Советская армия и эстонский мужчина-8
Раз в две недели нам открывали банное сооружение недалеко от казармы. В том же комплексе мы стирали своё бельё - полосатые тельняшки, платки, трусы и носки, которые не хотели отправлять в прачечную. Старослужащие использовали своё право первой очереди и занимали всегда лучшее время. Это самое большое, что я могу сказать о печально известной дедовщине за весь срок своей службы. На холодном полу, все в пару, солдаты из Средней Азии устраивали своеобразный цирк. Солдат из Средней Азии на батарее было достаточно большое количество. Они постоянно сидели на корточках в своё кругу, разговаривая на своём языке. Русский язык они знали ещё хуже чем мы.
В помывочном помещении часть из них смело ходили, зажав в руках свои обрезанные члены. Другая часть выбирала для мытья скамейку и сидели на ней сгорбившись но обязательно только тогда, когда была возможность сидеть прижавшись задницей к стене. Что с того, что задница примерзала к холодной стене. Некоторые из них вообще никогда не снимали в бане трусов.
Увиденная картина была для нас совсем непонятна. Позже кто то из русских рассказал о анальном сексе среди бойцов из Средней Азии, который разделял их на активных и пассивных.
Предложили раньше вернуться домой, если отремонтирую моторы.
Следующей весной (1955) особый отдел разнюхал, что я имею родственников за границей. В советской родине это было очень подозрительное обстоятельство и я больше не был пригоден для работы с секретной техникой на смотровой станции. Меня перевели в батарейные электрики.
Давали и другие задания. Несколько месяцев я был личным секретарём начальника штаба. Оформлял в книгу его личные исследования о точности стрельбы крупнокалиберных батарей и поддержании их в хорошем техническом состоянии. После политрук использовал меня для написания лозунгов и призывов на стеклянной доске. В этой технике я приобрёл достаточный опыт и умения.
В конце концов предложили сделку, чтобы я отремонтировал моторы постоянного тока для поворотных механизмов гаубиц. Эти механизмы стояли перегоревшие уже в течении года на капитальном ремонте. Никто не решался доложить вышестоящему начальству об этом и , весящие десять тонн гаубицы, поворачивали вручную, что на самом деле было предназначено только для окончательного точного прицеливания. Я внимательно изучил сгоревшие приводы механизмов и нашёл, что катушки моторов повреждены не очень серьёзно. Решил, что их можно восстановить с помощью подручных средств. начал работу несмотря на то, что я не был большим специалистом по моторным катушкам. Основанием поломки было беспечное обращение с механизмами комендоров, вследствии чего была повреждена изоляция и попавшая туда пыль и грязь ускорила их перегрев и перегорание.
Взамен мне предложили демобилизоваться в конце года, почти на три четверти года раньше. Договорились. Два месяца я безвылазно работал с моторами. Вследствии чего четыре пушки поворачивались на своих механизмах как по маслу. Во время летних манёвров мы получили высокую оценку в проведении стрельб.
Военный остров с офицерскими жёнами и старыми девами.
После летних манёвров меня откамандировали, как свободного специалиста, косить сено в красивое место почти на берегу бухты. Сено было надо, поскольку на батарее держали несколько лошадей для хозяйственных нужд.
Место было нам известно. Весной мы ходили собирать там какую то неизвестную для нас рыбу. Каждая волна выбрасывала на берег серебрянный ковёр из рыбы. Это была рыба размером с салаку, кстати очень вкусная. Также весной для восполнения недостатка витаминов мы ели растущую в лесу, напоминающую по вкусу чеснок, черемшу.
На покос сена отправили трёх человек. Жили мы в палатке на песчаном берегу. Рано утром начинали косить, с середины дня сено сохло и мы загорали и отдыхали просто так. Так мы там и проводили свои дни. Никаких официальных увольнений нам брать было не надо, поскольку это был полностью милитаризированный остров. Из всех женщин на острове были только офицерские жёны и пожилые, изношенного вида, старые девы, которые не вызывали никакого желания.
Только раз нам организовали увольнение во Владивосток. Кроме непрерывного субтропического дождя, ужасно громыхающих трамваев и очень ужасного места для общественного питания ничего другого для этого дня и не запомнилось.
Патруль задержал нас пьяными, но простил.
Надо отдать должное командованию батареей, обещание своё они сдержали и за пару дней до окончания года нас выписали из военной части и ранним, зимним утром нас отправили на попутном катере во Владивосток. Во Владивостоке мы немедленно рванули на вокзал, который был забит полностью людьми, сидящими на своих баулах и чемоданах. Откуда то из Сахалина или Камчатки на день раньше пришёл параход и привёз пассажиров на поезд на несколько дней вперёд. Старый год надо было проводить где нибудь в дешёвом заведении, поскольку места на поезд мы получили только на вечер первого числа. Мы потратили большую часть своих денег на проводы старого года, разгулявшись по полной. Потом половину времени пути мы голодали.
В вечер старого года нашу пьяную компанию задержал патруль и сопроводил до комендатуры. Там стали изучать наши документы и так и этак, но поскольку это был предновогодний вечер и по бумагам мы были почти уже в статусе гражданских лиц, нас простили и отпустили. Нас проводили обратно до здания железнодорожного вокзала и строго настрого приказали даже не выходить оттуда. Каким то образом мы провели весь остаток времени на вокзале, считая часы до счастливого отьезда домой на поезде.
Вечером, первого числа 1957 года, мы сели в поезд, который неспеша потащился до Москвы. Первые несколько дней мы почти всё время проспали, потом здоровье вернулось обратно и голова начала наполнятся мыслями о планах на будущее. Поезд выбился из расписания и нас почему то направили кругом куда то через Среднюю Азию. В Свердловск мы прибыли с опозданием почти на сутки. Тамже на вокзале, во время длинной остановки, мы пошли посмотреть графики поездов и увидели, что через полчаса отправлялся поезд на Ленинград. Я решил поехать через Ленинград, чтобы не бродить по Москве без копейки в кармане ещё несколько дней. Быстренько взяв из поезда свои вещи я оформил билет в кассе на Ленинград. Я попал в купе с одной супружеской парой из Ленинграда, которые, послушав мой рассказ, кормили меня из своих запасов и позже дали крышу над головой. Это были нормальные люди, представители русской интеллигенции: жена учительница, муж тренер. Позже выяснилось, что мужчина тренировал Хейно Липпа, пока КГБ полностью не свернул Липпу спортивную карьеру. Они ездили в Сибирь навестить своего сына, сидящего в тюремном лагере. За что сидел их сын я уже не помню, но чувствовалось, что старики понимали всю бесчеловечность системы и сделать против этого ничего не могли. В Ленинграде они отвезли меня к себе домой. После двенадцатидневнего путешествия я наконец то смог нормально помыться, хорошо покушать и вечером посмотреть фильм "Карнавальная ночь" с Людмилой Гурченко в главной роли.
Это было уже что то новое, вера в человеческую жизнь на этой земле вернулась обратно. На следующий день мы сфотографировались и меня отправили в дорогу с пожеланиями счастья. После пересечения моста в Нарве появился новый план и в Тапа я повернул к родительскому дому в деревне. Жене я не слова не сообщал о моём преждевременном возвращении из Советской Армии поскольку у меня было двоякое чувство и я как бы не хотел снова начинать жизнь с того момента, на котором остановился. Родители оставили мне решение, что я дальше делаю. Что делать?
1957-1960. ПЯРНУ-ЯГУПИ - ТАЛЛИН - ВЫПОЛЗОВО, ЛЕНИНГРАДСКАЯ ОБЛАСТь, РСФСР - СЕЩЧА,БРЯНСКАЯ ОБЛАСТь РСФСР - АЭРОДРОМ ТАРТУ - УЧЕНИЯ В ТУЛЕ - АЭРОДРОМ ТАРТУ - МОЗДОК, СЕВЕРНАЯ ОСЕТИЯ - МАРЫ, ТУРКМЕНСКАЯ ССР - АЭРОДРОМ ТАРТУ - РИГА, ЛАТВИЙСКАЯ ССР - АЭРОДРОМ ТАРТУ - ДОМОЙ.
Живя по приказам и запретам пропали три года молодой жизни.
Юхан Агабуш (1937 г.р)
Время призыва в Советскую Армию дошло до меня в ноябре 1957 года. И ещё последний снимок перед землемерной конторой, где в обьектив фотографа случайно попали четверо молодых людей, сидящих под коммунистическим лозунгом. Потом последовала ночь в военкомате Пярну-Ягупи и утренный выезд на автобусе в Таллин. Офицер военкомата, отправивший несколько десятков молодых людей,под большим секретом сказал, что мы едем служить в авиацию. Конечной целью был населённый пункт Ядрово на полпути от Москвы до Ленинграда.
"Чёрт, вроде увозят в Россию!"
Трое суток тупого пребывания в казармах Хийу в Таллине. В самоволках потратили все деньги на приобретение спиртных напитков и когда на третьи сутки вся энергия была растрачена начали раздаваться голоса: "Чёрт, нас вроде увозят в Россию!". Колонна из трёхсот человек, марширующих на вокзал, растянулась на всю улицу. У многих провожающими были матери, сёстры и невесты. Слышались песни, многие из которых совсем не подходили для провожающих. Но когда раздалось :" Стань свободным эстонское море, стань свободной эстонская земля.." к нашей колонне добавилось сопровождающих с улиц. Время от времени раздавались эстонские лозунги.
Забрались в вагоны для скота. Я забрался последним после криков офицеров и призывов к порядку. В вагоне были двухэтажные нары из досок и посередине печка-буржуйка, топившаяся брикетами. Начался наш путь в Россию. Вскоре, после пересечения моста через реку Нарва в глаза бросились дети и взрослые, стоящие с протянутой рукой вдоль железной дороги. Наши ребята жадными не были - вскоре из вагона стало лететь содержимое наших рюкзаков. Хлеб и яйца которые ловили просящие.
Когда поезд остановился на запасных путях на железнодорожной станции мы обнаружили, что в метрах пятидесяти находится небольшой магазин. У кого ещё оставались деньги направились в магазин. На обратном пути всех постигла печальная участь - вооружённую охрану использовали против ребят. Солдатам было легко поймать всех призывников, поскольку из магазина они выходили по одному. Купленные бутылки с алкоголем нашли свой последний конец на железнодорожных рельсах. Только один, задержавшийся в магазине, попал со своей бутылкой обратно в вагон. Я вытянул руку, принял бутылку и сразу же передал далее другим. Вооружённым солдатам было нечего забирать из моих пустых рук и эта бутылка уже не встретилась с рельсами. Но на следующей станции владелец бутылки вернулся, чтобы забрать в нашем вагоне свою бутылку. Разумеется никто в нашем вагоне и не знал, куда делась бутылка. После того, как злой владелец бутылки ушел, меня позвали несколько ребят на нижние нары, где уже была разложена закуска. На мой немой вопрос они ответили: "это был парень не из нашего вагона". Вот так вот об эстонской солидарности.
Радость и боль маленьких кирзачей.
Наконец почти 300 человек из Эстонии добрались до железнодорожного вокзала Едрово. Далее мы пешком отправились до деревни Выползово, где находился гарнизон со школой младших авиационных специалистов. В то время было редкостью когда из одного места в учебную школу попадал такой большой призыв. Особенно это касалось призывников из республик Прибалтики. Но курс этой школы было решено укомплектовать призывниками уже имеющими какое либо специальное образование. Большинство наших эстонских ребят к времени призыва уже закончили техникум или училище и имели водительские права.
После обязательного посещения бани нам выдали форменные мундиры и сапоги. Выяснилось, что для высоких ребят из Эстонии не нашлось на складе сапог больших размеров. Самый большой размер был 44-й и, примерно 10-15 человек начали свою армейскую службу кто в туфлях, кто в калошах. Долгое время они были счастливы, поскольку спаслись от построений, утренней физзарядки и вечерней прогулки. Ходили только в столовую.Мне же так не повезло. Поскольку в своих домашних сапогах я прибил новые подмётки, то был обязан совершать все обязательные марши. Только спустя два месяца мне нашли кирзачи Советской армии, которые были на размер меньше, чем мне требовалось. Меньшеразмерные сапоги скоро победили меня как человека. Поскольку сапоги были немного усохшие, то по этой причине я не наматывал портянки. Так что нечему удивляться, что после одного лыжного кросса совместная работа лышных ремней и узких кирзачей ознаменовалась появлением большого кровоизлияния под ногтем большого пальца на ноге. Перед заступлением в караул я показал кровоизлияние капитану медицинской службы который освободил меня от наряда и от вечерних прогулок. Когда другие ребята проводили свой свободный день в роте, я стоял или дневальным по казарме или на посту возле знамени в штабе. Ночью на обеих местах можно было взять книгу и тайком почитать. Так быстрее проходило время дежурства.
Действительно диверсанты?
Впервые находясь в карауле я охранял вагоны с углём, стоящие в тупике железнодорожной станции. Ночью, где то в 1-2 ночи, кто то приблизился к охраняемой территории поста. Как было положено в таком случае я закричал на русском языке: "Стой, стрелять буду!". В ответ я получил залп матерной брани. Мне обьяснили на сочном русско языке, что через железнодорожные пути ходили и будут ходить рабочие с хлебозавода и никакой часовой этого не запретит. Я решил, что будет проще, если рабочие хлебозавода и далее будут ходить там, где они привыкли и , нарушив порядок Советской Армии, разрешил им идти.
В другой раз я стоял на охране возле складов. Ночь была холодная и ветренная. Меня одолевал сон. Я стал искать какое нибудь укрытие от ветра, чтобы немного сомкнуть глаза. Единственным местом был пустой ящик из под саолётного пропеллера. Длинна ящика была подходящей, чтобы не вытянуться на спине во всю длинну. Лёжа на боку ящик раскачивался и туда задувал ветер. Так вот практически полусидя я попытался уснуть в этом фанерном гробу, чтобы на немного забыться и избавится от чувства постоянного сна. К моему счастью никто в это время меня не приходил проверять.
