Случай на дороге. Часть 2

Часть II.


В город я приехала уставшая как лошадь, разбитая совершенно. Не поехала в гараж, оставила машину на стоянке, благо она была рядом и пошла к дому. Открыв дверь своим ключом, я сразу поняла, что отдохнуть мне не удастся, так как специфический запах спиртного говорил о том, что запой у моего мужа продолжается и сейчас будут пьяные разборки и излияния души. Переодевшись я прошла на кухню, сварить себе кофе. Тут же со своей комнаты вышел муж, со словами: где была, почему я не в курсе, где тебя носит, я хочу знать.. и так далее, в таком же духе. Я медленно, с расстановкой стала рассказывать ему о просьбе Вали отвезти ее матери тонометр в деревню, что я туда и обратно и виделась только с тетей Раей и дядей Леней. Очень устала и хотела бы просто посидеть перед телевизором с чашечкой кофе, без душесчипательных бесед, если можно. И тут пошло-поехало, что я его не понимаю, что я им пренебрегаю и ни во что не ставлю, что я плохая мать, ну и так далее…

Потом позвонили в дверь.
Он пошел открывать. Краем уха я слышала какое то бурчание, потом в дверях комнаты появился мой муж и сказал:
- Дошлялась? За тобой милиция, т.е. полиция, - икнул он, - пришла!
Тут же на пороге появился молоденький капитан, который поздоровавшись и представившись, уточнив, что я и есть та, кого он ищет, сказал, что я обвиняюсь в том, что сбила на дороге ребенка, скрылась с места происшествия. Но есть свидетели, которые меня видели и что ему нужно произвести осмотр транспорта, на котором я сегодня ездила.
- Советую Вам во всем самой сознаться и указать местонахождение на данный момент Вашего транспортного средства, с целью его осмотра.

Понятно, кошмары продолжаются. В висках заломило и застучало сердце, откликаясь пульсацией на коже. Ноги подкашивались, я никак не пойму что до меня хочет донести жизнь, разнося на клочки мое прошлое и, собственно, настоящее. Точнее, я, кажется, уже начинаю понимать и мне по-детски страшно..
Думать сейчас, что нет, со мной не могло такого произойти и почему именно я - бессмысленно. Потому что мы все люди и с каждым из нас может произойти абсолютно все, что угодно, в любое время. Ладно, попытаюсь просто принять ситуацию - если я "упала", значит, я действительно "упала" и всё тут. Надо теперь просто думать, как подняться и как выбираться из всего этого.
Голос милиционера привел меня в чувство:
- Гражданка, не задерживайте меня, пожалуйста.

Я взяла в шкафу белый свитер; сняла халатик и стала натягивать на себя джинсы. От голоса мужа: "Совсем стыд потеряла!" Я поняла, что что-то не то делаю, оглядела себя, оказывается, я одеваюсь прямо на глазах мужчин. Один, из которых, для меня совершенно посторонний человек. Ну и ладно, что ж теперь делать, если я уже переоделась. Переживу. Они тоже. На ломанных ногах, иногда поддерживаемая офицером, я дошла до автостоянки, предупредив дежурного, что полицейский со мной, мы прошли на территорию. До этого я ничего не спрашивала и мой "провожатый" ничего не говорил, не объяснял.

Осмотрев мою машину, ползая под ней, на ней и за ней с ярким фонариком и большой лупой, он, наконец, отдышавшись, вспотев и раскрасневшись, уставился на меня и разводя руки в сторону произнес:
- Ничегошеньки нет. Ни одной царапины, никаких следов, вмятин на транспорте не обнаружено.
Я присела на корточки, закрыв лицо руками. Нет, не плакала, не было сил плакать.
- Да ладно, что Вы так убиваетесь. Пойдемте.
Он взял меня под руку и мы пошли прочь со стоянки. Охранник проводил нас любопытствующим взглядом, но ничего не спросил. Видимо он тут ко всему привык, видел и не такое. Но, что он за нами наблюдал, это было очевидно. И на завтра уже вся стоянка будет знать о происшедшем. Не сомневаюсь просто в этом.

