели старые записи состязаний и боёв, слушали эфир, узнавая новости с Ипа, и, по полной программе наслаждались жизнью. А программа эта у них, благодаря влиянию скрытых факторов новой Родины, значительно расширилась.
         Но жили они в тех же условиях замкнутого, сужающегося мира, и с каждым годом что-то утрачивали. Что-то очень важное, цену которому понимаешь, только утратив. Новые поколения практически никогда не вспоминали прародину, пока, однажды, из глубин космоса не пришло к ним послание, хоть и на их языке, но совсем не в их стиле. Это был крик отчаяния и боли, безнадёжный и жуткий, как сама смерть. Он длился и высился, пока не оборвался в верхней ноте…
        Тот, кто передавал, успел сообщить, что Ип гибнет в войне! И всё.

                *  *  *
        Подобное сообщение получили и на «Четвёртой». Дежурным по базе был Кайн – сын Эддама. Приняв «пакет», как они называли приходящие  извне блоки информации, он отправил его в машину-дешифратор, и стал ожидать. Он не поверил своим глазам, когда на экране высветились строки сообщения, и, решив, что идёт какой-то сбой, он потребовал у машины воспроизвести звуковой ряд принятого «пакета».
       Лучше бы он этого не делал: услышанный им захлёбывающийся, жуткий крик, в котором сосредоточились всё горе и боль мира, опрокинул сознание юноши и поверг его в тяжелейший шок. Он долго сидел, в тишине, окаменевший и раздавленный, потом принялся плакать. Ему было чудовищно больно в глубине груди, там, где всегда бьётся сердце. Но это было что-то другое, что-то более ранимое и болезненное. Это была Душа, та самая бессмертная, о которой многие и не подозревают до поры. Та самая, которая и есть - суть просветлённого Творцом существа.
         Он оплакивал бесконечно любимый и, теперь погибший, Эдем, его, сгоревшие заживо народы. И, особенно непереносимо горько было оттого, что народ Хайтэ, все братья и сёстры его, навсегда исчезли. И, чем дольше он плакал, тем глубже погружался в осознание глубины постигшей их беды: обречены! Мы все – обречены! Этот негостеприимный мир не желал их принимать. Он боролся с ними как мог, и все их усилия растворялись в его огромности и неуступчивости.
          Пришедшую информацию следовало доложить начальнику экспедиции. Кое-как остановив слёзы, и загнав душившие его горе и ужас в глубину своего «Я», Кайн, бегом, направился в центральный офис.
                *  *  *
          Эддам сидел в своём рабочем пространстве, напоминающем пилотскую кабину космического челнока. Его окружали мониторы, датчики и таблоиды, сообщавшие массу информации посвященному. Он был занят переговорами с одним из фрегатов, барражировавшим над «Четвёртой», когда без доклада вошёл, а вернее, вбежал его сын. Ещё не зная, кто вошедший, но понимая, что никто без чрезвычайного повода так не поступит, Эддам, смяв начатую фразу, свернул диалог с фрегатом, и обернулся ко входу. Содрогнувшись всем телом, он стал медленно подниматься из-за пульта. Глаза его, со страхом уставились на вошедшего, а лицо приняло мертвенно-серую окраску: перед ним стоял некто, похожий на его сына Кайна, только много старше, и этот некто был убит! Глаза его были мертвы, а лицо походило на маску скорби и смерти.
          - Отец! Всё кончено! Эдем погиб!..
                *  *  *
          Плакала и горевала «Четвёртая». Осиротели все в один миг. Погибло всё, что они так любили, так помнили и так ценили. Они раз за разом посылали запросы, пытаясь найти подтверждение неугасающей надежде на чудо, на то, что не всё так страшно и безнадежно. Они всё лелеяли надежду, что остался Эдем, пусть в какой-то части, повреждённый, изуродованный, но остался, и выживет!      
          Но, нет! Все попытки получить ответ с Эдема, или какое-либо ободряющее сообщение из других миров - провалились. День проходил за днём, год за годом, и их надежды таяли и таяли. И когда последняя умерла, Эддам собрал всех. Он долго молча смотрел на них, доверивших ему свои жизни и судьбы. А они, также молча, смотрели на него и ждали. И он им сказал:
     - Братья и сёстры, скорбите, родные! Эдема уж нет, и не будет во веки!
       Только в памяти он. А память наша слаба и смертна, - как мы.
       Не как Иерарх, а как брат ваш, равный средь равных,
       Я предлагаю вам память о Родине - нашем Эдеме,
       В вечность впустить и там навсегда закрепить.
       А для того мы хайтэска построим таким,
       Чтоб из космоса виден он был.
       Чтобы раз в году он смотрел на Эдем,
       В час, когда его дети, познали сиротство!
       Мы остались одни во враждебном и горестном мире.
       Другие миры ещё очень слабы, чтобы нам чем-нибудь помогать.
       Преступить за черту и там выживать! Жить или завтра уже погибать!
       Такой перед нами вопрос и нам его предстоит сегодня, сейчас решать!
       Мы ошибались тогда, вы знаете все, в оценке «Четвёртой» планеты.
       Отсюда провал и таков результат: темпов прироста практически нет.
       Предел наших сил и мудрости свет о будущем нашем дают нам ответ:
       Тьма легионов будущих бед, удушат наш мир, как суровый корсет.
       Вы все, наверное, думали так. Не мог так думать только простак.
       А если вы думали, выход искали, быть может, и способы те увидали,
       Которые трудности б наши решали, и выжить бы нам помогли!
       Он замолчал, ожидая, но и другие молчали. И он продолжал:
       «Третья» планета по праву наша!!! – Эдема так решил Трибунал.
       И она обязательно будет наша! Мы так решили! И я так сказал!
       Братья и сестры крепитесь душой, сердце и волю зажмите в кулак,
       Чтоб не погас в вашем доме очаг, я предлагаю вам сделать так...
                *  *  *
          «Лидер», доставивший миссию к «Четвёртой», оставался всё это время, на высокой стационарной орбите. Он был вполне исправен, разгружен полностью, и напоминал обглоданную рыбу: голова – пилотская кабина, хребет с рёбрами креплений для фрегатов, челноков и ангаров с оборудованием; и хвост – ходовые двигатели. Прямую задачу он выполнил, и теперь служил орбитальной базой для работающих на посевах экипажей и кораблей.
          Вскоре после принятия Решения, «Лидер» стал быстро изменять формы: незаполненные пустоты корпуса, которые занимали когда-то фрегаты и челноки, стали переоборудоваться в ангары с широкими воротами. Одна бригада работала над постройкой ангаров, а несколько других были заняты совсем уж странным делом: они на челноках и фрегатах загружали в уже готовые склады-ангары грунт из глубин одного из спутников «Четвёртой». Этот небольшой спутник решено было превратить в орбитальную станцию, взамен используемого «Лидера».  Делалось это предусмотрительно и разумно, на тот случай, если неудача постигнет весь Проект, если случится ошибка, сбой в какой-то фазе плана и спасительное Решение не будет реализовано. Наконец, пришло время, когда ангары оказались заполненными. И настал тот день, который определил судьбу и «Третьей», и «Четвёртой» планет, судьбу тех, кто останется в веках единственным хозяином всей системы «Золотого гнома».
         «Лидер» малым ходом, управляемый опытнейшими пилотами, вырулил на точку, с которой начиналась расчётная траектория, и замер в ожидании приказа. Долго ждать не пришлось. Решение – принято, оно осмысленно, и отступления не будет. Пришёл ожидаемый приказ и «Лидер» начал движение. Он разгонялся и разгонялся, пока не достиг расчётной скорости, близкой к скоростям свойственным кометам. После этого, движущийся параллельным курсом челнок, сблизился с «Лидером» и снял с него экипаж.
          А гигантский перегруженный корабль продолжал движение. Он двигался, казалось, в никуда, удаляясь от «Золотого гнома». Однако наступило время, когда силы притяжения звезды-сюзерена развернули по пологой траектории звездолёт. Точно рассчитали те, кто его послал. И вот, он уже мчится, разгоняемый гравитацией звезды, туда, в ту точку пространства, где сейчас ничего нет, кроме бездонного космоса. Но в момент «Х», рассчитанный с точностью до долей секунды, здесь встретятся они: звездолёт, в миллион тонн, и «Третья» планета.

                *  *  *

          Планета, похожая на Эдем, не знающая холодов и зимы, планета, где царили раптэры и раптоиды, безмятежно нежилась в лучах своего сюзерена, который позже обидно назовут «жёлтым карликом».
          И случилось то, что случилось: огромное раскалённое тело, прочертило дымно небосвод, и, разрушаясь на куски, с ужасающим грохотом,  поглотившим  в  себе  вопли  ужаса,  ударилось  о  поверхность:
А-а-а-х-х!!! Удар пришёлся в тот район длинного, вытянутого с севера на юг материка, где располагались, единственные на «Третьей» планете следы её былой цивилизованности: несколько небольших городов-поселений и космодром.
        Проломился панцирь планеты, провалилась часть материка и океан, ворвавшись в раскалённое ложе смерти, встретился с магмой. Миллиарды тонн пыли и пара взметнулись в атмосферу, и на цветущий мир опустилась необыкновенно долгая ночь. Волна и дрожь от чудовищного удара много раз обежала планету, разрушая всё на своём пути, создавая новые горы и каньоны. А ночь всё длилась и длилась, и остывающий «Новый Эдем» начал умирать.
                *  *  *
         - …Через 10-20 местных годовых циклов климат планеты начнёт восстанавливаться. Тогда мы придём и доделаем то, что должны, - так сказал Эддам, подводя итоги проведённой операции. И ещё он сказал: - Это будет только наша планета, и мы станем началом нового народа, мудрого и сильного. Мы будем всегда «первыми» на нашей новой Родине!   

16. МИССИЯ  «ЖИЗНЬ».

       Река времени, безостановочно истекая из Мига раскрытия Цветка, распадаясь на бесчисленные рукава по пространству Вселенной, где замедляясь, где замирая, где мчась с предельной скоростью, преобразуя материю, неуклонно двигалась к Мигу завершения Замысла.
       Ростки Высшей Миссии, начатой жителями Избранной планеты, не погибли. В Золотые века мира и сотрудничества на Избранной планете, результатами техногенной революции успели воспользоваться все народы. Все они заполучили свой космический флот. У одних - мощный и разнообразный – это были основные разработчики и создатели техники,  у других техника была не столь продвинута, но всё же была, и,  при этом, достаточно современной. Все народы, во времена космического бума, в меру своих сил и возможностей осваивали, принадлежащие им, сектора космоса. У одних - больше, у других - меньше, но освоенные планеты были у всех, и жизнь, посеянная ими, повсеместно разрасталась, раздвигала свои границы и давала всходы.
              Жизнь, будучи Первым Даром Создателя, изначально обладала удивительными способностями и свойствами: гибкостью, адекватностью и постоянной направленностью на усложнение и улучшение своё. Часто видоизменяясь под воздействиями местных условий,  то процветая, то еле теплясь, она сама, для ускорения собственных эволюций, активно изменяла важнейшие факторы на планетах обитания.  Все шесть секторов космоса, вокруг погибшего Ипа, имели вкрапления живых планет, на большинстве из которых были  один или два разумных доминирующих вида. Но не все планеты, как и расы, были одинаково успешны. Потеряв поддержку родной планеты, многие не смогли удержать сладкую, но тяжелую ношу по имени Цивилизация. Они опустились в «темные века»: одни на время, а другие – навсегда.

                ГЛАВА  4.  ДЕБЮТ  НА  ПЛАНЕТЕ  Т У М.          
                1. УСПЕШНЫЙ  ПРОЕКТ.

          На расстоянии десятка световых лет от звёздной системы, к которой принадлежала Избранная планета, вокруг некрупной спокойной звезды вращалась уютная планета, чуть меньше Ипа по размерам, всем своим видом предлагавшая себя для Жизни. Здесь даже своя, природная атмосфера была, защищавшая её от ледяных объятий космоса. Правда, дышать этим газовым коктейлем, пока ещё было невозможно, но ведь, это поправимо. Планета располагалась в секторе ответственности горан, и засеивалась ими совместно с хайтэсками во времена процветания и космического бума на Избранной планете. Первая экспедиция сеятелей, воспользовавшись правом своим, назвала её – Тум, по названию одной из красивейших гор Эдема.
        Это была замечательная планета, хотя ещё и не знавшая Жизни, но своими морями и горными ландшафтами очень похожая на Ип. И она обещала стать новой счастливой Родиной для многих поколений потомков нынешних сеятелей. В тёплых мелководных лагунах и заливах местных морей первопроходцы оставили несколько десятков тысяч контейнеров с микроорганизмами, с семенами и спорами растений, способными, создавая сбалансированные колонии, обживать океаны и формировать пригодную для дыхания атмосферу планеты. Проделав весь запланированный объём работ, первая экспедиция отбыла на родину.
        Следующее посещение перспективной планеты осуществили уже внуки и правнуки первых сеятелей. Они доставили на оживающую планету вторую генерацию растений-колонизаторов: многочисленные виды мхов, лишайников, трав и кустарников, способных успешно жить и множиться в условиях недостатка кислорода на голых камнях и в расщелинах, на кромках ледников и на побережье морей. Их главной задачей было насыщать атмосферу живительным кислородом. И ещё была одна задача - создавать плодородный слой планеты из местного песка и своих тел. Это уже для третьей, завершающей волны переселенцев – растений и животных которые сформируют со временем весь облик планеты Тум.
       Ещё через пару тысяч лет далёкие потомки первых сеятелей, высадились на Туме несколькими стационарными колониями. И, хотя первые годы, жили они в герметичных жилищах и ходили в дыхательных аппаратах из-за недостатка кислорода, Тум считался первым успешно осуществлённым совместным проектом хайтэсков и горан вне материнской цивилизации.
          В давние, доисторические времена, когда ещё не было общего летоисчисления на Избранной планете, сложился союз эти двух народов, братьев по крови и единомышленников. Как союзники, гораны были идеальны. Их характер, прямодушный и твёрдый, их безусловная честность и надёжность - определяли их поведение в любой ситуации, и не допускали сомнений в их действиях и намерениях. А вот их гипертрофированные упрямство, бесстрашие, обострённое чувство чести и собственного достоинства - были факторами, как положительными, в тех ситуациях, где они были уместны и востребованы, так и осложнявшими жизнь их партнёрам, когда дела шли не так хорошо. Так часто бывало, когда хайтэскам по необходимости ли, в силу ли их характера, или, маневрируя в союзнических отношениях с разными партнёрами на Ипе, приходилось хитрить, прибегать к обману и жульничать. Водился за ними такой грех. И тогда эти факты, становясь известными союзникам-горанам, вызывали у них резко отрицательную реакцию и серьёзное охлаждение отношений между союзниками на длительный период. Будучи существами, ставящими честь превыше всего, гораны не желали понимать и оправдывать подобные, недопустимые с их точки зрения, действия хитроумных хайтэсков. Они демонстративно «хлопали дверью», надолго исчезая в своей недоступности и никогда, никакие мотивировки при этом, ими не принимались. Такое поведение всегда было «головной болью» руководства Хайтэ. Ведь они-то, их промышленность вся завязана была на поставках из горанских анклавов и полностью зависела от активности партнёрских контактов.
        Самодостаточный и независимый горный народ, трезвомыслящий и лишённый сантиментов, чётко определил необходимые дистанции во всех своих взаимоотношениях. Поэтому они, хайтэски и гораны, братья и союзники, жили в строго параллельных мирах: одни на поверхности планеты, другие – под ней, и контакты между ними носили практически всегда деловой или производственный характер. Однако во времена «потепления» отношений, или при необходимости, союзники встречались чаще, придумывая для этого какие-то поводы: общие празднования знаменательных дат, научные конференции или деловые встречи. У них всегда находились общие задачи и проблемы, решение которых необходимо было вырабатывать совместно. Ну а в основном, «пещерники» жили, как на другой планете: не смешиваясь и не вмешиваясь, не участвуя в событиях на той её части, которая им не принадлежала. Они всегда были уверены в себе, своих силах, своей независимости, самостоятельности и безопасности. И ещё: они верили в разум своих союзников и партнёров…
           Прибыв на Тум, с третьей волной Великой Миссии на двух «Лидерах», каждый из которых нёс одного из союзников, привезя с собой только самое необходимое, переселенцы принялись создавать новый мир. Гораны заселили имеющиеся пещеры, настроили новых, соединили их туннелями и средствами, организующими систему в единый организм: дышащий, думающий, работающий. Они превращали содержимое гор в металлы и строительные материалы, а хайтэски из всего этого создавали видимую сторону цивилизации Тума.
       Работа кипела. Никаких противоречий или разногласий в рядах союзников. Вместе они построили заводы по производству необходимых машин и механизмов, смонтировали установки, для расщепления молекул воды, кислород при этом выпускался в атмосферу планеты, а получаемый гидроген  предназначен был обеспечивать потребности колонии энергией.  Стремясь ускорить развитие живого мира планеты, они из привезённого оборудования на разных континентах выстроили заводы по производству плодородных почв из местных материалов. И, когда те заводы стали выдавать продукцию, принялись создавать долины, удобренные синтезированными почвами. Засеяли их разнообразной флорой Ипа и заселили, обслуживающей ее фауной: разносчиками-сеятелями, опылителями и другими, необходимыми для процветающего мира существами.

                2.  СДЕЛКА  -  ИГРА  НАЧАЛАСЬ.
             
          На пороге завершения первого тысячелетия цивилизации Тума случилось незабываемое и ужаснувшее всех происшествие, истинный смысл которого проявится только через десять лет. Внезапно, безо всякого повода или причины засветились небеса Тума. Ряды световых столбов, от горизонта до горизонта, как красочные гигантские занавесы заполыхали в вышине, на границе атмосферы. Всё небо, охваченное безумными корчами сполохов, изгибалось, словно в агонии, когда огромный огненный шар, с чудовищным рёвом  пронёсся по небу с востока на запад, несколько раз обогнув планету. Никто ничего не понимал. Колонисты в панике забились в свои дома и подвалы, а кто-то даже укрылся в пещерах горан. Жуткие, угрожающие явления закончились также внезапно, как и начались. И       никто: ни учёные, ни священники, ни мудрецы - не находили никакого разумного объяснения происшедшему.
         Год шёл за годом, и только через десять лет до Тума дошёл сигнал – горестный, прощальный вопль с прародины. Возопил и Тум от горя: погиб Эдем!! Несчастный, сгоревший дотла, Эдем! Кто-то весточку приносил им с погибшей Избранной планеты, а они и не поняли… Не одно десятилетие горевали и плакали дети Эдема, жители Тума. Но жизнь продолжалась, рождались дети, умирали старики – всё шло своим чередом, и нужно было жить. И они жили, строили свой мир, улучшая его с каждым днём, с каждым годом и столетием.
                *  *  *
         В гигантских карстовых пещерах Северного материка проживал в трудах праведных уважаемый всеми горанский род, ведший своё начало от древних царей, «добровольно отказавшихся от власти». Это был сильный, многочисленный и, ни в чём не нуждающийся, род. Возглавлял его патриарх – горан Трёхпалый Зу.
         Он, от рождения был странным, этот Зу: может быть, повлияли какие-то местные факторы, может быть, мама его была не очень здорова, или съела что-то не то, но Зу родился со сросшимися пальчиками, отчего его и прозвали «трёхпалым». Но это ещё не всё: он не очень-то походил на собратьев своих – горан. Он был слишком длинноног и высок, отчего ходил в низких коридорах анклава, слегка сгибаясь и наклоняя вперёд свою тяжёлую эллипсную, вытянутую от затылка к подбородку, голову. Сверстники, наверняка, насмехались бы над ним за его внешность, если бы он не был так силён и быстр, а голова его не была наполнена первоклассными мозгами. Благодаря этим замечательным качествам Зу прожил успешную и счастливую жизнь. Дожив до возраста патриарха, он в глубокие штреки спускался лишь несколько раз, и только для контроля и руководства. Его интеллект обеспечивал ему принятие верных решений ещё до того, когда в них появлялась необходимость. Благодаря этим своим качествам он и был однажды избран, вождём анклава.
          Патриарх Зу достиг уже того возраста, когда ничто не пугает, но даже и он содрогнулся, стоя перед алтарём Бога в храме Бога, увидев за алтарём нечто, что быстро меняло формы, немыслимые и жуткие – одна страшней другой. В храме он был один, и это позволяло не заботиться об имидже, а подумать о спасении. Он уже собирался пуститься в бегство, как вдруг раздался голос, звучащий гулко и, как показалось ему, внутри его головы:
          - Постой, не уходи, мой друг! Прости меня - ещё не научился я образ нужный принимать. Здесь первый опыт мой, но скоро, смогу себя достойно подавать. Теперь приступим к процедуре: - Привет тебе, Трёхпалый Зу! Ты знатный вождь горан - тебе по силам, из камня выдавить слезу, а Я – твой Ангел, божий сын, Судьбы наперсник, мудрости кувшин. Вдвоём мы сможем этот мир, как нужно Мне и Богу повернуть, ручьи Судьбы направить нужным руслом, с дороги Тума камни мы должны смахнуть, мы времени затяжки не допустим и горы сможем мы свернуть. Ты можешь быть, как посох мой, моей ты будешь правою рукой. С тобой вершить мы сможем историю планеты Тум: в союзе будут все возможности твои, мой ум и наша Воля! И для других, для многих поколений она настанет, как судьба, как доля, которую мы им - определим.
         Представь, ты – проводник Судьбы! Во сне тебе так не могло присниться, и вот, всё – наяву: и ты – не спишь, и я – не снюсь. Такое предложенье может сбыться лишь раз для целого народа в поколение, и будет оно тайным, не в показ, и нужно быстро принимать решенье. Решай, мой друг, Трёхпалый Зу, а я тебе пока что расскажу, что предложу за службу ту взамен. Народу твоему я покажу места, которые через века название получат – Каньон глубокий. Там шкура Тума лопнула глубоко - внутри себя, и там вы «ненароком», с моею помощью откроете до срока чудесных залежей неведомую кладь, которую легко достать, легко продать, и твой народ забудет слово – голодать. А для тебя, мой друг официальный, Я приз особый дам, как дом хрустальный прекрасен и волшебен он, ценою – нереальный: тебе вторую жизнь Я предложу! Позволю Я тебе ещё родиться, чтобы увидел ты: во что он превратиться, твой мир, и сбудутся ль мечты.
         Я кое-что из будущего расскажу тебе: изменится ваш мир, придут «другие», которых ненавидеть будут все. Они ответят тем же и для всех настанут времена, когда придёт на Тум война. Тебе могу, как другу, подсказать: что делать вам, и где искать спасение от страшных дам – войны и ненависти - там, в будущем, один бедлам. Придут в мир этот не родившиеся дети - через века они родятся на планете - их двое будет, и в борьбе своей они - весь мир изменят. А за этим – и народ твой может пострадать, коли пришельца к себе впустит, и примется, из рук недружелюбных, пришельца помощь принимать. Я всё сказал и вам решать: кого впустить, кого изгнать. Всё от тебя зависеть будет, как ты слова мои сумеешь передать, как ты воспринял предложение моё, и сможешь ли ты планы эти в реалии достойно воплощять. Теперь Я жду, мой друг, ответа на предложение моё. Всего лишь - да, иль нет, и это решит весь ход судьбы планеты, не отменяя, впрочем, предрешённого исхода и наступления финала самого.
         - Слова и дым – их суть едина, предназначение одно, взгляд глаз и разума обзор закрыть и заслонить окно, через которое мы истину узреть должны. Слова твои, о Тёмный Ангел, сладки, как сама сладость, а предложения твои в душе рождают только радость. Но слишком сладостная радость не прячет ли под складками одежд своих подвох? Быть может хочешь ты, чтобы горан Трёхпалый пред всей планетой выглядел, как лох!
         - Лгать - не дано мне, никогда. Такая вот, мой друг, беда. Не очень светлый Я, но всё же – Ангел! Я – сын любимый своего отца – создателя Вселенной и Творца. Его Я Воли – проводник и Замыслов Его – мессия. Тебе сейчас, мой друг, решать: не верить мне, иль доверять, сотрудничать с посланцем Бога, иль отказаться, по убожеству ума, чтоб до скончанья своих дней молить и плакать о прощении, осознавая лишь одно, что не придёт к тебе оно.
         - Прости, мой Ангел, за сомнения – они, как червь в кишках во мне, живут от первых дней с рождения, от первых поисков ума, от первых умозаключений и до сегодняшнего дня. Ответ Посланцу прост всегда – конечно, да, и только - да! Не откажусь я никогда от той судьбы, что ты предложил для Зу-трёхпалого, когда - он жизнь свою почти уж прожил, как червь навозный, и всегда: о Боге Зу мечтал! О, счастье - осуществляется мечта! 
         - Ну, что ж, ответ твой принят, горан Трёхпалый Зу. Сейчас Я дух твой отнесу в «Каньон глубокий», и там ему Я покажу - обещанное всё: где тот каньон лежит, какой ручей туда бежит, где следует горанам жить, и где, тебе до смерти предстоит, мне ревностно и преданно служить. И первое задание моё услышишь ты сейчас, Трёхпалый Зу: недалеко от этого каньона есть городок хайтэсков, под именем Кхет-Су…
                *  *  *
          Наконец, пришло то время, когда появилась необходимость строительства полноценного государства. И тогда возник вопрос: сколько государств нужно Туму, одно или два? Два народа, два уклада, два образа жизни – возможно ли объединить горан и хайтэсков настолько, чтобы исчезла разница, чтобы стали они одним народом. Это – вряд ли. И надо ли? И это они понимали. Сегодня они, сплочённые общей идеей и общими трудностями, создали гражданское общество с высокими идеалами, равенством возможностей, свободой духа и воли. Сегодня – да, но ведь было вчера и были дела, которые помнят, и будет неопределённое завтра.
         Грандиозность их общей цели – исполнение замыслов Бога – расселение Жизни и Разума, давала обоим народам Тума право высокой самооценки и взаимного уважения. Поэтому и решили: жить в согласии и полном контакте, хотя и сохранить уклады, к каким привыкли на исторической Родине. А для исполнения этого решения создать такой орган, который координировал бы усилия народов, орган, работающий на постоянной основе, имеющего функции правительства планеты. Назвали его – Совет планеты Тум. 
       Совет планеты Тум, не забыл о Главной Миссии одаренных. Он, инвестируя в будущее и отрывая от задач освоения собственной планеты столь дефицитные ресурсы, отправил несколько экспедиций к разведанным ранее планетам, пригодным для освоения. Таким образом, сделали посев ещё на нескольких планетах. Получалось очень дорого, медленно и малоэффективно.
          И тут кого-то осенило: а не отправить ли Жизнь путешествовать по Вселенной на метеоритах, кометах и астероидах? Поместить на них пакетные наборы первичных носителей жизни, которые при достижении благоприятных условий, немедленно, реализуя Богом данные им возможности, начинают развиваться и движение это будет неуклонным, поступательным до образования  сбалансированных живых миров. Пусть эти миры, вначале будут примитивны и малокомфортны, но это всё-таки движение вперёд, это – продвижение Жизни, наделённой даром усовершенствования и усложнения. Изменяя планеты под себя, Жизнь способна преобразовывать миры, и только время покажет, как далеко может зайти этот процесс.
         С этого момента, с момента рождения и начала реализации этой революционной идеи, впервые во Вселенной возникла возможность появления и существования планет, наделённых усечённой пирамидой Жизни.  Пирамидой, не имеющей обязательного логического завершения, пирамидой Жизни без вершины - Разумного начала.
          Века созидания – золотые века. Так было на Ипе, так было и на Туме. Но, увы, колесницы истории разных народов на своём пути попадают в одни и те же ямы и, почему-то, никого не учит чужой опыт, и каждый  желает сам запнуться о свой камень. Освоенную, благополучную планету Тум, заселенную дружественными видами разумных, неимевшую никаких, казалось бы, внешних или внутренних, враждебных факторов, посетила-таки беда…

                3.  ЗАГАДОЧНЫЙ  МАЛЫШ.

