Паломничество на пепелище

Текст на украинском языке - по ссылке:

http://proza.ru/2019/11/24/1354


От автора

С этого небольшого рассказа началась моя трехлетняя работа над романом "ДОРОГА В ОДИН КОНЕЦ", который теперь уже доступен читателям на ресурсах электронных книг: Литрес, Андронум и др.
(Объем: 620 стр., 5 иллюстраций.
Жанр: Остросюжетные любовные романы. Современные любовные романы.
Теги: Жизненные трудности. История любви. Мужчина и женщина. Превратности судьбы. Психологическая проза)



Ну, что с того, что я там был.
Я все избыл,я все забыл.
Не помню дат, не помню дней,
Названий вспомнить не могу.
 
Я - меткой пули недолет,
Я – лед кровавый в январе,
Я прочно впаян в этот лед,
Я в нем, как мушка в янтаре...
(Юрий Левитанский)               


По всем параметрам служба в 105-м пограничном полку считалась на встречах  погранцов престижной.

- С какой границы, братан?
- Я со "сто пятого".
- А где это?
- В Берлине.

Это солидно! Это вам не застава пограничная с ее хуторским бытом и коровами. Вот если бы еще не постылые красные погоны да пилотки, за которые настоящие погранцы называли нас "шурупами". Зато желанней и радостней был наш "зеленый" дембель. Всего три дня поносил я свою  "зеленку": поезд "Брест-Киев" и  день поездки в военкомат на учет. Осталась только фуражка зеленая на память да дембельский альбом.

Два или три раза в первые годы ездил в Киев на встречи, потом остыл. Лишь иногда прорывало в застолье, под рюмочку, на армейские песни дуэтом с шурином Валериком, который служил в 105-м на год позже, в Шнееберге - в отдельном батальоне нашем. Это в Тюрингии, на юге бывшей ГДР - Германской Демократической Республики. Он мне и поведал, где-то прослышав, что полк "советские" вывели, когда немцы свалили Берлинскую стену, и в Украине расформировали. "Да бог с ним - с полком, место то осталось. Интересно, что там сейчас?" - думалось мне тогда.
 
Рухнул в тартарары "великий и могучий" Союз вместе со Стеной Берлинской, и пошел дальнобой в Европу. Я, меняя хозяев и машины, сначала работал на "ближнее зарубежье", потом Скандинавию и только последние три года пошла работа в сторону Германии. Каждый раз, проезжая мимо Берлина, тянуло заглянуть. Но, наверное, не сильно, раз не заехал. Со временем я уже подсел на интернет, где и залез случайно на сайт "Погранец.Ру". Перечитал там в волнении весь форум 105-го полка, а когда увидел фото его территории со спутника, понял, – пока не увижу это вживую, не успокоюсь.

Рейс на Данию "посуху", а не паромом, давал такую возможность: маршрут идет мимо Берлина на Гамбург и далее на Падборг – датский приграничный городишко, где растаможка импорта. В тот рейс непреодолимо тянуло заехать еще по дороге туда, но поджимали сроки доставки. "Ну, что ж, - решил я, - значит, на обратном пути, если не дадут обратной загрузки со Швеции. Тогда домой уже паромом на Польшу - мимо Германии. Но не должны". Подача на Швецию - по платному тридцатикилометровом мосту через море и тоннелями под морем из датского Копенгагена на  шведский Мальме. Ощущение, скажу я вам, неповторимое: как будто грузовик уходит в небо.

Берлинский ринг (окружная) уже плавно переходил в автобан А24, когда я подумал с ностальгией: "Где то отсюда уходили румельские ЗиЛы со сменными караулами на кагебистские гарнизоны Шверина и Ростока". Как я тогда завидовал водителям тех грузовиков, отсчитывая свои дни армейской службы за колючкой гарнизона "Руммельсбург"!


С разтаможкой в Дании справился быстро и удачно. Две точки выгрузки, на второй день загрузка, и вот я уже опять на затаможке в Патборге. Одиннадцать часов обязательного отстоя, в час ночи стартону и к утру буду под Берлином – это чуть больше 400 км. Так и не уснул нормально. Покимарил всего пару часов уже перед съездом в Берлин с окружной А10 и двинулся в город.

