Закон чаучей

Мело уже почти трое суток. Пурга бушевала и выла, как моя теща, когда узнала, что помер ее муж. Его неудачно переехал снегоход какого-то высокопоставленного охотника. Отец моей жены, видя, что транспорт движется в сторону нашего оленьего стада, выбежал, отчаянно размахивая руками и стреляя из винтовки в воздух, но водитель, какой-то недоолигарх, на которого не раз покушались на Большой Земле, подумал, что это очередной киллер. Он, пригнувшись, нажал на газ и направил снегоход прямо на моего тестя, пусть Верхний мир примет его душу. Конечно, охотника отмазали, мне пригрозили, что если я буду добиваться справедливости, то лишат охотничьей лицензии, врачи будут приезжать с опозданием, а моих детей заберут в интернат. Потому предоставим мертвых мертвым, а живых их судьбам. Речь пойдет о другом.
Мы сидели в просторной яранге всем семейством вокруг очага, на котором булькает в котле замечательный ужин из свежей оленятины. (Правильно говорить – оленины, но у нас в роду так повелось: «оленятина». А олениной мы называем оленью шкуру). Я, сидя на единственной в нашем хозяйстве низенькой табуреточке, музицировал  на варгане. Это ротовой бубен, кто не в курсе. Жена шила одеяло из оленины, теща колдовала над варевом, помешивая и добавляя каких-то трав в него, при этом бормоча необходимые заклинания для пущей полезности сего яства. Сынишка с дочкой звонко голосили под мою нехитрую мелодию песенку о том, какая теплая у нас яранга, какой жаркий огонь в очаге, какая вкусная похлебка нас ожидает и что скоро прилетит к ним волшебник в голубом вертолете и заберет их на большую Землю учиться, а так же есть мороженое в неограниченном количестве, поскольку эта оленятина у них уже поперек горла стоит.
Вижу, однако, краем глаза – теща отрывается от котла и прислушивается к чему-то. Я отложил варган и тоже навострил уши: сквозь завывания бурана явственно доносился лай наших собак. «Умка, умка», наперебой закричали дети, жена с тревогой взглянула на меня. Белые медведи в тундре сейчас редкость, в основном они обитают на побережье, но бывает, что и сюда захаживают в поисках легкой добычи. Схватив ружье и фонарь, одев кухлянку, я осторожно выбрался из жилища. Тьма была хоть глаз коли. Посветив в сторону сугроба, в котором грелись собаки, судя по  глухому, неохотно дежурному лаю, я увидел темный шевелящийся ком размером с небольшого бурого медведя. Но бурые к нам давно уже не забредают, и я крикнул в сторону кома на всякий случай: «Эй, чего надо, кыш, проваливай, застрелю сейчас!» Ком тут же выпрямился и еле слышно что-то по-человечьи ответил мне. Я поспешил к нему. «Поспешил», это сильно сказано, поскольку снега намело почти по колено. Кое-как добравшись до путника, я, взвалив его на спину, поволок к своей яранге. Путник еле передвигал ногами, цепляясь за снег, скорее мешая, чем помогая мне. Выбежала жена и подхватила человека сзади за ноги.
 В яранге, при свете жирника мы, наконец, рассмотрели бедолагу. Мужчина, с густой заиндевевшей бородой, высокого, по сравнению с нами роста, одетый в куртку-«аляску» с капюшоном, ватные штаны и унты, беспомощно глядел на нас мокрыми от  слез, ясно-голубыми глазами. Жена сняла с него рукавицы и куртку, под которой оказался свитер с оленями. Мужик, наконец, очнулся и с наслаждением протянул руки к огню. Я закурил трубку, молча наблюдая за незваным гостем, как, впрочем, и все мои домочадцы. Наконец путник согрелся, фыркая, как олень, и не спеша с любопытством начал обозревать наше жилище. Когда его взгляд наткнулся на меня, он спохватился, вытер руки о свитер и правую протянул мне: «Кондрат». Я кивнул, вложил в его ладонь трубку и, в свою очередь, представился: «Вася». Он затянулся, пыхнул, закашлялся и обратился к моей жене: «А вас как звать-величать?» Та рассмеялась, вместо нее ответил я: «Никак, просто жена». Странник улыбнулся смущенно и пожал плечами: «Ну, как же, у всех людей есть имена, так уж повелось». «Есть», подтвердил я, «но не всякому обязательно их знать. Меня тоже не Василием зовут, но чужим я представляюсь под этим именем. Может ты прибыл из Кэле». «Не-е», он энергично замотал головой. «Из Тамбова я, геолог». Я взглянул на жену, она в ответ опустила