Есть ли жизнь на Марсе?

Любовь Отраднева

(в соавторстве с Naru Osaka)

Есть ли жизнь на Марсе?

Посвящается дражайшему соавтору

Написано после просмотра экранизации «Великого противостояния», некоторые факты взяты оттуда – например, судьба Ромки Каштана и «марсианские» сны Симы.
* * *
Сима смотрела в небо. Красная планета все приближалась. И сейчас казалось, что тех семнадцати лет, прошедших с прошлого великого противостояния, и не было вовсе – сердце замирало в ожидании чуда, как тогда, совсем по-детски.
Хотя ну что могло случиться хорошего? Оно и тогда-то… А теперь война отняла у Симы все, а жизнь плохого только добавила. Стоит лишь начать вспоминать…
Тогда чудо продлилось недолго – Марс забрал у нее Александра Дмитриевича… нет, нельзя так говорить, у всей страны забрал, у всего мира! И вообще нельзя так думать, что там какие-то планеты, никто еще не знает – есть ли на них разумная жизнь? И уж точно люди не могут попадать туда… после смерти. И даже если окажется, что на Марсе есть жизнь, – вряд ли там отыщется тот, о ком она думает… И Сима это понимала.
Только вот как не думать? После отца Расщепей был для нее самым близким и дорогим человеком. И после его смерти Симу как прокляли. Двое было замечательных парней, кому она нравилась. Обоих война скосила. Только по Амеду отплакалась да поняла, что рядом Ромка, с которым всю школу вместе… так и его убили, в Японии уже.
А теперь еще вот Двадцатый съезд. Если бы Александр Дмитриевич все это услышал – у него бы снова стало плохо с сердцем. Все, чем жили, во что верили, разрушилось и предано поруганию. Люди вокруг или растеряны, или рьяно повторяют разоблачения, перекрашиваются на глазах. Папы уже тоже нет, и не к кому бежать, и о чем еще думать, как не о лучших мирах?
Хотя, конечно, необычно это – такие мысли… Но уже себе не запретишь. На работу ходишь как автомат, разговаривать ни с кем не хочешь. И вот только небо. И мнится – на других планетах все хорошо, и не нам туда, как у фантастов, экспортировать революцию. Скорее, нам у них учиться. И она рада бы научиться – хотя бы тому, как продолжать жить. И смотрит, и смотрит на Марс, как будто ждет ответа…
А потом засыпает, и кажется ей, что не собственная кровь просвечивает сквозь веки, а все тот же свет с Марса проникает через них. И стоит только пожелать – как почудится, что не погружаешься в сон, а взлетаешь высоко и легко. Туда, вверх, к зовущему красному сиянию. И все кажется естественным. Что на Марсе, конечно, пустынно, но вполне можно дышать. Красная пыль под ногами и кратеры, как на Луне. И уж совсем как будто так и надо, – что она, Сима, здесь не одна. И рядом с ней – тот, кого она ожидала и мечтала увидеть!
– Сан-Дмич! – и не хватает дыхания кричать, и кажется, что не добежишь до него, не дотронешься… И все же она рвется изо всех сил.
Сколько раз ей снилось что-то похожее! Но никогда – так реально.
Вот наконец добежала, обняла, смотрит в его волшебные глаза… И он не призрак, нет, живой, живее не бывает! Обнимает ее в ответ, смеется:
– Ну что у вас за настроение, Симочка, просто гроб и свечи! Увиделись наконец-то, а вы плачете!
– Это… Это от радости. От радости ведь тоже плачут, знаете…
– Ну ладно, ладно… А ведь сознайтесь – ждали в этот день чего-то особенного?
– Да. Столько лет прошло – а вы ничуть не изменились!
– Что ж тут удивляться?
– А… как же… – Сима запнулась, удивленно глядя на него. Или он шутит?
– Здесь время стоит, Симочка. Для меня, по крайней мере. Для зеленых человечков вполне себе идет.
– Ох… А что, они тоже тут есть? – Сима не знала, чему удивляться в первую очередь.
– А как же, живут, и в количестве. Мелкие такие. Здесь вообще, дорогая моя, такое творится! Никак в материалистические теории не впишешь. Какой-то аномальный Мадрид и Лиссабон!