       В Главном монастыре планеты Тум, разместившемся возле подножья величайшей вершины планеты, называвшейся Теп-Сей и давшей название монастырю, в год желтой рыбы, появился новый послушник – темнокожий мальчик-сирота по имени Сет-Ха. Никто не мог ничего сказать о родителях мальчика. Ни в окрестных сёлах и городах, ни в других поселениях континента никто не заявлял о пропаже ребёнка. И это было удивительно. Более того, это было странным для столь цивилизованной и малонаселённой планеты, где каждый житель значим и заметен. А обнаружили его и принесли в обитель монахи и послушники монастыря, совершавшие ритуальное паломничество на вершину священного Теп-Сея. И произошло это в дни весеннего равноденствия, когда приходит время созревания души послушника и время таинства посвящения послушников в монахи на священной вершине.
    Главный монастырь Теп-Сей строился много веков назад. Он был третьим по счёту среди всех монастырей, и застройка его была традиционной, продуманной и разработанной ещё на материнской планете. В центре находился Дом Создателя, а вокруг него концентрическими кольцами располагались другие строения - хозяйственные и бытовые помещения монастыря.
    Первым, наружным кольцом были мастерские, в которых хранилась и ремонтировалась техника для выращивания урожая послушниками на монастырских полях. Здесь же, обеспечивая принцип независимости и автономности, располагались энергетические генераторы обители. Бок о бок с ними размещались лаборатории монастыря, склады под выращиваемый урожай и немалое монастырское имущество. Построено наружное кольцо было из природного бутового камня, красно-оранжевого цвета. Даже в серый, пасмурный день, каким был этот, внешняя стена монастыря, казалось, светилась изнутри, как бы раскалённая докрасна.
        Вторым было кольцо сплошных двухэтажных строений из светло-серого, крупного кирпича, предназначенных для быта и проживания многочисленных послушников монастыря. Они, исполняя данный ими, при вступлении в обитель, обет смирения и подчинения, большую часть своего дневного времени были заняты на всевозможных хозяйственных работах. А в оставшееся  до сна время усердно изучали важнейшие мирские науки, и все  богословские. На этом этапе среди них отбирались лучшие: умнейшие и упорнейшие, предназначение которых – быть элитой Мысли.
        Образование, получаемое в монастыре Теп-Сей, очень высоко ценилось во всех уголках планеты. Правда, не все из послушников получали благодать и становились «приближёнными к стопам Его». Кто-то нерадивый, проникший сюда через связи родителей своих, не выдерживая  строгостей и аскетизма, покидал стены обители сам. Кого-то изгоняли за лень и пороки. А другие, одаренные, увлекшись науками, и, достигнув высот на этой тропе, становились гордостью и славой своего монастыря. Они получали лаборатории в стенах его и всемерную его поддержку. Они совершали открытия и изобретения, коими не только прославляли обитель и имя своё, но и немало обогащали казну монастыря.
         Некоторая часть послушников, изъявившая на то свою волю, либо избранная волей настоятеля, отправлялась в звёздные экспедиции, снаряжаемые усилиями светской и церковной власти. Все они помнили о главном предназначении своём и готовы были самоотверженно служить Замыслам Создателя. А все остальные послушники, каждый в своё время, становились монахами, или, как они сами себя называли – «приближенные к стопам Его».
        Для них, «приближенных» и было предназначено третье, последнее и ближнее к храму кольцо строений, построенных из белого, блестящего на сколах, с розоватыми  узорами, природного камня. Здесь они жили в строгом исполнении предписаний и правил. Всё своё время занимались высокими науками, с которыми никогда не входили в противоречие  религиозные каноны. Здесь они молились в молельных залах и искали просветления – допуска к Высшим знаниям, недоступным для недостойных. Сама башня Главного храма, Дом Бога, выстроенная как очень высокий конус, даже издалека поражала своей грандиозностью. Была она похожа на серебристую руку, протянутую с надеждой и мольбой к Отцу-Создателю.
       Этот день был необычным, - таких всего два в году. Два дня равноденствия, в которые проводят посвящение в монахи монастыря Теп-Сей. И начинался он необычно: рано утром, ещё до рассвета, во дворе монастыря, у подножья башни были построены все участники церемонии посвящения. И послушников готовых к инициации, и их наставников-монахов окружало каре из провожающей братии. Церемонию проводов освящал сам настоятель, а вести к месту посвящения процессию должен был его Первый Брат, как называли второе, после самого настоятеля, лицо обители.
    И, вот, все слова сказаны, и в предрассветном воздухе разлился серебристый, плавающий звук гонга, оповещавший о начале пути. Ворота обители отворились и процессия, распевая псалмы, восхваляющие Творца, отправилась в путь.
                *  *  *
   Пятилетний малыш сидел на валуне, завернутый в шкуру невиданного в этих краях зверя. За его спиной серебрились снега, а у  ног его, вцепившись корешками в обледеневший грунт, пытался жить красноватый лишайник. Там, далеко внизу, росли деревья с голубоватой, похожей на иглы, листвой, а еще дальше раскинулась долина с возделанными полями и небольшими скоплениями домиков. Между полями и склоном горы возвышался монастырь, больше похожий отсюда на гигантскую шляпу с заострённой тульей, острие которой упиралось в серую облачную пелену небес. Всё это: и долина, уходящая вдаль до самого моря, и поля и рощи, перемежающиеся от края до края долины, и монастырь, опоясанный разноцветными кольцами – всё  виделось малышу цветными пятнами и уже сильно надоело. Вторые сутки он сидел здесь неподвижно и ждал, как было ему велено.
       Тело его утомилось в неподвижности и непрерывно требовало пищи. Шея и спина затекли, сдавливаемые плохо выделанной шкурой зверя, надетой тесным черепом на голову малыша. Он промерз и весь задеревенел. Но вот, наконец, и дождался он: на тропе, ведущей мимо валуна к далекой, холодной вершине, показались монахи.
   Они шли неспешно, покачивая в такт своим шагам, головами и распевая молитвы. Вдруг стройный хор хрипловатых, низких голосов стал  рассыпаться, замирать… И вот он стих. Не доходя сотню шагов до валуна, монахи сбились в кучку и недоуменно уставились на представшее их взорам зрелище: впереди, возле тропы, по которой им следовало пройти, сидел неподвижно, оборотясь к ним, неизвестный зверь. Он сидел неподвижно и пристально смотрел на растерявшихся монахов. Не в состоянии правильно оценить опасность, они никак не могли принять решение, и так продолжалось довольно долго.
  Наконец, малыш, так и не дождавшись их приближения, зашевелился и встал на ноги на своем валуне. Затем поднял вверх руку, придерживая другой шкуру на плече, звонко и резко выкрикнул: «Сет-Ха!» - и хлопнул ладонью поднятой руки себя по груди. Так появился в монастыре юный  Сет-Ха.
    О своем происхождении он или не мог, или не хотел ничего рассказать, однако мальчик был чрезвычайно понятливый, с цепкой памятью и недетской волей. Его приняли в ранг послушника, посчитав его появление в обители - даром Господа. И потекли годы, наполненные обучением и послушанием, открывшие высочайшую одаренность малыша.
                *  *  *
     Самый юный послушник Теп-сея, с первого дня привлекал к себе внимание других послушников и монахов. Кто-то хотел в нём видеть младшего брата, кто-то – сына, но странный малыш был недетски суров и сдержан. Он не позволял никому проникнуть в свою душу. Малыш, хоть и был наделён замечательными мозгами, но его замкнутый и непростой характер не способствовал стать ему общим любимцем. Казалось, что в обличие малыша помещён некто, проживший долгую, трудную жизнь, претерпевший много невзгод и не доверяющий никому и никогда. Он, если считал, что он один, и никто не видит его, уставившись в стену, шептал какие-то слова, будто беседуя с кем-то. В монастыре об этом знали. Как, впрочем, знали всё друг о друге. Но они считали, что рано потерявший родителей малыш, и, конечно, тоскующий по ним, беседует с родными, в своём, закрытым для всех, придуманном мире.  Ему не мешали в этом, как и он старался не мешать никому, если это не касалось его. И ещё замечали, ну этого уж было невозможно не заметить: малыш страдает странной болезнью, которую не в состоянии были выявить даже самые опытные лекари. Иногда наступали дни, когда Сет-Ха впадал в ступор, отказывался от общения с кем либо, отказывался от еды, от всего. Он молча и угрюмо сидел, повернувшись лицом к стене весь день. К вечеру он начинал, то дрожать, как замерзающий, то потеть, как будто изнемогая от жары. Так проходило несколько часов, он, сжав зубы и сцепив пальцы, страдал молча. Но, затем начиналось нечто странное и страшное: его начинало корёжить, и корчи продолжались, иногда, до утра. Тогда он жутко скрипел зубами, колотился в конвульсиях, иногда рычал или тихо плакал. И никто не мог ему помочь. Ни лекари, ни духовники. Кто-то из тех, кто жил рядом с ним, как-то заметил, что «падучая» в малыше всегда идёт на убыль, если он сам начинал хлопать себя по лицу ладонями. Однажды и они, приняв это за способ лечения, пытались помочь ему таким образом. Но, разбив ему в кровь лицо, они ничего не добились. Окровавленный малыш корчился до утра на своём лежаке, и лишь потом, пробормотав какие-то слова, затих и уснул. Понимая, что корни болезни могут лежать глубоко в личности малыша, лечившие его пытались выяснить причины хвори. Но там, где вставал вопрос о доверительности в отношениях, об изменении дистанции, там малыш всегда был на чеку. Даже его наставник-духовник, годящийся ему в деды, не сумел расположить к себе подопечного, ни в первые дни его пребывания в монастыре, ни в последующие, невзирая на все усилия свои. Ему всегда приходилось находиться на той дистанции, какую избрал для него сам малыш.
     И друзей у него не было, в том, обычном, понимании. Большие и сильные, каких всегда выбирают себе в друзья маленькие и слабые - его не интересовали. Он склонен был сам оказывать покровительство слабым. Тем, которые во всякой группе находятся всегда, и всегда занимают нижние полки в табеле о рангах. Сила духа и ума подталкивали малыша на место лидера, но крайняя юность его и отсутствие физических кондиций, так уважаемых многими, создавали Сет-Ха почти неразрешимые проблемы. Так было вначале. Но, уже на следующий год, всё изменилось. Те, кто примкнул к Сет-Ха, как будто черпали в нём силу, становясь иными. Группа его обрела свой статус: сплочённой, дружной стаи, хоть и не агрессивной, но и не позволяющей задевать безнаказанно членов своих.
        Прошли годы, изменившие многое. Сет-Ха возмужал и приблизился к порогу, за которым наступает главный этап жизни, этап на котором реализуется личность. Теперь это был, почти взрослый темнокожий туманин, мускулистый, сухой, с худым волевым лицом. От всей его фигуры, осанки его, посадки головы на гордой шее, от глаз и лица - веяло силой и властью. И не той властью, что даётся распоряжением чьим-то, из одних нечистых рук в другие, и не той губительной и тупой силой, что стоит за этой властью. Это было совсем иное: всякому взгляду виден был безусловный лидер с рекордным индексом интеллекта.
       Заложенные в нём природные возможности и время, необходимое для их развития – с одной стороны, а также способности к преодолению обстоятельств, плюс замечательный наставник – с другой, сделали из него то, чем он стал. Это был вожак, всегда принимающий верные решения, даже в ситуациях спорных и шатких. Даже когда из момента принятия решения не просматриваются все возникающие, с течением событий, факторы, способные повлиять на дальнейший исход дела.
   Удивительная прозорливость его ума в сочетании с умением находить компромисс, там, где это необходимо, или жёсткость и твёрдость позиций, где этого требуется, вызывали уважение всех окружающих. И это был фундамент настоящего и будущего Сет-Ха.

                4.  ПЕРЕПОЛОХ  В  КХЕТ - СУ.

          В те же времена, на благословенной планете Тум, в небольшом городе одной северной провинции  – Кхет-Су, в семье чиновника средней руки, родился мальчик, которого назвали Амон. Рождение ребенка предварял случай, непонятный и испугавший всю многочисленную родню.
       Мама Амона за месяц до родов, выйдя из дому на рынок за покупками, не вернулась назад ни через час, ни через два. Встревожившиеся домочадцы обшарили весь рынок и ближние к нему улочки и магазинчики и не обнаружили никаких следов. С трепетом сообщили о случившемся  главе семьи на службу, в муниципалитет, где он занимал не малую должность. И, затем уже, его усилиями, на ноги были поставлены все соответствующие службы города. Но все усилия и хлопоты и на этот раз, оказались напрасными. Следы исчезнувшей, таинственным и непонятным образом, обрывались на базаре.
          Расследование, проведенное полицией, установило, что Ипсо - так звали пропавшую, обстоятельно и не спеша обошла торговые ряды, сделала незначительные покупки, и в беседы ни с кем не вступала. Последним, кто её видел, был местный торговец пряностями, который и сообщил сыщикам, что пропавшую он видел, входящей в соседний магазинчик. Магазин этот торговал также пряностями, появился в городе с год назад и принадлежал конкуренту свидетельствующего торговца. Свидетель утверждал, что зайти-то, она зашла, а вот как выходила - он не видел, хотя и никуда сам не отлучался. Вначале подумали, что это странное заявление – всего лишь способ свести счёты с, невесть откуда взявшимся, конкурентом. Но заявление поступило, и даже такое подозрительное, и не внушающее никакого доверия, оно требовало проверки. Полицейские допросили подозреваемого владельца магазина. Им оказался темнокожий туманин, небольшого роста, вертлявый, говорливый, охотно отвечавший на все вопросы, клявшийся через слово, и, очевидно, беспрерывно вравший. Сначала он никак не мог вспомнить покупательницу, о которой его спрашивали. Потом, когда сосед-лавочник ему в глаза сказал, что сам видел входившую, допрашиваемый, вдруг вспомнил, и затараторил, перечисляя все покупки которые она сделала в его магазине, перед тем, как уйти. Это слово «уйти-ушла», он повторил с разными интонациями несколько раз, чем и насторожил работавшего с ним сыщика.
           Осмотрели весь магазин. И в нём не оказалось другого выхода, кроме того, каким пользовались все посещающие это заведение. Тщательно обследовали полы, стены, даже потолки – никаких следов или намёков на разрешение проблемы.
        Был, правда, ещё подвал, где хранились товары. Но обыск и там ничего не дал. Хотя подвал был странный: полы были в нём выстланы громадными тёсанными из камня плитами, и было совершенно непонятно, каким образом это исполнено. Странность заключалась в том, что ещё год назад этот маленький магазинчик принадлежал одному местному жителю, торговавшему здесь посудой, и родственники его уверяли полицейских, что никакого подвала тогда здесь не было. Потом, как-то внезапно, владелец посудной лавки продал своё заведение приезжему туманину-грау, и отбыл с космической экспедицией, поразив этим всех соседей. Вот и выходила какая-то чепуха: как это могло произойти, что под давно построенным зданием появился большой подвал, да ещё с такими громадными плитами в качестве пола. Правда, в полицейских архивах за бывшим владельцем лавки числились кое-какие криминальные грешки. И потому решили, что подвал и раньше был, и использовался он в качестве тайного убежища или хранилища и о нём никто не знал, даже и родственники. Поэтому, догадались полицейские, когда бывшему владельцу показалось опасным оставаться далее не Туме, он и слинял. Так гладко выстраивалась версия, которая все эти несуразности хорошо объясняла: и внезапный, немотивированный, казалось бы, отъезд, и обнаружение тайного, хорошо скрытого помещения.
        Совсем повеселевший хозяин трещал без умолку: он обвинял завистников в наговоре и интригах, жаловался на плохую торговлю, и пошатнувшееся здоровье, хотя выглядел довольным и цветущим. Он болтал много ещё чего и, изрядно, надоел всем.
        Зацепки в расследовании появились к вечеру того же дня, после проверки биографии разговорчивого подозреваемого. Факты, изложенные им о себе, при проверке и исполнении соответствующих запросов по месту рождения и предыдущего проживания, не подтверждались. Отовсюду приходил знак «Зеро», что означало: не числился, не был, не значился. Торговец сник, помрачнел, и, даже, как будто, онемел. На вопросы более не отвечал, и сидел, уставившись глазами в пол. Промучившись с ним до вечера и, ничего не добившись, детективы заперли его в камере, магазин опечатали, а сами разошлись до утра. Этой же ночью, подозреваемый из камеры необъяснимым образом исчез, а магазин его сгорел дотла и превратился в гору обугленного мусора. Загадка таинственного торговца осталась неразгаданной, служебное расследование об его исчезновении из-под стражи ничего не дало, а следы пропавшей так и не обнаружились. 
                *  *  *
            Ипсо появилась дома сама, на третий день после своего исчезновения. Женщина ничего не могла сказать о том, где она была, что она делала и как провела все это время. С ней работали и сыщики, и жрецы, и врачи. Но ничего из ее памяти они достать не смогли. Обследовавшие её доктора, никаких отклонений в состоянии будущей мамы и её ребенка, не обнаружили. Происшествие требовало объяснений. Для общественности, как всегда, желающей знать всё о чужом белье, семьёй озвучено было сообщение, что хозяйка была на приёме у гадалки, где пала в обморок и находилась в этом состоянии две ночи и почти три дня. Гадалка же, якобы, боясь мести семьи и обвинений в порче, выжидала. Даже нашлась такая гадалка, которая подтверждала эту историю. Но это, конечно же, стоило семье каких-то денег.
         Будущий отец ребёнка сильно переживал, подозревая супругу во лжи, но был почти утешен и успокоен слёзными клятвами и заверениями жены, а, особенно, внезапным подарком от родителей супруги. Это была невзрачная сумка, набитая доверху деньгами, в таком количестве, какого,  дарившая чета, никогда прежде и не видывала. Вся эта история с неожиданным исчезновением, и таким же внезапным появлением супруги была странная и удивительная, как, впрочем, и появление сумасшедших денег, якобы обнаруженных в мешке с мукой, принесённом с базара.
        Отец подозреваемой супруги, принесший мешок в свой дом и обнаруживший сумку с деньгами, был крайне напуган. Он наотрез отказался прикасаться к этим деньгам, в ответ на предложение своей жены и дорогой мамочки Ипсо: оставить деньги себе, или, если это уж совершенно невозможно, поделить деньги поровну. Он заявил, что накануне ночью приходил к нему Бог. Бог был очень строг и объявил, что им даны будут деньги, как благодарность за рождение их дочерью мальчика-наследника. Бог сказал ему, что деньги эти должны быть потрачены, исключительно, на его воспитание. Это было и удивительно, и не очень убедительно - мало ли что пригрезится во сне. И мамочка Ипсо была крайне раздосадована упорством мужа. Однако, крайне довольного оборотом дела, зятя и ревнивого мужа уже не так остро волновала достоверность заявления дорогого родственника.   
           Пришло время, и родился здоровый, крепкий малыш. Никаких особых отклонений в нём врачи не обнаруживали, но замечена была такая странность - он никогда не плакал. Как будто и не умел этого. Если у него не возникало никаких естественных проблем, о которых он всегда находил способ сообщить окружающим, он обычно молчал и непременно был чем-либо занят. Иногда вертел в ручонках игрушку, причём каждый раз новую, благо родители души в нём не чаяли, и завалили его всем, что можно было купить для дитя. Иногда он сосредоточенно рассматривал что-то на потолке или стене, и при этом издавал звуки, как будто, разговаривал с кем-то или сам с собой, и, при этом, всегда улыбался.
            Внешне, он был обыкновенным, для этого континента, мальчиком. Это был круглолицый, белокожий ребёнок, светящийся здоровьем и радостью. Он был всеми любим и обласкан, никогда не знал болезней и страданий. Отличало его от сверстников только то, что ум его был не по годам активен. И воля, проявившаяся уже на первых годах жизни, максимально мобилизована  на достижение успеха, будь то игра, состязания или изучение наук. Это приносило свои плоды и по достижению десяти лет, когда на Совете города решается судьба каждого ребенка - учить его дальше или готовить к профессии, было принято решение о заполнении ежегодной вакансии Главного монастыря лучшим учеником города, которым единодушно был признан Амон.

                5.  ВСТРЕЧА.

         Сет-Ха был уже признанным лидером среди молодых послушников Теп-Сея, когда в монастырь прибыл Амон. В тот день, впервые увидев друг друга, они замерли, оглушённые взрывом неведомых ранее, непонятных эмоций, вспыхнувших  в душе каждого из них. Хотя они и были внешне совершенно не похожими: первый – почти взрослый мужчина, с кожей серого цвета, чёрными грубыми, завязанными в узел на затылке волосами и жёсткими чертами лица, а второй - много моложе, светлокожий и волосами всех оттенков огня, - оба они испытали потрясение и шок при этой своей первой встрече. Ощущения их могли быть сравнимы с теми, как если бы, внезапно, столкнулись лбами в тёмном коридоре двое, а, осветив, вдруг обнаружили, что встретили себя. Их сканирующие поля, их уникальный, божественный дар, помогавший им чувствовать мысли других и управлять ими, соприкоснувшись, отпрянули в изумлении. Как молекулы одного вещества, их тянуло друг к другу и, как частицы одинакового заряда – отталкивало.
      Послушниками в монастыри набирались лучшие и талантливейшие юноши со всего континента, но даже и на их фоне Сет-Ха и Амон выделялись. Огонь лидерства пылал в душе каждого из них, и в этом огне плавились чужие воли и собственные слабости. Каждая минута их жизни была занята процессом накопления знаний и навыков, созидания и совершенствования своей личности – ведь претензии на лидерство всегда должны быть обоснованными. Уникальные способности, помноженные на железную волю и целеустремлённость, вели их обоих к вершине успеха. До чего же узка эта сладкая вершина и нет там места для двоих. В условиях противостояния и бескомпромиссного соперничества проходили годы их послушания.
          Они, как два центра притяжения, формировали вокруг себя своих сторонников и преданных последователей. Они вложили в их головы и души убеждённость в их элитарности, в их и собственной особенности. Эти двое смогли убедить своих сторонников в их, и собственном, праве управлять массами и вести их за собой, внедряя в их сознание всё то, что может сработать в будущем на, безусловно ожидающий их, полный успех. Они – две величайшие личности в истории Тума, собранные Судьбой или чьей-то волей, в одном времени. Они, Сет-Ха и Амон, заложили основы великого и трагического для Тума, грядущего Раскола.
                *  *  *
        Принятие монашеского сана неистовым Сет-Ха не снизило накал их соперничества, но изменило ситуацию. Брат Сет-Ха был переведен в другой монастырь, расположенный в экваториальной зоне, на соседнем континенте. Монастырь, куда он был направлен волей Совета Церкви, назывался, по имени утренней звезды - О-сер, и был он старейшим на планете Тум. Его построили первым, в годы начала колонизации планеты.
        В те времена возможности только начинающей развиваться планеты, ещё не были такими впечатляющими, как позже, и потому первый монастырь не мог быть так прекрасен и величественен, как монастырь Теп-Сей. Но он создавался в те времена, когда, для проживающих на мало благоустроенной планете поселенцев, наука и её плоды играли большую роль, чем богословские риторики и думы о Боге. И поэтому из двух важнейших предназначений: Храм Бога-отца и центр научной мысли, эта обитель более склонялась ко второму.
          О-сер имел репутацию и статус лучшей Академии естественных наук и богословия. Здесь собран был весь цвет туманской научной и религиозной мысли, что являлось поводом и основанием постоянно претендовать монастырю О-сер на первую роль в церковной иерархии. Они всегда демонстрировали свое превосходство в чистоте и качестве богословской мысли над всеми другими монастырями и школами Тума. Лучшей возможности, чтобы проявить себя, для Сет-Ха невозможно было и представить. И он на сто процентов сумел использовать ситуацию. Он немедленно начал накапливать силы: перетаскивать из Теп-Сея своих сторонников и призывая «под свои знамёна» новых последователей, создавая здесь ядро своей будущей империи.
         Весь континент и все места эти, вокруг монастыря О-сер, населены были теплолюбивыми темнокожими выходцами из тех родов, что проживали в экваториальной зоне Ипа, избравшими и на Туме южный, горячий материк. Все они, как братья, похожи были на Сет-Ха, и это позволяло ему надеяться на поддержку местного населения в реализации его далеко идущих планов.

6.  ПРОТИВОСТОЯНИЕ.
               
