Ветер и мужик

Разгулялся раз ветер по' небу,
Удалой игрой распотешился.
Не со злости он – ради шалости
В мелки клочья рвал тучи черные,
А обрывки их превращал в коней
И скакал средь них лихим конюхом.
И гордился сам: "Ай, красив табун –
Все, как на подбор, кони статные,
На подъем легки, быстры, как стрела,
Коль пустить в опор – не угонишься.
На земле таких не сыскать коней –
До чего резвы – неба мало им,
Грудью горизонт, словно ленту, рвут
И не ведают-то усталости.

Не знакомо им чувство голода,
Да и страх земной им не застит ум.
Захотят –  затмят солнце летнее.
Одного лишь знают хозяина –
Легкокрылого Ветра вольного".
Но игра ему уж наскучила,
Притомило взор небо синее.
Хоть и славна та гладь лазурная,
Только что с того добру молодцу,
Коль гуляет он по степи пустой,
Самому себе силой хвастая. 
В удальстве таком  не великий прок,
Коли нет тебе супротивника,
Если все идет, как задумано,
Ни в добре, ни в зле нет препятствия.

Опустился ветр к лесу темному
И пошел гулять с лихим посвистом:
Липы теребя, сосны пробуя,
Крепко ль те вросли в землю русскую.
С дубом вековым силой мерился – 
Патриарх лесов битву выстоял,
Хоть кряхтел, скрипел и натужился,
Кроной он цеплял небо синее,
А в сырой земле он что было сил,
Кренясь, напрягал корни мощные.
Обнял ветер дуб: "Славен богатырь!
Седину ценю твою гордую,
Хвалю мощь и стать, и величие.
Будь и впредь судьей и заступником
Для своей лесной шумной братии".

А из леса ветр устремился в луг,
Разметал вокруг копна стройные,
Валки ровные в одну кучу сгреб
И перемешал с лесным мусором,
Перепутал, сплел травы сочные.
В поле полетел и во поле том
Не со зла опять напроказничал.
А деревней шел – пыли смерч поднял,
Закрутил его выше облака.
А солому крыш, что топорщилась,
Причесал слегка он на свой манер,
Вихры серые с корнем дергая.
С кольев посрывал постирушки все,
Что развесили бабы глупые,
Белье чистое извалял в пыли
И по яблоням поразвешивал.

Так гуляя, он притомился сам,
Поутихла в нем сила буйная
Удальство сошло молодецкое.
Налились глаза сладкой дремою.
Опустился он под ракитов куст
И смиренный стал, как ягненочек,
В пору хоть его бери на руки
Да неси к овце-мамке к вымени.
Только лег он спать, глядь: мужик идет
Из деревни той с ветром лаяться.
Портки серые пестры от заплат,
На плечах его грязно рубище,
Шея, словно жердь, а на шее той
На шнурке висит тусклый медный крест,
Что за грош дают в церкви дюжину.

И кричит мужик: "Ах ты, ветер злой,
Аль не знаешь, где силу спробовать?
Рожь мою примял, разметал покос,
Засорил глаза пылью детушкам,
Угол крыши снес, а коль дождь теперь,
Где соломы я до страды возьму?
Нет, уж я пойду к попу-батюшке,
Вот те крест святой – упрошу попа,
Чтобы он воспел Богу жалобу
На твои дела басурманские.
Пусть Всевышний сам приструнит тебя,
Чтоб забыл ты впредь здесь бродяжничать".
Рассмеялся ветр в ответ весело,
И от хохота молодецкого
С зелена куста, там, где ветер спал,
О докуке той и не ведая,
Наземь полегла мертвая листва,
Словно осенью ливнем сбитая.

"Ты, я вижу, глуп, мужик-лапотник,
У тебя ума еще менее,
Чем у кочета красноперого.
Тот пред всем двором похваляется,
То, что будит он красно солнышко,
Свято веря в то, что, коль утром петь
Во все горло вдруг перестанет он,
Так ночная тьма не развеется.
Так и ты себя тешишь верою
В то, что внемлет Бог песнопению
Твоего попа длинногривого.
У Всевышнего без того-то дел
На сто лет вперед не разобрано.
Хоть и болен ты скудоумием,
Но подумай сам: каково ему?
Всяк, кому не лень, лезет с жалобой,
Чуть чего не так – сразу к Господу:
"Накажи! Воздай!". Просьбы разные,
В большинстве своем бестолковые.

А в писании прямо сказано – зря не поминай
Имя Господа. До чего ж лукав
Нынче стал народ – даже в церкови,
Как барышники, хитрый торг ведут
С самим Господом: "Я тебе свечу
За копеечку – Ты же мне на рубль
Пошли выгоды". Коль за рубль свеча,
Значит, следует просить прибыли
В добру тысячу. Не свеча твоя
Важна Господу, и не то, что ты,
Всякий раз придя, в кабаках спустив
Гроши кровные, о церковный пол
Ударяешься своим глупым лбом
Для приличия, а душа твоя – 
Искра Божия, та, что ты хранишь
Как бесхозную в сальной суете
Мирской ереси, в темной кладовой
Рядом с подлостью".

Оробел мужик – назад пятится,
Начал лепетать в оправдание:
"Хоть и тёмны мы, но не нехристи,
Хоть подчас искус и случается.
Ровно бес тебя волочи'т в кабак,
А в поганом том заведении
Выпьешь водки штоф – нападет тоска,
Белый свет не мил вдруг становится,
И сомнения, словно змей клубок,
В глубине души просыпаются:
Есть ли на земле этой истина,
Что сильней царя по писанию?
Или нет ее? Может, Правду люд
На кресте распял, чтоб спокойней жить?

