Падение патриарха... Глава 2

ПАДЕНИЕ ПАТРИАРХА…

               
 Глава   2

Почти всю дорогу Андрон проспал. Когда не спал, то притворялся, что спит, ещё и ещё раз обдумывая ситуацию, в которую попал. Опасности в ней он не чувствовал, а вот странностей находил много. И главные из них состояли в том, как этот Афанасий Иванович разглядел гранату в сумке, и то, что она к ней пришита? Ясного ответа на эти вопросы пока не находилось. Единственная здравая мысль, пришедшая в голову по этому поводу, объясняла это личным опытом Афанасия – возможно мужик когда-то проходил ту же школу, что и Андрон.

…Машина резко затормозила. Если бы не ремень безопасности, Андрон ударился бы головой о лобовое стекло.

– Этот пострелёнок, точно меня когда-нибудь или в канаву, или в столб загонит! – в возмущении прихлопнул ладонями по рулю Афанасий Иванович.
Андрон приоткрыл глаза. На капот с его стороны навалился какой-то мальчишка, лет шести-семи. К нему уже подбегала испуганная молодая женщина. Она ухватила мальчишку за плечи, и одним движением сдёрнула с капота.

– Извините нас, Афанасий Иванович! – Прерывисто дыша, проговорила женщина, склоняясь к окошку машины. Андрон полностью опустил в нём стекло.
– Здравствуйте, Елена Дмитриевна! – Отозвался водитель, – Не волнуйтесь вы так, всё нормально…
– Вы хотите сказать: всё обошлось и на этот раз! – Уточнила женщина.
Афанасий Иванович немного натянуто рассмеялся, и спросил:
– Вы от отца Александра? Он дома?
– Дома, – подтвердила женщина, ещё раз кивнув на прощание, потянула за руку своего «вождя краснокожих».
– Мы к священнику? – Поинтересовался Андрон.
– Не беспокойся, – понял его Афанасий Иванович, – это не патриарший священник. И храм не патриарший намеревается строить. Глядишь, может, чем и поможешь?
– Может быть, может быть, – пробурчал Андрон.
– А это и есть хозяин дома, отец Александр, – проговорил Афанасий Иванович, останавливаясь напротив небольшого и довольно неказистого домика. – Мир этому дому! – Уже во весь голос обратился он к шедшему навстречу хозяину.
– С миром принимаем и вам того же желаем, – отозвался тот. – Здравствуй Агасферушка!
– Благослови, батюшка! – Афанасий Иванович сложил руки чашей. Следом за ним под благословение молча подошёл и Андрон.
– Познакомься, батюшка, гостя к тебе привёз, Андроном зовут. –  Представил гостя Афанасий Иванович. – Ещё утром он пытался подорвать патриарха гранатой…
– Господи, помилуй нас грешных! – Перекрестился отец Александр. – Всё шутишь, брат Афанасий? – Но внимательно посмотрев на гостей, понял, что не шутит, и даже немного растерялся – Чего ж так то?
– Не спрашивал, – покачал головой Афанасий Иванович.
– И то! – Встрепенулся отец Александр. – Кто ж гостей расспросами встречает. Проходите в дом, всему своё время.

Скоро на столе появился праздничный ужин – с сыром, колбасой, большим домашним пирогом с курицей и картошкой. Помолясь, приступили к трапезе.
– Вовремя Елена свет Дмитриева, свой гостинчик принесла, – приговаривал отец Александр, разливая густую окрошку в разнокалиберную посуду.
– Это та женщина, которую мы встретили, подъезжая сюда, – пояснил Афанасий Иванович.
– Она, она, родимая. – Закивал отец Александр. - Они с мужем и с сыночком тоже недавно в этом районе домик купили. Муж-то, уже с год, как на… службе. А она музыку в школе преподаёт. На этот год и мальчонка в школу пойдёт. Хорошая соседка… помогаем друг-дружке по-соседски.
– Отец Александр совсем недавно выменял этот дом на благоустроенную «двушку», церковь домовую здесь хочет построить. – И уже к отцу Александру, – Так, батюшка?

Тот с хитринкой посмотрел на гостей, посыпая картофелину солью и сказал:
– О храме разговор отдельный, а вот хорошую моленную комнату обязательно справить надо. Вот материалы для ремонта завезут, и, с Божией помощью… . А кухню под пономарню оборудуем. Вот и будет где службы вести – не всё к брату Анатолию на гору добираться.
– Жигарев Анатолий Игнатьевич, наш брат во Христе и соратник, – Афанасий Иванович ладно управлялся с угощением. – У него в другом конце города, на гаражной горе своя фабрика, как он её называет и мы вместе с ним. Время от времени для общей молитвы там собираемся. