Часть третья. Глава 17

     На другой день, первое, что увидел Арамис, открыв глаза, была бутылка, из которой дочка трактирщика что-то наливала в стакан. Девушку Арамис не заметил, потому что вид бутылки и звук льющейся жидкости вызвал у него приступ дурноты. Он застонал:
    - Только не это!
    - Вот Вы и проснулись, сударь! – девушка засмеялась. - Не пугайтесь, это не вино, это лекарство.
     Шевелиться Арамис был не способен. Девушка поила его какими-то жидкостями, несколько раз обтерла лицо чем-то свежим и ароматным, заставила проглотить пару ложек супа и все делала быстро, аккуратно и очень тихо. За последнее Арамис был ей особенно благодарен – выносить любые звуки сейчас было выше его сил. Голова у него гудела, горло болело, будто его изодрали кошки, в желудке было одновременно тяжело и пусто.
     Постепенно ее заботы немного привели его в чувство. Он смог осмотреться:
    - Где я?
    - В «Сосновой Шишке», - очень тихо ответила девушка и понимающе улыбнулась.
    - А где все?
     Девушка улыбнулась еще шире:
    - Ушли еще вчера.
    - Вчера?
    Она кивнула:
    - Сударь, за полдень уже.
     Арамис не поверил:
    - Как «за полдень»?
     Девушка подошла к окну, тщательно закрытому плотной занавеской и отвернула уголок. Арамису словно в голову выстрелили – яркий свет заставил его застонать:
   - Убери!
     Девушка поправила занавеску и направилась к двери:
    - Я пойду отцу помогу, зайду после, а Вы поспите. Питье на столе.
     Она вышла, очень тихо прикрыв дверь.
     Арамис постарался собраться с мыслями. Вспоминать вчерашнее он не хотел, от обрывочных воспоминаний как ему было плохо ночью он отмахнулся, и сосредоточился на настоящем. Для начала надо было одеться. Все его платье лежало рядом на кресле – свежее и вычищенное. Он потянул первое, что попало под руку. Это была пола камзола. Из кармана на постель выпал кошелек. Арамис вспомнил, что вчера так и не заплатил. Он проверил содержимое кошелька и убедился, что трактирщик не взял оттуда ни единой монеты.
    - Надо узнать, сколько я должен, - пробормотал он себе под нос, засовывая кошелек обратно.
    К его удивлению в кармане нашлось еще кое-что. Это было письмецо, даже скорее записка, чья кокетливая оболочка была безжалостно смята, а плотная белая бумага выпачкана чем-то зеленым.
     Арамис припомнил видение, похожее на Базена, развернул письмо – и мгновенно протрезвел. Герцогиня ждала его вчера. Она писала, что сказалась больной и королева отпустила ее до утра. Она хотела поздравить его с вступлением в полк, лично поздравить.
     Трактирщик был удивлен, увидев Арамиса. Он полагал, что молодой человек еще не скоро сможет подняться:
    - Сударь, Вы можете оставаться сколько нужно.
    - Благодарю, но мне пора. Я остался должен…
     Трактирщик заколебался: соблазн взять двойную плату был велик, но он подумал про Атоса и решил не рисковать:
    - Мне уплатили сполна, не извольте беспокоиться. Может, послать слугу проводить Вас?
    - Нет, слугу не надо... Разве я вчера расплатился с Вами?
    - Не Вы – Ваш друг.
    - Атос?
     Трактирщик поклонился:
    - Он. Утром присылал справляться о Вас. Я сказал, к вечеру Вы будете в порядке.
     Арамис достал несколько пистолей:
    - Тогда это от меня.
     Трактирщик с благодарностью принял деньги:
    - Всегда к Вашим услугам.
     Арамис уже не слушал, потому что его снова посетило видение – на пороге стоял Базен. Догадаться зачем он здесь и кто его послал было несложно и через мгновение Арамис уже спешил за слугой. Вернее, Базен еле поспевал за хозяином, который со всех ног кинулся на улицу Вожирар.
     Арамис даже не пытался придумать, что сказать в свое оправдание. По дороге Базен успел ему рассказать, что герцогиня ждала его до полуночи, в роскошном платье, сидя за изящно сервированным столом и вдыхая пары изысканных блюд, которые так и остались нетронутыми. Утром герцогиня вернулась. Бледная после бессонной ночи она была готова убить Арамиса – но Базен ничем не мог ей помочь, он понятия не имел, куда девался его господин и у кого можно об этом справиться.
