Глава 5 Лиса и птицы

(ОТРЫВОК)

Наибольшую дипломатическую активность в месяцы перемирия проявила Австрия.
Вообразите, что Вы – это не Вы, а Божьей милостью Император Австрии Франц II, Король Богемии, Король Венгрии, Герцог Далмации, Герцог Иллирии и прочее, прочее – всего уж не припомнить. Вы обладаете множеством приятных привилегий: казнить и миловать, возвышать и низвергать, назначать и снимать, но и обременены множеством неприятных забот о сохранении и расширении Вашей Империи. Вы окружены врагами-конкурентами. На севере Вы боретесь с Королем Тевтонов за влияние на Срединные Земли, на востоке много лет спорете с Императором Скифов за обладание Османским Наследием, а на западе лежат земли самозванца – Императора Галлов, Императора-Забияки. Много раз он покушался на Ваши западные и южные пределы и, к несчастью, всякий раз небезуспешно.
Вы окружены малым кругом родственников, основное свойство которых – просить. Просить почести и награды, должности и звания, земли и просто деньги. И средь этой толпы алчущих у вас есть два бриллианта чистой воды: Ваша дочь – Императрица Галлов и Ваш внук – Король Римлян. Это козыри. Имея их на руках, можно сыграть против всех. Против заносчивого Тевтонца, против варвара-Скифа, против честолюбивого Галла. Сыграть и победить. Одной партией опередить всех конкурентов. Что ж, сыграем на зеленом сукне Европы.
Наибольшую дипломатическую активность в месяцы перемирия проявила Австрия. В этой связи история нам рассказывает о напряженной дуэли между Наполеоном и Меттернихом, которая закончилась, якобы, полной победой Меттерниха.
Графу Меттерниху в 1813 году исполнилось сорок. Лучший возраст для политика. Уже не так молод, чтобы оставались хоть какие-то иллюзии и идеалы, но еще не стар и полон энергии. Граф был средоточием всевозможных талантов и достоинств. Красив, аристократичен, благороден, прекрасный рассказчик и большой поклонник красивых дам, коих порой использовал как инструмент для достижения политических целей.
По общему мнению, Меттерних ненавидел Наполеона, как может ненавидеть аристократ, чья родословная уходит корнями вглубь веков, безродного удачливого выскочку, который, в лучшем случае, должен бы быть в услужении этого аристократа. «Меттерних ненавидел Наполеона, разрушителя государств и завоевателя, не с тем жаром, какой придает нации национальное самосознание, не моральным отвращением, – писал фон Кронис, – он ненавидел его не сердцем, а головой. Он ненавидел гениальный, почти артистический пафос, почти солдатскую простоту откровенного выскочки и себялюбивого наследника Революции. Он ненавидел, как легитимный консервативный политик, как тонко чувствующий высокообразованный аристократ на службе древней династии, которой уже служили поколения его предков. Он ненавидел в Наполеоне солдафона-императора, собезьянившего формы старой аристократии, безмерного разрушителя мирового порядка, ненасытного разрушителя исторической традиции и государственного устройства и, прежде всего, непредсказуемого противника Австрии, которую тот старался превратить в покорного вассала, послушный инструмент французского императора, навязать ей ту роль, какую уже играли страны Рейнского союза».
Правда, до 1813 года горячая ненависть Меттерниха никак не проявлялась. Напротив, именно Меттерних принимал самое горячее участие в устройстве брака Наполеона и принцессы Марии Луизы. Вероятно, граф мог в совершенстве владеть своими чувствами, ибо никто: ни сам Наполеон, ни Мария Луиза, ни десятки французских сановников, знакомых ему по службе на посту австрийского посла в Париже, не подозревали обуревавшую Меттерниха ненависть. Стоило Наполеону пошатнуться, и ненависть проявилась во всей своей аристократической надменности.
Оружием дуэли стали мирные переговоры. Как же происходила дуэль?