Пикнул, отключившись, прибор считки оплаты автобанов, как бы сигнализируя, что пройдена точка возврата. Я никогда не ездил этой дорогой, такой знакомой, наверное, многим водителям, служившим в 105-м на транспортных автомобилях. Но красная стрелка системы навигации уверенно ползла по карте на дисплее компьютера, все ближе и ближе уводя меня в прошлое.

Маршрут я проложил заранее. Мне важно было найти место, где я смогу припарковаться с фурой. Такое место по спутнику я присмотрел прямо у Музея Капитуляции. И вот левый поворот на булыжную улицу и прямо передо мной – "он". Паркуюсь, глушу двигатель и долго сижу, поглядывая во все стороны, прислушиваясь к ощущениям и своей реакции на происходящее.

Тридцать лет назад, летом 1978 года, вот по этой булыжной мостовой проехал военный ГАЗ-66, доставив из Франкфурта-на-Одере, только что принявшее в поселке Пограничный Гродненского погранотряда присягу пополнение в 105-й пограничный полк. Одним солдатиком из этого пополнения был и я. Сразу же нас покормили, прямо обворожив отощавших в карантине служивых вкуснейшим, по сравнению с учебкой, обедом – это хорошо запомнилось. А впереди было два бесконечных года в чужой стране.
 
Музей оставляю на потом. Переодеваюсь в нормальный вид туриста и отправляюсь вдоль забора к центральному КПП. Ночью - в Падборге, я представлял, как буду убалтывать "секьюрити" пустить меня хоть на пять минут на территорию. Ну, неужели они не поймут? Я научился с моими парой десятков английских слов и фраз довольно сносно объясняться на дорогах Европы. Неужели, не втолкую? Никаким "секьюрити" ничего втолковывать не пришлось по причине отсутствия таковых. Замок на воротах  КПП не ржавый, он - нержавеющий, но видно, что не открывался давно. Разрухи явной тоже не видно, но по запыленным, кое-где выбитым окнам, понятно, что время здесь замерло.

Вот он - такой знакомый след гитлеровской  свастики на фасаде штаба полка. Интересно, если бы время здесь не остановилось, сохранился бы он?  Все серое и мрачное, как и тридцать лет назад. А вот соседние частные дома изменились, надев современную расцветку. Возле ворот так и стоит какая-то тележка, ее видно со спутника в интернете. Густая, нетронутая растительность лезет сквозь плац, окутывает все вокруг, не давая заглянуть в прошлое. Иду вдоль забора из белого силиката. "Был ли он при мне из силиката? Вроде нет". На заборе старые ржавые запретительные таблички на немецком языке.

А вот и мрачное здание "школы СС", как мы ее называли – полковой школы сержантского состава (ПШСС). Останавливаюсь, долго разглядываю, щелкаю фотоаппаратом-"мыльницей". Прохожих нет, изредка проезжают машины. Пожилая пара, выруливая на "опеле" со двора, с интересом поглядывают на странного туриста. Мне надо дальше. Туда - в конец забора, в самый угол. "Стоп! Неужели это она?! Первая рота?!" Заворачиваю направо. Здесь стена пониже, но кустарник и деревья так густо разрослись, что увидеть ничего практически невозможно. И вдруг - пролом в заборе! Замираю в ступоре. Передо мной двор первой роты и такой знакомый вход в казарму без крыльца с крутыми ступеньками. Память с трудом очищает двор от зарослей, где были скамейки, курилка. Отсюда, сдав с облегчением в начале июня 1980 года казенное имущество, я ушел, не оглянувшись, чтобы, упаси Бог, никогда сюда не вернуться. Вернулся ...

Могу войти через пролом, но в здание не зайти – дверь на замке. На втором этаже выбито и открыто окно. Рискнуть? Понимаю, что не рискну даже войти в пролом. Примелькался немцам, да и нет здесь приятных воспоминаний – в первой роте. Здесь я отбывал свой последний четырехмесячный отрезок в двухлетнем армейском сроке. Мне надо в Румель, - там мои два почти полных года.

Ступаю вдоль стены до стадиона. Довольно запущенная площадка. А вот в здании бассейна, наверное, какой то спорткомплекс есть - ухожено. На избитую солдатскими сапогами и проклятую за марш-броски дачную улочку Вульдхайде я не пошел. Мне еще к Музею и в Румель. В Румель!

Стены, граничащей с Музеем нет, только металлическая сетка. Сквозь нее видны утонувшие в кустарнике по второй этаж все такие же серые мрачные здания. Где-то здесь уютный домик санчасти с маленькими комнатами-палатами на верхних этажах и махонькой кухонькой, с  теплыми каминами и кучей книг с журналами. Не нахожу – забыл. Следы пребывания людей отсутствуют полностью. Хотя пролом в стене намекает, что кто-то интересуется иногда, и что территория принадлежит не немцам, они бы точно не допустили ни проникновения, ни запустения. Кому же принадлежит?!

Музей Капитуляции ... Нас привозили сюда. Ничего особо меня тогда не поразило. Поразил меня мемориал погибшим  советским солдатам на Зееловских высотах. Имена на гранитных плитах совсем молодых ребят, павших за несколько дней до окончания войны. Сколько же их там положили в том первом рывке Берлинской операции-бойни! Умение воевать того нашего "великого" и славного маршала на букву "Ж".

Со спутника я не разглядел технику возле Музея. Неужели утащили с собой? Но все на месте и выглядит очень достойно. Чисто, ухожено. Музей работает с 10 до 18. Было полчаса до открытия, и я одиноко бродил среди военных реликвий армии-победительницы. Внук солдата, попавшего в плен в первые дни войны под Бродами и освобожденного американцами. Дед  чудом выжил в немецком плену и чудом избежал лагерей сталинских. Освобожденный в 44-м, он до конца войны дослужил в аэродромной команде. Может, это учли, а может то, что брата-подпольщика расстреляли немцы. Оставила в покое его Родина-мать, даже  юбилейные медальки регулярно подбрасывала. 

Дед так и прожил тихо, как будто боясь, что когда-нибудь за ним, все-таки, придут. Еще в восьмом классе, получая в военкомате приписное свидетельство и очень этим гордясь, я со страхом писал в анкете, что дед был в плену. Но в кагебистский полк, как ни странно, я попал. Но, увы, не оправдал доверие. Замполит автороты был разочарован моей неподатливостью к вербовке. Очччень разочарован!

Мне надо в Румель. Полк и тогда давил своей серой громадиной, а сейчас пугает своей брошенностью, какой-то затаенностью. Румель был домом - уютным, сытым, родным. На вопрос сфотографировавшего меня на фоне здания Музея немца, почему я не желаю посетить экспозицию внутри, сослался на отсутствие времени. Мне там нечего было смотреть. Мне надо было в Румель - "домой".

Курсор навигатора превратился из точки в стрелку и двинулся  по маршруту, которым доставляли второй караул и внутренний наряд Румеля после каждодневного развода в полку. Это недалеко – всего три с половиною километра, мы доезжали быстро. Прямо по брусчатке от Музея - поворот налево, дальше – прямо. Слева будет  6-я мотострелковая бригада, справа - госпиталь, за ним поворачиваем направо и сразу - налево на булыжную стометровку,  и вот ты перед воротами гарнизона автотранспортной роты 105-го пограничного полка, что замаскировалась среди уютных дачек берлинского района Руммельсбург.

Веду фуру медленно, насколько можно, бросая взгляд во все стороны. А вот и то, что осталось от 6-й бригады. Большой спорткомплекс со стадионом радует глаз на месте бывших охранников тюрьмы Шпандау  и членов наших наблюдательных миссий в Западный Берлин. Справа должно быть красивое здание Берлинского госпиталя, которое тоже охранялось  бригадовским караулом. Вот оно, вот! Увы. Опять застывшее, но состарившееся, как мумия, время. Все в запустении.

Почему практически в центре одной из европейских столиц почти уже двадцать лет никому не нужны добротные здания с коммуникациями и земля под ними? Почему?! Риторический вопрос. За облупившимся фасадом госпиталя, в глубине зеленой зоны видно новое или отремонтированное строение. Почему же само здание госпиталя столько лет никому не нужно? Вопрос все время лез навязчиво в голову, а я не понимал, отчего это меня так волнует.

Гарнизон "Руммельсбург" окружен маленькими уютными дачками. Они и сейчас на месте и как будто и не изменились. Левый поворот на брусчатку теперь невозможен – дорога стала четырехполосной и переходит в виадук. Решаю зарулить с другой стороны - со стороны столовой, как увидел по спутнику в интернете. Медленно проползаю фурой по узенькой улочке. Назад хода нет. Моргаю фарами немцу на бусе, чтобы он пропустил меня. Это хозяин дачки, которая как раз напротив ворот в Румель. Он с готовностью уступает, и я протискиваюсь, обдирая тент фургона о ветки разросшихся в районе гарнизонной столовой деревьев. Раньше их не было. В этом глухом углу территории, взобравшись на крышу входа в котельную столовой, можно было смотреть за забор - в другой мир. Иногда туда подходили молоденькие немочки поболтать с солдатиками. Теперь за сплошными зарослями не вижу даже столовой.