Недалеко, по пути к моему дому было кафе под названием "Стекляшка", которое на языке местных, из-за вечно грязных окон, называлось несколько иначе - "Мутный глаз". Полицейский, со смешной фамилией Сыроежкин предложил зайти, я не отказалась. Сели в углу окна. Он сходил к бару и принес две чашки кофе "Эгоист". Сидели молча. Кофе имел какой то странный привкус, может его с чем то смешивали здесь.., но, тем не менее, он меня как то взбодрил и я немного успокоилась.

Полицейский оказался милым молодым человеком, поинтересовался, как я себя чувствую, на мой молчаливый кивок, который мог означать что угодно, проронил грустно и сочувственно: "Понятно". Он сказал, что на завтра мне следует явиться в прокуратуру, в шестьдесят четвертый кабинет, для дачи показаний, из города никуда не уезжать, машину никому не давать. А пока я могу быть свободна.

Час от часу не легче. Как неприятно, оказывается, ходить в подозреваемых, а может уже в обвиняемых. Еще он признался, что плеснул мне и себе в кофе пару капель коньяка. Напоследок добавил, чтобы я не переживала так, что он просто уверен, что всё будет хорошо.

Фраза, которую я ненавижу. Да, будет. Непременно будет. Но оно не само так станет. Это мне еще предстоит сделать "все хорошо" из полной *опы, вложив в нее тонну сил, нервов. И, способность не забывать ни на секунду, что само собой, без усилий, это "все хорошо" не придет - один из самых ценных ресурсов в критической ситуации. Из которой, похоже, мне будет выбраться не просто.

На следующий день я проснулась от шумного чириканья воробьев и синичек, они дрались между собой за кусочек сала, что я вывесила за окно. На электронных часах время показывало восемь утра. Зарядка и душ - это обязательные утренние процедуры для меня и только после них я приступаю к завтраку. Когда я уже допивала чай, раздался звонок на домашний телефон. Очень неприятный голос, похоже, принадлежал человеку лет пятидесяти, спросил:

- Ирина Анатольевна?
- Да.
- Доброе утро. Моя фамилия Шептарев, Андрей Викторович. Я заместитель прокурора города. Вам сегодня назначена встреча со мной, у меня к Вам просьба, прийти в точно назначенный час, поскольку у меня очень мало времени.
Неприятный, какой-то шипящий голос, а может это не дефект речи, а издержки связи, но холодок по спине прошел.
- Да, конечно, - смутилась я, - я бы и так пришла вовремя…
Он, видимо, уловил мое удивление. И продолжил:
- Эта встреча будет носить личный характер, я вызываю Вас, простите, приглашаю, по просьбе моего друга. Но в кабинете она состоится потому, что мне так удобнее. Понимаете?
- Нет. Не знала, что в прокуратуру у нас являются по приглашению. Не ясно, что вашему другу надо от меня, и причем тут, извините, Вы - как должностное лицо. Это был не вопрос. И я не жду на него ответа.
- И, тем не менее, я на него отвечу. Мой друг - Покровский Евгений Леонидович. Вчера Вы сбили его ребенка, правда потом помогали ему, история странная, не понятная, ну… В общем у нас с ним есть к Вам пару вопросов, которые я намерен задать сегодня же в своем кабинете. Так что жду Вас, пожалуйста, не опаздывайте.
- Я приду вовремя. Всего хорошего, - и я положила трубку.
Можно ли сказать, что я ее бросила, не дождавшись ответа? И не дерзко ли это. Но дело было сделано.

Я стала одеваться. Мысли крутились одна хуже другой. Ну и гад же этот Покровский, как он мог! Постой, Ир, что то тут не так…Ну да, есть разные женоненавистники, твари и подонки, но не этот! Не-е-ет, этот не мог. Либо я совершенно не разбираюсь в людях. Да, он наорал на меня, да, он был расстроен, да какой там расстроен, он вообще был в состоянии аффекта, я бы, наверное, с ума сошла, если бы со мной такое не дай бог случилось, с моей дочкой. А он, надо сказать, еще и нормально держался, на сколько вообще позволяла данная ситуация. Да и потом, почему он не заявил это сразу, ну, не обвинил меня, когда приехала полиция, пожалуйста, вот я, сваливай на меня какую хочешь вину. Но он этого не сделал тогда на дороге, почему же сейчас так грубо меня подставляет. Ладно, Ир, успокойся, злясь, ты все равно ни до чего не додумаешься. Только получив побольше информации, ты поймешь в чем дело. Поэтому, наберись терпения и жди. Как там дедушка Кутузов говаривал? "Терпение и время"? И, между прочим, выиграл войну 1812 года.

