Воспоминания олигофрена. Сумасшедший трамвай

СУМАСШЕДШИЙ ТРАМВАЙ

1.СИДЯ ИЛИ СТОЯ?

Я сижу. В трамвае. Трамвай набит битком. Но большинство стоит а я сижу.
Я заметил, что как в обществе в целом, в трамвае воспроизводится ситуация неравенства. Она предзадана самим наличием сидячих и стоячих мест.
Их количество изначально значится на специальной табличке на кабине вагоновожатого. Сейчас эти цифры я не помню. Не то тридцать восемь и семьдесят два, не то иное. Это мне неважно. Важно, что я сижу. Трамвай идёт. Большинство стоит. Меньшинство сидит. Только не надо думать, что сидят по случаю праздника в их честь. Сидят, потому что в это дело вложились. Потому что подсуетились. Потому что потратили на это право сидеть вполне определённую энергию. Например я специально прошел две остановки в направлении центра, чтобы сесть в трамвай там, где народ еще только набирается, а многие собираются выходить на ближайших остановках.
Да, да! Я сижу, потому что эти восемьсот метров я прошел ножками. Не поленился. А потом ещё занял вполне определенную точку на остановке.
Это очень важно – знать ту точку на остановке, которая дает максимальное приближение к дверям вагона. А из трёх дверей надо выбрать ту, где вероятность занять сидячее место статистически выше. Это явно не первая дверь: в неё выходят инвалиды и дети. Один инвалид может завалить сколь угодно прекрасную программу входа в вагон. Пока он вываливается из вагона, вся остановка в центре и сзади уже забила вагон и заняла все места.
Я сижу, потому что я грамотно расставил акценты и серьёзно отнёсся к занятию места. Это целая спецоперация, требующая сноровки, подготовки, предварительных изысканий, обработки, навыков, умений и, вы не поверите, знаний. Специальных, заметьте, знаний, а не каких-нибудь там. Я мог бы подробно рассказать, как занимать места в троллейбусах и метрополитене. О том, как важно знать специальные точки на каждой станции метрополитена, на каждой трамвайной, троллейбусной и автобусной остановке. Как много зависит от выбора темпа движения при выходе из метро, как важно точно выбрать момент занятия очереди на маршрутку. Как важно знать альтернативные способы перемещения по маршрутам.

2. НОГАВ ТЕАТОБАР ЗЕБ АРОТКУДНОК?
 
В годы моих первых педагогических опытов трамвай в Свердловске ходил на Московскую через центр. Прямо так и шёл по 8-е Марта до Площади 1905-го года и уже там поворачивал на проспект Ленина и шел до самой Московской, что пересекает Ленина около двора Ленина 5. Садился я в трамвай около городского Дендрария, на Радищева.  Собственно сейчас трамвай именно здесь и поворачивает на эту самую Радищева и идёт вверх прямо на тот самый крест, о котором Илья в своё время и сказал: «Видишь, там на горе…»
Да, да! Это та самая гора и тот самый крест. На горе тюрьма. На горе Церковь. На горе памятник Бажову и… крест. Теперь каждый трамвай везет своих пассажиров именно на эту гору, именно к этому кресту… а когда-то по тихой улице Радищева мимо похоронного бюро мы ходили с Роной на городской рынок, где брали картошку по 15 копеек за один килограмм. Впрочем я завспоминался… что Вы хотите? Олиго!
Итак, трамвайный билет стоил три копейки. Три туда – три обратно – шесть копеек. А билет в зоопарк мне стоил в те славные годы пять копеек. А пакетик кофе с сахаром (были такие плотно сбитые пакетики прямоугольной формы!) стоил восемь копеек. На обед мне давали двадцать копеек. И стояла простая прагматическая задача. Проехать на трамвае и сэкономить три копейки. Или вообще не ехать, а пройтись пешком. Через весь центр громадного города.
А как раз в эти славные времена начали появляться трамваи без кондукторов. Нынешнему поколению зайцев не понять. Подумаешь – проехать зайцем в трамвае без кондуктора. А вот попробуйте проехать зайцем в вагоне с кондуктором!!! Попытайте-ка счастья.Морозной зимой я читал надписи на оконном стекле: «Вагон работает без кондуктора»
А вот в трамвае эта надпись читалась сзаду наперед, но каждое слово шло на своей строке – так была выполнена эта надпись красивыми жёлтыми буквами – и читалась она изнутри так: "НОГАВ ТЕАТОБАР ЗЕБ АРОТКУДНОК".

