Распутица

               
Пьеса в трёх действиях


        ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Люди из «Нивы»      –  СИМА, 32 года, ПЁТР, 35 лет
      
Люди из уазика      –  ГЕНЕРАЛОВ, 48 лет, МАЛИКОВ, 53 года, ВЛАСОВ, 37лет,
       ШОФЁР, 40 лет

Люди из автобуса    –  ИРА, 18 лет, ВИКТОР, 22 года, ОКСАНА, 23 года,
       ГЕНА, 16 лет, ШЛЯПА, 45 лет, ШОФЁР, 30 лет
            
Люди из фургона     –  ФЁДОР, 59 лет, МАРИЯ, 70 лет, ШОФЁР, 50 лет
      
      

     Д Е Й С Т В И Е  П Е Р В О Е

ЯВЛЕНИЕ  1

Осенний лес. Слышно, как буксует машина. На поляне появляются  С и м а  и   П ё т р.

СИМА (зло): Так я и знала!.. Сколько раз зарекалась связываться с тобой!
ПЁТР: Да ладно… Кто же думал, что тут трясина? Сверху присыпали, а внизу болото… Хорошо, хоть сами ноги унесли… Смотри, у тебя даже колготки в грязи!
СИМА: Пожалел, благодарю!.. Ты бы лучше соображал, что делать будем. Ночь скоро, а вокруг ни души.
ПЁТР (виновато): Но ведь не может быть, чтобы никто больше сегодня не проехал здесь. Будем ждать. (Радостно) Хочешь, я костёр разведу?

Иронично хмыкнув, Сима начинает нервно ходить по поляне, вглядывается вдаль. Пётр приносит охапку валежника,  укладывает его.  Слышится гул самолёта. Сима поднимает голову и приставляет ладонь козырьком к глазам.

СИМА (кричит): Э-ге-ге-ей! (Машет рукой) Возьмите меня с собой, люди-и! (Пётр взглядывает на неё с усмешкой и продолжает своё дело) Спа-си-те, лю-уди! Ау-у! (Гул в небе умолкает. Сима понуро останавливается возле мужа и с недоверием смотрит на его работу) Неужели загорится?
ПЁТР: А почему бы нет? (Чиркает спичкой) Вот, видишь? Сейчас будет тепло и уютно, как дома…
СИМА (неожиданно грубо): Вот и сидел бы, Ерёма, дома! А то – отвезу, отвезу!.. Я на автобусе давно была бы на месте!
ПЁТР (умоляюще): Ну, Сима, ну, хватит, а? Я же хотел, как лучше…
СИМА: Ты всегда хочешь, как лучше, а получается почему-то мне на вред. (Уже спокойнее) Ну, попробуй ещё толкни, а? Неужели ничего нельзя сделать?
Пётр беспомощно разводит руками и принимается раздувать костёр. Сима вдруг настораживается и привстаёт на цыпочки.
СИМА: Слышишь?
ПЁТР: Почудилось тебе…(Поднимается и приставляет ладонь к уху)
СИМА (нетерпеливо): Ну?.. Да вон же, ну?.. Ох, и тетеря ты, Петя! И за что мне такое наказание? (Она торопливо перевязывает платок потуже) Я пойду навстречу! А ты храни семейный очаг. На всякий случай!

Сима уходит.  Пётр покорно садится на пенёк, закуривает, но, затянувшись два раза, бросает папиросу в костёр и устремляется  за женой.

Я В Л Е Н И Е  2

Некоторое время на поляне пусто. Затем слышится урчание машины и возбуждённые голоса. Появляются  С и  м а,  Г е н е р а л о в,  В л а с о в  и М а л и к о в.

ГЕНЕРАЛОВ: Ну, братцы, влипли мы здорово! (Счищает грязь с сапогов) Хорошо хоть, дождей нет. Однажды у нас в этом месте даже трактора сидели!  (Сима порывается что-то сказать, но не успевает) В общем, перекурить можно не торопясь.
СИМА: Но нужно же не курить, а что-то делать!
ВЛАСОВ: А это уж дело шофёрское – вызволять пассажиров. Наше – терпеливо ждать. А потому (подходит галантно к Симе) осмелюсь пригласить даму к огню, который кто-то великодушно для нас приготовил!
СИМА (садясь у костра на пенёк, Власову): Не кто-то, а мой суженый-ряженый.
ВЛАСОВ (не поняв): Что?.. Огонь? (С удивлением) Как? Вон тот, который на дорогу  к нам выходил, он твой муж?!
СИМА (задетая): А что удивительного? Ты тоже, думаю, не постился все эти годы!
ВЛАСОВ: Угадала. Женился. Даже два раза… И два раза исправил эту ошибку. Но ты… Я думал, ты за каким-нибудь дипломатом или министром!
СИМА: Считаешь, продешевила?..
ВЛАСОВ: Да нет…Жизнь штука сложная. Гораздо сложнее, чем казалось раньше. А? (Меняет тональность) Или ты пришла к иным выводам?
СИМА (обхватив руками голову): Ох, Саша-а! Не терзай мою душу! Так ей было тихо-преспокойненько. Давай лучше о другом, а? (Помолчав) Ты какими судьбами здесь? Вот уж кого не ожидала больше встретить!
ВЛАСОВ: Гора с горой… Пути журналистские неисповедимы. Едем после областного пленума вот к этому, к Генералову, в совхоз.
СИМА: Это который в беретике?
ВЛАСОВ: Не-ет, Генералов в кепке. А тот – тот из обкома, инструктор Маликов. Увязался за нами, чёрт бы его побрал. Боится, наверно, что я выгляжу что-нибудь неположенное. Только я тёртый калач, меня не проведёшь!
СИМА (игриво): Ой ли?!
ВЛАСОВ (ей в тон): Не уважаешь, начальник?.. (Другим тоном в сторону) Юрий Павлович, Генералов, идите к нам, погрейтесь!

Мужчины, переглянувшись, подходят к костру, устраиваются. Маликов протягивает над огнём руки. Генералов, сняв кепку, отряхивает её и снова натягивает.

ГЕНЕРАЛОВ: Вот она какая, жизнь! Коли едешь, так держись! (Власову) Мы вам не помешаем, молодые люди?

Саша с Симой, усмехнувшись, отрицательно мотают головой.

МАЛИКОВ (для себя, исподлобья глянув на парочку): Нам бы их заботы… (Генералову) Может, послать кого за трактором? Сколько тут до ближайшей деревни?
ГЕНЕРАЛОВ (почесав затылок): Вёрст пять, не меньше.
МАЛИКОВ: Это ножками час туда, час назад… Может, уазик наш всё-таки проберётся по обочине?
ГЕНЕРАЛОВ: Пойду погляжу, что там у них… А вы отдыхайте.

Генералов уходит к машинам. Слышатся голоса, рёв моторов. Маликов зачем-то достаёт из нагрудного кармана бумажник, перебирает в нём документы, прячет его обратно и глядит на часы.

МАЛИКОВ: Н-да-а, история… (Власову) А вам, наверно, молодой человек, не приходилось ещё застревать в такой глуши?
ВЛАСОВ: Честно говоря, нет… Полстраны объехал, а таких дорог не встречал.
МАЛИКОВ: Вот-вот… Богом забытые края. Как распутица, так машины тонут.
СИМА (высокомерно): А что же думает районное начальство? Везде теперь порядок начинают наводить, а их не касается? Публично сказано, что дороги – главное!
МАЛИКОВ: Говорят одни, а делать – другим… Район этот весь на болотине. Половину трасс уже засыпали гравием. Когда-нибудь и сюда доберутся.
ВЛАСОВ (весело): А пока – сидим!
МАЛИКОВ: Сидим, куда деваться?.. Спасибо таким, как Генералов. У него в хозяйстве после уборочной все механизаторы на дороги брошены… (С лёгким вызовом) Бегут ведь от нас молодые! Свадьбы играть некому стало!
ВЛАСОВ: Ну, это общая проблема для сельской местности. Молодёжь тянется к культуре, к городам, и правильно. А чтобы обеспечить население продуктами, совсем не нужно много рабочих рук в деревне. Если верить подсчётам западных специалистов…
МАЛИКОВ (прерывая): А я всегда старикам нашим верил. И оказалось, что был прав. Вот только нет у меня теперь прав! (Усмехается)
ВЛАСОВ: Это у вас-то, в обкоме? Неужели дожили?
МАЛИКОВ (разводя руками): Представьте себе, представьте себе…

Маликов выходит навстречу идущему Генералову, они обговаривают что-то и вместе подходят к костру.

ГЕНЕРАЛОВ: Ну, что, молодёжь? Будем ждать. (Смотрит на часы) Часа два, я думаю. (Симе) Отправил я вашего супруга пешочком вперёд. (Сима порывается что-то сказать, но Генералов останавливает) Не бойтесь, вместе со своим шофёром отправил. Ничего с ними не случится, дорога впереди хорошая. (Присаживается) А у нас сейчас будет пополнение. Там автобус последний на станцию идёт. Ему теперь тоже не проехать здесь, значит, будем вместе плясать у костра.
СИМА (коротко глянув на Власова): Ура! Люблю приключения!
ВЛАСОВ (тихо Симе): До сих пор?

Сима, не ответив, идёт к дороге. Маликов исчезает в лесу и возвращается с валежником.

Я В Л Е Н И Е  3

Слышно, как подошёл и остановился автобус. К костру приближаются голоса. Появляются  С и м а, а также  И р а,  В и к т о р,  О к с а н а с ребёнком на руках, Г е н а,   Ш л я п а  и  ш о ф ё р автобуса.

ШОФЁР а (подходя к Генералову): Привет!  (Генералов протягивает в ответ руку, но шофёр кивает на свои грязные и сплёвывает) Ну, что, сидим?
ГЕНЕРАЛОВ: Послали в Ивановку за трактором, когда-нибудь будет. (Поднимается и усаживает на своё место Оксану с ребёнком)
ШОФЁР а: Так это я твоих встретил?.. Ну, бляха-муха, прошу пардону у дам! Пятую серию, значит, коту под хвост! Ах, ты… (Он ударяет себя в досаде по коленке, присаживается на корточках к огню и закуривает) Самое интересное пропущу!
ИРА (робко держа Виктора за руку): А мы, значит, теперь опоздаем на поезд?
ВИКТОР (обнимая её и отводя в сторону): А тебе не всё равно, где быть со мною?
ИРА (покорно): А вдруг нас хватятся и догонят здесь?
ВИКТОР (смеясь): Ну, ты даёшь! Нужно им бежать за нами по такой дороге! Да и кто побежит? Ведь у них план, план, план!!!

Ира и Виктор отходят в сторону. Гена молча садится недалеко от огня, пряча на груди у себя щенка. Шляпа нервно ходит взад-вперёд, ни на кого не глядя.

ВЛАСОВ (окидывая всех взглядом): У нас тут просто Ноев ковчег!
ШОФЁР а: Ноев чего-о?
СИМА: Ков-чег! Это древний корабль, на котором часть людей спаслась во время библейского потопа.
МАЛИКОВ (Генералову): А у нас бабушка называла ковчегом маленький сундучок, железом окованный. У неё там документы и бумажные деньги лежали.
ВЛАСОВ: А теперь ковчегов нет, потому что есть сберкассы!

Маликов неодобрительно взглядывает на Власова и, опустив голову, ворошит костёр. Шляпа, бродивший взад-вперёд, вдруг ни с того, ни с сего, начинает хохотать, затем, остановившись, вынимает  платок, громко сморкается в него и вновь принимается молча ходить по поляне. Оксана достаёт из сумки бутылочку и кормит ребёнка.

СИМА: По-моему, нашему коллективу не хватает режиссёра! Что же мы, так и будем сидеть два часа, как чужие? Давайте знакомиться! Начнём с меня. Я Серафима. Мой муж Пётр. Для вновь прибывших поясню, что это (показывает на Власова) не он! Мой супруг ушёл в деревню за трактором. Наша «Нива» села здесь первой.
ШОФЁР а: Ага-а! Значит, это я вас должен благодарить, что пропущу фильм?!
СИМА: Не меня, а супруга. Машину водит он, хотя это и модно делать теперь жёнам.
ГЕНЕРАЛОВ: Встречный вопрос можно?
СИМА (кокетливо): Я вся внимание!
ГЕНЕРАЛОВ: А по какой нужде вы в наши края?
СИМА (глянув на Власова, с подковыркой): Если бы это было для печати, я выразилась бы красиво: поклониться земле моих предков. (Генералову) А вам скажу просто: едем продать бабушкин дом.
ГЕНЕРАЛОВ: Это где, если не секрет?
СИМА: В Макарове, что за рекой, знаете?
ГЕНЕРАЛОВ: Как не знать? Это мои владения… И чья же вы будете?
СИМА: Бабы Густи Смирновой внучка.
ГЕНЕРАЛОВ: Да ну?! А моя мать с ней в девчонках дружила!.. Что же это баба Густя надумала с домом расстаться? Или родина больше не манит?
СИМА: Баба Густя умерла.
ГЕНЕРАЛОВ: Не знал… Простите. Когда же?
СИМА: Зимой. Скоропостижно.
ГЕНЕРАЛОВ: Жаль, хорошая была старуха, труженица.
ВЛАСОВ: Увы, мы все не вечны под луной! А потому предлагаю продолжить знакомство. Итак, следующий я, Александр Власов, корреспондент журнала «Молодость». Герой моего будущего очерка перед вами, это Юрий Павлович Генералов (показывает), директор совхоза… Рядом с ним инструктор обкома партии товарищ Маликов… (Маликову) Простите, не знаю вашего имени-отчества…
ГЕНЕРАЛОВ (отвечая вместо Маликова): Василий Васильевич.
ВЛАСОВ: Итак, прошу всех любить и жаловать… Рядом с нами ещё замечена дама с младенцем, которую зовут… (смотрит выжидающе на Оксану)
ОКСАНА: Оксана Игнатьевна Краснова…
ВЛАСОВ:…которая направляется…
ОКСАНА: …к маме…
ВЛАСОВ: …которая направляется к маме (оценивая девушку)…в районный центр… (Оксана вскидывается удивлённо) для физической, моральной и материальной поддержки в трудную пору материнства. Я всё правильно сформулировал? (Оксана кивает удовлетворённо). Остаются двое неизвестных: шофёр автобуса…
ШОФЁР а: Вениамин!
ВЛАСОВ: И молодой человек со щенком, которого зовут… (Парень что-то бубнит под нос) Не слышу…которого зовут…как?
ШОФЁР а: Гена его зовут!
ГЕНА (с тихой решимостью): Не Гена, а Гено!
ВЛАСОВ:  Не вижу разницы… Ну, да ладно. У нас есть ещё трое, отколовшихся от коллектива.
СИМА: Но они в нём, по-моему, и не нуждаются!
ШОФЁР а: Шляпа едет с конечной. А ту парочку я посадил у «Пути к коммунизму». Студенты, наверно, с картошки сбежали… (Генералову) Вы-то убрали свою?
ГЕНЕРАЛОВ (с достоинством): Давно и своими силами.
МАЛИКОВ (сам себе): Все бы так, как Генералов, мы бы давно повернули жизнь к лучшему…
ВЛАСОВ (обернувшись к Маликову): Вы хотите сказать, что…
МАЛИКОВ (прерывая): Я хочу сказать, что очень хочется помолчать…Наконец-то я выбрался из города…Родные места, тишина… Хочется всё забыть и молчать…
ВЛАСОВ: Вы тоже отсюда родом?!

Маликов не отвечает. Какое-то время висит тишина. Вдруг шофёр автобуса начинает насвистывать, потом запевает народную песню. Ему начинает вторить Генералов. Присоединяется Власов, подхватывая строчки с середины.

Я В Л Е Н И Е  4

Вдали опять слышится гул машины. Песня затихает. Сима срывается с места, бежит к дороге, но скоро возвращается.

СИМА: Я думала, это наши едут, а там фургон какой-то со станции!

Появляются ш о ф ё р  фургона, Ф ё д о р  и  М а р и я. Шофёр, сразу выделив из толпы своего, подходит к Вениамину, начинает жестикулировать. Тот тоже смотрит на часы, режет рукой воздух. Фёдор ненадолго задерживается возле них. Старуха подходит к костру, кланяется.

МАРИЯ: Поклон честной компании!
СИМА (Власову, тихо): Испортили песню…
ВЛАСОВ: Почему?
СИМА: Не видишь разве? Платок на ней чёрный.
ВЛАСОВ: Да, слона-то я и не приметил! Ну, да нам тут недолго загорать.
СИМА: А вдруг они придут ни с чем?
ВЛАСОВ: Кто? Пётр твой?.. Да ну, быть такого не может!.. А даже…даже если и так, разве ты не рада побыть со мной?
СИМА (коротко треплет его по волосам): Сашка-а!
ФЁДОР (подойдя и протягивая мужчинам руку): Приветствую друзей по несчастью! Фёдор Меледин…Фёдор… Давно здесь?
ГЕНЕРАЛОВ:  Прилично. Трактор ждём. Думаю, сегодня выберемся. Вам куда?
ФЁДОР: До Сметанина… Дело у нас там невесёлое (кивает на старуху.) Видите?
ГЕНЕРАЛОВ: Похороны?
ФЁДОР: Брат у нас помер. Болел долго, и вот…
ГЕНЕРАЛОВ: Что ж, дело житейское. Не буду тогда лезть с вопросами.
ФЁДОР: Наоборот! Хочется быть на людях, видеть, что жизнь продолжается.
МАЛИКОВ (иронично): А она всегда продолжается, есть мы, нет нас, всё равно! (Помолчав) Я вот здесь, наверно, лет десять не был, всё сидел в кабинете, писал, звонил, смотрел на карту области. А он в глаза так и лезет, этот мой район, зелёным закрашенный, в самом уголке карты, сиротливый такой, всеми забытый. И не хочу на него смотреть, а всё равно смотрю, будто магнит там какой!.. Так бы всё бросил и убежал сюда! А нельзя! У меня таких районов, как он, почти тридцать, и в каждом люди. И все есть-пить хотят, и в каждом ждут справедливости и помощи. Вроде как не могу я, не имею права думать только о своих! (Снимает и мнёт берет) Да-а… Вот жизнь и продолжается здесь. Без меня… Сейчас заехали по пути в мой бывший колхоз. Вышли…Народ что – старики поумирали, а молодые и знать меня не знают, это ладно… Заглянул я в лес. Место у нас такое было – Пеньки мы его называли, коров там пасли. Огородили, и они сами шли, куда надо. Пастух только крикнет в обед: на дойку! И все коровы в кучу соберутся. А вечером перейму откроет, «Домой!» скажет, и они сами по прогону назад… А теперь скотину за сто вёрст гоняют. Доить стало нечего и некому. Выгон весь зарос, и пруды все заросли…Так что жизнь продолжается, по своим законам. И хотел бы вмешаться в неё, а руки коротки…
ВЛАСОВ: Потому вы и сказали недавно, что у вас нет прав?
МАЛИКОВ (неприветливо): Поэтому, молодой человек, поэтому…
СИМА (Власову): Ну, что ты всё пристаёшь? Не видишь – не нравишься ты ему!
ВЛАСОВ: Нравишься – не нравишься…. Работа у меня такая – во всё вникать.
СИМА: И обязательно вот так, в галошах в чужую душу?
ВЛАСОВ (игриво бодает Симу): А ты всё такая же язва?
СИМА: А ты всё такой же карьерист? (Уже мягче) Ты сам посуди.  Скоро явится моё несчастье на тракторе, и всё кончится. А ты даже это отпущенное нам время хочешь использовать в соответствии с редакционным заданием!
ВЛАСОВ: Обижаешь, начальник!
СИМА: Тогда докажи, что это не так.
ВЛАСОВ: Как прикажете?
СИМА: Тебя и этому в твои года учить?
ВЛАСОВ: Всё понял. Вашу ручку, фрау мадам!

Саша  уводит  Симу  в сторону.

Я В Л Е Н И Е  5

Поодаль на поваленной берёзе  И р а  и  В и к т о р. Ира лежит, устроив голову у Виктора на коленях.

ИРА: Как здорово, что мы успели на автобус! А то бы завтра опять эта картошка, эти мешки грязные… У меня ведь правда так живот  схватило, что я думала – надорвалась, или аппендицит.
ВИКТОР (касаясь на миг её живота): А теперь?
ИРА (глянув строго): Больно!
ВИКТОР: Врёшь!
ИРА: Не вру! А вот что ты будешь врать, когда всё выяснится? Что у тебя болело?
ВИКТОР (махнув рукой): А-а…
ИРА: Вот и мне вдруг стало всё равно. Будь что будет. А сейчас – этот тихий лес… Ты слышишь?
ВИКТОР: Что?
ИРА: Как листья падают!
ВИКТОР: Ну, это ты хватила! Как это можно услышать?
ИРА: Очень просто. Надо на мгновенье почувствовать себя деревом…(вытягивается на берёзе и закрывает глаза)… чтобы руки – это ветки, а пальцы – веточки, а кровь в тебе – совсем не кровь, а сок, и он гудит в тебе, гудит…
ВИКТОР: По-моему, это провода где-то гудят.
ИРА: За поворотом, там высоковольтка. (Виктор опускает руку Ире на пояс, она скидывает её) Перестань, слышишь? Давай я лучше что-то тебе почитаю? Только ты не смейся, ладно? (Она поворачивается на берёзе на бок и, глядя вдаль, декламирует)
Вновь гудят надо мной провода, и иду я, не зная, куда.
И гудят, и гудят, и гудят, и глядят, и глядят, и глядят,
Как вдали прилегла синева, как клонится моя голова
И ложится к тебе на плечо, как ты обнял меня горячо,
И забыты и боль, и беда… А над нами поют провода!
И поют, и поют, и поют, и тревожную душу мою
Гладит ласково солнца рука. А по небу плывут облака.
И плывут, и плывут, и плывут… И зовут, и зовут, и зовут
За собой неизвестно куда провода, провода, провода…
ВИКТОР (помолчав, без удивления): Ты сама, что ли?

Ира, смеясь, прячет своё лицо, в которое Виктор хочет заглянуть. В борьбе Ира падает с дерева в траву, и Виктор улавливает момент, чтобы её поцеловать. Однако Ира быстро вырывается и садится на дерево с неприступным видом. Виктор нарочито покорно располагается рядом.
Ш л я п а  ходит по поляне, приостанавливаясь то там, то тут, словно вслушиваясь в разговоры.

Я В Л Е Н И Е  6

На пеньке разложили какие-то бумаги  ш о ф ё р  ф у р г о н а  и  ш о ф ё р   а в т о б у с а, что-то чертят.

ШОФЁР а: Ну, и где же тут соединять?
ШОФЁР ф: Да вот же! Это с этим, а это сюда!
ШОФЁР а: Ну, не знаю… Что-то ты тут свистишь!

Ш л я п а  продолжает двигаться дальше. Навстречу ему попадается  Г е н а, он выгуливает в траве щенка.

Я В Л Е Н И Е  7

У костра  М а р и я  сидит рядом с  О к с а н о й, помогает ей переодевать малыша.

ОКСАНА: Все ползунки замочил, как нарочно! (Малышу) Где я их сушить буду, а?
МАРИЯ: Дак у костра, милая! И водицы найдём, сполоснём, и высушим всё, не тужи… Огонь – беда, и вода – беда, но больше беды, когда ни огня, ни воды… Тебе далеко ли от станции?
ОКСАНА: Да нет, три остановки. Дотащусь. Только бы подальше отсюда!
МАРИЯ: Или обидел тебя кто, что так бежишь?
ОКСАНА: Попробуй меня обидь! Я сама кого хочешь… В грязи сидеть надоело, вот и всё! Ладно бы только с коровами. А то и в больницу не доберёшься, и в магазин по колено сапоги. В общаге холодно, ребёнка деть некуда, клуб закрыт… Одни обещания у всех. А жизнь уходит!
МАРИЯ: А сынок-то у тебя, милая, не найденный?
ОКСАНА: Как это?
МАРИЯ: Дак обыкновенно – подружилась с пареньком, он тебя с дитём и оставил?
ОКСАНА (помолчав, смеётся): А кто вам успел сказать?
МАРИЯ: Чую, милая, чую…

Я В Л Е Н И Е  8

Ш л я п а  продвигается чуть дальше, где сидят  Г е н е р а л о в,  М а л и к о в  и  Ф ё д о р.

ГЕНЕРАЛОВ: Да всё назвали, всё объяснили, всё разрешили, ты только делай! А народ не спешит. Или вправду не понимает?
МАЛИКОВ: А ты представь. Учили тебя в школе немецкому, а завтра ты придёшь в класс, и тебе: бонжур, месье! Да хоть какие блага будут обещать, ты не поймёшь.
ГЕНЕРАЛОВ: Но ведь ты – понимаешь, и я – понимаю. И вот он (указывает на Фёдора) понимает! (Фёдор жестом показывает: меня увольте!) Ну, догадывается, допустим… Да и мужики у меня, кто не спился, те тоже соображают, облапошить себя не дадут. У них ушки на макушке: а ну-ка, выкладку давай, расчёты! Хватит нам за просто так спины гнуть!
ФЁДОР: И что же тогда вам мешает жить, если и вы всё понимаете, и мужики ваши?
ГЕНЕРАЛОВ: А мешают те, кто стоит между нами! Кто делает вид, что он тоже что-то делает, когда бумажки перекладывает!
МАЛИКОВ: А ты говоришь – народ не понимает. Какой же они народ?
ФЁДОР (с иронией): Вот именно. Чиновничья прослойка. Бюрократы… Имею честь представиться: один из них, уволенный по сокращению штатов из одного ведомства и осевший в другом.
ГЕНЕРАЛОВ (потирая ладони): Ну-ка, ну-ка… Не по нашему ли профилю?
ФЁДОР: Зря радуетесь. Я не буду доказывать свою состоятельность. И оправдывать множество контор не буду. Вопрос этот, если по совести, меня уже не волнует. До пенсии остался всего год, а стаж давно выработан. Но всё равно понять, погадать, как тут всё будет без меня, когда я тоже (оглядывается на фургон)… с копыт долой… вообразить очень хочется!
ГЕНЕРАЛОВ:  Ясное дело!
МАЛИКОВ: А мне иногда кажется…(Молчит) Мне иногда кажется, у нас вообще никто чётко не представляет, что и как будет завтра… Такую махину, как наше государство, её не только развернуть, её взглядом окинуть сразу всю невозможно – что-нибудь да упустишь. Страшно! А вдруг эта малость потом, через много лет, вдруг р-раз – и выйдет боком! Как не однажды у нас уже бывало.
ФЁДОР: И наверняка будет… (Думает) А может, вообще не надо бы в этой жизни экспериментировать, а? Пусть бы всё оно шло, как идёт…
МАЛИКОВ: Лично я никогда не отважился бы взять на себя такую ответственность, но… нашлись люди. Может, они и правда больше нашего видят впереди?
ФЁДОР: Такой или иной, а конец всё равно есть конец.
МАЛИКОВ (выждав паузу): Я понимаю ваше состояние теперь, только… вряд ли стоит поддаваться унынию. Горе пройдёт, и сейчас делать выводы о жизни  в целом    вам не время, я думаю.
ФЁДОР (с усмешкой): Я не о своём конце печалюсь! Что я для вечности? Никто и не заметит… Я вот старуху-мать вспоминаю. Настанет, грозилась она, конец света, и все греховодники предстанут перед судом Божиим!
ГЕНЕРАЛОВ (заинтересованно): Вы верите в это?
ФЁДОР: Верить или не верить? Вот в чём вопрос… Когда бы можно было бы проверить, я б вам ответил, верить иль не верить… (Смеётся) Крещён был, церквей не громил. Но и на коленях перед образами за всю жизнь не стаивал.
МАЛИКОВ: Партийный?
ФЁДОР: Куда ж без этого в прежнее время? Да и теперь.
МАЛИКОВ: Не скажите… Сейчас глядят всё-таки, есть ли у человека руки да голова на плечах, а уж потом – билет…
ГЕНЕРАЛОВ: О том и речь, что не везде! И не скоро научатся!
МАЛИКОВ: Ну, кто не умел, тот не научится никогда. А легче станет, только когда вымрет по-старому воспитанное поколение.
ФЁДОР (смеётся): То есть – мы с вами!.. Жаль только, жить в эту пору прекрасную уж не придётся…
МАЛИКОВ: И что?... Между прочим, и дети наши были зачаты с ошибкой в схеме, и косметический ремонт ничего не исправит.
ГЕНЕРАЛОВ: Горбатого – могила… (Встаёт, начинает ходить, взмахивая кепкой) Да нет, не так! Обидно, знаете, обидно! Я вот, например, я столько сил в себе чувствую, столько планов у меня!
МАЛИКОВ: Так пробуй, пока разрешают!.. Эх, мне бы теперь назад к земле!
ГЕНЕРАЛОВ (загоревшись): Так в чём же дело? Давай!
МАЛИКОВ (вспыхнув и погаснув): Ага-а… Тебе легко, ты с первых дней, как дуб, вцепился корнями, и не трогали тебя. А меня когда вырвали? (Молчит) Ладно, прижился в райцентре. А они – хвать! – опять в новую почву, в область. Вот и сижу теперь, как лук в стакане весной. Вроде зелёный, а пустой. Весь на перо изойду, и конец, точка.
ФЁДОР (сочувственно): А назад просились?
МАЛИКОВ: Ха! Да кто слушать будет? Кадров не хватает во всех звеньях. Партия призвала – исполняй, обжалованию не подлежит.
ФЁДОР: Глупо как-то… Жизнь-то одна…
МАЛИКОВ: Глупо, наверно… Может, теперь бы и отпустили. Время другое. Только ничего уже не исправишь, годы упущены. Да и я уже, хоть и тоскую, а землю подзабыл. Не примет она меня, кабинетами пропах насквозь! (Поглубже натягивает берет и ёжится)
ФЁДОР: Вот и я…Мария…(оглядывается)… где хоть она?
ГЕНЕРАЛОВ: Да вон, с девчонкой.
ФЁДОР: Сестра моя Мария говорит мне – выходи на пенсию да поедем-ка доживать в деревню, на родину. Забирай, говорит, свою зазнобу, и в Сметанино!
ГЕНЕРАЛОВ: Так вы оттуда? Бывал я в ваших местах, давно, правда, ещё дети маленькими были. Зайцев с дружками стреляли…
МАЛИКОВ: Теперь их днём с огнём не сыщешь.
ГЕНЕРАЛОВ: Да уж! Воробьёв, и тех меньше стало. А всё химия эта. Всё пошло сикис-накис, как говорила моя бабка.
ФЁДОР: Вот и думаешь иногда – а может, чего-то напутали мы, всё человечество? Куда-то не туда свернули? И никак теперь не выберемся на прямой путь.
МАЛИКОВ: А выберись-ка из лесу без карты, когда не знаешь округи? Всё верно.
ГЕНЕРАЛОВ: Да нет! А интуиция? Когда я по лесу иду, и на душе легко, значит, всё верно. А если пойдут незнакомые тропочки и засвербит на сердце, значит, не то что-то. И зачем идти дальше или напролом? Вернись на развилку и всё обдумай.
МАЛИКОВ: А мы вроде как и вернулись…годков на семьдесят…
ГЕНЕРАЛОВ: Думаешь, хватит? Или ещё пару веков прихватить?
ФЁДОР (смеясь): Тысячелетий, может?

Ш л я п а, слушавший всё со стороны, крякает, сморкается и продолжает своё путешествие по поляне.

Я В Л Е Н И Е  9

Под елью притаились  С и м а   и   В л а с о в.