Раз глубокой зимой, одетый в овчинный полушубок и валенки, я испытал страх на посту. Я охранял брезентовую палатку, поставленную на окраине леса, в которой хранились боеприпасы. Этот склад на открытом воздухе был окружён колючей проволкой и с трёх сторон кустами. На посту также была злая собака, на территорию которой никому не разрешалось заходить. До начала дежурства во время инструктажа нам говорили, сколько диверсантов нападали на наряды. Я ходил вокруг склада по тропе, проложенной в глубоких сугробах и представлял, как диверсанты нападают на склад и как стреляю им в ответ. Пошёл сильный снег. Слабое освещение стало ещё более мрачным. Вдруг раздался какой то звук, потом звук удара и одна из палаток исчезла. Я сразу же замер. Неужели действительно диверсанты?!Вскоре понял, что сильный снег просто обвалил палатку четырёх метров высотой и двадцати метров длинной. Во избежании возможных неприятностей я дал сигнал тревоги в караульное помещение. Когда сонный дежурный офицер с караулом прибежали на место, то никаких претензий по моему уставному вызову о помощи не предьявил. Но мне повезло смениться раньше моего назначенного времени.
Матерные или политически запрещённые песни.
Во время курса молодого бойца мы спали на нарах. Позже, когда мы стали курсантами, нас перевели в казарму, где были двухэтажные железные кровати и на кроватях матрасы. До начала утренней зарядки кровати было необходимо привести в порядок. Приводили, как умели.
По возвращению с утренней зарядки некоторые находили свои кровати с перевёрнутыми матрасами, поскольку представление о порядке у начальства было совсем другое. Они видели, что одеяло я края матраса были не составляли необходимый полный угол. Это было настоящее искусство - сделать на матрасах ровные углы в Советской Армии.
На вечерней прогулке под соснами Выползово всегда требовали песню. Но поскольку русский язык хорошо мы не знали, то и к маршевым песням были совсем не привыкши. Русские и те, кто знал русский язык лучше, чем мы, запевали песню, но поскольку мы не поддерживали то песня глохла сама собой. Это продолжалось до того момента, как мы услышали, что из соседней колонны наши ребята поют песню "...останется победной цитадель Калева". И тогда песни пошли. Поскольку никто из нас не служил в эстонской армии по пели всё, что попадало под определение марша. Одной из популярных песен была "Мы ушли из Тоомемяэ". Слышны были и песни, слова которых были непечатными.
Офицеры благодарили эстонцев за умение петь. Наши песни нравились также офицерским жёнам. Но этот "песенный праздник" продолжался до того момента, когда кто то перевёл начальству некоторые слова наших песен. Дали команду: "матерные и политически запрещённые песни прекратить!". Кто перевёл начальству слова песен нам выяснить не удалось. Можно предположить, что песни перевёл кто то из русских, призванных из Эстонии и знавших эстонский язык. Нам дали приказ выучить необходимые песни на русском языке. Наверное мы плохо учили, поскольку сейчас я ни одной не могу вспомнить.
В меню треска, капустный суп и испорченная селёдка.
Питание было скорее плохим. Ценимая сейчас треска была обычной добавкой к каше.Капустный суп украшали почерневшие листы капусты и какие то неразварившиеся куски. За три года срочной службы только во время больших праздников у нас было сладкое, масло и цельнозерновой хлеб. Молока не было совсем.
Если были деньги то в Советской армии старались достать прибавку к питанию. Для первой осени было обычным, что покупали на двоих буханку хлеба и банку сгущёного молока. Всё это сьедалось и ночью чувства голода не было. Также наедались во время наряда по столовой. Наряд по столовой значил, что надо было вставать рано утром и вырезать глазки из картошки, почищеной машинкой. Для этого изпользовали листы железа, заточенные с одной стороны и подобием ручки с другой стороны. Но несмотря на треску и капустный суп лица ребят округлились. Сказывалось регулярность питания и определённый ритм жизни. Позже солдатам, чей рост был более 190 сантиметров, пологалась дополнительная порция. Мой рост оказался немного меньше, поэтому я использовал присланные из дома деньги. До того, как меня забрали в армию, я работал на экскаваторе и смог накопить сбережения, дающие возможность сейчас получать переводы по 100 рублей в месяц.
Когда школу перевели в Брянскую область, нам начали на ужин давать селёдку. Слегка испорченную селёдку. В обеденном зале селёдка начала летать. Одним вечером кто то из наших привязал селёдку за верёвку которую тащил за собой последний из колонны, марширующей от столовой в казарму. Эту картину увидел командир гарнизона, случайно проезжавший мимо. Последовало ли наказание, я уже не помню,но испорченную селёдку после этого нам уже не предлагали.
Изучали летающие гробы для 11 человек.
После окончания курса молодого бойца всех солдат вызывали на индивидуальную беседу где спрашивали, какую специальность кто хочет приобрести. Давали выбор: авиационный механик,радист, радиомеханик, оружейный мастер или метеоролог. Поскольку я не верил в возможность свободного выбора то не дал точного ответа. Меня определили в группу авиационных механиков. Часть ребят, имеющих права, направили в автороту.
В наше учебной группе преподавали немного аэродинамики, более основательно строение корпуса и моторов самолёта и принцип работы двигателей внутреннего сгорания. Назначение каждого троса, каждого болта должно было быть ясным для всех. Поскольку учебников не было то конспектировали. По окончании школы все конспекты, как содержащие секретные сведения, мы обязаны были сдать. Вечером, готовясь к завтрашнему дню, было уже трудно понять, что мы записывали в конспекты. Прошло уже четыре года как закончились уроки русского языка в средней школе. Во время учёбы рабочие принципы моторов внутреннего сгорания были понятны,но всё таки создавало трудности, когда не могли вспомнить как той или иной болт или прокладка называются по русски.
Мы изучали дальний бомбардировщик того времени ТУ-4, который представлял из себя копию американского Б-29, захваченного во время корейской войны. Даже была бортовая аппаратура с надписями на английском языке. Теперь Ту-4 использовался в Советской армии как транспортный самолёт и для доставки ВДВ на место назначения. Летающий гроб для 11 человек - так в народе говорили о этом самолёте.
Услышав, что в числе курсантов есть ребята из Тарту, преподаватель по устройству моторов капитан Стерлядкин с гордостью вспоминал, как во время войны он принимал участие в бомбардировках города Тарту. На капитанскую гордость мне вспоминалось, как мои родители показывали пальцем в ночное небо и говорили: Тарту горит...
Осенью 1958 года в Выползово началось строительство ракетной базы. Школы перевели в новое место в Брянской области, город Сеща. Мы снова оказались в бараках с цементным полом и деревянными нарами.
Солдатская радость: окончание школы, конец года и выезд домой.
Школу мы закончили в последних числах декабря 1958 года. Отличникам учёбы дали возможность для выбора продолжения места службы. Эстонские ребята, естественно, в первую очередь выбирали аэродром Тару, где базировался полк ТУ-4. Поскольку из за проблем с языком я не вошёл в число отличников то просто остался ждать дальнейшего решения комиссии. Некоторые как я ходили умолять комиссию, но мне такое самоунижение не подходило. Несмотря ни на что я, волей судьбы, попал в число тех 11-и счастливчиков, которых отобрали для дальнейшей службы на аэродром Тарту. Радость была действительно большая. Конец школе, конец года и отправление домой. Праздник и игра на губной гармошке продолжались всю дорогу. На железнодорожной станции Дно выяснилось, что из за пересадки на следующий поезд мы не успеваем на встречу нового года в Эстонию. Ребята из Тарту и тартусских деревень быстро сообразили, что если купить билеты на скорый поезд, то в Тарту будем примерно к обеду и останется более 12 часов времени для того, чтобы провести это время дома. Быстро собираем деньги и покупаем билеты! У меня же времени не хватало, чтобы уехать домой в Ярвамаа и, поскольку деньги у меня ещё были, ребята взяли меня в свою компанию. С моей помощью домой смог поехать и Хиллар из Эльва.
В Тарту на автобус до Эльва была такая давка, что мы не попали своей компанией на ближайший автобус. После обьяснений кто мы, откуда и почему едем,нас практически силой запихнули в следующий автобус. Мать Хиллара, увидев его неожиданное появление дома, бурно разрыдалась. Отец сразу побежал в амбар за бочонком пива. Ну а пока Хиллар навещал соседскую девчонку, я немного приспал в уголке на стуле. Возле новогодней ёлки в Эльва мы были на орбите внимания. Особенно после того, как Хиллар зажёг сигнальную ракету, которую он привёз с собой. Вскоре подьехал поезд, который мы покинули на станции Дно. Мы зашли в поезд даже не ища вагон, где были наши ребята. Безудержная поездка и употреблённый внутрь крепкий алкоголь свалил Хиллара в непробудном сне и когда мы прибыли в Тарту то сразу его добудиться у меня не получилось. Поэтому на одно плечо я повесил наши сумки а на второе плечо взгромоздил непослушное тело Хиллара. Так мы вывалились на тартусский перрон где ужа нас ждали наши ребята. Свежий воздух немного привёл Хиллара в чувство и мы продолжили наше движение в сторону аэрдрома.
Отступление:
В Эстонии было пять больших аэродромов Советской Армии.
Советская Армия имела на территории Эстонии пять крупных аэродромов. Каждый аэродром обслуживал батальон аэродромного обслуживания в который входили радиомаяки и станции, бомбовые и топливные склады и автобаза. На некоторых аэродромах были ракетные базы. В Тарту, в Раади, базировалась дивизия дальних бомбардировщиков и полк транспортной авиации с двумя батальонами аэродромного обслуживания.В лесу Аки в волости Лунья находился склад ядерных бомб, склад обычных бомб находился в Марамаа, топливный склад в Кяркна, склад прочего имущества находился в Кябина вместе с частью связи. В Ныо находился радиомаяк. Дивизия дальних бомбардировщиков использовала для учебного бомбометания полигон Лаева, находящийся в границах Тарту-Йыгева-Вильянди (известный ещё как полигон Утсала и Пуурмани). На аэродроме Раади находилась также ракетная база.
Чтение запрещено но это основное занятие.
Своей компанией мы прибыли в первый день нового, 1959 года, в три часа ночи на железнодорожный вокзал Тарту. Никто нам навстречу из военной части не пришёл. Хоть разбегайся по сторонам.
Рядом с железнодорожным вокзалом размещалась военная комендатура. С помощью комендатуры за нами выехала из военной части грузовая машина, которая и повезла нас через город. И только, по моему, третьего января в Тарту прибыл один из нас, который на станции Дно поехал через Ленинград, чтобы заглянуть к себе домой в Йыхви. На послепраздничной волне начальство не стало делать проблему из за его отсутствия.
Служба в Советской Армии продолжилась, сначала служили на аэродроме Тарту. Мы помогали мастерам в технической части где ремонтировались снятые с самолётов моторы, отработавшие свою норму часов.Во время этих работ выяснилось, что во время работы обращение к офицерам не отвечало ни одному требованию из воинских уставов, что "товарищ капитан.." и так далее, как положено обращаться по уставу. Если бы я обращался к ним - и капитан Вася смотрел бы, кто к нему обращается и правильно ли обращается - то у капитана Васи могла в это время могла упасть какая либо важная деталь и разлететься на куски. После чего кроме сочных матов ничего бы не было.
Позже из меня и моего брата жены сделаи постоянных дежурных в расположении нашей эскадрильи. Моё дежурство обычно начиналось после обеда. Я брал автомат и ехал на аэросром вместе с теми, кто уже пообедал. Я сменял Тойво и был на смене до того времени, пока вечером в шесть часов не приезжали солдаты из дежурной роты и я передавал им под охрану самолёты с опечатанными кабинами.
На следующий день после завтрака я снова приезжал на аэродром и принимал смену у дежурной роты. Порядок смены контролировал и регулировал инжинер эскадрильи. В свободное время между дежурствами тром-вечером главной задачей в роте было не попасться на глаза ротному старшине. Старшина мог всегда найти неприятную для тебя работу. Но если не попался старшине то можно было где нибудь в тихом уголке почитать книгу или написать письмо домой. Чтение было строго запрещено во время дежурства на аэродроме, но это было нашим основным занятием. Особенно тогда, когда рабочий день закончился и весь коллектив ушел домой. Я и Тойво были постоянными посетителями библиотеки на улице Киви. В библиотеку ходили как официально, получив увольнение в город, так и самоволкой просто отодвинув доску в заборе со стороны улицы Пуэсте. Никогда раньше или позже уменя не было столько времени для чтения, как на первом году службы в Тарту.
Самая большая глупость за армейскую службу 1.
Вспоминаются мои самые большие глупости за армейскую службу.
На аэродроме, на территории каждой эскадрильи находился небольшой сарайчик из остатков повреждённого самолётного материала. В этом сарайчике была курилка. Для дежурного это было хорошее место для чтения. Периодически можно было выходить оттуда или просто наблюдать в окошко. Такое дежурство могло закончиться довольно фатально.
Одним вечером ранней весной, когда я был снова на дежурстве что означало чтение и поддержание огля в печке, я страшно испугался увидев происходящее через окно. От топившейся печки загорелась сухая трава. Всего в нескольких метрах на промасленной земле стояли бочки с топливом. А недалеко от бочек стоял самолёт в баках которого находилось 18 тонн авиационного бензина. Я не представляю, что бы произошло на аэродроме после взрыва первого самолёта.Сколько боеприпасов может быть на ближайших складах реактивного полка? Что бы случилось с городом Тарту? А для себя первое решение было, что если погасить пламя не удастся, то в автомате есть 60 патронов....К счастью погасить удалось и я даже смог скрыть следы возгорания. По крайне мере на следующий день никто ничего не заметил.
Но если первая большая глупость закончилась испугом, то вторая глупость закончилась наказанием.
Самая большая глупость за армейскую службу 2.
Рабочий день закончился и на аэродроме остался только дежурный по эскадрилье. Дежурный по третьей эскадрилье позвал меня к себе и предложил мне из большого кружки спирта. На каждом самолёте был большой бак на 90 литров чистого спирта. Во избежании обледенения, во время полёта в облаках, из этого бака брызгался чистый спирт на пропеллеры самолёта В теории так оно должно и было быть. В действительности офицеры выпивали большую часть этого спирта. Иногда и простые солдаты могли попробывать чистый спирт.