И от этих дум взор туманится,
Кверху зло клубком поднимается,
Как движеньем ил потревоженный.
Матерщина в речь так и просится.
И тогда уже всё случается –
Двину ль я кому в рожу наглую,
Иль кто мне с плеча зубы выставит.
Но грехи свои не скрываю я
И стремлюсь их смыть по'том праведным.
Вот не далее – позапрошлый год –
Целым миром мы Церковь ставили.
Не жалея сил, день-деньской в труде,
К небу возвели Храм Всевышнему.
За семь верст видать церкви маковки,
Купола горят чистым золотом.
Обрести стремясь покаяние,
Я себя постом строгим изнурял.
В барский дом возил камни белые.
И от тех трудов нажил грыжу я,
Лошаденка же обезножила.
Богу рады мы услужить всегда
За грехи свои в искупление".

Молча слушал ветр речь мужицкую,
Поперек словцом не обмолвился.
И, чем больше труд свой хвалил мужик,
Тем сильней его брови хмурились.
"Верно, знаю я Церковь белую,
Сам не раз на ней бу'хал в колокол,
Когда ваш звонарь, прогуляв всю ночь
По цветам в лугах с красной девицей,
На заре не мог встать к заутрене.
Но, коль помнишь ты, в тот же самый год,
Когда миром вы Церковь ставили,
Не сиротская осень выдалась.
И, едва Покров со двора отбыл,
Завела метель песни грустные.
Серый, тусклый день стал с напёрсточек,
Стала ночь длинней Волги-матушки.
Золотой рожок в рыхлой пене туч
Месяц потерял и найти не мог.

Словно в муть болот звёзды канули.
Ни тропиночки, ни дороженьки.
Все белым-бело, лишь метель пылит,
Кружит легкий пух, землю кутая.
Ночь уж на дворе – вы все по домам,
Кто на что горазд, забавляетесь:
Бабы ткут холсты, бабки старые
У печей в углах во'лной заняты.
Ну, а девицы – рукодельницы
Жужжат прялками, веретёнцами.
Тянет нить игла, вышивая птиц,
Чтоб рушник такой было б лентою
Распустить не грех над иконами.
А у мужиков – бабам не чета –
Посерьёзнее Есть занятия:
Сбруи, мундштуки для продажи шьют,
У лучин деды ладят валенки.

Песни не в ходу хороводные,
Тянут, будто холст, песни длинные,
Заунывные да печальные,
Больше про любовь разнесчастную.
И в тот самый час, час, когда во двор
Добрый человек пса не выгонит,
Нищенка пришла со дитятею
За спиной сума – божья странница.
В лапотках худых, вся в отрепии,
От метельных струй зубы лязгают,
А она дитя крепче жмёт к груди,
Норовит укрыть драной кофточкой.
Попросила кров, да не в дом пустить,
Хоть в овчарне ей угол выделить,
Ночевать в хлеву соглашалася,
Ибо там теплей, чем на улице.

Ну а вы в ответ зашушукались,
Одолело всех вас сомнение:
"Не пришла бы к нам на село чума
Или тиф сыпной с ней объявится,
Скот начнет хворать, кони с ног падут,
Ярки невзначай приплод выкинут,
И коровы вдруг не растелятся".
Бабка лишь одна полоумная,
Что сто лет в обед давно минуло,
Словно лунь, вихры с печки свесила,
Брызгая слюной, засюсюкала:
"Может, то сама Богородица
Со дитятею заявилась к нам –
Попытать средь нас милосердие,
Вызнать, есть ли кто в селе праведник".

Как осиный рой потревоженный,
Загудели зло снохи на неё,
А тех снох мужья – подкаблучники
морды воротят, мол, не слышали.
Все дома прошла эта нищенка,
Но на стук её откупались лишь
Хлебом, киселём, репой пареной.
Говорили вслед: "Иди с Господом!"
В поле обрела ночлег нищенка,
И дитя её там преставилось.
Белый саван ей метель выткала,
Отслужил по ней панихиду я,
Туман утренний ладан раскурил,
Ну а вороньё Тризну справило.

Вот тебе, мужик, правда-истина,
Что желал найти ты в Писании.
Хорошо ль тебе с такой истиной?
Может, думал ты, будто истина – 
Мятный леденец, во рту тающий,
Сладенький кагор на причастии,
Вроде как указ, кем-то писанный.
Захотел –  прочел, захотел – свернул,
Коль нужна –  достал, нет – подальше с глаз,
Под замок, в сундук – вон из памяти.
Истина есть Бог, Бог есть истина.
А все прочее от лукавого.
Можешь запереть глыбой каменной
Робкий ручеёк божьей истины,
Заточить его в недра темные,
Отравить родник лжеучением,
Но от скверны той ключ очистится,
Через пласт пройдя Земли-матушки,
И всяк страждущий, в ком душа живёт,
Вера теплится, жажду утолит
И обрящется – Для больной души Исцеление".

Приуныл мужик, призадумался,
Слёзы по щекам пишут борозды,
И сквозь слёз туман видит он, как куст,
Что дрожал листом, успокоился,
Лишь по ржи густой, словно как пробор,
Ветер, уходя, чертит полосу,
А где барский парк, средь столетних лип
Золотом горит православный крест,
Купола слепят, словно солнышко,
И, Бог весть, по ком гудит колокол.      

Картина из интернета.