Я надела бежевую вельветовую юбку, белый мягкий свитер, обулась в беленькие сапожки, что поделать, благоговею я к белому цвету. Застегнула кожаное пальто на меху. Не буду брать сегодня свою машину, поеду общественным транспортом или на маршрутке, а то, пока свою очищу от снега, пока прогрею, могу и опоздать. Я вышла из подъезда и пожалела, что не надела шапку. Шёл лёгкий снежок. Что ж, возвращаться плохая примета - дороги не будет, пойдем так, Ирочка.

Я спустилась по ступенькам и пошла через двор наискосок к остановке, по тропинке, которую уже с утра расчистила неутомимая баба Люба, наша дворничиха, не смотря на свою тучность, лёгкая на подъем, с таким же легким характером и очень доброго нрава, которая на свои пенсию и зарплату, тянула всю семью: непутевого сынка, вечно учащуюся невестку и двух внуков.

- Ирина!

Это меня окликнули? Я удивилась и обернулась. Да, меня. Ничего себе, вот это да - Покровский, собственной персоной. Идет за мной быстрым шагом, запыхался, снежинки падают на его темные волосы, коротко выстриженные виски его совсем не портили. Он был в черном легком пальто нараспашку, что дало возможность увидеть его белоснежную рубашку, светлее снега. В этом даже была какая то пафосная торжественность. "Хорошо бы сейчас дать ему стакан воды, чтобы у него не першило в горле, когда он будет бросать в меня очередные обвинения, но нет. Значит, обойдется. И так, господин Покровский, слушаю Вас внимательно", я этого всего не сказала, но подумала.

- Ирина, здравствуй, - он уже подошел ко мне.
- Здравствуйте.

Он протянул мне свою руку, перехватив мою ладонь так, чтобы можно было меня поддерживать, а вторая рука оказалась на моей талии. Да, я поняла, этот жест заботы. Но, хоть и было скользко, однако первым моим порывом было фыркнуть и дернуться, не дав ему возможности обо мне позаботиться, как он хотел. Но руки! У него были сильные руки. Истинно мужские, только они могут быть и грубыми и нежными одновременно. Пальцы не тонкие и не конусообразные, не пальцы музыканта. Ровные, крупные. На ладонях мозоли. Они должны быть у мужчины. Немного, такая легкая шероховатость, которую хочется почувствовать на своем теле. Как говорила Эдит Пиаф: "Если у мужчины красивые руки, он не может быть уродливым внутри. Руки не врут, как лица". Да, я не оттолкнула его, это было бы просто глупо. Мы прошли через двор, но направились не в сторону остановки, а по дороге в обход вернулись к его машине, это было совсем рядом, у черного тонированного джипа была приоткрыта одна дверь, из чего я сделала вывод, что это его машина. Он сделал приглашающий жест, и я, поколебавшись всего пару секунд, направилась на пассажирское место, рядом с водителем. Когда он садился, под его весом машина слегка осела.

