Глава 4 Восстание вассалов

(ОТРЫВОК)

12

Заслышав голос пушек, Наполеон попросил едущего рядом маршала Бессьера поскакать к Нею и разобраться, что там случилось. Гвардии он приказал остановиться и выставить по обеим сторонам дороги боевое охранение.
Смятение и паника французской авангардной дивизии продолжалась минут пятнадцать. Командир и офицеры дивизии отвели солдат за линию эффективного огня, перестроили батальоны из походного в боевое и начали наступление. Когда Бессьер прискакал к месту боя, там уже находился маршал Ней, авангардная дивизия успешно вела наступление и к ней на всех парах спешила следующая за авангардом пехотная дивизия.
Русские отступали. Отступали слаженно, отстреливаясь ружейными залпами, в любом удобном месте быстро разворачивали свои легкие пушки и, дав несколько картечных выстрелов, цепляли их к конной паре.
Бессьер подъехал к Нею.
– Казаки? – спросил он, поздоровавшись.
– Не похоже, больно слаженно работают, – Ней передал другу подзорную трубу, – посмотри сам.
Некоторое время Бессьер всматривался.
– Надо подъехать ближе. Император не терпит приблизительных докладов.
Друзья в окружении ординарцев и адъютантов поскакали к передовой. Когда маршалы въезжали на пригорок, смерть Бессьера в лице унтер-офицера Семенова разворачивала пушку. Сделав три быстрых выстрела по наступающим французам, Семенов приказал откатить пушку за дом, чтобы прицепить ее там к лошадям. Уже второй и третий номера взялись за колеса, когда Семенов увидел на невысоком холме примерно в полукилометре от деревни группу всадников.
– Погодь, – тронул он за плечо Карпова, – давай снаряд.
– Семеныч, ты что белены объелся! Пехота уходит!
– Снаряд давай, мать твою! – зло крикнул Семенов.
– Красиво отходят, как на маневрах, – сказал Бессьер, передавая трубу Нею.
Это были последние слова маршала. Выпущенная рукой Семенова картечная пуля нашла его. Ней видел как Бессьер медленно, словно время сгустилось, взмахнул руками, видел летящую кувырком подзорную трубу, быстро расползающееся по белому мундиру кровавое пятно, падающего с лошади друга.
– Дерьмо! – смачно выругался Ней, – Дерьмо! Дерьмо!
– Что с ним? – спросил он у склонившегося над Бессьером адъютанта.
– Убит наповал, Ваше высочество.
– Дерьмо! – подытожил Ней.
Части корпуса Нея, отогнав русских от дороги на четыре километра и, заняв деревни Грозгоршен, Кляйнгоршен, Рана и Кайе, остановились. Смеркалось. Дальнейшее наступление при неясных обстоятельствах было опасно. Ней приказал первой дивизии стать на бивуаки за деревнями, корпусу стать лагерем справа от дороги, выдвинув двойное боевое охранение на запал и усиленное на восток. Пока исполнялись эти приказания, стемнело совершенно, и Ней, памятуя русское отступление, шныряющих повсюду казаков, не стал подвергать себя риску ехать на доклад к императору. Он послал лишь подробный рапорт о произошедшем. «Такова наша участь. Красиво умер», – заметил император по поводу смерти своего старого боевого товарища.
С первыми лучами солнца Ней приехал к императору. Ни Наполеон, ни Ней не могли понять, что бы означало вчерашнее нападение русских. Случайность это или преднамеренность? Частная ли это инициатива русского командира уровня полковника, или часть плана русского командования? В восемь – начало девятого, в силу отсутствия действий неприятеля на месте вчерашнего боя, они пришли к выводу, что это скорей первое, нежели второе. Император решил дальше следовать плану общего нападения на Лейпциг. Он дал указание Бертье направить во все корпуса распоряжения следовать прежними маршрутами; Нею приказал оставить первую дивизию на месте, для предотвращения всякого рода неприятностей.
В 9 часов Наполеон и Ней поскакали в корпус Лористона, чтобы скоординировать его действия с действиями главных сил при штурме Лейпцига. Не успела кавалькада отъехать и пять километров, как сзади послышался отдаленный пушечный выстрел, за ним второй, третий, участились и слились в глухое рокотание.
– Что это? – спросил император Нея.
– Пушки палят, Ваше величество, – бодро доложил маршал.
– Нет, дружище Ней, – задумчиво произнес Наполеон, – вчерашний бой был не случаен. Мы имеем нападение главных сил неприятеля. Возвращаемся!
В 10 часов Наполеон стоял на том самом холме, где вчера Бессьер встретил свою смерть. Бог хранит императора – противник продолжал обстрел, но наступление еще не начал. Наполеон обратился к Нею
– Весь корпус вывести на боевую позицию.
Потом к Бертье.
– Немедленно подтянуть к полю боя слева гвардию, справа корпус Мармона. Корпус Макдональда пусть марширует так скоро, как это возможно и даже быстрее в деревню Китцен с целью атаковать правый фланг неприятеля. Корпус Мармона должен сосредоточиться в деревне Старсидел, чтобы охватить левый фланг противника.
Оставались крайние корпуса – Удино и Бертрана справа и Лористона слева.
– Удино и Бертрану прикажите следовать скорым маршем сюда. Впрочем, сомневаюсь, чтобы они успели.
– Что с Лористоном? – почтительно спросил начальник штаба.
– Лористон пусть атакует Лейпциг. Там не должно быть много сил, коль они все собрались здесь.
Император некоторое время думал: если до прихода Макдональда и Бертрана удастся удержаться,
– Мы еще посмотрим, кто кого, – закончил он мысль вслух.