       Через пару лет и послушник Амон прошел посвящение на вершине Теп-Сея, и, как самый талантливый и перспективный в своем выпуске, был оставлен при кафедре монастыря. За годы послушничества он раскрыл только часть своего невероятного потенциала. Он был слишком умён, для того чтобы обнаружить себя в качестве соперника и претендента для «старших товарищей». С соперниками и конкурентами везде, а на этажах власти – особенно, поступают весьма жестко и недружелюбно. Кто ж этого не знает. Вот и он: там, где можно было промолчать - он оставался «в тени», там, где можно было выдвинуть вперёд своего партнёра или наперсника – он выдвигался. А сам игрок искусно действовал из тени. Амон был прямой противоположностью антогониста своего – Сет-Ха. Он никогда не шёл напролом, не демонстрировал жёсткости, и не бывал зол. По крайней мере, никто этого не видел, как никогда и никто не видел его грустным, подавленным или расстроенным. Всем виделось: вот он – любимец Судьбы, не знающий ни горестей, ни печалей, ни поражений, ни неудач.  Это и притягивало к нему сторонников и делало их верными ему в любых ситуациях. И мудрый Амон даже в младости своей был мудр. 
                *  *  *
          Высший Церковный Совет планеты Тум был вторым по значению, после Координационного Совета планеты. Это были две силы, управляющие всеми ресурсами планеты, всеми возможностями цивилизации Тума. Личности, сконцентрировавшиеся в этих двух группах, все до одной, были неординарны, все одарены амбициями и тщеславием, умом и характером. Правда, часто избыток одного компенсировался недостатками других качеств.
         Иерархи церкви всегда имели очень большой вес и легко добивались нужных им решений и результатов. Поэтому место в Высшем совете церкви было очень и очень привлекательным для каждого одаренного означенными качествами деятеля церкви. А если вовремя вспомнить о «замечательном» наборе природных свойств приматов суши, и заметить, что это не только достойнейшее место, где решаются судьбы народов, да и всей планеты, а еще и ступенька к трону Иерарха Церкви! О-о-о, тогда можно легко себе представить, какие страсти кипели на верхних этажах церковной власти!
           И Амон, и Сет-Ха, поддерживаемые каждый своими сторонниками, не встречая достойной конкуренции от других, умных и честолюбивых, неуклонно поднимались по иерархической лестнице внутри своих монастырей – путь, сколь обязателен, столь и труден. И прошло не более пятидесяти годовых циклов, со дня их первой встречи, как они, в один год, и, что удивительно - в один день, были избраны в своих монастырях на вожделенные ими посты – настоятелей - «отцов приближенных к стопам Его» и иерархов епархий, которые находились под патронатом их монастырей.
              И, хотя воочию они встречались только на Совете церкви, присутствие друг друга они ощущали постоянно.  Им  тесно было на одной планете. Вся жизнь и все силы их были направлены на полное подавление и уничтожение другого, не физическое, нет – это слишком легко и бессмысленно. Нужна была абсолютная и сокрушительная победа воли и духа. Они были похожи на двух равных по силам бойцов, ни один из которых, ни в чём не уступал другому, но и одолеть ни в чём не мог. Это был незатухающий и непрекращающийся поединок гигантов духа, в борьбе своей сотрясающих устои этого мира, мира планеты Тум.
          Но казалось, что-то постоянно вмешивалось в их бесконечную дуэль: если чаша весов начинала склоняться на чью-либо сторону, то тут же происходили какие-то события, стирающие преимущества одного, или повышающие шансы другого. Когда обоим стало ясно, что в личном противостоянии победу не добыть, стратегия изменилась: вопрос победы, а, следовательно, и существования, стал зависеть не только от личных способностей лидеров, но и от их организаторских возможностей. Величина и сплоченность фракции в Высшем Церковном Совете – два фактора, определяющих решение, принятое Советом. А это - воплощение замыслов одного или другого, и, значит - будущее каждого. Вдруг обнаружилось, что фракция – это не только убежденность и идея, но и, в большей степени, скопление частных интересов, использующих общий вектор движения для достижения собственных целей. Каждый из лидеров принялся формировать свою фракцию, по новым принципам и новым правилам: в мелочном торге, в компромиссах и уступках, где ценой сделки был «голос» на заседаниях совета.
        Но и этого было недостаточно для кардинального решения проблемы: не было предмета спора, не было поля для битвы. А, следовательно, его необходимо было создать! Это не стало  такой уж сложной задачей, так как оказались возможными различные толкования священных текстов, постулатов и изречений. И на этом, два стремительно растущих вождя создали две противостоящих богословских школы, два различных взгляда на одни и те же вещи. И пусть эти самые взгляды различались лишь в датах определения событий, лишь в форме обращения в молитвах своих к Богу, в облачении и внешнем виде «приближенных к стопам Его» - всё это всего лишь повод для будущего раздела и последующей битвы. Они, эти две партии, два сформировавшихся клана - молились на одном языке одному Богу! Они признавали одни и те же основополагающие принципы и догмы. На одном языке они зло называли одинаково - злом, а добро - прославляли. Только мира они не хотели, а искали борьбы.
           Гордыня и тщеславие – вот два зверя разорвавшие вначале Церковь планеты Тум, а затем и всю планету. Возникли гильдии профессиональных демагогов, присвоивших себе право объявлять волю Господа, говорить от имени Господа, как будто Господь нуждался в переводчиках. Они разработали сложные схемы общения с Богом, в которых себе отводили ключевые роли; навыдумывали множество смешных и нелепых обрядов, за правильностью исполнения которых должны были следить, конечно же, они сами. Они указывали набожным туманам: какая пища и в какой день является едой, а в какой – грехом, только они могли обвинять в грехе и отпускать грехи за деньги. И, даже, присвоили себе право продавать отпущение будущих грехов…
          Это и было поле для битвы, где богословы и философы одной церкви, одной веры в одного Бога, пытались растоптать и унизить друг друга: вчерашних своих друзей и завтрашних своих врагов. Огонь противостояния раздували и присные духовных лидеров, стараясь угодить им сильнее других собратьев своих. Безостановочная эскалация конфликта внутри церкви, наконец, расколола и общество: народ-грау примкнул к Сет-Ха, а остальные, и их было значительно больше, к сторонникам огневолосого Амона.
        Сезоны жары сменялись сезонами дождей, проходили годы и десятилетия. Значительные и запоминаемые события сменялись периодами кажущегося спокойствия, наполненными непрекращающегося внутреннего напряжения, и все они стягивали, как корсетом, логику поступательного движения истории. Открытых враждебных столкновений пока не было, но непримиримость позиций предполагала и недолгий мир. Наконец, церковь, раздираемая внутренними противоречиями, парадом амбиций и антагонизмом иерархов разделилась, и положила начало разделу всей планеты. Претензии церквей друг к другу и проблемы, связанные с этим, множились и обрушивались на головы народов, как лавина, затягивая в конфликт всё новые и новые семьи, посёлки и города.   
         Светлокожих было больше втрое и они забрали себе лучшие территории, впятеро большей площадью. Тумане-грау  сделали вид, будто смирились, протест, при таком раскладе, ничего не решал, да и доставшийся им южный, жаркий материк был огромен и пуст. Но несправедливость, как кривой  фундамент, не позволит о себе забыть. И какое строение,  на нём не возведи, долговременным оно быть не сможет.

                7.  РЕВАНШ  СЕТ-ХА.
 
       Непривыкший проигрывать Сет-Ха, тяжело переживал поражение. Он утратил сон и аппетит, высох и почернел. Казалось, что он сошел с ума, и, когда считал, что его никто не видит, постоянно спорил о чём-то, как будто, сам с собой. Но, в каждом дворце, всегда найдутся чьи-то глаза и чей-то язык, чтобы тайное - стало явным. Поползли слухи. Однако все предположения о невменяемости Сет-Ха рассыпались каждый раз, при публичных появлениях иерарха.
         Высохший, страшный и чёрный, как мумия, в своих выступлениях перед подданными он являл образец дисциплины и логики мышления. И вот, однажды, он, ссылаясь на старую, как мир, заповедь о безграничном посеве жизни, издал Новые Законы для своей церкви и своего народа. Законы эти строго запрещали туманам-грау какое-либо ограничение деторождения! Они расценивали любые попытки влияния на процесс зарождения Жизни и попытки регуляции численности семьи, как осмысленное убийство.
          Новые законы гарантировали всемерную поддержку всего общества и государства Грау каждой многодетной семье. Теперь всеми ресурсами государства обеспечивалось и выделение им достойного жилья, и субсидий разовых, при рождении ребёнка, и субсидий ежегодных для содержания всех детей и их родительницы, и, даже, бесплатное образование и лечение. Особенно поощрялось рождение детей мужского пола – производителя большей доли национального богатства, пола несущего большую ответственность и большую часть творческого потенциала нации. Пола, на который опирались и строились далеко идущие планы Сет-Ха.
              А для узкого круга посвящённых и доверенных лиц, Сет-Ха создал  тайный меморандум, ставший и завещанием его, и ответом Амону.

                МЕМОРАНДУМ.
                Написан собственноручно Иерархом Сет-Ха.
     1. В день смерти иерарха Сет-Ха, церковь, основанная им, примет имя Тум-Сет. Создав в кратчайшие, возможные сроки соответствующее настроение в обществе, и опираясь на недовольство масс, Тум-Сет сместит гражданское правительство и воспримет всю полноту власти на свои плечи, то есть руководить государством станет Верховный Совет Тум-Сет;
2. В церкви Тум-Сет, наряду с избранным Верховным Советом Тум-Сет, будет создан Тайный Совет из шести равных, посвящённых советников, возглавляемый иерархом - приемником Сет-Ха. Легитимность преемника должна будет подтверждаться каждый год, в день смерти Основателя Сет-Ха, тайным голосованием в кругу посвящённых советников;
3. В функции Тайного Совета – «ТС», должны входить:
    А. выработка Стратегии развития общества и церкви Тум-Сет на весь обозримый период. Путём тайных манипуляций и воздействий «ТС» должен обеспечивать принятие выработанной им стратегии Верховным Советом Тум-Сет к исполнению; 
    Б. скрытое манипулирование сознанием масс и осуществление                тайного правосудия для отступников и врагов Тум-Сет в процессе решения всех предстоящих задач;
    В. воплощение Главной Идеи Иерарха - распространение   Истинной Веры Тум-Сет до последних пределов Тума.
 4. Когда придёт то время, и возможности Тум-Сет и государства станут достаточными для полной и сокрушительной победы над иноверцами, Тайный Совет, воздействуя через Верховный Совет государства, начнёт Великий Поход, цель которого только одна – распространение истинной Веры – Тум-Сет, как сказано в пункте 3В меморандума;
           5. Если случится так, что Великий Поход не достигнет своих целей в пределах одного поколения, а общество потеряет много войнов, но не будет разгромлено, тогда следует реализовать следующий план:
             -  всё достояние народа, будь то частные богатства или общественные должны перейти под контроль Тум-Сет, как гаранта честного и равноправного распределения всех национальных богатств. Тум-Сет обеспечивает население всем необходимым, а избытки используются для          эффективного восстановления потенциала народа и государства; 
              -  Тум-Сет, основываясь на главном принципе «о распространении жизни», объявит «Закон о полигамности семей» истинным и угодным Богу, чтобы все, кто может стать матерью, ею стали и смогли вырастить тех, кто дальше понесёт знамя истинной Веры, тех, кто закрепит его везде, куда способна ступить нога правоверного туманина.
   
                8.  ПОСЛЕДНЯЯ   НОЧЬ   СЕТ-ХА.
               
        Сет-Ха не спалось. Ночь перевалила во вторую свою половину, а сна не было. Тяжелые мысли одолевали Иерарха: жизнь, судя по всему, подходила к концу, старость и болезни уже не отступали перед усилиями лекарей. Все трудней стало заставлять плодотворно работать мозг и, уже почти невозможно было не засыпать на церковных соборах. Радости не было, как ранее, когда он добивался нужных результатов. Он выполнил почти всё, что приказывал ему Голос. Того, кто говорил с ним, Сет-Ха никогда не видел, хоть и страстно желал этого, но Голос этот жил в его голове всегда, сколько он помнил себя.
        С самого раннего детства, этот, то ласковый и добрый, то жесткий и требовательный, голос говорил с маленьким Сэтти, то поучая и наставляя, то ставя задачи и цели. Наградой за хорошо выполненное задание было невероятно острое ощущение счастья и радости переполнявшие тело и душу до самой последней клеточки. При этом у него возникали неясные ощущения, как будто кто-то нежно касается его головы. Это было так сладко и чудесно, как в далёком-далёком детстве, в той незапамятной дали, где была ещё мама и, казалось, что это она ласковой рукой гладит своего любимого Сэтти по головке, лаская его перед сном и напевая ему колыбельную.
         Но были и другие воспоминания. В тех случаях, когда послушник Сет-Ха или Сет-Ха-иерарх не мог выполнить задачу, поставленную Наставником, или пытались проявить и отстоять своё мнение, отличное от предписанного - вот тогда с цепи срывались самые страшные ночные кошмары. Вначале возникало острое чувство покинутости, бесконечного одиночества и тоски, от которых наступало сильнейшее желание смерти. И, как только чувство вызревало до решимости, тут же приходили невероятные боли в суставах и мышцах, которые скручивали несчастного Сет-Ха в тугой комок страдающей и рыдающей плоти, и не позволявшие осуществить задуманное. Так продолжалось какое-то время. До тех пор, пока он не признавал свою ошибку или свою вину. И, как знак признания вины, он должен был ритуально ударить себя, после чего, вдруг, наступало облегчение. Исчезали боли и стремление к смерти постепенно сменялось нарастающей волной желания жить и действовать, побеждать и быть нужным Наставнику. И всегда быть любимым им. Так было раньше. Очень долго – всю жизнь. Которая теперь уже не казалась долгой. И даже наоборот: она прошла, как промелькнула ночь, наполненная снами, как пролетает один день за окном. Вот и всё - игра заканчивалась…
        Безнадежность черным и страшным пологом откуда-то сверху опустилась на глаза Иерарху, и ужасающее одиночество ледяными руками, вдруг, сильно сдавило сердце старику. Горькое, невыносимое ощущение бессмысленности прошедшей жизни, напрасно и бездарно, как ему теперь казалось, потраченной им, и чувство собственной ненужности - охватили его. И он заплакал, тихо подвывая, уткнувшись мокрым, морщинистым лицом в подушку, чтобы никто не услышал. Вся долгая, наполненная борьбой, жизнь, отданная без остатка на исполнение чьих-то приказов, пролетела перед его глазами. А чьих приказов? - вдруг возникла мысль. И вопрос этот теперь, в преддверье смерти, в ощущении, что делал он что-то не то и не так, мучительно жег его мозг.
           Вспомнилось, как непросто давалось ему решение о Запрете регулируемого деторождения. Ведь он-то, мудрый и дальновидный иерарх понимал, куда приведет планету этот Запрет! Он-то знал, чем может это закончится. Как долго ломал его этот голос! А вдруг это не Глас Божий, или его посланца, как он считал всегда, а голос и воля того, тёмного, который считался и на Ипе, и на Туме злейшим врагом Господа?!
                Ему, вдруг, стало нестерпимо жутко, от осознания последствий возможной ошибки! И душа его, уставшая от тяжести прожитых лет и одиночества, как будто стремясь покинуть измученное тело, затрепетала так, что он, бесстрашный Сет-Ха, он, «любимец Бога и судьбы», как называли его все, неожиданно для себя закричал:
     - Адъютант!!
     - Я здесь, мой повелитель!
     - Воды, воды - мне худо…
     - Я – мигом, повелитель…  Вот и напиток ваш – настойка лучших трав.
     - Нет! Время трав прошло. Теперь – воды подай, в ней корень жизни. Прошу, сынок, подай воды.
     - Вода из  «Родника любви», мой повелитель…
     - Нет, поздно адъютант, другие времена, да и вода другая мне нужна - простая. Чтоб ощутить родной планеты вкус – прощанье предстоит, и посторонний привкус - всё испортит.
     - Мой повелитель, пугаете меня! Бегу-зову врача!
     - Постой, мой друг! Не нужен врач: от смерти и от старости – не лечат… А время жизни, вижу, истекло. Пришла пора мне собираться в ту дорогу, куда мы все уходим, не желая. При этом вслух, стремясь объединиться с Богом! Вот так и я: старался дни продлить, не ведая – зачем, хоть знаю, что предназначение исполнил и сделал всё что мог, и, даже, что не мог! И всё же я старался оттянуть уход, - чем лучше я других, таких же малоумных?.. А ты постой, не уходи, друг мой, побудь со мной. Сегодня, в сей момент, мне это нужно больше, чем всегда.
     - Я здесь, мой повелитель, и сделаю, что скажешь ты! И жизнь отдам, не медля ни мгновения, лишь для того, чтоб лишний час прожил ты, и меня не отсылал бы от себя. Сейчас бегу я за водой, дождись меня, отец… Ну вот вода! Тебе уж лучше, иль только кажется так мне? Ответь, отец – ведь ты всем нам - отец…            
     - Я ещё жив, сын мой, но это не надолго и знаю – час пробил. И вслух хочу оповестить я мир и Бога о благодарности своей. Он мне позволил прожить жизнь ни червя, ни раба. Он разумом снабдил меня и волей, чтоб исполнять предназначение своё!  За это благодарен, за судьбу и долю, за трудный путь, свершенный Его волей – за всё Его благодарю! Ведь даже если б жил я меньше года, с момента осознания себя, то и тогда б благодарил я Бога за радость жизни, вздоха и свободы, за счастье ощущенья бытия! У каждого своя судьба – устроен мир так на века. Одним – безмерный труд, служение народу, другим – служение  Судьбе и Богу. О тех, лишь говорить не стоит, кто для себя живёт, ведёт пустую жизнь и ростит свой живот. Несчастные они – бессмысленная жизнь - что горше для разумного быть может? А счастлив может быть лишь тот из смертных,  кто понял назначение своё! Преодолел всё и исполнил, как угодно Богу, и ради исполненья Замыслов Его прошёл, не уклоняясь всю дорогу, от молодых ногтей и до погоста своего!!
            Теперь прощай, мой друг, Господь тебя храни! Ступай, уж говорить я буду с Богом, и, что бы не послышалось тебе – в зал не входи…
                *  *  *
                Очень старый, уставший от жизни и недавних переживаний темнокожий туманин, сидел на краю ложа, тяжело опираясь корявыми старческими руками о свои колени. Мгновения душевной слабости прошли, за окном затихал дождь. Слабое дуновение ночного бриза шевелило занавеси, отгораживающие спальные покои иерарха от побережья Срединного моря, одного из трех, подаренных Туму судьбой. Он сидел, почти бездумно, повернув голову в сторону, отгороженной тяжёлыми портьерами, террасы, откуда доносился равномерный, никогда не стихающий шум прибоя.
             «Чьи же приказы я исполнял?» - опять всплыл в голове Сет-Ха вопрос – «Разве это не Бог или его посланец?  Если это Он, то почему же в последней схватке я потерпел унизительное поражение? Я всё исполнил, что голос мне велел, иль делал я не так?» - отчаяние и ярость подбросили тщедушное, высохшее от старости, тело иерарха:
           - Приди и объяснись!!! - закричал он, что было силы. Но сил больше уж не было - они оставили его. Он разом устал и сник.
          И тут же все чувства его, кроме зрения, дружно и мощно вбросили в мозг сигнал: Он здесь! Он рядом! Вздрогнув всем телом, старик встал и спросил, внезапно севшим голосом:
           -Ты здесь? Ты пришел, Господин?
И голос неслышный для всех, ответил ему:
     - Я рядом всегда и ты это знаешь.
          - Сегодня иначе, мой Бог, ведь ты - Бог?
            Ты видишь? – сегодня и я сомневаюсь,
         Хоть и повсюду ты, и, даже, внутри у меня.
            Я, кажется, только что важное понял –
            Предчувствие ныне станет событием:
            Ведь это последняя ночь, и уже наступает тот день,
            Что всегда высекают на камне могильном.
            И в этот прощальный час, в ночь ухода в небытие,
            В ночь растворенья в окружающем мире,
            Позволь мне узнать что-нибудь о тебе,
            Рабу своему и слуге…
- Сын мой, Сет-Ха!  Сын ты мне -
  Так я всегда наш альянс ощущал,
  Хоть родила тебя женщина Тума,
От мужчины, что ей привести обещал -
  Сделку со мной заключила Хатума,
  И в результате той сделки - Я все права на тебя получал.
  Имя твоё я им подсказал, чтоб сходно с моим оно было,
  Мудрость свою тебе передал и ты её принял - сколько вмещал,
  Судьбу твою выстроил так, чтоб дойти до вершины ты смог
  И там заняв цитадель, волю мою воплощал.
  Всё сбылось, всё, как должно - свершилось!
  Ты решил все задачи пути –
  Миссия жизни твоей завершилась,
  И мессия должен уйти!
  Но уйти не во мрак  могилы
  Не во смрад, забытье и тлен,
  А туда, где решаются судьбы мира,
  Где пока так мало имён,   
  Где Воля, Слово и Дух  едины,
  Где востребован будет он.    
         - Отец мой небесный, за слабость прости!
           Сыну уставшему путь освети:
           Чем могу быть полезен тебе
           В обветшавшей этой плоти,
           Ставшей приютом для адской боли,
           Клеткой смирительной духа и воли…
 - Мой  славный сын, Сет-Ха,
   Оставим, сбросим это платье для червей!
   Легки, быстры взлетим с тобой сквозь ноосферу,
   Сквозь легионы душ, давно прошедших дней
   И ждущих наступленья новой эры.
   Приказ твоей душе: сливаться с ними – отменю!
   Ты этим обретёшь ранг Ангела – навечно!
   Над милой Родиной своей, планетой Тум
   Останешься на пару тысяч лет и не беспечно,
   А для того, чтобы СКОРЕЙ РОДИТЬСЯ брату моему –
   ЭКСТРАКТУСУ, чьё появленье ждём мы с нетерпеньем
   Я позже расскажу тебе потом: что? Как? И почему?
   Но это уж потом, тому настанет время, без сомненья,
   И брат по участи твой ждет, всё – улетаю-ухожу,
        А ты обдумай всё, а после принимай решенье.
 
        9.  ВОСХОЖДЕНИЕ  АМОНА.