     К полудню оба были не шутку встревожены. Базен несколько раз бегал в трактир, но, поскольку он был там никому не известен, ему не посчитали нужным рассказать как закончилась вчерашняя пирушка.
     Герцогиня совсем извела себя страшными предположениями, что могло случиться с Арамисом, и вновь возродившимися подозрениями.
     Когда она увидела его, нервы ее не выдержали. Она стала лупить Арамиса по щекам:
    - Вы бессовестный! Каждый раз я должна умирать от страха, что с Вами что-то случилось!
     Арамис и так еле стоял на ногах, а после одной особенно увесистой оплеухи он бы рухнул наземь, не подхвати его Базен.
    - Что с ним? Он же еле живой.
     Базен прокашлялся:
    - Он нехорошо себя чувствует. Думаю, еще со вчера.
     Арамиса уложили, и герцогиня с тревогой заглянула ему в лицо:
    - Что это с Вами? У Вас странный вид, будто Вы…
     Арамис кое-как справившись с собой, тяжело дыша, выдавил:
    - Простите меня, я сейчас встану. Я…
     Губы герцогини снова дрогнули – она смеялась:
    - Вы напились! Как старый ландскнехт!
     И непередаваемым тоном сказала по слогам:
    - Муш-ке-тер!
     Арамис виновато улыбнулся – сказать было нечего.
     Не переставая смеяться, герцогиня отдавала распоряжения Базену. Ее хлопоты были более действенны, чем заботы дочки трактирщика, и через пару часов Арамис был достаточно здоров, не считая некоторой слабости, что удерживала его в постели. Эта слабость ласково заглядывала ему в глаза и требовала рассказать, как ему удалось так напиться.
    - Я, конечно, смеюсь, но право слово, так нельзя. Я понимаю, что Вы теперь мушкетер, но…
    - Но я не солдат.
    - Рада, что Вы это понимаете. Я ничего не хочу сказать о Ваших друзьях, но грубое общество солдат Вам не подходит. Вы ведь не бросите меня ради казармы?
     Арамис обвел взглядом свою спальню:
    - Совсем неплохо для солдатского быта.
     Герцогиня засмеялась:
    - Я принесла Вам кое-что, для Вашей "казармы".
     На Арамиса обрушился шелковый дождь – тончайшие простыни укутали его с ног до головы.
    - Я позову Базена, скажу немедленно перестелить!
    - Простите, но я… я не привык к шелковым простыням.
     Герцогиня озадаченно уставилась на Арамиса:
    - Как это? Но у меня все белье шелковое и Вы ни разу ничего не сказали.
    - Я терпел, – просто ответил Арамис.
     Герцогиня растерянно смотрела на розовую роскошь:
    - И Вы не примете их? Ради меня?
     Арамис выпутался из шелкового плена и нежно поцеловал руки мадам де Шеврез:
    - Я отдам за Вас жизнь, но все время спать на шелке выше моих сил.
     Герцогиня не верила своим ушам:
    - Вы перечите мне?
     Арамис соскользнул с кровати и опустился на колени, не отпустив рук мадам де Шеврез:
    - Я весь Ваш.
     Он улыбнулся:
    - Можете меня казнить… Или помиловать.
     Герцогиня рассмеялась:
    - Вы невозможны, шевалье! Так и быть.
     Она слезла с кровати,  подошла к шкафу, где хранились ценные вещи, и вернулась, держа в руках мраморную коробочку.
    - Вот, смотрите, я кое-что добавила для Вас.
     Внутри, кроме жемчужной сережки, лежала изящная золотая цепочка и алмазная брошь для воротника.
    - Каждый раз, когда Вы будете брать их в руки, Вы будете думать про меня. Это Вам придется принять, иначе я подумаю, что Вам недорого воспоминание о нас.
     Герцогиня с притворным гневом нахмурила брови:
    - Вы сдаетесь?
     Арамис улыбнулся:
    - А каковы условия капитуляции?
     Каковы были условия, имел возможность слышать Базен, но он из скромности предпочел плотнее прикрыть дверь в спальню.
