Сюжет осень

Ницца. Сентябрь на Лазурном берегу выдался настолько знойным, что даже вечер не приносил долгожданной прохлады. Духота и морские испарения дурманили рассудок и лишали отдыхающих последней капли воли. Едва солнце показывалось из-за горизонта, как тут же принималось нещадно палить, и не было от него спасения даже в воде. На пляже в такую жару едва можно было дотянуть до одиннадцати, а затем со всех ног мчаться в отель, ища спасения под кондиционером.

Но никакая жара не могла расстроить планы и испортить настроение Марине и её матери Кире Станиславовне. Сидя на просторной веранде отеля, они неторопливо переговаривались и любовались морским пейзажем. Марина выдвинула шезлонг на самый солнцепёк и подставила лицо для загара, откинув со лба светлые русые пряди. Её зеленоватые раскосые глаза, правильные черты лица, красиво очерченный рот придавали ей неуловимое сходство с девушками с картин Боттичелли. А аристократичная осанка, изящные манеры в сочетании с добрым, мягким нравом сразу же располагали к себе. Ей было уже за сорок, но благодаря стройной, лёгкой фигуре выглядела она много моложе.
Мать – приятная, симпатичная пожилая дама, известная в прошлом театральная актриса – всё своё свободное время посвящала дочери. Из театра она ушла сразу после смерти мужа – знаменитого в театральном мире режиссёра. Он был старше красавицы жены на двадцать лет. Имел за плечами, как сам любил говорить, «два довольно удачных брака», но и женившись в третий раз, он не утратил интереса к женскому полу. Кире, конечно же, об этом было отлично известно, но она заставляла себя мириться с его бесчисленными похождениями. И всё же, несмотря на всю сложность их отношений, смерть мужа стала для неё тяжёлым испытанием. Боль потери была столь велика, что на какое-то время она словно окаменела и замкнулась в себе. Все прежние увлечения потеряли для неё всякий смысл, а театр и вовсе перестал существовать. Но, будучи по природе человеком жизнелюбивым, с сильным, целеустремлённым характером, она мало-помалу оправилась, повеселела, и в ней вновь проснулся интерес к жизни. Теперь большую часть времени она проводила со своей дочерью – писательницей и сценаристкой. Обе были большие любительницы путешествовать и потому, как и все творческие натуры, от нынешней поездки ожидали не столько приятного времяпровождения, сколько новых впечатлений.

Кира заговорила, и в её голосе зазвенели мелодичные, приятные нотки:

– Ну, Маришенька, денёк мы с тобой провели на славу. Правда, так устала, что ног под собой не чувствую.

– Да, здорово, несмотря на жару. Хорошо, что выехали ни свет ни заря, а то бы не успели вернуться до этого пекла. Может, ты хочешь мороженого?

– Хочу. Только с клубникой, если, конечно, оно ещё осталось.

– Пойду поищу.

Вернувшись на веранду, Марина нашла Киру задремавшей. Она не стала её будить и, поставив вазочку с мороженым на столик, бесшумно вышла.


Красный спортивный кабриолет мчался по набережной Круазет. За рулём сидел мужчина лет сорока пяти, ничем не примечательной, однако не лишённой приятности наружности. Его светлые волосы беспорядочно развевались от встречного ветра, а глаза на фоне смуглого, загорелого лица казались ярко-голубыми. Машина легко летела по трассе, и он, умиротворённо откинувшись на сиденье, наслаждался приятной музыкой, доносившейся из радиоприёмника. В его облике угадывались одновременно и твёрдость характера, и творческая, чувствительная натура. Неожиданно зазвонил телефон, и он нехотя сбросил скорость. Лицо его мгновенно переменилось, приняло строгое, отчуждённое выражение, он с явным неудовольствием взял трубку.

– Да-да, отлично слышу. Всё в порядке, еду из Канн.

– Саша, я волновалась за тебя, почему ты мне не перезвонил? – в трубке звучал женский голос.

– Я хотел тебе позвонить, когда доберусь, но немного задержался. Не беспокойся, всё в порядке. Я позвоню тебе, как только приеду. Целую, пока…


Машина въехала в Ниццу и медленно поползла по извилистым улочкам. Припарковавшись, Александр зашёл в небольшой магазин, купил целую кипу русских газет и журналов, которые в огромном количестве лежали на прилавке, и, заплатив за них, вышел. Забросив газеты в машину, он отправился в соседний магазин напротив. Долго рассеянно ходил вдоль деревянных стеллажей в поисках вина, наконец остановил свой выбор на «Вальполичелло». Купил сыр, длинный хрустящий багет, виноград, оплатил покупки и вышел из магазина. Аккуратно сложив продукты на заднем сиденье, уселся за руль и включил двигатель.


Подъехав к дому, Александр достал из машины пакеты с продуктами и, балансируя, с трудом их удерживая, стал подниматься на третий этаж. Едва открыл дверь, как ему навстречу выскочила собака – лабрадорша палевого цвета – и принялась вертеться вокруг него волчком, не давая ступить ни шагу.

– Дженни, дурочка, осторожней, я сейчас всё уроню! Ну ладно, ладно, хорошая собака.

Поставив бутылку вина на столик, он потрепал собаку по голове, и она, счастливая и довольная, сразу же улеглась на проходе, заняв излюбленную точку наблюдения. Александр первым делом открыл балконную дверь, впустив в комнату свежий воздух, затем направился к холодильнику и убрал продукты. Вино запихнул в морозилку и, на ходу стаскивая с себя одежду, отправился в душ. Дженни немедленно снялась с места и пошла следом за ним. Улёгшись около ванной, она обиженно посмотрела на закрытую дверь и, тяжело вздохнув, положила голову на лапы.

Придя в хорошее настроение после душа, Александр, посвежевший, босиком, в банном халате прошлёпал на кухню. Сначала достал еду для Дженни, выложив её из банки в миску, затем вынул охладившееся вино, сложил на тарелку багет, сыр, виноград и вышел на лоджию. Ему не терпелось поскорее сделать глоток прохладного вина и растянуться в своём любимом кресле. Сидя на лоджии, он с наслаждением потягивал вино, ел виноград, отламывая кусочки сыра и багета, и по его телу медленно разливалось приятное тепло. Глядя сверху на городскую суету, Александр испытывал умиротворённое состояние, близкое к блаженству. «Как немного всё-таки человеку нужно, – думал он. – Приятное вино, одиночество, море, сколько хватает взгляда, и возле ног любимая собака. Хотя бы на некоторое время».


Марина вышла из отеля, села в белую машину с откинутым верхом и медленно отъехала. В тесном переулке около магазина она оставила машину и далее пошла пешком. Ей нужно было купить Кире подарок ко дню рождения. Увидев забавные игрушки и сувениры в витрине одной из маленьких лавочек, она решила зайти. Не спеша прохаживалась вдоль стеллажей с игрушками, подолгу их рассматривая. Особенно ей нравились «старенькие» медведи, каких рисуют в английских детских книжках. Выбрав одного из них, она попросила упаковать его в красивую коробку и, весьма довольная, покинула игрушечную лавку.

Был уже вечер, когда машина Марины въехала в порт. Жара немного спала, и ей захотелось прогуляться по площади, вдоль торговых рядов со свежей рыбой, устрицами и прочей морской снедью, которую продавали здесь бойкие торговки. Она закрыла машину и медленно пошла по рынку, глазея по сторонам, не думая ни о чём, лишь наслаждаясь видом пёстрого, цветастого мира морских обитателей.

Войдя в кафе, Марина отыскала свободный столик и заказала себе минеральную воду. Сидя в полупустом кафе, она медленно потягивала воду из длинного стакана, с интересом наблюдая за происходящим вокруг. В это же самое время Александр весело болтал по мобильному телефону, развалившись в шезлонге. С его балкона вся портовая площадь была видна как на ладони, и где-то вдали, в кафе – едва различимая Марина.

– Как ты?.. Нет, ничего. Я? Да ничем, наслаждаюсь одиночеством. Можно… А разве я тебе не говорил? Ты просто забыла… – Александр рассмеялся. – Ну, что ещё новенького?.. Ладно, тогда прощаюсь. Я позвоню. Целую. Пока.

Положив телефон, он поднялся из кресла и вышел с веранды. Сложив в спортивную сумку полотенце, футболку, журнал, он уже собрался выходить, но Дженни решила составить ему компанию, подняла суматоху и беготню, поэтому пришлось приказать ей лечь на место. Дженни улеглась, проводив хозяина разобиженным взглядом, и тяжело вздохнула.


Александр вышел из дома и направился к своей машине. В это время с другой стороны шла Марина. Говоря по телефону, она лишь мельком глянула на мужчину, который смотрел на неё с нескрываемым интересом. Марина уселась в машину, стоявшую рядом, включила двигатель и через пару минут отъехала. Некоторое время Александр сидел, задумчиво глядя ей вслед, и лишь когда машина окончательно скрылась из виду, отбросил мечтательное настроение и поехал в другую сторону.


В небольшом уютном ресторанчике в Сен-Тропе за столиком сидели Кира Станиславовна и Марина. Марина что-то увлечённо рассказывала, артистично жестикулируя, а Кира, глядя на неё, тихонько посмеивалась. Занятые разговором, они не заметили, как перед рестораном остановилась красная спортивная машина и из неё не спеша вышел Александр.

Войдя в ресторан, он огляделся, отыскивая свободный столик,и расположился недалеко от Марины и Киры. Вначале Марина не обратила внимания на вошедшего мужчину, но, случайно бросив взгляд, невольно стала вспоминать, где она  его уже видела. Кира, проследив, на кого с таким интересом поглядывает Марина, что-то шутливо ей сказала, и Марина вновь переключила своё внимание на разговор.
Александр, вальяжно откинувшись в плетёном кресле, курил, просматривая журнал, но вдруг вздрогнул, словно от толчка, и поднял глаза. Увидев сидящую напротив Марину, он улыбнулся озорной мальчишеской улыбкой и принялся прикидывать, как бы завести с ней знакомство, но планы его внезапно были нарушены. Супружеская пара, по-видимому его большие друзья, увидев его в кафе, направились к его столику. На время они отвлекли его, и когда он вспомнил о незнакомке, в зале её уже не было. Настроение Александра слегка испортилось, но через несколько минут он, как ни в чём не бывало, снова весело болтал с друзьями.


Марина сидела на веранде, в небольшом уютном плетёном кресле, положив перед собою на столике сценарий. Перед ней открывался чудесный вид на море, располагавший к работе – особенно по утрам, когда город ещё спал и безлюдная набережная являлась взору во всей своей красе. Лишь чайки, прилетающие с моря и рассаживающиеся на крышах соседних домов, нарушали тишину раннего утра.

Откинувшись в кресле, Марина начала тихо вслух читать свой сценарий, и одновременно с этим возникли картины действия.
Вполголоса, еле слышно, Марина произнесла: «Бал в роскошном дворце…» Постепенно нарастая, зазвучала музыка, возник сверкающий зал дворца, в котором кружился вихрь танцующих пар. Оживление и экспрессия поддерживались сменой лиц танцующих: весёлых и возбуждённых молодых барышень, почтенных дам, наряженных в роскошные бальные наряды, и галантных кавалеров в парадных белых мундирах. В этом феерическом вихре праздника была, однако, особа, которая явно не разделяла всеобщей радости. Безразлично созерцая шумное веселье, она подчёркнуто демонстративно не принимала в нём участия. И хотя лицо её было спокойно, чуть надменно, в глубине её красивых зеленоватых, раскосых глаз затаилась грусть. В этой девушке мы узнаём Марину.
Неожиданно возле неё появился молодой высокий мужчина, склонился к руке, и в один миг её лицо ожило. Молодой человек, Максим, смотрелся отменным щёголем и красавцем с большой долей самоуверенности.

Бросив на неё испытующий взгляд, он обратился со сдержанной учтивостью:
– Вы сегодня опять другая; всякий раз встречаясь, я никогда не могу угадать, какой вы будете в нашу следующую встречу.

  В ответ Марина его упрекнула:

– Максим, вы появляетесь и исчезаете так внезапно. Мы ждали вас в прошлую субботу, куда же вы пропали?

– О, я был ужасно занят: уезжал на несколько дней в Швейцарию, отец передал мне все свои дела, у меня теперь нет ни минуты свободного времени. Ах, если бы вы знали, насколько я не принадлежу самому себе.

– Правда? Кому же тогда?

– О Марина, вы же прекрасно знаете, что я поклонник только вашего общества.

– Значит, умеете это тщательно скрывать, иначе не исчезали бы так надолго.

Максим, довольный её невольной ревностью, обворожительно улыбнулся:

– Знаете, здесь такая суета. Давайте лучше прогуляемся по саду?

Оба были не прочь подышать свежим воздухом и остаться вдвоём; они договорились встретиться у пруда и расстались. Марине нужно было предупредить своих сестёр и мать, и довольно скоро она их отыскала в компании пожилой супружеской пары. Почтенный господин рассыпался в комплиментах, удивляясь и восторгаясь тем, как похорошела Марина, а его супруга вторила ему, правда, чуть менее восторженно.

Мать, с гордостью глядя на свою красавицу дочь, ласково спросила:

– Мариночка, где же ты пропадаешь? Мы уже собираемся уезжать.

Марина стала уговаривать мать ещё немного остаться, чтобы дать ей возможность погулять по саду, и умоляюще взглянула на сестёр, ища у них поддержки. Те мгновенно всё поняли и тоже принялись уговаривать мать. Знакомый господин со своей супругой их поддержали, и мать в конце концов уступила.
Марина поспешила в парк. Она пробиралась сквозь людскую толпу, словно против течения, но делала это без усилия, легко и беззаботно. Постепенно музыка стихла, шумное веселье осталось позади и она, наконец, очутилась в парке. Здесь было тихо и пусто, лишь изредка встречались прогуливающиеся пары.


Ожидая Максима, она в нетерпении ходила взад-вперёд вдоль пруда и, замечтавшись, не заметила, что отошла от него довольно далеко. Спохватившись, собралась уже было повернуть обратно, как вдруг услышала голос Максима:

– Марина, как я рад тебя видеть.

Марина удивлённо огляделась, ища глазами Максима, но не увидела его. По всей видимости, голос доносился из беседки, плотно укрытой деревьями, и она уже хотела отозваться, как вдруг её опередил незнакомый женский голос:

– Тише, Максим, нас могут услышать.

Тихий, притворно-ласковый голос незнакомки, донёсшийся из беседки, словно громом поразил Марину. Застыв на месте и боясь выдать своё присутствие, она слушала, как её незримая соперница вздыхает и ласково шепчется с Максимом.

– Как поживаешь, дорогая, не скучала обо мне?

– Ах, лучше не спрашивай. Ты так давно у нас не был. Муж уезжает через два дня. Ты придёшь?

– А ты этого хочешь?

– Ах, перестань, дорогой, почему ты об этом спрашиваешь? Но я слышала, у тебя появилось новое увлечение? Это действительно серьёзно?

Приглушив голос, Максим притворно разыгрывал сцену:

– Да, увлечение, но не больше… Люблю я только тебя.

– Обманщик…

В беседке наступила тишина, был только слышен шёпот, сдавленный смех и шорох платья. Марина без сил опустилась на траву, её лицо исказила мучительная гримаса, казалось, она вот-вот лишится чувств. Наконец, превозмогая себя, она встала с колен, поднялась и из последних сил пошла прочь.

 Шла она бесконечно долго, постепенно приближаясь к шуму бала, где всё теперь для неё стало выглядеть иначе, чем несколько минут назад. Весёлые лица виделись теперь фальшивыми и грубыми, а музыка звучала безжалостно громко. Марина нашла свою мать и сестёр, и их лица тоже показались ей какими-то чужими.

Мать, заметив перемену в её лице, обеспокоенно спросила:

– Что-нибудь случилось, Мариша?

– Я хочу немедленно уехать.

Всё в её облике говорило о том, что случилась какая-то непоправимая беда, и они, не мешкая ни минуты и не задавая никаких вопросов, тут же покинули бал.
Последнее в этой сцене – лицо Марины в карете, застывшее, словно маска. За окном мелькали тёмные силуэты деревьев, казалось, что им не будет конца…


Марина задумчиво сидела в кресле, уронив на колени листки сценария, всё ещё находясь во власти только что виденных картин. Словно пытаясь сбросить это наваждение, она стремительно встала с кресла и принялась в задумчивости ходить.

Кира Станиславовна, выйдя на веранду, была очень удивлена:

– Мариша, что это ты сегодня так рано?

Чмокнув Киру в щёку, Марина весело ответила:

– Мне-то положено – муки творчества, а вот почему не спишь ты?

– У меня сегодня было одно очень важное дело. Я ходила в овощную лавку, чтобы купить дыню. Виктория сказала, что дыня очень полезна для здоровья.

– А кто такая Виктория?

– Моя новая знакомая. Живёт в соседнем с нами номере. Это она уговорила меня сходить с ней в такую рань в овощную лавку. Она такая интересная женщина, тоже, кстати, из Ленинграда. Так увлекательно рассказывает о правильном и рациональном питании. Например, я никогда не знала, что дыни хорошо очищают организм, если их есть натощак. Поэтому вот решила попробовать. А после магазина мы с ней немного прогулялись по набережной. Как же там хорошо, как чудесно, когда нет людей! Да, забыла тебе сказать, там мы встретили очень интересную пару.

Марина, слушая её вполуха, листала сценарий и карандашом делала пометки.

– Какую пару?

– Мужчину с собакой.

Кира Станиславовна выдержала паузу и, убедившись, что завладела её вниманием, продолжила:

– Такая умная собака, плавала, как дельфин. Хозяин шёл по берегу, а она плыла. Уставшая, полуживая вылезла из воды, и то лишь потому, что хозяин приказал. И вот что удивительно: он даёт ей команды без голоса, – я никогда такого прежде не видела. Только делает жест рукой, а она уже выполняет всё что нужно. Такая умница! Только хозяин, мне кажется, немного строг с ней.

Марина, заинтересовавшись рассказом, отложила в сторону свои листки и внимательно слушала.

Кира Станиславовна, опять как бы между прочим, заметила:

– Мне кажется, мы видели с тобой этого молодого человека. В кафе, в Сен-Тропе.

Такой поворот в повествовании вначале изумил, а потом рассмешил Марину.

– Ах вот оно что, а я никак не возьму в толк, с чего бы это ты вдруг так заинтересовалась собаками! Не помню, чтобы ты хоть раз в жизни говорила о них с таким восторгом.

– Ну какая же ты смешная, просто мне ещё ни разу в жизни не встречались такие умные. Всё какие-то невоспитанные глупцы. Ну ладно, некогда мне тут с тобой прохлаждаться, лучше пойду приготовлю тебе дыню.

– Ладно, а я ещё немного поработаю.

Марина осталась на веранде одна. Какое-то время она пыталась сосредоточиться на сценарии, но, поняв, что теперь это уже не удастся, решительно отложив его в сторону, поднялась с кресла и покинула веранду.


Марина медленно шла по пустынному берегу пляжа. Далеко впереди маячила фигура Александра, который играл с собакой, бросая мяч в воду. Постояв в нерешительности, Марина направилась в их сторону.
 По мере её приближения Александр внимательно всматривался в силуэт, пока наконец не узнал, и, радуясь столь неожиданной встрече, развёл руками.

Марина улыбнулась, почувствовав вдруг какую-то необратимую связь, какую-то новую, неведомую силу притяжения, которая заставила её прийти сюда в этот ранний час и не позволила разминуться.

Подойдя к ним, она спросила:

– А можно узнать, как зовут вашу собаку?

– Её зовут Дженни…

– А можно я попробую бросить ей мяч? Она принесёт его мне?

– Попробуйте.

Александр с улыбкой подал мяч.

Сильно размахнувшись, Марина бросила мяч в воду. Собака, инстинктивно рванувшись, осталась стоять на месте, бросая вопросительные взгляды на хозяина.

Тогда Александр тихонько её подбодрил:

– Ну же, Дженни, давай.

Получив разрешение, Дженни мгновенно прыгнула в воду и поплыла за своей игрушкой. Принеся мяч, она отряхнулась и положила его у ног Александра.
Марине понравилось, что Дженни столь дисциплинированна и послушна, и она её похвалила:

– Умница, настоящий друг. На такого можно положиться.

– Да, Дженни молодец, только, вообще-то, она ещё щенок. Ей всего десять месяцев.

– Такая большая – и щенок, никогда бы не подумала.

Кажется, что мысль о том, что встреча их не случайна, пришла и к Александру. Нет, она, несомненно, ему нравилась – красива, проста, естественна. Именно то, что он всегда так ценил в женщинах.

Они молчали, глядя друг на друга, улыбались, и никто не решался заговорить первым. Между ними словно шёл внутренний диалог, о котором посторонний человек мог лишь догадываться.

Наконец Александр надел на Дженни поводок, собираясь идти. Она стала капризничать, кусать поводок, пытаясь его сбросить, и Марина засмеялась:

– А-а, вот теперь я вижу, что ты ещё щенок!


Все вместе они медленно шли по набережной, и Марина вдруг призналась:

– А знаете, я очень люблю море – осенью, когда здесь никого нет. Пустынный берег, пляжи. Тогда наконец видишь море. Никто не мешает, и ты можешь наслаждаться красотой природы.

– Ну, в этом-то году осень припозднилась.

– Да уж!

Марина улыбнулась, и Александр задал вопрос, который давно вертелся у него на языке:

– Я вас уже несколько раз видел. Вы здесь с сестрой?

– Нет, с мамой. Её часто принимают за мою старшую сестру.

– Неудивительно, ведь она так молодо выглядит.

– Да, она молодец. Старая закалка, знаете ли. То поколение, послевоенное, – особенное, у них потрясающая жизненная сила и оптимизм.

– Абсолютно с вами согласен, я то же самое могу сказать и о своей матери. Вообще, нужно сказать, наши мамы – это надёжная и твёрдая опора, и замечательно, когда они есть. Моя, например, звонит мне каждый день, всё время беспокоится обо мне, будто я ребёнок… Вы сказали, что любите бывать здесь осенью. А можно узнать, чем вы вообще занимаетесь? Простите за любопытство, но мне почему-то кажется, что ваша профессия – творческая. Я не ошибаюсь?

– Вы правы, я – сценарист. В данный момент мне нужно закончить сценарий, и поэтому я здесь… Убежала от городской суеты, чтобы никто не мешал. Этот сюжет преследует меня уже довольно долго.

– Сюжет?

– Да. То, о чём я пишу, очень личное, хотя я здесь не главная героиня.

– То есть у вас роль второго плана – так, кажется, это называется в кино. Это вы из скромности?

– Нет, дело не в этом. Просто главная героиня – не я, хотя у меня с ней много общего, главным образом характер. Теперь, когда сценарий почти завершён, я чувствую, как вдруг освободилась от всего, что так мне мешало, и сумела разобраться в самой себе.

– На языке математики это означает вывести формулу.

– Да, да, а в философии – логически обосновать.

Они подошли к кафе и, чтобы не заходить в зал, сели на веранде. Дженни улеглась у ног Александра и томно прикрыла глаза. Подошла официантка, протянула меню, но они не стали его смотреть, заказав себе лишь кофе.

– Так вы, оказывается, писательница. А я вот никогда не смог бы писать. Мне кажется, это адский труд. Читать – другое дело, всегда с удовольствием, но вот писать…
– Не знаю, как назвать мой писательский труд – мукой или наслаждением? Наверное, просто мне не хватает реальности, в которой живу, и тогда я создаю свою собственную. Это помогает не разочароваться в жизни.

– Да, жизнь жестока и несправедлива, но человек должен побеждать… Господи, только не подумайте, что я вас учу! Меня самого жизнь не раз наказывала за мою, так называемую, силу.

В это время за соседним столиком, где сидела пожилая дама с маленькой той-терьершей, явно что-то происходило. Собачка, играя роль компаньонки, сидела за столом рядом со своей хозяйкой в плетёном кресле, зорко следя за тем, как её хозяйка с аппетитом поглощает десерт. Видимо, её дружеские чувства подвергались серьёзному испытанию, потому что каждая ложка, отправляемая хозяйкой в рот, сопровождалась пронзительным тявканьем. Чтобы задобрить свою четвероногую подругу, хозяйка время от времени выделяла ей лакомые кусочки, и тогда на короткое время наступала тишина, но затем всё снова повторялось.
Этот шум привлёк внимание Дженни. Услышав лай, она порывисто села и, увидев, что происходит за соседним столом, принялась сверлить взглядом эту парочку сладкоежек. А по её тихому сердитому ворчанию было ясно, что возмущение её достигло предела. Похоже, только присутствие Александра и Марины удерживало её от немедленного вмешательства и наведения порядка. Александр и Марина от души веселились, наблюдая за тайными собачьими страстями.

Потрепав Дженни по голове, Александр наклонился к её уху и тихо сказал:

– Дженни, даже не мечтай. Ну-ка, лежать.

Дженни неохотно послушалась и легла.

Чтобы выразить свою поддержку, Марина её похвалила:

– Насколько Дженни лучше воспитана, чем та собака.

Дженни благодарно взглянула на Марину, а затем скосила глаза на Александра.

– У лабрадоров хорошие манеры заложены генетически. Хотя даже самую породистую собаку легко можно испортить, если разрешать ей сидеть с вами за столом и есть из одной тарелки.

Наконец дама с собачкой покинули кафе, и Дженни, положив голову на лапы и прикрыв глаза, отвернулась в другую сторону, сделав вид, что даже не заметила их ухода.

В кафе негромко звучала музыка, навевая романтическое настроение, завораживая и успокаивая. Марина незаметно разглядывала своего спутника, у неё появилось ощущение, будто бы они знакомы давным-давно,с самого детства. Официантка принесла кофе в двух белоснежных чашечках на блюдечках, осторожно поставила на стол и, вежливо улыбнувшись, удалилась, но Марина с Александром были столь поглощены друг другом, что не замечали происходящего вокруг.
Взяв в руки чашку, Марина сделала глоток приятного, ароматного напитка и блаженно улыбнулась:
– Знаете, я всегда любила чувство ожидания. Такое предчувство – перед чем-нибудь. Не столько само событие, сколько ожидание его. Когда была маленькой девочкой, любила пятницу, потому что за ней будет суббота; весну – за то, что за нею наступит лето… А теперь, когда я знаю о жизни значительно больше, я покорно и смиренно отношусь к расставанию с людьми. Потому что знаю – после мучительного разрыва Бог непременно пошлёт мне новую встречу и новых друзей. Люблю осень. Потому что после того, как природа умрёт, весной обязательно вновь воскреснет, проснётся, как спящая красавица, юная, совершенно иная…

Александр отпил из чашки и задумчиво посмотрел на Марину:

– А я ведь, между прочим, до сих пор ещё не знаю, как вас зовут.

И действительно – увлечённые разговором, они не представились друг другу.