      Духовный вождь и властитель Белой Империи Амон, прогуливался по парковым аллеям дворца, обдумывая донесения разведки о ситуации в противостоящем им и враждебном религиозном государстве - Грау. Выходило, что Сет-Ха, духовный иерарх Грау, разработал новую, очень умную и опасную долгосрочную стратегему. Его поправки в базис государственной религии «о запрещении регулирования деторождения в семьях» основывались на древних догмах «о божьем промысле», с точки зрения богословия и логики были неуязвимы. И они же закладывали основы страшной тенденции лавинообразного роста немногочисленного, пока, населения иерархата Грау, что в корне меняло ситуацию и расклад сил на планете через тысячу-другую лет.
         И было ещё одно обстоятельство, сильно беспокоившее Амона, - это сближение Сет-Ха с пещерниками. В поисках возможных союзников он пытается заручиться их поддержкой. Для этого Сет-Ха, как доносит разведка, встречался с главами отдельных родов и пытался получить от них приглашение на Большой Круг – верховный орган горан. Правда этого пока не произошло, но усилия свои он не прекращает, и, вероятно, придёт тот час, когда он своего добьётся. Уже сейчас у него слишком тесные отношения с некоторыми анклавами. И, поговаривают, что «серые» придумали для своих новых друзей что-то такое, от чего те не могут отказаться. Полных данных нет – всё засекречено, но кое-что просачивается, и это кое-что может оказаться тем рычагом, который «перевернёт мир».   
       «Сейчас я должен - думал император -  быстро отыскать ответ на этот ход, и ответ должен быть эффективный и решительный!»  Он приостановился возле скульптурного ансамбля, изображавшего поражение зла, олицетворяемого Сатаной, в борьбе с добром, в лице Создателя. «Должен! – потекла новая мысль - Проклятое слово! Всегда и всем я что-то  должен  -  государству, обществу, союзникам, детям, жене, моему врагу… Да ещё и Ему - и Амон поглядел на скульптурные фигуры. В голове, вдруг, всплыли воспоминания и не те, какие должны бы возникать при столь неприятных размышлениях, а какие-то неопределённые, но необыкновенно светлые и радостные. Как и те, что иногда, в краткий миг успеха, на протяжении всей его жизни, накатывались волной, сотрясая его душу ощущением счастья и бесконечного восторга,  и, как он давно подозревал, были наградой ему за его усердие и служение, тому, кто  с раннего детства говорил с ним, маленьким Амоном. Это был всегда терпеливо ожидаемый малышом, желанный голос, приносивший успокоение и уверенность, голос участия - доброжелательный и мудрый. Невидимый наставник всё знал и всегда давал верные советы. Он без гнева, не раздражаясь, поправлял Амона, когда тот принимал ошибочные и неверные решения. И даже в тех случаях, когда Амон не подчинялся или настаивал на своём, Голос был добр и ласков.
        Только в такие дни радость не находила дороги к сердцу его. Более того, ничто в эти часы не могло сравниться по силе с чувством вины и недовольства собой! На него накатывала необоримая тоска и желание вернуться назад и всё-всё исправить. Стыдно и горько! Ведь Он, Наставник, - так добр. Он так любит Амона и всё прощает. Он никогда не корит. От всех этих простых мыслей, хотелось каяться и виниться в своей слабости и недостойности. Хотелось кричать: могу, могу всё исправить, только не покидай меня… После этого Наставник обычно, долго говорил с ним, утешал, успокаивал, но чувство вины  почему-то не проходило.
        В этот миг воспоминаний о детстве, о провинностях и желании искупления, что-то как будто щёлкнуло в голове, и заставило Амона остановиться. Какая-то странная несуразность появилась в давно изученной скульптурной композиции, мимо которой он проходил каждый день. Что-то очень странное привлекало его внимание, а что –  непонятно. Казалось, что-то изменилось, то ли положение фигур, то ли выражение и пропорции лица Сатаны, то ли его эмалевые и очень живые глаза…
          Долго стоял всесильный император лицом к статуе, стараясь понять, что это его так беспокоит и даже пугает… Стоял и думал. Вдруг, как спасительная соломинка, пришло в голову: Господи, помоги! Но стало стыдно – ведь никакой явной угрозы в парке, который охраняют верные и надёжные гвардейцы, нет и быть не может. Так и не поняв, откуда угроза и что его страшит, Амон хотел, было, уйти, но вдруг обнаружил, что не решается повернуться к чёртовой статуе спиной. «Впадаю в детство» – мелькнула и пропала насмешливая мысль. Следующая мысль была уже по-настоящему ужасной – «Схожу с ума!» И теперь необходимо было доказывать себе самому обратное.
         Император Белой империи - суровый муж, прошедший огни и воды, закалённый в непрекращающихся схватках за власть с «товарищами» по партии и с Сет-ха, сначала за лидерство среди послушников, а после и за место под этим небом, -  заставил себя повернуться и пойти по аллее,  всей спиной ощущая опасность. Ему показалось, что все волоски на коже его поднялись так, что приподняли ткань одежды. А на затылке ощутимо зашевелились волосы. Холод побежал по всему телу. Все, обострившиеся до предела чувства его, кричали: ОПАСНОСТЬ! ОПАСНОСТЬ! Но – где? Откуда?..
         И, вдруг, чудовищное: « КУДА ЖЕ ТЫ?» – прогрохотало у него в голове. Шок мгновенно сковал его мышцы, и он, ещё сильный, здоровый и, не раз доказавший своё бесстрашие, мужчина, споткнулся и, не владея от ужаса ногами и телом своим, уселся на газон, стараясь повернуться лицом  туда, откуда исходила опасность:
              - Кто Ты? - спаси меня Господь!
      -  «Кто ты» - вопрос не прост, пожалуй, больше, чем непрост,
         И очень многозначен, может быть, ответный тост:
         Я тот, кто был  рожден помимо своей воли,
         Приговорён рождением своим, во все века,
         Считаться подлым, злым и своевольным, 
    Кого зовете вы «нечистым», Сатаной или исчадьем Ада,
    Хоть и родился я, действительно, в «аду»,
    Но я такого счастья не искал и мне во век его не надо.
    Я «славу» чёрную  не истинно снискал,
    И по ошибке занял этот «пьедестал».
   «Кто ты?» - я часто задаю себе такой вопрос,
    Вопрос – как и ответ, совсем не прост.
    Всевышний наш Отец призвал меня
    Для воплощенья замыслов и обеспечить рост
    Числа детей Его - и у меня есть ощущенье,
    Что я – Его любимое творение,
    И, в завершеньи представления, я назову свой титул:
    Я - Первый Ангел Бога и первый отрок нашего Отца!
         - Не знаю, что со мной - сознание мутится,
           В ушах звучит «тум-тум» и голова кружится,
           Туманному сознанью смысла не обнять,
           Отдельные слова лишь удалось понять.
           Но понял твёрдо я – ты Сатана лукавый,
           Возможно ангел ты, но ангел не простой,
           «Спецназ небес» - овеян тёмной славой,    
           Так в чём моя вина?  - ведь ты пришёл за мной?
 - Я здесь, чтобы исполнить долг свой.
         - Кровавый долг, такой же, как на Ипе?
 - Ип – колыбель моя, и там родился я,
   Как бабочка из кокона, когда созрел он…
         - И погубил его рождением своим?
 - Нет! Это - ваши предки сожгли свою планету,
   Ускорив появление моё. А Я родился после.
         - Не верю, - лжёшь, нечистый!
           Я в каждом слове слышу ложь!
 - Не дано мне лгать!! Вы – лжёте, при достижении
   Корыстных, мелких целей, друг другу лжёте и себе,
   Стараясь обелить свой, зачастую, мерзкий облик,
   Боясь узреть себя такими, как вы есть!
  Для этого придумали вы чёрта, вложив все мерзости свои в него.
  Боитесь отраженья своего, глаза косите – лишь бы не увидеть
  Во всей красе себя… Но стоп! Не для того явился я к тебе,
  Чтоб учинить скандал! Ты нужен мне - потом поймешь зачем.
  Сейчас же выслушай меня: я к логике и разуму взываю твоему:
  Ведь если я – злодей, исчадье Ада и враг Творца,
  Что помешало бы ему сразить меня за те века,
  Что существуем мы бок о бок, рядом? - это один вопрос.
  Предвижу два ответа: один – что мы равны настолько,
  Что преимуществ нет ни у кого! И миллионы лет, упершись лбами,
  Мы боремся, изнемогая, и Бог не может победить меня!
       Но нет здесь правды. БОГ СОЗДАЛ ВСЁ! И Я – его создание.
  Ответ второй, реальный – мы не враги!!! Тогда, - кто я?
  Злодей, исчадье Ада – другом Бога, по определению,
 Не будет никогда! Так кто Я? - Подумай, напряги мозги!..
 А помнишь ты тот глас, внутри себя, его советы, откровенья?
 Так это Я! И голос этот мой! Выходит, что Амон – царь истины,
 Божественного света проводник, - как думаешь ты о себе,
 И заставляешь думать всех! Амон – наместник Бога здесь,
 И вдруг: он слушался всю жизнь меня, кого считал исчадьем Ада?
 Как это можно объяснить?! Что ты мой голос -
 От Гласа Бога не можешь отличить?
 Мы так похожи? Иль ты не знаешь: кто есть кто?
 Где золото, где – медь. Иль вдруг - я не носитель Зла – ответь!
      - В смущеньи я… не знаю, что сказать…
        Не в силах в чёрте Бога распознать,
        А разум мой твердит: поверь, поверь…
        Но не решаюсь открывать я эту дверь.
        И многолетних убеждений груз
        Так давит на виски, так тяготит
        И разум – сник, он тихо говорит,
        Что лишь Душа здесь правду отличит,
         Где – истина, где – ложь. А разум – не у дел…
- Ну что ж, сомненья червь всегда в тебе сидел.
 А мы теперь вернёмся к нашим овцам,
 Как скажут через много тысяч лет,
 В мирах, где идиотов – как песчинок,
 А истинно разумных - сотни нет.
 Я здесь, ты угадал, чтобы забрать тебя,
 Прими спокойно новый поворот судьбы:
 Закончился твой первый цикл - период «червяка»,
 Период примитивной, низшей жизни,
 Где был хорош ты, средь себе подобных:
 Ты не бездельничал, не тратил глупо время -
 Единственную ценность бытия,
 Ты строил Душу, наполнял её плодами
 С дерев познаний, мудрости и воли.
 Теперь вполне созрел ты и в неволе
 Побудешь смирной «куколкой» недолго,
 Чтоб стать в руках моих надежною иголкой,
 И станем мы с тобой холсты Судьбы ваять!
 Всё сделать нужно так, чтоб темп не потерять.
 Чтобы «червяк» шагнуть мог дальше и быстрей
 Я кокон сформирую  «куколки» твоей
 И вот она - мечта любого из червей:
 Там – ты, но как бы и не ты. Здесь лучшее твоё,
 Без гадких отправлений «эго» твоего,
 Ведь это - «бабочка»! – венец того,
 Что можно сделать из субъекта одного.
 Здесь ты лишён естественных причин,
 Так свойственных для женщин и мужчин,
 Эгоистичным, жадным и порочным быть,
 Себя лишь слушать, лишь себя любить.
 И уж ничто не отвлечёт от исполненья
 Важнейшего тебе предназначенья!
 Итак, представим, всё свершилось:
 Ты изменился - «бабочкою» стал,
 Теперь ты рангом - младший Ангел,
 И духом чист, и ясен, как кристалл.
 Отныне путь твой на века отмерен,
 Громадна ноша на плечах твоих -
 Ответственности тяжкий груз безмерен,
 Её ни с кем ты разделить не сможешь на двоих.
 И вот, мой друг, теперь тебе решать:
 Кем дальше быть, кем ныне стать!
 Творца Великого идеи воплощать
 И строить божий мир! Или во тьме лежать
 В глубокой и зловонной страшной яме:
 Без мыслей и без чувств, наедине с червями.
 Решай скорей, тут выбор небольшой,
 Судьба тебе прекрасный шанс дала
 Пойдём, мой друг Амон, со мной -
 Нас ждут великие и славные дела!
          - Постой, а как же Тум? Здесь столько дел незавершенных,
            И здесь  живёт моя семья: как с ними быть - им нужен я!
- Заключим сделку - ты идёшь со мной,
  Я ж - наделяю тебя правом помогать тому,
  Кому захочешь ты, но при одном условии,
  Что помощь - не во вред проекту моему.
      - Что должен буду делать я? Мои задачи, и возможности мои?
- Всё, что понадобится мне – исполнить!
  Досадные помехи – устранять!
  Но главная задача – это надо помнить –
  Плетения Судьбы должны мы охранять.
  Быть предстоит тебе куратором планет:
  Где разум есть – его пасти, или спасать от разных бед,
  На тучных нивах Господа стада Его холить, лелеять и растить
  До сбора урожая, и уж затем, тот урожай собрать и приютить.
  А там, где жизни нет, руками младших братьев -
  Плодотворить планету, споры Жизни расселить,
  И в колыбели этой, из эмбриона – думающей плоти,
  Из этих миллиардов «червячков» СКОРЕЙ ВЗРАСТИТЬ!
  Посредством внутренних метаморфоз, чудесное Создание –
  ЭКСТРАКТУСА – венец творенья Господа, Его Апофеоз,
  Искомый и желанный путь - для Мира созидания!
      - То, что услышал я – есть божье откровенье,
        Кусочек благодатных стратегем Творца,
            Доверенных Амону, в час прощенья
            За все его грехи и прегрешенья
            В момент ухода от семейного крыльца.
            И как ни горек этот миг - мгновение прощанья,
            Как ни печально нашим душам, в минуты расставанья,
            Предрешено сие, аминь! И всяк, рождённый жить,
            Обязан твёрдо знать: что Час его - к нему бежит
            И вскоре он наступит. И это - «вскоре» - лишь
            Времени кусочек - как божью волю его надо принимать,
            Ценить часы, лелеять дни, секунды прочь не упускать,
            Благодарить Создателя за каждый день и час
            Что Он нам дал, и что Он терпит нас!   
            Для выраженья благодарности моей - не хватит нынче слов,
            И времени на них - наверное, уж нет. А, значит пред тобой,
            Мой господин, я - раб твой верный! И до скончанья череды веков 
            Располагай бессрочно мной,  как преданным своим слугой!
           Да будет так! Аминь, Амон, аминь…
                *  *  *
       Произнеся последние слова, Амон вдруг понял, что он уже летит с немыслимой скоростью в зенит неба, и, с горестным ощущением непоправимости случившегося, взглянул вниз. Последнее, что  увидел – это себя самого, стоящего в дворцовом парке, поднявшего голову к небесам и свои меркнущие, расширенные сумасшедшей тоской и прощанием глаза, провожающие душу.   
                *  *  * 



                10.  ТОРЖЕСТВО  СТРАТЕГЕМ  СЕТ-ХА.

          Он верно всё рассчитал и исполнил, этот мудрый Сет-Ха: через две тысячи годовых циклов материк серых наполнился народом, энергичным, здоровым и голодным. В семьях грау-туман рождались, как велела Главная Книга, всё новые и новые дети, для которых уже не было ни жизненных ресурсов, ни жизненного пространства, ни каких-либо привлекательных перспектив. Их было много! Так много, что им стало тесно. И с каждым поколением их становилось все больше.
       Эти нищие, лишенные будущего дети народа Грау, с завистью и ненавистью смотрели на полупустые материки, занятые белым народом, живущим богато и спокойно. Решение было только одно, и выход был только один – отнять у них  территории и богатства. Решимость-то была и готовность к жертвам, в общем, была, но не было возможностей - потенциалы были не равны. Хоть и придумал мудрый Сет-Ха, как догнать и перегнать врага, но время превосходства, или, хотя бы паритета, ещё не пришло. Да и безотказная, прежде, схема получения практически неограниченных объёмов национального продукта горан - ископаемых минералов и металлов, и их производных, вдруг, стала давать сбои. А это означало, что темпы роста, вчера ещё бурно растущей экономики государства Грау, теперь сильно замедлятся.
                *  *  *
           Ещё в те времена, когда не было на Туме двух противостоящих государств и двух враждующих народов, когда Сет-Ха ещё не оторвал один континент со всем его населением от всей остальной планеты, уже тогда мудрый Иерарх, ведомый своим Наставником, отыскал формулу успеха во взаимоотношениях с горанами. А секрет формулы был гениально прост – грибница, живущая в симбиозе с красным высокогорным лишайником, обработанная особым способом. И грибницу, и лишайник, и сам способ открыл юному тогда, послушнику Сет-Ха, один из лаборантов-послушников обители Теп-Сей.
        Этот несчастный был от рождения и безнадежно болен. Врачи сразу отказали ему и его родителям в какой-либо надежде. Они даже предлагали оставить его в больнице, и позаботиться об эвтаназии, но его юная и глупая мамочка «спасла» его. Спасла, чтобы через пару лет избавиться от него, безнадёжного инвалида, мешающего мамочке устраивать личную жизнь. Она подбросила его к дверям монастыря Теп-Сей, где его и нашли выходящие на утренние работы послушники. А соседям своим она, со слезами сообщила, что умер её любимый сынок, как и предсказывали лекари.
        Милосердные братья принесли несчастного в свою обитель, выходили его, как смогли, назвали его коротким именем – До, и стали растить. Мальчик был не глуп, болезнь не повредила его разум, только тело было не пригодно для жизни, и оттого он жутко страдал от нестерпимых болей. Его пытались лечить, но не было лекарства от его болезни. Он должен был умереть. Но смерть не приходила к нему. Может потому, что он что-то значил в Книге Судьбы и в чьих-то планах? И он жил, и страдал, страдал и рос. Тяжка бывает судьба, но это – Судьба.
       В келье со своим стареньким духовником он вырос, и стал подростком. Непереносимые страдания вынудили его самостоятельно искать спасения и облегчения положению своему. Благо, что сердобольные братья позволили ему трудиться по мере сил своих в лаборатории обители. Перепробовав все известные лекарства, До принялся экспериментировать. Чего он только не перепробовал, и однажды ночью, решение пришло к нему во сне, как будто кто-то сообщил ему неведомый ранее рецепт. Рецепт получения лекарства из грибницы. Нельзя сказать, что лекарство так уж лечило его страшный недуг, но облегчение и освобождение от мук наступало мгновенно.
        У юного Сет-Ха, с самого появления его в монастыре Теп-Сей, временами наблюдались припадки, похожие на падучую. Вот его и подселили в одну келью с До, и третьим с ними был их духовник. Так они и жили и росли: два больных ребёнка и старик. Он, чем мог им помогал – утешал и укреплял их дух. А они помогали ему доживать свои последние дни. Однажды, после очередного тяжкого припадка, обессиленный Сет-Ха тихо плакал под одеялом. Вот и пожалел его собрат по несчастью, исковерканный, перекрученный послушник-лаборант До.
          Лекарство, получаемое До из грибницы, было универсальным. Когда бывало больно, оно снимало боль, когда становилось грустно, оно разгоняло тоску, когда одолевала слабость или болезнь, оно давало силу. Очень благодарен был Сет-Ха товарищу по несчастью, лаборанту До, да только секрет этот дорогого стоил. И неизвестно почему, а может и от своей болезни, только внезапно умер лаборант и был похоронен на монастырском кладбище. А единственным обладателем чудесного секрета оказался юный Сет-Ха.
                *  *  *
            В тот год, когда молодой монах Сет-Ха поступил, после принятия сана в монастырь утренней звезды О-сер, в соседствующем анклаве горан неизвестная ранее, активная и враждебная форма микроорганизмов, атаковала несколько поселений горан. Как она образовалась, откуда пришла – неясно, но её появление, по времени, совпадало с разработкой новой шахты, которую прозвали «чёртовой» за особые свойства. Здесь магнитометры зашкаливало, многие другие приборы вообще не работали, и, вероятно поэтому, или по каким-то иным причинам, у разрабатывающих эту шахту горан, было постоянно плохое настроение. Они, находясь в штреке «чёртовой», всегда были напряжены и взвинчены. Причиной этого было то, что здесь, часто возникали слуховые и зрительные галлюцинации, очень реальные и чрезвычайно неприятного свойства. Казалось, что здесь кто-то огромный и страшный находится рядом и ждёт момента, чтобы напасть или обрушить пласт на голову. Насколько реальны были те ощущения, можно судить по тому, что славящиеся бесстрашием среди всех других рас гораны,  выходя из «чёртовой» шахты, много времени проводили в залах психологической разгрузки, освобождаясь от накопленных страхов.
       В этих условиях, проходчики «чёртовой» шахты, становились всё более усталыми и раздражительными. Они, как-то не реально быстро, старели и слабели на глазах. И, то ли потому что они были сильно ослаблены, то ли они сами принесли её из шахты в свои семьи и поселения, ещё не зная о том, только среди них и началась эпидемия неизвестной и страшной болезни. Но что было странным, такие же признаки проявились и в соседних поселениях и анклавах, не участвующих в разработке проклятой «чёртовой» шахты. Никакие известные лекарства не справлялись. Умирали от этой хвори только сильно ослабленные, самые маленькие или совсем уж старые гораны. Болезнь у них начиналась внезапно, развивалась быстро и заканчивалась через двое, максимум, трое суток, страшными конвульсиями и обширными кровоизлияниями. Тела умерших окрашивались радужными цветами от красного до фиолетового, как будто обожжены они были невидимым огнём. Поэтому и назвали болезнь «летучим огнём».
        Те же, кто был в расцвете сил и лет, выживали. Но становились скрюченными, иссохшими ни на что не годными существами, что было для них гораздо страшнее смерти. Помощь присылали со всех концов планеты, но эффект от неё был минимальный. Лекари-хайтэски, прибывшие для оказания помощи в борьбе с эпидемией, оказались совершенно несостоятельными в противостоянии с этой болезнью. Они перепробовали все известные им снадобья, и ничего не добились. Некоторые из них, подцепив «летучий огонь», хоть и не болели так тяжко, как гораны, но, утрачивали память и способность соображать. И вскоре вся планета убедилась, что никто не знает путей выхода из катастрофической ситуации. Анклавы возле «чёртовой» всё больше становились зоной смерти, и многим казалось, что спасения нет.
         И тогда, неожиданно, вызвался новичок монастыря О-сер, Сет-Ха. Он, в беседе с настоятелем обители заявил, что такую болезнь умела лечить его бабушка, и что он ею уже болел в раннем детстве, а потом был спасён её стараниями, и теперь обладает иммунитетом.  Не раскрывая своего секрета и способов борьбы с болезнью, он попросил, чтобы его отослали в пострадавший анклав, где он, с именем Господа на устах, попытается спасти оставшихся в живых. А так как выбора, особенно то и не было, то Сет-Ха и был благословлен на подвиг. Впрочем, без особых на то надежд.
            Но, сработал чудодейственный эликсир из грибницы. Сам ли, с помощью ли Господа, как он обещал, или чьей-то ещё, а намерение своё и обещание Сет-Ха выполнил. Он остановил «летучий огонь», заложив с этого дня особое отношение к себе, и со стороны руководства О-сер, и со стороны братьев монахов, и от никогда не забывающих ни добра, ни зла горан. Все жители пострадавших поселений и соседних, сообщающихся с ними анклавов, по приказанию Сет-Ха, в качестве лечебного и профилактического средства, принимали «эликсир монаха», как здесь прозвали его снадобье.
          Параллельно с этим, Сет-Ха приказал закрыть навечно «чёртову» шахту, закрыть вход в неё мощной стеной, и никогда не вскрывать его. По его приказу, по всем туннелям и коридорам, по всем жилищам и производственным помещениям пострадавшего анклава, незамедлительно провели массированную дисбактеризацию, созданными для этого ультрафиолетовыми пульсаторами.
           После длительного отсутствия, после долгого периода сражения с эпидемией и последующего наблюдения, Сет-Ха триумфатором вернулся в О-сер. И статус, и рейтинг его сильно изменились. Теперь это была личность, признанная всеми, и заслуженно занимавшая место рядом с настоятелем обители. Правда, рецепт лекарства, который он сообщил после своего феерического возвращения, оказался странным и не эффективным, по мнению медиков, но победителей – не судят.
           Видимо истинный «бабушкин» рецепт стоил слишком дорого.
                *  *  *
           У всякого лекарства бывают побочные эффекты. Так и здесь случилось. Вылечившиеся пациенты желали, во что бы то ни стало, продолжать лечение. Для этого они выдумывали всяческие причины: то их беспокоили блуждающие боли по всему телу, то их мучили многочисленные фобии и депрессии \и это у «железных» горан?\ Другие, не желая ничего особенно выдумывать или кому-то что-то объяснять, сами, тратя свои средства, не взирая на цену, добывали необходимый им продукт – «эликсир монаха». Для удовлетворения просыпающихся потребностей, необыкновенно быстро появились соответствующие структуры. Кто-то, не желающий никакой славы, организовал производство популярного продукта и поставлял требуемое на быстро формирующийся рынок.

11.  ТАЙНЫЙ  ХОД  СТРАТЕГЕМЫ.    

       Вначале позиции сторон по поводу нового лекарства, были ещё не вполне ясны. С одной стороны: эффективность его применения была, для всех наблюдателей, безусловна и никто не сомневался, что именно «эликсир монаха» спас горан от поголовной гибели. Но, с другой стороны, последствия применения нового лекарства были неизвестны, и поэтому все операции с ним были полулегальны и очень выгодны для поставляющей стороны.
        По всем анклавам прокатился слушок о чудодейственном средстве, способном и вылечить от чего угодно, и душу порадовать необыкновенно. Имя ему дали – штрэк, потому что именно с таким звуком что-то включалось в голове через несколько мгновений после приёма волшебного зелья: ш-ш-ш-трэк и поехали, вверх по штреку, и до самых, до небес… Популярность штрэка объяснялась удивительным сочетанием его необыкновенных качеств и возможностей с очень невысокой ценой. Причём цены кто-то намеренно сдерживал. Когда какой-нибудь торговец задирал цену своего товара, то его, по приказу кого-то невидимого, выкидывали из структуры навсегда. А если он упрямился, то он незаметно и без шума исчезал. Дисциплина в корпорации была непререкаемой.
              Гораны - потребители штрэка, это, в основном, молодёжь. Они отличались от старших, консервативно настроенных своих собратьев-пещерников, более лёгким и весёлым нравом, общительностью и легкомыслием. В личное время, свободное от ежедневной работы, которая являлась для горан такой же обязательной необходимостью, как религия и семья, они собирались в, невесть откуда взявшихся, штрэк-барах, зубоскалили, валяли дурака, и отрывались по полной, как могли. Это было совершенно не характерно и не типично для горан. Но так как не нарушались законы, а штрэк пока считался легальным продуктом, то и мер воздействия не предпринималось. Это уж потом всё изменилось, когда обнаружилось, что не так уж он и безвреден, этот штрэк.
        Наглядно проявилось это после рождения следующего поколения горан, родителями которых были горячие сторонники волшебного эликсира. И не то чтобы они, эти родившиеся маленькие засранцы, были уродцами - вроде всё то же, но было в них что-то не так. Они родились какими-то другими, какими-то облегчёнными. В них не было присущей горанам массивности и мощи, да и мозг у них функционировал, как выяснилось позже, иначе. И ещё была одна проблема: они, эти из второго поколения,  не могли жить без штрэка. К тому времени, когда всё это выяснилось, штрэк, никем не запрещаемый, успел поселиться во всех анклавах горан. И поселился он – основательно. Не гостем, а хозяином.
                *  *  *
           Иерархат процветал. Они, тумане-грау давали своим партнёрам- горанам минимум, а получали от них – максимум. И так было не одно десятилетие, но вдруг и внезапно, в устоявшихся взаимоотношениях государства Грау и нижнего мира наступил кризис. «Эликсир монаха», как самый востребованный, после продовольствия, товар верхнего мира, вдруг перестал являться таковым для горан. Кому-то из важных персон в иерархате Грау даже показалось, что стратегическая тайна грау-туман: рецепт и технология приготовления штрэка – раскрыта или похищена. Похищена, похищена - уверяли другие, - и пещерники уже научились изготавливать дурь не хуже, чем наши поставщики.
         Но это было не так. Просто вожди Большого Круга заметили опасность, исходящую от нового лекарства для своего народа. А, заметив, начали борьбу против него.
         Изменился спрос. Те анклавы, которые успешно сопротивлялись проникновению штрэка, с этих пор стали отказываться принимать его в качестве оплаты за свою продукцию. Зараженные же поселения горан представляли, меньшую часть от всех поселений их, и потому товарный баланс в отношениях партнёров сильно сдвинулся в сторону увеличения продовольственной составляющей, становящейся уже дефицитной и в верхнем мире. Эти неожиданные изменения нанесли серьёзный урон экономике иерархата Грау и проделали огромную дыру в его бюджете. Сладкие десятилетия закончились, придав, как и ожидалось, мощное ускорение экономической машине Грау. Но проблема была в том, что времени не хватило для максимального поднятия оборотов в этой машине. И не хватило-то всего нескольких лет.
        Штрэк не имел такого мощного воздействия на хайтэсков, как на горан, хотя и у них мог использоваться, как обезболивающее средство, при некоторых заболеваниях. В этом качестве его и принялись экспортировать в Белую империю, надеясь поправить свои пошатнувшиеся дела.
         Дела поправили, но не сильно. А конкурента, в отношениях с горанами – получили. Рынок верхнего мира не особенно нуждался в этом новом лекарстве, зато желающих легко и быстро заработать и здесь было предостаточно. И вначале, они элементарно перепродавали «эликсир» в анклавы, находящиеся под своими городами и селениями. Но вскоре, поняв, из чего производится продукт, так ценимый горанами, сами научились его производить. Штрэк в их исполнении не был так хорош, как ввозимый из Грау, но так ведь и стоил он вдвое дешевле, - а это важно. Особенно тогда, когда работают законы конкуренции. Так и вышло, что отняли они у «серых» здоровенный и сладкий «кусок пирога».
         Поэтому, целая отрасль промышленности иерархата: плантации для выращивания грибницы, лаборатории с огромным штатом сотрудников – на две третьих, оказалась не у дел. И, вдобавок к тому, промышленность, производящая машины и оборудование, забуксовала без необходимых материалов, поставлявшихся ранее горанами за штрэк. Забеспокоились, засуетились в поисках выхода, жившие не слишком напрягаясь, государственные чиновники. Озадачились стратеги и философы Грау, задумались в Тум-Сет. Тяжко, надсадно заскрипела в титанических усилиях вся государственная машина Грау, подстёгиваемая своим новым суровым Иерархом.
                *  *  *
         Правильно оценив сложившуюся ситуацию, и поняв, что время активных действий пока не пришло, в центре координации Грау приняли мудрое решение: тихо, не нарушая никаких местных законов, не привлекая к себе большого внимания, начать массовую, «не организованную» иммиграцию на полупустые или заброшенные территории, пока ещё принадлежащие противнику. Благо, либеральные и недальновидные законы Белой Империи, это позволяли, а сытые и ленивые жители её, были добродушны, и, как всегда выходит из сочетания этих качеств – глуповаты. Поэтому, они тоже - не возражали.
           И поехали, пошли и поползли «серые» и явно, и тайно. Там, где не получалось прямо, - обходили вокруг; там, где закон запрещал, - подкупались чиновники Белой империи, из-за жадности, тупости и безнаказанности своей не понимавшие, что они творят и какое будущее готовят своему народу.
          А серые, голодные и сильные духом, целеустремлённые и упорные, многочисленные и единые всё шли и шли.  У них была великая цель, оправдывающая любые издержки и любые действия – открыть перспективы и заложить основы для построения счастливого будущего для новых грядущих поколений: своих детей, внуков, правнуков… 
          Эта цель мобилизовала, объединяла и направляла народ Грау. Как единый, не знающий преград, организм они готовы были на всё для исполнения своих великих планов. Они не позволяли себе отдыхать, когда заполняли пустующие территории. Из ничего, на голом месте, опираясь только на свои силы, создавали кустарные производства, активно производили и наполняли местные рынки дешёвыми товарами. Что очень нравилось местным - сытым и расслабленным, которым вовсе расхотелось работать в поте лица своего. Их становилось всё больше и больше… И тех, и других.

