Лев толстой как зеркало мятущейся души

  Как-то митрополиту Илариону, ведущему на телеканале "Россия" программу "Церковь и мир", задали вопрос, а нельзя ли изменить решение Синода об отлучении Льва Толстого от церкви. Оказалось - нет, ответил тот, ибо Толстой наговорил о церкви и вере столько кощунственного, что тем самым сам отлучил себя от нее, и при этом, даже умирая, не покаялся.
  Подумалось:а что мы, собственно, об этом знаем?  Мы "знаем" лишь то, что Лев Толстой был "зеркалом русской революции":ленинскую статью с таким названием заставляли штудировать старшеклассников в школе и студентов гуманитарных факультетов в университетах.
  Безусловно, мы читали все известные произведения Толстого, изучали и разбирали на семинарах. Но что касается религиозных взглядов писателя, понятия о них не имели, кроме того, что Высочайший Синод отлучил его от церкви.
  Впрочем, в советскую эпоху , эпоху атеизма, мы все равно ничего бы не поняли. Мы что, изучали истории религии живущих в СССР народов? Или людям разрешали открыто исповедовать ту веру, которую они избрали?
  Всё было запрещено, преследовалось, арестовывалось, и русские пострадали не меньше представителей других национальностей за свою веру, и даже больше, если учитывать их подавляющую численность в стране.
  И кому в таких условиях хотелось разбираться, за что отлучили Толстого от церкви, ведь для большинства его читателей это не имело никакого значения.
  Теперь, спустя многие годы и после ответа митрополита Илариона, я решила, прояснить для себя этот вопрос. Да и то, признаться, не взялась бы за это, если бы за годы жизни в Израиле не занялась бы Торой, Ветхим и Новым Заветами. Ибо считала и считаю, что нельзя жить на Земле Обетованной, не зная истории своего народа, его религии и тех религий -христианской и ислама, которые вышли из нее.
  Тора(в научном переводе на русский язык), Библия и Коран у меня на полке стоят рядом. Хотя признаюсь, что Коран мне совершенно не дается. Я уж не помню, сколько попыток я предпринимала, чтобы "пройти" его до конца, и ни разу не смогла. Понять это учение мне не дано, как ни бейся. Хорошо бы поговорить со знатоком ислама, но где ты его найдешь в еврейском городе?
  Библия, конечно, другое дело. Я даже из интереса нередко сравнила места в библейском Ветхом Завете и Торе и находила чуть ли не идентичность текста, хотя раввины, особенно ультраортодоксальные, заклеймили бы меня за эти сравнения.
  Но я лично никакую религию не исповедую, и считаю, что моя вера в Бога - это сугубо мое, личное дело, которое не должно и не может зависеть от чьих-либо указаний и предписаний, даже Моисеевых.
  И уж поэтому мне ближе то, что проповедовал Христос, особенно в  Нагорной проповеди. Главное для человека  его внутренний мир, его духовное обогащение, остальное всё лишь приложение к нему, часто лишнее и ненужное.
  Разумеется, такой взгляд вырабатывался годами, если учесть, что речь идет о "махровой" атеистке, какой я когда-то была, и что внутреннее и духовное  обновления происходят не вдруг и не сразу.
  Прежде я, может быть, и не подумала бы поинтересоваться, а что там говорил Лев Толстой о вере и церкви, даже несмотря на комментарий митрополита Илариона. А теперь можно было уже не просто читать, но и сравнивать со своим восприятием того, о чем говорил писатель.
  На религиозные темы Лев Толстой написал с десяток, если не больше работ. Свои искания он, по его признанию, начал в пятьдесят лет, когда пытался ответить на вопрос, в чем смысл жизни. Ну, написал столько-то романов, напишет еще какое-то количество, и что?
  И так, разбирая "по косточкам" все стороны своей жизни, он ни в одной не находил для себя удовлетворительного ответа. И даже стал подумывать о самоубийстве.
  При этом он вспоминает свое детство,  когда ходил со взрослыми в церковь, как по мере взросления эта, как считал Толстой, навязанная ему вера не удовлетворяла его, как по мере взросления она ослабла у него и  других его друзей и знакомых.