Я выпил предложенный мне спирт.Но когда выяснилось, что дежурный из азиатов сам спирт не пил и собирался его вылить, то экономная эстонская душа не смогла это вынести. И хотя закусить было нечем, я ещё несколько раз порядочно отхлебнул из большой кружки. Практически сразу после этого на аэросром прибыла дежурная смена, поскольку вскоре начинались ночные полёты. Я забросил свой автомат на плечо и помаршировал к казарме.От нашей эскадрильи до казармы было около трёх километров. Обычно в это время на аэродром привозили бензин машины батальона аэродромного обслуживания. И чтобы не утруждать свои ноги я решил тормознуть первую попавшуюся машину идущую в сторону гарнизона. Чтобы пошутить над своими ребятами я стал посередине дороги и направил ствол автомата в приближающуюся машину. Машина остановилась,но это неожиданно оказался офицерский "виллис". Меня всё таки взяли. До прибытия в гарнизон один из офицеров меня спросил, где я пил. Я ответил, что не пил вообще. Но именно во время указания номера воинской части мой язык стал заплетаться и выдал меня. Был вызван дежурный офицер по гарнизону. И тогда я признался, что у одного знакомого шофёра в батальоне был день рождения и у него с собой была бутылка. К счастью больше ничего не спрашивали и дали приказ направляться в казарму.
Начало тошнить. К утру я весь изблевался. Когда ребята пришли с завтрака то сообщили мне сногсшибательную новость: вчера вечером какой то длинный солдат остановил автоматом машину командира батальона. Слух разошёлся по всему гарнизону. Но я то знал, кто этот длинный солдат...
Далее я должен был идти принимать дежурство у ночной смены. Я сказал ребятам, что сил нет, иду только на силе воли. Отравление спиртом подкосило организм. Но я каким то образом достоял до конца смены.
После обеда, когда я был уже в казарме, собрался комитет комсомола лётной части и мне вынесли комсомольское наказание. Я спасся от губы, но комсомольское наказание несу до сегодняшнего дня, ведь, насколько я знаю, до сих пор оно с меня не снято. Также я потерял удобное место дежурного, меня снова отправили ремонтировать самолёты.
Я ремонтировал самолёты до того времени, пока бывший на дежурстве солдат по фамилии Блохин не сжёг эскадрильевскую курилку, растапливая ту самую печку, от которой у меня загорелась трава. Блохин плеснул в печку бензина для лучшего огня. После того, как у него зажил ожог на правой стороне лица, его посадили в карцер. Ну а я вскоре получил обратно хорошее место дежурного.
ОТСТУПЛЕНИЕ:
Большие аэродромы Советской Армии.
В Эмари (Харьюмаа) базировался полк противовоздушной обороны Советской Армии. Склад горючего находился в Вазалемма, склады в Валксе и радоимаяки в Карилепа и Маеру.
В Тапа базировался 656 полк истребителей СА вместе с отдельным 91-м полком аэродромного обслуживания. Радиомаяки находились в Йоотме, метеорологические станции в Локсу и Кику, запсаной топливный склад в Йоотме, склады в Моэ и Рясна. Также в Рясна и радиостанция. К военной части Тапа относился и запасной аэродром в Рутья.
Русские солдаты без военной формы пытались разговаривать с эстонскими девушками.
Получили первые увольнительные. Чистый подворотничок к парадному мундиру пришит, гуляем по городу. Я впервые знакомился с Тарту. Пришли на Таммекунинга, два длинных солдата в армейских шинелях. направились через мост Выйду обратно в сторону гарнизона. С другой стороны моста нам навстречу шли две пожилые женщины. Мы услышали, как одна сказала другой, что пошли быстрее, опять идут эти грабители в военной форме. Тогда я громким голосом сказал:пожалуйста осторожнее! Видели бы вы, как они ускорились! Они, бедняжки, и не предпологали, что в числе русских солдат могут быть люди, знающие эстонский язык. Также удивляли молодых продавщиц мороженного, которые удивлялись что, смотри - русские солдаты выучили эстонский язык. Мы отвечали - ну и что, что там учить, этот эстонский язык.
Каждую банную субботу мы коллоной маршировали в баню на улицах Парги, Эмаыйе или Пика. На обратном пути иногда удавалось перехватить по дороге бутылочку пива или забежать в библиотеку. Для этого в бане надо было поторапливаться чтобы потом вовремя присоедениться к гарнизонной колонне.
Для пива любимым местом была столовая возле Нарвской горки где были подходящие столы без стульев возле которых можно было только стоять. Один из столиков был за углом в зале, что нам очень подходило. Как то раз в столовую зашёл военный патруль но нас за углом видно не было. Так мы и баловались "жигулёвским". Иногда, услышав, что мы эстонцы, за соседними столами предлагали что либо покрепче, чем пиво.
Летом в увольнении можно было пойти на тартусский пляж. Когда форменной одежды нет на теле, то можно пофлиртовать и с эстонскими девушками. При встрече на улице они даже не поднимали глаз в сторону солдат в форме. Потом девушки отвечали на письма эстонским ребятам. Это было больше, чем простое времяпровождение. Наши ребята обменивались с девушками адресами и потом давали писать письма самым поэтичным. После чего с интересом ожидали - придёт ответ или нет. "Я на триммере" - так фигурально выражали ожидание те, кто служил в ВВС. Триммер - это деталь поворотного крыла самолёта.
Один раз я послал одной девушке, учащейся в ТПИ, фотографию самого мордатого солдата из нашей эскадрильи. Естественно после этого никакого ответа не пришло. До сих пор я не извинился...
На втором году службы в Тарту я зашёл так далеко, что уже держал гражданский костюм у родственников одного сослуживца. Когда шел в увольнение то переодевался у них и чувствовал себя гражданским человеком. В городе в такой одежде было опасно попадаться на глаза знакомым людям. Поскольку из знакомых мог оказаться офицер из нашей части. Так что встречным офицерам в военной форме лучше было не попадаться на глаза. Самым опасным был адьютант нашего командира полка. Этот офицер в звании майора не считал зазорным останавливать солдат и проверять увольнительные даже тогда, когда он сам гулял по городу с женой и детьми. Как то раз, когда я был в самоволке и возвращался из библиотеки, попался майору. Ответил, что в городе нахожусь с разрешения старшины. После чего бегом рванул в казарму чтобы попросить у старшины разрешение. Действовал с мыслью, что адьютант не будет с точностью контроллировать время разрешения. В этот раз я спасся, отделавшись только нервной дрожью.
Обвинение в загрязнении тартусского аэродрома.
Осенью 1959 года после того, как уволись отслужившие свой трёхлетний срок солдаты, меня назначили на освободившееся место механика. У каждого самолёта были два механика из солдат срочной службы, которых называли наземным составом экипажа. Каждый из механиков обслуживал два мотора.
Моим напарником был солдат Новиков, призваный из Сибири. Нашей работой была осмотр моторов самолёта после полёта и устранение появившихся дефектов. На лестнице, несмотря на мороз и холод, работать было не очень приятно. Особенно тогда, когда после открытия кожуха мотора выяснялось, что вибрация сломала несколько шплинтов или проволка стоппера на некоторых болтах была поломана. Несмотря на любой холод всю работу приходилось выполнять голыми руками. К некоторым деталям мотора можно было добраться только засунув в мотор руки по локоть.
Неприятной работой было натягивание на крылья самолёта защитный каркас из парусины, особенно тогда, когда дул сильный ветер. Так мы иногда использовали жуткий метод , чтобы передвигаться по крылу, которое было от земли на высоте четыре метра. Легче было по крылу ползать, когда проведёшь языком по ладоням и потом дашь ладоням примёрзнуть к дюралюминиевому крылу.
Первые месяцы нашу работу контролировал техник аэродрома, позже нам уже стали доверять. И было, что контролировать. Один раз в моторе самолёта загорелся завытый кусок ветоши. К счастью это случилось до взлёта. Иногда мы находили за кожухом мотора упавшие туда рабочие инструменты.
В обязанности механика входило также мытьё самолёта от грязи, налипшей на борта от выхлопных газов и отработанного масла. Из тридцатилитровой бочки один механик качал насосом керосин или авиационный бензин а второй механик распылял "чистящую жидкость" по самолёту и потом счищал всю грязь щёткой. Обычно уходило на чистку четыре бочонка "чистящей жидкости". Сколько из этого испарялось в воздух и сколько впитывалось в землю - я не могу сказать. Но часть обвинения в загрязнении тартусского аэродрома ложится и на меня. Такие вот частички вины разбросаны по всему аэродрому. Иногда даже мы показывали друг другу как зажжённая спичка гаснет в замёрзшем бензине.
Часто занимаясь обслуживанием моторов или какой другой работой возле самолётов мы видели десантников, приехавших из Валга, которые в полном вооружении и с парашютами ждали своей очереди для погрузки в самолёты. ТУ-4 использовали для доставки десантников и их техники на учения.
Героически погиб во время исполнения служебных обязанностей.
Один раз за время службы я подсчитал, сколько погибло в гарнизоне Тарту молодых людей в течении одного года. Вроде получилось 21 человек, если в числе погибших считать самоубийство сына одного из офицеров.
Самый трагический случай произошёл осенью 1959 года. Я в это время был свободен от дежурства и находился в казарме. О несчастии мне рассказали ребята, приехавшие с аэродрома. Во время тренировочных полётов в густом тумане один самолёт заходил на посадку, но потерял правильную ориентацию. Экипаж сообщил по радио, что уходят на второй круг и попробуют снова зайти на посадку. Услышали как страшно взревели моторы и после этого раздался взрыв. Предположили, что поскольку для взлёта надо было набрать скорость, то направили нос к земле и дали газу. Но поскольку самолёт был уже слишком близко к земле то они врезались в землю. Самолёт упал где то за парком Тяхтвере. Погибли все семь членов экипажа. В гробы собрали практически толькоземлю с места падения да некоторые фрагменты тел. В другой авиационной аварии, которая случилась с самолётом не нашего полка, остался жив солдат из срочников, бывший стрелком самолёта и находившийся во время аварии в хвосте самолёта. После двухнедельного лечения ему надо было снова подниматься в воздух. С каким чувством? Один из офицеров реактивного полка погиб, получив удар люком самолёта. Так вот погибших и набралось.
Особо печальный и в то же время глупый случай произошёл с солдатами из автороты батальона. Один из них нашёл за оружейным шкафом бутылку, в которой, как они думали, был спирт. В действительности в бутылке была какая то техническая жидкость, которой чистили изнутри кислородные баллоны. В субботу вечером в казарме собралось достаточное количество ребят и бутылка пошла по кругу. Когда начался второй круг первые, кто попробовал, уже лежали в судорогах. Подогнали машину и всех погрузили в грузовик, чтобы увезти в гарнизонный госпиталь, находившийся на улице Яама. В понедельник вечером первые, кто попрбовал жидкость, умерли. У некоторых других появились признаки выздоровления. Я уже не помню, сколько из них удалось спасти, скольких отправили на инвалидность и демобилизовали. В числе тех, кто пил из той бутылки, были и 7-8 человек из наших эстонцев.
ОТСТУПЛЕНИЕ:
Большие аэродромы Советской Армии.
Недалеко от Хаапсалу, в Паралепа базировался полк противовоздушной обороны с батальоним аэродромного обслуживания основная база которого (радиостанция, склады, автобаза) находились в Ууэмыйза. Радиомаяки аэродрома находились в Рохукюла и Валгевялья. К военной части относился и аэродром, находящийся в Куусику (Рапламаа), который использовался для нужд ДОСААФ. На аэродрома находилась также ракетная база.
В Пярну базировался полк противовоздушной обороны Советской Армии. Радиомаяки находились в Валгеранна и Нурме, ракетная база в Санга-Ридалепа, склады и часть связи в Мока. К военной части текже относилась радиотехническая часть в Кикерпеа.
Меня могли одного оставить с больной ногой в Туркмении.
За всё время службы мы лишь дважды стреляли из боевого оружия. Из них первый раз курсантами из винтовки и второй раз в Тарту стреляли из автомата. В ВВС умение стрелять было совсем неважно.
Пару раз ездили на учения вместе с десантниками. С аэродрома Тулы летели зимой тремя самолётами. Мы должны были на учениях охранять свои самолёты. После отьезда из Тарту вспомнили,что никому не давали приказа брать с собой автоматы. Я тогда промолчал,поскольку если бы вспомнили и дали соответствующий приказ взять с собой автоматы то начались бы ненужные мне проблемы с пятнами ржавчины.
Когда прибыли на место и выяснилось, что автоматов у нас с собой нет то взяли на вооружение сигнальные пистолеты, которые мы брали иногда с собой на ночные дежурства. Одному из наших "посчастливилось" даже выстрелить из пистолета прямо в бетон взлётной полосы.
Через открытый аварийный люк самолёта мы иногда забирались внутрь и отливали себе немного из офицерской канистры со спиртом. Когда во время обеда плеснёшь себе в алюминиевую кружку немного спирта то и капустный суп казался самым лучшим в мире.
В Туле мы несколько дней сидели из за метели. В счастью мы взяли с собой шахматы. Так мы с Яном и которали всемя за шахматной доской.
А большие учения проходили весной 1959 года в республиках Средней Азии. В учениях учавствовал весь личный состав дивизии. Наш полк вылетел на учения ранним утром 19-го мая. Из за грозы произвели вынужденную посадку на аэродроме Сеща. Там мы встретились со своими бывшими сослуживцами, которые после окончания учебной школы продолжили службу на том аэродроме. На следующе утро продолжили полёт и к обеду были в Моздоке, в Северной Осетии, где стояла настоящая летняя жара и на полях уже начался сенокос. Трава была нам по грудь.По дороге в гарнизон мы освежили себя в оросительном канале, идущем из Терека. Вода цвета глины особого желания купаться не вызывала, но снять сапоги и остудить ноги в прохладной воде было очень приятно. Для меня это недолгое наслаждение обернулось началом долгого лечения. Через какую то маленькую ранку я получил инфекцию и через несколько дней вся нога до колена сильно распухла и появилась острая боль. Полковой врач, к которому я ходил на уколы, сказал, что если бы эта инфекция появилась на лице то после выздоровления даже родная мать меня бы не узнала. И вправду - большой шрам на ноге виден до сих пор.
Через Карчи мы добрались до Туркмении. Прибыли в Мары. Поначалу я с больной ногой лежал в казарме. В то же время ребята наелись местных ягод и по одному носились из казармы до туалета. Вскоре меня поместили в местный лазарет.
Одним вечером меня пришли навестить наши ребята и сказали, что ночью они улетают обратно в Тарту. Мне же начальство ничего о обратном вылете не говорило. Я не хотел в одиночку оставаться на юге и, когда нога поправиться, собрался в одиночку ехать на поезде в сторону Эстонии.