27-го июня Райхенбахе Нессельроде, Гарденберг и Стадион наконец-то договорились, какие же требования выдвигать Наполеону. Они были много скромней прежних: разделение между Россией, Пруссией и Австрией герцогства Варшавского, возвращение Австрии Иллирии, освобождения от французских войск ганзейских городов и Ольденбурга. Еще они договорились, и договоренность эту закрепили соглашением, что, коль французский император не примет эти требования до 20-го июля, Австрия объявит Франции войну.
Однако еще до готовности соглашения австрийская дипломатия действовала так, словно оно было уже подписано. 21-го июня в австрийскую штаб-квартиру вернулся граф Бубна. Он побывал у Наполеона и сообщил тому, получив очередную порцию ругани и унижений, что Россия и Пруссия приняли австрийское посредничество и попросил французского императора принять австрийского министра иностранных дел, графа Меттерниха. На это Наполеон нехотя согласился. Бубна, едва приехав в Вену, снова стал собираться в дорогу, чтобы сопровождать Меттерниха. 25-го июня австрийские государственные мужи приехали в Дрезден. В тот же день вечером между Наполеоном и Меттернихом состоялась восьмичасовая беседа. Беседа протекала с глазу на глаз, и потому мы должны полностью довериться добросовестности изложения австрийского министра, ибо сам Наполеон на острове Святой Елены не рассказывал об этой встрече ничего.
Сложность состоит в том, что имеются две редакции этой дуэли, довольно сильно отличающиеся друг от друга. Первая редакция – это отчет Меттерниха императору Францу от 26-го июня 1813 года. Вторая редакция появилась в 1820 году. Князь, к этому времени Меттерних давно был князем, в этом году написал мемуары; писал он их по памяти, похоже, совершенно не заглядывая в архивы, где хранились его отчеты. Ну хорошо, это мелочи. Доверимся графу, то бишь будем основываться на отчете.
Наполеон совершенно не отдавал себе отчет, в каком тяжелом положении он находится. Он изорвал в клочья заявление министра страны, с какой почти находился в состоянии войны, и почти все восемь часов обвинял и негодовал, негодовал и обвинял. Героический Меттерних держался, стойко защищая интересы Австрии и почти союзников.
Встреча проходила очень оживленно. В конце ее Наполеон, видя упрямство министра, в ярости бросил свою шляпу на землю, как бросал он шляпу перед Александром в Эрфурте, Меттерних не поднял ее, как не поднял шляпу император Александр в Эрфурте. Оставив шляпу валяться в пыли, а Наполеона оставив в растерянности, граф спокойно вышел в ночной сад, где встретил ожидающего его Бертье. Маршал спросил министра, удовлетворен ли тот переговорами с императором? «Да, он мне все разъяснил, с этим человеком все ясно», – с этими словами граф покинул королевский дворец.
«Непоколебимое хладнокровие министра одержало победу над злостью императора», – с пафосом писал Сбрик об этой встрече.
В следующие нескольких дней император имел сколько угодно возможностей побеседовать с Меттернихом, но Наполеон не дал себе труд, – так утверждает граф, – вникнуть в смысл его пребываний. С Меттернихом несколько раз беседовал Маре, чье ослиное упрямство, – опять же по словам министра, – привело к тому, что предложения союзников не были приняты.
Прервем на минуту Меттерниха, и зададимся вопросами, ответ на которые ответы получить невозможно. Если сами предложения окончательно отлились 27-го июня в Райхенбахе, то о чем беседовали император и министр двумя днями раньше в Дрездене? И касался ли разговор союзников и их дурацких предложений? Может он больше касался Тироля и Северной Италии?
Рано утром 30-го июня Меттерних уже собирался уезжать из Дрездена, когда к нему на квартиру явился Маре. Французский министр передал австрийскому министру приглашение императора явиться в восемь утра к нему на аудиенцию. Прямо при Маре, Меттерних в четырех предложениях записал пожелания Австрии.
1. Император Франции принимает вооруженное посредничество императора Австрии.
2. Полномочные послы воюющих сторон вместе с посредником 10-го июля собираются в Праге на мирную конференцию.
3. 10-го августа определен последним днем переговоров.
4. До этого дня все военные операции приостанавливаются.
