Копейка

«И какой же русский не любит быстрой езды, – говаривал не единожды Николай Васильевич Гоголь, глотнув украинской горилки из фляжки и весело крича кучеру, – пшел!» Боже мой, как давно это было, лет сто пятьдесят с гаком. А люди помнят и с еще большим восторгом повторяют эти слова сегодня, но с другим уже привкусом. Ведь в те времена у кучера под вожжами ну три кобылы или жеребца, а сегодня? Сегодня на «Жигули» или мою «Мазду» смотрят, снисходительно улыбаясь. Особенно «новые русские», «прихватизаторы», язви их в печенку, ну и те, кому перепадает с барского стола. У тех дак меринов под капотом не меряно. Нормальный каламбурчик? Не очень? А мне нравится.
Так о чем это я? А…, вспомнил, про свою «копейку» вспомнил. Машина была у меня такая, «копейка» ее в народе до сих пор так зовут. Вот знаете какое правило я в жизни вывел? Что для мужика всего надежнее? Земля и автомобиль! Невеста может уйти к другому, жена изменить. А вот земля и автомобиль, если их любить и холить – не изменят никогда. Свою «копеечку» я, еще не купив, уже любил самой нежной любовью.
– Толян, а где ты такие бабки взял, чтобы купить машину? – в тысячный раз спрашивал меня землячок Витек, тоже степняк и тоже заядлый рыбак. Уж рыбак он классный, без похвальбы. А спрашивает нарочно, приятно вспоминать хорошее из очень «страшно плохой» советской жизни.
– А ты Калиныча помнишь? – в свою очередь спрашиваю я. – Конечно помню. Это ведь его конь шапку в зубах на колонку носил, когда он за водой хаживал.
– Так вот, Калиныч, как мне частенько говорил?
– Лександрыч, все воруют, одни учителя нет, они что домой несут? Тетради с двойками да тройками.
Так вот, с этого бока машинных денег нет. Это сегодня некоторые учителя репетиторами подрабатывают. Ну дак, если есть лицензия, налоги платят – так пусть гребут, – изрекает землячок, – ты не отвлекайся, давай колись.
– А чего колоться? – батя дал три тысячи, две с полтиной накопил.
В те далекие 70-ые прошлого века «жигуленок» стоил всего 5500, это ведь чуток побольше, чем МРОТ. Да ладно, Васильич, не ржи, знаю, щас опять запоешь: «Ох ты, МРОТ, ох ты, МРОТ подтянуло весь живот».
Для совсем несообразительных поясню, что МРОТ – это минимальный размер оплаты труда, чтобы человек не сразу протянул ноги, а немного помучился. А тогда на эти деньги можно было автомобиль купить, да не абы какой, а почти итальянский, то бишь «жигуленок». Деньги-то были, а вот купить было не просто, мало их было, машинешек, как и колбасы в магазинах. Дак без колбасы-то чего не прожить. Она и сегодня намного вкуснее, домашняя-то. А разные сервелаты – они не очень на учительскую зарплату берутся.
– Ты, друганок, с колбасного вопроса ближе к машинному, все равно лучшая колбаса – это рыба, – глубокомысленно изрекает земляк. Как ты сумел все-таки машинешку выхватить?
– А вот так. Депутат Верховного Совета СССР помог.
– Да хватит трепаться, я же серьезно спрашиваю.
– Дак и я серьезно. В райкоме партии, знаешь что сказали, когда заикнулся насчет машины?
– Поедешь в Мульту директором школы, будет тебе машина.
– Ну, а ты? – ехидно интересуется Витек, хотя прекрасно знает, чего я.
– А я послал их всех в кусты в сторону той самой Мульты. Мульта – это село в нашем районе, для сведения, так сказать, иногородних. – Ну и, – не унимается Васильич.
– Так вот помнишь, я работал в Амурской школе. И был там ученик Дима Айткасов. После школы, как водится, работал. И решила власть сделать его депутатом. А тогда как? Партия сказала, а народ ответил – есть! И стал Дима депутатом. А как же. Она и сейчас, власть, как скажет, так и будет.
– А демократия? – некстати встревает земляк.
– Да причем здесь демократия? Я тебе про дышло, а ты – куда оно вышло.
Приезжает новоиспеченный депутат в райцентр. Конечно, в Доме культуры встреча на высшем уровне: партийные и советские чиновники все при фраках бегают, суетятся – в грязь бы не ударить лицом.
–  Как будто сейчас не так, – настырничает дружок.
– Да ладно, привязался. Слушай дальше, может пригодится. Вот закончилась встреча, затихли продолжительные аплодисменты, народ повалил на улицу. И тут Дима увидел меня. А не виделись мы с ним после школы лет, наверное, шесть-семь. Как-то интересно получилось у Дмитрия: руки приложил к груди, вроде, извинился перед районными и городскими боссами и пошел через толпу ко мне. Но начальники его не бросили: не дай Бог, этот чудик что-нибудь отмочит депутату. Они тогда и не догадывались, что это мой ученик бывший. Мы поручкались, даже полуобнялись. Правда, до поцелуев не дошло. Дак я и сегодня целуюсь только с женщинами, и то чтобы никто не видал. Да. И пошли у нас с ним вопросы и ответы. Депутат даже подзабыл о свите. А тем аж невмоготу, как бы отсечь его от меня. Там в столовой уже замучались ожидаючи: и пельмени с шашлыками стынут, да и чай в рюмках выдыхается, а тут этот завучишка хренов так некстати.