После долгих просьб и переговоров с начальством я получил разрешение лететь со всеми. С помощью ребят я приковылял на аэродром. Когда я ранним утром нашёл нужный самолёт то выяснилось, что никакого распоряжения насчёт меня они не получали и у них даже не было для меня парашюта. В конце концов, с запозданием,пришло распоряжение и даже нашли какой то парашют.
28 мая начался обратный полёт в Тарту.
В Риге я две недели лечил зубы.
Лечение в тартусском лазарете длилось почти месяц поскольку появившиеся язвы очень плохо затягивались. После выписки меня сразу же направили на разгрузку угля на железнодорожную станцию. После чего на стопе вновь образовались гноящиеся пузыри. Врач решил, что ничего не остаётся делать, как направить меня в Ригу, где находилась окружная больница с отделение кожвенерологии. В Риге лечение было эффективным и уже через неделю меня хотели выписать. Но перед выпиской я должен был обойти всех врачей, начиная с рентгена и взять у них подписи, что солдат выписывается полностью здоровым и годным к военной службе.
Мою выписку приостановил зубной врач - пока все зубы не вылечишь, никуда не отпустят. Так ещё пару недель я ходил к зубному врачу. Ребята из Тарту писали мне - может я совсем буду освобождён от службы в Советской Армии? Что невозможно, когда два месяца лечат и после это признают годным к службе. Они не не знали, что мне лечили только зубы.
До прибытия в Тарту моя жизнь обагатилась ещё одним опытом. Из больницы меня выписали рано утром. Поезд на Тарту отправлялся вечером. После ознакомления с городом я присел отдохнуть в парке на скамейке. там же сидел кавказской внешности мужчина, который начал со мной разговор. Услышав, что я из Эстонии он сказал, хорошо знает Пярну и пригласил меня к себе доной для продолжения разговора. Когда приглашающий начал нежно водить рукой по моему лицу я понял, откуда ветер дует, встал и вежливо помахал ему рукой.
Как чемпион гарнизона я раньше вернулся домой.
Когда в полк пришёл новый и активный физкультурник, так его называли, то собрал ребят, ранее занимавшихся спортом, для тренировок в баскетбол и волейбол. Я уже в начальной школе был дружен с мячом и позже, когда уже учился в училище, занимался в спортшколе Пайде баскетболом и волейболом. Зимой мы ходили на тренировки в спортзал Сельскохозяйственной Академии или в одну из средних школ. Это уже было развлечением для солдата. Также гарнизонной командой мы принимали участие в городских соревнованиях. Насколько я помню, мы проиграли только команде СХА. Это не удивительно, поскольку в той команде играли профессиональные игроки из эстонских клубов. Например в игре против команды керамического завода играл знаменитый Виллемсон. В комнаде СХА играли знаменитые тогда Август Сокк и Лауметс. В составе команды СХА на поле выходил и их тренер - Хейно Руссак. Ясно, что солдаты, только снявшие кирзачи, серьёзными соперниками для них не являлись.
Удачнее выступили наши волейболисты, которые доигрались до республиканской II лиги. Выступали они под именем колхоза "Красная Звезда", поскольку без разрешения из Москвы военнослужащие не могли играть в республиканской лиге. Позже, в связи с демобилизацией основного состава команды, осенью 1960 года команда вылетела из II лиги.
На тартусских городских соревнованиях нам пришлось также играть в ручной мяч. На поле размером 11х11 проходила игра. Результаты той игры я уже не помню, помню только то, что в команде Тарту играл центровой игрок того времени республиканской сборной по баскетболу Март Лага.
Также мы принимали участия на дивизионных соревнованиях по баскетболу и лёгкой атлетике, которые проходили в Витебске. Там мы встретили многих, кого знали по учебной школе и теперь служивших в Витебске, Пскове и Острове.
Вечерами мы ходили в витебский парк культуры где обнаружили, что местные девушки разговаривают с людьми в солдатских шинелях гораздо приветливее и охотнее, чем девушки в Тарту. Когда мы зобрались в одном из уголков возле танцевальной площадки, то девушки сами начали оказывать знаки внимания и скоро все ребята были разобраны по парам. Меня пригласила высокая девушка с лошадиным лицом. Танцор из меня никудышный, поэтому я как то отговорился и покунул танцплощадку. Недалеко девушки организовывали игры и конкурсы для солдат. Такое организованное провождение свободного времени я в Эстонии не видел ни раньше ни до сих пор.
В сентябре 1960 года начались гарнизонные соревнования по волейболу. В конце прошлого года мы договорились с командиром полка, что если мы занимаем первое моесто, то солдаты третьего года службы будут уволены досрочно, то есть был шанс попасть домой на несколько месяцев раньше. Но поскольку исполнение обещания прошлого года как то затянулось, доверия у нас больше не было. Тем большим оказался для нас сюрприз, когда после последней победы над командой реактивного полка наш командир лично каждому игроку, прямо на краю баскетбольной площадки, лично вручил документы о увольнении. 21 сентября 1960 года я уволился. В Советской Армии я прослужил два года и десять месяцев.
Минусы и плюсы пропавших молодых годов.
Что забрали и что мне дали годы службы в Советской Армии?
Живя по приказам и запретам прошли три года молодой жизни. Приобретённая за время службы специальность не предложила на гражданке никаких возможностей. Только пара сослуживцев после армии смогли устроится на ремонтный завод, принадлежавший военному ведомству в Тарту.
Расслабленная жизнь в ВВС забрала последнее желание вообще работать. После увольнения у меня не было никакого желания искать себе работу экскаваторщиком да ещё на зимнем морозе, что соответствовало моей специальности, полученной до армии.
К плюсам можно отнести расширение моего кругозора. Я видел действительную бедность России. Получил и некоторое представление о представителях русского народа. Мне казалось, что образованные русские из Москвы являются действительно думающими товарищами, в то же время, например, литовцы весли себя как пресмыкающие. Как только литовец получал лычки сержанта, то сразу становился, магко сказано, настоящей свиньёй. Сам я прослужил так, что не надо было нашивать на погоны ни одной лычки и не разу не сидел в карцере.
Я приобрёл себе много новых друзей с которыми мечтали, что будем делать после окончания армейской службы. Во время таких обсуждений русские солдаты говорили: ну вот снова собрались на кровати у Юхана и только и слышно ла-ла-ла-ла. Мы с с друзьями мечтали организовать колхоз и когда между собой будут распределены все важные места от председателя до агронома, то тогда и будем набирать себе рабочих. Я требовал себе в колхозе место спортивного методиста. Такое место я и получил себе на несколько лет после армейской службы. Но только не в колхозе.
Работа спортивным методистом дала мне возможность продолжить учёбу в институте на вечернем отделении.
Солдатские заметки.
*То, что в стройбате называется бардаком, в ПВО называется манёврами.
*Если где то началась драка и слышны густые маты, то знайте, это солдат из строительного батальона.
*Армия это институт, а стройбат его лучший факультет.
*Закон стройбата: если смерть смотрит в глаза твоего друга, возьми этот взгляд на себя,
*Стройбат это пехота, которая не марширует а подавляет желание работать.
*Солдат в стройбате как трактор: первый год пашет и работает а второй год стоит в ремонте.
*Солдат в стройбате: маленький трактор который пашет и работает и не ржавеет.
*Солдат в стройбате лучше чем трактор: не гремит но работает.
1958-1961. Пайде-Таллин-Калининград,РСФСР - Тарту.
Bыдержки из армейского двевника.
Рейн-Аксель Орас (1938 г.р)
С ноября 1958 года по июль 1961 года я проходил срочную службу в рядах Советской Армии в городе Калининграде и Калининградской области в нескольких военных частях. 12 эстонских ребят стали дружной и хорошей группой товарищей. И хотя мы были разными и с разными характерами нас всех обьеденила наша общая родина и эстонский язык. Это был для нас хороший опыт, поскольку мы смогли сравнить себя многими представителями многонационального Советского Союза. Во время службы а армии я также вёл дневник, выдержки из которого и предоставляются ниже.
1 января 1959 года. Четверг.
Сижу в складском помещении и делаю первую запись в своём дневнике. Тетрадку для дневника я вял у Элмо и этим открылась возможность перенести на бумагу некоторые важные события и даты. Хельдур играет на гармошке а ребята с Сааремаа, Антс и Элмо, танцуют. Периодически они примеряют на себя мундиры, находящиеся на складе. Они предстают то полковниками, то они уже в мундирах с матросскими погонами. Когда то погоны были нашей своеобразной детской мечтой.
Через полчаса ужин и после ужина нам покажут кино "Карола Ламберт". Я этот фильм уже видел. После завтрака мы смотрели фильм "Поход в молодость". Новый год в Советской Армии пришёл по моему мнению как то сразу. Тога, когда я носил галстук и брюки, уже за пару недель до Нового года появлялось чувство, что приближается что то значимое и праздничное.
Эти ожидания не обманывали никогда. Мы праздновали Рождество и встречали Новый год как приятную обязанность. Сидели ли мы с приятелями за праздничным домашним столом или, как в прошлом году, встречали Новый год в доме культуры Аудру, где проходил новогодний карнавал и я, кружась в танце, вошёл прямо в Новый год.
1959 год я встречал совсем по другому.Чувства, что приходит Новый год, было каким то простым и повседневным. Никакого празднования и никакой своеобразной радости. Такое ж вё пустое как и официальные гуляния и ёлка. Я не почувствовла никакой радости, когда я находился возле ёлки в военном клубе. Никаких радостных ощущений присущих встрече Нового года.
Лишь единыжды появилось это правильное чувство. Это было ровно в 24.00, когда наши, эстонские ребята, жали мне в поздравлении руку и желали мне всего самого лучшего в Новом году. Я понял, что я не один среди этой орды "диких друзей". Мы смотрели салют на улице, длившийся почти десять минут. Ну если салютом можно назвать несколько десятков синих, красных и зелёных сигнальных ракет, взлетевших в воздух. После последовала вечерняя, точнее ночная поверка и спать.
Утром подьём в 8.00. На завтрак полчашки кофе и макароны, которые в меню значились как "жаренные макароны". В 11.00 начался показ фильма. На обед полкружки компота, суп и каша,
Несколько наших ребят пришли в складское помещение и теперь потешаются над Хельдуром. Делают ли на Сааремаа детей и есть ли там машины? Какая там вера и водятся ли крокодилы? Говорят, что жители Сааремаа жопой останавливают морские волны, чтобы вода не смыла остров с лица земли и так далее. Звучит песня "Сааремаа - это маленькая земля, где даже стоя поссать нельзя...."
НЕОБХОДИМОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ: Это было, есть и будет. Эстонцы с материка всегда шутили и смеялись над жителями островов. Равно как и жители островов шутят и смеются над жителями материка, попадающими на острова. Это до сих пор так. (переводчик)
Вчера, во время работы смеялись, когда один парень из Конди сказал, что у него дома, в деревне, есть хозяйственная собака. Хорошее словосочетание!! Ребята пообещали ему, что теперь его так и будут называть : "хозяйственная собака".
Пятница. 2 января 1959 года.
Я не знаю, какой глупый человек написал на тетради, в которой я веду свой дневник, что это тетрадь "для карандаша". Хотя это плохая бумага прекрасно переносит чернила и в дальнейшем я буду делать записи только чернилами. Всё написанное будет более понятным да и сохранится на более долгое время.
Сегодня утром пришёл Хельдур с хорошей идеей. Он предложил всю нашу эстонскую бригаду после окончания армейской службы. Например, для встречи Нового года в Таллине. Соберёмся все в ресторане или кафе. Ведь Эстония не настолько большая, чтобы кто то не смог бы приехать в Таллин. Хельдур пообещал сделать бочку сааремааского пива и привести его с собой на встречу в город. Только один вопрос повис в воздухе: приходить вместе с жёнами и девушками или нет? Но это настолько тонкий вопрос, что об этом говорить ещё рано.
Сегодня получил новогоднюю открытку от Мильви. Вчера получил из дома посылку с книгами. Радости то сколько!!!
Антс сегодня дежурный по кубрику. А парень из Конди дежурный по столовой. Он вечером ходил с очень довольным лицом. Говорил, что наконец то наелся от пуза и даже пронёс с собой три селёдки, которые спрятал в своём чемодане под кроватью.
Суббота. 3 январь 1959 года.
Через несколько минут будет час дня. Сижу в кубрике за столом. Я сегодня дежурный и на работу не хожу. Почистил и вымыл пол. Проверил койки чтобы были заправлены как полагается в армии, "конвертиком". Одним словом я должен был сделать так, чтобы было глазу приятно, как сказал про это наш старшина. Через некоторое время в казарму пришёл Олаф, у него болело горло и она завалился спать.
Утром после завтрака зашёл разговор о мельничных жерновах. Парень из Конди сказал, что у них в деревне есть здоровенный мужик, который в одиночку пронёс жернов почти двести метров. Естественно это вызвало взрыв смеха с нашей стороны. После чего "хозяйственная собака" исправился, сказав, что вроде, жернов катили.
В общем этот парень из Конди был автором большинства наивных случаев и примеров. На него никто не обижался, но над его высказываниями смеялись многие.
Суббота. 10 января 1959 года.
Неделю ничего не писал в дневник. Хотя за неделю произошли некоторые события. На этой неделе начали копать эту проклятую траншею для кабеля. За два дня уже достигли с одной стороны необходимой глубины. Наутро обнаружили, что все наши труды пропали даром. та часть траншеи, которая была готова, обрушилась. Вода пробила себе дорогу из старого вдопровода о существовании которого мы даже не подозревали. Всё желание работать сразу пропало. Два дня боролись с грязью и водой, после чего вся это борьба достала по горло и мы дружно послали копание траншеи nahhuj. Прораб и наш сержант Мороз орали на нас, как сумашедшие. Но эстонская душа всё выдержала. Мы сказали, что для продолжения работы нужна водяная помпа. Хотя по любому лучше сидеть возле костра, чем делать пустую работу. И вот досиделись до того, что прораб всё таки нашёл помпу. Мы вывезли две полные машины глины и воды и потом поехали в Чкалов за другими ребятами из нашей роты.