3. ТРАМВАЙ - ЭТО...

Конечно можно дать ответ на  вопрос: «Человек – это кто?»
Определений известно много и самых разных: весёлых и грустных, смешных и очень смешных. А еще встречаются умные и сильно умные. Но я не буду их перечислять. И даже своё собственное (бесконечнопараметральная самоопределяющаяся сущность) не вспомню. Я дам здесь такое:
Человек – это важнейший структурный элемент трамвая, осуществляющий управление его электрическими силами. Трамвай – это живое одушевленное существо с переменной душой. Что души у трамвая вселяются и переселяются я видел сам неоднократно. Так или иначе – трамвай без человека не существует. Трамвай по- человечески мыслит. И по-человечески чувствует. Пока он – трамвай.
Любопытно, что иногда случаются слоны – убийцы. Если слон сильно бушует и часто убивает людей – его могут и самого того самого. Но где вы видели хоть раз, чтобы кто-нибудь требовал пристрелить трамвай переехавший ногу человека или его живот?
Здесь мы должны вспомнить мою подлинную классификацию людей. Потому что она сильно влияет на классификацию состояний трамвая.
Женщины – это разумные сумчатые существа без висюлек.
Мужчины – это неразумные несумчатые не существа с висюльками.
Следует помнить, что мужчины имеют душу, также, как и женщины. Это то, что позволяет им делать вид, что они  понимают друг друга. На самом деле не следует строить иллюзий. Мужчины не разумны и не понимают. Они только иммитируют умственную активность, работая на базах встроенных картотек.
Если мужчина успешен – значит где-то рядом с ним наличествует предельно умная женщина. Женщины, как правило, склонны наделять мужчин качествами, каковыми те изначально не обладают (ум, интеллект, разум). Самое смешное – это наблюдать за тем, как женщины пытаются что-то доказывать мужчинам. Хотя сами мужчины давным давно доказали самим себе и окружающим, что доказать им ничего нельзя. Мужчин спасает от женщин только то, что женщины в принципе не могут договориться друг с другом.
Но к трамваям!
Итак – в силу наличия сумчатой или безумного трамвай приобретает женские или мужские черты характера. Трамвай – мужчина – это резкий, жёсткий, наглый предельно нетактичный вагон. Трамвай – женщина – это мягкий, деликатный, плавный вагон.
Собаки и кошки охотятся двумя принципиакльно различными способами. Собака гонит добычу, пугает и деморализует её. Кошка часами сидит в засаде – или крадётся. Женщины по своей природе – кошки. Они вечно в засаде. Мужчины – это псы, которые нагло гонят всё, что движется.
Трамвай-мужчина – это гон, трамвай-женщина – это крадущаяся бесшумная тварь.
Остается указать, что иногда мужчины – эти гомо ик!* сцапаемс превращаются в извращенцев, которые пристают к женщинам со своими отвратительными приспособлениями. Что же касается женщин, то заметим, что эти сумчатые обладают не одной, а двумя сумками, точнее сумкой и сумочкой. Отсутствие в последней специфических знаков мужского внимания (дензнаков!)– это главное ощущение пустоты у женщины.
Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. Путь к сердцу женщины лежит через заполнение вакуума в её главой сумочке - кошельке.

4. КОМПРОМИСС, МИСС!