Марина, смеясь, продекламировала:

– «Мне дело – измена, мне имя – Марина…» Ну, в общем, со мной всё понятно. А как зовут вас?

– Меня – Александр.

– Ну, вот мы все и познакомились.

Взглянув на наручные часики, Марина поставила чашку на стол:

– Мне пора.

Как только она встала из-за стола, Дженни с Александром тоже засобирались:

– Мы вас проводим.

– Нет, что вы, вот мой отель, здесь я и живу.

Марина указала на здание, которое было по соседству с кафе.

– Ну, тогда до встречи.

Она весело взмахнула им рукой на прощание и покинула кафе. Александр хотел ещё что-то сказать, но передумал. Вновь уселся за столик, достал сигареты и закурил, задумчиво глядя на море.


Марина сидела в плетёном кресле на веранде и, запрокинув голову, мечтательно смотрела на парящих в небе чаек. Приятная идиллия внезапно была нарушена шумным вторжением Киры Станиславовны с её новой подругой – Викторией.
 
Женщина, несмотря на солидный возраст, выглядела довольно бойкой и жизнерадостной особой. Обе увлеклись и не заметили Марину, сидящую в высоком кресле к ним спиной. Разговор шёл на медицинскую тему, в основном говорила Виктория, Кира Станиславовна с самым наисерьёзнейшим видом внимала. Марина с полуулыбкой наблюдала за ними,поглядывая из-за спинки кресла.

– …Ещё у меня был инфаркт миокарды.

Несмотря на то, что речь шла о вещах серьёзных, интонация Виктории была в высшей степени легкомысленной; было ясно – человек она сильный и оптимистичный, и этим располагала к себе.

– Такой врач замечательный был, так хорошо за мной смотрел, такой внимательный. Говорит мне… – В этом месте рассказа Виктория попыталась сымитировать интонацию доктора, перейдя на фальцет: – «Не волнуйтесь, Виктория, – у вас инфаркт. Миокарды. У меня у самого, между прочим, был инфаркт миокарды». – Она вновь изменила интонацию и продолжила: – О-очень хороший был врач. Такой внимательный. Так любил свою жену, всё время про неё мне рассказывал...

В этот момент повествования Виктория вдруг увидела Марину, которая плавно развернулась к ним в кресле, радостно вскрикнула и расплылась в любезной улыбке.

Кира Станиславовна удивлённо всплеснула руками и поспешила представить их друг другу:

– Ой, Мариночка, мы тебя не заметили! Познакомься, это наша соседка Виктория, очень приятный, хороший человек.

Встав с кресла, Марина, хитро улыбаясь, протянула руку и сказала:

– А я догадалась. Очень рада с вами познакомиться.

Виктория оказалась милой, простой женщиной, и хотя в её манерах присутствовала некая доля чопорности,  но это были, по-видимому,следы прошлого воспитания. Раздушенная, полноватая дама, она создавала ощущение какого-то старого, давно забытого приятного чувства – уюта и спокойствия. И даже ее излишняя словоохотливость не вызывала раздражения – напротив, хотелось слушать её милые фантазии и бесчисленные истории, которые тотчас посыпались, как из рога изобилия.

– Вообще-то меня зовут Виктория Фёдоровна, но лучше просто – Виктория. Меня всю жизнь зовут только по имени. – Воспользовавшись столь неожиданным вниманием к её персоне, она с места в карьер принялась выкладывать все известные ей любопытные факты: – У нас была знакомая семья. Прожили двадцать лет вместе и вдруг развелись. Оказывается – это мне его жена рассказывала – её муж очень любил выпить. Всё время таскал дорогие вещи из дома, украшения, однажды даже одеяло пуховое. Продаст и пропьёт. Она от него уже всё попрятала, так он, представьте, утащил все её кастрюли, продал и пропил. Ну это, конечно, уже было последней каплей, поэтому она с ним и развелась.

Виктория глубокомысленно умолкла, ожидая реакции слушателей, и Кира Станиславовна, которая разливала в это время чай, поспешила откликнуться:

– И не говорите, просто катастрофа. Украсть все кастрюли – это бесчеловечно! Бедная женщина. Да вы угощайтесь, Виктория, эти булочки я только что купила в кондитерской. Они ещё совсем свежие.

Виктория, увидев булочки, благосклонно улыбнулась, и новая тема не заставила себя долго ждать.

– Ой, а какие булочки пекли у нас в Ленинграде до войны! Сейчас не умеют. Рецепт не тот. Раньше идёшь, бывало, мимо булочной, как услышишь запах свежего хлеба, остановишься, вдыхаешь аромат – с места двинуться не можешь. Вот какой хлеб был. – Она строго надкусила французскую булочку, но, пожевав немного, смягчилась и продолжила нравоучительным тоном: – Вообще, продукты сейчас не те. Например, молоко. Разве это молоко? Вот когда я была девочкой, у нас в деревне была корова. Какое это было молоко! Стоит кувшин на веранде три дня, а молоко не киснет. Сливок – на полкувшина. Потому что корову надо правильно кормить, тогда и молоко хорошее. Теперь такого молока нет.

На какое-то время Виктория умолкла и, вздохнув, подлила себе в чай молоко, которое имелось в наличии, а Кира Станиславовна, сама искренность и простодушие, немедленно её поддержала:

– Да что вы, конечно! Разве можно сравнить настоящее деревенское молоко с тем, что мы покупаем в этих ужасных пакетах! В коровьем молоке живые ферменты, потому оно всегда и считалось целебным... – Кира на мгновение умолкла, словно что-то вспомнив, затем неожиданно сменила тему: – Кстати, а как вы переносите местную жару? Главное, старайтесь не сидеть долго на солнце. Я тут недавно увлеклась загаром и, видимо, перегрелась. У меня что-то вроде теплового удара случилось. Та-ак нехорошо мне было, хоть на стену лезь.

Подобное признание вызвало у Виктории схожие ассоциации:

– У меня тоже однажды был тепловой удар.

Трагический тон, которым это было произнесено, дал чёткое представление о том, какой опасности подвергалась её жизнь в тот момент, хотя непрожёванная булка не позволяла до конца воспроизвести драматизм ситуации.

– Я тоже тогда на стенку лазила... В шестьдесят первом году.

– Что вы говорите!

В возгласе Киры Станиславовны прозвучало неподдельное сочувствие, и было лишь неясно, что удивило её больше – тепловой удар или такая необычайная хронологическая точность.


Марина, воспользовавшись тем, что Кира с Викторией увлеклись беседой, попыталась незаметно ускользнуть, но Кира Станиславовна её окликнула:

– Мариночка, забыла сказать – тебе пришла телеграмма. Я положила её на столик перед телевизором.

Услышав подобную новость, Марина удивлённо вскинула брови:

– Давненько я не получала телеграмм. Ну да, в наше время ведь иного способа связаться нет. Не считая, конечно, Интернета и мобильного телефона.

Она вышла в соседнюю комнату, увидела телеграмму и, взяв её в руки, тихо вслух прочла:

– «Почему молчишь? Жду. Люблю. Максим».

Медленно разорвав телеграмму, она демонстративно бросила её в корзинку.
Кира Станиславовна заглянула к ней и не смогла удержаться от вопроса:

– Какие-то новости?

– Наоборот, всё это уже хорошо забытое старое.

Боясь, что её присутствие становится нежелательным, Виктория засобиралась уходить, но Марина её остановила:

– Погодите, Виктория. Нам нужно ещё кое-что обсудить. Мам, а ты не подумала, где мы будем праздновать твой день рождения?

В ответ Кира энергично замахала на неё руками:

– Нет-нет, ничего не придумывай. Тоже мне великое событие!

Но Марина была настроена самым решительным образом:

– А я и не беспокоюсь, потому что всё уже давно придумала. Мне кажется, что мы сможем очень весело провести время и посидеть в ресторанчике. Надеюсь, Виктория не откажется составить нам компанию?

Разумеется, столь заманчивая перспектива была принята Викторией без малейших колебаний:

– С удовольствием; буду очень рада!

Такая беспрекословная поддержка Виктории убедила Киру Станиславовну, что идея с ресторанчиком не так уж плоха, и, смущённо улыбаясь, она решила согласиться:

– Конечно же, день рождения невесть какой праздник, но его стоит отпраздновать хотя бы ради того, чтобы провести вечер вместе с вами.

Они с Викторией вышли из комнаты, обсуждая детали предстоящего праздника, а Марина вновь уселась за стол и углубилась в чтение своего сценария. Перед ней тотчас возникли картины.


Усадьба вся утопала в зелени, окружённая по периметру огромным старым парком. В глубине на скамейке сидела Марина и читала книгу. Неожиданно в конце аллеи возник силуэт Максима. Среди буйной, пышной зелени парка, сверкающей в лучах восходящего солнца изумрудным цветом, он выглядел особенно красивым. Мужественность гармонично сочеталась в нём с изяществом и тонким вкусом, а уверенность в собственной неотразимости надёжно ограждала от излишней сентиментальности. Его приближение, словно приближение яркого, ослепительного болида, было пугающе прекрасным.

Ступая по травянистой дорожке тихими, бесшумными шагами, он подошёл к Марине:

– Здравствуйте, Марина.

От неожиданности она слегка вздрогнула и произнесла:

– Боже, Максим, вы меня испугали! Здравствуйте...

– Я не хотел, простите меня, – улыбаясь своей обворожительной, ослепительной улыбкой, оправдывался Максим. – Можно сесть рядом с вами?

– Извольте, прошу вас...

Максим присел на скамейку рядом с Мариной. Было видно, что он в прекрасном настроении, хотя несколько смущён.

– Вы вчера так неожиданно уехали с бала, что-нибудь случилось?

– Ничего особенного, просто мама и сёстры не захотели оставаться дольше. К сожалению. – Она хитро улыбнулась и, помолчав, задала встречный вопрос: – А как вы? Долго ли ещё оставались на балу? Надеюсь, не скучали?

– О, смертельно скучал и устал невозможно… Это было нечестно с вашей стороны – уехать, не предупредив меня.

Марина продолжала улыбаться, пристально глядя на Максима, и он занервничал.

– Да, признаться, я чувствую себя немного виноватой, мне жаль, что так случилось…

– Вы сегодня какая-то не такая… не пойму, в чём дело.

– Не знаю, я этого не чувствую.

– Марина, я давно хотел вам сказать…

– Постойте, у меня для вас новость. Сегодня наконец решилась наша поездка в Италию. Мы едем туда всей семьёй на целый год. Маме необходим морской воздух. Я так мечтаю увидеть море, оно мне снится по ночам. Просто не верится, что я скоро его увижу.

Внезапное известие ошеломило Максима. Не в силах подобрать нужные слова, он начал говорить что-то бессвязное:

– Как я ошеломлён этой новостью… Мне без вас будет очень одиноко.

Марина поглядела на него с лёгкой усмешкой и спросила:

– Надеюсь, вы не будете сидеть взаперти, вдали от шумного света?

От хорошего настроения Максима не осталось и следа, он неуверенно спросил:

– Я могу вам написать?
Испытующе глядя на него, Марина молчала.

– Вы позволите навестить вас в Италии? Сейчас я не могу, но месяца через два я окончательно освобожусь и тогда…

Не дослушав, она встала со скамейки, давая этим понять, что собирается заканчивать разговор.

– Я сама напишу вам. Извините меня, отъезд завтра, а ещё столько дел.

Максим медленно поднялся и рассеянно, тихо, словно про себя, отозвался:

– Да-да, я понимаю…

Марина уже повернулась, чтобы уйти, но вдруг услышала возглас:

– Марина, это жестоко!

Она резко обернулась и взглянула на него. Её щеки пылали, глаза смотрели отчуждённо и жёстко. В ней уже не было прежней мягкой, покорной девушки, которую он знал.

– Жестоко? – В её вопросе открыто прозвучал вызов.

Эта перемена настолько потрясла Максима, что он замер, не зная, что ей ответить. Но Марина тотчас взяла себя в руки и улыбнулась своей прежней очаровательной улыбкой. Сердце Максима дрогнуло, он впервые испытал перед ней робость и неуверенность.

– Я напишу вам… если смогу.

– Вы хотите сказать…

– Я хочу сказать – прощайте, Максим.

– Прощайте…

Она повернулась и быстро зашагала прочь. Максим ещё долго глядел ей вслед. Его одинокая фигура сначала уменьшилась, затем полностью растворилась в красках благоухающего парка.


По серпантину дороги вдоль побережья мчался кабриолет, за рулём которого сидела Марина. Взяв телефон, она нажала вызов, ожидая ответа. Наконец после нескольких сигналов на другом конце отозвались. Шум ветра и звук мотора заглушали её голос, и приходилось говорить довольно громко:

– Алло, мама, я немного задерживаюсь, но уже на подъезде к Ницце. Буду через несколько минут. Погуляйте пока, ладно?


В это время Кира Станиславовна в компании Виктории прогуливалась по набережной. Звонок телефона она услышала не сразу, так как он лежал на дне сумочки.

– Хорошо. Мы ждём тебя. Только не торопись, поезжай медленно.

Уложив телефон так, чтобы не пропустить следующий звонок, она продолжила прогулку под аккомпанемент неумолчного щебета Виктории. Очередной сюжет из её прошлой жизни касался поездки на катере.

– И вот, представьте себе такую картину. Шторм баллов шесть, на катере все лежат пластом, у пассажиров началась морская болезнь, и только я и моя приятельница чувствовали себя прекрасно. Нет, ну и ещё капитан. Волны захлёстывали катер, ветер срывал с нас одежду, хорошо, что мы прихватили с собой китайский зонтик, могли им закрываться от этих сумасшедших волн, но всё равно были мокрые с ног до головы. Мы так хохотали! Правда, потом зонтик пришёл в полную негодность, и его пришлось выкинуть. Морская вода полностью разъела чудесный китайский шёлк.

Кира вежливо улыбалась, кивая головой, но слушала не очень внимательно, поскольку её внимание было приковано к проезжающим машинам. Именно поэтому она не сразу заметила прогуливающегося рядом с ними симпатичного пожилого господина. Очевидно, Кира Станиславовна произвела на него впечатление, потому как он, придя в крайне мечтательное настроение, принялся насвистывать какую-то замысловатую мелодию. Кира немедленно приняла это на свой счёт и на всякий случай приняла гордый, неприступный вид, продолжая, однако, краем глаза следить за потенциальным воздыхателем.
 Её слух воспринимал одновременно две звуковые дорожки: с одной стороны до неё доносились замысловатые трели незнакомца, с другой – шумные восторженные возгласы Виктории, рассказывающей свои увлекательные истории. По тому, сколь искусно она изображала своих персонажей в лицах, в ней чувствовался незаурядный актёрский дар. Но вот виртуозный свист неизвестного гражданина достиг наконец и её ушей.

Смекнув, откуда может доноситься этот звук, она громко сказала:

– Кира Станиславовна, мне кажется, у вас звонит телефон, наверное, это Мариночка.

Кира сильно смутилась и в ответ тихо пробормотала:

– Вы ошибаетесь, это не телефон.

– Но я же отчётливо слышала звонок. Его звук напоминает трель, у вас ведь такой звонок на телефоне?

На это Кире нечего было ответить, потому что звук её звонка действительно был мелодичным, сильно напоминающим трель. Господи, и угораздило же её выбрать такой звонок!

Теряя последнее терпение, Кира сдавленным голосом принялась объяснять:

– Говорю вам, это не мой телефон.

После этого она едва уловимым жестом указала на незнакомца. Ничего не понимающая Виктория пожала плечами и рассеянно перевела взгляд в указанном направлении. Увиденное так её поразило, что она громко вскрикнула, до смерти перепугав Киру:

– А-а, Константин Петрович! Я вас не заметила. Здравствуйте!

Человек, которого она назвала Константином Петровичем, мгновенно прервал свои соловьиные трели и уставился на Викторию, удивившись не меньше неё. Внимательно посмотрев, он узнал в ней свою давнюю знакомую и несказанно обрадовался. Это была самая настоящая удача, и он рассыпался в любезностях:

– Виктория, дорогая, какая приятная неожиданность, вы просто потрясающе выглядите!

Такая щедрость, отчасти была рассчитана на её приятельницу, но Виктория приняла это на свой счёт, а затем, великодушно представила своего знакомого Кире:

– Кира Станиславовна, познакомьтесь, пожалуйста. Это Константин Петрович, мой старый добрый знакомый. У нас у обоих дачи в Вырице. Мы - соседи.

Кира Станиславовна чрезвычайно удивилась неожиданному повороту дела. Отбросив неприступный вид, она преобразилась, стала внимательна и мила. Протянув руку, вежливо представилась:

– Очень приятно, будем знакомы. Кира Станиславовна.

– Константин Петрович, чрезвычайно рад.

Он с чувством пожал протянутую руку, не торопясь её выпускать, и этим немного смутил Киру.

Увлёкшись знакомством, они не заметили, как подъехала машина Марины. Она с интересом за ними наблюдала, пытаясь понять, что же здесь происходит. Немного повременив, она посигналила, и Кира с Викторией стали спешно прощаться.

Виктория рассыпалась в любезностях:

– Константин Петрович, дорогой, к сожалению, мы должны вас покинуть: нас ждёт Мариночка – дочь Киры Станиславовны. Но мы с вами не прощаемся, мы живём в отеле «Маджестик», рядом с кафе. Заходите к нам обязательно, лично я живу в двенадцатом номере. Будем ждать!

Константин Петрович, ловя её на слове, поспешил заверить, что обязательно воспользуется любезным приглашением:

– Обязательно приду, вот прямо сегодня же вечером нанесу визит. У вас вечер свободен?

Он выразительно взглянул на Киру, и та согласно кивнула. Однако сказать ничего не успела, потому как Виктория поторопилась его заверить, что вечер у них совершенно свободен и они непременно будут его ждать. Затем обе они уселись в машину на заднее сиденье и, помахав ему на прощание рукой, принялись бурно обсуждать своего нового знакомого. Марина с любопытством поглядела на них в зеркало, поняла, что им сейчас не до неё, и наконец отъехала.


На открытой террасе ресторана, который располагался высоко над морем, за столиком сидели Марина, Кира Станиславовна и Виктория. Праздничный ужин был почти закончен, и они не спеша пили кофе. Рядом с Кирой на стуле сидел медведь, подаренный Мариной.
Виктория, как всегда приходящая в восторг от любого пустяка, мечтательно рассуждала:

– Как же здесь хорошо. Знаете, Кирочка, я заметила: везде, где есть море, совершенно другая жизнь. Какая-то естественная, приятная.
Марина живо подхватила:

– Да-да, вода – аква, которая лечит, успокаивает, расслабляет и просто радует взгляд:

Безмолвное море, лазурное море,
Стою очарован над бездной твоей.
Ты живо; ты дышишь; смятенной любовью,
Тревожною думой наполнено ты.

Услышав грустные элегические строки, Виктория немедленно прониклась печалью и вспомнила о своём предстоящем отъезде:

– Как жаль, что мой теплоход уходит через два дня. Только мы с вами познакомились и так замечательно провели время, как пора уезжать. Жаль. Теперь мы встретимся уже в Ленинграде.

Кира Станиславовна с воодушевлением принялась её утешать:

– Да что вы, ничего ведь не изменится от того, что мы теперь будем видеться в Ленинграде! Даже хорошо. У нас с Мариной всегда столько планов, столько мероприятий, мы и вас к ним подключим. Так что не волнуйтесь – не потеряемся. Представляешь, Мариша, Виктория, оказывается, живёт на соседней с нами улице, на Васильевском острове.

Марина улыбнулась и не удержалась от того, чтобы не пошутить:

– Я нисколько не удивлюсь, если узнаю, что вы живёте в соседнем доме. Это просто огромная удача, что мы приехали в Ниццу, а то вряд ли бы познакомились.

Посмеявшись над таким диковинным стечением обстоятельств, Виктория с увлечением начала строить планы:

– Мы с вами обязательно должны съездить в Гатчину. Там сейчас уже почти восстановлен дворец, мы должны его осмотреть.

Упоминание о Гатчине вызвало у Марины бурю эмоций:

– О, я с удовольствием свожу вас на машине! Заодно встречусь со своей школьной подругой. А самое главное, Гатчинский парк… Но об этом пока говорить рано.

Заинтригованная, Виктория немедленно начала допытываться:

– А что парк? Ну, скажите, Мариночка, а то я теперь спать не буду, если вы мне не расскажете.

Долго уговаривать Марину не пришлось, и она пояснила:

– Дело в том, что место действия моего сценария, не полностью, но частично, – Гатчина. Разумеется, это не история царской семьи, просто в фильме присутствуют парк и дворец. Во всяком случае, сцена бала должна происходить в Гатчинском дворце. Хотя не знаю, как это всё будет, да и будет ли сам фильм – пока что тоже ещё вопрос.

Но, даже несмотря на такую неопределённость, известие о причастности парка к будущему фильму привело Викторию в бешеный восторг.

– Нет ничего более замечательного, чем Гатчинский парк! Я до войны часто ездила и в Гатчину, да и не только туда. И в Петродворец, и в Павловск. И всё же очарование этого парка не сравнимо ни с каким другим.

– Совершенно с вами согласна. Мы ведь какое-то время жили в Гатчине, правда, я была тогда совсем маленькой, но отлично помню, какой ухоженный и красивый был этот парк. Сколько поколений здесь выросло, сколько людей здесь перебывало... Он всегда будоражил моё воображение. А в павловские времена, как известно, там собиралось изысканное общество, высший свет. По парку гуляли знатные господа и сам цесаревич... Какая это была роскошная жизнь! Балы, охота, катания на лодках по озеру. Блеск красивых, дорогих нарядов, сверкающих украшений и мундиров. Просто дух захватывает, когда об этом задумываешься! – Вздохнув, Кира Станиславовна грустно резюмировала: – Эта варварская революция навсегда разорвала связь времён.

Но Марина, уже сев на своего любимого конька, не могла остановиться:

– А ведь Ницца в своё время тоже была местом отдыха русской царской семьи.
 Каждое лето все они здесь отдыхали. Ну а уж после этого, мне кажется, вся русская интеллигенция побывала в Ницце. Если не ошибаюсь, русское нашествие началось со второй половины девятнадцатого века. По большей части пик сезона приходился на весну, когда в России лежит снег.

Виктория слушала Марину с глубочайшим вниманием и интересом, не прерывая, и наконец сказала:

– Ничего не скажешь, действительно, здесь, на Лазурном берегу, почему-то русскому человеку очень комфортно. Я так рада, что поехала в это путешествие. И как это ни покажется вам странным, толчком для этой поездки послужил разговор с Константином Петровичем. Он мне так много рассказывал о Ницце, где бывал неоднократно, что я тоже решила съездить. Сын купил путёвку, и вот я здесь. Представляете, каково было моё удивление, когда я его здесь увидела? Кому рассказать – не поверят.

Заметив, с каким нескрываемым интересом слушают Кира и Марина, она решила рассказать о своём знакомстве с Константином Петровичем подробнее:

– Мы соседи по даче уже много лет. Константин Петрович очень хороший мужчина. Вдовец.

Последнее уточнение вызвало у Киры чрезвычайный интерес:

– Что вы говорите? Он живёт совсем один?

– Уже много лет. Капитан второго ранга, теперь уже в отставке. Всю жизнь ходил в плаванье, лишал себя нормальной семейной жизни, а вот на старости лет остался совсем один.

Но с этим Кира согласиться не могла:
– Ну что вы, да какой же он старый, очень даже симпатичный мужчина. Таких, как он, возраст только украшает.

Виктория понимающе кивнула:

– Я тоже так думаю. Он в очень хорошей форме.

Беседа замерла. Они сидели, эти три женщины, три поколения, три судьбы, которых столь многое объединяло, несмотря на разницу в возрасте, глядели на прекрасную картину солнечного заката, и каждая из них думала о своём, сокровенном.


Утром, едва Александр оторвал голову от подушки, зазвонил телефон. Звонил Питер.

– Да, дома… Прямо сейчас? Но нам нужно хоть полчаса, чтобы собраться… Ладно, ладно, приезжай, ждём.

Александр взял сумку и принялся наспех складывать вещи. Быстро смекнув, что предстоит путешествие, Дженни тут же засуетилась. Как угорелая носилась взад-вперёд, путалась под ногами, мешала и старалась всё время быть на виду, чтобы о ней, не дай бог, не забыли. Наконец, шумно дыша, села, уставившись на Александра, изо всех сил колотя хвостом.

Рассмеявшись, Александр потрепал её по голове и успокоил:

– Не волнуйся, дурочка, ты тоже едешь.

Услыхав слово «едешь», Дженни восторженно взвизгнула и с удвоенной энергией принялась кружить по комнате, норовя сбить с ног своего хозяина. Через несколько минут наступил пик этого беспредела: в дверь позвонили, и Дженни принялась лаять так громко и заливисто, что заглушила звук звонка. В предвкушении предстоящей прогулки она разошлась не на шутку и, когда Александр открыл дверь, вылетела из квартиры, едва не сбив Питера с ног. Было видно, что они давние приятели: Дженни по-щенячьи визжала, подпрыгивала «столбиком» и пыталась лизнуть Питера в лицо; для него такое проявление её чувств было не в диковинку. Схватив в охапку, он долго её тормошил, и лишь после бурного обоюдного приветствия все наконец вошли в квартиру. Некоторое время говорить приходилось на повышенных тонах, потому что лай не прекращался ни на минуту, и Александру пришлось сделать строгое лицо и приказать Дженни: «Сидеть». Дженни нехотя подчинилась, и лишь после этого Питер с Александром смогли разговаривать.

– Ты позвонил так неожиданно, что я совершенно не успел собраться. Ведь надо же было продукты ещё купить, всё-таки два дня в море.

– Насчёт еды не беспокойся, еды предостаточно: Маша об этом позаботилась. А ты знаешь, на два дня она берёт с собой недельный запас еды. На случай, если нас вдруг унесёт в открытое море, или на нас нападут пираты, или мы попадём в шторм и заблудимся…

– Ну, знаете, с таким настроением лучше вообще оставаться на берегу. Хотя, что касается меня, я никогда не возражаю против больших запасов продуктов. У меня на свежем воздухе всегда разыгрывается зверский аппетит.

– Нет, ты не романтик! Думать о еде, когда тебя окружает такая красота.

– Неправда, я романтик, но мои мечты имеют практический характер. Например, как было бы хорошо, если бы нам удалось порыбачить. Я так давно мечтаю поймать какую-нибудь большую диковинную рыбу.

– Ты думаешь, я не мечтаю? Ну ладно, давайте скорее собирайтесь, и пошли.

– Мы готовы. Правда, Дженни?

Дженни, уловив интонацию, мгновенно сорвалась с места и помчалась к своему ошейнику. Питер надел ошейник, пристегнул поводок, и они все вместе вышли из дома.