     В этот день королева так и не дождалась своей подданной. От мадам де Шеврез в Лувр прислали душераздирающую записку: герцогине было плохо, очень плохо, так плохо, как никогда в жизни.
     Однако и дальше испытывать терпение своей августейшей подруги герцогиня не рискнула, и на следующее утро отправилась в Лувр. Обстановка там напоминала военное перемирие. Отношения между супругами были близки к разрыву как никогда. Со времени происшествия в Амьене прошло уже три месяца, но ситуация только ухудшалась. До короля доходили все новые и новые подробности, иногда самые фантастические, но он не считал нужным просить опровержения у Ее Величества. Все, кто был тогда в садах, вызывали нескрываемую неприязнь Людовика; особенно это касалось мадам де Шеврез, которая ни на шаг не отходила от королевы.  Герцогиня стойко сносила косые взгляды короля и отвечала ему улыбками и положенными по этикету глубокими реверансами.
     Откуда-то распространился слух, что герцог Бекингем скоро снова появится в Париже. Якобы он поклялся, что вернется, чего бы это ему ни стоило. Слуху верили все, даже король, и это не улучшало его отношения к королеве.
     В такой обстановке оставить Анну одну было немыслимо и герцогиня временно переселилась в Лувр.
     Арамиса эта новость расстроила, но предаваться отчаянию ему было некогда. В связи с вступлением в полк у него оказалось столько хлопот, что голова шла кругом. Необходимо было обзавестись экипировкой, купить достойного коня и подходящее оружие, ходить в манеж, практиковаться в стрельбе из мушкета, ознакомиться с правилами несения караульной службы, выучить какие-то положения, уяснить предписания… Портос утешал его, что когда служба пойдет своим чередом, все утрясется и у него будет довольно времени и сил на более интересные занятия. А пока Арамис уходил рано утром, возвращался поздно вечером и, наскоро пробормотав молитву, валился на кровать, где мгновенно засыпал. Правда это имело и свою положительную сторону: во-первых, ему некогда было грустить о Мари, во-вторых, не имея сил на препирательства, он научился отдавать распоряжения Базену коротко и ясно, тоном, не терпящим возражений.
     Когда капитан де Тревиль объявил ему о первом дежурстве, Арамис расстроился. Ему казалось, что он прекрасно подготовлен, но капитан, усмехнувшись в усы, сказал, что место ему будет у одного из боковых входов, время – ночное.  Правда в пару ему он поставил Атоса. Разочарование было так явно написано на лице новоявленного мушкетера, что Атос счел необходимым пояснить, что ночное дежурство хоть и самое скучное, зато и самое спокойное. После десяти, когда закроют ворота Лувра, до самого утра во дворце тишина и покой. А пост у бокового входа хорош тем, что если допустишь оплошность, мало кто ее увидит. Арамису пришлось утешиться тем, что герцогиня обещала обязательно прийти на него посмотреть.
     Поначалу все было как и сказал Атос. Место было спокойным, мало кто выходил, а входить желающих не было вовсе. Часам к восьми стали появляться придворные, из тех, кто не оставался в Лувре на ночь. Арамис ожидал герцогиню и потому невольно заглядывал в лицо каждому. Когда на ступенях появились дамы, он улыбнулся, почему-то уверенный, что она там. Одна из дам поймала его улыбку и улыбнулась в ответ, но тут же эта улыбка уступила место удивлению и злорадной радости. Арамис поспешил отвернуться, но было поздно – маркиза де Верней узнала его. Она остановила своих подруг и стала о чем-то шептаться с ними, время от времени поглядывая на Арамиса. Он не смотрел в их сторону, надеясь, что маркиза уйдет. Вместо этого она направилась к нему. Став между ним и Атосом, она закрыла Арамиса своими пышными юбками и не менее пышным телом так, что мушкетеры не могли видеть друг друга и доверительным тоном сказала:
    - Как хорошо, что Вы тут. В таком деле можно обратиться только к верному человеку, а Ее Величество знает, как Вы преданы ей.
     Арамис вздрогнул, он подумал, что маркиза намекает на события в Амьене и вопросительно поглядел на мадам де Верней. Та оглянулась и кивком указала на человека, уже некоторое время нерешительно топтавшегося у ближайшего окна.