В тот год я крепко полюбил «Тысячу и одно». Если в шестьдесят восьмом летом я прикипел к «Шестьдесят шесть», то теперь, весной шестьдесят девятого я полностью проникся «Тысячей». Что такое «Шестьдесят шесть»? Это карточная игра, в которой нужно набрать шестьдесят шесть очков.
А «Тысяча и одно»? Верно! Здесь надо набрать именно тысячу и одно очко. Хотя игры – родные сёстры. Правила во многом схожи. Но есть нюансы. Почему мне понравилась «Шестьдесят шесть»? А потому что летом в Светлом всё шёл и шёл дождь. Неделями наш геофизический отряд не мог выехать на сейсморазведку. Под дождём много не повзрываешь. И качество волн будет не то, и регистрация датчиками будет не та, и аммонал будет не совсем тот… В общем вся бригада смотрела за окно. За окном стоял дождь. И мужики играли в бесконечное «Шестьдесят шесть»… Ну и я, как и положено подмастерью, наблюдал, вникал, проникался… Конечно прикуп здесь был ох как важен! Потом наступила зима.
Еленна Дмитриевна - преподаватель биологии - устала от моих выходок. Я откровенно тосковал на уроках – они учили всё то, что я знал ещё в четвёртом классе… И тогда я стал специально получать двойки. А потом в секции лёгкой атлетики Валерий Иванович – мой тренер – кстати – один из лучших учеников Веры  Павловны Петрашень – заявил: "Мне звонили из школы. Пока не исправишь двойки, в секцию тебе вход закрыт." Сказал - как отрезал.
Я не стал с ним спорить. С Валерием Ивановичем я не спорил никогда. Ни о чём. Для меня бег был выше, чем все школы мира. Валерий Иванович был для меня почти что богом. Вообще-то Богом была именно Вера Павловна, но Валерий Иванович стоял с ней рядом. Небожитель!
И тогда я сделал свой самый важный в жизни выбор. Я не стал ходить ни в секцию, ни в школу. Написал трактат о двойке, как результате взаимоотношений учителя и ученика и забил на школу. Тренироваться стал самостоятельно. С учётом мнения Артура Лидъярда, изложенным в его книге «Бег, бег, бег». Повышал объёмы, бегал по песку в гору на пляжах у Верх-Исетского пруда. Сам себе строил графики, отслеживал пульс.
Разминка, десять по четыреста через четыреста, три по тысяче через семь минут, заминка…
А всё остальное время – играл с Витей дома в карты. В "Тысячу и одно". Пристрастился!
О, это очень тонкая и умная игра. Игра, где побеждают умом, а не везением… Стратегическая игра. С претензией на длинные серии… Витя был большим другом нашей семьи. Мама его любила. Писала ему стихи. Витя играл со мной в тысячу. Он жил у нас, и маме было хорошо. И мне было хорошо.  Между тем мое длительное отсутствие в школе было замечено. Появились попытки вернуть меня в лоно заведения. Но я всегда был в нем чужим. Оставшись на второй год из-за болезней я вообще стал форменным изгоем. Новый класс меня принял скажем так – условно. Потом мы задружились с Юрой. Юра, Вова, Лёня и второй Юра создали ансамбль «Кентавры». Им я написал текст выходной песни:
Эллины сложили немало легенд
Про полубогов – кентавров…
Этот класс был такой же умный, как и первый мой класс. Из первого класса вышли доктора наук (Лена Сальникова, Саша Лапкин), кандидаты наук (Толя Мельников)… Из второго вышли доктора наук (Вова Першин, Жора Тихомиров)… Я был второгодник и неуч. Я позорил свою элитарную вторую специальную английскую школу. Помню на десятилетие окончания школы приехал в гости к Нине Игнатьевне. Она сочувственно поинтересовалась, кто я и где, и кем, и как… Я так и не признался ей, что закончил Ленинградский университет, что работаю директором в структуре облспорткомитета…
Зачем расстраивать педагога, считавшего, что с головой у меня не всё? Ей так легче. В классе я был клоун, выскочка, срыватель уроков…
Собственно эта роль меня вполне устраивала. И мои классы тоже. Но вот назрело ЧП. Лучшую школу города демонстративно покинул худший её ученик. Потому было видимо принято решение расстаться со мной по-тихому. Налепить троек в аттестат о "неполном среднем" и адью…
Отец Вовы, по совместительству – член райкома партии и председатель нашего родительского комитета, приходил ко мне домой и убеждал меня сдать выпускные экзамены. Мол всё будет хорошо. Вова – автор музыки гимна «Кентавров». Отцу соавтора песни я не отказал. Мы сошлись на том, что я явлюсь на выпускные экзамены и школа не будет меня специально «валить». Вот на этом тонком компромиссе и возник для меня тот самый сумасшедший трамвай.