Яхта тихо покачивалась на волнах. Вокруг не было ни души, ни единого судёнышка, лишь со всех сторон – тихое, сверкающее море. Пока Александр с Питером ловили рыбу, Маша мудрила на импровизированной кухне. Дженни находилась возле неё, не выпуская, однако, из виду и рыбаков, расположившись так, чтобы видеть всех сразу.

Для двух старых приятелей рыбалка всегда была не столько соревнованием, кто больше поймает, сколько возможностью пообщаться. В такие минуты, оторвавшись от внешнего мира, они были рады побыть наедине и говорить обо всём на свете.
Александр говорил тихо, неторопливо, как и полагается на рыбалке:

– Ты ведь знаешь, что значит для меня театр. Кино – это слишком сложно. Я очень тяжело пережил свою первую и последнюю неудачную попытку сделать фильм. После этого зарёкся.

Отведя взгляд от поплавка, Питер внимательно на него посмотрел:

– И что же, тебе никогда не хотелось попробовать ещё раз? Всё-таки столько лет прошло.

– Почти пятнадцать… Конечно, хотелось. Но страх вновь с треском провалиться меня останавливает.

– Да ладно, просто ты чересчур тщеславен, не можешь себе позволить малейшую неудачу. И потом, почему – провал? Откуда такие мысли? Так уж твой первый фильм и провалился.

– Да, но критики…

– При чём тут критики, ведь на тебе никто не поставил крест. Ты и сам мне сколько раз говорил, что у тебя потом было много предложений.

– Предложения были, но мне или не нравились сценарии, или не хватало смелости. В общем, я сам не знаю…

– Послушай, в жизни есть профессии, когда удача не просто тебе не светит – она вообще не гарантирована, и тем не менее ты всё равно должен трудиться.

– Что ты имеешь в виду?

– Например, физики, химики, астрономы, да мало ли ещё какие области науки? Когда ты всю жизнь корпишь над какой-нибудь проблемой, пытаешься её разрешить, совершить открытие, а ничего не получается – для этого слишком много факторов должно совпасть. И остаётся лишь надежда, что твои последователи, твои ученики, основываясь на твоих выкладках и исследованиях, будут удачливее и сделают то, что не удалось тебе.

Александр понимающе кивнул, внимательно слушая Питера.

– Но разговор сейчас не об этом, это я для примера. На мой взгляд, если уж решился, то рискуй и не раздумывай. Ну а если нет – сиди, мечтай о том, что бы ты мог сделать. Мне кажется, тебе нужно отбросить сомнения и действовать более хладнокровно, прагматично, даже если то, чем ты занимаешься, сплошная лирика. Понимаю, это непросто, над этим надо работать. Хотя что я тебя учу – ты сам всё это прекрасно понимаешь.

На Александра этот разговор произвёл большое впечатление, и он с воодушевлением воскликнул:

– Зато вы с Машкой молодцы. Физики-ядерщики! Никогда и не подумаешь.

Питер удивлённо вскинул брови:

– Это почему же?

– Ну, вы такие скромные, незаметные в обычной жизни люди, а занимаетесь такими серьёзными проблемами. Я ведь Машку помню всю свою жизнь, сколько и себя. Сначала в песочнице вместе играли, потом учились в школе. Она с детства театром увлекалась, во всех школьных спектаклях главные роли исполняла. Никто из нас и подумать не мог, что она станет физиком, потому что всем казалось: она просто рождена быть актрисой. А вот смотри ж ты… Ведь ещё и отличница была, то есть и умная, и красивая. Ма-аш, это я тебя хвалю, слышишь?

Маша тут же оставила свои дела и направилась к ним. Вид при этом у неё был крайне экзотический: огромный, до пола, клеёнчатый фартук, на голове – ситцевый платок, и огромные, в пол-лица, очки от солнца. В одной руке Маша держала рыбу, в другой – нож.

Подойдя к ним, она проговорила ласковым голосом:

– Ты сказал, что я красивая?

Питер не удержался от колкости:

– Пожалуйста – образец женского мышления. Ты, Александр, зря усердствовал, перечисляя все Машины интеллектуальные способности. Достаточно было лишь сказать «красивая», чтобы она сразу же примчалась.

В ответ на его ядовитую реплику Маша сняла очки, и её удивительные раскосые глаза округлились от возмущения, подкрепляя миф об актёрском даровании.
Желая закрепить успех, она вновь обратилась к Александру:

– Так ты говоришь, что я и вправду умная?

– Ещё какая умная – вон какого себе мужа отхватила. Наполовину немца, наполовину француза.

Выражение её лица переменилось, и она вновь стала прежней Машей, мягкой и покладистой.

– Да, это мой главный трофей. Я отбила его у неприятеля.

Питер расхохотался и объяснил:

– Дело в том, что мне сразу понравилось её имя – Мария, как у Склодовской. Даже и не знаю, как бы развивались события, если бы её звали иначе. Поэтому и рискнул сделать из неё физика. Ядерщика.

Он сделал жест рукой, словно художник, являющий публике своё гениальное творение, которым и сам очень доволен.

Маша весело хмыкнула и гордо удалилась в сопровождении собаки-фрейлины. Глядя им вслед, Александр улыбнулся, а затем вопросительно поглядел на Питера, ожидая продолжения прерванного разговора, и тот продолжил:

– Так ты мне и не сказал, ты действительно больше не хочешь снимать фильмы?

Своим неожиданным ответом Александр его ошеломил:

– Знаешь, вот ты сейчас спросил, и я понял, что хочу.

Питер откинулся в кресле, приставил ладонь козырьком к глазам и в крайнем удивлении уставился на Александра:

– Что ты говоришь! Это моя речь подвигла тебя на столь решительный шаг?

– Да. И твоя речь – тоже. Но я тебе ещё не говорил… Недавно я познакомился с девушкой, она здесь отдыхает и одновременно заканчивает сценарий. Мне страшно захотелось его почитать. Хотя, знаешь, даже ещё не читая, я уже почувствовал, что готов и хочу снимать кино, а главное – что смогу.

У Питера невольно вырвался вздох облегчения:

– Господи, ну какое приятное известие. Девушка, да ещё и сценарий. Для такого затворника, как ты, – просто невероятно! Где же ты её нашёл?

Александр невнятно, еле слышно пробормотал:

– Нигде. Она сама нашлась.

Питер от удивления чуть не выпустил из рук удочку и, хотя ровным счётом ничего не понял из столь лаконичного объяснения, на всякий случай согласно кивнул:

– Понятно.


Вечер. На улицах уже горели фонари, когда Марина и Александр подошли к отелю. Александр на некоторое время задержал руку Марины, оттягивая расставание, но в это время у неё зазвонил телефон. Она смущённо высвободила руку и, извинившись, достала телефон.

Из телефона громко доносился голос Киры Станиславовны:

– Марина, ты где?

– Я уже около нашего отеля, скоро буду.

В трубке раздался радостный возглас:

– Хорошо, что ты ещё не поднялась. Мы с Викторией и Константином Петровичем в нашем кафе на набережной, сидим на веранде. Приходи к нам. Придёшь?

– Конечно, приду.

Прикрыв трубку рукой, она спросила у Александра:

– Вы случайно не проголодались? А то есть шанс подкрепиться.
– Очень проголодался, с удовольствием что-нибудь съем.

Марина, довольно кивнув, ответила:

– Да, мам, но я не одна, сейчас мы к вам придём.

На мгновение в телефоне повисла пауза, и Кира Станиславовна, подавив любопытство, коротко ответила:

– Отлично, мы вас ждём.


Кафе на набережной. По одну сторону Английского променада расстилалась тёмная гладь моря с мерцающими огоньками яхт и катеров, по другую – яркие огни заливали улицы, кафе и рестораны, отражаясь в окнах высотных зданий отелей и гостиниц. Переливаясь драгоценными камнями огней, светящееся побережье уходило вдаль, закругляясь, словно изысканное ювелирное ожерелье. По набережной гуляла разодетая на самый разный лад публика различного социального происхождения, достатка и возраста.
 Марина с Александром и Дженни вошли в кафе и подошли к столику, за которым сидели Кира Станиславовна и Виктория с Константином Петровичем.

– Познакомьтесь, это Александр.

Кира тотчас узнала в нём незнакомца, которого они видели в Сен-Тропе, и, улыбнувшись, протянула руку:

– Кира Станиславовна, рада познакомиться.

Виктория решила обойтись без отчества, представилась лишь по имени и чопорно подала руку, а следом за нею протянул руку и Константин Петрович. Все были рады молодёжи, и чувствовалось, что им понравился новый приятель Марины, потому что они изо всех сил старались произвести на него хорошее впечатление. Правда, благие намерения каждый проявлял по-своему.
Виктория, сама простота, не смогла удержаться, чтобы не задать бестактный вопрос:

– Александр, скажите, пожалуйста, а кто вы по профессии?

Однако подобное любопытство его нисколько не смутило.

– Вы, наверное, очень удивитесь, но я – театральный режиссёр.

Услышав это признание, Кира просто обмерла от неожиданности и вопросительно посмотрела на Марину. Та еле заметно утвердительно кивнула.

В свою очередь Виктория, которая была не в курсе их театральной династии, восторженно воскликнула:

– Что вы говорите! Настоящий режиссёр?

– А что, разве не похож?

Спохватившись, Виктория попыталась выкрутиться:

– Что вы, я просто не могу поверить, что разговариваю с настоящим режиссёром. Это для меня всё необычно и интересно!

– Ну, чтобы вы окончательно поверили, что я самый настоящий режиссёр, приглашаю всех в театр. Пьеса, которую я поставил, из классического репертуара; думаю, это как раз то, что всем вам понравится. Поскольку гастроли будут проходить в Ленинграде, надеюсь, вы будете столь любезны…

Александр подробно рассказал о предстоящей премьере, и Кира с Мариной тоже были рады приглашению и поблагодарили его, правда, не в столь экзальтированной форме, как Виктория. Но та всё никак не могла угомониться и на радостях вновь понесла какую-то чепуху:

– Господи, как давно я не была в театре! Последний раз ходила в театр музыкальной комедии. Там как раз шёл ремонт. В фойе извёстка с потолка валилась на голову. Там даже повесили сетку, чтобы кого-нибудь не убило.
Но эта подробность ни на кого не произвела особого впечатления, а Александр, неплохо информированный о том, что сейчас происходит в театральной сфере, поспешил её заверить:

– Насколько мне известно, в театре музыкальной комедии уже давно навели порядок. В любом случае, как только у нас начнутся гастроли, милости прошу.

Обсудив со всех сторон театральную тему, все наконец решили, что пришло время и подкрепиться. Кира Станиславовна подозвала официанта, чтобы сделать ещё один заказ, и пока она с ним объяснялась, Марина тихонько что-то шепнула Александру, и они, не обращая ни на кого внимания, встали из-за столика и пошли потанцевать.
 Кира на долю секунды оторвалась от разговора с официантом и удивлённо посмотрела им вслед, затем взглянула на Викторию, ожидая её реакции. Но та, тихонько покачиваясь в такт музыке и прихлопывая в ладоши, лишь утвердительно кивнула. Кира вернулась к обсуждению заказа, а покончив с этим, обратила наконец свой взор и на Дженни. Та лежала около её ног с таким трогательным видом, словно они были давними, закадычными приятельницами. Кира наклонилась, погладила её, и Дженни, не поднимая головы, дружелюбно постучала хвостом. Но более всех, казалось, был доволен Константин Петрович: он просто сиял, глядя то на Киру, то на Александра с Мариной. Со стороны все они выглядели словно большая, дружная семья.


Раннее утро следующего дня. Аэропорт. Александр озабоченно спешил на посадку, на ходу что-то обсуждая по телефону. Выглядел он рассеянным и довольно обескураженным.

– Да, Питер, не знаю пока ещё, похоже, что-то серьёзное, иначе бы они меня не выдернули. Как видишь, даже билет на самолёт заказали… Не знаю, надеюсь, дня через три-четыре вернусь. Знаешь… да нет, ничего не надо. Я скоро приеду. Ну, всего, скоро увидимся. Передавай привет Дженни.


Марина просматривала утреннюю газету, когда на веранду вышла Кира Станиславовна.

– Мариночка, хотела у тебя поинтересоваться, почему это к нам не заходит твой новый знакомый? Вот уже почти неделя прошла с момента нашей с ним встречи в кафе, а он как в воду канул. Уж не случилось ли что-нибудь?

Не отрывая глаз от газеты, Марина вздохнула:

– Не знаю, что тебе и сказать. Меня и саму это удивляет, очень уж он не похож на легкомысленного юношу. Хотя… что я о нём знаю?

– И ты даже не знаешь, женат он или нет?

– Господи, ну не могла же я сразу начать у него выпытывать, женат он или нет.

– Не могла…

Немного помолчав, Марина раздумчиво продолжила предположения:

– Единственное объяснение, какое приходит мне на ум, – это срочные дела, связанные с работой в театре.

– Ой, ну это-то как раз маловероятно. Ведь театр – это не кино, там всегда есть замена, это же не процесс съёмки. Но о съёмках, помнится, речь не шла.

– Нет, ничего такого… Но вдруг что-то круто изменилось, возникли какие-то киношные дела? Ведь такое тоже может быть. А эти начальники, они умеют испортить отпуск, уж кто-кто, а я-то знаю. Вызовут на киностудию, предложат сценарий, тут же кинопробы устроят. Да, кстати, ведь я дала ему почитать свой сценарий, и мы даже не успели о нём поговорить.

Неожиданно в дверь номера постучали. Кира Сергеевна пошла открывать и через минуту возвратилась с довольно растерянным видом, неся в руках телеграмму:

– Может, от Александра?