  И как не спасала от безнравственных поступков, "разгула похоти", которого он теперь стыдился.
  В общем, Толстой приходит к тому, что надо более детально разобраться и в Евангелиях, и в том, что проповедовал Христос, и что проповедует церковь. 
  Церковь он всегда безжалостно критиковал, и в его ответе Синоду, отлучившему его от церкви в 1901 году, это выражено весьма жестко и прямо:"Я убедился, что учение церкви есть теоретически коварная и вредная ложь, практически же собрание самых грубых суеверий и колдовства, скрывающее  совершенно весь смысл христианского учения".
  "Колдуя" над Евангелиями и Новым Заветом в целом, Толстой писал в работе "В чем моя вера?", что "разрыв между учением о жизни и объяснениями жизни начался с проповеди Павла, не знавшего этического учения, выраженного в Евангелии Матфея, и проповедовавшего чужую Христу метафизическо-каббалистическую теорию, и совершился этот разрыв окончательно во время Константина, когда найдено было возможным весь языческий строй жизни, не изменяя его, облечь в христианские одежды, и потому признать христианство".
  Толстой изучает различные переводы Евангелий, ищет и порою находит неправильно переведенное, на его взгляд, слово, меняющее смысл того или иного выражения. Но нашел ли он при этом "своего" Христа? И вот тут-то сталкиваешься с типично толстовским подходом. Он не столько ищет и находит, сколько пользуется еще одной возможностью изложить свои социально-экономические взгляды на  устройство мира, после чего его рассуждения о вере и учении Христа часто выглядят наивно, если не сказать - нелепо.
  "Для того, чтобы иметь веру, не нужно никаких обещаний наград. Нужно понять, что единственное спасение от неизбежной погибели жизни есть жизнь общая по воле хозяина. Всякий понявший это, не будет искать утверждения, а будет спасаться без всяких увещеваний".
  "Учение Христа о том, что жизнь нельзя обеспечить, а надо всегда, всякую минуту быть готовым умереть, несомненно лучше, чем учение мира о том, что надо обеспечить свою жизнь".
  "Быть бедным, быть нищим, быть бродягой - это то самое, чему учил Христос, то самое, без чего нельзя войти в Царство Бога, без чего нельзя быть счастливым здесь, на земле".
  "Надо восстановить в своем представлении такой взгляд на труд, который имеют на него все неиспорченные люди, и который имел Христос, говоря, что трудящийся достоин пропитания".
  "Насколько же счастливее будет тот трудящийся по учению Христа, которого цель будет состоять в том, чтобы сработать как можно больше и получить как можно меньше? И насколько еще будет счастливее его положение, когда вокруг него будет хоть несколько, а, может быть, и много таких же, как он, людей, которые будут служить и ему".
  Так говорил и писал Лев Толстой, но так не думал и не говорил Иисус Христос. Вместо Христа Толстой представил себя, и учения Его он не понял. Хотя сам Толстой считал иначе:"Когда мне открылся в первый раз смысл Христова учения, я никак не думал, что разъяснение этого смысла приведет меня к отрицанию церкви".
  Личная жизнь Льва Толстого полна противоречий. Он отрицал богатство, а жил в  неге и довольстве. Корил себя за невоздержание в похоти (его выражение) и неустанно предавался ей...
  Единственное, в чем он устоял и не отрекся, -- от критики церкви, за что она ему и отомстила. Даже запретила отпевать после смерти. А священника, который решился на это по просьбе жены Толстого, разжаловала, а отпевание признала "недействительным".
  Эта месть церкви даже к посмертному Толстому - не к ее чести.
  Впрочем, Толстому уже было все равно, а тем более, спустя сто с лишним лет. Эпизод его отлучения просто стал историческим фактом, и нынешней церкви, может быть, стоило посмотреть на него именно с этой точки зрения, а не представлять его и реагировать так, как будто это случилось недавно.
  "Гражданский" же урок состоит в том, что даже великий писатель не должен претендовать на роль "мини-мессии".