СИМА: А вторая что? Тоже изменяла?
ВЛАСОВ: Может, и изменяла, да разве скажет?.. Не-ет, у  этой родственнички довели! Каждый выходной и каждый красный день календаря будьте добры прийти к ним при всём параде да ещё с цветами. Мамаша у неё из какого-то там древнего рода, голубых кровей, вниманием избалованная. Да ещё этикет, высокие гости, всякие хрустали…
СИМА: Ну, уж это-то тебе нигде не помешало бы – среди разного народа вертишься, держать себя приходится.
ВЛАСОВ: Вот держаться-то и надоело! Имею я право по-человечески расслабиться? На диване, например, развалиться  или выйти к завтраку небритым? Или поспать до обеда? Могу или нет? (Сима гладит его по голове, Власов отстраняется) Или просто, если у меня плохое настроение, помолчать? Запереться у себя и молчать?.. Так нет, им извольте, ей и её мамочке, всегда только «здравствуйте», «как вам спалось» и «будьте добры»… Бр-р! Вспомнить жутко!
СИМА: И как же ты покончил с этим?
ВЛАСОВ: А просто! Взял однажды утром и чётко сказал: «Будьте добры, пожалуйста, соберите свои вещи и катитесь от меня навсегда к такой-то своей матери!»
СИМА (хохоча): Так и сказал? Правда?
ВЛАСОВ: Так и сказал! (Смеётся тоже). А что? Ты думала, я дам себя поработить этим мещанам?
СИМА: Да нет. (Вдруг становится серьёзной) Я всегда знала, что ехать на себе ты не позволишь никому. И что располагать тобой можно только до определённых границ… (Молчит) Скажи… (Встаёт лицом к нему) Скажи, а во мне что тебя не устроило, а?

Ш л я п а, потеряв интерес к разговору, двигается дальше, к ш о ф ё р а м.

Я В Л Е Н И Е  10

ШОФЁР а: А ну-ка, дай я прикину! (Берёт у второго сапог, ставит рядом со своим) Сорок третий?
ШОФЁР ф: Четвёртый. Недавно купил. Гляди, подошва какая! Это тебе не тапочки.
ШОФЁР а: Импорт, поди? (Разглядывает) Сразу видно! У вас в столицах всё можно достать!
ШОФЁР ф: А ты думал! Все товары для удобства покупателей, как и прежде, свозятся в Москву!
ШОФЁР а: Ага, вожди новые, а шутки старые.
ШОФЁР ф (натягивая сапог): Думаешь, всё пустое?
ШОФЁР а: Поживём – увидим, нам куда торопиться? По нашим дорогам ваши идейки не скоро докатятся. Так что каждый пока своим умом, своим умом…
ШОФЁР ф: Автобус-то у тебя, смотрю, того… Больше чинишь, чем ездишь?
ШОФЁР а: А тебе какая забота?
ШОФЁР ф: Может, удружу, чем могу?
ШОФЁР а: Спасибочки! Мы уж как-нибудь сами тут, в провинциях!

Я В Л Е Н И Е  11

Ш л я п а проходит мимо  И р ы   и  В и к т о р а. Они обнимаются. Заметив его, отстраняются. Шляпа вдруг встаёт и строго глядит на них.

ШЛЯПА: Который час, товарищи?
ИРА: Н-не знаем… Витя, у тебя есть часы?
ВИКТОР: Счастливые часов не наблюдают!

Молодые смеются. Шляпа, приподняв рукав плаща, смотрит на свои.

ШЛЯПА: Восемнадцать ноль-ноль. Скоро будет темнеть. А мы ещё здесь.

Ира с Виктором опять смеются и приникают друг к другу. Ш л я п а   идёт дальше.

Я В Л Е Н И Е  12

Под елью В л а с о в  за руку удерживает собравшуюся уйти  С и м у.

ВЛАСОВ: Послушай, это же смешно, дуться здесь, сейчас! Да, оба мы были хороши. Но если бы можно было что-то вернуть назад! Ты ведь не маленькая, сама всё понимаешь… Ну? (Он притягивает Симу к себе, неуверенно обнимает) Судьба сводит и разводит людей для того, чтобы они чему-то научились и дальше шагали без ошибок… Мы с тобой, кажется, мудрее не стали?
СИМА (капризно): Стали!
ВЛАСОВ: Неужели? Ну-ка, утри тогда слёзы! (Подаёт ей платок) Я думал, ты всё выплакала тогда, давно.
СИМА (настороженно): Опять ты об этом?
ВЛАСОВ: Всё, больше не буду, клянусь! Давай лучше о работе.
СИМА (вытерев слёзы и вздохнув): Давай, что нам ещё остаётся на старости лет.
ВЛАСОВ: Напрашиваешься на комплименты? Ты преотлично выглядишь.
СИМА: Стараюсь. Сауна, маски, массажистка, ритмическая гимнастика, тренажёр… Только кому это надо?
ВЛАСОВ: Как это? Муж у тебя ещё вполне…
СИМА (иронично):  Ага, вполне ничего!
ВЛАСОВ: В смысле?
СИМА (тряхнув головой): Давай о работе! Скажи, как ты попал в этот журнал? Кажется, у вас никому не грозило остаться в Москве. Только девчонки осели, которые замуж успели.
ВЛАСОВ: И мальчики, которые женились.
СИМА: Ну?! Значит, твоя первая тебя и устроила?
ВЛАСОВ: Ага, дядя её. С хорошими связями оказался мужик. Да у неё и у самой их немало было… которые прикрыть требовалось. Вот меня и выбрали достойной кандидатурой.
СИМА (схватившись за голову, притворно): Какой ужас! Значит, я любила продажного мужчину? Но как умело ты прятал в себе это! Как талантливо прикрывался высокими словами!
ВЛАСОВ: Профессия обязывает!.. Но теперь я не тот. (Подыгрывая Симе) Теперь я порвал со своим подленьким прошлым и поклялся писать правду и только правду! Люби меня теперь! (Падает перед ней на колени) Я несчастен и одинок.
СИМА (встрепенувшись): Ты шутишь или серьёзно?
ВЛАСОВ: Вполне серьёзно. (Поднимается и отряхивает брюки) Я действительно ещё три года назад решил: больше ни слова лжи, ни слова подобострастия, ни одного хода в поддавки!

Сима тускнеет, молча отходит в сторону и вышагивает там, глядя под ноги.

ВЛАСОВ (подойдя): Смотри, вон там, вдалеке… не твой идёт?
СИМА (вглядевшись): Вроде…кому ещё быть? Но почему же они пешком?
ВЛАСОВ (пожав плечами): Может, трактор следом едет? (После паузы) А я, пожалуй, пойду к костру, ко всем.
СИМА (с усмешкой): Боишься, что ли? Да он у меня не ревнивый!
ВЛАСОВ: И всё же я пойду… Учёный! (Отходит недалеко, потом возвращается) На вот, возьми, это моя визитная карточка.
СИМА: Зачем?
ВЛАСОВ: Позвонишь при случае.
СИМА: Зачем?
ВЛАСОВ: Ну, всякое может быть…(Уходит)

Я В Л Е Н И Е  13

Все пассажиры подтягиваются к костру. Появляются  П ё т р  и  ш о ф ё р   уазика.

ГЕНЕРАЛОВ (своему шофёру): Ну? Не солоно хлебавши?
ШОФЁР у: Так точно. Трактора не будет.

Шляпа вдруг заливается гомерическим хохотом, схватившись за живот, начинает кружить по поляне. Оксана трясёт заревевшего ребёнка, Мария запихивает ему в рот соску. Ира с Виктором молча стоят обнявшись.

ФЁДОР: Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!
ШОФЁР ф: Да что у них там, трактора нет, что ли?
ШОФЁР у (тихо ругнувшись): Порядка у них нет, вот чего!
ПЁТР (отряхнув подол плаща, робко): Понимаете, тракторист у них пьяный, совсем, в дупель, как говорится. Пробовали отливать водой – не помогло. Жена сказала, до утра не очухается.
МАРИЯ: Батюшки светы! Федя! Да как же мы-то?!
ФЁДОР: Как, как… Как все!
МАРИЯ: Дак ведь… (кивает на фургон)
ФЁДОР: Ничего ему не сделается, ночует.
ГЕНЕРАЛОВ (Фёдору): Чего?
ФЁДОР (неопределённо махнув рукой): Да-а, там…
СИМА (громко мужу): Так что же ты? Ничего не мог придумать?! Ждали-ждали, мёрзли-мёрзли, и на тебе!.. Лучше ты я сама пошла!
ПЁТР (тихо): Ну, не переживай… И что бы ты сделала, если он пьяный? Жена говорит, запой у него, теперь до утра проспит. А утром она его обязательно пошлёт.
СИМА: А до утра что ты нам прикажешь тут делать, а?
ГЕНЕРАЛОВ (всем): Ну, что, братцы? Положение наше аховое, но не безнадёжное. Костёр есть, крыша у транспорта тоже. Выживем?
ИРА (вместе с Виктором): Ура! Выживем!!

      Д Е Й С Т В И Е  В Т О Р О Е

Я В Л Е Н И Е  1

С и  м а  и  П ё т р  роются в вещах в своей «Ниве».

СИМА: Молочка-то не мог там раздобыть?
ПЁТР:  Пойми, это было бы не очень прилично. Жена его и так расстроена. И потом, я даже не знаю, есть ли у них корова. Теперь ведь не в каждом доме держат… Шофёр вон хлеба и луку взял у знакомых. Я могу у него попросить!
СИМА: Спасибо, лук ешь сам, а я, может, ещё целоваться намерена!
ПЁТР: С кем это?
СИМА: А ты считаешь, что, кроме тебя, это больше не с  кем делать?!
ПЁТР: Я этого не утверждаю. Я знаю, что ты женщина свободолюбивая. И я, не смотря на наши брачные узы, никогда тебя не удерживал от безумных поступков. Я считаю, что любовь не может быть принудительной.
СИМА: Ну, завёлся!.. Подай-ка лучше сумку! (Пётр подаёт) Если бы я не была такой дальновидной, не знаю, как бы ты  и жил! (Достаёт свёрток) На, ешь!

Я В Л Е Н И Е  2

Вокруг пенька втроём расположились ш о ф ё р ы. Водитель уазика выкладывает хлеб, лук, огурцы.

ШОФЁР а: Эх-ма, какая закуска пропадает!
ШОФЁР у: Да-а, подкачали мы! (Хрупает огурцом). Хотя кто мог знать, что сядем тут. Можно бы и соломки подстелить…
ШОФЁР а (невесело жуя хлеб): Интересно, где б ты её взял?
ШОФЁР у: Кого? Солому?
ШОФЁР а: Дур-рак, бля… Прошу пардону! Бутылку! Соло-ому…
ШОФЁР у: Где-где… в магазине!
ШОФЁР а: Ага! Попробуй! Ни с талоном, ни без талона… Вот раньше… Эй! (шофёру фургона) Как у вас там, в Москвах, с этим делом?
ШОФЁР ф (продолжая затягиваться папироской): У нас-то?... У нас нормально. Я в своём магазине отовариваюсь, вместе с Фёдор Иванычем.
ШОФЁР а: В каком это в своём? В блатном, что ли?
ШОФЁР ф: Зачем в блатном? В служебном.
ШОФЁР у: Не одна фигня? Какой служебный, если там спиртное? Его что, на службе потреблять, что ли?
ШОФЁР а (язвительно): А что? У них за этим дело не станет. У них  и с собой, поди, всегда имеется, а, друг?
ШОФЁР ф (с достоинством): Имеется, врать не буду.
ШОФЁР а (привстав от волнения): Т-ты… ты чего? Правда, что ли?
ШОФЁР ф: Заяц трепаться не любит.
ШОФЁР а: Ну, ты, бля, даёшь! Что ж ты молчал? Я пол-огурца зря умял! (Шофёру у) Слышишь?
ШОФЁР у: Слышу, не глухой… Может, у них на дело. Похороны всё-таки. (С надеждой смотрит на шофёра фургона) Правильно я понимаю?
ШОФЁР ф: Ясно, что на дело.
ШОФЁР у: Слушай, а как насчёт того, чтобы… (смотрит в сторону костра) позаимствовать одну, а? Всё равно до утра куковать, проветримся…
ШОФЁР ф: Я бы рад, но я не хозяин.
ШОФЁР а: Да что ты, бля, как вошь на блюде?! Сказал «а», говори и «б»! Не боись, рассчитаемся!
ШОФЁР ф: Надеюсь. Не моё ведь. (Поднимается нехотя) Только ни гугу! Идёт?
ШОФЁР а: Да идёт, идёт! Сам иди скорей! Зуб на зуб не попадает, а он…

Шофёр фургона уходит.

Я В Л Е Н И Е  3

И р а  с  В и к т о р о м сидят на своей берёзе.

ИРА: Как здорово!
ВИКТОР: Что?
ИРА: Что мы будем здесь целую ночь!
ВИКТОР: А ты не боишься, что тебя кто-нибудь съест?
ИРА: Кто?
ВИКТОР: Ну, например… (рычит)
ИРА: Волки?
ВИКТОР: Нет! (снова рычит)
ИРА: А кто? Медведь?
ВИКТОР: Нет!
ИРА: Кто же?
ВИКТОР: Я!
ИРА: Ты?! А как?
 ВИКТОР: А вот так!
Он целует Иру, она вырывается, снова садится.
ИРА: Не знаю, съешь ли ты меня, а вот я сейчас что-нибудь съела бы!
ВИКТОР (подумав): Закрой глаза, открой рот!
ИРА: Нет. Ты опять будешь приставать.
ВИКТОР: Даю честное пионерское!
ИРА: Всё, закрыла… (Виктор кладёт ей в рот сушку) Ой, сушка! Где ты взял?
ВИКТОР: Где взял, там больше нет!
ИРА: Ну, скажи, где?
ВИКТОР: Секрет фирмы. Хочешь ещё?
ИРА: А много их у тебя?
ВИКТОР: Хочешь знать, хватит ли на всю ночь? Не беспокойся, мы будем сыты.
ИРА: Чем?
ВИКТОР: Любовью!
ИРА (деланно наивно): Как это?
ВИКТОР: А вот так это! (Снова целует её, Ира не противится)

Я В Л Е Н И Е  4

Возле костра готовятся к ужину.  В л а с о в выставляет банку кофе. М а л и к о в достаёт завёрнутые в бумагу бутерброды. Г е н е р а л о в сооружает подобие скамейки и жестом подзывает  О к с а н у  с ребёнком. Замечает в стороне Г е н у  и тоже подводит ко всем.  М а р и я  ломает круглую буханку хлеба.

МАРИЯ: Я уж по-нашему, по-деревенски, без ножика. Так вкуснее… (оглядывается) Что-то никто больше к нам не идёт. Вы бы позвали, ребята!
ВЛАСОВ (машет Шляпе, но тот отворачивается): Да приглашал я. Там у всех свои дела, свои компании.
МАРИЯ: Ну, и Бог с ними. (Брату) Федя, давай-ка неси, что там у нас ещё есть. Вон сколько народу за столом! Давно эдакой семьёй не обедали.
ГЕНЕРАЛОВ: Да уж, нынче такое не в моде.
ВЛАСОВ: Нынче не прокормить такую ораву, даже в Москве.
МАРИЯ: Да вы ешьте, ешьте, не берегите. Сколько нам надо? (Смеётся) Не много, не мало, а слегка досыта!
МАЛИКОВ: Во-во! Сухой бы корочкой питалась…
МАРИЯ:…с маслом!
МАЛИКОВ: Пустую воду бы пила…
МАРИЯ:… с сахаром!
МАЛИКОВ: Тобой бы, милый, наслаждалась…
МАРИЯ:… и век бы счастлива была!
ВЛАСОВ (хлопая в ладоши): Браво! Если так, то нам скучать не придётся.
МАЛИКОВ (нелюбезно): А вам что, много скучать доводится?
ВЛАСОВ (миролюбиво): Да нет, работа не позволяет… Это я к слову… Ой, смотрите, что нам несут! (Подходит Фёдор с продуктами) Колбаса! Сыр! Шпроты!.. Просто пир на весь мир!
МАРИЯ: Пир не пир, а уж брата помянем…
МАЛИКОВ: Может, не трогать это всё? На дело везёте, здесь такого не найдёшь.
МАРИЯ: Да вы ешьте на здоровье, не жалейте. Там осталось ещё. Того и этого кусочек с коровий носочек… Кого в деревне-то созывать? Дома на корню сгнили, как грибы, родных – никого… Вас Бог послал, вас и потчуем…
ФЁДОР (сестре тихо): Может, нам тогда и по чарочке можно?
МАРИЯ (тихо): По чарочке, по маленькой, чем поят лошадей… Знаю я вас! Поверх земли покойник, а вина уже неймётся… (Всем) Вы ешьте, ешьте, гости дорогие!
Все начинают шумно резать, передавать еду.
МАРИЯ (подходит к Гене, кладёт ему руку на голову): Что, касатик, приуныл? Ешь, и скотинку свою накорми, она ничем не виноватая. (Гена тянется за едой. Мария подсаживается к Оксане) Ну, как твой пострелёнок? Ты ему хлебца, хлебца дай пососать. Ничего нет слаще хлеба, когда на воле. Пусть привыкает. Оно ведь как ещё заживём, одному Богу известно…
ОКСАНА (беззаботно): Уж голода всяко не будет!
МАРИЯ: Как знать, как знать… Однако перетерпим, куда деваться? Вон ведь и после революции, говорят, голодовали. А ничего, выдюжили, встали на ноги. И теперь перетерпим. Всё одно назад дороги нету, сами так порешили…(Заглядывает к младенцу) Ест? Ну, и ладно… (Помолчав) У тебя малец-то ровно на тебя не смахивает? В батьку?.. (Молчит) Вот и у меня внучек – ну литая капелька дед евонный. Даже пальчик на ножке один на один загнулся, как у деда. Литая капелька, что тут скажешь!
ФЁДОР: Мария!
МАРИЯ: Ау-у! (Подходит к брату)
ФЁДОР: У нас там соли не завалялось?
МАРИЯ: Нет, Федя, нету. А куда?
ФЁДОР: Да ладно…
МАРИЯ: Смотрите, чтобы ладно… (Присаживается рядом) А то всяко бывает. (Фёдору) Ты вот маленький был, не помнишь, а у меня перед глазами стоит… Соль у нас кончилась. А отца уже не было, и денег не было. И вот наварила мама щей, мяса в чугуне густяком на праздник – барана зарезали. А сама сидит и не ест, не может без соли...Долго мучились. А потом она придумала – стала кадку по кусочкам рубить. Мы соль в ней держали прежде, она и просолилась. Так и ели щи с палочками, достанем и обсосём ещё… Не помнишь?

Я В Л Е Н И Е  5

Захмелевшие ш о ф ё р ы спорят. Мимо проходит Ш л я п а.

ШОФЁР ф: Я тебе верно говорю, сам прошлый год так посадил!
ШОФЁР а:  Кончай заливать! Ты, поди, и не нюхал, как земля пахнет. У тебя там в городе картоха в магазине готовенькая. Это мы тут спину гнём на вас на всех, падлы!
ШОФЁР у: Ве-еня, кончай! Ты чего взбеленился?
ШОФЁР а: А чего они?
ШОФЁР у: Кто они и чего они?!
Веня  только мычит в ответ.
ШОФЁР ф (Вене): Ты, брат, чего-то не того…Я вам бутылку удружил, а ты…Картошку я у него съел… Да я двадцать лет сам её сажаю, приезжай, покажу. Участочек у меня что надо. И навозу, и торфу, всего навозил. Жена грядочек наделала, клубнику выращивает. Всё по-человечески, а ты…
ШОФЁР у: Да он ничего, он уже всё… (Похлопывает Веню по спине) Бывает с ним, не обращай внимания… Ты лучше мне втолкуй, как ты её по-особому сажаешь?
ШОФЁР ф: Да просто! Через сорок пять сантиметров друг от дружки. И в рядке, и между рядками. Говорят, ей свобода нужна.
ШОФЁР у: Натыкаешься мерять-то!
ШОФЁР ф: А я сделал вот такую раскоряку, ромбом…
ШОФЁР а (очнувшись): И что, много накопал, что ли?
ШОФЁР ф: А немало, побольше, чем всегда!
ШОФЁР у (в сомнении): Может, просто год такой выпал?
ШОФЁР а (толкая в бок соседа): Слушай, чего эта гнида всё ходит и ходит, а? Чего ей надо?

Все трое устремляют взгляды на Ш л я п у, который встал и нагло смотрит на них.

ШОФЁР у: По-моему, он унюхал…
ШОФЁР а: Тоже хочет? Счас я ему дам, бля! Не я буду… (рвётся в бой)
ШОФЁР у (сдерживая пьяного): Сиди и не рыпайся. Пусть стоит и завидует.
ШОФЁР а: Он мне, падла, сразу не понравился! Шпион!
ШОФЁР у: Да тихо ты!.. А вот бутылку надо спрятать, а то капнет там. Рожа у него и правда протокольная.
ШОФЁР ф: Точно, рожа гнусная… А эту голубушку мы вот сюда, за пенёк… Ушёл?
ШОФЁР а: Уполз, гад вонючий! Гнида! (Шофёр у похлопывает Веню по спине)
ШОФЁР ф (шофёру у): Дома у меня хохма, с горючим этим! (Щёлкает себя под подбородком) Слышь? Подзаправиться иногда надо, сам знаешь, а жена не любит. Вот я и наловчился прятать. Она голову ломает, ничего понять не может – и не пьяный я, и не трезвый, а всегда весёлый. Обыщет всё в доме – нигде нет!
ШОФЁР у: Ну, и?
ШОФЁР ф: А на самом видном месте ставлю! (Замолкает для эффекта) В сапоги, в которых на даче работаю!! А сверху ещё портянками прикрою! (Оба смеются) Ходит мимо, ворчит…а ума не хватает!
ШОФЁР у: Надо учесть, слушай!

Я В Л Е Н И Е  6

Ш л я п а  меж тем переходит от шофёров к  к о с т р у.

ШЛЯПА: Товарищ! А товарищ! Вот вы, в пиджаке! Который представительный!
МАРИЯ: Федя…тебя, что ли?
ФЁДОР: Чего ему? Странно.
ГЕНЕРАЛОВ: Сходите, сходите, может, у него секрет какой…
ФЁДОР: Чудно! (Отходит со Шляпой в сторону)
ШЛЯПА: Прошу прощения, что оторвал от приятной компании. Но дело превыше всего. Моя гражданская совесть не позволяет мне молчать. Вот я и решил обратиться за помощью. Вы товарищ серьёзный, сразу видно, из столицы…
ФЁДОР: В чём дело, простите?
ШЛЯПА: Вот мой документ. (Протягивает книжицу) Удостоверение общественного контролёра. Я нахожусь при исполнении. И сегодня мне предстояло тихо и культурненько, в рабочем, так сказать, порядке, составить акт на некоторых товарищей. Без вашей помощи, извиняюсь… Но дорога эта… И вот теперь сидим, и они сидят, как ни в чём не бывало.
ФЁДОР: Да кто сидит-то?
ШЛЯПА (кивает на шофёров): Этот вон, рыжий, из нашего АТП. Давно на него сигнальчики были. А тут сам вижу: деньги берёт, а билетов не даёт… Ну, думаю, попался голубчик! И вдруг – сели. А потом докажи, что так и было. Трудно потом будет. Надо сейчас.
ФЁДОР: Постойте… Но от меня-то вы чего хотите?
ШЛЯПА: Свидетель мне требуется. Актик составить, что задержаны, так сказать, на месте преступления. Будьте добры, пройдёмте к ним!
ФЁДОР: Простите, но это недоразумение какое-то…И потом, люди ужинают…
ШЛЯПА (чеканя слова): Эти люди не ужинают, а пьют! Пьют за рулём. Вы сами знаете, чем это пахнет.
ФЁДОР: Пью-ют? Да ну… И мой, что ли?
ШЛЯПА: А ваш, простите, чем лучше? Все из одного теста. Только дай понюхать, никто не устоит.
ФЁДОР: Пойдёмте!!

Я В Л Е Н И Е  7

Заметив идущих к ним, ш о ф ё р фургона отпихивает ногой пустую бутылку, та падает.  Ш о ф ё р уазика торопливо прячет стаканы.

ФЁДОР: Я не помешал? (Выразительно смотрит на своего шофёра, тот виновато отворачивается) Приятного аппетита! Что-то вы уединились. Деликатесы прячете?
ШОФЁР а (икнув и смеясь): Опоздал… Деликатесы сплыли!
ШОФЁР у (пнув его ногой): Заткнись!
ШЛЯПА (выступив вперёд): Вениамин Сергеевич, в присутствии свидетелей попрошу вас предъявить мне путевой лист.
ШОФЁР а: Н-не понял… ему чего?!
ШЛЯПА: Предъявите–мне–ваши– документы–и– билеты! Вот моё удостоверение контролёра.

Шофёр уазика незаметно откидывает в кусты бутылку. Веня роется в карманах.
Шляпа, получив от него  бумаги, присаживается на пенёк и начинает их сверять.

ШЛЯПА (протягивая фонарик Фёдору): Посветите мне, пожалуйста! (Фёдор неловко принимает фонарь и перекидывает его из ладони в ладонь, точно тот жжётся) Так…(Вене) Не изволите сами убедиться? Вот здесь сумма, полученная за билеты в один конец, и номера билетов. А вот здесь должны быть номера билетов, которые получили ваши теперешние пассажиры. Однако билеты на месте, как видите. (Фёдору) Попрошу и свидетеля убедиться в этом.

Фёдор неловко склоняется над плечом ревизора и пожимает плечами.

ШОФЁР а: На что вы намекаете?!
ШЛЯПА: Хочу сказать, что вы положили государственные деньги в свой карман.
ШОФЁР а (приняв боевую стойку): Гнида!! Я сразу увидел, что ты гнида!
ШЛЯПА (уставившись на Веню): Так и запишем: оскорбление при исполнении!
ШОФЁР у (Шляпе): Слушай, друг, не обращай внимания. Он через час одумается.
ШОФЁР а (шофёру у): А чем он докажет, а?! Мы и так опаздывали! Я хотел обилетить потом, а он…Гнида!
ШЛЯПА (невозмутимо): О вашем состоянии алкогольного опьянения и об оскорблении должностного лица мы тоже составим актик! Правда, товарищ?
ФЁДОР: Не знаю, не знаю… Я ничего в этом  не понимаю… (Понижает голос и смотрит на своего водителя) А тебя, Григорий, особенно не понимаю…Даже если тебе предложили сто граммов, можно было отказаться, никого бы ты не обидел. Уж этого-то добра ты на месте получил бы досыта!

Фёдор вдруг стремительно направляется к фургону, раскрывает его сзади и проверяет что-то справа. Григорий, вжав голову в плечи, протягивает приготовленные деньги, но Фёдор отпихивает его руку и, пройдя мимо, усаживается  в отдалении от всех, обхватив голову руками.

Я В Л Е Н И Е  8

Ш л я п а, прихватив документы, удаляется.  На  его пути «Нива»,  в  которой П ё т р   и   С и м а  читают при свете дежурной лампочки. Неподалёку И р а  опять лежит спиной на берёзе, В и к т о р  сидит рядом.

ИРА: Совсем темно стало. Смотри, даже звёзды видно. А днём такие тучи ходили, я думала, дождь будет… Разъяснило. Бабушка моя говорила: весна да осень, на дню погод  восемь. И правда!
ВИКТОР: А по мне бы лучше дождь!
ИРА: Почему?
ВИКТОР: Потому что приходится теперь звёзды считать. Ты лежишь, а я сижу, как пень… А был бы дождь, мы давно бы спрятались в автобусе и растянулись бы на заднем сидении…
ИРА (сев): Фу, какой ты скучный… Скажи,  что шутишь, что тебе хорошо сейчас! Ну? (Виктор нехотя кивает) Ты только глянь! (Она пытается рукой повернуть его голову) Ты глянь вверх – какая благодать! Ты в землю глядишь и удивляешься, почему тебе печально. Да тебе одна грязь видна! А душе нужен простор, вот такой, как среди звёзд! (Разводит вдохновенно руками и снова ложится) Лежишь, а внутри у тебя, как в водоворот, что-то затягивается, затягивается… И так жутко, и так сладко, что не высказать!  Кажется, ещё чуть-чуть, и коснёшься ты этой холодной бездны самым сердцем, и почувствуешь что-то такое, чего не дано нам познать тут, на земле…
ВИКТОР (иронично): Слушай, звездочёт! Ты, когда выучишься, детям на уроках такие же лекции читать будешь?
ИРА: Тебе неинтересно?
ВИКТОР: Любопытно, но…Я смотрю на землю, ты верно сказала И потому я вижу всё трезво. Там, где тебе чудятся космические сказки,  я невооружённым глазом вижу озоновую дыру в атмосфере…
ИРА (сев): Во-первых, её не видно, во-вторых, она совсем не здесь, а в-третьих…
ВИКТОР: А в-третьих, она недавно исчезла, как утверждают некоторые. Вам, гуманитариям, лапшу на уши вешают, а вы и верите. Спасём! Прекратим! Переделаем!.. Да кому нужны эти призывы?! Всё равно человечеству не свести концы с концами! И надо просто жить и наслаждаться. На наш век всего хватит, а после нас хоть потоп, до меня сказано. Или ты веришь, что в человеческом сознании наблюдается прогресс?

Оба долго молчат.

ИРА (взволнованно): Я понимаю, я глупа, наивна…Но ведь времена меняются, и голос разума, если он зазвучит, он будет услышан! Непременно!
ВИКТОР: Голос разума услышан не будет. В этом печальный урок всей прежней истории. Я мог бы привести тебе тысячу примеров, но опасаюсь за твою ясную душу. Она не выдержит моего замшелого пессимизма.
ИРА (помолчав): Твоя мать тоже не верит, что правда сильнее?
ВИКТОР: Причём тут мать?!.. Хотя да, яблочко от яблони, смешно бы иначе… Рядом с ней я жалкий дилетант. У неё опыт, она юрист, между прочим, и повидала всякого. У меня нет никаких оснований не доверять ей.
ИРА: А моя мать идеалистка… И я, наверное, в неё! Она считает, что человек должен верить в добро, и тогда он сам не сделает ничего дурного, и те, кто рядом с ним, будут следовать его примеру.
ВИКТОР: А не кажется ли тебе удивительным, что мы с тобой, такие разные, даже противоположные по взглядам, проводим ночь рядышком, а?
ИРА (облегчённо смеётся): По-моему, мы ведём дискуссию вполне в духе времени: стараемся доброжелательно выслушать друг друга и найти в рассуждениях каждого рациональное зерно. Не так?
ВИКТОР (нарочито торжественно): Но ведь должен же быть какой-то высший смысл нашей встречи в этом мире?
ИРА: А что? (Думает) Быть может, судьба свела нас для того, чтобы мы помогли друг другу измениться?
ВИКТОР: Интересно, в какую сторону? И что ты скажешь, если я вдруг полностью обращу тебя в свою веру?
ИРА: Меня – в твою? (Думает) Нет, на это я не согласна! А вот средний вариант допускаю. Пусть я стану немного прагматичной, зато ты станешь чуточку доверчивей к миру. И это будет моя жертва ради великого дела!
ВИКТОР: А если назвать это не жертвой, а поточнее – компромиссом, тогда как? (Ира в растерянности молчит). Значит, (игриво) мы так и не найдём точек соприкосновения? И я умру, не очистившись возле тебя?!
ИРА: Ты паясничаешь, а я серьёзно!
ВИКТОР: И я серьёзно. Согласна ли ты ради меня на маленький компромисс?
ИРА (тревожно): Какой? (Виктор делает решительные мужские поползновения, Ира отпихивается) Я же сказала: нет, нет и нет!
ВИКТОР: И-ира… Ради тебя я рискую стипендией, меня вообще могут отчислить за побег, а ты…
ИРА: Не спекулируй, пожалуйста, и не пытайся пробудить во мне жалость.
ВИКТОР: Но ведь это чувство единственное, на которое могут  поддаться женщины.
ИРА: А ты откуда знаешь? У тебя ещё молоко на губах не обсохло!
ВИКТОР: У кого? Это у меня-то?! А ну-ка проверь! (Лезет целоваться, в результате оба падают на землю) Мы жертвою пали в борьбе роковой! (Смеются и возятся)
ИРА: Ой! Тихо…там кто-то идёт…
ВИКТОР (прислушавшись): Да никого!
ИРА: Да вот же…

Трещат ветки – мимо проходят Сима и Пётр.