Нетерпеливо отбирая телеграмму, Марина не удержалась, чтобы ласково не попрекнуть:

– Мамочка, милая моя, ну ты просто персонаж из романа Джейн Остин – все в конце концов поженились и жили потом долго и счастливо! Ну откуда, скажи мне, у Александра наш адрес? Он даже фамилии нашей не знает…

Говоря это, Марина развернула телеграмму, и лицо её преобразилось.

– Господи, вот это да! Невероятно!

Кира напряжённо вглядывалась в телеграмму через плечо Марины, стараясь её прочесть, но ничего не могла разглядеть.

– Что, что, ну говори же скорее, я ничего не вижу без очков! Ты можешь мне объяснить, что произошло?

– Ура! Мой сценарий утвердили, и меня срочно вызывают в Москву. Думаю, разговор будет идти о съёмках.

– Какая радость, Мариночка! Но ты мне ничего не говорила, разве ты его уже показывала кому-нибудь?

– Показывала, правда, не совсем в окончательном варианте, главному редактору перед самым нашим отъездом. А не рассказывала, чтобы не волновать тебя лишний раз.

– Ладно, хорошо, и когда же мы должны быть в Москве?

– Вылетать нужно ближайшим рейсом, сегодня не успеем, но завтра – обязательно
.
– Тогда я начинаю заказывать билеты. Боже мой, как хорошо, что мы не стали покупать обратные билеты, а то сколько бы сейчас было хлопот!

– Да уж…

Марина достала записную книжку, нашла нужную страницу и стала диктовать Кире телефон турагентства.


К отелю, в котором остановились Марина и Кира Станиславовна, подъехало такси жёлтого цвета. Из машины, держа в руках небольшую спортивную сумку, вышел Александр. Подойдя к администратору, он обратился к нему по-английски:

– Please tell me which room live two beautiful Russian woman, a mother and her daughter?

– Oh suis monsieur, they left yesterday .

– Yesterday?

– Oui monsieur .

– Чёрт!

– Sorry?

– Oh, excuse me, I think a little late. You have no chance of their addresses?

– Non, non, we have not .

– Thank you, bye .

– Au revoir, monsieur .

Необычайно расстроенный, Александр отошёл от стойки и вышел на улицу. Немного постояв, достал мобильный телефон:

– Питер, я только что прилетел, вы дома? Как Дженни? Сейчас я к вам приеду.


Александр, Питер, Маша и Дженни ехали на машине в Канны. Маша сидела за рулём, рядом с ней, на переднем сиденье, вальяжно развалился Питер. Дженни с Александром расположились на заднем сиденье, и Маша время от времени весело поглядывала в зеркало на свою любимицу-лабрадоршу. Было видно, что они с ней закадычные подруги. Дженни, с высунутым языком, жадно озиралась по сторонам и, увидев пасущуюся корову, заливисто залаяла.

Не отрывая взгляда от дороги, Маша спросила у неё:

– Дженни, тебе что, не нравятся французские коровы?

Александр попытался объяснить поведение своей подопечной:

– Ей русские коровы тоже не нравятся. Ей вообще не нравятся крупные домашние животные, такие как лошади, коровы. Овцы тоже не нравятся.

К разговору подключился Питер и выдвинул собственную теорию:

– Возможно, она воображает, что это большие собаки? Так сказать, конкурирующая фирма? – сказав это, он с удовольствием поглядел на Машу, и мысли его тут же понеслись в другом направлении: – Всё-таки как приятно смотреть на женщину, когда она при деле. Как это важно – найти для неё полезное, нужное занятие. Сосредоточенная, думающая – что может быть более привлекательно? Не переношу болтушек, которые трещат без умолку… Это, не подумай, Маша, я не о тебе – о Дженни.

Он бросил на собаку укоризненный взгляд как раз в тот момент, когда Дженни опять кого-то увидела и вновь громко залаяла.

Улыбнувшись своей кроткой, очаровательной улыбкой, Маша вступилась за любимую «болтушку»:

– Ничего подобного. Дженни – настоящая представительница женского пола: общительна, приветлива, обаятельна. Что же касается разговорчивости, то это наше достоинство, а не порок. Это говорит о нашей коммуникабельности и любознательности…

Устав слушать чрезмерное восхваление слабого пола, Питер нетерпеливо её прервал:

– Ну да, конечно, я с тобой полностью согласен, можешь не продолжать. Кстати, очень неплохо было бы где-нибудь подкрепиться. А, Маш, как думаешь?
На этот вопрос он незамедлительно получил ответ:

– Сейчас найдём ресторанчик и перекусим.

Питер прямо-таки подпрыгнул от восторга:

– Александр, нет, ты скажи – ну не прелесть моя жена? Как она умеет мгновенно находить решения. Всё-таки какой я был рассудительный юноша, когда женился на Маше.

Лукаво улыбнувшись, глядя на Питера поверх очков, Маша парировала:

– Спасибо, мсье. Вы сегодня удивительно любезны.

Питер артистично воздел руки, ища поддержки у Александра, и тот немедленно пришёл на помощь:

– Да, русские женщины очень хозяйственны, тут ты не промахнулся.

– Кстати, продолжая разговор о творчестве. Ты говорил, что тебе дали почитать сценарий. Ну и как?

– Ты знаешь, понравился. Действие происходит в девятнадцатом веке. И мне вдруг так захотелось снять этот фильм.

– Надо же, мне всегда казалось, что это не твоя тема.

– Возможно, возрастное. Ведь только с годами начинаешь более серьёзно относиться к безвозвратно ушедшей культуре в прошлой жизни, к людям, которые жили до тебя.

Понимающе кивнув головой, Питер продолжил его мысль:

– Да, ты хорошо сказал – к безвозвратно ушедшей культуре.

– Не лови на слове. Я говорю о той культуре, которая осталась в девятнадцатом веке. Но сегодняшняя-то культура никуда не делась. Мы что же с тобой – живём в вакууме, без театров, кино, стихов, поэзии?

Не желая с ним соглашаться и не сдавая позиций, Питер всё же нашёлся что ответить:

– Да, культура вроде бы есть. Но не кажется тебе, что творчество постепенно угасает? Гениев, подобных Микеланджело и Моцарту, больше не будет, можно не обольщаться. Поэтому нам остаётся лишь как зеницу ока беречь то, что осталось от них.

Продолжая спор, Александр сделал своеобразное лирическое отступление:

– Недавно я прочёл книгу одной американской писательницы, не помню фамилию… Шерон… Нет, не помню. Она историк, и что примечательно – историк с хорошим чувством юмора. Она рассказывала, как церковнослужители жестоко расправлялись с инакомыслящими, обвиняя их в сатанизме и прочей ерунде. Эти инакомыслящие, а точнее еретики, собирались в тайных местах для оргий, во время которых в полной темноте каждый участник совокуплялся со своим ближайшим соседом, не важно, будь то мужчина или женщина. Затем выстраивались в очередь, чтобы задрать хвост коту и поцеловать его в анус. А детей, получившихся в результате этих безобразий, убивали и съедали. Как заметила Шерон: «Оргия – это классная вечеринка, на которую тебя не пригласили».

История произвела впечатление на Питера.

– Очень смешно.

Александр понимающе кивнул и продолжил:

– Вот именно. Однако во времена мрачного средневековья в религиозных сектах случались эпизоды и пострашнее. Так что, Питер, мы можем гордиться далеко не всеми нашими предками.

Питер хитро сощурился и произнёс вкрадчивым голосом:

– Слушай, а какой интересный фильм мог бы получиться про еретиков. Какой зажигательный. Похлеще «Калигулы».

Александр скептически отреагировал:

– Ха-ха.

Питер не унимался и продолжал валять дурака:

– Нет, правда, разве ты не хотел бы снять такой фильм?

– Безумно хотел бы. Однако боюсь, что это был бы не очень культурный фильм.

Немного помолчав, Питер наконец решил с ним согласиться:

– Да, я тоже так думаю. Так что вычёркиваем.

– Вычёркиваем.


Вечером они благополучно добрались до Канн. Выгрузили вещи из машины, поднялись в номер отеля. И пока Маша готовила ужин, мужчины вышли на балкон. Дженни после некоторого раздумья отправилась на кухню вслед за Машей. Глядя на восхитительный морской залив с множеством яхт и катеров, Александр и Питер не спеша делились новостями.

– Ты так толком ничего и не сказал, зачем тебя вызывали в Москву?

– Ну, во-первых, выбыла из строя Самарцева, у которой главная роль…

– Что значит выбыла – заболела?

– Ногу сломала, упала с лестницы, за сценой, – служебный выход. В результате какой-то сложный перелом, врачи говорят – нужен полный покой, никаких репетиций, тем более спектаклей, как минимум месяц. Да-а-а, угораздило же её – перед самой премьерой.

Питер внимательно глядел на приятеля, терпеливо ожидая продолжения рассказа, и Александр в конце концов раскололся:

– Ну да, ну да, конечно же, не только из-за этого. Мне предлагают возглавить труппу.

– Надеюсь, ты согласился?

Александр задумчиво, медленно, с расстановкой, ответил:

– Согласился.

Его не очень уверенный тон несколько удивил Питера.

– А что тебя смущает? Где энтузиазм и горение?

Пожав плечами, Александр попытался объяснить:

– Нет, я абсолютно не против, чтобы возглавить театр. Только вот я всё время думаю, почему в нашей жизни вечно всё не стыкуется, во всём какие-то неизбывные противоречия. Несколько дней назад я встретил прекрасную женщину, творческую личность, прочёл её сценарий, уже вообразил себе бог знает что...

С самой хитрой миной Питер прервал его:

– Ах вот оно что, как же я сразу не догадался?! Надеюсь, воображение твоё касалось сценария, не так ли?

Услышав их разговор, Маша вышла из кухни и мгновенно к нему подключилась:

– Ну конечно, сценария, а чего же ещё.

Не обращая внимания на подобные разночтения, Александр продолжал рассуждать:

– Почему всегда как только мы чего-нибудь достигнем, так обязательно что-то теряем, очень дорогое для нас и действительно важное…

Решив пресечь столь декадентское настроение, Питер нетерпеливо воскликнул:

– Господи боже мой! Но ведь ты не хуже меня знаешь, что природа не любит, когда всё идеально, вот и вносит свои коррективы. И что ты потерял? Никак не возьму в толк. Эту девушку?

Александр грустно кивнул:

– Боюсь, да. Они с матерью уехали, хотя собирались жить здесь ещё целый месяц.

Питер горячо запротестовал:

– Чепуха! Неужели ты думаешь, что в наше время такое возможно – не разыскать человека? Что это, в конце концов, иголка в стоге сена? Не волнуйся, сейчас приедем в Париж, хорошенько всё обдумаем. Отдохнём и начнём разрабатывать план действий.

Маша бросила быстрый взгляд на Александра:

– Если она хочет с тобою встретиться так же сильно, как и ты, вас ничто не собьёт с намеченного курса.

Питер радостно захлопал в ладоши:

– Умница! Я же тебе говорил, что жена у меня – умная. И добрая.

Их оптимизм в конце концов передался Александру, и, засмеявшись, он весело воскликнул:

– Господи, и что бы я без вас делал!

В это время с кухни вышла Дженни, с аппетитом чем-то похрустывая. Увидев её довольную морду, Питер спросил:

– Дженни, ты нам хоть что-нибудь оставила?

Маша поспешила его успокоить:

– Оставила, оставила, это она догрызала морковку, которую я ей дала. И вообще, садитесь-ка уже за стол.

После вкусного ужина друзья расположились в комнате, и Питер, приняв самый серьёзный вид, снова вернулся к злободневной теме:

– Так, и что же мы можем в данном случае предпринять? Эта… твоя знакомая, она откуда хотя бы приехала?

Александр неуверенно пожал плечами:

– Из Ленинграда, кажется, но не уверен, что она там живёт всё время, может и на два города, знаешь, как у этих киношников…

В это время Дженни, которая до этого крепко спала рядом с Машей на диване, вдруг встрепенулась, слезла и, подойдя к Александру, начала тихонько скулить.

– Так, ясно: требует, чтобы я с ней погулял. Сейчас, сейчас.

Он встал с кресла и стал надевать ей поводок. Дженни терпеливо ждала, затем подошла к его спортивной сумке и взяла её в зубы. Стоя с поводком на шее и сумкой в зубах, она гипнотизировала Александра, продолжая тихонько поскуливать.

Александр развёл руками от удивления:

– И что бы это всё могло значить, Дженни?

Остальные тоже недоуменно смотрели на Дженни, не понимая, к чему она клонит, и Питер, устав слушать её нытьё, спросил:

– Дженни, тебе что, не нравится у нас? Ты хочешь уехать?

В это время Маша, легонько тронув мужа за рукав, тихо высказала предположение:

– Мне кажется, она куда-то зовёт Александра.

– Куда – в Ленинград?

– Думаю, в Ниццу.

Питер и Александр недоуменно уставились на Машу.

Первым опомнился Александр:

– Вы обе – сошли с ума! Нет, правда, Маша, ты понимаешь, что говоришь?

– Отлично понимаю.

– Но почему ты в этом так уверена?

Улыбнувшись, Маша попыталась растолковать:

– Возможно, наша общая с ней женская интуиция. Нет, серьёзно, ну сам подумай: если твоя знакомая уехала внезапно, не собираясь заранее, значит, у неё не могли не остаться какие-то дела в Ницце, и поэтому она обязательно должна вернуться. Дженни прекрасно всё слышала, о чём и о ком вы говорите. Собаки – надеюсь, это ты и без меня знаешь – понимают, о чём мы говорим. Поэтому, почувствовав её приезд – а это, опять же, как ты знаешь, они могут,  Дженни взяла сумку и позвала тебя к ней поехать.