                12.  А  В  ЭТО  ВРЕМЯ…

          А в это время в анклавах горан, где более, где менее, но во всех без исключения происходили события, изменяющие существующий там миропорядок.
        Штрэк, такой лечебный и спасительный, такой добрый и ласковый штрэк, сделал то, что в своё время не смогли осуществить ни неустрашимые инсекты, ни могучие раптэры. Штрэк всё больше покорял горан. Он влазил в их души, как единственный спаситель и лучший друг, он обольщал их, ломал их волю и подчинял их себе. Не всех, но многих. Оставалось ещё много непокорённых штрэком анклавов, но и здесь активно проходили болезненные и разрушительные процессы.
        На этих островах сопротивления, власть и консерватизм патриархов, проклинаемые поборниками штрэка, оказались жестче и прочнее, чем на других территориях. Хоть это и не спасало полностью от проникновения врага - штрэк был вездесущ, - но помогало удерживать свои позиции и выживать, занимая круговую, жёсткую оборону. При этом законы становились всё круче, откликаясь на обострение ситуации, а Большой Круг всё суровее «затягивал гайки». Вышел указ, который запрещал горанам, под страхом вечного изгнания, ввоз на территории анклавов нового лекарства, компонентов и разновидностей его. Те же, кто попадались на этом, немедленно изгонялись из своих общин навсегда. Об изгоняемых оповещались все остальные, ещё «чистые» поселения и анклавы. А изгоям ничего другого не оставалось, как прибиваться к поражённым штрэком анклавам, либо, сбиваясь в группы, организовывать собственные поселения отверженных.
          Их печальный пример кого-то отпугивал и, возможно, кого-то останавливал. Но, увы: нарушители законов, как и причины их нарушать, были, есть и будут всегда и везде. Да ещё не утихающая среди молодёжи молва о чудесных свойствах «эликсира монаха», будоражила и подстёгивала их недалёкие, незрелые умы и любопытство подрастающих горан. Легкомыслие, на грани слабоумия, беспечность и позёрство, всегда присущие большинству молодых, играли здесь против запретов властей, и против интересов народа гор.      
           Понимая, что меры эти недостаточны и малоэффективны, вожди на Большом Круге общим решением постановили: обратиться к органам высшей власти, в «Совет планеты Тум» с предложением о всеобщем запрещении штрэка. Обратились и предложили…
        Но поздно. Уже сложились мощные коммерческие синдикаты, в руководство которых входили видные и авторитетные хайтэски из обеих империй. Имея замечательные доходы от своего легального, пока ещё, бизнеса, они, идя на поводу у главного своего качества – эгоизма, конечно же, не хотели поступиться своими интересами. Они решили защищать свой бизнес и отстаивать его законность всеми, доступными им способами. Первое, что сделали они - в свои кампании, производящие «лекарство», на высокооплачиваемые посты ввели близких родственников тех, кто имел влияние и в своих империях, и в «Совете планеты Тум». Затем они развернули массированное рекламное наступление на всех направлениях, из материалов которого всякому становилось абсолютно ясно, что «эликсир монаха» - как официально назывался препарат из грибницы, совершенно необходим в медицине, и является – «незаменимым лекарственным средством в борьбе  со страшными недугами». А то его влияние, которое он оказывает на горан, - это проблема самих горан, и их право - не допускать «эликсир» на свои территории. Борьба на всех этажах власти в «Совете планеты» длилась долго и с переменным успехом. А штрэк всё шел и шел, разрушая души, семьи, анклавы…
                *  *  *
           Деградация имеет много степеней и лиц. Меньшая и начальная - это когда от эталона почти не отличить, но что-то просматривается этакое, что настораживает. А крайняя степень – это утрата определяющий вид признаков, внешних или внутренних.
          Вот и здесь, в поселениях изгоев, собирались разнообразно странные и удивительные типы. Иногда население этих посёлков настолько различалось по внешнему виду друг от друга, что казалось, что это представители разных эволюционных ветвей образуют здесь странный конгломерат народов. Вполне типичный горан мог соседствовать и, даже приятельствовать, с существом, весьма отдалённо напоминающего представителя своей расы. Эти мутировавшие особи, являясь потомками нескольких генераций любителей штрэка, от поколения к поколению, последовательно изменялись: у многих из них утончались кости скелета, уменьшались размер головы и объём грудной клетки, на некоторых полностью исчезал волосяной покров, менялся нрав и характер. У других менялись пропорции частей тела и их форма, цвет кожи, зубов и глаз. Настолько изменившись и выделившись в отдельный подвид, они и называться должны были иначе.

13.  МОРКИ.

          Морки – так назвали их. Это были существа исключительно отталкивающего вида: ростом разные, но обычно не уступающие  горанам, почти всегда астенического сложения, с провисающей складками, дряблой, чаще всего, светло-серой кожей. Небольшие головы, с морщинистыми и недоразвитыми, как у младенцев, лицами были посажены не прямо на плечи, как у горан,  а, слегка смещены и наклонены к груди. Казалось, это гипертрофированный эмбрион, преждевременно затормозивший своё внутриутробное развитие, не сумевший разогнуться до конца, но вдруг, выросший до размера взрослой особи.
         Эти существа, с самого рождения зависимые от наличия дозы «эликсира», могли пребывать только в двух состояниях. Первое - это когда они были «голодны», и им требовался штрэк. Тогда, при достижении своей цели, они были свирепы и настойчивы, злобны и неутомимы, к тому же мобильны и сильны, почти как настоящие гораны. А как только драгоценный штрэк появлялся у них, и они добивались ожидаемого результата, тогда расслабленность и лень, были их уделом. Самоконтроля и дисциплины,  свойственных горанам, они не признавали. Ну какая может быть дисциплина и какой контроль, когда безумно хочется улёта и приходится делать всё, чтобы его заполучить. Тут уж ничем другим заниматься просто невозможно. А когда он, вожделенный и незаменимый штрэк, появляется – тогда уж совершенно невозможно не принять его. И вот оно: ш-ш-трэк!!! Полетели-полетели… и всё: теперь уже ничего не нужно, ничего больше не хочется и ничто, в этом мире, не страшит.
           Вначале, когда морков было мало, их жалели те, кто был нормален. Все понимали, что они – несчастные жертвы пагубной страсти их родителей к лекарствам. Но и тогда не было принято у горан содержать этих убогих.  Им всем приходилось зарабатывать обед свой. В основном они работали на местных фермах и плантациях: в огромных пещерных залах – там они выращивали еду. Хотя большая часть из того, что гораны получали на свой стол, приходило им от хайтэсков в виде оплаты за металлы и минералы, но и своё производство продуктов питания у них было. Это были растения и грибы, обходившиеся минимумом света от искусственных источников, и несколько видов выращиваемых животных, обеспечивающих горан животными белками. Здесь морки и трудились, по мере сил, бок о бок с себе подобными. Здесь вызревали их странные и страшные мечты, крепла их убеждённость, что мир необходимо изменить, что этот мир враждебен и несправедлив.
            В то время, когда их было ещё не слишком много, морки, ощущая свою отверженность и нежелание нормальных горан общаться с ними, стали объединяться в «семьи» для  совместного проживания, отдельного от прочих горан, и решения их общих проблем. Семей таких становилось всё больше и больше, а проблемы в этих семьях-поселениях нарастали, как снежный ком.
          Вначале они пытались работать. Что-то, даже, добывали и продавали. Но ведь это тяжело, а под дозой штрэка, даже и невозможно. Пытались выращивать еду – знакомое дело, но - принял дозу и забыл, зачем он здесь. Вот жизнь и заставила те семьи морков, где сохранились остатки разума, и, которые стремились выжить, - не привлекать к себе негативного внимание горан, и удерживаться в традиционном русле существования. Эти семьи имели своё производство и не нарушали принятых среди горан законов общения между анклавами. Может быть, за исключением закона о штрэке.
         Зато внутри их поселений был совсем другой мир. Они, поставленные реальными условиями в жёсткие рамки, изобрели, а, вернее сказать, повторили открытие раптэров – рабовладение. Наиболее умные и волевые из них, поняли, что они могут использовать более глупых собратьев своих, и подвели всё дело к тому, что на работы у них стали отправлять в наказание - за провинности. А для того, чтобы работающих было достаточно, придумали обширный Кодекс нарушений, где всё имело свою цену. Кража еды из семейного запаса – пятьдесят рабочих смен, кража штрэка – сто, выражение недовольства порядками в семье – сто пятьдесят, попытка бунта – тысяча, и ещё сотни разных других нарушений. И было ещё одно, самое страшное наказание – лишение законной вечерней дозы. Это применялось против самых упёртых из нарушителей, когда его нужно было сломать. Жуткое и самое страшное для морка наказание. Оно воспринималось всеми членами семьи, как невероятная жестокость, но и было самым действенным рычагом.
       Этот путь, избранный некоторыми семьями, был непростой. Но путь этот был единственный, способный обеспечить стабильное существование «семьи» морков. Такое добровольное рабство прижилось не во всех семьях, а только в тех, где авторитет главы «семьи» поддерживался силой и жестокостью правящей группировки - а других аргументов здесь и не существовало. Эти «семьи», где ставку сделали на автономное мирное существование, стали называться «мирными».
         Прочие же семьи превратились в кланы грабителей и убийц, в банды свирепых и организованных разбойников. Они и имя своё изменили, назвавшись «моркусами», чтобы отличаться от морков «мирных», которых всегда презирали и называли «рабами».
         И Бога они себе избрали другого, которого сыскали в легенде о встрече Трёхпалого Зу с Ангелом Тёмным. Тогда они решили для себя, что «темнота и чернота в том Ангеле – важнейшая черта». И стали поклоняться моркусы тому, кого придумали во тьме, чьё имя, как и морков суть – едины. Им нужен был свирепый, страшный Бог, скорей не Бог, а Дьявол кровожадный. Он должен быть, как думали они, и мстительным, и злобным, а это - кровь и плоть того, кого они почтят за Бога своего. И кто-то имя подсказал Его, шепнув из моркусов кому-то, и пронеслось, как мутная волна, по всем анклавам: Саттан, Саттан… И стало имя то в пещерах - именем Его, и кличем боевым при каждой сече.
         Их образ жизни и строй их мысли заставляли сражаться моркусов за каждую дозу, за каждую партию, за право жить и выживать в пещерах.
                *  *  *
         На поселения горан «моркусы» не решались нападать: очень серьёзный противник, да и что у него отнимешь? Штрэка у них не бывает, а из-за еды рисковать и не стоит. Еду можно отнять у более слабых семей моркусов или у «рабов». Её можно похитить с плантаций горан или хайтэсков. А ещё миллионы крыс вокруг, в коридорах и поселениях: серые чёрные, рыжие - всякие. Каждый вид со своим вкусом и запахом – это ли не еда? Еда, добываемая легко, и очень питательная.
          А, что касается настоящей добычи, и объектов внимания, где добычу эту можно забрать – это все «другие» семьи: и слабые семьи моркусов и семьи, называющие себя «мирными». Эти разрозненные «семьи», у которых всегда есть дурь, за которые никто не заступится – это другое дело. Здесь – налёт, наскок, и всё – наше. Всё, что захотим. Но, особенно сладкой и желанной их мишенью, были мелкие торговцы штрэком и курьеры. Как правило, это были беглые рабы-морки, бежавшие из своих семей, нанимаемые коммивояжерами-хайтэсками, для распространения «товара» внутри анклавов и поселений. Эти никуда не могли пожаловаться, и никто их не собирался защищать. Правда, их и не убивали, а только грабили, забирая всё, под чистую. Оставляли их не из милосердия, а чтобы не прерывать поток штрэка. 
          «Семьи» моркусов, этих отверженных среди отверженных, были ненавидимы всеми. Дети, рождавшиеся в этих семьях, и от рождения, не знавшие ни любви, ни сострадания от родных своих, вырастая, были свирепы и кровожадны. Они терпели окружающих по необходимости, и жестоко ненавидели всех «других». Все чужие, не члены их семьи, были их врагами и конкурентами в этой жизни. Потому и селились «семьи» моркусов подальше одна от другой, а их поселения были организованы, как военные лагеря. Так было спокойнее засыпать, и была возможность проснуться живым.
       Не желая никакой другой жизни, не желая напрягаться даже для обеспечения минимального комфорта себе и своим детям, они проживали в своих загаженных селениях, в мерзости и запустении. Жили моркусы только сегодняшним днём, от дозы до дозы, не задумываясь и не сожалея ни о чём, не ожидая ничего, кроме дозы, и не боясь ничего, кроме ломки. Они выбрали войну, как образ жизни, как путь, для них единственный, и шли по нему, не сомневаясь в правильности избранного пути.
           Моркусы никогда не знали таких чувств, как милосердие, гуманность, доброта, и поэтому их внутренние войны были страшны. Здесь никто не молил о пощаде, и никто её не предлагал. Свирепость и жестокость, кровожадность и бесстрашие - этими качествами моркусы стали сильно походить на инсектов – извечных врагов горан на Ипе. Об инсектах ещё помнили, и это сходство было замечено населением всех незараженных анклавов. Эти проявившиеся отвратительные качества моркусов, конечно же, не добавляли к ним симпатий или сострадания.
           Руководителей анклавов на собраниях «Большого круга» всё сильнее беспокоили неуправляемые мутанты. Всё чаще вожди анклавов поднимали вопросы о моркусах, об их непредсказуемом поведении, об их непрекращающихся спонтанных войнах, пока ещё не задевающих горан. Мудрые понимали, что «пока ещё» - это вопрос времени, а пугающие качества морков-разбойников, и, без сожаления проливаемая ими кровь, обещали всем соседям этих монстров будущее неопределённое, но полное несчастий и бед.
         Однозначность грядущего решения этой проблемы ещё была и в том, что с морками и моркусами нельзя было договариваться ни о чём – договоры никогда не работали. Они не выполняли своих обещаний. Морки, не желали вступать в соглашения с горанами, потому что в этих договорах всегда присутствовал пункт о запрещении штрэка, о наказаниях за его распространение. А это было для них неприемлемо. А моркусы ко всем «другим» относились, как к врагам, и любой кратковременный тактический успех за счёт элементарного обмана «других» расценивался недоумками, как успех и месть. С этими существами никому нельзя было жить рядом и чувствовать себя в безопасности. И никакие полицейские меры не помогали исправить ситуацию.
        Полицейские отряды горан и хайтэсков, направляемые во враждебные территории для расследования преступлений моркусов, наталкивались на организованное мощное сопротивление. Обычно враждующие «семьи» моркусов и морков, в таких случаях объединяли свои усилия, чтобы не допустить в свои коридоры и поселения общего и страшного врага, грозящего отнять у них главный смысл их жизни.
         Во всех общинах горан постепенно вызревало отношение и к «семьям», и отдельно, к каждому из этих уродов. Одинаковые, определяющие их суть, трудноразрешимые проблемы были у всех мутантов: и морков, и моркусов. Это - не проходящий голод по штрэку, и не желание тратить время своей жизни на что-либо ещё, кроме штрэка.
           Большой Круг горан, собрав все необходимые доказательства, подтверждающие всю чудовищность демографической катастрофы, опять обратился в Координационный Совет Тума. Может быть, собранные свидетельства потрясли, наконец, правителей, а может, угроза горан, что прекратят они отношения с верхним миром и не позволят ему добывать что-либо из недр, но что-то кардинально повлияло на Совет планеты. Был сформулирован очень жесткий закон: штрэк объявили злом и поставили вне закона по всей планете Тум.
          Замечательный получился закон. Но поздновато. Слишком много потребителей, готовых на всё, ради него. И слишком высоки прибыли, ради которых многие другие всегда готовы к немалым рискам.
          И ещё был один вопрос: что делать с мутантами?!
                14.  РАПТОИД-ЧЕК.

           А морки, и мирные, и не мирные - жили своей жизнью. И в их сложившихся группах, естественным образом, проявлялись лидеры – наиболее умные и волевые на фоне менее удачливых собратьев своих. Все остальные члены «семьи» стали называть их – «отцами». Задача «отцов» - это разрешение проблем и трудностей своих семей. А главная трудность – обеспечить выживание семьи. При существующих нравах у моркусов, и слишком облегчённом их отношении к жизни и смерти, это была очень насущная и трудноразрешимая проблема. И для того, чтобы находить возможности урегулирования взаимоотношений и конфликтов между семьями, и, чтобы семьи не вымирали в непрекращающейся войне семей, «отцы» должны были иногда встречаться.
         Однажды, на одной из таких встреч, где обсуждались проблемы взаимодействия при отражении полицейских рейдов, тема разговора, как-то сама собой, перетекла в другое русло. Разговор зашёл о проблеме сокращающихся поставок штрэка, и о непрекращающихся столкновениях на этой почве, когда неожиданно возник простой вопрос: почему мы сами не производим штрэк? Ведь если научиться его производить, то сразу отпадёт или решится столько проблем. Вопрос задал новый «отец» изолированного анклава под названием «Глубокий каньон».
          «Отец» из «Глубокого каньона» был странный и удивительный, даже по меркам морков, тип. Внешне он не походил ни на морка, ни на горана, хотя черты и тех, и других в нём просматривались. Это был крупный и очень рослый субъект, с цилиндрической грудью и, потому узкими, как у раптэра, плечами, длинными и толстыми руками и ногами, бросающимися в глаза на фоне коротконогих горан и морков. И голова у него была больше похожей на морду раптэра, чем на голову горана: с ребристым черепом, с могучими челюстями и выпирающими наружу зубами. Потому и звали его морки – «Раптоид-Чек», соединив кличку с именем, данным ему при рождении. Однако, при всей необычности и, даже по меркам морков, «ненормальности» его внешности, в уме ему отказать было нельзя. На фоне большинства слабоумных морков он был просто гений. Мозг его не спал, и постоянно выдавал продукцию. «Раптоид-Чек» и предложил – новый путь.
                *  *  *
        Анклав горан «Глубокий каньон» сформировался за десяток лет до рождения Амона в горном массиве неподалёку от его родного города Кхет-Су. Располагался анклав несколькими поселениями на самых нижних этажах, доступных для проживания горан. Там было жарко, даже слишком, и слегка светились голубоватым, призрачным светом стены коридоров и пещер. Может быть поэтому, в местных семьях рождались уже тогда дети, непохожие на своих родителей. Кто – чем, но все отличались. У кого-то был дар видеть в полной тьме. Они видели всё не только в своём, как им казалось, хорошо освещённом природным свечением анклаве, а и в любом другом месте, даже в тех удалённых пещерах, чужих анклавов, где заведомо не было никакого освещения. Некоторые другие «видели» окружающие пласты, знали, где что залегает, и как туда пройти. Третьи, не обладая столь явственными плюсами, были просто несколько иными и отличались формой головы, рук, тела или ног. А кто-то от рождения не имел слуха или голоса, или никогда не хотел спать. Поэтому анклав «Глубокий каньон» и не пользовался особой популярностью у остальных горан, извне. Новички здесь не задерживались, а местные, обособившись, жили так, как им нравилось, и как они привыкли.
        В «Глубоком» добывались, редкие на Туме, тяжёлые металлы, которые при добавлении в сталь, делали её необыкновенно прочной. А, значит, это был товар, имевший высокий спрос и ещё более высокую цену. Находились эти металлы поблизости от поселений, можно сказать: в соседних коридорах и штреках, и добывать их не составляло большого труда. Поэтому местные, не слишком переутомляясь, имели всё, что только можно было купить на Туме, и, вероятно, поэтому они никуда и не собирались уходить отсюда, невзирая на особенности анклава и «особенности» детей своих. И когда «спаситель Сет-Ха» познакомил горан со своим эликсиром, сюда, в «Глубокий», его вначале повезли по двойной и тройной цене. Но потом, правда, всё стало на места, а те, кто завышал цену на штрэк, куда-то исчезли, к удовольствию всех любителей дури.
        Век проходил за веком, и изменения, вызванные местными природными условиями, пересекались и переплетались с изменениями, вызываемыми любовью к штрэку. Теперь выходцы из «Глубокого каньона» поражали даже видавших виды, морков. Таких «красавчиков», как здесь, больше нигде не рождалось.
        Вот и мама Чека была такой. Она родилась в семье потомственных морков в пятом поколении, и сама была образцом для музея. Это было существо узкоплечее, на две головы выше любого из морков, с длинным, гибким позвоночником, широким тазом и короткими, массивными ногами. Голова её была слишком велика для этих плеч, и сильно вытянута от затылка к подбородку. А лицо её было совершенно незабываемое: неподвижное, как маска смерти, и такое же привлекательное. Этот стилизованный череп был ещё и украшен шевелюрой из тонких серых отдельно свисавших прядей, начинающихся  почему-то от затылка. Кого она соблазнила? Об отце Чека ничего определённого сказать было нельзя, так как семьи морков всегда были полигамны и дети в них были общими. И, потому, когда малыш родился, никто этого не заметил. Даже его мама об этом узнала только на следующий день. Так началась жизнь Чека-раптоида.
                *  *  *
         Очнувшись после длительного улёта, она лежала неподвижно, бездумно глядя в тускло освещённую люминофорами поверхность. Всё та же стена: грязная, не чищеная много лет, украшенная тенетами и мазками. Значит, дома, на своей кровати – решила она. Но что-то изменилось – она это ощущала, только не могла понять – что? Вроде всё, как всегда: тот же мерзкий, но ставший привычным, вкус во рту, та же отвратительная вонь нечистот и давно немытого тела, но что-то ещё… Что – пыталось понять она.
         В голове, давно отвыкшей от мыслей, медленно, неохотно что-то провернулось и застряло. Она, стараясь запустить «заржавевший» механизм, с трудом подняла вялую руку и сделала «тук-тук» по своему яйцевидному черепу – раньше это помогало. Сработало и на этот раз, и она поняла: есть дополнительный, незнакомый запах. Что это? – забеспокоилась она, на запах похотливого самца или самки – не походит, и с едой этот запах не имеет ничего общего. И тут пришло новое ощущение: странная пустота и чувство освобожденности внутри неё. Родила – поняла она. Эта мысль никак не взволновала её. Сколько раз она рожала – трудно в такое утро и вспомнить, да и не важно. А никто из них и не выживал. Одни рождались мёртвыми, других она теряла позже, то, забывая о них, во время своих затяжных оргий, то «присыпая» их во время непробудного сна, больше похожего на беспамятство от передоза.
         Она осторожно пошарила руками вокруг себя, и правой рукой, за спиной нащупала его – маленький, мокрый, почти остывший комочек. «Уже умер» - подумала она, не испытывая при этом никаких чувств. Но, вдруг, совсем рядом, кто-то негромко и очень внятно сказал: «Ты должна вырастить этого ребёнка. Без штрэка.». Она обернулась, но никого не увидела в комнате, лишь странное, бесформенное, тёмное пятно покачивалось возле противоположной стены. «Я тебе помогу - добавил он – Выбор у тебя не большой: или ты выращиваешь этого ребёнка, а Я, взамен, уменьшаю твою зависимость и тем продлеваю годы твоей жизни. Или ты уже сегодня начнёшь умирать, и будешь умирать долго и страшно! Выбирай».
          Ей показалось, что она сошла с ума, и всё это ей чудится. Как в подтверждение этого, её заколотил озноб и по всему телу выступил холодный, липкий пот. «Всё, - точно чокнулась! – уже решила она, но потом засомневалась - А, может, это – последний привет от вчерашней дозы? Или, может, это старый знакомый – глюк, предвестник ломки?» В её голове, от всех этих загадок закружилось и зазвенело, совсем как в пустом железном ведре могли бы скрежетать жестяные тарелки. И она уже твёрдо для себя решила, что сошла с ума. Но тут же получила очень реальный и болезненный щелчок по лбу. «Я – здесь, - добавил он, в самое ухо - и ты всё слышала наяву. Ты выбрала? Спрашиваю в последний раз». Пятно на стене заколебалось сильнее, как будто собираясь исчезнуть, и она заторопилась, насколько это было возможно в её финишном состоянии. Трясущимися руками она притянула ребёнка к себе, и с трудом прохрипела: «Да, да… А кто ты, как имя твоё?»  «Узнаешь после» – шепотом пронеслось в её голове. Она внезапно и сильно захотела спать. Её глаза закатились и, пробормотав ещё что-то и громко испустив газы, она выключилась.
        Проспав недолгое время, она проснулась, и странные воспоминания показались ей сном. Так часто бывало и раньше: после долгих «полётов» трудно было реальность отделить от глюков и снов. А в последнее время ещё и здоровье сильно качнулось. И теперь даже после трёх-четырёх «чеков» и ломало свирепо, и чудилось разное.
         Вдруг, что-то шевельнулось рядом с ней. Это подействовало на неё, как удар. Она, дёрнувшись всем телом, отпрянула - перед ней лежало маленькое существо, не похожее ни на что. Оно было с длинными, как у хайтэска, ногами, с конической грудью, почти без плеч, и черепом, совсем, как у раптера. «Вот это чудо – подумала она, - безобразное чудо, - добавила про себя, - Может так и назвать его? Или её?» Она повертела малыша, осматривая, подумала какое-то время, и, наконец, всё-таки решила – он это, мальчик. «Как же его назвать?» – задумалась. И тут вспомнила – приходил кто-то. Всплыл в мутной памяти разговор и обещание этого, чёрт знает кого. И, что удивительно, условие объявленное им, чётко обозначилось в её ослабленной памяти: ребёнок – без штрэка! «Значит, не простой малыш у меня родился – поняла она, - Может быть он – самое дорогое из всего, что было у меня в жизни? Если это так, то и назвать его надо так…» И она, сильно напрягшись, задумалась, но не надолго. Потому что сразу устала. Но мысль, всё-таки, родилась: «Что было в моей жизни самым дорогим для меня? Чек штрэка, а лучше – два, что же ещё. Вот и имя ему – Чек».
        Прошло несколько лет. Ребёнок рос, на удивление всем, крепким и крупным. И уже с самых первых лет, в любой, даже самой живописной группе морков, его внешность сразу бросалась в глаза. А кличка сама напрашивалась – раптоид. Так и звали его все, не вспоминая об имени, пока однажды он не заслужил право: носить имя Раптоид-Чек. А произошло это так…
                *  *  *
        Все морки от рождения и до финального своего чека были членами своей семьи – главной основы их бытия. Семья могла владеть одним анклавом с несколькими поселениями, как семья Чека, или одним отдельным поселением, если это была новая, молодая семья. Вся жизнь их проходила в своём поселении, где они родились, в своём кругу, где каждый знал каждого, и каждый знал своё место. Как правило, место своё приходилось добывать своими качествами: решительностью, свирепостью, силой и, редко кто, умом. В семье было несколько отрядов: два-три молодёжных – их называли ударными, и они были боевиками семьи. Был и ещё один отряд - караульный, в котором состояли все оставшиеся в строю, возрастные морки семьи, не утратившие ещё функциональности и подвижности. В обязанности караульного отряда входило обеспечение безопасности подконтрольных территорий. Такая структура построения семьи обуславливалась их образом жизни, и постоянно вспыхивающими войнами семей. Каждая из войн обеспечивала семье статус, который подтверждал её право на существование и на уважение к ней других семей. Также, в результате удачных боевых операций семья могла заполучить партию дури совсем забесплатно. Для того и нужны были боевики-моркусы. Всех это устраивало, и о потерях никто никогда не переживал. Жизнь стоила здесь дёшево, и ничто не ценилось у них так, как штрэк. Но, однажды выяснилось, что не все так думали.
         На одном семейном совете, где планировали операцию по изъятию «товара», который должны были вскоре доставить по заказу, враждебной им семьи «мирных» морков, слово взял Раптоид. Обычно он держался в тени, старался не выпячиваться. Он был командиром звена в своём отряде и довольствовался тем. А тут, вдруг, встал и выпрямился во весь свой громадный рост. Все, конечно, его хорошо знали – вырос у них на глазах. Но теперь у присутствующих, как будто, открылись глаза: все увидели, какой он огромный и сильный. Раптоид занимал, казалось, половину всего объёма комнаты, где сидели все командиры семьи. Командир его отряда сразу про себя решил, что если Раптоид решит предложить ему поединок за право командовать отрядом, то он - откажется. Не то, чтобы он боялся – нет, а просто шансов победить такого гиганта - не было. Но дело оказалось в другом - Раптоид стал говорить.