– И как же вы… сюда?
– Там потерял сознание, здесь очнулся. Сам долго удивлялся… Додумался даже до того, что есть какие-то силы… Сперва сына забрали, теперь я тут, а Ирина Михайловна далеко где-то… Еще и вы, Симочка, из-за меня замуж не вышли.
– Вы-то откуда знаете?
– Поверьте моему опыту – не бывает у замужних женщин таких глаз.
– Ой. Ну почему из-за вас-то? Из-за фашистов проклятых… – но глаза почему-то захотелось отвести. И щеки тоже начали предательски гореть.
– А потому что это я тоже знаю. Вы меня ждали… больше всех. Как никто не ждал.
Щекам стало совсем уж невыносимо жарко.
– Неправильно это все, – вздохнул Расщепей. – Что ни создавай, как ни борись – все рассыпается. И поди пойми, что сделал не так.
– Да, это верно… Но, может… дело и не в тех, кто создавал?
– Люди, Сима, получают только то, что заслужили. Вы же не верите в злых волшебников, которые вот так возьмут и проклянут, потому что настроение плохое?
– Так-то нет… Но сейчас, кажется, я много во что могу поверить.
– Не знаю, может быть. Но мне жаль, что это затронуло вас. Если бы я знал, старая я калоша, что поломаю вам жизнь…
– Что вы такое говорите! Поломали? Да если бы не вы, у меня была бы не жизнь, а серость… еще с детства!
– Но это же не значит, что кроме меня уже и хороших людей нет! Я пытался научить вас тому, чему жизнь уже научила меня самого. Но не стать же для вас идолом и идеалом, гроб и свечи!
– А что, стать идеалом – это плохо?
– Когда как. И если из-за этого идеала вся жизнь ломается – что хорошего? Я же все равно не мог и не могу дать вам то, чего вы заслуживаете!
– Александр Дмитриевич… А можете мне честно сказать, кого вы сами-то здесь ждали?
Теперь уже, кажется, он смутился.
– Сначала Иру, конечно… Ирину Михайловну. Потом узнал – без толку.
– Но… Почему так?
– Я ведь почувствовал ее смерть. И то, что она теперь в другом месте. Более… благодатном. Как там меня в гимназии учили-то? «Упокоятся в селениях праведных», вот.
Сима вздохнула. Было очень жалко Расщепея. И Ирину Михайловну тоже. Редкость в киношной среде такие прочные браки – кажется, они прожили вместе больше тридцати лет. А она тут… С такими бессовестными вопросами.
– Уж лучше бы ее вовсе не было – этой жизни после смерти! Если она так людей разлучает…
– Да ведь не только разлучает. А для кого-то это и вовсе – единственная надежда на встречу.
– Для меня так и было, Александр Дмитриевич, – созналась Сима, опуская глаза. – Не получалось в это не верить.
– Я знаю, – мягко сказал он и пригладил ей волосы. – С какого-то момента меня только это здесь и поддерживало.
– Так значит… вы тоже думали, что…
– Теперь-то что скрывать – надеялся, что еще встретимся.
Слов у нее не осталось. Можно было только снова его обнять, прижаться…
И услышать еще – такое, что и не ждала:
– Ты все, что у меня еще есть, Сима.
Она замерла – сколько лет в глубине души ждала именно этих слов, но не смела мечтать, не смела надеяться, а когда они все же прозвучали – ее как молнией поразило, и даже не найти было слов в ответ… Он это, кажется, понимал и не ждал ответа – только бережно гладил ее по волосам. А ей казалось, что она могла бы простоять так целую вечность. И билось ее сердце у его сердца, и никакая сила уже не могла их разлучить…
Ведь правда же – никакая?
– Александр Дмитриевич, а можно я с вами тут останусь? У меня ведь тоже больше никого и ничего…
– Ты правда этого хочешь? И ничего не жаль?
– Ничего. Вы ведь угадали… или просто знаете, как я живу. И обо мне тоже жалеть некому. И никто не ждет… там. Только здесь.
– Эгоизм это с моей стороны.
– А что вам оставалось. И… Я же говорила когда-то, как мечтаю сделать для вас что-то хорошее!
– Тебе было тринадцать.
– А сейчас тридцать один. Цифры переставились, ничего больше не изменилось. И я…