Питер всплеснул руками:

– Нет, ну ты слышал? Как, оказывается, всё просто. Но, если честно, я не могу не согласиться с Машиными доводами. Во-первых, потому что Маша – умная, а во-вторых, потому что я боюсь, как бы ты в очередной раз не прозевал свою знакомую, раз уж она приехала. Так что лучше подстраховаться.

Тут уж Александр не выдержал:

– Нет, похоже, это какое-то коллективное помешательство, ну откуда вам известно, что она приехала? Я же заезжал сегодня к ним в отель и никого там не застал.

Но Маша стояла насмерть, как скала, и решимость её крепла с каждой минутой.

– Уверяю тебя, что она наверняка вернётся. Во всяком случае, найдёт повод, чтобы увидеть тебя ещё раз. Просто это какое-то роковое совпадение, и она тоже уехала внезапно, как и ты. Сам же говорил, что у них были планы здесь пожить. Поэтому уверена – она тебя ищет и движется к тебе навстречу, отлично понимая, что искать тебя нужно прежде всего в Ницце. Неужели не хочешь хотя бы рискнуть?

– Невероятная логика, можно даже сказать – безупречная, за исключением только одного. Почему она должна вернуться туда именно сегодня и сейчас?

– А вот это нужно спрашивать у Дженни.

Питер решил закруглить этот пустой, беспредметный спор и уже было раскрыл рот, но на сцену вновь вышла Дженни. Поставив сумку на пол, она ухватила Александра за брюки и потянула его к выходу.

Маша, видя такое упорство и настойчивость, вновь взглянула на Александра просящим взглядом:

– Ну что тебе стоит съездить в Ниццу? Уверяю тебя, Дженни не может ошибаться.

Но, похоже, теперь уже уговаривать Александра не было надобности. Ему вдруг и самому невообразимо захотелось убедиться в том, что Дженни права. Питер, сделав многозначительную мину, изрёк:

– Чего хотят женщины, притом две, того хочет Бог.

На такой варварский плагиат Александр не смог не отреагировать и ехидно спросил:

– Это кто же сказал? Случайно не Вольтер?

– Это сказал я. Так что садись в машину и поезжай, будем надеяться, что Дженни нам не наврала.

– Решено. Я возьму вашу машину. Надеюсь, вы не против?


По набережной Английский променад медленно шла Марина и говорила по телефону с Кирой:

– Мне в отеле сказали, что нас с тобой спрашивал какой-то мужчина, но это не обязательно мог быть Александр… В общем, оставшиеся вещи я забрала, всё сделала… Ну кто же знал, я тоже думала, что ненадолго, так что наши с тобой два месяца в Ницце так и останутся мечтой... Нет-нет, обязательно приедем сюда ещё раз, не горюй. И Викторию с собой прихватим. На студии мне нужно быть на следующей неделе, но поскольку здесь я все дела уже сделала, то решила, что завтра возвращаюсь. Хорошо, вечером перезвоню.

Марина выключила телефон и не спеша направилась к отелю. В это время из машины, которая проехала мимо неё, раздался знакомый лай. Марина вздрогнула и остановилась. Недалеко от неё, скрежеща тормозами, остановилась машина. Из неё торопливо вылез Александр, с усилием придерживая дверь, чтобы Дженни не выскочила, но видя, как она рвётся наружу, Марина уже сама поспешила к ним. Она протянула руку Александру, которую он с живостью схватил и, крепко её держа, воскликнул:

– Господи, ну какая же это удача, что мы с Дженни вас застали, я ведь уже был на пути домой, уехал в Канны, и вдруг Дженни начала меня тянуть в Ниццу.

Марина слушала бессвязную речь Александра, с трудом пытаясь заставить себя вникнуть в то, о чём он говорит, всё ещё не веря своим глазам. Только вчера она оставила всякую надежду на то, что когда-нибудь увидит его, и вдруг – пожалуйста, собственной персоной! Уловив наконец смысл его последней фразы, она необычайно удивилась:

– Как это – «тянуть»? Вы хотите сказать, что она почувствовала? Они могут чувствовать на таком большом расстоянии?

– Представьте себе, оказывается, могут. До сегодняшнего дня я и сам в это слабо верил, но теперь буду относиться к этому как к непреложной истине. – В порыве вдохновения он страстно продекламировал: – «Я знаю: век уж мой измерен; но чтоб продлилась жизнь моя…» Возможно, и не очень оригинально, но ничего не поделаешь, никто лучше Александра Сергеевича…

Не дослушав, Марина весело подхватила:

– «Я утром должен быть уверен, что с вами днём увижусь я». Это – прекрасно! И я искренне надеюсь, что мы больше никогда не потеряемся.

– Нет, а это и невозможно, ведь у нас есть Дженни!

Они засмеялись, и Дженни, догадавшись, что речь идёт о ней, радостно и весело подала голос.

Марина решилась спросить о самом главном:

– Я ведь ничего не знаю о вас. Ни-че-го.

– Хороший вопрос. Что ж, буду краток. Я режиссёр вашего будущего фильма, если позволите, конечно. Прочтя ваш сценарий, я понял, что готов рискнуть. Я не говорил вам, что вот уже пятнадцать лет как расстался с кинематографом – слишком тяжело переживал свою последнюю неудачную работу. Но когда прочёл ваш сценарий, понял, что кино вновь меня позвало. И в первую очередь именно сценарий, в который я влюбился. Это моя тема, и я готов биться за неё и подключить всех своих знакомых, чтобы его утвердили…

Всё ещё не веря своим ушам, Марина глазами, полными удивления, смотрела на него.

– Александр, спасибо, но в этой суматохе я не сказала вам самого главного. Мой сценарий утвердили, именно для этого меня и вызывали в Ленинград. И именно сейчас, на данном этапе, стоит вопрос о режиссёре. И если вы согласны… ах, да вы, конечно же, согласны, то я буду безмерно счастлива, если режиссёром фильма будете вы. Единственное, что нужно делать без промедления, – срочно лететь в Ленинград, чтобы на месте всё утрясти.

– Отлично, когда вы едете?

– Завтра.

– Значит, послезавтра встречайте меня в Пулково.


Прошла осень, зима, и наконец наступила весна. Весна в северных широтах сдержанна, скромна, и тем дороже возрождение жизни, природы. В этот раз ожидание весны для Марины и Александра было особенным. Летом начиналась съёмка их первого совместного фильма, и потому все помыслы и разговоры были только о нём.

Марина встретила Александра, приехавшего в Гатчину на электричке, и они пошли пешком со станции, разговаривая о своём будущем фильме, делились последними новостями и впечатлениями. Оба знали и любили историю, и потому разговор не мог не коснуться короткого отрезка времени, когда на российский престол взошёл Павел. Говорили о его трагическом правлении, о том, что человек он был незаурядного ума, и о многом другом. Пройдя по извилистой улочке, вышли на высокий холм, под которым расстилалось тихое лесное озеро, и увидели на его берегу старинный замок.

У Александра невольно вырвался возглас восхищения:

– Ух ты, красота какая! Как называется этот замок?

– Это Приоратский дворец.

– Красивый… Такие готические очертания, словно из сказки братьев Гримм. Вы, наверное, в детстве часто сюда приходили?

– Угадали. Когда-то он настолько поразил моё детское воображение, что снился каждую ночь. Позже я узнала, что Павел строил его специально для французского принца Конде, который бежал от французской революции. Но так случилось, что в Россию он так и не попал.
Александр слушал с большим интересом.

– А кто же в этом замке жил?

– В нём никто никогда не жил. Какое-то время он служил царским охотничьим домиком. А после революции здесь был организован Дворец пионеров… – И, словно извиняясь, Марина робко пожала плечами: – Знаете ведь лозунги того времени: «Сметём все дворцы!»

– Да, помню. Но не будем о грустном, надеюсь, подобное отношение к памятникам ушло в прошлое.

Они замолчали, погружённые каждый в свои мысли, и медленно брели через парк к Серебряному озеру. Перешли Горбатый мостик, подошли к павильону Венеры, и тут их внимание привлекли голоса, доносившиеся из лодки, плывущей по направлению к ним. Когда она приблизилась, они увидели, что в ней находится хорошо знакомая им компания. Лодка подплыла ближе, и Кира Станиславовна с Викторией начали махать им руками. Александр очень удивился:

– Какая неожиданная встреча!

На что Марине пришлось признаться:

– Для меня не столь неожиданная, как для вас. Мы с мамой приехали вчера, остановились у своих родственников, а утром, когда я уже выходила вас встречать, приехали Виктория с Константином Петровичем, и они, чтобы не терять время, пошли прогуляться по парку. Ну а финал этой прогулки мы с вами сейчас наблюдаем.

– Да, какое же сильное это военное поколение, какие они оптимисты! Нам есть чему у них поучиться.

– Я полностью с вами согласна, будем брать с них пример.
В это время старшее поколение воочию демонстрировало своё жизнелюбие и оптимизм. Виктория, развалившись на корме, громко восторгалась пейзажем, олицетворяя всем своим существом безграничное блаженство. В какой-то белой ажурной шали она полулежала в лодке, подгребая ладонью воду и что-то мурлыча себе под нос. Кира, наряженная в светлое лёгкое платье, кокетливо укрывалась от солнца летним прозрачным зонтиком и выглядела точно дама из чеховского рассказа. Лишь Константин Петрович, чуждый праздности, добросовестно и с большим азартом налегал на вёсла, и, глядя на его счастливое лицо, можно было подумать, что лучшего занятия у него в этой жизни никогда не было. Лодка плавно подплыла, и Константин Петрович аккуратно причалил к деревянному помосту.

Всё ещё находясь в образе, Виктория делилась впечатлениями:

– У нас был прекрасный капитан. Поэтому нас не укачало, и мы, целы и невредимы, ступаем на долгожданный берег.

Кира, восторгаясь и радуясь, словно дитя, горячо поддержала её:

– Ой, правда, было так здорово! Как же давно я не каталась на лодке. Непередаваемые ощущения!

Марина и Александр помогли им сойти на берег, и они, оживлённые и весёлые, принялись делиться впечатлениями. После дружеских рукопожатий и обмена любезностями разделились на две группы и продолжили своё путешествие по берегу озера уже пешком. Кира Станиславовна шла чуть впереди с Константином Петровичем, позади – Виктория с Мариной и Александром.

Сначала все шли молча, но не прошло и полминуты, как на Викторию нахлынули воспоминания. Разговор, как всегда, начался спонтанно. Внимательно глянув на Марину, она вдруг её спросила:

– Скажите, пожалуйста, Марина, вы верите в привидения?

Марина уже привыкла к её неожиданным переходам и нисколько не удивилась вопросу.

– Не знаю, что и сказать. Чтобы верить, нужно для начала хотя бы раз с ними столкнуться. А почему вы об этом спрашиваете?

Её вопрос Виктория расценила как приглашение начать повествование и не заставила себя долго ждать.

– Дело в том, что мне рассказывали местные старожилы, будто бы во дворце живут привидения. Якобы служители дворца не раз сталкивались с женщиной в длинном вуалевом платье, а по ночам даже слышали голоса. Иногда мужские, иногда женские голоса, очень редко – детские.

Тема привидений заинтересовала Марину.

– Да, я слышала, что подобные явления обычно происходят в старинных усадьбах или замках. Может быть, они и вправду существуют, ведь кое-кто их даже видел?
Виктория утвердительно кивнула и глубокомысленно продолжила развивать тему:

– Вот именно. Тем более что в моей жизни такие явления были…

Убедившись, что полностью завладела вниманием аудитории, она приступила к рассказу:

– Когда мой муж умер, я была ещё довольно молода. Мне было тридцать восемь лет. Я была вне себя от горя! Он так умело организовывал нашу семейную жизнь. Все вопросы решал сам, от финансовых – до бытовых. Я была как за каменной стеной, он ничем не утруждал меня. Когда его не стало, я не знала, как смогу жить дальше. У меня на руках остались дети, больная мать, я просто обезумела от горя. Но надо сказать, одно меня немного успокаивало: он оставил нам кое-какие деньги. Такой практичный человек был, такой умница, в отличие от меня. Посовещавшись, мы решили купить дом под Ленинградом, а нашу квартиру сдать. Свой выбор остановили на большом старинном доме с огромным садом. Мы переехали в этот дом, но оказалось, что жить в нём невозможно.
Александр и Марина внимательно её слушали, терпеливо ожидая дальнейшего развития сюжета, но Виктория, как опытная рассказчица, мастерски закручивала интригу и подробности выкладывать не спешила.

Марина попыталась ускорить темп повествования:

– Почему невозможно было жить?

Виктория выдержала драматическую паузу и наконец сообщила:

– Очень уж он был какой-то необжитой. Вдобавок ко всему, по ночам мне стало являться привидение.

– Привидение?!

– Да.

Стараясь подыграть Виктории, Марина изобразила удивление и с самым серьёзным видом стала у неё допытываться:

– Кто-то знакомый или посторонний… дух?

Виктория чуть помолчала и наконец выложила:

– Мой муж!

Признание было столь неожиданным и неправдоподобным, что Марина едва сдержалась, чтобы не расхохотаться.

– Господи, не может быть! Но как же это происходило?

Виктория уже вошла во вкус и остановиться не могла; в подобные минуты вдохновения её фантазии становились явью, а вымышленные персонажи обретали плоть и кровь.