    - Вы знаете его? Это виконт де Юз.
     Арамис никогда не видел виконта и понятия не имел кто это. Де Юз очень редко бывал при дворе. У него с рождения был серьезный недостаток – одна нога была короче другой и при ходьбе его извивающееся тело производило комическое впечатление даже на тех, кто ценил его ум и обходительность. Сейчас виконт растерянно оглядывался по сторонам по одной простой причине – он заблудился и совершенно не представлял куда идти и где он оставил свою карету. Лувр представлялся ему ужасным лабиринтом.
    - Вы видите, он оглядывается, он ждет послания, - продолжала шептать маркиза. – Виконт приходил просить за свою семью. Беда в том, что король недолюбливает беднягу и видеть его не желает. Но у Ее Величества доброе сердце и она готова удовлетворить просьбу виконта. Осталось сообщить ему об этой милости. Ему было сказано ждать здесь и он ждет, смотрите, как он оглядывается.
     Арамис колебался. Он не был уверен в дружественном расположении маркизы. Она поняла его колебания:
    - Ее Величество знает также, что Вы преданы одной даме, которой она благоволит, Вы – верный человек и королева доверилась Вам. Вас просит об одолжении та, которая могла приказать.
     За спиной у маркизы раздалось громкое покашливание Атоса. Но Арамис не обратил на это внимания:
    - Что хочет от меня Ее Величество?
    - Надо передать виконту, что его смелость будет вознаграждена, и он может рассчитывать на все.
     Арамис удивленно поглядел на маркизу. Мадам де Верней заговорщицки улыбнулась:
    - Звучит странно, но для виконта эта фраза имеет особый смысл, он все поймет. Только говорите четко и громко, он глуховат. Идите, Ваша королева верит Вам.
     По-прежнему не обращая внимания на раскашлявшегося Атоса, Арамис решительно направился к виконту. Маркиза поспешила к дамам, приветствуя сладкой улыбкой только что подошедшую герцогиню де Шеврез.
     Арамис тоже увидел ее и подумал, что Мари будет гордиться оказанным ему доверием. Он сказал громко и четко, как просили:
    - Виконт, Ваша смелость будет вознаграждена. Вы можете рассчитывать на все.
     Виконт смерил Арамиса взглядом с ног до головы и побагровел:
    - Вы наглец! Я не интересуюсь мальчишками!
     Арамис прирос к полу. Он окаменел, слушая, как заливаются хохотом дамы и те, кто успел подойти позже.
    Атос смотрел на эту сцену, кусая губы. Из толпы к нему направился Берье:
    - Атос, что тут?
    - Вы почему здесь?
    - Капитан сегодня не в духе и потому лично проверяет посты – ищет, кому отсыпать на орехи. Меня послал сюда глянуть – у Арамиса сегодня первый день.
    - Зовите де Тревиля.
     Берье кивнул и ушел.
     Арамис по-прежнему не двигался с места, не зная, как выпутаться из дурацкого положения. Виконт злобно глядел на него и казалось сейчас бросится его бить.
    - Милый виконт!
     Смех оборвался и присутствующие с удивлением стали оглядываться на герцогиню де Шеврез.
    - Милый виконт! – она подошла к де Юзу и нежно коснулась его руки. –    Простите великодушно моего глупого посланца. Если бы я могла предположить, что он так неделикатен, я бы никогда не прибегла к его помощи. Ваше письмо было для меня откровением…
     Виконт силился понять, о чем говорит герцогиня. Она была бледна, но любезно улыбалась:
    - Разве Вы забыли? Ах, да, Вы, наверное, даже не рассчитывали на ответ. Так вот, это и был мой ответ.
     Она взяла под руку совершенно сбитого с толку виконта:
    - Пойдемте отсюда, здесь слишком много посторонних.
     Приноравливаясь к неровным шагам виконта она прошла с ним мимо уже довольно приличной толпы придворных и направилась туда, где стояли кареты. Вслед им неслись смешки и язвительные замечания. На Арамиса уже никто не обращал внимания. Он медленно вернулся на пост.
    - Атос!
    Ответа не было.
    - Атос! Почему Вы не отвечаете?