ВИКТОР (шёпотом): Слушай, у меня идея!
ИРА: Какая?

Виктор шепчет ей что-то на ухо и исчезает. Появляются С и м а  с  П е т р о м.

Я В Л Е Н И Е  9

ПЁТР: Ты не замёрзла?
СИМА: Нет.
ПЁТР: Но я же вижу – что-то не так…
СИМА: Голова болит.
ПЁТР: Выпей таблетку, у нас есть в аптечке.
СИМА: Я пила.
ПЁТР: Пойдём тогда ляжем.
СИМА: Иди ложись, если хочешь.
ПЁТР: Я не хочу, я о тебе думаю.
СИМА: Можно я сама о себе подумаю?!
ПЁТР: Разумеется. Я не хочу быть навязчивым и уйду, если тебе хочется.
СИМА: Мне хочется.
ПЁТР: Тогда погуляй.
СИМА: Погуляю!
ПЁТР: Пожалуйста, будь осторожна!
СИМА (срываясь): В чём?! Не переходить улицу на красный свет? Не угодить в болото? Не потерять голову?
ПЁТР: Прости, ты устала, я понял…Ухожу.

Я В Л Е Н И Е  10

Пётр уходит. Замечает В и к т о р а. Тот, заскочив в автобус, появляется в его дверях  с магнитофоном и видит подходящую с малышом О к с а н у.

ВИКТОР (делает жест рукой): Милости прошу к железному шалашу! Дитё захотело спать? (Смотрит на часы) О-о, «Спокойной ночи, малыши!» уже закончилось…
ОКСАНА (укладывая ребёнка на сиденье возле двери): Что же вы тогда не спите?
ВИКТОР (замешкавшись): Стоп, понял! Вы намекаете на мой возраст? Напрасно. Моя любимая передача «До и после полуночи». Жаль, что у нас нет телика, а то бы вместе побалдели. Впрочем, у нас есть вариант не хуже. (Включает магнитофон) «Хеви метл» уважаете?
ОКСАНА (машет руками): Да тише вы! Дайте ребёнку уснуть!
ВИКТОР (выключив музыку): Он заснёт, а что потом?
ОКСАНА: Суп с котом!
ВИКТОР (уязвлённо): Грубите, тёлочка. Я вам повода не давал. Я вполне официально приглашаю вас скоротать ночь на танцевальной поляне. (Отвешивает поклон) Только прошу ваши воспитательные замашки оставить здесь. Идёт?
ОКСАНА: Ладно. Спасибо за приглашение. Я скоро!

Я В Л Е Н И Е  11

Виктор уходит. За сценой опять раздаётся музыка. К костру возвращается Ф ё д о р. Там уже сидит Ш л я п а, пьёт чай. М а р и я, заметив брата, отводит его в сторону.

МАРИЯ: Чего этот, в шляпе, к тебе приставал?
ФЁДОР: Да ничего… Повздорил с шофёрами. Ревизор он.
МАРИЯ: То-то я и вижу… Ревизо-ор! Ишь, глазами-то зыркает, кого ужалить, ищет. К пареньку привязался – где твой билет? почему без билета? Тот говорит, я деньги давал, вы сами видели… Ничего, говорит, не видел, где билет?.. Прости, Господи… Еле уговорила чаю попить…
ФЁДОР (обняв сестру): Тяжко мне что-то, Маня, муторно… Глянул я туда…на Ивана…лежит себе, голосу не подаст, хоть  что на этом свете делайся…Так и позавидовал ему. Лёг бы тоже и ручки сложил…Устал я.
МАРИЯ: Ну-ну! (Похлопывает его по спине) Знавала я одного такого старика, хворост в лесу собирал. И так умаялся, ну, что твоё дело. Сел на пенёк и вздохнул: хоть бы смерть моя пришла! А она тут как тут: вот она я, пойдём! Дак не пошёл, разом  одумался! Я звал, говорит, ношу помочь поднять, больно тяжела! Вот и ты эдак… Честь есть жить, честь есть и преставиться. Нас не спросят, когда и где. Живи… А народу, Фёдя, душу не вздумай травить, не пугай к ночи покойником! (Берёт его под руку) Пойдём, я тебе чаю налью.

Я В Л Е Н И Е  12

Садятся у костра. Появляются В и к т о р  с орущим магнитофоном, И р а  и  О к с а н а. Взрослые поворачиваются на звуки, но молчат. Фёдор как-то нехорошо сжимается.

ВИКТОР (развязно): Чего грустим? Могу повеселить вас! Извольте брейк. Этот танец  долго не признавался нашими предками, однако победил в долгой рутинной борьбе.

Виктор протягивает магнитофон Ире и начинает кривляться в такт мелодии. Генералов смотрит на это действо с беззлобной улыбкой. Власов тоже. Маликов почему-то достаёт расчёску и поправляет причёску. Шляпа отворачивается и глядит в темноту леса. Фёдор начинает ёрзать на месте. Мария подходит к нему и кладёт руки на его плечи. Однако Фёдор всё равно вскакивает

ФЁДОР: Прекратите сейчас же!! (Он судорожно роется в карманах, достаёт платок и вытирает  лоб) Это безобразие! Это форменное неуважение к людям!
ВИКТОР (выключив музыку и уставившись на Фёдора): Девушки, прошу внимания! Сейчас вы будете присутствовать при столкновении двух точек зрения на жизнь. Вы видите перед собой представителя отмирающей культуры, защитника так называемого национального народного искусства. Сейчас он скажет, что мы должны слушать только балалайку и не поганить душу чужеземными звуками.
ФЁДОР (отступая перед напором юноши): Вы дерзкий и невоспитанный тип. (Опять вытирает лоб) Если бы не это недоразумение, из-за которого мы вынуждены проводить ночь вместе, я вообще не удостоил бы вас ответа!
ВИКТОР: Вот этим вы все и прекрасны! Вы даже не хотите услышать, что думает  поколение, идущее следом! Как будто и завтра жить тоже вам, а не нам!
ИРА (дёргая Виктора за рукав): Витя,  не надо так! Зачем ты?
ВИКТОР  (отмахиваясь): Вы зациклились на своём героическом прошлом! Вы двигаетесь вперёд…задом!…Если вообще двигаетесь!
МАЛИКОВ (привстав):  Молодой человек, я попросил бы вас выбирать выражения.
ВИКТОР (победоносно оглядев девушек): О, в лагере противника прибыло. Один против пятерых. Честно говоря, я не рассчитывал на творческий вечер в Останкине!.. Айн момент! (Нарочито поправляет одежду и изображает на лице внимание) Вопросы можно задавать в устной и письменной форме. Вот сюда, на столик (указывает на пенёк). Итак?
ФЁДОР: Лично я не считаю возможным метать бисер перед свиньями!
ВИКТОР: Оскорбляете, папаша.
ФЁДОР: Да был бы у меня такой сыночек, я бы ему… (Сжимает кулаки) А ещё джинсы напялил!
ВИКТОР: Угадали. Фирма «адидас». Тоже не наше. И кроссовочки, между прочим, (выставляет поочерёдно ноги) тоже из-за бугра приплыли. Надо ведь что-то носить, пока наши папаши выпускают советские боты!
ФЁДОР: Да мы в ваши годы были рады одним ботинкам на троих! Мы верили, в отличие от вас, что станем великой державой! (Неуверенно) И стали.
ВИКТОР: Ага! Слышали мы про это. Книга лучший подарок, мойте руки перед едой, советские слоны лучшие в мире… Хватит формулировочек, во как сыты! (Режет рукой по горлу) Нам бы лучше мяса на душу населения, как в приличных странах!
МАРИЯ (убирая с импровизированного стола, себе под нос): На душу-то совсем не мясо надобно, совсем не мясо…
ГЕНЕРАЛОВ (громко): Да будет вам скоро мясо, будет, наедитесь! А потом? Всё равно ведь счастье не от сытого брюха, молодой человек.
МАЛИКОВ: Зачем вы ему объясняете? Доживёт до наших лет, сам поймёт…если поймёт… А сейчас он, как тетерев на току, никого не слышит!
ВИКТОР (настороженно Маликову): Это вы о чём?
ИРА (всем, загораживая Виктора): Да не слушайте вы его! Он совсем не такой,  это он назло!
ВИКТОР (актёрски): Цыц, женщина! Знай своё место! Когда мужчины спорят, музы должны молчать.
ВЛАСОВ (выходя в центр): Ну, всё! Наслушался я. Какой же это спор, дорогие друзья? Спор предполагает культуру спора. Умение выслушивать противоположную сторону. А здесь мы наблюдаем просто базар… Вы уж меня извините, но о чём речь-то? Может мне кто-то толково объяснить?
ВИКТОР: А этот умник откуда взялся?
ВЛАСОВ (гордо): Корреспондент журнала «Молодость» Александр Власов. Вам предъявить удостоверение?
ВИКТОР (вдруг потерявший пыл): Нужны мне ваши корочки…Строит тут из себя каждый! У нас свобода, где хочу, там и пляшу! Понятно? Лес общий!

Виктор врубает магнитофон и, кривляясь, уходит прочь. Фёдор кидается следом.

Я В Л Е Н И Е  13

МАРИЯ: Федя! Не надо! Федя!

За Фёдором устремляется Генералов, возвращает его и усаживает на пень.

ГЕНЕРАЛОВ: Ну, что вы, мужики? Нашли с кем идти врукопашную! Да у молодых теперь языки острее дедовых сабель.
ФЁДОР (почти плача): Да что мне его язык? Горе у меня… И так душа ноет, а тут ещё он дёргается!
МАРИЯ: Дак ты бы, Федя, так ему и сказал: горе у меня, мил человек, уважь наше состояние, нам не до веселья…
ФЁДОР (бормочет под нос): Ага, ему ещё и в ножки поклониться…


Я В Л Е Н И Е  14

В и к т о р  в стороне ткнулся лбом в дерево. Магнитофон выключен. И р а  гладит Виктора по затылку. О к с а н а  недоумённо смотрит на них.

ОКСАНА: Дак чего… я пойду тогда? Танцы отменяются?

Ира молча машет ей рукой: иди! – и склоняется над Виктором.

ИРА: Ви-ить, а Вить! Ну, чего ты, а?
ВИКТОР: Да пошли вы все!!
ИРА (терпеливо): Я – не все. Ты говорил, что я единственная, с кем ты хотел  бы быть в трудную минуту… Это неправда?
Виктор молчит. Потом поворачивается и поднимает лицо к небу.
ВИКТОР: Господи, как мне тошно!!
ИРА: Но я же рядом…
ВИКТОР: Причём здесь ты, причём?! (Резко) Посмотри вон туда!
ИРА: Куда?
ВИКТОР: Вон туда, вверх, в эту бездну! Где там ты? Где там я?...Хоть закричись – никого! Пустота! Холод! Бессмыслица!
ИРА (гладит его руку): Бедный мой…
ВИКТОР (оттолкнув её): Не смей меня жалеть! Добренькая нашлась! Чем ты сильней меня, чтобы жалеть? Чем?!
ИРА (снова лаская его): Ну, что ты, Витя? Ну, что с тобой?.. Ты дрожишь весь…Тебе холодно? Давай я согрею тебя… (Прижимается, помогает его рукам обнять себя, целует Виктора сначала в лоб, потом  в губы) Милый мой, хороший, единственный… Ну, не надо так, успокойся… Я всё-всё сделаю для тебя, только не будь таким…

Виктор сначала сопротивляется её ласкам, потом замирает и вдруг начинает страстно обнимать девушку, увлекая её к фургону.

ИРА (вырываясь): Витя, ты что? Витя, не надо, я прошу тебя, не надо… Давай подождём ещё немного, слышишь?
ВИКТОР (осипше): Чего ждать? Сколько можно ждать?! (Расстёгивается) Я брошу свою куртку, ладно?
ИРА: Нет, нет! Тут сыро, холодно, я не хочу, я не могу здесь, ты слышишь?!
ВИКТОР: Давай тогда в фургон, а? Никого нигде нет, слышишь? Давай в фургон…

Одной рукой Виктор придерживает девушку возле себя, другой пытается открыть дверцы. Наконец они растворяются.

ВИКТОР: Тьфу ты, темно как… Подожди, я зажгу спичку… (Протягивая руку с огнём внутрь, изменённым голосом) Вот это да-а-а…
ИРА (тоже заглядывая внутрь): Что там?.. М-ма…мама-а..мамочка-а-а!
ВИКТОР (закрыв ей ладонью рот): Молчи, дурочка, а то сейчас придут… Давай лучше в кабину! (Тянет её)
ИРА: Да пусти же ты меня!! Пусти!! (Колотит его кулаками и кусает Виктору ладонь)
ВИКТОР (разглядывая руку): Сдурела, что ли?! Или озверела?
ИРА: Это ты зверь! Ты! Куда ты меня тянешь?!
ВИКТОР: Туда, куда ты сама просилась!
ИРА (схватившись за голову и оглянувшись на фургон): Господи…  Ведь там…там гроб, там покойник… а ты…
ВИКТОР: А что я? Чем мы с тобой  лучше него? Или хуже? Он ведь тоже раньше девочек зажимал. И он нас понял бы, я не сомневаюсь! Сегодня у нас любовь, а завтра мы тоже будем гнить! И другие будут обниматься на наших могилах! Тебе это не нравится? Но это и есть жестокая и прекрасная жизнь, которую ты так защищаешь! (Виктор снова приближается к Ире, она с криком убегает) Ну, и тьфу на тебя! Беги-беги (кричит вслед), только потише, а то кости брякают!

Подойдя к костру, Виктор подаёт знаки О к с а н е. Та поднимается и исчезает с ним во тьме. 


Д Е Й С Т В И Е   Т Р Е Т Ь Е

Я В Л Е Н И Е  1

И р а  пробегает мимо уазика. На его капоте трое  ш  о ф ё р о в играют в карты. Из кабины по радио слышен ночной гимн.

ШОФЁР а: Кого там несёт?
ШОФЁР у: Медведя!
ШОФЁР а: Да ла-адно, пуганые!
ШОФЁР ф (оглянувшись): Девица шныряет… Дело молодое! Это нам теперь на печи лежать.
ШОФЁР а: Ты не очень-то, не обобщай!
ШОФЁР у: Ага, нужен ты ей, в бензине! У неё кавалеры чистенькие, учёные!
ШОФЁР ф: Ладно трепаться, мужики, или играть, или спать…

Я В Л Е Н И Е  2

И р а садится у костра рядом с М а р и е й. Старуха накидывает на неё косынку.

МАРИЯ: Озябла? Ничего, сейчас согреешься, сейчас.

Ира вдруг кидается старухе в колени и плачет. Та молча поглаживает её по спине, на удивлённые взгляды мужчин показывает: не мешайте!
Власов с Генераловым отсаживаются в сторону. Гена с собакой, а за ним Шляпа уходят к автобусу. Маликов исчезает в лесу. Остаётся сидеть только Фёдор, понурив голову.