- Поговорим? - он скинул пальто и бросил его на заднее сидение одной рукой.
- Попробуем. Только сначала мне надо съездить к Вашему другу, зампрокурора. Он просил меня не опаздывать.
- Ира, давай на "ты". Я старше тебя и мне не хочется чтобы ты "выкала" в одностороннем порядке. И, прошу тебя, не злись. Никуда мы не опоздаем. Это я настоял на этой встрече.
- Я не злюсь, я "радуюсь"! По Вашей милости…
- Твоей…
- По твоей милости, меня обвиняют черт знает в чем, на меня уже составлены два протокола! Мой собственный муж, считает, что я шляюсь где попало, с кем попало, не известно чем я занимаюсь, а иначе как объяснить то, что ко мне приходит на дом полицейский. Меня вызывают в прокуратуру, и "дело шьют", между прочим, ничего смешного в этом не вижу! И нечего тут хмыкать и говорить мне: "Не злись!"
- Послушай, я все объясню. Тогда, на дороге, я был в таком состоянии, забыл взять твой телефон, а в полиции, куда я пришел ночью, мне его не давали, спросили кем я тебе прихожусь, твердили как бараны "не положено", ну вот я и сказал, что ты сбила моего ребенка, нашелся "сочувствующий за определенную сумму" дал твой номер, но информация уже пошла дальше, они же должны были как то отреагировать на мое заявление. Заставь дурака богу молиться…сама знаешь. А к Андрею, Андрею Викторовичу мы поедем вместе, это мой приятель, у него есть кое-что, на что ты должна посмотреть, это фотографии тех двоих, которых ты видела в деревне и о которых сообщила дежурному полицейскому. Они уже проходили по подобным делам, но удавалось уйти от ответственности, не было ни свидетелей, ни улик. Вот ты должна их опознать. Их уже взяли, они в следственном изоляторе находятся, но ты должна посмотреть снимки и подтвердить, что это они, …если они.

- Но почему к прокурору, почему не в полицию, разве не там ведут это дело?
- Во-первых, не к прокурору, а к его заместителю, во-вторых, я уверен в нем, как в себе, он не замнет это дело, кого надо накажут, а так "спустят" все опять, как у нас обычно делается и они опять выйдут "чистенькими". Я сначала сам хотел их наказать, но потом подумал: пусть по закону. Главное, что Оля жива.
- Да, кстати, как там Оленька. Я очень за нее переживаю.
- Да никак. От врачей разве толком чего-то добьешься? Говорят, что сотрясения нет. А почему же она была столько времени без сознания. Попросил у них ее карточку, дали, там вообще ни черта не разберешь, что написано, говорят между собой на каком то птичьем языке, наверное от меня что то скрывают.
- Почему, так бывает. Может, правда, нет сотрясения.
- Хотелось бы мне в это верить. Хочешь, вдвоем к ней сегодня заедем. Она спрашивала, кстати: где тетя, что с тобой была, я слышала как она плакала, а на меня капали ее слезки.
- Ну надо же, бедная девочка, а где ее мама?
- Она умерла. Давно. Оля не помнит ее. Мне помогала растить и воспитывать ее моя мама. Сейчас она приболела и Оля, пока со мной, и вот…не усмотрел, - у него заиграл кадык.
- А как вы вообще оказались на этой дороге одни? Что там на самом деле произошло?
- Нас подвез мой знакомый, ему по пути было, он дальше поехал, а нам только до поворота пару метров и там дальше деревня, мы к кузнецу приехали, хотел заказать кованную оградку на могилу жене, да и сестра у меня там живет, давно просила Олю привезти. Я Олю за руку держал. Шли себе спокойно, разговаривали, потом, так быстро все произошло, я и опомниться не успел, Оля резко выдернула свою ладошку с моей руки и побежала через дорогу, крича: "Папа, смотри, заяц!!!" Ну а дальше все как в страшном сне…Машина уехала, я кинулся к Оле…Дальше ты знаешь.

Теперь я могла его хорошенько рассмотреть. Сам темный, а виски уже с сединой. Нос прямой. Красивые янтарно-карие глаза с густыми длинными прямыми ресницами, которые как лучики окаймляли его веки. Темные брови, слегка сросшиеся на переносице. Тщательно выбрит. Очень приятное строгое лицо.
Чтобы дальше "не пялиться" на него в упор, я отвела глаза.
- Ну, не расстраивайтесь так, - я все еще не могла привыкнуть говорить ему "ты".
Коснулась его предплечья.
- Главное, что все живы.
- Подъезжаем, - с комком в горле произнес он.