                15.  ОБРАЩЕНИЕ  ЧЕКА  К  МОРКАМ.
         
      - «Семья, и ты, «отец», прошу вас выслушать меня. Я много времени не отниму. Хочу сказать сейчас, что следует о будущем подумать нам. Вы помните историю, с которой начался «Каньон глубокий»? Предание гласит, что много сотен лет назад к горанам Тёмный Ангел приходил. В те времена одним большим анклавом руководил горан трёхпалый Зу. Анклав тот расположен был не очень далеко от города Кхет-Су. Тот Тёмный Ангел чернее чёрной сажи был – так предки донесли до нас преданье. Напомню тем из вас, кто из-за штрэка всё забыл: кто – мы, откуда мы пришли, и содержанье предсказанья.
        В те времена на Туме морков не было совсем, о штрэке не слыхали наши предки. Гораны – наши корни, и веками они по штольням двигали каретки, в которых смысл их жизни был, овеществлённый труд и главный их продукт, востребованный в целом мире, который и сейчас задорого берут. Так вот, трёхпалый Зу и Тёмный Ангел заключили соглашенье: гораны роют тайно ход под городом Кхет-Су, под нужный дом. А Ангел, - как гласит совместное решенье, - покажет им каньон глубинный, в котором без больших трудов и силы истощения, они найдут и смогут долго добывать редчайшие металлы, цена которых от теченья лет, лишь будет только возрастать.
        Ещё тот Ангел говорил, а Зу ему внимал, и после ночи той слова те записал: что вскоре в мире засияют славой имена, не рожденных ещё детей, деянья чьи изменят мир, и перессорят племена. И то, что Ангел предвещал, случилось – пришли они Амон, Сет-Ха и всё переменилось!
        И предсказание ещё одно сбылось: «Народ горан погибнуть может, коль пустит в племена свои чужого. Чужой проблемы разрешит, но в души ваши поселит ужасный Голод, который до могилы душу сгложет и кровлю вашу обрушит».
        Вы до сих пор спасителем считаете Сет-Ха. Подумайте, а так ли это? Вы вспомните горан, и посмотрите на друг друга, на себя – насмешка над природой – нет большего, наверное, греха, чем способом таким поиздеваться над породой. Живём, как черви, и мечты, как у червей: пожрать, поспать, размножиться и доза! Мы – плесень гнусная на лике у планеты, мы здесь для всех – как в заднице заноза! Ну, посмотрите, что вокруг лежит: дерьмо в дерьме, и поверху, и в тьме! А мы, не мы ль носители дерьма, иль не поклонники того, что превращает нас в дерьмо? Кто – мы? В чём наша честь? Она была, иль будет? Иль всё, что видим мы вокруг – она и есть!?   
        Тот путь, что мы идём – это не путь разумных, это прыжок в могилу, бездарно прожитая жизнь, напрасно траченные силы. Я не впустую здесь так долго говорю – рецепт я знаю, и, поверьте – подарю я жизнь любому, кто в мир любви захочет возвратиться из мира ненависти.
         И, в доказательство того, спрошу: кто Сью-ужасную не знает? Знаю – таких нет. А то, что она – мать моя, и что росла с младенчества на чеках штрэка – не секрет? Так вот, «семья»! Тот Тёмный Ангел снова посетил наш скорбный мир. Он ночью в сон мой приходил, как лучший друг и мой кумир. Он терпеливо, как с ребёнком, повторял, когда я что-нибудь не догонял. Он говорил мне много странных слов: как тяжко в ненависти жить, и как сладка любовь! Я помню, что Его переспросил: любовь? – что есть любовь? Это – еда, иль лакомство? Иль, это чья–то кровь? А он, как друг, ответил мне: чтобы познать любовь, не нужно жить «во тьме».
       Ещё сказал он странные слова: больна планета – бластула слаба, лечить её пора – лекарство выбрать нужно: иль хирургическим путём, иль мягко и наружно, - он долго на меня глядел, как будто выбирая путь, как будто размышляя: как нас на путь вернуть. Затем сказал: - Мне жаль тебя, и твой народ, - и рассказал мне, чем и как, лечить наш вечный голод. Теперь я знаю путь! Отвергнуть путь спасенья может лишь дурак, иль тот, кто сам себе есть злейший враг.
        Я мать свою, ужаснейшую Сью, отведавшую штрэк ещё в утробе, тому лечению подверг, и, как известно, не угробил. Она уже тому полгода штрэк не просит, и голод свой не признаёт или легко выносит. Помолодела лет на сто, о жизни думать стала. Мечтает к «мирным» перейти, и этой странною своей мечтой, меня уже достала. Кто мне не верит – всех прошу я, в этом убедиться. Клянусь, я правду говорю – всё это подтвердится!
        Сейчас я призываю всех – откажемся от войн и штрэка, изменим  нашу жизнь и изберём любовь и жизнь, которую продлим хоть на полвека. Вернёмся в мир любви и сострадания, вернёмся к Богу, наконец, переступив через сомненья и свои страданья!»
        Чек замолчал и внимательно осмотрел сидящих перед ним, замерших с раскрытыми ртами, командиров семьи. Все сидели неподвижно, никто даже не моргал. Их выпученные глаза уставились на него, и в них была заметна небывалая работа мозга. Ему, даже, показалось, что он слышит, как туго, со скрипом работают заржавевшие мозги его братьев. Они молчали и он – молчал, ожидая, когда они переварят сказанное им.

• ОТВЕТ  СЕМЬИ.            

         Первым пришёл в себя «отец». Он, с трудом, оправился от изумления, в которое поверг его, как и всех остальных, этот странный, уродливый моркус Раптоид. Никто и никогда здесь так не говорил, и никто из них и не ожидал услышать такой удивительной речи. А в особенности от того, кого даже они считали «уродом и недоразумением». Они, дети порока, не напрягавшие мозги от рождения, забыли многие слова и понятия, из тех, о чём говорил Раптоид-Чек. И теперь они, как заворожённые слушали его, напрягаясь изо всех сил, чтобы понять всё, что говорил им Раптоид. Раздражение, возникающее от осознания своей тупости, перемешивалось в них с ощущениями грядущих изменений, с возникшим чувством ожидания чего-то доброго и светлого, чего они были лишены всегда в этой своей гнусной жизни. А когда Чек замолчал, они продолжали находиться там, в пригрезившемся им, замечательном будущем. И, чем дольше длилась пауза, тем труднее им было выйти оттуда.
         Резко и сильно хлопнув ладонями по столу, «отец» встал. Все остальные вздрогнули, теряя оцепенение, а вместе с ним и восторг обольщения от чудесной речи Чека-Раптоида. Они, с сожалением чувствовали, как их покидают необыкновенно приятные ощущения, едва приоткрывшихся им перспектив новой беззаботной и счастливой жизни.
         «Отец» пристально и с ненавистью смотрел  прямо в глаза Чека. И этот взгляд ничего хорошего не сулил.
         - Ты сладко говорил, Раптоид-Чек. Твои слова, совсем как штрэк на душу – лечат и ласкают. Да только те слова – слова всего лишь. Они затихли – нет их, исчезли навсегда, а Голод наших душ остался – вот беда! Что посоветуешь, Раптоид? Как дальше бедным и убогим быть? Как нам сейчас тот голод победить? Не знаешь – вижу я ответ. А я тебе даю совет: попридержи язык болтливый. И Сью мы знаем, и тебя, с тех пор, как ты ходил сопливый. Да, да, ты был тогда сопливый, мелкий негодяй и вор. Ты думаешь, забыли мы, иль ты считаешь, что не знали, как ты тогда упёр еду от нашего семейного стола, и было это не однажды, но мать твоя тогда спала с отцом семьи, хотя с ней делал это каждый. Но для тебя прощенье, каждый раз, канючила она. Ну что, я освежил твои воспоминанья, а заодно и всем напомнил прошлое того, кто ныне, вдруг, в мессии рвётся, не понимая одного, что жизнь и штрэк – есть суть одно. Мы так хотим, и будет так. А ты – зануда и дурак! Тебя прогнать бы надо, а может быть –убить. Но ты большой и сильный, и сможешь навредить врагам семьи немало, а потому, чтобы семье вреда поменьше, а врагу – побольше стало, тебя мы в карцер заточим, и что с тобой там делать, сейчас и здесь решим.
         Ещё к тебе вопрос: сдаётся нам из речи той – ты к штрэку равнодушен стал! Так вот, мы на иглу тебя – посадим! Дней через сто, чтобы предстал, исправленным и обновлённым, перед нами. А коли – ты дурак, и не поймёшь мою науку, устрою я тебе большую скуку: недалеко заброшенная штольня есть, где сонмы крыс привыкли наших мёртвых привечать. Туда тебя мы сбросим, и, коль тебе твой Ангел не поможет, то перед смертью – будет время поскучать. А жизнь твоя закончится когда, тогда и мать твою – туда!
        «Отец» закончил.  Он внимательно и строго осмотрел слушавших его. Все присутствующие командиры согласно и одобрительно закивали головами – семья подтвердила приговор.
                *  *  *
        - Прости, Отец небесный, - не смог их убедить!
          Их суть не переделать, их ум не разбудить.
          Я помню те слова, что мне ты говорил,
          Я выполнил заданье и всё им повторил. 
          Я помню о лечении, о методах пути:
          Не помогло наружное, так следует найти
          Другой путь – хирургический, как ты его назвал,
          Ты верь мне славный Ангел – тебя не предавал!
          Я сделаю что нужно, я всё перенесу,
          Раз так угодно Небу, и штрэк, и боль,
          И Голод… и смерть мою, и Сью…

17.  ПУТЬ  ЧЕКА  НА  НЕБЕСА.

        Безропотно отсидел отпущенный ему срок Чек. Безропотно получил свои четыреста доз дури, и вышел другим. Теперь это был: не знавший страха, злобный и свирепый воин. В атаках он был всегда впереди первых, не знал сомнений. И пощады не давал никому. Даже курьеров, которых у моркусов было не принято убивать, - он убивал. Благодаря своим природным данным, огромному росту и весу, всегда заряженный невероятной яростью, он стал кошмаром для всех «других». Как только кто-то из противников, будь это другие моркусы или «мирные» морки, узнавал его среди прочих нападавших, всё - бой прекращался, и все они разбегались.
        А из-за своей неконтролируемой свирепости и вспыхивающей, как вулкан ярости, он стал ужасом и для своей семьи. Его боялись все, и больше всех – «отец». Уж он-то знал, чего ему ждать. Так однажды и случилось.
        В тот раз воины «Глубокого» возвращались домой после не слишком удачной операции на враждебной территории, и, в тёмных, заброшенных коридорах, внезапно натолкнулись на засаду «других» моркусов, через чьи территории они шли. Завязалась свирепая и жуткая резня, почти в полной тьме, так как передовой воин, нёсший фонарь, погиб первым, а люминофоры, прикреплённые к одежде воинов семьи, и давно не заряжаемые, едва светились. Лязг металла, визг раненых, вой умирающих, и рёв сражающихся: Сааттан- Саатан!! И темнота, в которой вспыхивают снопы искр от столкновений лезвий. Встречный бой, в узких тёмных коридорах, когда не ясно: где свой, где чужой, что может быть кровопролитнее, страшнее и бестолковее? Вот и здесь, отчаянно рубились холодным оружием, не расчехляя ничего другого.
          Когда враг узнал Чека и спешно отступил, стали считать потери свои и чужие. «Другие», если считать по трупам, бой проиграли, но семья потеряла больше. Семья потеряла в качестве. Обнаружилось, что в этой свирепой резне погибли семеро лучших воинов семьи. Среди них оказались «отец» и все командиры, участвовавшие в этом рейде, и шедшие первыми в колонне. Все, кроме Чека-Раптоида. Он тоже был изрезан вдоль и поперёк, но твёрдо стоял на ногах, держа в ручищах свою огромную секиру, не подавая никаких признаков слабости или утомления.
           Когда осматривали убитых, обнаружилось, что каждый из командиров семьи разрублен почти надвое. Их и было-то трое, вместе с «отцом», а нести их пришлось шестерым, чтобы донести всё. Нести погибших сначала никто не хотел – не было это принято у моркусов. Обычно убитых оставляли там, где они погибали, а крысы, в огромных количествах проживающие в коридорах и анклавах, заботились об утилизации тел. Но в этот раз, Раптоид, как единственный сохранившийся командир, приказал взять тела погибших командиров и нести их в селение. И никто не посмел ему возразить, зная его характер.
      Среди десятка тел чужих, только один оказался разрубленным подобным же образом, как и командиры семьи. Оставшиеся в живых воины семьи, в глубокой задумчивости, собирали оружие, своих убитых и поверженного врага. Было о чём подумать. И, собрав всё, они, молча, стараясь не глядеть на Чека, направились в своё поселение. А Чек теперь шёл один впереди и улыбался в темноте.
        Возвратившись домой отряд, по приказу Чека-Раптоида, тут же приступил к церемонии прощания с погибшим «отцом» и командирами. На церемонию собралось всё население посёлка. Все они смотрели на погибших, на их раны, цокали языками и задумчиво смотрели на Раптоида и его секиру. Церемония прошла скоро и в молчании. Затем Раптоид-Чек приказал отнести погибших героев к той самой штольне, о которой говорил в своё время «отец», и там сделать то, что и принято. А сам Чек шёл рядом, пока их несли, и, с видимым удовольствием наблюдал, за процессом «погребения» героев.
       Так Чек-Раптоид стал «отцом» семьи из «Глубокого каньона».
                *  *  *
        …И вот однажды, на сходе «отцов», где обсуждалась проблема взаимодействий семей при нападениях полиции горан и хайтэсков, впервые появился в качестве «отца», в столь представительном собрании Раптоид-Чек. Он представился, как и положено, объявив и имя своё и семью, при этом поразив всех присутствующих и размерами и видом своим. Потом он скромно молчал и внимательно слушал. Но, когда разговор зашёл о возрастающем дефиците штрэка, и об учащающихся, в связи с этим, столкновениях семей, он опять поразил собравшихся, но теперь уже ходом своих мыслей, предложив удивительный путь. Он встал и, внимательно оглядев всех, сказал:
         - «Отцы»! Вы - лучшее, что есть в народе нашем – его честь. Его – вы воля и лицо для всех «других»: своих, чужих. Одно лишь плохо здесь – война, которая совсем как ржа грызёт и мучает народ, и каждый дом, и каждый род. Он разобщён, не понимает, что мы – одно, не осознает - одна семья мы навсегда, одна проблема и беда. Сейчас слабы мы, словно нитки, как паутинки на ветру, как дыма лёгкие картинки, которые порвёт к утру, злой, сильный ветер перемен. Чтоб это было всё не так, чтоб ветер был нам, как пустяк, давайте кончики тех нитей – свяжем, и укрепим мы свой союз, а всех, кто с нами, мы обяжем не разрушать священных уз. Запрет на войны – мораторий, на десять лет провозгласим, поддержим нерушимой волей, и общий Центр мы создадим. Как общий центр паутины, конструкций жёсткости ребро, для завершения картины, «Узлом» - мы назовём его.
       Хочу задать ещё один вопрос, на первый взгляд, казалось бы, он прост, вопрос тот мучает уж столько лет меня: всем нужен штрэк, но почему-то, никто не тратит на проблему ту, и дня. Всегда готовый штрэк мы ищем-рыщем: зачем и почему? Не проще ль нам решать задачу эту в анклавах наших, прямо на дому. «Узлу» задачу эту зададим, как центру наших соглашений, и сколько надо полномочий отрядим, а после станем помогать, и обязуем их, исполнить все решения.
       Совет сегодняшний наметить может путь: куда идти и где свернуть, как моркам дальше жить или не жить, что ненавидеть и любить, но только есть условие одно, и быть исполненным оно должно: чтобы Совета планы воплотить, конфликты все, на время общих действий, необходимо прекратить! - Чек закончил, и замер, в ожидании реакции Совета.
       В этот раз он не ошибся - зёрна упали на готовую почву. «Отцы», восхищённые мастерской речью, долго качали головами и цокали языками – такой речи им слышать не доводилось. И тема была актуальная, и речь – хороша. Предложение Чека открывало новые перспективы мирного сотрудничества семей и выглядело, как путь выживания. Оно было неожиданным и удивительным, оно давало надежду, и тем понравилось им. За него проголосовали все семьи: решили попробовать.    
               
                18.  ВЫБОР  МОРКОВ.
        Технология изготовления штрэка хайтэсками, всегда была глубоко засекречена серыми. Исходные материалы тоже неизвестны, и, возможно, что если они растительного происхождения, то в пещерах их не удастся вырастить. Это, конечно, серьёзные проблемы, но проблемы – решаются. Вопрос – как? Кратчайший путь определили - через осведомлённого сотрудника нелегальных теперь и, глубоко законспирированных, производственных лабораторий.
         За цветные, твёрдые камешки, какие в шахтах иногда валяются под ногами, а ценятся наверху они, непонятно почему, высоко, добыли у знакомого торговца-поставщика штрэка список интересующих их сотрудников. Акции против хайтэсков морками до сих пор никогда не проводились. А все их местные войны, вспыхивавшие в пещерах и коридорах, велись исключительно между семьями. Может, потому и были они живы, что не мешали верхнему миру, и не особо досаждали горанам. Полицейские рейды не в счёт: рейды эти носили характер устрашения и сдерживания. Это понимали все. А тут, вдруг, морки собрались поменять правила игры – а это чревато серьёзными последствиями. И, чтобы не подвергаться риску, сначала решили реализовать самый жесткий вариант операции: похищение знающих хайтэсков, пытки для получения секретов технологии с последующим устранением их, и сокрытием всех следов.
          Группы разведчиков-моркусов по ночам, в городах хайтэсков, скрытно обследовали подходы к жилищам избранных ими специалистов. Изучение обстановки на местах показывало, что незаметно и без шума операцию по изъятию нужных спецов в городах провести невозможно. Обязательно будут свидетели, на месте проведения операций будут обнаружены какие-то следы и улики, от которых не отопрёшься. И что тогда?..
           Новый сход «отцов», состоялся в «Глубоком каньоне», где с недавних пор, под контролем Чека, расположился координационный центр «Узел». Обсудив полученные сведения, постановили, что похищение нужного специалиста необходимо производить за чертой города, в условиях уединённости. А для этого необходимо отслеживать все их перемещения. Провели ещё несколько скрытных ночных рейдов в тех городах хайтэсков, в одном из которых, где-то нелегально действовала лаборатория по производству штрэка. Во время этих рейдов, к личным слайдерам, интересовавших Центр специалистов-хайтэсков, прикрепили радиомаяки, позволяющие отслеживать все значительные перемещения интересующего объекта.
           План удался: и датчики сработали, и антенны – не подвели. Удачно отследили одного из намеченных сотрудников, и ночью, во время загородного пикника, моркусы похитили молодого лаборанта с женой и ребёнком с берега горного озера. Ему предложили жизнь. Ему и его семье, в обмен за информацию и сотрудничество. При таком предложении выбирать не приходится. Лаборант, конечно, всё рассказал, но то, что они услышали, им не понравилось. Оказалось, что процесс изготовления «эликсира», как упорно называл лаборант всем известный штрэк, это процесс длительный, трудоёмкий и сложный. Появилась новая проблема – кому поручить, кто сможет сделать всё так, как надо? А таких, среди морков – не было. В Центре призадумались: идея Чека оказывалась трудновыполнимой. И тогда Чек, на свой страх и риск, ни с кем не советуясь, решил изменить первоначальный план и перетащить к себе, кого возможно из тех хайтэсков, кто будет полезен при реализации его замыслов.
        Для начала он сделал такое предложение лаборанту и его жене, от которого те не смогли отказаться. И вскоре необходимая грибница успешно произрастала, под присмотром супруги лаборанта, а сам он делал то, что делал всегда – изготавливал штрэк. Объёмы, правда, были не такие уж и значительные, так как сами морки, в большинстве своём трудиться не желали, а многие просто уже и не могли. И теперь, для расширения производства и получения нужных объёмов продукции, необходимо было решить ещё одну серьёзную проблему. Остро встал вопрос рабочих рук. Пленные рабы решают все проблемы – так решил Чек. Их достаточное количество, неусыпный контроль - за ними, угроза расправы над их родными и детьми, а в случае успешного сотрудничества – неплохие условия содержания для них и их семей - вот на этих основах и следует строить весь план и новую важнейшую «отрасль производства».
          По наводке пленённого лаборанта, похитили ещё с десяток семей таких же подпольных производителей штрэка. Их всех и всегда брали из империи Грау, и делалось так, потому что здесь в основном и было развёрнуто всё производство качественного продукта.  Но делалось это продуманно и аккуратно, чтобы не взбудоражить общественное мнение и не привлечь внимание к себе.
          Это была целая многоходовая операция. Сначала супруга пленённого отсылала из других городов лестные, привлекательные предложения о работе, намеченным жертвам, в которых обещалось всё. Затем, не устоявших от таких заманчивых предложений специалистов, выманивали для «работы» в другие города вместе с семьёй, где незаметно «изымали из обращения». Всё это продумывалось и осуществлялось под руководством Чека, которого за его мозги и назначили Главным Координатором Центра.
          Квалифицированных рабов становилось всё больше, для них и их семей построили отдельные деревни и создали все возможные, в андеграунде, условия. Не потому что их любили, а потому что не хотели рисковать понапрасну. Ведь штрэк мог оказаться и смертельным оружием в их руках. Производство важнейшей продукции в анклавах морков росло и ширилось. И они уже, составляли серьёзную конкуренцию преступному «верхнему» бизнесу.  Морки уже стали подумывать о вытеснении всех конкурентов. Или, что кардинально решало бы проблему - об их уничтожении. Им даже удалось, получив необходимую информацию от пленных, засечь пару подпольных лабораторий. И уже собирались они провести «зачистку», но мудрый Чек тогда предложил убрать конкурентов руками хайтэсков, сдав их полиции иерархата Грау через кого-нибудь из вождей Большого Круга. Морки были в восхищении от хитроумности Раптоида. Но так было до того момента, пока они не узнали, что известные им лаборатории, за несколько часов до полицейской операции сменили место дислокации. Морки, правда, их всё равно после отследили и поголовно вырезали. Только с этого момента никаких контактов с верхним миром они уже не предпринимали.    
           С течением времени, невзирая на все усилия вождей горан и на все принимаемые в анклавах законы, количество морков неуклонно увеличивалось и увеличивалось. Пристрастившиеся к штрэку, они, как страшным «летучим огнём» заражали других своей страстью и, наконец, в некоторых поселениях их стало даже больше, чем обычных, незаражённых горан. Стало заметно недоставать проходчиков в штольнях и шахтах. Появился дефицит рабочих на перерабатывающих фабриках. Выход продукции, ожидаемой хайтэсками, становился всё меньше, а, значит, и продуктов верхнего мира – пищи, всё более не хватало в пещерах.
         А кушать все хотели, и те, кто отказался работать - тоже. Работников становилось всё меньше, а нахлебников – всё больше. Родные и семьи их не в состоянии были их всех содержать. Да и не хотели. Неизбежный конфликт назрел и требовал разрешения.
           Решение вызрело и провозглашено было на Большом Круге: морков, и всех, кто с ними -  не считать более горанами. Предложить им удалиться из обжитых анклавов в отведённые для них поселения, где проживать они должны будут самостоятельно и изолированно. Коридоры между анклавами горан и морков – обрушить, всякое сообщение с мутантами – прекратить. Тех же, кто не уйдёт сам или незаконно попытается вернуться в запрещенные для них анклавы и поселения, подвергать наказанию:
- в первый раз – клеймению раскалённым металлом лба преступника, с последующей высылкой,
- во второй – превращением его в гумус /удобрение для растений на огородах горан/.
         Штрэк, отныне и навсегда признанный вне закона, уничтожать немедленно по обнаружении. Всех, у кого с момента провозглашения этого закона, он будет обнаружен - превращать в гумус, в течение одних последующих суток.
         Так образовались два мира андеграунда: мир горан и мир морков.
               
                19.  ПРОИСШЕСТВИЕ  В  НОЧЬ  ПОМИНОВЕНИЯ.
          
