Ночное купе

               
          Лязг металла автосцепки, вагон качнуло и мы поехали. Предстоя-
    ло проехать из Петербурга в Москву. Когда то это путешествие про-
    делал Радищев и написал гнусный пасквиль. Видимо с тех пор и стали
    пассажирские поезда ходить по ночам. Что б путешественники, глядя в
    окно, не видели эту действительность, сохранившуюся от Радищева и
    до наших дней.
         Так как билеты мы покупали незадолго до отхода поезда, то
    пришлось ехать на боковых полках в плацкартном вагоне.
         Набегавшись за день по магазинам, мы рады были добраться до
    места и поспать.
         Путешествовали мы с теткой, Эмилией Степановной. Пятидесяти-
    пятилетней  женщиной, невысокого роста, толстой, обладавшей
    одним уникальным свойством. Легкие у нее очевидно опускались
    ниже поясницы. Когда она дома "разговаривала" с мужем. Соседи, с
    девятого этажа, соседнего подъезда, в ужасе забивались в маленькое
    помещение, расположенное рядом с ванной. Что было с соседями из
    смежных квартир, не смею даже подумать. Но это только при
    плохом расположении духа Эмилии Степановны.
         В любой магазинной схватке, криком своего луженого горла, она
    перекрывала всю очередь.
         А здесь на людях в поезде, она вела себя воспитанно. В купе
    сидела женщина с ребенком лет семи и еще две дамы, престарело - 
    бальзаковского возраста. Разодетые в пух и прах, с шикар-
    ными лакированными прическами, из волос естественно-оранжевого
    цвета и надменно-снисходительными золотозубыми улыбками.
         Тут же, на нижней полке, расположился представитель из бывшей
    братской республики. Одет он в бурку, на голове каракулевая па-
    паха, ноги в сапогах из мягкой кожи. Возраст - наверно за шестьдесят.
         Так как за день мы набегались вдоволь и "ноги стоптали до
    самых колен" сразу же легли отдохнуть.
         Аксакал последовал нашему примеру. Завернувшись в бурку,
    не снимая сапог, лег на спину на нижней полке, водрузив папаху себе
    на нос и затих.
         Пристроившись наверху, на боковой полке, я мгновенно уснул. При
    росте сто восемьдесят пять, мои "ходули" в подогнутом состоянии быстро
    затекли. Проснувшись, я перевернулся на другой бок, переложил ноги в другое
    положение и ...
         Что это?
         Х Р А П ...
         Нет, это был не просто храп. Если его назвать богатырским,
    значит, не сказать ни чего. Три богатыря, вместе взятые и их кони,
    не могли произвести такого храпа.
         Занавески на окнах, колыхались как от ветра, в такт храпу.
    Чайные ложки, вместе со стаканами, жалобно дребезжали в подстаканниках.
    Видимо от акустического резонанса, папаха с носа жителя гор, вали-
    лась на пол, он ее придерживал рукой. И все это в такт храпу.
         Выяснив причину звука, я убедился, что исходит он снизу, от моей
    тетки, Эмилии Степановны. Она неловко лежала на левом боку, подсунув
    под щеку крепко сжатый кулак.
         Уже засыпая, я увидел, что женщина напротив отвернулась, зажи-
    мая уши ребенку. Две другие сидели рядом, осуждающе качали головами.
         Утром я проснулся первым. Могучий звук, который индефицировался
    как храп, продолжал сотрясать стены вагона.
         Спрыгнув с верхней полки, я сел на сиденье. Женщина с ребенком,
    сидела вся в слезах, вытирая нос платком.
         Крашенные дамы, с растрепанными прическами, сидели рядом и с
    ужасом смотрели на мою тетку. Гордый горец забился в угол купе,
    судорожно сжимая в руках папаху, одни глаза сверкали как у загнанного
    волка. Из соседнего купе выглядывали бледные, не выспавшиеся испуганные
    лица.
         Храп прекратился неожиданно.
         Эмилия Степановна села. Проведя по лицу ладонью, как бы отгоняя
    остатки сна, она отбросила назад волосы и недобро глядя на недо-
    вольных женщин зло сказала:
         - Гад! Какая то СКАТИНА всю ночь храпела, спать не давала!