Герцог Бассано тут же подписал эскиз Меттерниха, а восемь часов его подтвердил подписью Наполеон. Еще час после этого министр мирно беседовал с императором, а потом Меттерних уехал победителем.
В чем состояла победа, я так и не понял.

Пражский конгресс 10-го июля не открылся. Ни одна сторона не спешила и не придерживалась сроков. С 12-го июля в Праге находились: от австрийцев сам Меттерних, от русских Анштетт, от пруссаков фон Гумбольдт и от французов граф Нарбонн. Конгресс не начинался, ждали приезда Армана Коленкура. А Коленкур все не приезжал, словно Наполеон не мог решиться на что-то. Только 28-го числа, с опозданием на 18 дней, Коленкур появился в Праге. Ну, стартовал ли конгресс? Ничуть!
Вместо того чтобы тут же начать работу и так уже задержавшегося конгресса, Коленкур ищет встречу с Меттернихом наедине. Находит. И передает на этой встрече Меттерниху какие-то предложения Наполеона. Видимо, они не удовлетворили министра, потому что на следующий день он, совершенно неожиданно для Коленкура и для нас, выдвинул ультиматум: роспуск Рейнского союза и восстановление Пруссии в прежних границах. Ультиматум такой жесткий, что французскому посланнику потребовалась консультация со своим императором. Этим ультиматумом Меттерних словно хотел что-то скрыть – не истинную ли причину его посещения Наполеона в конце июня?
Конечно, дуэль Меттерниха и Наполеона не осталась тайной для Александра и Фридриха Вильгельма. Царь давно расстался с химерами юности и точно знал, что ненадежный друг много лучше колеблющегося врага. Поэтому никаких упреков ни Францу, ни Меттерниху не делал, но, со своей стороны, Александр и Фридрих предприняли меры безопасности. В июле они между собой приняли, и довели до сведенья Наполеона, концепцию сепаратного с Францией мира, такую мягкую, что французскому императору было заманчивей принять предложения союзников и удовлетвориться завоеванием Австрии. Об этом думал Наполеон весь июль, не зная на каком, русско-прусском или австрийском, варианте остановиться, а время шло, и Коленкур не ехал на конгресс.
Пока Коленкур ездил к Наполеону за новыми инструкциями, пока император негодовал на подлость Австрии, истек срок перемирия. «Я приказал подготовить графу Нарбонну выездной паспорт, и возложил последнюю надежду на военный манифест императора, – доверяется нам граф Меттерних. – Я поставил на нем печать с последним ударом часов, известивших полночь 10-го августа.
И потом приказал зажечь сигнальные огни от Праги до границы с Силезией, как сигнал прекращения переговоров и разрешения союзной армии пересечь границу Богемии».

Рука об руку с военными приготовлениями и дипломатическим маневрированием шло создание военной доктрины. Как же воевать с Наполеоном? – ломали головы Александр и Фридрих Вильгельм.
Существовало три конкурирующих концепции военных действий: кронпринца Швеции, генерала Кнесебека, который в соавторстве с Вольцогеном придумал план выхода союзной армии из Баутценского сражения, и план генерала Толя.
Генерал Толь личность крайне загадочная, с весьма неясными отношениями с царем. В свое время он переметнулся от Барклая к Кутузову, став его правой рукой, генерал Коновницын – левой. К открытию весенней кампании окружение фельдмаршала, и дальнее и ближнее, было либо удалено из действующей армии, либо переведено на вторые роли. Не было в главном штабе и на главных командных должностях ни соратников Кутузова первой волны, таких как Коновницын, Голицын, Платов, ни соратников второй волны, таких как Тормасов и Чичагов. А Толь выплыл. Не потому ли, что именно Толь оставался со Светлейшим до последних минут его и, тем самым, заслужил расположение царя?
Толь предложил наступательную концепцию. Не ждать наступление французов, как это случилось весной, а атаковать первыми. План Толя, как и планы Бернадотта и Кнесебека были представлены на рассмотрение русского и прусского государей в 20-х числах июня. В начале июля, по поступающим сведениям из вражеского лагеря, стало ясно, что все трое сильно ошиблись в меньшую сторону в оценке сил противника. Стала быть, требовался пересмотр концепции.