Погода всё время была такай, что никакого желания работать не было и в помине. Слякоть, дождь со снегом и сильный ветер. Мороза было всего пару градусов но сильный ветер и высокая влажность усугубляли ситуацию. Настоящей зимы, к которой мы привыкли в Эстонии, пока не было. Местные говорят, что зима будет в феврале. Тогда будет и снег и морозы.
Айна и Мильви Раттуры пожелали мне в открытке хорошего нового года. И Арно приписал: "Prosiit!" От Мильви можно было этого ожидать, но то, что Айна меня вспомнила, было неожиданностью. Хотя может девушка и вспомнила детство, проведённое вместе и некоторую часть юности. И ещё я получил письмо из дома.
Ответы я пока написать не могу. Шум и грохот чудовищный. Белорусы, украинцы и кавказцы устроили в кубрике танцы. Танцуют так, что трясётся вся казарма, пол ходит ходуном и всё грохочет. Грохот кирзачей и гармошка создают такой шум, что начинает болеть голова. Эта музыка льётся как дерьмо - так выразился один из нас.
Ещё одно событие из истории нашей бригады. Внезапно пропал из бригады Лембит Линдярв. В четверг утром за ним пришли неизвестные моряки и увезли его в неизвестном направлении. Возможно в какую либо другую военную часть выполнять работу киномеханика. Лембит до армии работал киномехаником в таллинском кинотеатре.
Ещё одно событие. Господин Конт получил из дома посылку и мы все вместе разбирали её содержимое. Сегодня вечером покажут кино "Счастье надо беречь". Завтра покажут "Резидент" и "Аральские рыбаки". Обе картины я уже видел.
Среда. 14 января 1959 года.
Сегодня особенный день.
1) Утром увидели, что вся земля покрыта снегом. Снега было уже почти по середине сапога. В течении дня снег шёл и шёл и вечером уже были порядочные сугробы. В городе стали трамваи и автобусы с трудом пробивались через снежные заносы. Вечером началась настоящая метель. Видимость была не более чем на пару шагов, хотя мороза пркатически не было.
2)Сегодня нашу бригаду должны были отпустить и бригадир должен был остаться на охране. Но этого не случилось. Поэтому мы сидели целый день возле траншеи и грелись вокруг железной печки.
Суббота. 17 января 1959 года.
"Красивых юношей мало, но их можно найти" - сказал сааремаасец смотря на себа в зеркало. Можно добавить, что вернулся Лембит Линдярв. Он был в командировке в одном из строительных отрядов. Одинь день сходил с нами на работу и снова уехал куда то показывать кино. Нашу бригаду до сих пор не распустили хотя из большой бригады осталась не более половины. Из 11 человек осталось 6. На сегодняшний день в бригаде: Эндель Кальюсте как бригадир, Хельдур Линги, Антс Сааре, Олаф Линнасте, Юлев Конди и я. Ранее в нашей бригаде были ещё Элмо Паабо, который теперь каптёрщик, Велло Петси - теперь киномеханик в Храброво, Лембит Линдярв - теперь тоже где то киномеханик и два солдата из русских: Алтухов и Абакумов. Оба приехали с нами из Таллина.
На этой неделе много говорили о расформировании нашей бригады, о переводе на другие обьекты и так далее. НО, чёрт возьми, до сих пор сидим на обьекте на улице Красная и копаем траншею для кабеля через всю улицу. Но какая это улица!!! Каждый сантиметр поверхности давался ценой сильной усталости и постоянным маханием киркой. Сперва были тротуарные каменные кубики,под ними слой бетона, потом гравий и глина и всё это скреплено морозом. Любой, кто хоть немного понимает толк в строительных работах, поймёт, что копание тртаншеи в замёрзшей земле это не шутки. В пятницу утром мы начали копать и должны были уже вечером закочить всю работу, но сегодня (суббота) вечером мы еле смогли прокапать на метр в глубину в этом грунте. Ребята смеялись и шутили, что это покрытие точно делали не русские, после работы которых два удара кирки разбивают всё покрытие.
Четверг. 22 января 1959 года.
Вчера закончили копание траншеи через промёрзшую, каменную улицу. Эту работу, запланированную на один день, мы закончили четыре с половиной дня спустя. Покрытие было чень трудно разбить. В конце концов привезли компрессор и с помощью компрессора работа пошла немного быстрее. Копание траншеи мы заканчивали вдвоём с Кондом. Линнаса и Линга отправили на помощь к кровельщикам. Кальюсте и Антс Сааре пошли помощниками к электрикам и связистам проделывать дырки в стенах для проводов.
Сегодня я снова дежурный по кубрику. Наученный предыдущим опытом я сразу взялся за уборку и уже к половине десятого полкубрика были чистыми. В это время в кубрик вошёл длинный сержант. Он посмотрел вокруг и что то промычал себе под нос. Потом промаршировал к шкафу и сдвинул шкаф с места. Естественно, под шкафом не было вымыто. Я начал мыть под основанием шкафа. Уборку я закончил к половине двенадцатого. Вчера дежурным был Хельдур и он провозился до половины первого.
Черт возьми!! В обед с почтой получил сразу два письма!! Слава письмам и их отправителям!! Настроение поднялось сразу минимум на 27 градусов, когда порочитал письма. Также ещё получил денежный перевод и сообщение, что посылка в пути. Теперь точно надо пойти и ответить Мильви.
Вторник. 27 января 1959 года.
Сегодня, 21 год назад, мне выпала честь появиться на этот свет и заняться мировыми делами. Я уже наслаждаюсь этим миром больше, чем 1/5 века. Но до сих пор такое чувство, что я ничего не знаю.
Уже сразу после утреннего подьёма сосед по кровати Антс пожал мне руку и пожелал всего наилучшего в мой День рождения. Человек вообще в этот день хочет обязательно промочить горло и чтобы было всё обставлено по праздничному. Но поскольку мы носим солдатские мундиры то водка и пиво в этот раз выходят из игры. В конце месяца у Антса будет день рождения, до этого нам пришлют немного денег и тогда мы точно возьмём немного за его здоровье.
Получил посылку и уже даже закончилась. Две пары носков положил в чемодан. Пачка писем с пожеланиями в день рождения. И что самое важное - Мильви поздравила меня книгами и портсигаром. Хорошая память о родных.
Но выходит, что сегодняшним днём является и другое "большое событие". В Москве начался внеочередной 21-й партийный сьезд. Уже утром во время построения был митинг и даже пару раз кричали "ура". Не знаю даже в чью честь и славу.
Вечером в клубе было тематическое собрание. Ну а мы с Антсом писали письма в кубрике. Намного полезнее занятие, чем тупое сидение в зале. Сегодня меня осчастливили ещё и ватными штанами. очень хорошо для работы. Рабочий баланс сегодняшнего для такой: вынято пару кубометров земли и выкачано несколько кубометров воды из подвала. И вот в коридоре слышен сбор на вечерную поверку. Приказ старше, чем его отдающий.
Воскресенье. 17 мая 1959 года.
Мысли крутятся вокруг одного больного вопроса. Осенью хочется пойти учиться в вечернюю школу рабочей молодёжи. Конечно, учёба на русском языке поначалу будет даваться трудно. Но со временем язык станет более понятным. Если этой осенью, к примеру, пойти в девятый класс, то десятый класс можно закончить раньше, чем закончится время срочной службы. В любом случае учёба будет большим шагом вперёд, ничего, что курс средней школы я уже прошёл. как говорит старая пословица - забывчивость это человеческая черта. Я уже сейчас чувствую, что многие вещи из пройденного стали забываться. Эта учёба будет как предварительный шаг перед поступлением в высшее заведение - институт, университет или академию. Если я ещё раз пройду курс средней школы и к тому же основательно изучу русский язык, то шанс поступить в высшее учебное заведение намного выше. В этом случае можно выбирать учёбу по всему Советскому Союзу.
Но мысли мыслями и мечты мечтами. Дело прежде всего надо обсудить с командирами и особенно с замполитом. Слово этих людей многое решает.
С такими мыслями о дальнейшей учёбе пришёл и сосед по кровати Олаф. Вчере вечером, перед отбоем, мы стали это обсуждать и пришли к решению, что при первой же возможности становимся учениками. Также и Эндель обещал подумать над этим решением.
Завтра, 18 мая,Калью Айнярви день рождения. Но можно предположить что Калью уже сегодня организует посиделки. Можно догадаться, что и другие "хииумасцы" - Вяйно и Раймир - будут сидеть с Калью за одним сотолом и вспоминать старое время, когда мы все вместе отмечали дни рождения.
Сейчас у меня почему то такое чувство, что девушка, получившая моё письмо, затягивает с ответом. Так это или не так? Я уже 12-го мая написал ей ответ. По арифметическим подсчётам ответ от неё должен ко мне придти 21-22 мая. Но кому помогают сухие расчёты? На письмо отвечает живой человек и даже женщина которая не будет брать в расчёт никакую арифметику а пишет исключительно полагаясь на свои чувства.
По моим расчётам я должен освободиться с военной службы осенью 1961 года. Но как будет в действительности - мы наперёд не знаем...
Пятница. 5 июня 1959 года.
Снова сижу и пишу дневник. Сначало о том, что я работаю на новом обьекте - на крыше городского исполнительного комитета. В прошлую пятницу, 29 мая, получили приказ закрыть крышу защитным покрытием. И это мы делаем до сегодняшнего дня.
Вчера выезжали на берег моря. Купались и загорали на солнце. После обеда слушали радио на складе и так далее. Я написал Мильви очередное письмо.
Четверг. 2 июля 1959 года.
Дождь идёт и идёт несколько дней подряд. И был бы это нормальный дождь. Дожидь капает почти так, как поздней осенью. Мелкий и постоянный. Дождь влияет и на настроение которое серое и сонное. С каким удовольствием сейчас бы на удобный диван, крутить радио и играть в карты. Это всё, конечно, компанией в два-три человека, чтобы поддерживалась приятная беседа, помогающая пережить этот серый дождь. Да, иногда приходят и такие идеи...
Одну вещь я совсем забыл записать. Мы с ребятами купили радио. Кальюсте, Линг, Линнас и я после получки скинулись и купили двухволнового "Туриста". Заплатили 330 рублей. "Турист" с длинными и средними волнами и работает как от батареек так и от сети.
Больше ничего особенного не произошло. Со вчерашнего дня снова рабоаем на обьекте на улице Красная. Опять лопаты и кирки как у чернорабочих.
Как в любом рабочем коллективе у нас случаются споры и обиды. Но принемает это как обычно и не делаем из этого проблемы. Вместо чувства молодого солдата пришло какое то новое чувство. Если мы уже больше полугода носим форму солдат Советской Армии и кое что уже повидали и приобрели опыт, то уже и отношения поднялись на следующий уровень. Мы поняли принципы этой жизни и если никому не подставляешь ногу то и тебе никто ничего не сделает.
Сегодня я очередной раз дневальный по роте. Сижу на тумбочке в коридоре и прослушиваюсь, не идёт ли кто к нам на этаж. Заланчиваю читать "Ледовую книгу" Юхана Смуула. Хорошая книга. Иногда интересно читать хорошо приправленные юмором заметки о поездке в Антарктику. Даже появилось человеческое уважение к Смуулу. Раньше такое чувство у меня было только по отношению к Оскару Лутсу.
Воскресенье. 5 июля 1959 года.
Сегодня случилось такое, что в армии каждый день не случается. Такое единое противостояние приказу командира, точнее игнорирование распоряжения, в моей солдатской практике ещё не случалось.
Коротко о случившемся, как я это знаю. Поскольку в прошлую среду бани не было, то вчера сказали, что баня будет сегодня. Хорошо. Сегодня в 5 был подьём,сходили в баню, позавтракали и легли снова спать. Разрешили спать до самого обеда.
Уже на завтраке начали раздаваться голоса, что из нашей роты 20 человек должны идти куда то на работы. Конечно каждый думал, что это пройдёт мимо него и все легли спокойно отдыхать. Где то в пол девятого ворвался в кубрик сержант и заорал "Подьём!". Никто не пошевелился. Сержант заорал ещё и ещё. Но никто не поднялся. Только отовсюду летела густая матерщина. Да уж. И даже голос старшего лейтенанта из четвёратой роте просвучал, как в пустыне. Никто не отозвался. Только один украинец сделал попытку поднять себя в вертикальное положение. Но поскольку остальные земляки лежали спокойно, то и он принял снова горизонтальное положение. настроение царило самое оптимистическое. Если воскресенье то это день отдыха. В кубрик приходил и комсорг военной части в окружении сержантов, но и все они были посланы..за дверь. В конце ситуация зашла так далеко, что всех бригадиров вызвали в канцелярию. Они тихонько оделись и ушли. Через некоторое время бригадиры вернулись обратно и тихим голосом сказали: "Подьём". Но если уже на приказ офицера все дружно положили, то на голос бригадиров никто даже не обратил внимания.
И сверкнула молния. В дверях кубрика сначала появилась белая форменная морская фуражка и за ней появился её обладатель - батька или командир части. За батькой толпа прихлебателей во главе с нашим сержантом. Не повлияло. Даже после того, как батька рявкнул "Тревога!" солдаты не пошевелились. Тогда последовала команда стаскивать всех с кроватей за ноги. Шум и маты распространились уже на всю роту. В роте более сотни солдат. В конце концов всю роту стащили с кроватей и построили в что то наподобие строя в коридоре. И какие последствия? Вместо того, чтобы на роботу отправить выборочно, на работу отправили всех, кто стоял в строю. Более серьёзные последствия пришли позже, птому что во время утренней провокации на месте не было командира роты капитана Германова. У него всегда было в запасе, что нам сказать.
Сейчас вечер и мы вдвоём с Антсом сидим в клубе. Он пишет письмо домой а я вспоминаю утренний случай. Так, более нельзя сказать, что мы сидим вдвоём поскольку только что в клуб зашли несколько десятков молодых солдат, которые начинают разучивать строевые песни.
Забыл записать, что утром нас хотели отправить на товарную станцию Новодзержинска для погрузки щебня и досок. Из своего опыта знаем, что это один из самых противных материалов для погрузки.
Уже долгое время я не получал писем, где то уже с месяц. Наверное начинают меня забывать. Время идёт дальше. Уже восемь месяцев военной службы пролетело.
Четверг. 9 июля 1959 года.