Улочка практически глухая. Может, подобные фуры даже никогда сюда не заезжали вообще. Немцы с интересом смотрят. Глушу двигатель, оставляя небольшой проезд. Не видно ничего - сплошные заросли. Забор тоже из силиката, как и в полку. При мне был деревянный. "Интересно, строили немцы или "бамовцы"?" - мелькает мысль. При мне "на БАМ" оставляли отъявленных отказников. Они делали всякую грязную работу и уезжали на свой дембель в конце лета. В "олимпийском" 1980-м для "бамовцев" работы не нашлось, и на дембель ушли все вовремя.

Иду к облупленным воротам. Труба-отбойник при въезде. Сколько колес терлось об нее, особенно при выезде БТРов! Ворота на замке нержавеющем. Стаю на тумбу. Щелкаю фотоаппаратом, не видя, что снимаю, - сплошной лес. Осознаю, что передо мной КТП - контрольно-технический пункт досмотра техники. Да. Здесь время не застыло. Здесь оно убито и не похоронено. Пустые глазницы окон техчасти – мого рабочего места, где была такая классная печка с прозрачным стеклом, через которое часами можно было смотреть на огонь в непогоду. Летом окно открывалось, и на шипы колючей проволоки мы, покурив, натыкали бычки от пайковых сигарет "Охотничьи". Зампотех полка - подполковник  Щур (милейший человек!), нам с ефрейтором Дышлевичем делал замечание.

Немцы смотрят заинтересованно на необычного иностранца – определили уже по номерам. Наверное только не знают, что обозначают буквы UA? А, может, и знают? Сколько, ведь уже, как совдепии, с ее СА или SU, нет. Сажусь в кабину в какой то прострации. Вот оно - то, к чему стремился, ехал, а увидеть не могу – джунгли. Фура прикрывает от немцев,  я решаюсь и влезаю на кирпичный забор. Это несложно - мусора навалено достаточно. Прыгаю на ту сторону, провалившись по колено в истлевшую за годы кучу. Я должен увидеть. Должен. Не знаю - что, но,  что-то очень, очень важноедля меня.

Стена бокса для техники добротной немецкой кладки. Вдоль стены медленно ступаю в сторону казармы, продираясь сквозь сплошные заросли кустарника, деревьев, кучи старых холодильников, телевизоров и всякого хлама. Вот выбитая небольшая дверь в бокс.  Вроде, раньше ее не было? В бокс - святая святых, который всегда под охраной, теперь зайти, все же, тоже не решаюсь. Крыша рухнула не полностью, еще придавит, обвалившись. Дальше натыкаюсь на наружный туалет и ржавые умывальники вдоль стены. Металл здесь не воруют.  Все на месте, как оставили последние "хозяева" почти двадцать лет назад.

Клуб я узнаю сразу. Фильм "Женщина, которая поет" смотрели несколько раз запоем, любуясь молодой Пугачевой. Здесь мы организовали ВИА, как модно было тогда говорить, - вокально-инструментальный ансамбль. Из музвзвода полка  нам отдали старые электрогитары, а ударники сделали умельцы из АРМ - авторемнтной мастерской. Теперь клуб как бы усох, стал совсем маленький, жалкий и старый. Это был труп. Мумия. Окна кабинета командира роты зияют пустыми глазницами. В голове сверлит мысль: "Неужели это немцы повыдергивали оконные рамы? А как же пресловутая немецкая законопослушность? Нахрен они им? Чье это все сейчас?!"

Вот здесь, на этом месте, запечатлены мы на фото в моем дембельском альбоме – земляки, призывавшиеся из Переяслав-Хмельницкого района Киевской области. На фото виден аккуратный забор, КСП - контрольно-следовая полоса и колючая проволока, натянутая по периметру. Ни КСП, ни колючки теперь нет, но я пробираюсь сквозь заросли с трудом, ощущая мурашки по спине. Как ощущал в детстве в старой заброшенной церкви, что была издавна в родном селе, пока ретивые коммунисты не сожгли, свалив вину на ребятишек. Через тридцать лет я стою на том месте, где мы запечатлены на том фото, и с грустью думаю, что Коли Андриевского уже нет.

