Сговорчивая совесть

      В молодости совесть людская представлялась мне мощной глыбой, мраморной или гранитной, - о которую вдребезги разбиваются "помыслы лукавые": корысть, зависть, недоброжелательство. А ещё  я верила, что совесть есть у каждого человека. Шли годы, менялась жизнь, и менялись мои представления о ней. Теперь совесть кажется мне чем-то аморфным, податливым, эластичным. Очень подошли бы для определения моего теперешнего представления о человеческой совести эпитеты "каучуковый" и "гуттаперчевый", жаль слова эти остались в позапрошлом веке.

     Вот только один пример того, какие метаморфозы претерпела совесть в наше время.

     В супермаркете я заняла очередь в кассу  за женщиной лет шестидесяти и не могла не обратить внимания на то, как прекрасно та выглядит: розовая курточка, помада в тон, ухоженные руки, причёска волосок к волоску.

    - Внуки у неё , наверное, уже большие, гордятся такой симпатичной бабушкой, - размышляла я. - Да, неплохо было  бы и мне в её возрасте так выглядеть.

     От  таких мыслей  отвлёк негромкий, но какой-то горестный голос девушки-кассира:

     - Женщина, да что же вы делаете! Вы нас всех тут за глупых считаете?! Ну вы только посмотрите! - кассир протягивала покупателям пакет с лимонами.

     Мы с молодым человеком, стоявшим в очереди за мной, склонились над протянутым пакетом. Молодой человек честно пытался вникнуть в ситуацию, даже наушники снял. Но, похоже, у него ничего не получалось.  В пакете лежали три очень крупных лимона, а на этикетке был их вес — 0.197 кг, ну и цена, конечно, соответственная.  Я только краем глаза взглянула, и  всё мне стало ясно как Божий день: приятная дама в розовой куртке взвесила один лимон, наклеила на пакет этикетку с его весом и ценой, потом положила в этот же пакет ещё два лимона и как ни в чём не бывало отправилась оплачивать покупку.

     - Женщина, - причитала кассирша, - у вас, наверное, внуки есть, а у меня дети, они  кушать хотят. А за таких как вы потом продавцы из своего кармана платят.

     Покупательница, нисколько не смущённая, говорила  про испорченные весы и, повысив голос, грозилась пожаловаться заведующей.

     - Заведующая в торговом зале, проходите и жалуйтесь на здоровье!

     Женщина, естественно, не тронулась с места. А кассирша между тем посмотрела на ценник пакета с хурмой (брови её удивлённо поднялись), потом взяла в руки пакет с гранатами (брови поднялись ещё выше), затем, прихватив все три пакета,  побежала в торговый зал перевешивать фрукты.

     Очередь глухо зароптала, но, к полному моему недоумению, оказалось, что обвиняют не покупательницу, а кассира. (Ходит туда-сюда... Очередь собрала...  Когда работать будет?..)

     Щёки покупательницы пылали гораздо ярче её розовой куртки. Поджав губы, женщина  застыла с оскорблённо-презрительным выражением лица.

     Кассир быстро вернулась, молча  обслужила покупательницу,  тоже не сказавшую ни слова, и подняла глаза на меня: Вам пакет большой или средний? - в глазах у неё стояли слёзы.



     А что же наша покупательница?   Она укладывала на столике продукты и, прижимая плечом телефон к уху, жаловалась в трубку:

     - Ты не можешь себе представить, как меня сейчас обхамили в «Корзинке», ну да, в той, что напротив вокзала... Да я не расстраиваюсь, не расстраиваюсь...  Да, да, обязательно измерю давление и приму лекарство... Конечно, Шура, конечно, ноги моей там больше не будет!.. Ассортимента никакого, продавцы грубые!.. Да  ты что?!.. И он прямо так и сказал?! Какой наглец!  Да, да, вечером всё расскажешь... И я тебя целую... До вечера...

     Поговорив с Шурой, женщина набрала другой номер и, выходя из магазина, стала в тех же словах и с теми же интонациями жаловаться какой-то Люсе.



     ...Я шла по улице и думала: как же до удивления легко некоторые люди могут договариваться со своей собственной совестью! За день дама в розовой куртке обзвонит всех своих знакомых и  родственников, много раз перескажет (с точностью до наоборот, разумеется) случай в магазине, может, так войдёт в роль, что и всплакнёт разок-другой для убедительности. А к  вечеру  и сама  почти поверит  в то, что это не она хотела украсть в магазине фрукты (никакого другого слова, кроме «украсть», я в этом случае употребить не могу), а её «обхамила» наглая кассирша. Не вызвавшая, кстати, охранников, не опозорившая, а, видимо, просто пожалевшая покупательницу, которая по возрасту годилась ей в матери.