13

В вечернем бою русские взяли несколько пленных. Их допросили, и они рассказали, что их часть входит в корпус маршала Нея.
Всю вторую половину первого майского дня и ночью с первого на второе мая в Пегау прибывали русские и прусские войска. Под утро корпуса перешли речку Флоссграбен и стали занимать позиции. Сражение – на этом настаивал царь и с ним полностью соглашался король – следует начинать как можно раньше, желательно с рассветом. «С рассветом не получится, – хором отвечали генералы Витгенштейн, Йорк и Блюхер, – войскам следует занять исходные позиции, а в темноте маневры производить крайне затруднительно». Спор генералов и государей закончился компромиссом – сражение начнется не позднее 9 часов утра.
В 9 часов построение шло полным ходом, а когда оно завершилось, коалиционные войска были выстроены полукругом. Центр полукруга, напротив деревень Грозгоршен и Кляйнгоршен, занимал корпус Блюхера, состоящий из двух бригад – слева бригада генерала Цитена, справа бригада генерала Клюкса. На правом фланге полукруга стоял корпус генерала Йорка, левый фланг занимал корпус генерала Берга. Корпус генерала Винцингероде прикрывал ставку монархов и одновременно служил резервом союзников.
В 9 часов сражение не началось. Царь нервничал, король волновался. К Витгенштейну ровно в девять поскакали адъютанты монархов с требованием немедленно начинать. Командующий прислал в ставку своего адъютанта – Блюхеру требуется еще некоторое время для разворачивания. С холма у деревни Досмен, потом названным холмом Монархов, к Блюхеру поскакали адъютанты. «Начинайте, черт возьми!», – гласил короткий приказ короля.
Наконец, в половине десятого загремела артиллерия. Начался обстрел французского бивуака у деревни Грозгоршен.
«Вот оно, началось!», – перекрестился Александр.
«Вот оно, началось!», – побледнел Фридрих Вильгельм.
Прошло четверть часа, потом еще четверть, и еще пятнадцать минут. Артиллерия стреляла, поле покрылось пороховыми дымами, монархи смотрели в подзорные трубы и не видели идущих грозной поступью прусских батальонов.
– Вы можете объяснить мне, что происходит? – обратился царь к Фридриху.
– Сам не понимаю, Александр! – растерянно пожал плечами король.
Опять монархи послали адъютантов, и опять получили ответы Витгенштейна и Блюхера: требуется время, иначе они не ручаются за исход предприятия. Прошло полчаса, потом еще полчаса, и еще, и только в полдень бригада Клюкса и корпус Йорка пошли в атаку. «Основная идея боя была хороша, а распоряжения плохи, – оценил сражение прусский генерал Гнейзенау, – Союзники потеряли много времени на мелочное разворачивание вместо того, чтобы внезапно атаковать застигнутого врасплох противника». Прав Гнейзенау – подвела прусская основательность.
Первые прусские батальоны с большим трудом зацепились за окраинные дома Грозгоршена. Подошедшие к пруссакам два пехотных полка оживили дело, но и к французам подоспело подкрепление. И на окраине горящей деревни завязался яростный штыковой бой, безжалостный упрямый бой.
Пруссаки наращивали давление. В битву, как в топку, бросались все новые и новые части. Наступающие последовательно взяли Грозгоршен, Кляйнгоршен, Рана и Кайе. В 14 часов бой шел в километре за Кайей. Казалось, еще одно усилие, еще один натиск и союзники выиграют сражение. Но что это, что? Пруссаки пятятся, все быстрее и быстрее!

В пяти километрах от царя и короля, с холма возле деревни Мойген, Наполеон и Ней руководили сражением. Корпус Нея сражался в одиночестве. Ему приходилось тяжело, очень тяжело. Преимущество неприятеля было не так велико – это Наполеон видел опытным взглядом, но корпус состоял, в основном, из не нюхавших пороху новобранцев, и это являло главную проблему. Император очень грамотно и экономно руководил битвой, выстраивая перед наступающим врагом все новые и новые живые заслоны. Он ждал. Время работало на него. Во втором часу, когда неприятель уже занял Рану, на дороге слева показались первые гвардейские батальоны. Четвертью часа позже на дороге справа показались части корпуса Мармона. Почти до двух часов гвардия накапливалась у холма Наполеона. Корпус Мармона занимал позиции у деревни Старсидел. В два часа император скомандовал: «Гвардия вперед!». Удар ветеранов был столь силен, что пруссаки откатились сначала за деревню Кайе, потом за деревню Рана. В 16 часов Мармон все не мог решиться атаковать расположенную против его позиций русскую кавалерию силою до шести тысяч сабель, а гвардия вела бой в километре перед деревней Грозгоршен. Казалось, еще одно усилие, один натиск и император одержит очередную громкую победу. Но что это, что? Непобедимая гвардия спешно отходит, откатывается назад!