Вчера ходили на уборку и разбор очередного последствия боевых действий. На очистку кирпичей бывшего жилого квартала. Это недалеко от нашей казармы. Это в некотором роде интересная работа, но весьма раздражающая и тяжёлая. Раствор, соеденяющий когда то красные кирпичи, был немецкого качества и великолепно держался на кирпичах. Для очистки используем молотки и топоры, железные болты и даже другие кирпичи. Кто как хочет. Очищеные кирпичи снова идут в использование, большей частью для военного строительства. Интересной работой делает то, что в развалинах жилого квартала можно найти различные интересные предметы, оставшиеся от хозяев. Полно ножей, вилок и ложек, много осколков от тарелок, осколки чашек и горшков, много сплюснутых горшков и сковородок. Но ни одного целого предмета пока никто не нашёл. В моей тумбочке лежат несколько красивых осколков с золотой каймой.
Но это развалины таят в себе и опасность. Нас постоянно предупреждают, что при нахождении любого подозрительного предмета, особенно гранаты, снаряда, мины, даже винтовочного патрона, необходимо сразу же доложить сержанту, руководящему работами. И такие предметы находились, особенно снаряды для пушек.
Значит вчера также мы искали интересные и красивые осколки от посуды. Вместе с нами в развалинах лазили пять-шесть местных ребятишек. Во время обеда мы маршировали в казарму и именно во время обеда раздался такой грохот, что ни у кого не осталось сомнений что где то недалеко взорвался снаряд или мина.
Так и было. На том самом месте, где мы до обеда занимались очисткой кирпичей, зияла воронка глубиной метра два. Вся окрестность была в кусках кирпичей, мусоре и грязи. По моему два или три моестных мальчика погибли от этого взрыва. Ошмётки тел и окровавленная одежда висели даже на ближайших деревьях. Это ужасная картина. Скорее всего ребята начали шевелить или стучать по найденному снаряду и так вот это несчастье и произошло.
Недалего от места трагедии находились свинарник и хранилище сена. После взрыва всё хранилище было в осколках кирпичей.
Четырёх свиней кормили остатками с солдатского стола. Ухаживали за ними пара кавказских ребят. Если уж говорить о сенохранилище то ходят легендарные разговоры. Хранилище распологалось недалеко за казарменным забором и старослужащие солдаты часто ходили на сеновал с местными шлюхами. Даже я один раз слышал, когда кто то залетел в кубрик и громко заорал: кто хочет, три шлюхи ждут возле сенохранилища.
Суббота. 11 июля 1959 года.
Вечер. Ветер нежно ласкает по щеке, словно рука девушки. Тишина. Только изредка слышны недалеко клаксон проезжающего автомобиля или шум трамвая. Из окна клуба слышны звуки фильма и музыка. Фильм "Киевлянка" я уже видел.
Как хорошо сидеть в одиночестве за столом, читать книгу и делать некоторые записи в дневнике. Уже давно читаю книгу А. Синкеля "Земля, измеренная мечом". Читаю книгу и взгляд часто начинает терять нужную строчку, в голове появляются мысли совсем не связанные с текстом книги. Снова и снова думаю о доме и о тех, кто ждёт меня там, на моей родине.
Уже второй месяц нет писем. Но надежда всё жива. Жива даже тогда, когда даже нет для этого основания. Человек дожен мечтать, думать, анализировать. Человек, который не задумывается над вопросом,зачем он вообще родился это пропавший человек - примерно так говорили древние римляне.
О рабочем балансе последних дней почти нечего сказать:траншея возле дома на улице Юридической, пара машин со строительным мусором, некоторые подгруженные склады. Мы загорали на берегу то ли озера то ли реки. Обстоятельствами можно быть удовлетрорённым, но не собой.
Чёрт. Я становлюсь безразличным, даже слишком безразличным. Я не могу найти основания этому, но какое то основание действительно есть. Сейчас я на много чего махнул рукой. Как сегодня, когда нас подняли на погрузку вагонов. Я знал уже в казарме, что я не буду работать на станции. Не потому что я герой или лентяй. Совсем нет. Просто появилась простая мысль, что какого чёрта я должен там напрягаться.... И какое удовлетворение я чувствую во всём этом? Всевозможное желание работать давно пропало. Я несколько часов провёл на берегу озера и потом вернулся обратно в часть. Хорошо, что попалась попутная машина.
Наступают сумерки но ветер продолжает нежно гладить по щеке. Из умывальника доносится шум воды и маты на русском языке. Ребята моются перед вечерней поверкой. Завтра наверное снова поедем купаться и загорать.
Солдатские афоризмы.
О девушках.
*Когда ты уходишь в армию и оставляешь девушку, чтобы она тебя ждала, знай - это то же самое,что оставить бутылку водки на дороге и надеяться, что её никто не тронет.
*Любовь девушки как падающий снег. Она чистая но тает быстро.
*Если твоя невеста ушла к другому то неизвестно, кому ещё повезло.
*Солдат знай! Ты охраняешь сон не только своей девушки но и того, кто с ней спит.
*Береги свой автомат - это не девушка, не предаст.
*Кто сказал, что нас не любят. Нас просто не дожидаются.
*Девушка проводила парня в армию - трагедия. Дождалась - анекдот.
*Любовь как солдатский ремень - чем ближе дембель, тем слабее.
*Не верьте слезам девушки, потому что крокодилы тоже плачут.
Вторник. 3 января 1961 года.
Новый, 1961 год, наступил. С этим числом у всех эстонских ребят связаны мечты о окончании армейской службы... В этом году отряхнём пыль со своих сапог и... здравствуй Эстония!! Кто же не хочет попасть ДОМОЙ!!
Рождественские праздники прошли достаточно весело. По крайней мере у меня. В рождественскую субботу была небольшая выпивка на складе у Элмо. Я профотографировал всю плёнку, но снимки получились неважные. Я не расчитал освещение и снимки получились слишком тёмными.
Новый год я встретил в своей части. Сначала я думал, что может быть можно будет встретить новый год вместе с Ниной, но это осталось только мечтой.
30 декабря вечером вместе с нашими клубными активистами мы ходили на праздничный вечер в кулинарное училище. Там играли наш оркестр и инструментальный ансамбль. Между танцами пели песни. Я станцевал несколько танцев и уже в 24.00 нас вернули в казарму обратно.
Вечером старого года мы приняли по чуть чуть для согравания души и сердца и в 24.00 были в клубе. Играл оркестр, звучали пожелания и так далее.
В воскресенье, 1 января, я взял увольнительную и пошёл к Нине. Ох какой это был день и какая ночь!! В военную часть я вернулся утром в четверть восьмого. Сегодня снова ходил к ней. Похоже, пора обзаводиться гражданской одеждой.
В последнее время наших ребят стали вызывать в особый отдел. О разговорах там никто ничего не рассказывает. Уже туда ходили Элмо, Мярт и Велло. Вызов также получили Эндель и Олаф. По всем признакам эстонцев считают политически ненадёжными, особенно отметили последних двух. Посмотрим, что будет дальше. Но быть может им сделали предложение остаться не сверхсрочную службу, некоторые русские говорят о такой возможности.
Четверг. 12 января 1961 года.
Голова снова полна мыслей. Взял ручку, чтобы записать их на бумагу, но слова словно застревают где то. как мне их вытащить?
Сегодня получил письмо от Нины, ругает, почему я не выполняю свои обещания. Обещал же в прошлое воскресенье, если будет возможность, то снова приду во вторник. Но я не смог получить увольнительную. Поскольку уже утром старшина сказал, что мы поедем в город для необходимых покупок. И на это ушло всё время. Ходили по магазинам, понакупили всякой дряни и вернулись обратно в часть.
Понедельник. 27 марта 1961 года.
Время 20.03, по радио идёт интересная передача. названия не знаю, поскольку слушать начал не с начала.
Ой! вчера в части был исторический день. Мы получили новенькие погоны и сразу же был строевой смотр с оркестром. Батя лично проводил построение и лично каждому вручил пару новых погон. Я же ходил с мешком погон за Батей и подавал ему необходимые пары.
В субботу вечером мы с ребятами смотрели в драматическом театре "Дамы и гусары". Ничего, годится. И вчера, после долгой прогулки, смотрели в доме колхозника испанский фильм "Девушка с кувшином".
Я часто думаю, что будет со мной после окончания армейской службы. Возможностей много. Но больше всего меня волнует ситуация дома.
Сегодня вечером пойдём с ребятами смотреть "Серенаду солнечной долины". Мы уже раз смотрели. Восхитительная картина, хорошая музыка, красивые женщины.
Понедельник. 3 апреля 1961 года.
Снова понедельник. Время без пяти двенадцать. По радио передают музыку из советских фильмов. Уже как традиция у меня делать обобщения за прошедшую неделю, о значимых и запоминающихся событиях.Самое сенсационное наверное было то,что у меня появилось чертовски сильное желание поступить в Тартусский Университет. Я и раньше думал о продолжении образования, даже год назад ходил на учёбу в Дом Офицеров, но теперь эта мысль пришла как что то абсолютно новое. Поскольку тянуть уже нельзя. Или да или нет.
Мысли о учёбе в Тарту пропагандировал Элмо. Мы вместе с ним ходили в Дом Офицеров повторять материалы средней школы, в седьмую группу. Начало было тогда, когда в последние дни марта сообщили всем ребятам, кто закончил среднюю школу, о возможности пойти на курсы подготовки к поступлению в высшее учебное заведение. (Курсы до июля месяца).
Вот так, вечером прошлого вторника мы уже сидели с ребятами в Доме Офицеров. У меня и Элмо были планы поступить в Тартусский Государственный Университет на языыково-исторический факультет. Об этом я написал домой маме. Посмотрим, какой ответ придёт.
Сегодня в 16.00 собрание в Доме Офицеров. Скорее всего будут говорить о перефирмировании группы.
Вчера был по своему приятный день. Сначала мы с Виллу гуляли по городу, потом были в парке отдыха. Я сделал несколько фотографий с весенноего Калининграда. В парке смотрели дикументальный фильм и цирковых артистах и эстрадных ансамблях. В военную часть вернулись в 24.00. В части тем временем случилось ЧП.
Поймали трёх воров, одного со второй и двоих с третьей роты, все кавказцы. Ребята их уже хорошо "проштамповали и проучили". После чего на них было страшно смотреть. Глаза синие и носы красные. Они воровали чемоданы у других ребят и во время, когда они вытаскивали чемодан из окна их и поймали. За такие дела никто жалеть не будет, били куда попадали.
Среда. 12 апреля 1961 года.
Сегодня утром Советский Союз запустил в космос космический корабль "Восток" с человеком на борту. Весь день по радио говорили о ходе полёта и о приземлении. Первым человеком в космосе стал Юрий Алексеевич Гагарин. Он лётчик, майор, 27 лет, жене 26 лет, у них двое детей.
Это колоссальное событие. До сих пор шла серьёзная подготовка, в космос посылали собак и многое чего ещё. Сегодня произошло то, о чём когда то мечтал и во имя чего работал Циолковский. Человек в космосе.
Всё хожу три раза в неделю на курсы в Дом Офицеров. Мысли о поступлении в университет укрепляются, мама тоже согласна, уже послала мне диплом о окончании техникума.
Суббота. 22 апреля 1961 года.
Утро. И несравненно красивое утро. Ветра почти нет и воздух свежий и бодрящий. Делаешь утреннею зарядку и чувствуешь, как в мышцы поступает новая сила.
Сейчас мы с Элмо ходим с одной мыслью в голове, поступим в университет или нет. Будет действительно жаль , если все наши подготовительные курсы будут пустой тратой времени.
Получил письмо от Мильви и кто его знает, что это за девушка. Так много противоречий в одном письме. Действительно надо быть хорошим психологом, чтобы вычитать необходимое из этого письма. Поживём - увидим.
1963-1968. Хальяла - Таллин - Рига, Латышская ССР - Щучин Белорусская ССР - Гродно, Белрусская ССР - Лида, Белорусская ССР - Тапа - Раквере - Хальяла.
Адаптация с неизбежностью: три года из молодой жизни.
Урмас Лепик (1944 г.р)
Конец 1963 года отразился для меня в трёх событиях, вытекающих одно из другого. Во первых: я родился 19 лет назад. Во вторых: Большая и Всемогущая Родина приказала мне явиться в военный комиссариат поскольку подошло время и мне служить. В третьих: все попытки признать меня негодным к строевой службе закончились безрезультатно.
В Таллине на сборном пункте в Хииу я провёл два дня в ожидании поезда.
Ребята знающие Таллин умудрились раздобыть водки, время катилось как снежный ком. Или это было длительное похмелье после длившихся несколько дней проводов.
По прошествии какого то времени нас погрузили в вагоны и как то незаметно начался путь. У нас у всех из дома с собой были взяты домашние запасы. Но поскольку Советский Союз уже взял нас на свою пайку то образовался избыток питательных веществ. Избыток уничтожался и так: ребята, занимающие верхние нары, выливали варенье на лысые головы тех, кто лежал на нижних нарах.
В Латвии на какой то станции где остановился наш поезд и подошли местные жители, выпрашивающие еду (!) я с ужасом смотрел как из некоторых окон вагонов в них стали кидаться пустыми консервными банками. Это было для меня, деревенского парня, совершенно неизвестный, другой мир. Стыдиться, жалеть, сочувствовать, испытывать отвращение или мне просто их не замечать?
Прикосновение к аду.
На железнодорожной станции Риги нас, во время пересадки, посадили в одном зале с рекрутами из Средней Азии. Эти дети аулов, киргизы-туркмены-таджики, были белые от холода в полосатых, ранее невиденных халатах, сандали на босу ногу, обритые наголо тёмные головы, огромные уши. Было видно, что они ничерта не понимают в приказах звучащих на русском языке. Даже чувствовалось, что некоторые совсем не понимают, что с ними происходит.Они были выдернуты на военную службу совсем из других миров и привезены в северные осень-зиму. Позже, когда русские своими высокомерными шутками довели до сумашедствия одного корейца, моего соседа по казарме, для меня уже не было это большим сюрпризом. Знаю, что наш индивидуальный минимир особый и отдельный, но до сих пор я кажется не могу понять, насколько различен наш минимир от минимира представителей других культур.
После немногих дней пути нас выгрузили в гарнизоне небольшого города в Белорусии. Из нас сформировали учебные роты и вдолбили в головы необходимые цифры чтобы мы знали, какой батальон, рота, взвод и отделение по порядку нахождения в них советского солдата.
