Голова 35. Дверь в бред

Приехав тем утром на работу, я тут же попал в оборот Козыря, который потащил меня в «Kresty», где мы весь день-деньской «решали вопросы». Изрядно утомившись, тем более что подъем состоялся еще в шесть утра, сразу после того как вопросы были решены, я сорвался домой, завалившись там в заслуженный всем ходом дня сон.

Следующий день практически полностью, до мельчайших деталей, повторил предыдущий: я вновь встал с утра пораньше, причем если верить окну, то самой что ни на есть ночью, затем в компании Козыря и прочих шефов опять заседал в «Kresty» до полного потемнения, после чего, не заезжая в офис, возвратился в свою однокамерную обитель. И это хорошо еще, что после моего фиаско с подписанием ордера на обыск, от функции подписи документов меня временно отстранили, и я охотно передоверил ее томящемуся от безделья и ночной бессонницы Молодому. Прямо скажем, что и пятница в плане событий несущественно отличалась от вышеупомянутых дней.

Все эти тюремные посиделки, впрочем, вновь с полной силой воскрешали в моей памяти образ Афины; то и дело поминал я ее в уме неласковым словом, поскольку именно в результате ее проделок я сделался тем, кем был – руководящим разводящих, что по-прежнему не доставляло мне ни малейшего удовольствия. А ведь мог бы беззаботно отсиживаться в офисе, в обществе прекрасной Моники, обедать с ней и поджидать окончания трудодня, чтобы вместе затем отправляться куда-нибудь еще. Однако реальность, стараниями Афины, являлась радикально иной: почти все время я проводил в компании Козыря и прочих шебутных Шершавых, Шепелявых и Шуганных.

Да, теперь я помышлял только о Монике, ибо именно она, умничка, на самом деле была моим преданным и верным другом, ангелом, бескорыстно помогавшим и пытавшимся помочь разуть глаза на двуличность Афины. И все же то Афинино пальто, или пальто крайне на него похожее, виденное мною в прихожей Моники тем ранним утром, как-то никак не выходило из головы... К тому времени, надо заметить, я уже успел убедить себя, что наверняка это не то самое пальто, а только почти такое же: да, того же изумрудного цвета и рельефного фасона с фактурными пуговицами… но не то. «С чего бы пальто Афины должно висеть в прихожей Моники? Возможно, оно принадлежит ее маманьке. В конце концов, много ли я смыслю в моде и последних тенденциях этой осени?» – отринул я прочь всякие сомнения, однако для полного краха глупых подозрений я намеревался непременно поинтересоваться этим у Моники при ближайшей встрече. Встреча, к слову, никак не случалась, потому как в офисе в последние дни я бывал только набегами: ситуация заставляла находиться в «Kresty», потому-то с Моникой я совсем не пересекался.

Когда та странная рабочая неделя наконец ушла в прошлое, вволю отоспавшись в субботу и немного позавтракав, я подумывал, чем бы заняться? Ясно напрашивался вариант позвонить Монике и что-нибудь затеять, но тогда я как-то рассудил, а с чего это я первым стану звонить – пускай-ка звонит сама. Правда, тем субботним вечером свершилась другая долгожданная встреча – с Димасом и Денисом. По моим подсчетам мы не виделись почти месяц, а то и побольше, однако их невыносимая занятость по выходным всякий раз отбрасывала эту перспективу на ближайшее будущее. И вот той субботой настоящее все-таки встретилось с будущим, потому только, пожалуй, и моя встреча с друзьями и бизнес-партнерами стала возможна, да и то лишь на излете вечера, в сущности – опять же ночью. Еще бы: в Сэйнт-Питерсбурге уже окончательно устоялось то время года, когда ночь становится почти умолчанием, когда тьма относится к свету примерно как три к одному.

Зато по ходу той встречи с Димасом и Денисом обнадеживающе выяснялось, что дела у «Купи у нас» по-прежнему идут по восходящей, прямиком к зениту! Ребята, хоть и сдержанно, сбивчиво, но обстоятельно обрисовывали сцены стремительного взлета, как все растет, цветет и плодоносит, так что мне оставалось только порадоваться за них, за всех нас! Я в ответ поведал им о своих новых буднях, опуская, правда, множество сочных деталей, памятуя все же о подписанных мною договорах по «неразглашению информации» и «непротивлении злу». В общем, отлично проведя вечер в компании друзей, в воскресенье я предпочел просто отсидеться дома, вернее говоря, занять себя поднакопившимися домашними завалами, что, кстати, совсем не мешало ждать звонка или хотя бы смски от Моники. Но Моника молчала.