МАРИЯ (когда Ира затихает): Чайку попьёшь? (Девушка поднимается, приводит себя в порядок) На, и конфетка вот! (Ира отхлёбывает глоток, и её снова начинают душить рыдания) Ты поплачь, поплачь, милая! В твои годы любое горе слезами выйдет… Дружок или кто обидел?
ИРА: Ой, бабушка!.. Неужели они все такие, а?! Я ведь ни за что тогда замуж не пойду!
МАРИЯ: Не зарекайся, голубушка. Что век ведётся, то и нам не минётся. Бабы всегда каются, а девки замуж собираются… Вы-то теперь хоть по своей воле выбираете, за немилого не идёте. А у нас ведь как было? Куда родители приглядят, туда и выдадут. И слова сказать не моги…Оно, конечно, и неплохо было, взрослым виднее, какому Ивану какая Марья для жизни подходит. А молодым, им ведь только баловать ночами, вот и вся любовь. А оно не-ет, жизнь длинная, всё надо вместе перетерпеть… (Долго молчит) Вот и старая я уже, а так и пожила бы с милым человеком…Истинный Бог!
ИРА (робко): А у вас был муж?
МАРИЯ: Как не был? Бы-ыл. Выдавали. Я и не погуляла в девках, сразу сосватали. Венчают, помню, а у меня слёзы-то по щекам  так и текут, так и текут… на пол капают… А потом вышли на улицу, он как гармошку свою раздёрнул, так у меня сердце ровно и оттаяло…
ИРА (несмело кивает в сторону фургона): А там… там не он?
МАРИЯ: А-а-а, вызнали… Нет, не он. То брат наш, Иван…Отмаялся… А муж мой с фронта не пришёл… (Ира устраивается слушать, старуха говорить) Пекарь он у меня был, за отцом своим ремесло перенял. Хорошо жили. А тут война…Уж как я плакала, когда призвали его, как плакала!.. Всю ночку промиловались, глаз не сомкнули, а к утру он и заснул у меня. Что делать? Хотел он подорожников испечь, попотчевать меня напоследок. А мне так жалко стало его будить, так жалко! Дай, думаю, сама испеку, пусть поспит. Я ведь тоже ладные умела печь… Ну, и занялась. А душа-то не на месте, тесто замешиваю да слёзы рукавом вытираю…Проснулся мой суженый, сели за стол, откусил он пирог мой да и побелел… Несолёные, Маня!! Я ведь загадал вчера – коли удадутся пироги, то вернусь я живой, а коли нет…
ИРА: Господи…
МАРИЯ (вытирая глаза): Только в них и было соли, что слёзы мои… Вот так я сама себе судьбу и выбрала… И столько я всего перенесла, столько бед сквозь меня прошло, что и жить уже неинтересно. Пора на  покой.
ИРА: Да ну… вон вы какая ещё…бойкая!
МАРИЯ (смеясь): Ага! Приходила ко мне смерть, не застала дома, а застала в кабаке за бутылкой рома! (Спохватывается и крестится) Прости меня, Господи, грешную, сама не знаю, чего мелю! (Молчит) Такая вот смешная жизнь, девушка… Хорошие люди умирают рано, а плохих, наверно, и Богу не надо…
ФЁДОР (зовёт издали): Мария! (Она подходит) Пойду я всё же, налью себе стопочку, а? Тянет душу, хоть волком вой…
МАРИЯ: Дак чего? Ступай… Какой я тебе указчик? Только меру знай.
ФЁДОР: Я понимаю, Маня…

Я В Л Е Н И Е  3

Фёдор уходит. Появляется М а л и к о в  с хворостом.

МАЛИКОВ: Не помешал?
ИРА: Ну, что вы! Садитесь.
МАРИЯ: Как ты, милый, во тьме дров-то отыскал?
МАЛИКОВ (радостно): Да я засветло тут приглядел рядом. Так и подумал, что и ночью взять можно будет, если что.
МАРИЯ: Крестьянских корней?
МАЛИКОВ: Так точно. И даже родом из этих мест.
МАРИЯ (всплеснув руками): О-ой, мил человек! Давай сядем рядком да поговорим ладком…Давно ведь я тут не бывала, всё по деткам да по городам. А последний год у Фёдора жила, пока брат наш Иван у них в больнице лежал…Теперь вот везём его на родину… Ты-то не из робких? Не испужаешься ночью покойника?
МАЛИКОВ: А что…он тут?
МАРИЯ (радостно): Тут, милый, тут, куда девается? Тоже утра дожидается…Ничего ему уже не надо, успокоился… Что, говорил, за жизнь экая подошла? Лес губят, речки губят, воздух губят… Вот и извёлся, что непосильное думал. На это есть другие головы, не чета нашим!
МАЛИКОВ: Ой, когда таких голов много, тоже плохо. Одна на другую кивает, и ответчиков не найдёшь!
МАРИЯ (решительно): Долой такие головы с плеч! Мы в прежние годы как рассуждали? Коли ты начальник, руками не работаешь да и головой не умеешь, зачем мы тебя кормить будем? Иди паши со всеми!
МАЛИКОВ (смеётся): На все учёные головы теперь пахоты не хватит!.. И куда их девать, никто не знает. Жёны-дети просят – не гоните нашего кормильца!  А у кормильца в пуху рыльце…Стыдно мы жили, ой, стыдно!
МАРИЯ: У тебя, милый человек, поди-ка, шапка тоже начальственная?
МАЛИКОВ: Тоже… Знал бы, на кого надеть, давно бы надел!
МАРИЯ: Трудная у тебя жизнь, не позавидую… (Задумывается) Вот и Иван телевизора этого наглядится и давай переживать… Я ему говорю: знайка по дорожке бежит, а незнайка на печке лежит! Вот и ты лежи да помалкивай. Какой с нас спрос? Была и я в ряду, да домой бреду…(Молчит) А у нас в Сметанине у мамы с бабушкой «домик» сосенками порос, сухой, песчаный, …Так и легла бы к ним поскорей, ничто мне теперь не мило, не дорого, отжила.
МАЛИКОВ (Ире): Вот вам, молодым, наверно, странно будет… (Поворачивается к старухе) А пожилой человек меня поймёт. Никому не говорил этого, а сейчас вот так и подмывает…Ничто ведь и мне не мило, поверите?!.. Я раньше как думал? Эх, меня бы на эту должность, я бы горы свернул!.. Давали мне эту должность – не набивался, не просил, сами ставили… А покоя опять не было. Опять кто-то мне сверху указывал, как что делать. И никто не спрашивал, а как я считаю.  И получалось, что вроде и ты работаешь, а вроде и кто другой за тебя.  Думал потянуть за ниточку, куда она идёт, разобраться… А она путается, откуда начнёшь, к тому и вернёшься. Или вовсе порвётся. Так и отступился я. Что толку? Ни людей не видишь, которые внизу, под тобой, ни тех, кто над тобой, в самом верху. Крутишься в середине, чтобы и нашим, и вашим… А потом  приглядишься – верхним-то легче угодить, чем нижним! Польза для тебя самого виднее. Вот и становишься потихоньку предателем, своих же земляков продаёшь…А чего, думаешь, не один я такой…
ИРА: Простите, может, я чего-то не понимаю, но я вот слушаю… (Страстно) Теперь же другая эпоха началась! Теперь же всё можно изменить, что мешает! Или не так?
МАЛИКОВ (устало): В идеале – да, так. Только разве можно достичь идеала в обычной человеческой жизни? В ней столько слоёв и столько подводных течений, что лучше не пускаться в плавание, утонешь. Или помогут утонуть. А дома жена и дети…Всё очень банально.
ИРА (встав): А я всё-таки верю! Верю, что всё выправится, всё наладится! И если каждый не захочет оказаться в стороне, если каждый сделает всё от него зависящее, чтобы жизнь стала лучше, то она и вправду станет лучше! Ведь так, бабушка? (Приседает перед ней, глядит в лицо) Вам ведь тоже хотелось в молодости чего-то такого… ну, такого, чтобы все заметили, что и ты тоже участвуешь в самом главном?! А?
МАРИЯ: Давно мы были молодыми, милушка… Мы тогда думали, как бы семью прокормить, матери помочь. А потом – как деток без мужа поднять. Только и было заботы, что об этом… Голодно мы жили. (Молчит) Помню, повадились с бабами после войны у клевера колбочки обрывать, хлеб из них месили. А председатель узнал и привёз начальство. Собрали нас и говорят: почто вы, бабы, колбочки воруете? Дак мы на них войной пошли!  Кто с вилами, кто с косами! Мужики наши погибли, и детей нам загубить?! (Молчит) Уехали, долго не бывали. Потом явились. Простите, бабы, виноватые мы были…
МАЛИКОВ: Это вам ещё повезло…
МАРИЯ: Да уж, Бог пасёт… (Задумывается) А молодость только и была, покуда в детках… (Смеётся) В пряталки мы любили играть. Моё спасение было лошадиные ясли. Убегу на поветь и прыг в дыру, куда сено спускали. А Ваня меня и заищется. Куда девалась? Тут была!  Фёдя-то мал был, плачет, слышу. А я сижу внизу да посмеиваюсь про себя… Мне бы парнем родиться. Я больно уж топор хорошо держала! А мама понуждала кружева плести. В школе учиться долго не дала, только буквы я узнала, и всё. Нечего, сказала, обувку рвать. За скотиной ходить да с ребятишками сидеть и двух классов хватит, лучше плети, надо семью кормить.
МАЛИКОВ: А лесоповинность? Как крепостные были. Не пойдёшь работать – засудят! Я вон мать вспоминаю… Немного и пожила, вся застуженная была.
МАРИЯ: Как не застудиться? По десять дней на чае да на сухарях, голодные всегда. Лошадей в колхоз сдали, а дрова потом из лесу на себе возили.
ИРА (растерянно): Да почему так-то? (Взволнованно ходит) Почему столько народу терпели такое?! Ведь все же понимали, что так нельзя!
МАЛИКОВ: А вам ещё не доводилось испытывать в жизни настоящий страх? А? Когда весь низ холодеет и в голове мутится?
МАРИЯ: Не приведи, Господи! (Крестится)
МАЛИКОВ: Даже у этого пенька о таком рассуждать побоялись бы прежде.
МАРИЯ: Это мы теперь, как храбрые зайцы... А этот вон ходит! (Кивает на Шляпу)
МАЛИКОВ:  Пускай! Теперь и газеты начинают обо всём писать. И молодые  спрашивают вот…А раньше у виска покрутили бы – быть такого не могло! Да мы и сами ещё толком понять не можем, что такое с нами было. Сами!  Не смели сомневаться, верили, что всё делается правильно. Разве могут быть наверху неучи или враги?! Вот так же свято верили, как вы теперь – в светлое завтра. (Молчит) А когда оно наступит, пусть эта ночь придёт вам на память. Интересно, что из нашего разговора вы вспомните? Я бы хотел, чтобы только надежду. Хватит разочарований. На всех хватит наших разочарований.
МАРИЯ: А я вот что скажу, милая. Без ума-то жить оно ведь хаханьки! А если с головой, то ничего бы не надо в жизни рушить. Муравейник легко разворошить, а скоро ли новый натаскают? Так и люди. Господь сам знает, как человека приструнить, почто лезть в его дела? Честно жить можно при любом царе. Всяких перебывало. Пускай Михаил теперь. А ты чужого не бери, другим не завидуй и знай своё место. Оно у каждого на земле своё.
МАЛИКОВ: А я своё потерял, чую…Вот душа и мается.
МАРИЯ: Она всегда мается, когда не исполняет своё назначение.
ИРА: Но как же его угадать, назначение? (Садится ближе к старухе) Если меня сегодня тянет одно, завтра другое? А мама мне советует третье. Где же тогда моё призвание? Зачем я?
МАРИЯ: А ты, милая, сердце слушай. Оно никогда не обманет. Как тошненько ему станет, сразу остановись. Это оно весть подаёт – неладно что-то! А доброе дело, которое Богу угодно, оно всегда с лёгким сердцем делается, запомни.
В стороне показывается Фёдор, рукой подаёт знаки Маликову.
МАЛИКОВ (Марии): Он чего?
МАРИЯ: Да за бутылочкой ходил к машине. Наверно, тебя кличет в компанию.
МАЛИКОВ: Что-то не тянет…И отказать неловко.
МАРИЯ: Чего неловкого? Только махни.

Она сама выразительно машет брату. Ф ё д о р  опускается возле второго костерка, где сидят Г е н е р а л о в  и  В л а с о в.

Я В Л Е Н И Е  4

ФЁДОР: Позволите, я рядышком?
ВЛАСОВ: Милости просим. У нас тут как раз серьёзный разговор, и третий человек, как судья, не помешает.
ФЁДОР: Да я вот тоже ищу, где трое… (Мнётся) Может, вы меня осудите…Но мне сначала хотелось бы уговорить вот это… (Неловко выставляет бутылку на пенёк) Как вы, а? (Генералов с Власовым переглядываются) Не подумайте, что я того…злоупотребляю…просто ситуация такая, сами понимаете…
ГЕНЕРАЛОВ (Власову): Слетай-ка к старухе, возьми посуду. Надо уважить человека.
ВЛАСОВ: Я мигом! (Убегает и возвращается)
ФЁДОР (подняв стакан): Ладно. Что на вине пропьём, то на спичках сэкономим! (Выпивает и крякает) Хорошо, что купил стаканы. Где, думаю, по деревне собирать будем? Вот и сгодились.
ГЕНЕРАЛОВ: Лучше бы на радостях сгодились, конечно… Ну, да мы судьбе не хозяева… Давай, Саша! (Выпивает)
ФЁДОР: Ну, так о чём тут у вас спор?
ГЕНЕРАЛОВ (усмехаясь): Это даже не спор, это как в басне про двух нищих. Подрались они, никак не могли решить, крошить хлеб в похлёбку или так есть.
ФЁДОР: Ну?
ГЕНЕРАЛОВ: А юмор в том, что им никто есть и не предлагал!
ВЛАСОВ: Это мы тут вопросы государственной важности решали. Как было бы, если бы царём был я…
ФЁДОР (серьёзно): Не советую. Давно сказано: ближе к царю – ближе к смерти.
ГЕНЕРАЛОВ: Вот мы приблизительно на том и сошлись. Саша вот говорит, что хорошая надпись есть в Москве на какой-то стене. (Саше) Ну-ка, как там?
ВЛАСОВ: «Вся наша надежда покоится на тех людях, которые сами себя кормят».
ФЁДОР: Точно, есть! В проезде Скворцова-Степанова! У меня там родня живёт. Всегда читаю и думаю: это на каждом бы углу написать! Да в ресторанах ещё.
ГЕНЕРАЛОВ: У нас тогда все похудеют!
ФЁДОР: Да, жди! (Печально) Я первый этого не сделаю, потому что забыл, как руками работать. У меня на даче одна жена копошится. А мне всё некогда.
ГЕНЕРАЛОВ: А помните, как раньше старики детей к сенокосу приучали? У вас так было или нет? (Мечтательно) У нас дед наделает грабелек для всех, кому в  три зубика, кому в пять, кому в семь. Ты растёшь, и грабли растут, только работай, не ленись. А оставишь позади сено, тебе сразу кричат: «Эй, журавли за вам летят!» И стыдно станет, при взрослых-то. А девки ещё смеются: не пойдём за такого замуж!
ВЛАСОВ: Вот и правильно было. Стыдить надо смалу, пока не вырос человек. А чего взрослых призывать к порядку, когда они уже привыкли грешить? Как мы вот теперь – на всю страну разоблачаем, позорим людей… А я всё думаю: у них ведь дети есть, внуки, им-то каково?
ГЕНЕРАЛОВ: А как же быть? Жалеть детей и не казнить родителей? Чтобы они вырастили себе подобных? Так у нас никогда ничего не получится! Революции без жертв не бывает! И потом,  они же сами себя приговорили, эти люди, себя и своих детей. У них ведь тоже был выбор, как жить, честно или сытно. Что выбрали, то и получают.
ФЁДОР: А я вот не могу сказать, устоял бы я перед большими деньгами или нет? Сколько раз примерял на себя такое… (Генералову) Вот вы могли бы поручиться – чтоб голову на отсечение?
ГЕНЕРАЛОВ: Чтоб голову? (Молчит) Мать учила – от сумы и от тюрьмы не зарекайся.. Всякое в жизни бывает. Не приведи, Господи, конечно, чтоб бес попутал… Но пройти огонь и воду – это одно. А вот медные трубы не всякий выдерживает. Верховных людей это и сгубило прежде всего. А народ… Распустить людей проще простого, а вот попробуй назад их собери!.. У меня вон велико ли хозяйство? И специалисты были, когда я заступал. А никто не хотел думать своей головой, все мне в рот смотрели. Привыкли, что их понуждают или вовсе не трогают. А я сказал: газеты читать, телевизор смотреть, всё дельное перенимать! И чтобы не я шёл к вам с мыслями, а вы ко мне, тормошили, требовали.
ФЁДОР: И получилось?
ГЕНЕРАЛОВ (смеётся): Да артачились поначалу! А я знаете что понял? Распущенные взрослые – это непослушные дети. Они привыкли, что их все ругают, пугают. А никто с них не спрашивает и никто не наказывает. Вот я и стал: не сделали? Выговор! Не справились? Высчитать! Живо поняли… Теперь меня не дёргают. Руководитель ведь не о текущем дне должен думать, а вперёд заглядывать, дорогу в завтра мостить. Чтобы по ней можно было потом уверенно ехать.
ВЛАСОВ: Юрий Павлович, вы мне сердце рвёте! Так хорошо говорите, а у меня нет магнитофона!
ГЕНЕРАЛОВ: Да ведь о том, что болит, тебе любой хорошо скажет. А когда не про своё сочиняют,  тогда и спотыкаются, ты таким не верь…Тебе ещё от меня про великую цель, про идею бы услышать, да? А ведь не скажу, потому что всё очень просто. Я здесь родился и вырос. Пацаном тут бегал, на охоту ходил. Подснежники у нас по весне знаешь какие?.. Я и в отпуск-то только в три года раз уезжаю – не могу долго без дома. Назад еду, а сердце так и стучит, так и прыгает: да что же поезд так тихо идёт?! Понимаешь?… Хочется людям радостную жизнь сделать, чтобы на работу им идти хотелось, чтобы потом отдохнуть было где… Знаешь, какие мы пруды за селом сделали? Ого-го! Теперь там рыбы навалом… А красота… А птицы как поют!.. Нет,  мне бы и другое что предложили, хоть в самой Москве, я ни за что бы не уехал, ни за что!
 