Шептарев оказался на вид, человеком лет пятидесяти, хотя, потом только я узнала, что ему сорок пять. Очень крупной комплекции, но ему это как-то шло, гармонировало можно сказать со всем его обликом.
Может потому, что его полноту скрашивал высокий рост.
Приятное милое лицо, если так можно выразиться о мужчине.
Чисто выбритые кругленькие щечки, пожалуй, его портили только губы, слишком тонкие, нижняя была чуть выпячена вперед с легким таким пренебрежением, хотя и это было его плюсом, поскольку придавало ему важности.
Прямой крупный нос, бровки домиком. Но, колючие, очень темные, карие глазки-буравчики просверливали даже стену за твоим черепом, и не давали шанса обмануться в его простодушии и обаянии.
Таким людям ни в чем нельзя перечить.
Ими надо постоянно восхищаться, обожать, безропотно выполнять все их пожелания. И если вы посмеете хоть раз выразить свое мнение абсолютно не стыкующееся с их, погладить против шерстки - берегитесь, такие как они этого не прощают. Не просто не прощают, а наказывают,потому как злопамятны непомерно.

- Ирина Анатольевна, прошу садиться, - он указал мне на стул, - Вы уже, наверное, в курсе, что от Вас требуется. Я извиняюсь, - да, он именно так и сказал "извиняюсь", т.е. сам себя извинил, - за то, что наговорил Вам по телефону, но так было нужно и наш общий знакомый, Вам, вероятно, уже все объяснил, - он был противно-любезен.

- Да. Приступим к делу. "К чему расшаркивания", подумала я.
Он удивлённо сначала быстро глянул на меня, потом на Покровского, как бы говоря, ничего себе дамочка, сразу с места в карьер, но вслух, улыбаясь только губами, сказал:

- Замечательно.

И выложил передо мной все фото, высыпав их из бумажного большого конверта. Покровский стоял рядом и тоже рассматривал фотографии.
Кого там только не было, столько лиц, самые разные. Но я нашла их сразу. Правда, на снимках, они выглядели чуть моложе, но мне, как художнику, с хорошей памятью на лица, не составило труда их сразу же узнать.
- Вы уверены? - спросил Шептарев, - может еще раз внимательно посмотрите?
- Я посмотрела внимательно и уверена, что это они. Надо будет, дядя Леня из Завидово тоже подтвердит мои слова.
- Хорошо. Я сейчас сделаю пару звонков. А вы пока тут располагайтесь, сейчас вам принесут кофе, или может быть чай предпочитаете, - обратился он ко мне лично, слегка наклонив набок голову.
- Нет. Спасибо. Я тоже, как и Вы, спешу.
- Ну что ж, тогда не вправе Вас больше задерживать. Надеюсь, еще увидимся при более благоприятных обстоятельствах, - по-моему он пытался улыбнуться. Лучше бы он этого не делал. Получилось какое то кривляние.
- До свидания, - я направилась к выходу, у самой двери, оглянулась.
- Везет тебе, Женька, где ты только таких красавиц находишь, - тихонько, склонив голову к уху Покровского, сказал Шептарев, но я услышала. Думаю, что с этой целью и было сказано.

Мы сели в машину.
- Какой странный он, твой Шептарев.
- Да не странный, просто занятой очень. А с чего ты так подумала?
- Да так, - я решила не уточнять и не говорить, что он мне просто не понравился. Может это первое впечатление было ошибочным, ведь так бывает...
- Главное, что ты их опознала и, я уверен, они получат по полной, а Андрей за этим проследит. Ты чего нос повесила?
У него была потрясающая улыбка. Бли-и-н, так улыбаться - это же преступление по отношению к женщинам. "Не вздумай влюбиться", подумала я. Знаю его два дня, а кажется, целую вечность. Так бывает разве?
Меня вдруг прожгло чувство стыда и вины перед мужем. По-моему, я даже покраснела.
- Ириш, хочешь, заедем в кафе поедим, я сегодня даже не позавтракал.
- Нет, давай заедем на рынок. Купим фруктов и еще я куплю какую-нибудь игрушку и поедем к Оле. Надо ее проведать.
- Да, конечно, ты абсолютно права, я и собирался к ней, только думал, сначала покушаем. Но я потерплю так и быть, - он посмотрел на меня, как мне показалось, с нежностью.
Мы тронулись с места.
Набрав на рынке полную корзину яблок, апельсин, мандарин, конфет, шоколада, а я еще и медведя ей купила, все девочки, любого возраста, любят плюшевых медведей, мы поехали в больницу.