    - Потому что на посту нельзя разговаривать. Как и уходить с поста. Как выполять поручения кого-либо, кроме своего начальства. – Капитан де Тревиль мрачно смотрел на своего новобранца.
     Арамис выпрямился и, подняв подбородок, невидящим взглядом уставился перед собой.
    - Так лучше, - буркнул капитан.
     Оживление среди придворных привлекало все новые лица. Тем, кто опоздал, пересказывали случившееся и в толпе то и дело раздавались взрывы хохота. Привлеченная такой веселостью мадемуазель де Ла Тур тоже решила узнать, в чем дело. Мадам де Буа-Траси с упоением начала рассказ, показывая пальцем на Арамиса. Ее собеседница с улыбкой рассматривала мушкетера, затем перевела взгляд на стоявшего с ним рядом товарища и ее лицо приняло хищное выражение:
    - Да, да, я вижу… мальчишка… Да кому он нужен! Вот рядом с ним, кто это?
Камилла де Буа-Траси надменно скривила губы:
    - Вы тоже знакомы с этим невежей?
     Они обменялись понимающими взглядами и мадемуазель де Ла Тур направилась к мушкетерам.
    - Господин де Тревиль! Приятная неожиданность.
     Капитан поприветствовал девушку учтивым поклоном.
    - Я рада, что Вы здесь. Это очень кстати. Я крайне нуждаюсь в провожатом. Герцог де Буйон уже уехал, я хотела оставаться, но случилось так, что мне тоже нужно ехать. Кто-нибудь из Ваших мушкетеров может проводить меня. Например, господин Атос. Вы ведь их начальник, так Вы сказали? Значит, можете ему приказать. Полагаю, я прошу не слишком много?
     И с легкой издевкой добавила:
    -  Это не слишком большая честь для меня?
     Капитан снова поклонился:
    - Что Вы, сударыня! Это честь для нас! Такая честь, что… - он насмешливо блеснул глазами, - я не уступлю этой чести никому. Я провожу Вас сам.
     Мадемуазель нашла в себе силы изобразить благодарность и еле слышно процедила сквозь зубы:
    - Чертов капитан.
     Де Тревиль ответил ей ослепительной улыбкой.
     Берье не дожидаясь приказания побежал за конем для капитана.Придворные мало-помалу разошлись и после десяти вечера до самого утра во дворце, как и говорил Атос, были совершенная тишина и спокойствие.
     Тревиль пожалел Арамиса, и их беседа на следующий день была с глазу на глаз. Благодаря этому и тому, что  ни Атос ни Берье не сказали ни слова, в полку никто не узнал о случившемся. До мушкетеров доходили придворные сплетни о новом, совершенно невероятном любовнике мадам де Шеврез, но имя Арамиса не упоминалось. Он был слишком незаметной фигурой по сравнению с герцогиней, и его роль в этой истории была так незначительна, что о нем быстро позабыли.
     Атос полагал, что капитан сказал уже все, что нужно и от себя добавил только несколько слов:
    - Забудьте, Арамис. Нет почти ни одного мушкетера, с кем не случалось подобных историй. Через месяц Вы будете считать их десятками, через два месяца начнете смеяться над ними, а через полгода будете сами рассказывать, чтоб развлечь друзей.
     Атос не понимал, или делал вид, что не понимает, почему это так задело Арамиса. Забыть выходку де Верней было можно, труднее было забыть то, что за этим последовало. Мари, его Мари, не стесняясь никого, публично призналась в любви кривоногому калеке и теперь весь Париж судачит о пристрастии герцогини к уродам, пристрастии, которое она до сих пор так удачно скрывала.
Советовать легко, но как можно забыть такое?
     Арамис знал, что герцогиня по-прежнему не покидает Лувр, но больше не пытался ее увидеть. Несколько раз на улицу Вожирар приходила Жанна. Она справлялась о здоровье «господина Арамиса» и прозрачно намекала, что герцогиня ждет от него известий. Но Арамис делался глухим, слепым и недалеким, так что Жанна каждый раз уходила ни с чем. Он поклялся себе, что вырвет эту пагубную страсть из сердца, даже если после этого в его душе останется такая же черная пустота, какую он часто видел в глазах Атоса.





Художник - Стелла Мосонжник. Иллюстрация размещена с ее разрешения.