– Что?
– Да даже не целовалась ни разу. Или страшно было очень, или не с кем.
– Ну вот видишь, что я натворил?
– Но ведь… можно же и исправить! – вырвалось у нее.
– Сима! Это безумие, в конце концов!
– Тогда любить – тоже безумие…
– Кто бы спорил. Ладно, послушай, что я тебе скажу. Когда я понял, что ты уже не ребенок, я продолжал желать тебе счастья. Но все больнее становилось представлять тебя с кем-то…
– И правильно. Мое счастье – это вы, – вот так и выпалила, словно вдруг снова стала той тринадцатилетней девчонкой. И с этим уже невозможно было спорить.
– Такая честь… Даже страшно становится.
– А вы не бойтесь. Я вся ваша, – и потянулась к нему – сама, хмелея от собственной смелости.
Закрыла глаза – за секунду до того, как он все-таки случился, ее первый поцелуй. А ведь и представлять себе не смела… Оставалось лишь чувствовать – и чувства были такими, что слов как будто совсем не осталось.
Это Расщепей потом сказал, блестя глазами:
– А я ведь и не думал о тебе… так. Сначала просто не думал, потом запрещал себе. Это здесь уже. Только разве, гром и молния, запретишь такое?
– Нет… Но теперь-то ведь уже и не надо запрещать!
– Теперь да, назад пленку не отмотаешь, не сотрешь эту сцену и не вырежешь. Да и не надо!
– Не надо… – повторила Сима, счастливо улыбаясь.
– А я ведь тебе еще не успел сказать – ты действительно расцвела. Пока вживую не увидел – даже не понимал, насколько.
– Все для вас…
…Еще очень долго будет «вы» и «Александр Дмитриевич» – едва ли не дольше, чем пройдет времени до последней черты. Они только ступили за первую, и предстояло еще привыкнуть. К этому миру и к новым отношениям.
* * *
Яблони на Марсе пока не цвели, увы и ах… Но особого сожаления у Симы это не вызвало. Оказалось, здесь вполне было чем их заменить. Марс – это не только красные пески. Его цветы и травы – россыпь красок, какая никому из землян даже не снилась…
И местные жители, кажется, были под стать этим местам. Да, здесь жили не только пресловутые зеленые человечки. Хватало и других – синих, красных, желтых, розовых… Были они маленькие и симпатичные, как на детских рисунках, – но только с виду.
По словам Расщепея, эти милые создания могли и трудиться, и воевать, и веселиться на славу. В последнем Сима сейчас убеждалась сама, когда стояла у ярко пылающего костра, крепко держа за руки своего нареченного. Странная, диковатая и веселая мелодия неслась в воздухе и словно подмывала сорваться с места, но Расщепей шептал, явно со знанием дела:
– Рано, Симочка, рано… Пока жениху с невестой стоять полагается.
И Сима отчаянно краснела – увлеченная происходящим, она словно забывала, какую роль во всем этом играет она и… Саша. Да, теперь – Саша.
Да уж, подобное и в детстве ни в одном сне привидеться не могло! Свадьба с таким человеком – и где? Аж на самом Марсе… В это с трудом верится даже сейчас, и лучше смотреть на все как бы со стороны – вот стоят двое, держась за руки, а вокруг них кружатся в веселой пляске обитатели Марса, неся в руках гирлянды ярких цветов. Танец все убыстряется, и цветочные кольца меняют форму, сплетаются, извиваются вокруг жениха и невесты, словно завязывая узел, который не распутает никто и ничто. Привязывая навсегда друг к другу.
Кажется, Сима слышала тихий шепот Расщепея, объяснявшего все это… А может, понимала сама, так же, как понимала и запоминала странные движения марсианского свадебного танца. Она уже знала, что вот сейчас, когда звуки музыки станут такими громкими, что их начнешь ощущать кожей, цветочные гирлянды завертятся совсем уж неистово – и упадут. И вот тогда можно будет сделать то, к чему призывает эта музыка – пуститься в пляс вдвоем, на мгновение (или навсегда?) подчиняясь законам Красной планеты… Вдвоем. Не размыкая рук.

Июль 2012, июнь 2013