– Время от времени, поздно вечером, он стал появляться в моей комнате. Выглядел он, конечно, не очень… но вёл себя довольно спокойно. Просто сидел в кресле и курил.

Такая удивительная подробность рассмешила Марину, но она вовремя спохватилась и перевела взгляд на Александра, который с самым серьёзным видом внимательно слушал эти невероятные россказни. Не зная, что можно сказать в подобном случае, она неуверенно вымолвила:

– Не представляла себе, что привидения умеют курить.

– Я думаю, что он не по-настоящему курил…

– А-а, понятно. А что же вы? Не боялись его? Всё-таки дух умершего человека.

– Вначале мне было не по себе, но потом, когда его стали видеть и другие… Сначала мой сын, затем наша соседка по даче, а потом и дочь. И все были единодушны в том, что видели нашего отца. То есть их отца.

Устав слушать подобную чепуху, Александр решил покончить с этой историей:
– Ну просто сцена из «Гамлета»! Замок Эльсинор. Явление первое. Тень отца. Надеюсь, он не пытался с вами заговорить?

Виктория, не ожидавшая разгромной критики, довольно сухо ответила:

– Нет, не пытался. Повторяю, он был очень спокоен и никому не докучал. Честное слово, я бы и сама не поверила, если бы не видела собственными глазами.

Марина не унималась и продолжала допытываться:

– И как долго это продолжалось?

– Пока мы не уехали из этого дома… Не знаю почему, но в Ленинграде он больше не появлялся.

Хитро улыбнувшись, Александр поинтересовался:

– Виктория, у вас в роду случайно не было ирландских корней? Это они очень верят во всё таинственное и сверхъестественное.

Виктория отрицательно мотнула головой и пожала плечами, а Марина вдруг сказала:

– Ну и молодцы. Это их личное дело – верить во что-нибудь или нет. А мы, если считаем себя воспитанными людьми, должны относиться к этому с уважением. Разве я не права?

Александр улыбнулся своей чуть озорной, мальчишеской улыбкой:

– Ну конечно права.

Заключительную фразу Виктория полностью приняла и на свой счёт и потому уже выглядела вполне довольной и счастливой. Александр наконец перехватил инициативу и заявил:

– Ну а теперь, когда с привидениями покончено, я хотел бы всем вам кое-что предложить. Послезавтра у нас здесь во дворце начнутся съёмки, и я приглашаю вас, но с одним условием – вы не будете мешать процессу.

Это привело Викторию в такой неописуемый восторг, что рядом стоящая Марина вздрогнула от её выкрика.

– Боже, как интересно! Обещаю, мы будем вести себя очень тихо. Боже милостивый, неужели я увижу, как снимается фильм? Просто не могу в это поверить! Побегу скажу ребятам.

Виктория понеслась к Константину Петровичу и Кире Станиславовне сообщать новость, а Марина и Александр получили возможность тихо и мирно любоваться красотой Серебряного озера.


Панорама дворца, но теперь вокруг него было море людей – актёров, статистов, осветителей, декораторов, гримёров, рабочих, занятых в подготовке к съёмке. Все вместе – актёры в старинных костюмах и технический персонал, суетящийся на съёмочной площадке, – создавали довольно пёстрое зрелище. Тут же были расставлены осветительные приборы, камеры. Александр давал какие-то указания оператору, сидящему на кране, а рядом, недалеко от них, стояла немного смущённая, но абсолютно счастливая Марина, прижимая к себе листы сценария. Вдалеке за съёмочной площадкой, на достаточно удалённом расстоянии, расположилась знакомая компания: Виктория, Константин Петрович, Кира Станиславовна и Дженни. Эта живописная группа чувствовала себя важной составляющей съёмочного процесса, во всяком случае не чуждой ему, и потому к предстоящему действию подготовились со всей основательностью. Под большим пёстрым зонтом были поставлены раскладные кресла, столик; рядом стояли сумки с едой и термосы с напитками. День выдался необычайно жаркий, и, находясь здесь с самого утра в ожидании съёмок, они уже порядком истомились от скуки и праздности. Виктория сидела, развалившись в шезлонге, и томно обмахивалась веером; Кира расставляла коробки с едой и убирала бумажные тарелки; лишь Константину Петровичу скучать было некогда: ему было поручено опекать Дженни, и он придумывал разные игры и, как мог только, её отвлекал, чтобы она не умчалась к Александру на съёмочную площадку и не перевернула там всё вверх дном. Хотя пару раз её всё-таки пришлось отпустить к нему, чтобы она убедилась, что там всё в порядке. В настоящий момент Дженни играла с Константином Петровичем в «палочку». Каждый раз, отыскав её в кустах, она мчалась к нему и стояла у него над душой до тех пор, пока он её снова не забрасывал, стараясь закинуть как можно дальше. При этом Дженни не выпускала из поля зрения и Киру, ответственную за раздачу еды.
Эта теперь уже крепкая, сплочённая команда отлично выполняла свою миссию – поддерживать Марину и Александра. Однако группа поддержки не забывала поддержать и себя, и потому Кире Станиславовне практически непрерывно приходилось раздавать бутерброды и наливать чай из термоса. Как только намечалась очередная раздача, Дженни мгновенно прекращала игру, бросала палку и втискивалась в самый центр происходящего. Каждый бутерброд, доставаемый Кирой из пакета, она старалась понюхать, засовывала голову в сумку, тщательно изучая её содержимое, пока наконец не получала свою порцию. Получив, отбегала подальше, быстро-быстро ела, зорко следя за остальными, как бы они не съели всю провизию и не оставили её голодной.
Покончив с чаем и развалившись в своём кресле, Виктория, уже ставшая на ты с киносъёмкой, принялась рассуждать на злободневную тему:
– Надо же, как хлопотно снимать фильм. Никогда не знала. Мы с вами уже четыре часа здесь сидим, а они ещё и не начинали.
Константин Петрович, приняв из рук Киры Станиславовны бутерброд и чай, нравоучительным тоном заметил:
– Да, это вам не на лодке кататься. Здесь вон какое крупное мероприятие, попробуй-ка охвати всё это.
Его слова тут же были поддержаны Кирой:
– Да, и я тоже не могу себе представить, как можно всем этим управлять? Как удерживать это всё в голове? Музыка, свет, декорации, камера, которая всё снимает. Нет, в театре всё-таки намного проще. Я имею в виду в техническом плане. Надеюсь, Александр сумеет с этим справиться, у него ведь уже большой опыт.
Константин Петрович немедленно с нею согласился:
– Да, трудная профессия у Александра, нужно быть очень талантливым человеком, чтобы работать в кино.
Столь высокая оценка Александра очень понравилась Кире, и она поощрила Константина Петровича ласковым, благодарным взглядом.
– Надо же, как в жизни бывает. Ещё несколько месяцев назад мы не знали друг друга, а сегодня – вместе. Не знаю, как вы, а я – фаталистка, поэтому уверена, что и Марина, и Александр, и Виктория, и мы с вами, Константин Петрович, не случайно встретились. А этот фильм? Ну разве это не подарок судьбы?
Виктория, которая уже начала тихонько поклёвывать носом, на последнем оптимистическом возгласе проснулась и немедленно подхватила:
– Да, дорогая, я с вами абсолютно согласна.
Поглядев на раскрасневшуюся, помолодевшую Киру, Константин Петрович лукаво улыбнулся и продекламировал:

Я вспоминаю эпизод в Тавриде,
наш обоюдный интерес к природе,
всегда в её дикорастущем виде,
и удивляюсь, и грущу, мадам .

Эти слова явно попали на благодатную почву, и Кира Станиславовна ещё больше разрумянилась от удовольствия.
Виктория, лениво пожёвывая бутерброд, не задумываясь, отпустила реплику:
– Пушкин?
Константин Петрович, смеясь, ответил:
– Почти – Бродский.
Нисколько не смутившись, Виктория тем не менее удивилась:
– Ну и память у вас, как это вы всё помните! А я вот никогда не умела стихи запоминать.
Константин Петрович её заверил:
– У нас, у моряков, память хорошая. Мы всё держим в голове, иначе нельзя.


Тем временем на съёмочной площадке к Александру подошёл какой-то человек и, что-то сказав, махнул рукой в сторону ограждения. Александр утвердительно кивнул, и он удалился. Через некоторое время возвратился, но уже не один, а с мужчиной и женщиной. Александр подозвал Марину, и они стали о чём-то совещаться. После этого, оставив Александра на площадке, они вместе с Мариной направились к нашей группе поддержки. Дженни, которая до этого момента дремала, растянувшись на траве, внезапно вскинула голову и резко села. По мере того как фигуры приближались, становилось ясно, что вместе с Мариной идут Питер и Маша. Маша, уже издалека увидев Дженни, весело её окликнула, и Дженни, сорвавшись с места, стремительно бросилась к ней. Подбежав, она устроила такую бурную сцену радости, что чуть не сбила Машу с ног. Затем настала очередь Питера, и все те же трюки были проделаны заново. Марина, которой достались лишь крохи благодарности, улыбаясь, немного ревниво наблюдала эту сцену. Но Маша посмотрела на неё таким извиняющимся, таким очаровательным взглядом, что было ясно – эти две женщины практически уже лучшие подруги. Все вместе они подошли к Кире Станиславовне, Константину Петровичу и Виктории, и Марина представила их друг другу.
Видя, с какой радостью Дженни их приветствовала, Кира Станиславовна не удержалась, чтобы не спросить:
– О, да вы с Дженни, видимо, старые знакомые?
Словно оправдываясь, Питер объяснил:
– Мы давние друзья Александра и знакомы с ней, можно сказать, с момента её появления.
Опережая любопытство своей дотошной компании, Марина решила всё разъяснить сама:
– Питер и Маша приехали из Парижа, чтобы поддержать нашего режиссёра.
Питер с воодушевлением признался:
– Так удачно, что наша работа в Санкт-Петербурге и съёмки Александра совпали по времени.
Лукаво на него взглянув, Маша словно бы невзначай заметила:
– Во всяком случае, мы очень постарались, чтобы они совпали.
Марина вдруг вспомнила о съёмках и заторопилась:
– Ой, мне нужно идти, скоро начнётся съёмка!
Необыкновенно довольная тем, что они не опоздали к началу съёмок, Маша радостно воскликнула:
– Не зря мы с Питером так спешили, всё же успели! Но вы ведь ещё придёте к нам?
– Конечно, и мы обо всём, обо всём поговорим. А пока подкрепитесь, если, конечно, тут ещё что-нибудь осталось.
Питер и Маша попросили ни о чём не беспокоиться, но Кира Станиславовна горячо заверила, что у них ещё полным-полно бутербродов и даже есть ещё не начатый термос с кофе. Затем она усадила гостей за импровизированный столик и начала их потчевать. Дженни тут же присоединилась, желая разделить с ними очередную трапезу.
Укоризненно поглядев на неё, Кира пожурила:
– Дженни, разве можно так много есть? Ты же только что кушала.
Но Дженни, не обращая внимания на насмешки и замечания, начала торопливо за обе щеки уписывать очередной бутерброд.
Тем временем рабочие, гримёры и остальные помощники покинули съёмочную площадку, остались лишь актёры и съёмочная группа.
Александр взял в руки громкоговоритель и произнёс:
– Внимание, приготовиться к съёмке.
Все, кто входил в группу поддержки, отложили свои дела и в волнении встали со своих мест, пытаясь не упустить важность момента. Дженни, словно отлично понимая, тоже стала внимательно глядеть туда же, куда и остальные.
Голос Александра звучал чётко и значимо, словно голос военачальника, дающего команду своему доблестному войску:
– Внимание, снимаем первую сцену – «Бал». Мотор!
Перед камерой появилась девушка с хлопушкой. Хлопушка щёлкнула. Мотор пошёл.
Одновременно включилась фонограмма, зазвучала музыка. К дворцу стали подъезжать экипажи, из них по очереди выходила празднично разодетая публика, и всё это было очень торжественно и красиво.
Марина просто светилась от счастья. Отыскав глазами Киру Станиславовну, она незаметно махнула ей рукой. Кира помахала в ответ, едва сдерживая слёзы от волнения, а Виктория, согласно торжественности момента, артистично тёрла платком сухие глаза. Питер счастливо улыбался, гладя по спине Дженни, а та в благодарность усиленно махала хвостом. Маша выражала свою радость совсем бурно – подпрыгивала и хлопала в ладоши. Самым сдержанным среди всех выглядел Константин Петрович: он лишь широко улыбался, искоса поглядывая на Киру.
В это время с другой стороны парка, со стороны Собственного садика, по дорожке вприпрыжку бежала маленькая белокурая девочка. Она целиком была увлечена своей игрой – «скачкой» на лошади – и ничего не замечала вокруг. Её родители стояли в отдалении, с улыбкой за нею наблюдая. Девочка воображала себя всадницей с развевающимся за плечами газовым шарфом. Время от времени она его поправляла, на ходу разговаривая со своими «спутниками», затем обгоняла их, вырываясь вперёд. Но вот она «подскакала» к месту, откуда ей вдруг стало хорошо видно всё, что происходит на съёмочной площадке. Увидев дам в роскошных, ярких нарядах, экипажи, запряжённые настоящими лошадьми, она замерла. Глаза её были полны восторженного любопытства, а всё происходящее воспринималось как продолжение собственной игры.
Марина издалека увидела девочку и по её застывшей фигурке поняла, что  сейчас происходит у неё в душе. Марина тихонько засмеялась и с нежностью посмотрела на Александра.
Музыка звучала всё громче, громче и громче…