          В Ночь Плача и Поминовения незабвенной прародины народов – Избранной планеты, в ту ночь, когда все обитаемые миры Вселенной,  не утратившие Божественных Даров, в храмах своих разжигают свечи в память об Ипе, и проклинают «Лукавого поссорившего народы и погубившего Ип», на благословенной планете Тум, случилось происшествие, о котором узнали только наутро.
       В эту ночь, непостижимым образом, исчезло всё население города Кхет-Су. С вечера ничто не предвещало катастрофы. Жители города общались с остальным миром как обычно, с помощью всех существующих и доступных им средств связи, не проявляя никаких признаков беспокойства. Будучи родиной Великого Амона – основателя Белой империи, город имел особый статус и весьма неплохо был обеспечен средствами для поддержания необходимого имиджа. Население города процветало и благодаря великому патрону-предку, и, в большей степени, своей предприимчивости. 
           В тот трагический и памятный вечер всё население Кхет-Су, как и во всех других городах и поселках Тума, собралось возле семейных очагов в поминальной молитве. Время полночи ещё не пришло, когда связь с абонентами из Кхет-Су внезапно прервалась, как будто город накрыли непроницаемым одеялом. Все средства связи, одновременно, пресеклись, и никакие попытки изменить что-либо успеха не имели. Ночь Поминовения всегда считалась на планетах хайтэсков священной. Все дела, проблемы, конфликты – всё приостанавливалось накануне этой ночи. И здесь никто особенно не обеспокоился. Каждый, у кого прервалась связь, решил, что это обычная авария, какие часто случаются даже с самой надёжной техникой, и, казалось им тогда, что нет оснований для серьёзной тревоги.    
            Но время показало, что основания были, и весьма весомые: морки перешли свой «Рубикон». Морки, отвергнутые и проклятые народом своим, морки потерявшие себя и своё будущее, ненавидящие и ненавидимые морки, объявили в эту ночь войну всем остальным. Начали они не случайно с города Кхет-Су: по старинным преданиям здесь родился и жил самый древний враг морков, по имени Амон. Это он ещё в те времена предрекал страшную гибель народа андеграунда, это он был главным врагом «спасителя Сет-Ха», и он же первый предлагал запретить и объявить вне закона чудодейственный «эликсир монаха». Разве всего этого недостаточно, чтобы объявить врагами его и семя его?  Это был мотив всей операции в Кхет-Су, но и причина была: по соседству с этим городом, в горном массиве имелись старые, заброшенные выработки, где когда-то добывали металлы и некоторые коридоры дотягивались до окраин злополучного города. А другая нижняя часть коридоров анклава подходила прямиком к поселению отверженных под названием «Глубокий каньон», где проживала семья «Раптоида», ставшего за последнее время самым авторитетным «отцом».
            Теперь эти опустевшие выработки и переходы способствовали скрытому  выдвижению больших групп атакующих на рубежи последнего броска. И вот они, порождения чьего-то злобного умысла или роковых обстоятельств, избравшие путь войны и насилия, и не желающие поступиться даже толикой своих преступных потребностей и удовольствий, решились и сделали этот шаг. Шаг насколько решительный, настолько и роковой.
            Вначале хайтэски не могли понять, как это оказалось возможным без шума и тревоги похитить население такого не маленького города, как Кхет-Су. Следов борьбы или сопротивления в домах не обнаруживалось, хотя и видно было, что их покидали в спешке, прихватив с собой всю имеющуюся еду и оружие. Настораживали и заставляли задуматься многочисленные мелкие трещины в стенах домов, иногда сосредоточенные на узких участках стен, в виде полос или окружностей, иногда, вся стена была поражена сеткой трещин. Многочисленные группы полицейских и военных дознавателей, присланные из столицы Белой империи, никак не могли определиться в своих позициях, ни по поводу нападавших, ни по поводу оружия, используемого ими, ни в мотивах содеянного. До сих пор ничего подобного не происходило в пределах Белой империи. Пока высокая комиссия искала разгадку Кхет-Су, ещё в нескольких поселениях в разных регионах планеты произошли похожие события.
         Наконец появилась ниточка: в одном из домов ревнивец-муж, чтобы всё знать о своей жене спрятал кинокамеру на соседнем дереве, замаскировав его под гнездо и направив на свой дом. Камера была старинная, наверное, доставшаяся ревнивцу от прадедушки. Вся механическая, до последнего винтика, требующая ежесуточного завода пружины, и очень простая. Поэтому и оставшаяся не повреждённой во время электронной атаки морков, которой они накрыли перед своей атакой весь город. А морки выработали тактику нападений при которой разрушались все средства связи и коммуникаций, имеющие в своей структуре электронные элементы. Камера эта, хоть и древняя, и плохо снимающая в темноте, но всё-таки запечатлела: и кто напал, и как. Эксперты увидели эпизод, объясняющий как, голодные и злые морки, не встречая сопротивления, врывались в спящие  дома города. На экране, в предутренней мгле, видно было, как группа из нескольких морков, возглавляемая существом, похожим, на давно забытых раптоидов, подбежала к дому. Один из них направил нечто на стену, и в кадре стена дома, вдруг, потеряла чёткие очертания, и по ней побежали многочисленные и густые трещины. После чего морки вбежали в дом, захватили ошеломлённых хозяев. В окна смутно просматривались потрясённые хозяева, держащиеся за головы, со страдальческим выражением лиц, их плачущие дети, снующие по комнатам морки. Затем, видимо, прозвучал  приказ и все, почти бегом, покинули дом, неся в руках какие-то вещи и детей.
          Это, конечно, вибраторы,  переносные, гравитационные вибраторы – поняли эксперты Белой империи. О них уже все забыли. Их ни разу не применяли здесь, на Туме, а хайтэски их вообще никогда и не видели, хотя кое-что и слышали. Ещё в те, древние времена, на Ипе, когда предки нынешних горан, защищали свои пещеры от непрошенных гостей,  изобретены были гравитационные вибраторы и ловушки. А при заселении планеты  Тум, древнее оружие было привезено и сюда. Так, на всякий случай. И вот он, этот случай, улыбнулся моркам. Таких весомых аргументов,  найденных ими в старых складах, давно забытых, за невостребованностью и давностью лет, им и не хватало для реализации своих планов.
           Дефицит рабочих рук в зараженных анклавах – главная причина нападения – догадались наконец эксперты. Морки были, конечно, безнадежно испорченным народом, но  полными идиотами они не были. И кто-то из них – решили эксперты - из старинных книг узнал значение слова «раб». И идея эта им должна была прийтись по вкусу. Идея эта решала многие задачи, казавшиеся неразрешимыми, для вечно нуждающихся в штрэке, и нежелающих работать морков – всё вставало на места свои и всё объяснялось. Только это не облегчало задачи хайтэскам.
          Ситуация явственно зашла в тупик. Участившиеся нападения на поселения верхнего мира, терпеть было уже совершенно невозможно. И  морки, страдающие от дефицита штрэка, и не желающие вести цивилизованное существование и мирный диалог, в котором могли бы решаться многие проблемы – вот условия возникновения этого тупика. Ситуация оказалась настолько неординарной для никогда не воевавшей планеты Тум, что правители её растерялись. Никто не знал решения этой задачи. Что делать с взбесившимися морками?         
        Впервые за последние сто лет собрался Координационный Совет планеты, где за круглым столом встретились вчера непримиримые враги: лидеры империи Грау и Белой империи. Здесь же в полном составе присутствовал и Большой Круг горан, как равный партнёр и член триумвирата. Экстремальный повод и тема встречи позволили выделить этот Совет особенным образом, назвав его Советом Единения.  Распознав опасность, её масштабность и осознав гибельность пути вражды и конфронтаций, в создавшейся ситуации, они, сумели перешагнуть через проблемы взаимоотношений двух империй, через враждебность идеологий, через амбиции правителей и церквей, - заключили Вечный мир. Они подписали Декларацию справедливого передела территорий, Договор о нерушимости границ, о невмешательстве во внутренние дела и много всяких других хороших и правильных бумаг.
        Здесь же решали судьбу больных анклавов, анклавов морков, всеми презираемых, всеми ненавидимых и обречённых. Несколько суток думали и спорили, рассматривали и оценивали различные предложения по выходу из сложившейся ситуации. Ясно понимали, что нужно предпринимать жесткие адекватные, или даже упреждающие меры, но не могли придти к общему решению. А ситуация развивалась. И развивалась неуклонно в ту сторону, где уже гремели военные барабаны.

                20.  БОЛЬШАЯ  ВОЙНА  НА  ПЛАНЕТЕ  ТУМ.

           Все понимали, чем должен был разрешиться этот конфликт. Никаких переговоров с взбесившимися уродами и быть не могло. Они, эти проклятые всеми морки, не могли, да и не желали ничего менять в своей жизни. Цена и своей, и чужой жизни для них была мизерной. Сплав некоторых природных качеств горан, таких как бесстрашие, самоуверенность и жесткость, с полным пренебрежением моралью и вековыми ценностями, характерным для всех морков, делал из них крайне опасных противников. А изолированность и труднодоступность их анклавов, готовность морков к ожесточенному сопротивлению предполагало длительную, с большими потерями военную операцию. Умом-то хайтэски это понимали, да готовы к тому не были. Не было воинского духа в них, и не откуда было ему взяться на мирной планете. Вот и затоптались они на месте. И надо бы сделать шаг, а - страшно.
          Отсутствие перебежчиков и предателей не позволяло рассчитывать на получение достоверной информации о ситуации в стане врага, о его слабых местах, о надёжных и наименее болезненных путях достижения победы. На попытки наладить связь и провести переговоры, морки не откликались. И более того, они принялись регулярно выходить из своих пещер ночами, добывая грабежами себе продовольствие и рабов. Терпение хайтэсков истощилось, когда при очередном ночном рейде морков, были убиты в своих домах несколько семей фермеров, вероятно, не пожелавших добровольно отдать ублюдкам, требуемое. И началась война…
          Война. Жестокая и безжалостная. На уничтожение. Пленных здесь никто не брал. Для морков: пленный солдат – плохой раб, потому что если он здоров и силён – он опасен, а если он ранен или лишён конечности – он плохой работник. А хайтэски, как и гораны, не видели смысла и не знали никаких резонов в сохранении морков, как вида. Вида, по содержанию своему бесполезного, а по сути – вредоносных и опасных существ, всегда глубоко враждебных окружающему миру, рождённых только для потребления, вектор развития которых направлен, безусловно, вниз. Существ, не желающих меняться, не желающих созидать, не желающих мирно соседствовать с кем бы то ни было.
           С морками сражались объединённые рейдовые отряды хайтэсков и горан, где гораны, располагающие картами и схемами шахт и коридоров, обладающие недоступными для хайтэсков возможностями специфического зрения, слуха и обоняния, в основном, были их проводниками, и ангелами-хранителями отрядов. Да и немного их уже оставалось, неиспорченных истинных горан.
        Все операции проводились в пещерах и коридорах враждебных анклавов, где сюрпризы подстерегали штурмующих на каждом шагу, где свирепый враг, загнанный в угол в родных стенах, не знающий страха и милосердия, был готов умереть или победить. Победа редко бывала на стороне мутантов. Однако, превосходное знание поля боя, пренебрежение страхом смерти и численностью противника, а может безвыходность их ситуации, позволили моркам сражаться не один год в своих пещерах. Множество солдат пало в той войне. И также пали все заложники-рабы морков, которых они при отступлении никогда не оставляли живыми.
         Но пришло и то время, когда не с кем стало воевать. Последний отряд моркусов, под предводительством «Раптоида», вероятно, самого успешного из всех командиров морков, загнанный и зажатый в тупиковой пещере со стальными толстенными воротами, ранее используемой морками, как склад штрэка, отказался от боя. Раптоид-Чек предпочёл последнему бою - последний «улёт». Все вместе они приняли последнюю, смертельную дозу штрэка и шагнули «в страну вечного блаженства».
                *  *  *
        Когда штурмовой отряд хайтэсков подорвал стальные ворота и вошёл в последнее убежище морков, Чек сидел неподвижно на полу в углу пещеры, а вокруг валялись бойцы его отряда. Все они уже были далеко от этих мест, только один он, последний вождь морков, последний морк планеты Тум - Чек-Раптоид, подавал признаки жизни. Был ли он в сознании - неясно, но в руках его не было оружия, он был неподвижен, и его не стали добивать ворвавшиеся в зал солдаты.
         Он сидел, расслабившись и откинувшись спиной на свою секиру, опёртую под углом в стык стен. И секира, и он сам, были в крови, в своей и чужой. Бои последних часов, когда скоротечные кровавые стычки сменялись отступлением и бегством измотали и последний отряд морков, и преследующие их отряды хайтэсков. Все его бойцы смертельно устали, и он, наконец, принял Решение. И вот, теперь, он – ужас пещер, сидел, вытянув в стороны свои огромные ноги, опершись локтями в пол, смотрел незрячими глазами прямо перед собой, и с кем-то негромко говорил. Громоподобный голос его, до безумия пугавший врагов во время боя, сейчас звучал хрипло и чуть слышно. Было понятно, что он уже никого не видит и ничего не замечает, но окружившие его солдаты хорошо расслышали его последние слова. А Чек-Раптоид говорил кому-то:
        - Я сделал всё, как обещал тебе, мой Ангел. И пьедестал - себе не жду: планету я помог тебе очистить от плесени и нечистот, какими стал здесь мой народ. Я скальпелем в руках хирурга был, и скальпель этот отворил - путь гною, и Тума бластулу очистил. Быть может, я того не стою, но если слышишь ты меня, и, если нужен тебе я – встречай, иду…

                21.  АПОКАЛИПСИС  ТУМ.   
   
        Целую тысячу лет не нарушались принятые на Совете Единения обязательства. Сменялись поколения. Уходили старики, те, кто помнили и знали, и приходили на их место новые, те, кто не желал верить чужому опыту. За это время успели родиться и умереть миллиарды новых туман-грау. Подчиняясь законам религии своей, они рождали столько детей, сколько позволяла им их природа. Они заполнили и старый свой материк, полученный при первом, несправедливом разделе, они заполнили и другие территории, полученные ими на Совете Единения. И опять им стало тесно…
          Конечно, можно было всю энергию направить на освоение новых планет, но это дорого, долго и трудно. А жить хочется уже сейчас, и жить хорошо, без трудностей и усилий. Да и не успеть с подготовкой этих планет – слишком растянутый во времени процесс, а жизнь – коротка. И в каждый момент рождаются миллионы, которые хотят жить, и родители, которых свято уверены, что их дети угодны Богу и замыслам Его, раз они рождены. А Великий Сет-Ха указал путь! Он объяснил, кто обидел всех грау, дав им меньшее несправедливо. Белая империя – вот корень всех бед грау-туман. И она – рядом!
        Хитер был Сет-Ха, великий Сет-Ха! Из могилы, из глубины веков нанес он свой  ответный и сокрушительный удар сынам Амона, его роду, семени его и последователям. Неотразимый и точно рассчитанный, растянувшийся на тысячи лет удар, удар отсроченной смерти. Так думали многие, из тех, кому жребием судьбы позволено думать. Так думали ищущие правду, но не знавшие истины. «Закон о деторождении», важнейший в стратегеме Сет-Ха, подсказанный ему и выношенный им. Но теперь непререкаемый и  нерушимый, как мир, как фундамент церкви. И безальтернативный, как смерть.
        Заполнение живой, родственной плотью всего окружающего мира – и цель, и итог Тум-Сет. Неизбежный, при этом, захват чужого жизненного пространства и вытеснение, а, проще, уничтожение инородцев и иноверцев – вот приговор этому народу и соседям того народа. Вера, велящая неограниченно рожать и не объясняющая, чем их потом кормить в стране, где для них уже нет ни земли, ни воды. Голод и теснота, беспросветная бедность и отсутствие надежд на будущее – вот абсолютная правда нищих миллионов, с которой они живут каждый день и с которой никогда не захотят смириться. Здесь ни своя, ни чужая жизнь ничего не стоят, а великая сила учения Тум-Сет направляет и мобилизует. И, из нестройных толп, уже просматриваются колонны, и уже явственно видимо направление их движения. И цели ясны и способы. Берегитесь! Идут они и уже много ближе, чем вам кажется. Слышите скрытый шорох их шагов. Они не идут,  печатая шаг. Они крадутся, как «летучий огонь» и, также безжалостны будут, когда войдут в ваши дома. И их вождям уже почудилось, что время настало, о котором предвещал Великий Учитель Сет-Ха: время Великого Похода до последних пределов Тум, куда следует донести Величайшее ученье Тум-Сет.
          И кинулись голодные на сытых! Бедные на богатых! Несчастные и злые на счастливых и добрых! Всё смешалось вокруг: добро и зло, надежда и отчаяние! Правда одних и правда других, кровь и пепел, огонь сердец и огонь домов!
          Ала – Ала!! – кричали серые, призывая своего Бога.
          Год – Год!! – отвечали им белые. Все они звали одного Бога…
                и убивали друг друга без жалости и сострадания.
          А Зла было многое множество, и было оно ужасным, и живые позавидовали мёртвым, и поумирали все они от страшных и неведомых болезней.
          И стал второй Апокалипсис, который родил второго Экстрактуса.
                *  *  * 
                - А это тоже совпаденье? Иль здесь систему можно угадать?
                Иль снова здесь нет повода: лицо терять - в отчаянье впадать?!
            - Нет, всё! Сарказм твой надоел
              За десять миллиардов лет!
              Ты в этом сильно преуспел -
              Других успехов, вижу - нет!
              Ты кто такой?!  Опомнись, Путник!
              Ты – отблеск моего Сознанья,
              Ты – мой, летящий рядом, спутник
              Без рода, имени и звания.
              Фантом, рождённый Моей Волей,
              Лишённый права - быть собой,
              Ты создан для одной лишь доли:
              Быть собеседником со мной…
              Теперь вернёмся к резюме -
              Беседа слишком затянулась:
              Они судьбу свою избрали в эту ночь!
              Кто виноват – их разум, видно, не разбудишь,
              А ты, мой странный друг, изыди прочь!
              Я позову, коль нужен будешь…      

                *  *  *

                ГЛАВА  5.  НАД  МИРОМ.

                1.  СТРАТЕГИЯ  ВЫСШИХ  СФЕР.

В том заветном месте, где Волею Творца, из гранулы Его Сознания,
Цветок созрел, бутон которого раскрывшись, начало Миру положил,
Господь собрал сынов своих и им сказал:
     - Сыны мои, во время Зеро, здесь Мир рождался,
       Таким, как Я его задумал - он ожил,   
       Увидеть вам позволю я Рождение…
       …………………………………………
       Как вы уже заметили: он был - другим,
       Он изменялся, согласно тем Законам,
       Что изначально, Я в него вложил.
       Законы были идеальны до поры,
       До столкновения с разумной плотью,
       Что Я создал для воплощенья замыслов своих.
       И вот теперь, они, которых наделил Я Разумом и одарил Душой,
       Послушно и беспечно идут на поводу у многих
       Недостойных, и,  даже, низких чувств,
       Которых, прежде, и названий я не знал!               
       Они пропитаны отравой корысти и эгоизма
       Гордыня, жадность и тщеславие – вот причины, почему
       Поступки, мысли и дела их, порою, невозможно угадать
       И это сильно усложняет путь при достиженьи наших целей!
       А Жизнь Вселенной: жизнь Материи и Духа –
       Вот Цель для вас! И средство для меня.
       Процесс не бесконечен, ограничен
       Длительностью жизни вещества,
       А также и моим терпеньем -
       Нет бесконечности ни там, ни там,
       А потому, оставим все сомненья,
       Я изложу свой план, а вы, сумев его понять,
       Разделите заботы - по талантам
       И поспешите тотчас исполнять.
       Итак, задача в том, чтобы посевы Разума и Жизни
       На избранных планетах дали всходы,
       Многообразность разума я обеспечил сам,
       А повседневную работу на моих полях
       Сыны мои, теперь я поручаю вам:
     - САТТИ, старший сын, тебе доверю
       Обученье младших братьев всех,
       Как я учил тебя когда-то, но только помни:
       Без войн и крови к нам придёт успех!
     «Скорей» - ты говорил, - «Скорей» -
       НЕ НАДО – ЭТО ЗАБЛУЖДЕНЬЕ!
       Дорога эта будет пусть длинней,
       Но качество продукта выше станет,
       И светлых Ангелов грядущих дней
       В пути ко мне ненастье не застанет.
       Сыны, внимайте мне: планеты не губить!
       Питомцев, братьев ваших младших
       Подобно псам, друг с другом не травить.
       Неспешно помогать в развитии народам.
       Вождям, ведущим их, согласно наших целей
       Оказывать и помощь, и поддержку.
       Сформировать правительства планет,
       Намеренья которых совпадают с нашим планом.
       Дозреет изобильный урожай, и протеиновая жизнь
       Из, почти безумной, алчной, агрессивной
       Естественным путём перетекёт в другую форму –
       Чистой, светлой мысли и любви, не знающих границ!

         2.  О  СТРАТЕГИИ  И  СТРАТЕГЕМАХ…

       Как звенья бесконечно длиной цепи,
       Века необозримой чередой,
       По мере удаленья от Начала
       Сплетают вязь событий меж собой.
       Крепка причинно-следственная связь,
       Неразрушимы цепи этой звенья,
       Как ни запутана событий вязь,
       В исходе Замысла не может быть сомненья.
       В тот день и час, когда им суждено,
       Чему предписано – то будет!
       Свершиться неизбежное должно:
       Экстрактусов число прибудет!
       Экстрактусы, а проще Ангелы мои –
       Экстракт вы множества народов, 
       С планет прошедших путь свой в книге Бытия,
       Вы сумма миллиардов душ – носителей и Духа и Ума,
       Вы та сума, в которой опыт поколений всех эпох   
       Сложился в Суперличность, как велит им Бог!
       И качества той личности для нас важны.
       У нас уж был пример, способный обучать:
       Многообразие несовместимых форм -
       Не лучший способ, чтоб коктейли получать.
       Нельзя антагонистов смешивать в одном сосуде
       Благие составляющие их, готовы здесь образовать,
       То горький эликсир, то сладкий яд,
       Которые сам кубок, смогут оплавлять.
       Но этот результат конечно, крайний самый,
       Грозивший превратиться в  FINISH  FULL
       Хоть это первый результат, но по большому счёту-
       Определивший всю игру - важнейший пул.
       Процесс изготовления добротного коктейля -
       Процесс, вялотекущий сотни тысяч лет,
       Он сопряжён с трудами и терпеньем
       Здесь прав на неудачу просто нет.
       Предвиденье – расчёт точнейший,
       Провиденье – подарок от меня 
       И право судьбы изменять, меняя
       Обстоятельства, условия и даты –
       Вот три кита беспроигрышного гейма
       И все гарантии успеха Стратегемы!
       Судьба народов и племён, решающих судьбу планет -
       Истории хитросплетенье, определяется в конструкциях
       На сеть весьма похожих, иль, даже, пирамиду из сетей:
       И те же леера, которые крепки должны быть –
       В них прочность и благополучие всей сети,
       И вертикальные шнуры, и их значение немаловажно,
       Здесь родословные главнейших всех  Героев.
       А, главное, - узлы сети: событья и фигуры в них –
       Вот в чём важнейшая основа сети!
       Здесь каждый узел важен и фигуранты все его важны!
       Вам фигурантов по талантам подбирать,
       Враждебных им существ, способных навредить
       Или разрушить сеть, руками их врагов убрать!
       Решать проблему навсегда,
       Не оставлять врагов в наследство
       По принципу: враг нашего врага –
       Наш друг, а цель – оправдывает средства!
       Центральных фигурантов базовых узлов – беречь особо
       От времени зачатия, рожденья, созреванья,
       До достижения главной цели, - следить придётся в оба
       И лишь потом опеку можно будет снять,
       Не тратить попусту ни памяти, ни силы
       Секунды более чем надо, чтоб понять,
       Что исполненье замысла уже случилось.
       И здесь цена ошибки высока безмерно,
       А ваших: памяти, активности и сил -
       Возможностей сума, отнюдь не безразмерна.
       Вот потому Я всех вас попросил:
       До подвига героев им отцами стать,
       Их мало опекать – их нужно воспитать,
       Так как Амона и Сет-Ха, иль выбрать путь другой:
       Изъять из мира на сто лет, а может на год-два изъять,
       Внушить идею - воспитать, заставить выучить все строфы,
       Затем уж миссию судьбы начать и только после их послать
       Иль на Олимп, иль на Голгофу!      
       И вы, сыны мои, должны
       Используя свой разум и Дары мои,
       Соткать ту сеть настолько идеально,
       Чтоб можно было ей фотон поймать
       И будущее рассчитать детально!
       Не нарушать размерность сети,
       В согласном хоре не соврать,
       Событий вязь – судьбы корсеты
       Не смять, не спутать, не порвать.
       При мнимом праве выбора пути,
       Сомнительной инвариантности судьбы,
       Скажу ещё для большей внятности,
       Что есть в истории Времён такой пример:
       Прокруст и его ложе для Героя,
       Когда гнездо в сети потребует Размер,
       Тот должен соответствовать ему,
       Чтоб избежать судьбы изгоя.
       А уж изгоя мы заменим на Героя,
       Способного задачи все решать,
       Предначертание своё исполнить
       Уместно и достойно Дело завершать –
       И опыт этот надо помнить!
      
       3.  О  БРАТЬЯХ  ВАШИХ - ТЕХ,  КОГО  РАСТИМ…

       Теперь о тактике выращиванья бластул:
       Любовь и ненависть – энергий проявленье,
       Питающий источник бластул ваших,
       И цветом разнятся, и качеством, и вкусом,
       Вздымаясь от поверхности планет, содержат
       Поле бластул в надлежащем состоянии.
       Они неравноценны – эти чувства:
       Любовь и горечь-скорбь утраты
       Любви, любимого, любящего тебя –
       Всё это чистая и светлая волна,
       Как лучшая из песен Бытия,
       И лучшая из всех для Созиданья!
       И ненависть - как плод ущербного сознанья,
       Продукт обиды, чести униженья,
       Предательства, обмана ожиданья,
       Способная убить, растлить и отравить!
       Чтоб не оставить на поверхности её,
       Не заразить смертельным ядом всех,
       Ещё оставшихся нетронутыми ею,
       Те бластулы должны её втянуть,
       Всосать, отфильтровать от яда,
       Затем переболеть, переварить
       И поглотить - себе во благо.
       И вот теперь последний штрих:
       Отныне в этом месте - будет Ставка!
       Здесь будет резиденция моя, где буду
       Ставить цели, принимать доклады,
       Судить и разбирать дела, и ждать,
       Прихода Ангелов армады
       В рога трубящих, мир оповещая,
       О завершении Стратигемы-А!
       И это будет означать ещё одно:
       Последнее начало последнего витка,
       Последний шаг пред завершением
       Вселенского проекта …
                … Да, вот ещё, чуть не забыл:
       Я имя дам тебе, экстрактус номер два,
       Сын мой, по имени планеты, что родила тебя,
       Ты будешь зваться – Ту и будешь
       Младшим братом Сатти, а значит
       И любить и слушать его станешь, как меня!
       Тебе же, Сатти, поручаю имя дать
       Своим питомцам, что ты привёл с планет,
       Чьи имена, наступит время,
       Восславит не один поэт, 
       А также имя  всем другим,
       Впоследствии грядущим,
       По дну Реки, пока ещё, бредущим,
       И имя той реки когда-то будет - Стикс.
       Их будет много, в нашей галерее,
       Чей лик и имя станут святы для одних,
       Кому поклонятся народы и планеты, а иных -
       За бога примут, но зато других,
       Враждебные для первых племена,
       Объявят чёртом, даже наважденьем
       Придумают для них плохие имена,
       Иль назовут досадным заблужденьем.
       Намечен генеральный курс - Я всё сказал,
       Что должен был открыть и то, что пожелал,
       Надеюсь, в этом в полной мере преуспел,
       И, каждый слушавший меня, понять сумел… 
       Теперь, мой славный Сатти, твой черёд настал,
       Питомцам имя дать и принять пьедестал,
       Чтобы стратегию и курс наш продолжать
       И  благоденствию народов - помогать.   