Во время разговора неподалёку появляется Сима, стоит ждёт. Власов, заметив её, начинает отвлекаться.

ГЕНЕРАЛОВ: Что? Симпатия пришла? Интервью окончено?
ВЛАСОВ: Я ненадолго, Юрий Павлович! Вы извините…
ГЕНЕРАЛОВ: Беги-беги, дело молодое… Нам, старикам, и то не до сна. У тебя там в сумке книжонки никакой не завалялось? Ночь длинная…
ВЛАСОВ (доставая): Завалялась … Только вам не понравится, наверно. Стихи тут.
ГЕНЕРАЛОВ: Всё понравится, лишь бы буквы были. Давай!

Власов уходит с Симой. Ф ё д о р  придвигается к  Г е н е р а л о в у.

ФЁДОР: Чего дал-то? (Берёт книгу) Май-ков. Ишь ты, образованный!... Ко мне такая книжка и случайно не попадёт. (Листает)  Нет, я поэзию не очень! (Отдаёт)
ГЕНЕРАЛОВ (листая): Да не-ет, бывает иногда и в стихах…Во, смотрите, например. (Читает с выражением)  «Дух века ваш кумир, а век ваш – краткий миг. Кумиры валятся в забвенье, в бесконечность…Безумные! Ужель ваш разум не постиг, Что выше всех веков – есть вечность!» (Долго сидят молча, вороша костёр. Генералов снова произносит строки) …Что выше всех веков – есть вечность… Дух века ваш кумир. А век ваш – краткий миг…
ФЁДОР (берёт бутылку): Давай за краткость этого мига!
ГЕНЕРАЛОВ (приложив руку к груди): Не обижайтесь, но я – всё! Я ведь как хозяйство принял, так в рот это добро не беру, чтобы никто не мог меня носом ткнуть.
ФЁДОР (поболтав содержимое, отставляет бутылку): Тогда и я не буду… Пей не пей, помрёшь здоровеньким… И век наш – краткий миг… Смешно! И жутко.
ГЕНЕРАЛОВ: Да нет, скорее – трагично… А может, это только нам так кажется? Может, не научили нас чему-то, чтобы жить радостно и не бояться конца? А?  «Безумные, ужель ваш разум не постиг…» (Листает дальше) Смотрите-ка. Вот ещё! «Пир у вас и ликованье: Храм разбит… Но отчего Не пройдёшь без содроганья Ты пред остовом его?» Вот ведь даёт, а? Когда же он это сочинял? (Роется в книге) 1889 год… Сотня лет прошла! А как про нас... Не пройдёшь без содроганья ты пред остовом его…Вы не  бывали у нас в Петрятине? Нет? Вот уж где был храм так храм!
ФЁДОР: Я слышал. Мать туда молиться ходила.
ГЕНЕРАЛОВ: Все наши матери туда ходили… А теперь вороны там живут. Под самым окном конторы стоит у меня эта красота. Два этажа. Я по церкви этой теперь погоду определяю. Если вороны ниже купола летают, жди дождя… Один только купол и остался. А ведь было, старухи говорят, целых семь! И сверху, на досках, под куполом, хоры пели… Я даже помню смутно…
ФЁДОР: Чего теперь сожалеть? Ломать не строить…
ГЕНЕРАЛОВ:  Это да… «И ложились безвинно на плаху, словно головы, их купола…» Хорошо?
ФЁДОР: Хорошо. Точно.
ГЕНЕРАЛОВ (страстно): Но ведь это не сто лет назад сказано! Это сейчас, в нашей советской газете напечатано! Вам не кажется, что это даёт какие-то надежды?
ФЁДОР (скептически): Надежды на что?
ГЕНЕРАЛОВ: На что? (Думает) Я и сам не знаю, на что…Но прочитаешь такое, и на душе становится легче. Видишь, что не только у тебя она болит об этом. Раньше ведь как? Ну, гляжу я в своё окно в конторе, и развалины эти мне, как бельмо на глазу. Куда ни гляну, везде они! А кому расскажешь? Одни старухи меня и понимали. Но как мне на них равняться? Они из ума, считай, выжили, а я, как-никак, руководитель… Вот и подумаешь иногда: может, я тоже выжил, раз никто, кроме них, меня не поддерживает?
ФЁДОР (насмешливо): А вы чего хотели? Церковь снова открыть? Теперь это модно! Будет народ вместе с начальством и парторгом по выходным молиться ходить!
ГЕНЕРАЛОВ: Ну, это вы круто берёте! Чтобы ещё и парторг… (Смеётся) Хотя в иных странах, если газетам нашим верить, среди коммунистов большинство верующие. И ничего, никому это там не удивительно.
ФЁДОР: А вы верующий?
ГЕНЕРАЛОВ: Я-то? (Молчит) Да нет, язык не повернётся сказать. Не крещусь, не молюсь. А примазываться не хочу. Только вот… (прислушивается к себе)…душа чувствует, что есть что-то  т а к о е  на свете, не может не быть!.. Судьба, например.
ФЁДОР: Судьба... Молодой я смеялся, когда жена начинала всякие сомнения строить. Ничего, говорила, не планируй, всё за нас спланировано, никуда от этого не уйдёшь!... А потом было пару раз такое, что и я подумал – а ведь есть она, пожалуй!
ГЕНЕРАЛОВ: Есть! Но ведь тогда, значит, и Бог есть!
ФЁДОР: А про это теперь каждый может думать, как пожелает. Свобода.
ГЕНЕРАЛОВ: Вот я и мыслю.  Бог – он ведь никому не мешает. И коммунисты, и верующие – все за добро, за очищение души от грязи. Почему же не вместе? Как не на одной земле живём! «Отделено от государства всё Божье царство!»
ФЁДОР: Это тоже, что ли, из газеты?
ГЕНЕРАЛОВ: Да нет! Это у меня дружок есть, юморист, вот иногда и выдаёт такие выводы, в рифму.
ФЁДОР: Хорошо. Да… Ну, и что же вы теперь  думаете делать? Снова объединяться?
ГЕНЕРАЛОВ: В смысле?.. А-а! (Увлечённо) Для начала надо отремонтировать эту красоту. На такое, я думаю, никто денег не пожалеет. Старухи давно звали сложиться. А что я мог им ответить, когда запрещено было? Вот и юлил, обещал – государство, мол, средства отпустит…
ФЁДОР: А внутри – музей?
ГЕНЕРАЛОВ (не сразу поняв): Где?.. Да, музей. Для начала.
ФЁДОР (устало): Историю села напишете, да? Фотографии старые развесите, документы разложите… И будет в вашей церкви жутко и пусто. Школьников на экскурсию раз приведут, а потом они туда и не заглянут… Поверьте мне, уж если открывать, то снова церковь. Уж если возвращаться назад, то по-настоящему, а не наполовину. Чего теперь бояться?
ГЕНЕРАЛОВ : Чего?.. Может, вы и правы. Я тоже научился осторожничать, а иногда и команды ждать… Но музей…его тоже надо! Мне вот самому интересно узнать, как всё было, кто тут у нас кем работал, кто в чём ошибался…Они ведь тоже, прежние люди, когда-то вот так же сидели и ломали голову, как лучше жизнь устроить… Я когда представляю себя на их месте, или их – на моём, мне кажется, у меня голова лучше соображать начинает. Будто кто-то мне подсказывает, как поступить…
ФЁДОР (уверенно): Ну, это уже мистика! Как они могут подсказывать? Доказано ведь, что ничего такого, потустороннего, нет!
ГЕНЕРАЛОВ (азартно): А если усомниться? Как философы советовали? Сомневайся! А вдруг пройдёт немного времени, и на вопрос о вечности мы будем отвечать совсем иначе? Что тогда? Все генералы научные с пьедесталов полетят! И окажется вдруг, что предки наши были умнее нас! Не зря ведь в Библии сказано: «Камень, который отвержен строителями, тот самый сделался главою угла».
ФЁДОР (заинтересованно): Я смотрю, вы начитанный человек, однако…
ГЕНЕРАЛОВ: Приходится. Это раньше можно было прикрываться школьной фразой: «В мои года не должно сметь своё суждение иметь». А теперь думать надо. Бывает, и ночами не сплю. Как вот сегодня… Вы-то спать будете?
ФЁДОР: Да какой уж сон! Скорей бы брата на покой определить…
ГЕНЕРАЛОВ (заметив Шляпу): А этот опять чего-то рыщет… Вроде спать уходил. Странный человек.
ФЁДОР (равнодушно): Не странный, а подлый. Прогрессивного из себя строит. В другой раз я бы с ним поговорил по душам…

Я В Л Е Н И Е  5

Ш л я п а  движется в предрассветном сумраке мимо С и м ы  и  С а ш и, которые стоят друг против друга.

ВЛАСОВ: Опять ты меня сводишь с ума! И ничего я не понимаю. Твой муж рядом, а ты идёшь, ночью, ищешь меня…
СИМА (с раздражением): Он спит, как сурок. Ему было бы где приткнуться, сразу засопит. (Вызывающе) А ты хотел бы, чтобы я ушла в машину? Я могу!
ВЛАСОВ: Да нет, просто я…
СИМА: Просто ты боишься! Сам не знаешь, чего, но боишься. Ты и прежде был такой, просто я тогда не понимала. Ты всегда предпочитал, чтобы инициатива исходила от женщины, а ты оказывался бы вроде как и не причём. Сама пришла, сама взяла, сама во всём виновата!
ВЛАСОВ (терпеливо): Но ведь это не так, ты знаешь.
СИМА: Не надо оправдываться, а то я и вправду подумаю, что виноват был ты.
ВЛАСОВ: Тебе до сих пор хочется искать виновного? (Молчит) А я, чем дольше живу, тем чаще думаю, что виноватых нет вообще. Есть обстоятельства, которые вынуждают человека что-то преступить или кого-то предать. Вынуждают! И это сильнее нас. А может, и мудрее.
СИМА (язвительно): Поздравляю! Вот ты и дожил до философии, которая тебя оправдывает во всём и навсегда. Конечно, виноваты обстоятельства. Сегодня они таковы – и ты со мной. А завтра всё изменится, и ты будешь с другой. Что поделаешь – судьба!.. Это очень удобно, даже необходимо. При твоей-то работе.
ВЛАСОВ (удивлённо): Мне кажется, прежде ты относилась к моей профессии уважительней!
СИМА: Раньше... Раньше я была другая. Ты знаешь, чем для меня было каждое печатное слово? А тот, кто ставил свою фамилию под написанным?  Ему все внимают, значит, он царь и бог, он – истина в последней инстанции!.. Такая вот я была дурочка. Журналиста мне надо было обязательно любить! Смех!
ВЛАСОВ: А теперь ты их так не любишь, что даже на меня нападаешь тигрицей!
СИМА: А чем ты лучше других? Все вы вчера держали перо наготове: чего изволите? И сегодня – тоже! И вы все, случись что, опять запоёте старую песенку, покаетесь в недальновидности и потянете упряжку в обратную сторону! Потому что все ваши мысли куплены за кусок хлеба!
ВЛАСОВ (холодно): Ты очень раздражена и потому не права…
СИМА: Я слишком права, потому тебя это и задевает. Я-то как шила, так и шью, мне всё равно, кого одевать и что он думает. А ты – ты сам знаешь, что при любой свободе слова, допущенной свыше, над тобой всё равно будет десяток начальников, которые дрожат за свои кресла и за кусок хлеба. И ты подчинишься приказам.
ВЛАСОВ (с лёгким раздражением): И снова я скажу, что ты не права, Серафима. Всё давно изменилось вокруг, а в тебе по-прежнему клокочет вчерашний какой-то разрушительный пожар… Ну, что с тобой, а? (Притягивает её к себе, обнимает) Да, ты права, я не всегда честен. И я сам себе такой не нравлюсь. Но ты должна понять – время нам досталось непростое. Если я раньше в чём-то сомневался, то брал газету «Правда», видел, что всё в порядке и что тревожиться не надо, а надо просто двигаться вместе со всеми, вперёд, к победе! А теперь?.. Теперь всё общество – это лебедь, рак и щука! И каждый по-своему прав, и каждого я должен понять с его аргументами! Сегодня я вникаю в душу одного, завтра другого,  а послезавтра я и себя не могу найти – что же есть я, как же я сам-то считаю? Или я уже не умею думать сам?.. Страшно становится. Ведь нам всё равно никогда не узнать, кто же действительно был прав и что нам в этой жизни  разумней было выбрать!
СИМА (прижимаясь крепче): А ты думаешь,  п о т о м  мы узнаем, что же было правильным?
ВЛАСОВ (гладит её по голове):  Вот опять ты меня спрашиваешь так, как будто я знаю больше других… (Задумчиво) Хочется верить! Только мы все сейчас увязли в своих запутанных мыслях, как вот в этой грязи. И буксуем, и ждём откуда-то помощи. А придёт ли она?
СИМА: Должна прийти, ведь она же обещала.
ВЛАСОВ: Кто?
СИМА: Да жена его, тракториста этого… Ой, только не подумай, что я такая дурочка и не соображаю, о чём ты. Просто никогда ещё, за все взрослые годы, мне не хотелось так сильно снова стать маленькой и ни о чём не думать… Ты помнишь, как здорово было, когда всё за нас решали родители? Чуть плохо тебе – р-раз голову под крыло, и снова мир вокруг добрый и ясный… Неужели никогда это уже не вернётся?
ВЛАСОВ: Никогда… Но мы должны дать познать это чувство своим детям. Чтобы им тоже спокойно спалось, пока за них всё решаем мы… Прости, я не спросил сразу – сколько у вас детей?
СИМА (убрав руки и отстранившись): У нас нет детей, Саша. У меня мог быть ребёнок, возможно, не один… Но ты тогда не захотел меня больше видеть.
ВЛАСОВ (опешив): Подожди, подожди… Ты хочешь сказать, что ты осталась тогда беременна?! (Сима сокрушённо кивает головой. Власов хочет шагнуть к ней, но останавливается) Но.. Но почему ты ничего мне не сказала?!
СИМА (иронично): Ты хочешь разыграть мелодраму? Не трудись. Это не очень хорошо у тебя получается. Потому что ты прекрасно понимаешь, что этот ребёнок сломал бы твою карьеру. А теперь… (Глядит на Сашу с деланным восхищением) Теперь ты вон кто есть! (Уныло) Так что не тужься выражать сочувствие ко мне. Всё нормально… (Прислушивается) Всё нормально… Вот только с тех пор мне иногда вдруг мерещится ночью детский плач… Вот и теперь…Ты не слышишь?
ВЛАСОВ (усмехнувшись): Откуда ему взяться?.. Хотя… ведь правда кто-то плачет!
СИМА: Конечно! Это маленький в автобусе! Мама его с этим, в джинсах, по дороге гуляет… Я побегу, ладно? Ты прости, если что не так… Я рада была тебя встретить, правда.
ВЛАСОВ (удерживая её руку): И я, я тоже рад. Всё будет хорошо, Сима… Только ты не теряй мой телефон, ладно? Может, позвонишь  когда…
СИМА (убегая): Не обеща-аю!