5. ПУТЬ К НЕМУ

Первого июня одна тысяча девятьсот шестьдесят девятого года я пораньше вышел из дому. Ни дня без тренировки! Таким был мой девиз. Но в то утро я заменил пробежку на спокойную прогулку перед экзаменом. На карте Екатеринбурга (слава Яндекс картам!!!) вы видите мой маршрут. 
Этот путь я мог по своим тогдашним кондициям преодолеть легко минут за двадцать. Не напрягаясь. Но я шел. Именно шёл. Одетый в свой обычный тренировочный костюм (экзамен я сдам, но переодеваться – ни за что!!!) я не спеша миновал улицу Горького (самую бандитскую улицу города в те годы), преодолел трехсотметровую набережную городского пруда, прошел через главную арену моего любимого стадиона «Динамо» и затем через улицы привокзального квадрата выбрался на Челюскинцев. Напротив Управления Свердловской железной дороги я вышел на трамвайную остановку и тут я увидел ЕГО!!! Мой сумасшедший трамвай!!! Был час пик. Вагон был набит битком!! Втиснуться в него было невозможно. Но нами всегда владел спортивный азарт. И поэтому делом чести было повиснуть на подножке травмвая, не давая дверям закрыться.
И нестись над дорогой в виноградной грозди других отчаянных полупассажиров. В любой другой день я бы так и поступил. Но до экзамена было время. И я специально вышел пройтись пешком. Азарт свой я придушил.  И отпустив руки спрыгнул обратно на остановку. А мой молодой попутчик – его я запомнил на всю жизнь! – остался висеть. И трамвай двинулся через мост над Исетским прудом. Двинулся в свой незабываемый полёт. Он уходил, набирая скорость, мой сумасшедший трамвай! А я ещё не знал, что он сумасшедший,  не знал!! А я еще не знал, что этот трамвай рассекает мою жизнь на ДО и ПОСЛЕ.

6. ИНФЕРНАЛЬНОЕ О ТРАМВАЕ У БУЛГАКОВА

Это - инфернальное отступление о самом непонятном тексте Булгакова. Связано с тем что ни мне, ни ему так и не удалось передать атмосферу ужаса в момент, когда трамвай становится убийцей. Мне довелось побыть на месте Бездомного. Недолго. Но довелось. Не оттого ли я так чуток к деталям?
***
А кто сказал, что голову отрезало? Любопытно!  Как это наш Берлиоз падал под колеса летящего трамвая, что ему отсекло голову? При этом сама голова, судя по дальнейшему описанию, пострадала несильно. Могла говорить и украшала собою блюдо на балу у Воланда.
Исследование сего вопроса даёт не совсем ожиданные, я бы сказал сильнее – явно неожиданные результаты. С учетом того, что «правая нога – хрусть! – пополам» Берлиоз упал ПОПЕРЁК летящего трамвая. Голова оказалась с одной стороны рельсов, а пятки с другой стороны. Но трамваи были снабжены специальной отбойной решеткой, расчищающей путь трамваю на рельсах… или еще не были снабжены?
Так или иначе, но вопрос нуждается в самом тщательном уточнении, а то, воля ваша, неладно у нас выходит, господин писатель!
Впрочем это всё – рассуждения в пользу нас с вами, то бишь в пользу бедных.
Давайте вспомним поточнее интересующие нас фрагменты канонического текста Михаила Афанасьевича Булгакова:
Первый – о росте жертвы трамвайных колёс.