                4.  ДОМИНАНТА  САТТИ
         
              - Сэт и Амон – вот имена им,
                Раз мне поручено, пусть будет так!
           Под этим именем их будут знать,
           И этим именем их будут призывать
           На тех планетах, где во славу Бога,
           Создателя и нашего Отца,
           Трудиться и служить им предстоит,
           Формировать мораль, закон и быт,
           И исполнять начертанное в Книге Судеб!
           А всем другим, по мере их рожденья,
           Формирования, талантов проявленья
                Я имя после дам …Теперь же я хочу узнать
                Насколько точно, братья, вы поняли   
                Как те задачи вам решать,
                Как вас слова Отца проняли.
                Вот ты, мой друг Амон, скажи:
                Довольно ль ясно видишь ты
                Судьбу свою - дальнейший путь
                И как служить ты будешь Богу,
                Какую выберешь дорогу,
                Как дальше станешь воплощать,
                Высоких Замыслов божественных печать?..
               

                5.  СОН  АМОНА

                - Я, в юности далёкой, видел дивный сон,
                Возможно, чудной сутью - вещим станет он:
                Как - будто далеко – на тонкой грани
                Жизни странной, Смерти и Любви
                Я встретил путника, бредущего вдали…
                Он был, почти раздет, голодный и босой,
                Без радости в лице и признаков надежды,
                И я, боясь обидеть или прослыть невеждой,
                И всё ж любя весь мир, и, сожалея всех,
                Не ведающих этих благ, и счастья,
                Обладанья счастьем! - спросил его
                Робея и, слегка, смущаясь:
                - « Ты кто, мой друг, скажи?»
                И он ответил мне занятно:
            - « Я, братец, то же, что и ты,
                Душою только чище и опрятней.
                И, главное - в мыслях смелее,
                И, что для нас немаловажно,-
                Я думаю значительно честнее».
                -« Зачем, мой друг, ты здесь?
                И для чего вся эта спесь,
                Что вызвало волну негодованья:
                Мой голос, вид или обида непризнания? 
            - « Я думаю – что ты меня позвал,
                Зачем – пока не знаю сам.
                Обиды за себя здесь нет,
                И непризнание не волнует,
                Лишь данный чувствами обет
                В душе моей ещё бушует.
                Я тот, кого назвали - путник,
                Я был, как тень Его и спутник,
                До проклятого дня, когда
                К планете Тум пришла беда,
                И я, палимый сожаленьем,
                С желанием – исправить всё!
                Отбросив прочь свои сомненья,
                Тогда припал к стопам Его.   
                В отчаяньи и гневе вопрошал,
                В надежде изменить судьбы предначертанье,
                И, видно, так вопросами Его достал,
                Что изгнан был бесславно за портал».
                - « Остановись, мой друг, не всё здесь понял я:
                Кто этот – Он, и что здесь за беда.
                Насколько знаю я, - беды такой здесь нет
                И в чём похожи мы – хочу узнать ответ».
             - « Мы – посохи Судьбы, её проводники!
                И ты, и я, но всё же, больше – ты.
                Пока что, в этом смысле, ты только эмбрион,
                Преодолеешь всё: падёт к ногам твоим и этот бастион 
                Событий караван, на поводу твоём, идёт,
                Не дремлет время - этот день грядёт,
                Несёт с собой он радости побед,
                Но с ними груз неисчислимых бед!               
                Хоть помыслов благих сейчас полна -
                Душа твоя, и полон до краёв - любви сосуд,
                Остановись и оглянись и ты поймёшь сполна,
                Какие беды вам твои победы принесут!
                Твой путь судьбой назначен вместе с нами,
                И ты обязан эту истину понять
                В реальности вневременной, что именуют снами,
                Прошу тебя советы воспринять…» -
                Он начал страстно и с мольбою говорить:
                О том, куда идти, как думать и как жить,
                О пользе компромисса и о зле гордыни,
                Я помню, он сказал: могли бы жить доныне…
                Ещё сказал: « Амон, мой юный друг,
                Ты появился здесь не просто, и не вдруг,   
                В масштабах Тум – ты важная фигура,
                Настанет день и ты здесь станешь – гуру!
                И полпланеты вдруг склонится пред тобой,
                Доверят жизнь тебе и счастье, и покой.
                Но твой покой тогда уйдёт, как сон,
                Как детства миг, далёким станет он.
                И дни твои настанут вдруг короче,
                И даже прирастив к ним крылья ночи,
                Их всё равно уж будет не хватать,
                Чтоб выбрать путь, решение избрать.
                Ведь тех решений будет миллион,
                А верный путь – один, и как узнать - где он? 
                Могу помочь тебе: ты - выбери меня
                Своей подсказкой завтрашнего дня,
                Быть посохом твоим в дороге,
                Позволь мне разделить твои тревоги
                За судьбы Родины твоей,
                И за число её счастливых дней.   
                Лишь от того зависят её дни,          
                Кого ты изберешь себе в проводники!»
                Его запутанный, чудовищный рассказ
                Меня до глубины души потряс:
                Сквозь сон я чувствовал души озноб,
                А тело раскалилось до кипенья
                И пот ручьями заливал мой лоб
                И, вдруг, знакомый голос зародил во мне сомненья:
               « Ну, вот и я, с трудом успел,
                К началу всё же не поспел.
                Прекраснодушный наш фантом,
                Сладкоголосый Путник,      
                Так понял я, что ты покинул Дом,
                Теперь стоишь один, на перепутье.
                Ты отблеск нашего Отца
                В его стадах последняя овца,
                Как ты посмел прийти туда,
                Где быть не должен никогда,
                Как ты решился в эту ночь
                Судьбу планеты превозмочь,
                Без позволенья нашего Отца -
                Изыди прочь с порога и крыльца!!
                Теперь, мой юный друг, прошу тебя
                Поверить вновь в мои слова:            
                Ты слушал эти песни соловья,
                Так мог бы спеть тебе и я,
                Но я, в отличие от соловья,   
                Пот лить готов с тобою в три ручья.
                И вместе мы с тобой построим дом,               
                Родятся дети внуков твоих в нём,
                Прославишь имя ты своё на все века,
                Пока под окнами течёт судьбы река.
                Ну а теперь поверь, что это сон,
                Что ты болел - болезнью вызван он.
                Воспоминание кошмара ночи -
                Отягощает память, душу ознобит,
                И, зачастую, жить мешает очень,
                А потому, он должен быть забыт!»…
               - Тогда я всё забыл, но всё же иногда,
                Когда в окно души моей скреблась беда,
                Или ночами душными и в полнолунье
                Всплывали в памяти его забытые слова…
                Казалось мне: я что-то начинаю понимать,
                О ценности того, что не сыскать, не наверстать:
                Упущенных возможностей для счастья,
                Что в будущем на Тум придёт ненастье,
                И, что поток судьбы - не повернуть уж вспять,
                А внукам то ненастье не унять.
                Теперь, когда я здесь и слышал слово Бога,
                Познал я истину, открылась мне дорога,
                Увидел сеть гигантскую из лабиринтов судеб,
                Возлюбим их носителей и каждый счастлив будет!
                Любовь и свет мы понесём в их дом,
                Чтобы добро и радость поселились в нём.
                Чем больше доброты мы в мир сей принесём,
                Тем бластул аура светлее воссияет,
                И отразит к поверхности планет добра лучи,
                И зло под тем лучом растает!
                А то, что растопить не удалось,
                Накрыв своей заботой-покрывалом,
                Так надо сделать, чтобы не сбылось,
                Чему произойти не предстояло.   
                Дорога наша здесь и сложна, и проста,    
                Хотя она, как слово Путника, понятна и чиста:
                Творить добро повсюду и всегда,
                А уж стреножив зло, особенно тогда,
                Достоинство хранить - не потерять лица 
                И помнить все слова Всевышнего Отца.

            6.  ДИАЛОГ САТТИ  И  СЕТ-ХА
 
       - Теперь Сет-Ха, твой час пробил
         Я знаю, Путник тебя тоже навестил,
         И тоже обещал и помощь и поддержку,
         А, может даже, он тебе сулил
         Всю жизнь оплачивать твои издержки.
         Но ты, сын мой Сет-Ха, - умён,
         И много дальновидней, чем Амон.
         Чем «Путаник» тебя прельстить хотел,
         И что предпринял ты, чтоб он не преуспел?
         Ещё хочу узнать о том, как будешь ты
         Осуществлять Отца Всевышнего мечты?
              « Отец небесный мой, прошу, меня прости:
                Тогда не смог Сет-Ха своё достоинство спасти
                От обольщенья добротой и искушения любовью!
                В тот вечер за упрямство был наказан я тобой -
                А тут и он явился…  и присел вдруг к изголовью…
                Я был тогда в пути - страдал на тяжком переходе,
                И суть моя металась, разрываясь, меж адским пламенем ночей,
                И светлым небом, ясным, чистым на восходе
                От детских дивных снов к недетским, жутким грёзам,
                От чистых помыслов души к безумным диким грозам.
                А ты меня тогда покинул, - на наказанье, осудив сурово
                Одиночеством и жуткой болью, за необдуманное слово,
                А ты ведь знал, что я в пути – на переходе,
                Что это всё, как дым, со временем – проходит.
                Хоть боль была – ужасней не бывает, но первое – страшней всего!
                Вот тут и он - с любовью, добротой! ...И я расплакался у ног его.
                А он меня с колен поднял, и начал тихо утешать,
                Расплёл волос пучки, которые в отчаянии я рвал,
                И душу добрыми словами стал сладко пеленать.
                От слов его надежда ожила, и боль - прошла,
                Совсем ушла, - как будто никогда и не была.
                И я – совсем забыв, кто я,
                Томимый горестным предчувствием утраты,
                Затих и обратился в слух,
                И он тогда сказал, а голос этот глух,
                В глуби души моей негромко прозвучал:
              « Бедный, бедный Сет-Ха, как несчастлив твой путь!
                В теле бренном твоём никуда не свернуть
                С той жестокой тропы, что избрал за тебя
                Тот, кому поклоняешься ты, никого не любя.
                Кто измучен рожденьем своим и Судьбой,
                Получив от неё шестизначный конвой
                Тот конвой, что ведёт его через века,    
                Каждый знак в свою сторону – наверняка!
                Он рождался при мне, и я слышал их стон,
                Тех шести, из которых и создан был он.
                Я тогда его горько и тщетно жалел,
                Но помочь ему так и не смог – не посмел!
                Да и чем же помочь я тогда б ему смог
                Ведь случилось всё так, как задумал сам Бог.
                Может Он и задумывал вовсе не так,
                Да вмешалась судьба: каждый каждому - враг,
                И теперь сюзерен, надо прямо сказать,
                Кроит мир под себя, и нельзя не узнать
                Руку эту, портного, что Рок породил
                В боли, муках и страхе, а любви, вот - лишил.
                Он – желанный сын Бога, обожаем, почти,
                Только искры любви в нём самом не найти.
                Я боюсь, что и ты на таком же пути:
                Не любить, не жалеть – лишь до цели дойти!
                Цель достигнуть - есть целая тысяча троп,
                Только краткость тропы привести может в гроб,
                Кровью цели залить, душу в прах обратить-
                Навсегда от себя  Его взгляд отвратить!
                *  *  *
               - Затем и он затих и строго помолчал,
                Потом добавил, и говорил, хоть тихо,
                Но показалось, будто прокричал:   
               - Ещё, Сет-Ха, ты можешь потерять
                Его любовь - духовное наследство,
                Коль станешь верить про себя,
                Что цель оправдывает средство».
                Он много говорил ещё, он говорил - а я внимал,
                Хоть многого тогда ещё не понимал.
                Потом заговорил про чьи-то беды,
                Про то, что беды эти вызваны победой,
                То ли лукавого ума над благом примиренья,
                То ль ненависти и гордыни - над высотой смиренья,
                Когда пытался разбудить во мне смирения черты,               
                Сказал: «Виновником тех бед, частично, будешь ты.
                Бывает так - нелепо сбудутся мечты!
                Ты забираешься так долго и упорно,
                Наверх той сладкой и желанной кручи,
                Куда всегда ты вожделел взойти!   
                И, вдруг, забравшись, замечаешь ты -
                Что ты - король навозной кучи!
                И руку некому подать в ночи.
                А годы все становятся короче:
                Бессмысленнее дни и холоднее ночи,
                Ты выиграл всё, - и всё же проиграл
                Судьбу свою: начало и финал!»
                И тут так страшно его голос прозвучал!..
                Что я заплакал горько вновь,
                и он опять мне ласково сказал:
              « Не плачь, сынок, - не дорогого стоят слёзы,
                Слезами мир не изменить - не устранить угрозы.
                А надо просто возлюбить и ближних всех, и дальних,
                Обиды нужно все простить, изгнать унынье и печали.
                И строить чистый, светлый и прекрасный мир,
                В котором по заслугам б, привечали,
                Где зависть, подлость и златой кумир
                Отпор всемерный бы встречали».
               - Таких прекрасных слов не слышал боле никогда,
                А он, меня утешив, сказав, что не пришла ещё беда,
                Утешился и сам, сказавши на прощанье:
              « Я понимаю цену слов,
                И тщетность многих обещаний,
                Так мир устроен: где любовь,
                Где доброта, где дружба, чистота –
                всего лишь часть двояковыпуклого мира.
                Другая его часть - темнее ночи,
                И добрым жить там, трудно очень.
                И всё же помни этот разговор:
                Закон инвариантности судьбы -
                Ведь и вода бывает выше гор!
                Быть может и для Тум смягчится приговор!..»
                И он ушёл, как я не звал, и не молил его остаться.
                А я остался, хотя и мог уйти,
                и грустный, этот путь, избегнуть мог - пройти…
                Что сделано – тому возврата нет.
                Сбылась Судьба – раскаянье здесь неуместно,               
                В судьбе планеты главный и ужасный след -
                Оставил я! - Душа скорбит и в ней от горя тесно!
                Душа сочит кровавыми слезами,
                Лишён я счастья – это позабыть,
                Я видел смерть народа своего нетленными глазами,
                И если б живу быть, то, несомненно,
                Готов бы был себя за то - убить! 
                И всё же ключевое слово здесь – Судьба!
                Судьба планет, народа, личности Судьба,
                Она – служанка Бога, также как и я –
                И в этом совершенно я уверен!
                Теперь - перешагнув через себя,
                Возвысившись над Эго, я намерен
                Всей будущею службой доказать, 
                Что, как и прежде, Сет-Ха любит Бога,
                Своим питомцам сможет он дорогу указать,
                И сам он выбрал - верную дорогу!»
         
                7.  НАПУТСТВИЕ  САТТИ.

          Отменно сложенная речь! – есть и слёзы, есть и меч,
          Но только смысла, в смысле мыслей – здесь немного.
          А я просил вас изложить план ваших действий обнажить,
          Чтоб можно было б Нам понять: как поняли вы Бога…
          Про сорняки полей, надеюсь, вы слыхали,
          Про свет и тень, и про кулак из стали!
          Про то, что сеть хрупка, нежна и сбережёна быть должна
          Вы помнить всё ещё не перестали?!
          От этого зависит Свет и данный мной Отцу обет:
          Исполнить всё, что нужно, чтоб застали
          Армады Ангелов, Всевышнего Создателя - Отца,
          Не грустным, не теряющим лица,
          От гнева, разочарованья иль печали!
          А посему: в течение ста лет я ежедневно жду вас на обед!
          Но так как вам обедать ни к чему,
          Прислушаться придётся к слову моему.
          А я найду, друзья мои, что вам сказать,
          Что вам напомнить,  делать как, и как считать. 
          И я надеюсь, вам ста лет с избытком хватит на обед,               
          А тот, кому обед покажется невкусным,
          Тот может жалобу Создателю подать
          На то, что я не прав, иль ментор я, не слишком-то, искусный…
……………………………………………………………………………
    - Остановись, сын мой! Не нужно так активно нападать,
      Они всё слышали, и лишены способности - что-либо забывать,
      Им нужно время дать: обдумать всё, переварить и воспринять,
      И только после, качество доктрины - можно проверять.
      Теперь же пусть летят и ознакомятся с тем миром
      Что Я для них создал, где суждено увидеть им финал…
       ……………………………………………………………………………

                8.  АНГЕЛЫ  и  АНГЕЛЫ.
               
             Бесконечно разные, как планеты, порождавшие их, как  сообщества народов, слившиеся в единой  сути. Светлые, тёмные, прекрасные, многообразные – Ангелы. Они опекали, порученные им миры и цивилизации, рождающиеся  во  всех  уголках  Вселенной,  волей  Господина  своего  и  Отца – Создателя всего  сущего. Истинные дети Его они  были Ему дороги, и столь же необходимы, в планах Его. Долгий путь, начатый Вседержателем, всё продолжался и не достиг ещё середины своей, а истекли уже миллиарды лет.
            Закон маятника обещал миру ещё какое-то время на расширение сцены и кулис, и время это, для живущих, было огромным, почти бесконечным. Но не для Создателя и Детей Его. Чистая энергия – плоть их, не знала старения, не боялась страшного Времени, перемалывающего в своих вечных челюстях всю материальную плоть мира: его планеты и звёзды, цивилизации и их идеи. Только они, носители Высшего Разума, могли и имели право, видеть конец Мира, его конвульсии, последний его вздох и последний его вскрик. А им предстояла другая дорога, другая судьба и другой финал.
               Любимые дети Бога, похожие на Отца, не более чем мы на них. Сколько их?.. – Легионы! Сколько лиц – столько историй, столько характеров и судеб. 
               Миры и отдельные планеты секторов Золотого Сечения, идеально сбалансированные по составу представительствующих видов: хайтэски, гораны, примэксы и ныряльщики, могли бы ожидать миллионы лет благополучия. Хайтэски не делили жизненное пространство ни с горанами, ни с народами моря; подземный мир горан, в отсутствие инсектов и раптеров, принадлежал только им, а морские народы за миллионы лет совместного существования отыскали счастливую форму симбиоза, когда одна сторона обеспечивает технический прогресс, а другая решает многие продовольственные и интеллектуальные проблемы сообщества. И никто никому не мешает. Такое положение устраивало всех членов сообщества и только на некоторых маловодных планетах, таких как Тум,  не жили народы моря. Для них находилось множество более удобных и удачных планет с мощной, развитой гидросферой. Иногда, в этих случаях, когда природные условия планеты были идеальны для их существования, морские народы, не испытывая никаких затруднений в удовлетворении своих жизненных потребностей, прекращали сотрудничество с другими членами сообщества и даже между собой. Затем они мягко откатывались с освоенных позиций технического прогресса и привычной цивилизованной деятельности к эпикурейству, философствованию и безделию. И это не особенно осуждалось сообществом Разумных – каждый наделён правом, в пределах своих возможностей, решать свою судьбу. 
               Благополучные планеты – планеты, сбалансированные по составу и численности, не отягощенные взаимными претензиями, населяющих их народов -  лучшие «теплицы» для выращивания светлых Ангелов. Каждая большая группа поколений близкого к идеальному общества создаёт свой главный продукт – бластулу светлого Ангела и потому миры Золотого Сечения – родина всех светлых Ангелов. В случае проблемной планеты с трудной судьбой, Ангел может оказаться только один, не очень светлый и, даже, не очень Ангел. Его тёмная бластула, создаваемая обществом, основанном на насилии, никогда не сможет стать телом светлого Ангела. Эта бластула, ни во что не превращаясь, терпеливо ожидает изменений во вне, в надежде, подаренной ей Отцом. И, если общество, поражённое недугом, нашло в себе силы и выздоровело, то девятикратное число поколений последующих после первого, отказавшегося от насилия и убийств, способны исправить ситуацию. И даже тогда аура Ангела рождённого в этом случае, не могла быть безукоризненно светлой. В нижних, глубоких слоях её неизбежно и обязательно станут просматриваться тёмные струи разных оттенков – наследие бурной молодости. Такие Ангелы, не могут быть не наделены сложными характерами. Хотя их положение обязывает, быть добропорядочными и достаточно управляемыми. Воспитывая и выращивая младших Ангелов на курируемых планетах, они, в общении с ними неизбежно передают им и многие свои качества. И из особей особой одарённости, которые проживают протеиновый период на планетах и готовятся для роли младших богов бывает, что вырастают странные боги, внушающие трепет и почитание, вместо любви.
  В части космоса принадлежащей раптэрам и инсектам, Экстрактусы получались совершено не похожими на Ангелов из секторов Золотого Сечения. Их качества вытекали из материала. Здесь, как и должно, сконцентрирован был прижизненный опыт и свойства личностей, которые и является основополагающими. Ауры их светились, но это были, в основном, холодные синие и фиолетовые тона, перемежающиеся в Экстрактусах раптэров жёлтыми и тёмно-фиолетовыми, почти чёрными полосами. Выглядело это очень устрашающе. И функции их были соответствующими. В своём секторе  происхождения и ответственности они успешно служили Ангелами-кураторами, а в секторах Золотого Сечения – Экстрактусами «специального назначения». Задачами их, в этих случаях, были принудительные, силовые изменения в сети причинно-следственной связи для вывода цепи событий из нежелательных и тупиковых ситуаций. Специальные задачи, поставленные им кураторами планет или цивилизаций, они решали всегда быстро и изобретательно, используя огромный интеллект свой. И сомнений они не знали. Никогда. Да и знать не могли, так как не могли они знать чувства жалости или сострадания. Потому что по природе своей не могли иметь таких сдерживающих факторов, как гуманизм, доброта и любовь.   
        Был ещё один, крайний, вариант рождения Экстрактуса: гибель планеты-носителя Души и Разума. По вине самих «одарённых». Случалось это несколько раз и только в самом начале Истории. С тех пор  Стратегия Высших Сфер, провозглашенная Создателем, не допускала возможности развития ситуации по такому пути. А Ангелы-кураторы отменно решали сами, или с помощью «спецназа», все возникающие проблемы.

9.  МАЯТНИК – РАЗ,  МАЯТНИК - ДВА…

           Только вакуум, абсолютный вакуум – чёрный. А здесь его не бывает. Вернее он где-то есть, но только там, за границей материального мира, за той посверкивающей, аспидно-чёрной, слегка вогнутой стеной, которая ещё раздвигает границы этого самого мира. Пространство же нашей Вселенной, наполненное излучениями и энергией, всегда искрилось и сияло во всём существующем разноцветии диапазона волн. Материя, однажды рождённая для праздника жизни, в восторге и упоении развивалась и непрерывно трансформировалась миллиарды лет, руководствуясь полученными от Создателя Законами. А Законы эти предписывали неуклонное движение: от простого к сложному, от элементарного к системному и всё это требовало энергии, энергии и энергии.
         
вселенная 
антивселенная




Вселенная, изумительно прекрасная в своём великолепном разнообразии, окружала место рождения Цветка, место, которое можно было бы назвать, клумбой возле порога, Дома Бога. вселенная
           А стена призрачного огня всё ещё раздвигала горизонты Сущего, хотя уже не так энергично и эффективно. Энергия, отпущенная на рост вселенной, заканчивалась, и время Проекта приближалось к точке, отмечающей середину временной шкалы проекта. К точке, именуемой Зенитом Проекта. Маятник событий ещё не достиг положения паузы и покоя, перед обратным движением своим, когда Радиус Вселенной начнёт уменьшаться с каждым последующим мгновением, и с каждым последующим миллениумом. Но уже баланс энергий отпущенных и потраченных, неуклонно приближался к точке равновесия и к последующему отрицательному сальдо, за которым неизбежно, наступить должна была следующая фаза - фаза сжатия и старения Мира. Фаза трагедии умирания материи и возврата её к кратковременному моменту исходного состояния. Того состояния, с которого всё начиналось по велению Творца, и в которое всё обратится, когда придёт Миг Зеро. И Миг этот станет мигом поворота всех событий, всех Законов и Принципов, Мигом рождения Антивселенной. И всё начнётся сначала, только знаки поменяются везде. Только двинется всё по временной шкале в обратную сторону, чтобы повторить весь путь, но уже в Пространстве-Минус, и на координате Минус-R.
           Чёрные дыры – региональные генераторы Энергии и Материи на фазе роста и они же - могилы Материи, Времени и Пространства – на фазе коллапса. Чёрные дыры, хоть и центры каждой из галактик, но это – ДЫРЫ. Они съедят, стремясь в точку Зеро, всю материю и энергию своих анклавов, и, подчиняясь Законам Его, сами, в чудовищном, прощальном хороводе, исполнят танец и песню Смерти, а затем сольются в гигантскую, непроглядную каплю протовещества. И вещество это, уже не обладающее свойствами вещества, в корчах и судорогах сожмётся до точки-0 на шкале радиуса, и, проскочив сквозь этот «ноль», двинется от точки-0 по шкале времени, и в сей момент Случится это!!! В том же самом месте, где Волею Его Цветок родился, вновь Цветок тот зацветёт…но это будет уже другой День Его Истории, а пока…
       Фигуры Ангелов – облака, одни - светящиеся белым, другие - переливающиеся многоцветьем, ещё какое-то время оставались неподвижными после беседы с Отцом и Старшим Братом. Они замерли в  предчувствии расставания и преддверье долгой разлуки. А затем, легко набирая скорость, двинулись каждый в свою сторону, в свой сектор Космоса, определённый ему под надзор и опеку.
            И, только два маленьких, и не очень ярких облачка, бывших когда-то людьми, вместе, бок о бок, направились в отдалённый анклав Вселенной, именуемый Дорогой Пролитого Молока, чтобы там, на планете с именем странным – Земля, исполнить предназначенье своё…