Вот топка сауны, заложенная кирпичной кладкой уже, видно, после нас. Она топилась дровами. Поехать за дровами на берлинскую свалку в Марцаны попадали по блату у старшины роты. На свалке ведь можно было разжиться всякими запрещенными вещами, как, например, - западные порножурналы. Мне поехать ни разу не повезло, - был заведомо "неблатной" да и не просился.

Наконец, добираюсь до угла кочегарки казармы, куда въехал на двенадцатитонном бронетранспортере захотевший повыпендриваться  "кусок" - прапорщик из взвода БТР. След на заделанной тогда за ночь стене виден и теперь. Сейчас еще шаг – и за углом я увижу плац перед казармой, где строилась рота на поверку, и знаменитую нашу беседку-курилку. Мозги не могли переваривать все увиденное. Память мотала на пленку окружающий хаос, а сознание искало знакомые образы и находило их с трудом.

Повернув за угол, я застыл, упершись взглядом в увитый плющом фасад казармы. Как и тридцать лет назад, из под вьющейся по стене зелени проступала надпись большими готическими буквами. Надпись еще довоенная. Она не изменилась абсолютно. Из-за поросли ее невозможно  прочесть, как нельзя было прочесть и раньше – только некоторые буквы виднелись из под зелени плюща. Да. Я там, где был больше четверти века тому назад. То это место.

Стоял как на минном поле, боясь ступить шаг, только вертел головой. Нет знаменитой курилки – сплошные заросли вокруг. Дико смотрелись затянутые паутиной закрытые на замок двери при выбитых окнах. Ступил несколько шагов к проему окна и заглянул в «ленкомнату». Здесь не загажено, здесь просто не похоронили то, что должны были похоронить. И теперь во мне зашевелился холодок страха. Да. Мне стало банально страшно от зарослей, пустых глазниц окон, тишины. Из комнаты отдыха можно было попасть в холл казармы, где была тумбочка дневального и большущее зеркало. Холл был без окон, в нем всегда было сумрачно. Отсюда вела крутая деревянная скрипучая лестница на второй этаж в спальные помещения. Я на секунду представил себя там, и волосы зашевелились на голове. Захотелось в родную кабину, - мой такой уютный передвижной домик.

"Но я же так хотел сюда добраться когда-нибудь! И вот я добрался. А меня гонит отсюда страх? Не страх, что я залез на чужую территорию, нет! По всему видно, что немцам нет до этого кладбища дела.  Так, чье же, черт возьми,  это пепелище?! И отчего здесь так жутко?! Жутко... Жутко потому, что – "кладбище".

Я перемахнул через забор в ближайшем месте и вывалился  сквозь заросли на знакомую брусчатку как в другой мир. Здесь меня дожидался мой родной колесный дом и вовсю светило солнце. Радовали глаз уютные оазисы дачек, и отдыхавшим там немцам уже не было никакого дела до этого бывшего "советского", какого-то черта припершегося на фуре на заброшенное "кладбище" с  не похороненными, а лишь сваленными в спешке в безобразную кучу,  "мертвецами".

Рохнул, запускаясь, двигатель, и превратившаяся в курсор красная точка навигатора повела мой автопоезд на восток. На восток, как и увозивший меня почти тридцать лет тому назад - в июне 1980-го, дембельский поезд "Франкфурт-на-Одере - Брест". На восток – к родному дому. Тогда я не оглянулся. Но теперь я все же бросил взгляд в зеркало заднего вида, едва только включился счетчик на панели приборов, отсчитав первые евро за проезд по автобану А10. Я чувствовал и понимал, что меня будет неизбежно тянуть сюда, чтобы увидеть новую жизнь на том пепелище, где я еще должен отыскать выцарапанную мною штык-ножом на кирпичной стене надпись: "Гланишів-1979" - название моей настоящей Родины.
               
Слубице. 2008 г.               


P.S.
В 2009 году то "кладбище" немцы снесли. Я увидел пустое пятно по спутнику. Надпись свою на стене уже не отыщу, – не успел.

http://proza.ru/2019/12/20/664


Мой роман "ДОРОГА В ОДИН КОНЕЦ" доступен на электронных ресурсах: ЛитРес, Андронум и др.