– Представляю, – ржет Васильич, – уж тут ты не упустил случая поиспытывать их терпение.
– А как же, – охотно соглашаюсь, – и на нашей улице иногда бывает праздник. Говорим, говорим – и тут меня осенило: а дай про машину спрошу. Испыток не убыток, в лоб не ударит.
– Слушай, Дим, – говорю, – помоги горю. Денег подкопил, машину хочу купить, а начальники тормозят. Все три секретаря райкома кулаки мне из-за спины показывают, а я нахально делаю вид, что не вижу.
– Как тормозят? – спрашивает с улыбкой Дмитрий, чуть-чуть пообтерся в Москве, а уж знает, как с местными князьками разговаривать.
– Да шутит, шутит Анатолий Александрович, – хором выпалили по-пионерски партийные товарищи.
– Ну вот, видите как быстро вопрос решился – подмигнул мне депутат.
– А что, так и решился? – не верит земляк.
– Да, так и решился. И ехать в другую деревню не зачем стало.
– Все, все, кончай трепаться. Долго обмывал? – интересуется Васильич.
– Ты только никому не рассказывай, – прошу я, – всего неделю: два дня с Федырычем, три дня с Тарасенко и два дня с тобой.
– Как два дня со мной? – изумленно вопит Витек. – А чего же я ничего не помню?
– Пить тогда надо было не до беспамятства, вот и помнил бы, – злорадно выдаю я. – У тебя же тогда очередной роман был, ты и ходил, как очумелый, вот память всю и отшибло.
– Ох, ты и брехать, Александрыч, еще чище, чем я. – И весело смеется.
Сколько приключений и веселых историй с этой «копейкой» было – и не сосчитать. Но насчет «бабочек ночных» – ни-ни, своя очень даже ничего: комсомолка, спортсменка, учительница. Да и остальное все при ней. А вот завозила «копейка» иногда не туда, куда надо было. Повезла она как-то некоторых степнячков-землячков отмечать день рождения на берег Катуни. И возьми ж и скажи я ей:
– Только вякни, во сколько домой ехать, сразу ключ потеряю. Думаете, вякнула – ни фига. Перед рассветом хватились – домой надо. А ключа-то нету. Нету, и все тут. А «копеечка»-то на ключик закрыта, а его нетути. Хорошо, у нас всего было надолго, имею в виду и еду, ну и остальное..
До села вроде и недалеко, километра четыре, но она хоть и «копейка» – не бросишь. День играем «черт, черт, поиграй да отдай», два играем. Потом скучно стало. Сгоняли на попутке за допингом, потом стали в небо смотреть, лежа под деревом. И что вы думаете? Досмотрелись. Почему сразу до чертиков? До ключей. Висят родненькие на веточке, так хитренько поблескивают. А машина, зараза, хоть бы разочек подсказала. А оно все, что женского рода, всегда хитрое, так и жди подлянки.
А другой раз – даже вспоминать стремно. Человек нас шесть было. И на том же самом месте и, как на грех, на той же машине. Только в начале мая. Я сделал доклад о международном празднике трудящихся, походили по поляне с красным флагом. После как настоящие пролетарии поздравили английских, французских, еще каких-то рабочих и перешли к песням. Потом, думаете, сами додумались 1 мая лезть в Катунь? Лед же кругом еще. И одну льдину надо же, угораздило. Встала и все тут. Представьте себе, шесть мужиков, правда, в плавках, мы же не нудисты какие, стоят вокруг беленькой маленькой машинки и плачут. Вру, плакали двое. Я и «копейка». Так нам стало жалко эту льдину. Думаете, остальные смеялись. Нет, постепенно все стали плакать, а потом пошли принимать купель. Льдину столкнули, поплыла она, льдина-то. Пятеро потом по неделе отболели простудой. И главное – все знали, что виновата машина. Если бы она не привезла нас в эту забоку, так и простуды не было бы.
Про все рассказать, что я натерпелся от этой «копейки», так не только «Тысяча и одна ночь» получится, а в придачу и «Человек, который смеется» В.Гюго. Где же найти столько времени, работать тоже надо.
Да и машинка года через три затосковала по волжским просторам. Она же была оттуда родом, как вы помните. К тому же мой землячок Васильич купил себе тоже «жигуленка», только вишневого цвета. А у меня была беленькая. А я возьми, да подумай:
– Помучься теперь ты, а я посмотрю. И сплавил свою любовь ненаглядную аж в славный город Ярославль. А «вишневка» тоже норов показывала: то не в те ворота на ночь въедет, то вообще куда-нибудь скроется на недельку. Но тут все понятно, они все, особы женского рода, будь-то «копейка» или «вишневка», да даже жена чья-нибудь, как отчебучат – только успевай наливай. Что мы и делаем с другом на рыбалке, вспоминая похождения наших любимых, ну то есть легковушек-зазнобушек распрекрасных. Так уж сложилось, что для нас «автомобиль не роскошь, а средство передвижения», как говорил наш с ним друг Остап-Сулейман-Берта-Мария-Бендерю Ага.
А. Бородин