Последовавший понедельник породил во мне ощущение унылого дежавю, скучно копируя события прошлой среды-четверга-пятницы, за тем лишь отрадным исключением, что нам удалось наконец-то окончательно подавить бунт старых внутренних манагеров, да и манагеры-неофиты старательно набирались ума, что предвещало некислые прибыли по всем направлениям. Главным же, лично для меня, становилось то обстоятельство, что с завтрашнего дня мы переходим в штатный, то есть сравнительно спокойный режим отъема денег у населения.

Вторничным утром я не раз выглядывал в общий офис, поджидая Монику, но все тщетно. Не появилась она и к обеду. Не выдержав, я поинтересовался у своих подчиненных, а где, собственно, другая моя подчиненная – Моника? Ребята лишь пожимали плечами, и только один из Саш вспомнил, что видел ее здесь в прошлую среду, утром, но после обеда она уже не вернулась, а с тех пор как-то вроде и не объявлялась… Отбрасывая все свои предрассудки, я немедленно позвонил ей: телефон находился вне зоны приема сигнала. Затем, конечно, загрузил ее страницу в вАбстракте, вот только и туда она не заглядывала аж с прошлой среды…

На это, помнится, я отреагировал довольно по-своему: неторопливо и со вкусом принялся распинать себя по всей строгости за то, что все это время был столь равнодушен и невнимателен к ней, подсознательно всегда считая ее в чем-то похуже Афины, держа в уме эдаким запасным вариантом, а ведь именно она, Моника, пыталась вызволить меня из заблуждений, а Афина – подставить… что, правда, в итоге все равно произошло. Да и мой тогдашний конфуз с засыпанием, вместо запоминающегося вечера, оживал в уме с новой силой. По всему выходило, что я, закоренелый эгоцентрик, закопавшись в ненужных и бестолковых делах, причем даже не своих, так и не соизволил ей позвонить тем же вечером, отблагодарить за приглашение к себе, за пусть и тибетский, но все-таки чай… И вот теперь она пропала... «А вдруг случилось нечто непоправимое, ужасное, я никогда себе этого не прощу», – не щадил себя я в припадке самобичевания.

Едва дождавшись окончания трудодня, хотя меня вновь задержал телефонный звонок, я ринулся к дому Моники, напролом сквозь все попадавшиеся на пути транспортные узлы и сплетения, метрополитеновские падения, взлеты и народные сопротивления в кишке подземных переходов. И пусть точного адреса я не знал, фактическое расположение дома в пространстве и номер квартиры все же запомнил, во многом потому, что он точь-в-точь совпадал с номером моей квартиры, что мне тогда еще, помню, понравилось: ведь отлично ложится в трогательную love story, которые она так любит.

Достигнув искомого подъезда, я уткнулся в домофон, который, к моему разочарованию, не работал: пробовал я прозвонить и по соседям, однако ответом везде висела тупая и тоскливая тишина. В результате мне удалось проникнуть в подъезд с вечерними собачниками, я бегом устремился на пятый этаж, в нетерпении позабыв даже про действующий лифт, раздумывая на ходу, что потревожу, конечно, ее родителей, включая строгого папу, но разве могло это иметь хоть какое-то значение в ту драматичную минуту, только бы с ней все было в порядке…

И вот пока я морально готовился к знакомству и, возможно, последующему сложному объяснению с папой с ремнем, вопреки всем моим ожиданиям, дверь отворил некий армянин лет сорока на вид, который, чего уж, явно не годился ей в отцы… В миг мой замученный мутный мозг выдал сразу несколько взаимоисключающих предположений: «это какой-то неправильный дом, не ее это квартира, но нет – вон же та необъяснимая маркерная надпись на стене: «Гваделупа для гондурасцев», да нет, нет тут ошибки. Тогда кто этот… гражданин… армянин, явно не отец, не брат, а вдруг… это ее друг…», – мелькнула во мне неприятная, но все-таки версия.

Через пару секунд выяснилось, правда, что все мои умозаключения оказались ложны. Из непродолжительного разговора с открывшим дверь армянином, представившимся Игоряном, мне удалось установить, что заселился он в эту квартиру только в прошлую пятницу, а потому, по всей видимости, я разыскиваю съехавшую уже квартирантку. Имя «Моника» не говорило ему ни о чем.


Рецензии