На незнакомом русском языке началось обучение и разьяснение принципов Советской Армии. Начались ужасные ритуалы пробуждения и километровые утренние пробежки, независимые от погоды, по гарнизонным улицам. Из прекрасных снов о доме нас выдёргивали рёвами и отборными матами, заставляя вскакивать, одеваться и через 45 секунд стоять в строю на своём месте.
Я ждал свою адаптацию с этим адом но всё тело, сознание и душа кричали в ответ. Не было помощи и с того, что в отделении было несколько эстонцев.
Во время пути сюда мы говорили о том как поставим русских на место, наваляем им по шеям, как будем помогать друг другу и так далее. Но первая драка произошла между самими эстонцами!! С недоумением запомнилось, как у внешне нормального парня начинает вылезать безмозглый эгоизм, близорукость, несдержанность, отсутствие стыда и многое другое. А ты ждал от него сдержанности и обдуманности действий.
Через пару недель стало ясно, что с отношениями в одной национальной группе надо быть осторожным. Больше стоило надеяться на самого себя. Вот такой исторический эстонский опыт.
Меня превращают в маленького жука.
Одним днём закончилось время обучения. Нас распределили по воинским частям. Я попал в автороту аэродромного обслуживания в гарнизон недалеко от города Щутцин. Мы убирали снег с взлётной полосы, в будние дни обслуживали свои машины, по ночам ходили в караулы, в наш мозг вбивали марксизм и ленинизм и войсковые уставы. Дни шли.
Самым большим отличием для солдата гражданской жизни от военной службы было то, что большую часть твоей деятельности регулировали приказы отданные кем то другим. Другими словами - отсутствием свободы. У тебя даже не было права поступить осмысленно если твой начальник, имеющий четыре класса образования, отдаёт тебе абсолютно дурацкий приказ. И можно быть уверенным, что все приказы абсолютно дурацкие. Поэтому ты поступаешь верно когда делаешь неправильно. Советская Армия вообще не оставляет никакого выбора совсем ничего не делать.
Я жил "прошлой жизнью" что означало ещё до армии хорошие условия. Я был достаточно независим в "прошлой жизни". Отец часто мне разрешал использовать его машину которая в то время была сильным аргументом при знакомстве с девушками. Также на машине можно было уехать из деревни куда либо на природу. В своей деревне я пел в маленькой, но по местным масштабам популярной группе. Всё это делало особую боль теперь при вживании в новый образ жизни поскольку мне ужасное казалось ещё ужаснее, все приказы невозможными, все возможности маленькими, все шутки обиднее. Мне казалось, что из меня, высокого красивого парня, делают маленького, гадкого жука. Меня, который уже был человеком!! Мне хватило глупости показать всё своё непонимание командиру роты. Он, мужчина со своими комплексами, вырос в горах Кавказа, ему было вдолблено о прозападности прибалтийских народов. Командир роты отнёсся к моему недовольству с высокомерием. В чём то он был прав. С высокомерием я был наказан. Чаще других я попадал теперь на мытьё посуды за всей ротой.
Причина сумашествия: бежать на запад на реактивном самолёте.
Военная служба должна закалять, делать из мальчиков мужчин.
Вам случалось бывать в кузнице когда кузнец закаляет нож? Если он забудет заготовку на огне что случится со сталью? Сгорит-проржавеет. Если он достанет раскалённую сталь и положит её на долгое время в холодную воду, что тогда случится? Перезакалит и если не сломается сразу, то можно получить действительно острый нож но нож будет хрупким. Этот нож вытерпит только прямой разрез. Хороший нож надо накалить, несколько раз окунуть в воду и дать ему медленно остыть.
Так вот и Советская Армия меня перезакалила и я начал искать симуляционную возможность для медленного "остывания" от армейской жары. Из смеси кирпича и стирального порошка я получил красные и немного воспалённые пятна на своей голени (это смесь моё лично изобретение). Диагностика этих пятен превосходила знания наших гарнизонных врачей и меня отвезли в госпиталь Белорусского округа под наблюдение тамошних врачей.
Две недели я провёл как на курорте. В том же госпитале были и другие эстонцы. Один раз я встретился с одним где то в другом отделении, в курилке, и завязался разговор. Выяснилось, что один из эстонцев был легендарным дезертиром о котором ходили разговоры по всему округу. А именно это был парень из Вильянди, который попросил прислать ему из дома книгу по авиации и теоретически научился летать. Один раз ночью, когда он был в карауле на аэродроме, он попытался завести реактивный самолёт, чтобы подняться в воздух и улететь на запад. Сумашедшее предприятие. Сейчас я немного понимаю, что с чисто теоретическими знаниями невозможно поднять в воздух реактивный самолёт и полететь не говоря уже о посадке. Так вот этот сумашедший пробовал заводить несколько самолётов, но у него ничего не получилось. Караул закончился, офицер со следующей сменой пришёл на пост и выяснилось, что имела место попытка побега. Тогда этот парень из Вильянди выстрелил себе из карабина в живот так умело, чтобы себя не убить. А поскольку пуля вошла выше ремня то это посчиталось как попытка самоубийства и назказание за самолёты не последовало. Этот парень потихоньку выздаравливал в госпитале и после выписки был комиссован из Советской Армии домой.
"Нацарапанная" болезнь не спасла от армии.
Мои ноги за пару недель выздоровели сами собой и я должен был ехать обратно в военную часть. Порядок, принятый в Советской Армии, предусматривал освобождение на неделю от строевой службы по возвращению из госпиталя. Поэтому я пару недель принимал участие во внитренней жизни роты после чего снова сделал свою волшбную смесь и натёр ей голени. Посмотрите, какая история, моги не переносят кирзовые сапоги.
Снове перевели в госпиталь в Гродно и снова жизнь пошла нормально. Не помню, сколько раз я этот цирк повторял. Цель была попасть на военную комиссию в госпитале которая признала бы меня негодным к службе в Советской Армии.
Через некоторое время в разговоре мой лечащий врач сказал, что он с удовольствием отправил бы меня домой, но моя болезнь (название которой было хроническая боитермия) не входит в список болезней освобождающих от военной службы. После этого я закончил свои эксперименты над моими ногами. Но именно время нахождения в госпитале и стали тем самым "охлаждением" после закалки, так что я уже смог далее быть на военной службе.
Отталкивающая еда.
Нас кормили так ужасно, что за еду считали синию картошку с серым куском говядины в плохо вымытой алюминиевой посуде или гречневая каша с воняющими кусками трески. В столовой были только ложки, никаких вилок и ножей предусмотрено не было.
Столы были на десять человек, в столовой одновременно питалось 400 человек. Бетонные полы были скользскими от упавшей еды, всё неприятно воняло. В прездничные дни на обед давали каждому солдату маленькую котлету и кружку киселя. Вот такой была праздничная еда. Поэтому было большое счастье, когда из дома приходила посылка от родителей. Вкусностями делились всегда с самыми лучшими друзьями. Иногда в посылке находили хорошо завёрнутый "Вана Таллинн", тогда ждали подходящий вечер, чтобы не попасться и приятно отметить какое либо важное событие. Бутылку хранили в тайном месте от других. Например у бригадира мастерских был в автопарке свой шкаф, который особо никто не контролировал.
Тумбочки в казарме бесконечно контролировали по всякому поводу. Также бутылку нельзя было хранить в своём чемодане в каптёрке поскольку если в монет открытия чемодана рядом находилось ротное начальство то требовалось предьявить всё содержимое чемодана.
Перевод в пожарный взвод - попадание в сладкую жизнь.
Весной 1965 года меня перевели из аэродромной роты в пожарный отряд. Жизнь в аэродромной обслуге и так была весьма лёгкой по сравнению с пехотой, ракетчиками и особенно с танкистами. Именно такие разговоры у нас ходили. Ну а теперь я попал как муха в варенье.
В нашем отряде было всего 12 солдат. У нас был свой небольшой дом в котором половиной была наша спальня и жилое помещение, вторая половина была гаражом и складом. За домом находилась станция заправки баллонов углекислым газом и недалеко была бутафорская прощадка для тренировок пожарных. Местом для питания была общая столовая но почему то у нас было право приносить еду в термосах в свою казарму. Наверное это право давала необходимость быстрого реагирования при необходимости. В любом случае это нас спасало от вонючей столовой.
Ответным товаром у нас был углекислый газ с помощью которого солдаты делали себе газированую воду во фляжках. Поэтому мы получали от поваров столовой всегда лучшую и чистую еду, дополнительные порции масла и белого хлеба.
Пара украинцев из нашего отряда рассказывали истории о голубином мясе, ходили на чердак ловить голубей которых потом и варили используя как добавку к еде. Мне казалось поедание голубей чем то ужасным, но один раз я всё таки попробывал голубя на вкус.
В пожарном отряде у нас было достаточно свободного времени, поскольку наши командиры, капитан Антонов и капитан Потапов, сами были лентяями. Скорее всего они рисовали на бумаге небходимые номера и слова, как будто у нас были очередные строевые занятия, пожарные тренировки, политзанятия, обучение технике и так далее. В действительности мы находились в казарме если в полку не было полётов когда мы должны были дежурить на пожарной машине. И даже дежурства на аэродроме было для нас золотым временем, ведь пожарные машины были с дополнительными кабинами. На заднем сидении были матрасы, мотор постоянно работал снабжая нас теплом и радио нас развлекало. Здорово и терпимо по сравнению с другими воинскими профессиями.
Желание получить среднее образование.
В конце концов такая ленивая жизнь начинает действовать на нервы. По крайней мере мне. Я чувствовал, что время пролетает мимо меня, ничего не происходит. Если когда то эта военная хрень закончится и я вернусь в гражданскую жизнь, то другие люди уже будут жить далеко впереди меня а я должен буду начинать с того места, которое осталось до призыва в Советскую Армию. И я остановился в неправильном месте - бросил образование и не дотянул до конца средней школы. А теперь у меня было время читать книги, появились разные мысли, как обустроить свою жизнь. Все пути нуждались в образовании. И тогда я начал изучать возможности получения образования на военной службе.
Выяснилось, что я опоздал, поскольку пару лет назад министр обороны издал приказ запрещающий обучение во время прохождения военной службы. Сразу вспомнился разговор племянника о возможном обучении экстерном. Разумеется в том военном обществе никто ничего не знал о учёбе экстерном. Сам я думал, что это должно быть заочным обучением или формой заочного обучения когда учащийся получает от школы программы, список книг, экзаменационные вопросы и после этого всё учит сам. В школу ходит только для сдачи экзаменов.
Несмотря на то, что у меня были хорошие отношения с нашими капитанами, они сказали,что они не могут никаким образом разрешить мне ходить в школу. Тогда я тайно ушел в самоволку и пришёл к директору местной средней школы. Рассказал ему о своём желании учиться экстерном. Он был в замешательстве. Было ясно, что он тоже не знает, что такое учиться экстерном, но своё незнание вопроса он показывать не хотел. Я сильнее нажал на директора. В конце концов он обещал взвесить варианты. Через пару недель я снова пришёл к нему и мы решали вместе, как организовать мою учёбу. Очень приятный мужчина был директор, что сразу не отфутболил мою тему. В конце концов договорились, что я получу в школе географию и тригонометрию (это были предметы, которые вёл сам директор) и письмо и когда через два месяца у других будут выпускные экзамены, то и я приду на сдачу. В промежутке он обещал давать мне консультации. Кстати, в русской средней школе тогда было 10 классов, у нас же в то же время 11 классов. Учебные программы сильно различались.
И я начал учиться на дежурстве и в другое время, которое раньше было просто свободным. Несколько раз я уходил из гарнизона в самоволку в город к учителям, поскольку до прихода в Советскую Армию я практически не знал письменность на русском языке и даже теперь то или другое оставалось для меня непонятным. Я получал помощь, учил сам и в конце концов сдал все экзамены.
Летом никаких событий, связанных со школой, не было. Учителя отдыхали и я сам начал потихоньку сомневаться в необходимости произошедшего. Из дома приходили мнения наших учителей, что таким образом сделанные экзамены в российской школе могут не акцептироваться при получении свидетельства о окончании школы в эстонской средней школе.
Теперь можно было читать так называемую свободную литературу. Когда то у меня было жиелание пойти учиться в университет на психолога. Позже выяснилось, что в то время я мог попасть только на психиатрию, что являлось уже врачебной профессией а не учением о поведении и мышлении, как я думал о психологии.
Во время этого горячего желания я прочитал 800-страничную монографию, взятую в местной библиотеке, о исследовании функционирования мозга кошки. И поскольку в русском языке я далеко продвинулся к этому времени, то трудностей с текстом у меня не возникло. Этот "кирпич" охладил мои желания к исследовательской деятельности.
Видел лопнувшие от жара тела и чувствовал вонь от сгоревших человеческих тел.
Одним летним днём кто то из нас заметил густой столб чёрного дыма, поднимающегося из за леса. У нас был договор с гражданскими о помощи друг другу в случае больших несчастий. Позвонили гражданским но они никакого вызова или сигнала тревоги не получали. Несколько минут спутя выяснилось, что дело принимает очень серьёзный оборот.
примерно в 20 километрах от нашего аэродрома находился один из запасных аэродромов и его использовали во время учения для дальних бомбардировщиков. Туда заходил на посадку один из самых модерновых бомбардировщиков того времени ТУ-6 (машина тартусского полка). Во время приземления самолёт разбился и загорелся. Мы в срочном порядке выехали туда на тушение пожара.
Я ехал по деревенской дороге в сторону столба дыма поскольку для ориентирования у нас никаких карт не было. Когда мы прибыли на место то самая опасная часть пожара уже сама пошла на убыль. Самолёт летал на учебное бомбометание и к счастью на борту было только боеприпасы для пулемёта. Бомб на борту самолёта уже не было.
Аэродром уже был огорожен солдатами из другой части и никого ближе чем на километр не подпускали потому что патроны постоянно всрывались и никто не знал в какую сторону полетят пули.