Я В Л Е Н И Е  6

С и м а  подходит к автобусу, возле которого уже хлопочут М а р и я   и  И р а. Ненадолго на улицу вылезает Г е н а  и, выгуляв щенка, опять скрывается внутри.

СИМА: Опоздала я?
МАРИЯ: Спи-ит… Поплыл во сне, вот и заплакал. Теперь сухой. Пусть спит с Богом!
ИРА: Но где же Оксана? Мы услышали, а она нет!
МАРИЯ: Придёт, куда ей деваться? Вот солнышко встанет, и придёт… (Ире) А твой горюн где? Не с ним ли она хороводится?.. А-а-а…То-то я смотрю, на тебе лица нет…
ИРА: А вот и неправда!
МАРИЯ: Правда, милая, правда, чего меня, старую, обманываешь? Оно ведь всегда так – кошка играет, а мышке до слёз… Да не реви ты, всё пройдёт, как водой унесёт… (Присаживается возле) Вот ты послушай, что я тебе скажу, только не обижайся. Ты девка вон какая – ладная, справная и не глупая. А он чего? Долговязый, и только. У нас мама всегда говорила – ищи корову по рогам, а невесту – по родам. Не торопись. Не своё возьмёшь – век промаешься…
ИРА: Больно он мне нужен!... Я гоняться за ним не собираюсь! (Отходит в сторону)
СИМА (подсаживаясь к старухе): Почему вот так бывает, бабушка? Кому хочется ребёночка, тому Бог не даёт. А у кого и мысли о нём нет, тому и два, и больше. Ну, разве это справедливо?
МАРИЯ: Нету у тебя маленьких? (Сима кивает) А с мужем давно живёте?
СИМА: Давно. Я сама виновата, что нет.
МАРИЯ: Что-то делала над собой, что ли? (Сима кивает) Ох, грех на душу взяла, большой грех, девка… Ну, да теперь чего говорить? Бог, он ведь всё знает и никого не забывает. От него гроза, от него и милость…Охота маленьких?
СИМА: Ой, как охота!
МАРИЯ: Вот и хорошо, значит, они у тебя в душе живут, и материну радость ты знаешь. Может, тебе Господь и не даст больше, потому что ты скаялась и всё поняла. А кто не любит ребятишек и не хочет их, у того они и родятся, чтобы учить папу-маму уму-разуму.
СИМА: А как же муж тогда? Зачем же он? Да ещё нежеланный?
МАРИЯ: Он и есть теперь дитя твоё, Богом данное. Не лежит душа к нему? А ты пожалей его, как ребёночка пожалела бы. Погляди на мужа, когда он спит  или кушает голодный. Погляди, милая! У него там внутри маленький мальчик забился в уголок и дрожит, тебя боится… Его мамочка ему счастья молила, гадала, какая ты будешь… Вот ты и отдай ему всё, что ребёночку сберегала!
СИМА: А вдруг не получится, бабушка?
МАРИЯ (строго): Другая зазноба есть, что ли?
СИМА: Да нет никого, честное слово! И никого не хочется.
МАРИЯ: А тогда терпи. Одной ведь тоже тяжко! Я пожила, знаю. И не гони мужика от себя, какой он ни есть. Пьёт? (Сима отрицательно мотает головой)  Может, я и старого порядка заступница, но и пьяницу не гони. От мужчины должно кой-когда и винцом попахивать, и папиросами. Отец у меня за три дня до смерти мать в огород посылал: погляди, табак-то растёт?.. Нет, не гони. Перед смертью все свои ошибки  найдёшь и пожалеешь. Будешь прощенья молить – не вымолишь.
СИМА: Безгрешных не бывает…
МАРИЯ: Верно, милая. Только грех греху рознь. Когда ты молодая да глупая, как вон та козочка, - ускакала, дитё бросила, - это  один грех. И Бог его простит. А когда она и бабой не одумается, с неё спрос другой будет… Ребёночка завела, а мужа нет. Нам ли не знать? Где степной орёл гуляет, там орлица вьёт гнездо… С головой гулять надо.
СИМА (кивает в сторону леса): Вон идёт, нагулялась.
МАРИЯ: Ты не кори её, не вздумай! Какое наше дело?
СИМА: Вот ещё! Я лучше пойду вздремну часок.
МАРИЯ: Поди, поди…А у меня сон улетел, как птица. Теперь и ложиться некогда. Вон уж солнышко близко…

Я В Л Е Н И Е  7

Появляется О к с а н а, стороной от неё Виктор.

ОКСАНА (заглянув в автобус): Не плакало моё чадо?
МАРИЯ: Нет, милая, чего ему плакать?
ОКСАНА: А я даже забыла про него ненадолго… Стыд-то какой! (Потягивается) Посмотрите, плащ у меня не запачкан?
МАРИЯ (помогая ей отряхнуться): Или споткнулась в темноте?
ОКСАНА (смеясь): Ага! Вдвоём!
МАРИЯ (сдержанно): Бывает и на Машку промашка…Только ты, девушка, всем-то не докладай, когда ночь не одна провела…Беду накличешь. Народ всякий бывает, приплетёт, чего ни попадя. Маленький язык большое тулово съедает.
ОКСАНА: Как это?
МАРИЯ: Да так…
ОКСАНА: Вы меня осуждаете?
МАРИЯ: Почто? Не суди других, и сам не судим будешь. (Собирается) Ну, пришла, дак я пойду своих проведать.
ОКСАНА: Иди, бабушка, разве я держу?

Я В Л Е Н И Е  8

Старуха уходит к фургону, открыв двери, крестится и читает молитву.

МАРИЯ: Помяни, Господи, Боже наш,  в вере и надежди живота вечнаго, представльшагося раба Твоего, брата нашего Ивана, и яко благ и человеколюбец, отпущай ему грехи и потребляй неправды, ослаби, остави и прости вся вольная его согрешения и невольная. Избави его вечныя муки и огня геенскаго и даруй ему причастие и наслаждение вечных твоих благих, уготованных любящим тя…

На краю поляны появляется Г е н а  с собакой, смотрит на Марию. Она оборачивается и зовёт парня рукой.

МАРИЯ (протягивая бутерброд): На, пожуй! И я с тобой! (Откусывает) Ну, чего ты?
ГЕНА (кивая на собаку): А ему можно?
МАРИЯ: Чего ж нельзя? Тоже Божья тварь. (Ест) Тебя дома-то не потеряли? Ищут, небось? Куда, скажут, ночью девался? (Гена молчит) Чего набычился? Или натворил чего?
ГЕНА (глухо): Я из дома сбежал.
МАРИЯ (всплеснув руками): Батюшки светы! От мамки!
ГЕНА: От бати… Он щенка моего застрелил. А я нового принёс. А он опять хотел…пьяный… (Прижимает собаку к себе)
МАРИЯ (качая головой): Горемычный ты. А матери-то горе какое…Куда же теперь?
ГЕНА: К бабушке.
МАРИЯ: А где она живёт?
ГЕНА: Я забыл… Но я узнаю у тётки на станции… (Мария усаживает парня рядом с собой и обнимает) Она у меня хорошая, бабушка… Как вы… Песни поёт…
МАРИЯ: Пожалей мамку, вернись, Гено!
ГЕНА: Не-а, не могу… плохо мне у них…

Они долго сидят молча. Вдруг слышится, приближаясь, курлыканье журавлей. Гена вскакивает и радостно смотрит вверх.

ГЕНА: Смотрите, бабушка, смотрите!
МАРИЯ (коротко глянув в небо, начинает тихо читать духовный стих):
Проходят по городу вести: Господь нас идёт посетить!
Но кто удостоится чести? И где Он намерен гостить?
Кого Он проведывал прежде? Кто сильно об этом просил?
В душе поселились надежда и много не траченных сил.
Нельзя оставаться в покое, раз в комнатах нет чистоты.
Намою свои я покои, везде я расставлю цветы…
(Гена тихо присаживается рядом)
Но в самом разгаре работы мне бабушка в двери стучит:
«Болею, нуждаюсь в заботе!» Печальный у старой был вид.
А я ей сказала: «Простите, мне некогда, всюду дела.
В соседнем дому погостите!» И бедная молча ушла.
А вскоре старик появился, оборванный, бледный, без сил,
От ветра едва не валился, но очень смиренно просил:
«Я с ранней зари совершаю далёкий и тягостный путь,
Устал, изнемог, умираю, позвольте зайти отдохнуть!»
А я отвечала: «Как жалко, что я не могу вас принять!
Возьмите для помощи палку, чтоб дальше приюта искать».
Под вечер кончалась работа, был в доме торжественный вид.
Одна утомляла забота, что скоро Господь посетит.
Я думала: двери открою, ему поклонюсь в тишине…
Вдруг вижу – ребёночек с воем направился прямо ко мне.
Испачканы кровью одежды, опухли от плача глаза,
В которых остатки надежды… Ну, что я могла тут сказать?
«Тяжёлое время, о, Боже, и дети познали нужду!
Но малому всякий поможет. Я  лучше Тебя подожду!»
СИМА (пробегая мимо): Вы Петра моего не видели?
МАРИЯ: Нет, милая, не было… (Глядя ей вслед, продолжает)
«День целый прошёл не напрасно, работа повсюду видна.
Но я почему-то несчастна и горько сижу у окна.
Минута идёт за минутой, а гость дорогой не стучит.
Зашёл Он к другому кому-то? Там радость свою Он дарит?
О жизни своей сожалея, поникла на грудь головой,
Уснула и вижу во сне я: явился Господь предо мной!
Любовью светилися очи, когда Он со мной говорил:
«Я днём, я и в сумерках ночи три раза к тебе приходил!
Три раза меня ты послала у ближних приюта искать…»
«О, Боже! -  в слезах я сказала. - Тебя не могла я узнать!»
«Прощаю! – сказал Он. – Но всё же прошедшего не возвратить.
Кто бедным в беде не поможет, тот мне упустил послужить!»
ГЕНА (после молчания, восхищённо): Здорово!

Мария гладит его по голове. Снова летят журавли. Гена встаёт и смотрит на небо.

Я В Л Е Н И Е  9

Рядом с ним встаёт подошедший Фёдор. Генералов с Маликовым заливают костёр. За всеми молча наблюдает Шляпа.

СИМА (пробегая, всем): Вы Петра не видели?

Генералов отрицательно мотает головой. Вдалеке раздаётся шум трактора. Слышны возгласы: «Ура, едет!». Шофёры собирают вещи и уходят к дороге.

ШЛЯПА (возникнув перед Фёдором): Будьте добры, подпишите, пожалуйста, в связи с тем, что мы скоро разъедемся!
ФЁДОР: Что подписать?  (Берёт бумагу) Акт… Какой ещё акт?
ШЛЯПА: Который мы обсуждали с вами вчера.
ФЁДОР: Я ничего с вами не обсуждал! И, пожалуйста, не мешайте мне собираться.


Я В Л Е Н И Е  10

Шляпа, оскорблённо взяв возвращённый лист, удаляется. Появляется, озираясь, Сима. И тут же Пётр. На вытянутых руках он несёт пакет.

СИМА: Ну, где ты пропадал? Трактор идёт!
ПЁТР: Слышу… Ты лучше посмотри, что я принёс!
СИМА (заглянув в пакет): Ой, клюква! Где ты взял?
ПЁТР (счастливо): Да тут, неподалёку… Можно на обратном пути пособирать!
СИМА (слегка нравоучительно): Давай сначала дело сделаем, а?

Я В Л Е Н И Е  11

Пётр уходит к дороге. На поляне Оксана, трясущая плачущего малыша, Маликов, приводящий себя в порядок, Власов, проверяющий фотоаппарат. Он незаметно щёлкает Генералова, потом Симу.
Появляется шофёр автобуса, за ним Шляпа.

ШОФЕР а: Карета  подана! Прошу занять места… (Смотрит выразительно на Шляпу) Согласно купленным билетам. Билеты прошу получить при входе!
Шофёр автобуса уходит. За ним Оксана с малышом и сумкой. Виктор не обращает на неё внимания, ждёт, когда соберётся Ира, идёт за ней. Порывается пойти Гена, но Шляпа встаёт на его пути.
ШЛЯПА: С собакой в транспорт запрещено! (Гена противится) Нельзя с собаками!
ГЕНА (бросаясь к старухе и Фёдору): Чего он? Чего он опять?!

Щенок начинает лаять. Шляпа, подняв воротник, удаляется.

Я В Л Е Н И Е  12

Прибегает назад Ира с сумкой, за ней Виктор.

ВИКТОР: Куда ты?! А? Я тебя спрашиваю!
ИРА: Отстань от меня! Я никуда не поеду!
ВИКТОР: Нет, поедешь! Что ты взбесилась?
ИРА: Пусти!! (Подбегает к Генералову) Юрий Павлович, возьмите меня с собой! Я маленькая, я помещусь! Мне недалеко, только до «Пути к коммунизму»!
ГЕНЕРАЛОВ (Власову):  Ну, что, товарищ корреспондент? Возьмём девушку?
ВЛАСОВ: Вы хозяин, как прикажете.
ГЕНЕРАЛОВ: Тогда пошли! Ничего не забыли?

Я В Л Е Н И Е  13

Слышно, как отъезжают автобус и уазик. Фёдор у фургона говорит с шофёром.

ФЁДОР: Так что же, так и бросим здесь парня?!
ШОФЁР ф: Ну, куда я его дену, скажите? В кабине вас и так двое… Вон в «Ниву» пусть просится, пока не уехали.
ФЁДОР: Ты не видишь, что ему плохо? К старухе сунулся. Ты бы отпихнул?
ШОФЁР ф: В будку - пожалуйста, а так – никак. При  всём уважении.
ФЁДОР: Тьфу на тебя! Заводи. Сам туда сяду.

Я В Л Е Н И Е  14

Уезжает и фургон. Остаются только Сима с Пётром возле «Нивы».

СИМА: Вот и опять мы здесь одни… Как будто всё сейчас повторится сначала…
ПЁТР (допивая чай): Я сейчас, не сердись!
СИМА: Да я и не сержусь…
ПЁТР: А чего тогда так странно на меня смотришь?
СИМА: Смотрю, как ты ешь.
ПЁТР (перестав жевать): И что?
СИМА (весело): Нравится! (Долго молчит и смотрит) Мне сегодня ночью сказали…(замолкает)
ПЁТР: Что?
СИМА: Мне сказали, что если женщине нравится смотреть, как мужчина ест, то она  с ним непременно уживётся!
ПЁТР (облегчённо сглатывая): А разве мы ещё не ужились?!
СИМА (не ответив, срывается с места и задирает голову): Смотри, смотри! Опять журавли! Ой, ско-олько-о… Я никогда не видела, как они летят… (Стоят и смотрят вдвоём) Так и попросилась бы с ними…
ПЁТР (беря её за руку): Лучше поедем со мной… Пожалуйста!

ЗАНАВЕС

1988-2013


Рецензии
Здравствуйте, Нина! Очень трудно читать с монитора длинный текст. Скопирую и прочитаю обе Ваши пьесы. Сообразила, что Вы живёте в Костромской области. Я - родом оттуда , это - Вохомский район, деревня Кекур. Всего Вам доброго. С уважением

Машино   08.01.2014 11:39     Заявить о нарушении
Благодарю Вас за внимание ко мне. Очень буду ждать отзыва.

Нина Веселова   09.01.2014 13:45   Заявить о нарушении