глаза и покраснела немного. «Ну что, геолог, давай к столу, время жрать-вечерять, однако. Мать, варево готово?» Теща закивала, улыбаясь беззубым ртом. Я отобрал у геолога трубку и передал ей. Жена достала чашки и, наполняя их до краев ароматным бульоном с солидными кусками мяса, раздала всем присутствующим, начиная с геолога. Тот жадно, обжигаясь и кряхтя от удовольствия, принялся опустошать наше нехитрое, повседневное блюдо. Насытившись, он облизал ложку, отложил чашку в сторону, откинулся на лежащие сзади шкуры и издал блаженный вздох. «Вовек вам благодарен буду. Я словно заново родился». Теща хихикнула из темноты. Я, окончив трапезу, вытер рукавом рот, забрал у тещи трубку и поинтересовался у гостя: «А каким ветром тебя сюда занесло, уважаемый?» «А-а-а», зевнул тот. «У нас тут стоянка недалеко, я по нужде отлучился, отошел метров пятьдесят, споткнулся и головой о ледяную глыбу ударился . На миг сознание потерял. Очнулся – не соображу где я и  откуда пришел. Следы заметает мгновенно, вокруг тьма, ветер и снег. Я ни компаса, ни фонарика не взял с собой, ну и побрел наугад. Часа два бродил, думал все, кранты, скоро дедушку любимого увижу на небесах. Рухнул в какой-то сугроб с дырками, а там собаки. Дальше вы знаете, зна-а-е-те». Он клюнул носом и очевидно собрался засыпать. «Эй, Кондрат, погоди», я потормошил его за плечо. «Не пристало спать тебе тут, как детенышу оленихи. Тебя прислали к нами духи тундры и мы должны следовать нашим обычаям. Пойдем». Я поднял его и повел к жене. «Ложись сюда с любимой моей и исполняй долг свой, как велено законом чаучу». С этими словами я толкнул его на оленьи шкуры и посмотрел на жену. Та покорно улеглась рядом с ним. Я вернулся на свое место и охотничьим ножом, размером примерно с локоть, принялся вылавливать мясо из котла. «Я это, не… нельзя, ну к чему… я же просто…», обалдевший геолог из Тамбова что-то пытался возражать. Я  вяло погрозил ножом в его сторону.
Дети с тещей уснули. Разделавшись со вторым куском оленятины, я, отложив нож,   поставил чайник на огонь и закурил. Не успел чайник закипеть, как подходит ко мне жена, машет головой и пожимает плечами: «Да он вообще никакой, не дается, все улизнуть норовит». Я вздохнул, махнул ей рукой, мол, иди уже, и позвал геолога. Тот, ссутулившись, выбрался из темноты и присел рядом со мной виновато глядя в пол. Нож снова оказался в моих руках, я молча начинаю выковыривать им грязь из под ногтей. «Понимаешь, Василий», он первым нарушил тишину, «с мужской силой у меня не все в порядке. Я понимаю: традиция ваша, ритуалы всякие, но и ты пойми, как мужик – простатит у меня. Давно с бабой не был. Да и стресс сегодняшний, извини». Он, не поднимая головы, искоса глянул в мою сторону. Нож с силой вонзился в пол. «Кондрат», я взял его за плечо и посмотрел прямо в голубые, как летнее северное небо, глаза. «Как мужик, я тебя прекрасно понимаю и не осуждаю. У самого зимой нет никакого желания, но…» Тут я сделал паузу, убрал руку с его плеча и повернулся лицом к огню. «Есть Закон  чаучей, как мы себя называем, древний Закон Гостеприимства, нарушить который никто никогда не вправе. И он гласит: приходит гость в ярангу, он обязан отведать пищу, которая есть там и переспать с женой хозяина, старой ли, молодой ли, неважно. Это дань гостеприимству, так что, сожалею, но ничего поделать не могу. Иди, попробуй снова». Геолог вздохнул и решительно помотал головой. Я выдернул нож из пола и принялся раздраженно точить его о камень. Геолог с опаской наблюдал за моими действиями. «Закон он на то и закон, чтобы соблюдать его. Наш народ и жив до сих пор только потому, что мы строго придерживаемся его духа. Ты же не хочешь, чтобы вымер весь наш род? Чтобы нас занесли в Красную Книгу как реликтовый вид, да? А может тебе моя теща нравится? Мы не против, дерзай». Гость вытянув губы, еще решительней и быстрее закрутил башкой: «Ну мы же цивилизованные люди, Вася, двадцатый век кончается, к чему эти ваши условности?» «Это, дружище, не условности, это самая что ни на есть суровая северная реальность, благодаря которой мы до сих пор существуем. Итак», я потрогал лезвие большим пальцем, проверяя его на остроту, « что прикажешь мне с тобой делать?»