«Однажды весною, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах, появились два гражданина. Первый из них, одетый в летнюю серенькую пару, был маленького роста, упитан, лыс, свою приличную шляпу пирожком нес в руке, а на хорошо выбритом лице его помещались сверхъестественных размеров очки в черной роговой оправе. Второй – плечистый, рыжеватый, вихрастый молодой человек в заломленной на затылок клетчатой кепке – был в ковбойке, жеваных белых брюках и в черных тапочках.
Первый был не кто иной, как Михаил Александрович Берлиоз, председатель правления одной из крупнейших московских литературных ассоциаций, сокращенно именуемой МАССОЛИТ, и редактор толстого художественного журнала, а молодой спутник его – поэт Иван Николаевич Понырев, пишущий под псевдонимом Бездомный.»
Второй – о том, как именно страдали части тела под трамваем:
"– Как же, как же, – перебил Коровьев, отнимая платок от лица. – Я как только глянул на вас, догадался, что это вы! – тут он затрясся от слез и начал вскрикивать: – Горе-то, а? Ведь это что ж такое делается? А?
– Трамваем задавило? – шепотом спросил Поплавский.
– Начисто, – крикнул Коровьев, и слезы побежали у него из-под пенсне потоками, – начисто! Я был свидетелем. Верите – раз! Голова – прочь! Правая нога – хрусть, пополам! Левая – хрусть, пополам! Вот до чего эти трамваи доводят! – и, будучи, видимо, не в силах сдержать себя, Коровьев клюнул носом в стену рядом с зеркалом и стал содрогаться в рыданиях.
Дядя Берлиоза был искренне поражен поведением неизвестного. «Вот, говорят, не бывает в наш век сердечных людей!» – подумал он, чувствуя, что у него самого начинают чесаться глаза. Однако в то же время неприятное облачко набежало на его душу, и тут же мелькнула змейкой мысль о том, что не прописался ли этот сердечный человек уже в квартире покойного, ибо и такие примеры в жизни бывали.
– Простите, вы были другом моего покойного Миши? – спросил он, утирая рукавом левый сухой глаз, а правым изучая потрясаемого печалью Коровьева. Но тот до того разрыдался, что ничего нельзя было понять, кроме повторяющихся слов «хрусть и пополам!». Нарыдавшись вдоволь, Коровьев отлепился наконец от стенки и вымолвил:
– Нет, не могу больше! Пойду приму триста капель эфирной валерьянки! – и, повернув к Поплавскому совершенно заплаканное лицо, добавил: – Вот они, трамваи-то."
Осмелюсь напомнить дорогим читателям и читательницам, что ширина колеи (сошлемся на ту же Википедию!) - 1520 мм - используется не только во всех метрополитенах России и СНГ но и  на многих трамвайных линиях.
Остаётся выяснить, какой рост подходит под определение «маленький». Допустим – 170 сантиметров. 20 сантиметров  на голову – и ноги не дотянулись до второго рельса жалкой пары сантиметров. А ведь нога-то должна хрустнуть ПОПОЛАМ!
О чём на самом деле я думал тогда? Вы скажете: мы отвлеклись! Вот и я тогда отвлёкся. И потерял связь событий. А когда очнулся, оторвался от поверхности реки мир уже неузнаваемо изменился...