9-го июля в замок князя Хатцфельд-Трахтенберга приехал царь с некоторыми ведущими генералами,  король со своими полководцами, а на другой день приехал Бернадотт со своим штабом. И в этот же день состоялась первое заседание расширенного военного совета. Представителей Австрии на совете не было; Франц вел свою игру, и она была еще далеко не решена. Австрийцы, по крайней мере на официальном уровне, не присутствовали, но их желания были учтены в заключительном документе от 12-го июля, названном «Трахтенбергским протоколом».
Войска союзников (русские, прусские, шведские, английские, мекленбургские и, предположительно, австрийские) делились между тремя армиями. Самая сильная армия в Северной Богемии (австрийцы, русские и пруссаки); армия, защищающая Бранденбург (пруссаки, русские, шведы, мекленбургцы и англичане); между ними Силезская армия (русские и пруссаки). Если австрийцы по каким-либо причинам не примут участие в коалиции, остаются две армии. Главная – Силезская и вспомогательная – Бранденбургская. Армии, две или три, должны действовать совместно, помогая друг другу. На совещании были определены командующие армиями. Бранденбургскую армию совещание вручило Бернадотту, Силезскую армию возглавил Блюхер, предположительную Богемскую армию должен возглавить, предположительно, князь Шварценберг. Главнокомандующим номинально остался Барклай де Толли, фактическим главнокомандующим, как и в весеннюю кампанию, являлся император Александр. Трахтенбергский протокол предполагал наступательные действия союзных армий.
Дней через десять, когда пражское ожидание Коленкура затянулось до неприличия, в игру активно включился австрийский генеральный штаб. У австрийцев имелся свой план компании, разработанный начальником главного штаба, фельдмаршалом Радецким. Согласно этому плану противника следует измотать небольшими боями при отступлении, затем, уже уставшего врага, следует окружить и уничтожить. То есть – оборонительная концепция.
Слияние плана Толя и концепции Радецкого произошло в Райхенбахе в первых числах августа, уже после того как Меттерних поставил Коленкуру ультиматум. Новый план кампании не был записан, что, безусловно, затрудняет работу историков, но он, столь же безусловно, существовал и существенно отличался от Трахтенбергского протокола. Что не записано, нельзя прочитать, украсть, скопировать, передать врагу. О нем знали немногие: сами разработчики – генерал Толь и фельдмаршал Радецкий и, возможно, генерал Кнесебек, три государя, Шварценберг, Бернадотт, Барклай, Блюхер, Беннигсен, возможно еще один или два человека – всего около дюжины.
То, что получилось, назовем приемом «раненой птицы». Роль раненой птицы разработчики отдали армии Блюхера. Выглядел план примерно так. Раненая птица, Силезская армия, подлетает к самой пасти лисы, главных сил Наполеона, и всячески демонстрирует свою слабость и уязвимость. Лиса, привлеченная запахом крови, бросается на легкую добычу. А почему бы ей не броситься? Наполеон всегда стремился разбить противника по частям. Возьмите любую кампанию, всякий раз одно и то же – Наполеон бьет неприятеля, не дав тому соединиться. Птица с перебитым крылом отлетает, теряя пару перьев. Лиса снова бросается, птица снова отлетает. Таким образом, птица уводит увлекшуюся лису поглубже в Силезию, где птицу ждет вполне здоровая товарка – Польская армия Беннигсена. Стая набрасывается на лису – клюет и отлетает, клюет и отлетает.
Однако не это главное. Пока лиса гоняется за раненой птицей, налетают коршуны – богемский с юго-востока и бранденбургский с северо-востока – и разоряют логово лисы, то есть отрезают войска Наполеона по Эльбе или по Зале. Результат – французская армия лишается возможности подвоза снарядов, патронов, провианта. Без них воевать становится затруднительно. Не верите мне, спросите у любого лейтенанта.
Простенько, но, согласитесь, не лишено элегантности.
Давайте же посмотрим, как союзники претворили этот план в жизнь, и чем ответил Наполеон.