Увидев отступление пруссаков, Александр совещался с Фридрихом и Витгенштейном. Они решили между деревнями Рана и Грозгоршен расположить армейскую артиллерию, а за нею поставить свежие полки корпусов Берга и Винцингероде.
Отступающие пруссаки зашли за пушки, и по наступающим французам ударили картечные залпы, сметая роты и батальоны. Французы остановились, и сразу из-за батарей высыпала, как горох из порванного мешка, свежая русская пехота.
Следующие два часа пехота союзников теснила яростно огрызающихся огнем гвардейцев и солдат Мармона. Наполеон с горечью наблюдал отступление. «Куда катится империя, – думал он, – если уже пруссаки бьют его, не знающую страха гвардию?».
Без четверти шесть Бертье доложил две новости. Одну хорошую – корпус Макдональда на подходе, и одну плохую – корпус Бертрана не в состоянии успеть к полю боя раньше восьми часов вечера. «Нужен будет тогда Бертран, как мертвому припарка», – пробормотал Наполеон. В силу поступивших сведений император приказал: защитить правый фланг, где должен бы быть Бертран, армейской артиллерией, а Макдональду приказал следовать в Шкайтбар, и как только он будет готов, но не позже семи, атаковать правый фланг неприятеля.
Примерно в то же время Александру доложили то же, что и Наполеону – корпус Макдональда на подходе, корпус Бертрана задерживается. А также то, что Наполеон не знал – корпус Милорадовича на подходе к Пегау. По согласованию с Фридрихом и командующим Александр отдал следующие приказы: корпусу Йорка выйти из сражения и занять оборону вдоль реки Флоссграбен, опираясь на деревни Кайе и Кляйнгоршен; корпусам Блюхера, Берга и Винцингероде прекратить наступление, и при первых признаках французского контрнаступления быть готовыми отойти на исходные позиции.
В семь часов вечера, уже при заходящем солнце, французы атаковали по центру силами гвардии, корпусов Нея и Мармона, слева атаковал корпус Макдональда. Корпусу Йорка удавалось ружейным и артиллерийским огнем сдерживать притязания Макдональда форсировать Флоссграбен, а в это время русские и прусский корпуса медленно, солидно отступали. Так продолжалось еще час. В 8 часов стало совершенно темно, и союзники заняли исходные позиции.
Уже в темноте Блюхер приказал, может чтобы загладить вину за утреннюю проволочку, кавалерийскую атаку силами девяти эскадронов. Атаку совершенно ненужную, но внешне эффектную. В 10 часов эскадроны поскакали в темноту, сея панику во французском лагере. Проскакали четыре километра и вернулись обратно.
В десять командующий союзной армией Витгенштейн испросил соизволение монархов на отступление, и сразу получил его.
Александр, как настоящий главнокомандующий, подытожил: союзники не выполнили поставленной перед собой задачи, ни один из вражеских корпусов не был уничтожен
Но эта битва стала одной из немногих, где противники Наполеона диктовали свои правила игры. Это отражают потери. Союзники потеряли в этот день 11500 человек (из них две трети пруссаки), а французы 22000 человек (из них две трети из корпуса Нея). В битве у французов был ранен маршал Ней, а у союзников – генерал Шарнгорст. Впрочем, Шарнгорста ранило неопасно.
Обе стороны заявили о победе. Союзники послали легкораненого Шарнгорста в Вену, обрадовать императора Франца и подвигнуть его к альянсу. Генерал доехал только до Праги. Там у него обнаружилась гангрена, потому что рану он не лечил как следует. Начальник штаба австрийской армии, фельдмаршал Радецкий, обещал умирающему Шарнгорсту сделать все от него зависящее, чтобы Австрия присоединилась к союзу Пруссии и России.
 Союзная армия отступала тремя колонами. Прусские корпуса двигались на Майсен; артиллерия и тяжести обоих армий двигались по средней дороге на Дрезден; в третьей колонне, по параллельной дороге в Дрезден, маршировали русские корпуса. Отход армий прикрывал корпус Милорадовича.
Генерал Лористон в день битвы под Лютценом (немецкое название – битва под Грозгоршеном) выбил из Лейпцига корпус Клейста, который тоже отступал на Майсен.
3-го мая Евгений с облегчением передал Нею командование своей армией. Сильно потрепанный корпус Нея, второй кавалерийский корпус генерала Себастьяна, корпуса Виктора и Ренье двинулись на Лейпциг, там соединились с корпусом Лористона, и оттуда Ней по приказу Наполеона повел 64-х тысячную группировку на Берлин.
Сам император с главными силами пошел вслед отступающей армии союзников на Дрезден.