Женя, "ах он уже Женя", вспомнила я "Иронию судьбы.." и внутренне улыбнулась, быстро прошел к тому корпусу, в котором лежала его дочь, я еле успевала за ним. Мы поднялись в лифте на нужный этаж. Но, выйдя из него, нас тут же остановила санитарка, маленькая худенькая женщина пенсионного возраста, с перекисными кудряшками, кокетливо выглядывающими из под медицинской косынки. В одной руке она держала швабру, на которую была намотана тряпка, другой, в желтой резиновой перчатке, она замахала на нас:
- Куда вы идете, сейчас не приемные часы, приходите через час, а лучше через полтора. Дети все спят. Я вас не пущу. И не топчитесь тут! Ходи тут за вами вытирай.
Она слегка прихрамывала.

Минут десять мы уговаривали ее пропустить нас, все было бесполезно. Её ворчание прекратилось только тогда, когда Евгений додумался аккуратно положить ей в карман сто рублей. Она "смилостивилась" только с условием, что пройдет в отделение кто-то один из нас. Решили, что пойду я.
 Волнуясь, как отреагирует девочка на мое появление, я осторожными тихими шагами, не цокая каблуками, подошла к палате и постучала. Ответом мне была тишина. Неужели спят. Надо же. Я помню, как в детстве лежала в больнице, мы никогда не спали на тихом часе. Сидели, разговаривали, рассказывали всякие истории или рисовали. Я осторожно открыла дверь палаты и увидела трех девочек. Каждая из них сидела на своей кровати. Они были на столько разными. Казалось, что и по возрасту тоже.

Я сразу узнала Оленьку. Волосы ее полностью открывали разбитый лоб, были стянуты назад в хвост черной резинкой. Рана зияла на ее лбу, страшным рубцом. Вдруг неожиданно, она подбежала и, как бы, запрыгнула на меня, от растерянности я прям выронила пакеты из рук. Она прижалась ко мне очень сильно, уткнувшись носом в мою шею. И произнесла быстро, почти скороговоркой:
- Мама, мамочка, забери меня отсюда, я прошу тебя!! Забери, не оставляй меня! Мама!! Мама!
Две другие девочки, одна, очень полная, похожая на тыкву, даже пижама была оранжевой, а другая тонкая, как карандаш с огромными черными глазами и вьющимися волосами, встали со своих кроватей и уставились на нас.

Но такого даже я не ожидала. Я поддерживала Олечку, обняла её, легонько поставила на пол. И тут одна из девочек, которая была "тыквочкой" презрительно сказала:
- Ой, подумаешь, какая цаца, домой она запросилась. Забирайте её, -махнула она пухлой ладошкой, - а то она тут всё время ревёт, надоела уже всем.
- И игрушек у неё никаких нет, не интересно с ней, пусть убирается, - вторила ей другая, которую я, про себя назвала карандашом.
- А сегодня она вообще описалась. Ха-ха-ха. Такая большая. Ха-ха-ха.
Это опять "тыквочка".

Какие злые девочки. Но я ещё не успела ничего сделать или сказать, как в палату вошла статная дама, лет сорока, с большой высокой грудью и тонкой талией. Красивая. Ей очень шло черное каре. Она, по-видимому, сама это знала, все время поправляла гладко уложенную прическу. У неё были шикарные глаза, с таким разрезом, которые характерны для грузинок, но она не была смуглой, поэтому трудно было определить какой она, на самом деле, национальности, да и цели такой я перед собой не ставила. Быстро оценив ситуацию, она посмотрела на меня и представилась: Нина Ираклиевна. "Боже, язык сломаешь", - подумала я. Но вслух сказала:
- Очень приятно. Ирина Анатольевна.
- Я так понимаю, Вы - мама Покровской Оли, а я заведующая отделением. Мне необходимо срочно с Вами поговорить. Если Вы не возражаете, не здесь - в моём кабинете. Прошу Вас, идите за мной. И она первой прошла к выходу.
- Оленька, я еще вернусь. Разбери, пока пакеты, это все тебе, угости девочек, - я старалась не терять самообладания.
Оля вцепилась в мою руку. Я погладила её по голове и сказала:
- Не волнуйся, я обязательно вернусь к тебе.