К нашему прибытию запрет уже сняли и мы получили приказ начать работу. Большой самолёт переломался пополам на посадке, в кабине хвостовой части находились сильно обгоревшие тела радиста и пулемётчика. Я видел, как лопаются человеческие тела от жара и чувствовал вонь от сгоревшей плоти. Мои пальцы ещё пару месяцев напоминали мне об этой вони, особенно тогда, когда я держал сигарету между пальцев. Работой командовал какой то местный офицер и мы вытаскивали обгоревшие трупы и грузили в кузов машины стоящей неподалёку. Я, наверное, был смелым солдатом, поскольку не хотел в будущем видеть и чувствовать этот запах в своих снах, поэтому я отказался от работы. Офицер приказал мне ещё раз. Я сказал, что можете меня расстрелять, но я не трону голыми руками эти сгоревшие и лопнувшие трупы. Тогда офицер пошёл вытаскивать сам.
Сейчас я скорее справился бы с этой работой. Сейчас я бы взял какой либо большой целофан в который и завернул бы обгоревшие трупы.
В передней кабине самолёта два человека были ещё живы и когда патроны перестали взрываться то мы смогли подобраться к ним через обломки самолёта. Одному из них оторвало ногу и он вскоре умер на наших глазах. У командира самолёта голова была разбита так, что был виден мозг. Он не знал об этом и всё говорил, что он остался жив. Однако и он вскоре умер. Тушить самолёт уже было особо и не нужно, поскольку алюминий прогорает очень быстро.
Второй случай из пожарной практики был более весёлым. Недалеко от нас находился барак в котором жили женщины служившие в части связи. Все эти женщины были сверхсрочниками что означало, что они не относились к обычной строевой службе, скорее они были как внештатные военнослужащие. Они жили в обычном общежитии, готовили еду на общей кухне и так далее. Одним вечером кто то из них забыл сковородку на газовой плите. Еда стала гореть, огонь погас и газ потянулся в коридор. Нам дали пожарную тревогу. От нас две машины выехали на тушение. Поскольку огня не было и место возможного возгарания никто не мог определить то ребята врубили сирены, выбили окна и в каждое окно вылили достаточное количество воды из пожарного шланга. Нельзя же было дать девушкам сгореть! Наши вострорженные действия были мотивированны тем, что ранее девушки не пускали наших ребят к себе в общежитие. Девушки, разумеется, уже спали. Но разбуженные рёвом сирены и водой в страхе стали выскакивать в окна в ночных рубашках. Вскоре выяснилось, что никакого пожаре не было, но ребята уже успели от души окатить их всех водой с ног до головы. После наши ребята получили благодарность от начальства за быстрые и оперативные действия и были премированы увольнением в город. Я, к сожалению, в этой акции участия не принимал. Где то отсутствовал. По моему дежурил на полётах.
Пёстрое многонациональное общество.
У нас был большой гарнизон. Большой, как и всё военное в СССР. Рядом проживал полк ракетчиков и полк бомбардировщиков средней дальности, полк истребетелей, строительный батальон, часть связи, вспомогательные баталоны. Солдат в общем было 5-6 тысяч плюс офицеры, гражданские служащие и сверхсрочники. Предположительно эстонцев в гарнизоне было 30-40 человек. Ко многим из них мы ходили в гости, как и они к нам. Праздновали Иванов день, справляли Новый год, иногда некоторые собирали нас на свой день рождения. Неплохие отношения сложились и с некоторыми представителями других национальностей. Настоящая дружба, например, сложилась с татарином, Анатолием Имайкиным. На его примере я видел, насколько отличаются отношения у представителей другой культуры и как важны в дружбе традиционные особенности другого народа. Он был на год меня старше. Когда меня направили в пожарный взвод, то он уже был там и готовился вскоре уволиться с военной службы. Почему то он взял меня под свою опеку, хотя в интересах и культуре мы были абсолютно разными. Увидев, что у меня нет аппетита и я очень худой (при росте 187 см я весил 69 килограмм), Толик начал доставать разнообразные, дефицитные в то время, продукты, чтобы меня нормально "вылечить". Частично с этой целью он женился на девушке из соседней деревни и приносил оттуда масло, сливки и фрукты. Позже выяснилось, что у Толика дома, в Херсоне, уже имеется жена. Когда Толик собрался поехать домой, то возникли проблемы с новой женой, которая надеялась поехать с ним. Позже Толик несколько раз писал мне письма но мне было лениво писать на эти письма ответы и таким образом я давно не знаю, как у него пошли дела дальше.
Во время службы в пожарном взводе на нарах рядом со мной спал Михаил Позняковский из Харькова, который был из образованной и интиллигентной еврейской семьи и получивший хорошее общекультурное воспитание. Он никогда не принимал участие в насмешках и подтруниваниях над другими ребятами в отличии от других, призванных из его же республики, педантично относился к чистоте, избегах вульгарных разговоров и выражений. По вечерам, после комнды "отбой", мы шёпотом разговаривали с ним о делах, происходящих в мире. В пожарном отряде он был единственным, который презирал советский порядок, при этом у него не было даже мыслей, что это можно изменить.
Мы были в одной лодке, когда пробывали защитить одного корейца, переведённого в наш отряд, от издевательств и насилия. К сожалению от нашей защиты не было пользы. В один день мы нашли корейца в углу казармы, сидящего на корточках и всего дрожащего. Скорее всего кореец уже был в своём ужасном мире и , по моему, один. Он не реагировал на наши слова, с лица был серым, в глазах метались огни паники. Вскоре его отвезли на врачебную комиссию и мы больше ничего не знаем, что с ним было дальше.
Из наших 12 солдат отряда были разные национальности. Кроме Толика и Миши был тракторист Иван Иванович откуда то из колхоза в Южной Украине. В общем ничего мужик, но его основной шуткой было громко пердеть в нашей спальне. Ему лично это казалось очень забавным и весёлым.
Двое ребят были из Закарпатья. Из все называли хохлами. Одним из колоритнейших был грек из горной деревни в Грузии, его имя я уже не помню. Школьное образование проскочило мимо него новместо этого его большая и волосатая голова была полна разнообразных эмоций. Ему нравилось играть в шахматы и он был огромного роста, чёрный и дикий. Иногда он находил какого либо бойца, который не смел отказать ему в шахматной партии. Маленькому всегда было полезней проиграть. Если проигрывал грек, то победитель должен был уметь быстро убежать. Безопасное возвращение в казарму наступало где то через пару часов.
Ещё у нас был болгарин ц берегов Волги, которого звали Келя (правильное имя было Келин), рыжий, самоуверенный и дурак. С ним я должен был время от времени общаться, поскольку его дело было заправлять балонны с Иван Ивановичем углекислым газом. Во время заправки у них можно было сделать снег из углекислого газа, который потом превращался в лимонад в солдатских фляжках.
Три раза ездил домой.
За время трёх лет службы я организовал себе три раз поездку домой притом что большинство моих знакомых могли поехать за всё время службы домой только один раз. Первый раз было так, что я перенёс двухстороннее воспаление лёгких и смог после этого уговорить начальство. Типа после такой серьёзной болезни солдат из меня никудышный, что дома я восстановлюсь гораздо быстрее и вот тогда я снова буду хорошим солдатом. Командир роты (азербайджанец) оформил мне все отпускные бумаги с тем условием, что я привезу ему из Эстонии хороший свитер. Жили же мы во времена дефицита, но в Прибалтийских республиках часто продавались изделия из Восточной Германии о которых мечтала вся большая страна. Для поездки домой я, конечно, пообещал ему это, что привезу. В действительности достать свитер дома я не смог.
В феврале 1965 года я получил из дома телеграмму, что умерла бабушка Мария и вызов на похороны. Я попросил отпуск но сначала мне отказали, поскольку на первом году я уже ездил в отпуск. Я ходил уговаривать начальство говоря, что для нас, эстонцев, родственники особо важны и так далее. В конце концов мне сказали, что если я смогу получить официальную бумагу из моего военкомата, то разрешат. До похорон было три или четыре дня. В то время же не было нормальной телефонной связи. разговоры между союзными республиками надо было заранее заказывать и ждать чуть ли не сутки на телефонной станции пока дадут соеденение. И телефонная станция была в городе а я в гарнизоне. С большими надеждами я ушёл в самоволку и заказал телефонный разговор. К моему счастью мне было куда звонить, ведь дома у нас был телефон. Во многих домах в то время телефономв не было. Девушки на телефонной станции были весьма человечны и приняли мой заказ. Через некоторое время я смог поговорить с мамой. Обьяснил ей ситуацию и дал точный номер воинской части куда надо было отправить вызов из военкомата. Огромное спасибо моему отцу, который быстро сделал все дела. Вызов пришёл и я получил краткосрочный отпуск. Даже успел к бабушке на похороны.
Солдат всегда считает дни до окончания военной службы.
Солдат обычно считает не дни, прошедшие с начала службы, а дни, оставшиеся до конца. Этим дням ведётся письменный учёт, круглые цифры обычно даже отмечаются. Празднование было всегда осторожным. К примеру, когда при трёхлетнем сроке службы до дембеля оставалось 730 дней, то в этот день из молодого солдата ты становился солдатом Советской Армии и в этот день тебя не посылали в наряды и это был день, свободный от работы. Когда оставалось служить 365 дней, солдат поднимался до старослужащего и молодые приносили тебе обед прямо в казарму и начальник караула не заставлял тебя идти со всеми в столовую. Если в день круглого числа удавалось получить увольнительную в город и в город отпускали ещё кого нибудь из друзей, то иногда доставали бутылку и до похода на танцы выпивали.
Известно, что в Балтийских странах русских солдат не любили. Но в России и Белоруссии а особенно на Украине, городские жители солдат уважали. В увольнение мы ходили в Дом Культуры на танцы где девушки были не против с нами познакомиться. У девушек появлялась возможность выйти замуж и после того, как солдат закончит свою службу, уехать вместе с ним жить в более приличное и пригодное для жилья место.
Частично увольнение в город давали тем, кто за последний месяц не разу не был наказан. На роты выделяли увольнительные квоты исходя из этого что означало, что солдат, не наказанный ни разу, имел возможность раз в месяц пойти в город на шесть часов. Солдат, получивших увольнительную, строили в субботу после обеда и контролировали, чст ли парадный мундир, пришит ли чистый, белый подворотничок, блестят ли сапоги и пряжка ремня, ногти подстрижены и причёска аккуратная. В течении долгого времени солдат в Советской Армии заставляли стричься наголо, чтобы не было проблем со вшами. В моё время длина волос не должан была превышать двух сантиметров.
Увольнительная действовала с 16.00 до 22.00. В казарму надо было вернуться в точное время. Было обычным явлением, когда последние прибегали полностью запыхавшись и тяжело дыша от скорости бега. Опоздание грозило кухонным нарядом и лишением увольнения на три месяца.
Солдат всегда скучает по дому, желает увидеть и поговорить с родными. Поэтому солдат любитель написания писем. И хотя нет событий, о чём писать, больше письма основываются на эмоциях. Почти каждый вечер все сидели и занимались писательским делом. Мы ставили в тяжёлую ситуацию своих родителей,друзей и девушек, поскольку у них не было такого стремления к написанию писем, они жили своей обычной гражданской жизнью.
С огнетушителем домой.
Вот и подошло моё дембельское время. Три года службы должны наступить 21 ноября 1966 года. При помощи Михаила, бывшего писарем в штабе, я смог попасть в списки первых увольняющихся. Последние две недели в ожидании приказа тянулись в ожидании, когда же придёт кто нибудь из офицеров и скажет, что всё, можешь оформлять проездные документы. Чемодан у меня был собран уже давно. У меня накопилось много книг и все они пошли в чемодан. Ещё один костюм химической защиты, который я хотел привезти домой, чтобы ходить на рыбалку, письма от родных и девушек, фотографии и пару блокнотов с армейскими заметками.
16 ноября мне разрешили уехать домой. Я попращался с ребятами из пожарного взвода, с остающемися служить эстонцами, с начальством отряда, которые оставили о себе хорошее впечатление. Автобусом доехал до Лиды, оттуда на поезде Минск-Таллин до Тапа. Из Тапа автобусом до Раквере и следующим автобусом до Хальяла. По дороге я не мог спать в поезде, такое сильное чувство свободы у меня было. Я смотрел на людей и удивлялся, как они не не видятр, что я еду в сторону дома и свободы. И почему это они не понимают!!
Было тёплое и хорошее чувство, когда мама обрадовалась моему возвращению. Отец радовался тоже, но мужчины умеют скрывать свои эмоции. Когда я дома открыл свой чемодан то выяснилось, что мои друзья подшутили надо мной - часть книг была выложена и вместо них положили красивый, красный огнетушитель. Думаю для того, чтобы я их не забыл.
1964 - 1967. РАПЛА-ТАЛЛИН-ПУШКИН, ЛЕНИНГРАДСКАЯ ОБЛАСТь, РСФСР-ЛЕНИНГРАД, РСФСР-КЕМь, ПОБЕРЕЖьЕ СЕВЕРНОГО ЛЕДОВИТОГО ОКЕАНА-ЛЕНИНГРАД-ТАЛЛИН.
В армию забирали всех, кого можно было забрать.
Ааре Перлинг (1941 г.р)
В возрасте 23 лет, в ноябре 1964 года меня призвали в Советскую Армию.
На третьем курсе политехнического института мне пришлось уйти. Я планировал пойти учиться на вечернее отделение, но меня раньше призвали в армию. Поскольку некоторое время я работал в радиоцентре Таллина и ремонтным механиком в телевизионном ателье, то меня направили в войска связи.
В казарме сборного пункта в Хииу я встретился со студентами, призванными из Тарту. В их числе был, например, Хаги Шейн, которого приписали в полк связи академии и Велло Оруметс (в будущем известный певец. переводчик), которого направили в Архангельск.
В этот год в армию забирали всех, кого возможно было забрать. Ведь мужчин была недостача, влияла низкая рождаемость во время войны. Так у нас был товарищ, с детства больной открытым туберкулёзом. Потом его конечно отправили домой. Также служил один мужик у которого одна нога была короче другой на пять сантиметров. Из него получился хороший шофёр и дополнительным бонусом для него было то, что он не учавствовал в строевых занятиях.
В Таллине нас посадили на поезд и отправили в город Пушкин Ленинградской области. В Пушкине нас распределили, кто куда пойдёт. Я надеялся попасть киномехаником. У меня было удостоверение о соответствующем обучении с собой и как раз на распределительном пункте Пушкина офицер искал такого человека. Мы уже почти договорились. Офицер пошёл узнать мою судьбу. Когда он вернулся назад на его лице было разачарование: меня обязательно требовали в одну из частей связи, куда я уже был приписан.
Свидетельство о публикации №214010500327