В этот момент закипел чайник. Я всыпал заварки в две кружки и налил кипятка. Протянул геологу, тот взял, поставил перед собой и раздраженно заявил: «Слушай, Василий, или как там тебя, сказал - не хочу, значит не буду и делай со мной что хочешь. Другие геологи со стоянки тоже к тебе, небось, не раз захаживали и что? Прямо таки все соблюдали ваши странные обычаи?» «Все, Кондратий, абсолютно все, потому живы и здоровы», подтвердил я. «Ты один такой несговорчивый. А кстати, забыл спросить, у тебя документ имеется?» «Какой документ?» Он удивленно поднял голову. «Паспорт что ли? Так он у меня на базе. Да на кой тебе документ мой  сдался?» «Хочу удостовериться, что ты человек мужеского пола. Вдруг ты  собака человекообразная? Такие существуют, сам читал. Мне люди с Большой земли иногда книги приносят, так я, перед тем как пустить их на растопку, внимательно и с интересом перечитываю, однако. Вот одна  еще почти сохранилась». Я продемонстрировал ему брошюру «Пчеловодство в средней полосе России» с несколькими выдранными страницами. «Помню, в какой-то из них было написано про человекособаку Шарикова. Она до того понравилась нам, что я возил с собой ее несколько месяцев. Перечитывал ее не раз и не два,  и вот что пришло на ум мне сейчас: может ты потомок того мутанта? Тогда вопросов нет. Беги в сугроб к сородичам своим и спи вместе с ними». Геолог насупился: «Обижаешь, Василий». «Хорошо», легко согласился я. «Если ты все-таки человек, но не можешь удовлетворить мою жену, значит ты есть баба, и между ног у тебя ничего не должно быть. А если и что-то там есть, мы эту ошибку природы вмиг исправим. Чик, и никакого рудимента будто бы никогда у тебя и не было. Снимай портки, будет чуток больно». Я вытер нож о рукав и продезинфицировал его на огне. Кондрат с тревогой наблюдал за моими действиями. Затем не выдержал: «Ты что, Вася, очумел тут в своем чуме! У вас свои обычаи, у нас свои. Как тебе не стыдно! Что за средневековье, в самом деле? Ты знаешь, что у нас по закону за членовредительство срок получишь. И сошлют тебя куда-нибудь в Сибирь или вообще в тундру…» Он осекся, а я ласково улыбнулся ему в лицо. «Да ну тебя», он взял себя в руки, успокоился и откинулся на шкуры. «Шутки у тебя, боцман. Давай-ка спать, сил уже нет никаких, не до веселья». «Ну-ка, быстро, встал, оделся и вышел вон», я вскочил и приставил нож к его горлу. «В тундре нет посторонних, либо враг, либо друг. Ты, я вижу, брезгуешь моей женой, тем самым обижаешь и меня и мою семью. Значит ты – враг. Врагу здесь не место. Проваливай откуда взялся, пока худого не сотворилось!» Геолог в ужасе стал отползать от меня, протягивая руку защищаясь: «Тише, тише, Вася, успокойся. Давай поговорим нормально».  «Нормально уже говорили», я был преисполнен решимостью, «встал и вышел, больше повторять не буду». Геолог поспешно схватил куртку и стал потешно напяливать ее на себя, долго  не попадая руками в рукава. Все домочадцы пробудились и с интересом наблюдали за дальнейшим развитием событий. Тамбовчанин, наконец,  справился с одеждой и, выходя, уже  открыл  было полог, но вдруг передумал. Он посмотрел на жену, детей, подмигнул теще и повернулся ко мне: «А знаешь, Базилевс, ничего, что я тебя так называю? Это то же, что и Василий, а  переводится, между прочим, как «царственный», поэтому одно из имен ты себе выбрал вполне достойное. Так вот, Базилевс,  полностью согласен с тобой. Я заслуживаю самого сурового наказания. Осознал свою вину полностью и готов понести. Но я вижу по твоим глазам, что ты человек добрый и не хочешь брать грех на душу, поэтому могу предложить один вариант. Будут, как у нас говориться, и волки сыты и овцы целы. Прошу минуту всего, выслушай меня, пожалуйста». Я присел, отхлебнул чайку и кивнул. Геолог расстегнул куртку и присел у входа.  «Значит, Василий, ты говорил, что тех, кто переспал с твоей супругой, ты считаешь своими друзьями, так?» Я снова кивнул и затянулся трубкой.  «А меня – недругом, то есть врагом, я правильно понял?» «Ты правильно все понял, Кондратий», процедил я, не вынимая трубки изо рта.  «Во-от», протянул он,  «то есть, враг твой, является врагом и твоих друзей, логично?» Никаких возражений не возникло в моей голове.  «Из всего вышеизложенного следует, что тебе надобно сдать меня в руки твоих друзей, а следовательно, моих врагов для свершения ими соответственных правосудных действий как можно скорее, согласен со мной, Вася?»  Я взглянул на жену, та пожала плечами.  Поразмыслив немного и затянувшись несколько раз табаком, я вложил нож в кожаные ножны и протянул ему трубку: «Ладно, Кондрат, уговорил, противоречия сняты, с моей точки зрения. Раздевайся, располагайся до утра. А утром, не обессудь, отвезу тебя в твой лагерь. И пусть свершится то, что должно свершиться». С этими пафосными словами я заполз на свое ложе, закрыл глаза и немедля заснул.
Наутро, едва рассвело, а рассветает у нас поздно, я посадил нашего гостя в аэросани и отвез его в лагерь, базировавшийся совсем неподалеку, километрах в пяти. Погода, на удивление, наладилась, пурга совершенно прекратилась, что окончательно убедило меня в правильности принятого мною решения. Жаль, конечно, Кондратия, но dura lex sed lex, как говорили древние.






Фото из интернета.