7. СУМАСШЕДШИЙ ТРАМВАЙ

Мы остановились на том, что мой сумасшедший трамвай набирая скорость уходил к месту  своего великого полёта. Но сначала надо получше отрефлексировать моего попутчика и весь эписодий с моим отпусканием моих же азартных ручонок.
Я твёрдо вознамерился тогда именно пешком прогуляться до школы и по пути именно прошёл по своему любимому стадиону, по своей дорогой дорожке, от которой школа меня отстранила – как бы назло, как бы утверждаясь в том, что не оборола меня эта институция государева, не одолела, не смогла. Что вопреки ей и всему свету не расстался я ни с дорожкой, ни со своей страстью бегать. Но азарт!! Но страсть!! И я вцепился руками в верхнюю часть дверного проёма вагона и повис!! Рядом висело еще человека четыре. А молодой человек пытался зацепиться рядом и всё совал ногу на подножку и привставал и тянулся… И тогда я смирил свою страсть и отпустил руки: ему нужнее! Пусть едет!! А я таки пройдусь!!  Вот почему я его тогда так хорошо запомнил! Вот отчего так мучает меня совесть. На его месте не мог быть, а был я!! Судьба!!!
Трамвай уходил набирая скорость, а я брёл по мосту, смотрел на водную гладь великой реки Исеть, которая здесь казалась равной Ангаре или Неве… Что такое уральский город? Это маленькая юркая горная речушка, плотина в горах, громадный пруд и вокруг него – город. Таковы практически все Уральские города, включая сюда и Нижний Тагил. Для чего плотина? Она создает напор воды. Напор воды вращает водяные колеса. Те вращают точильные круги и лесопильные маховики. Вокруг плотины – завод. А вокруг завода – крепости – сам город. Или городок. И все важнейшие события в жизни города разворачиваются вокруг плотины или непосредственно на ней. Будет время – расскажу несколько презанятнейших историй.
А пока, ничего из сказанного ещё не осознавая, я брел по мосту смотрел сверху на панораму своего любимого «Динамо», на свой любимый центр города. И вспоминал мою любимую историю Джека Лондона «Под палубным тентом».
- Говорят, что акула должна перевернуться, чтобы напасть. Ерунда! Эта не перевернулась!
Именно в этом рассказе прозвучало гордое: «Столько ещё не начеканено!», когда речь зашла о том, за каким количеством золотых соверенов бросился бы герой к акуле в пасть…
Я брёл по мосту и вспоминал свою школу. Я шёл к ней, чтобы расстаться с ней навсегда.
Я шёл туда, куда ушёл мой сумасшедший трамвай, но не смотрел в его сторону. А городской шум заглушал все звуки. До экзамена оставался почти час. Идти было даже медленно – минут двадцать от силы…
Теперь я могу перефразировать классика:
- Говорят, трамвай может запросто убить человека не переворачиваясь. Это ерунда! Чтобы убить столько людей сразу – он должен перевернуться! Этот перевернулся!
Я всё время думаю о тех, кто стоял тогда на остановке, и о тех, кто стоял в вагоне, и о тех, кто висел на подножке. Я думаю о них уже сорок два года. Остановка тогда располагалась не до поворота с Челюскинцев на Московскую, а сразу за. За этим проклятым поворотом. Был утренний час пик и остановка была забита людьми. Когда трамвай приближается к остановке большинство, естественно, смотрит в его сторону. Чтобы увидеть свой ожидаемый номер. Поэтому уверен – они смотрели!
Трамвай набирал скорость. Трамвай буквально летел к остановке, летел к повороту. Некоторые лихорадочно толкались, пытаясь занять место повыгоднее. Потому что это приходит с опытом – надо найти ту точку, посадка с которой даёт наилучшие шансы.
Другие просто всматривались в трамвай. Иные в надежде сэкономить искали надпись "НОГАВ ТЕАТОБАР..." А он улыбался им своей весёлой трамвайной физиономией и набирал ход. Он уже обезумел. Но они  ещё не понимали, что это значит для них. Трамвай вёл мужчина. Это важно! Это был трамвай – мужик! Безумный трамвай!
Говорят, что мужчина этот был наркоманом. Что у него случился какой-то наркотический заскок. Он разгонял трамвай до самого поворота. И трамвай, сумасшедший трамвай, на сумасшедшей скорости вылетел на этот неумно построенный, крутой тогда, поворот. И на всём лету стал поворачивать и слетать со своих тележек, к которым, как утверждали позднее, он был прикреплён неправильно, если вообще прикреплён. И колесные тележки поехали дальше, а сумасшедший трамвай перевернулся и втёр остановку в асфальт.
Люди – капли воды с примесями. С цветными примесями. Я видел сам. Лично. Когда поднимали тело трамвая.
Но тогда, приблизившись к месту я не сразу понял увиденное. Я увидел нечто такое, что невозможно просто описать словами. Потом я понял: трамвай лежит на боку. А недалеко от него – метрах в пяти лежит тот самый молодой человек. Просто лежит. И даже неестественная бледность его не дала мне основания сразу понять, что он уже никогда сам не встанет.
Это потом я услышу в «Иронии судьбы…»:
«Нечеловеческая сила
Земное сбросила с земли…»
Я стоял в толпе окружавшей трамвай. Трамвай лежал на боку. Под ним было очень много воды. Цветной воды. Внутри, когда я подошёл, никого уже не было. Душа покинула трамвай. Говорят, водитель первым делом бросился к кассам и всё вытряхивал и выгребал из них мелочь. Потом его забрали.
 
ЭПИЛОГ

Я больше никогда не играл в карты.
Ни в "шестьдесят шесть", ни в "тысячу", ни в "покер"… Ни во что.
Я больше никогда в день экзаменов не подходил к трамвайным путям. День экзаменов для меня был заведомо "не трамвайным" днём. Почти год я просто не мог ездить в трамваях. Там не было психологов от МЧС. Никто не выводил меня из шока. И всех остальных тоже. Когда трамвай поднимали, там отдельно в крови плавали глаза. Человеческие глазные яблоки.
Но самое большое впечатление на меня произвела произнесённая кем-то рядом со мной фраза:
- Из тех, кто сидел в вагоне – не пострадал никто!
 *  *  *
Я сижу. В трамвае. Трамвай набит битком. Но большинство стоит а я сижу.
Это непросто – сидеть в трамвае. Надо очень крепко подсуетиться.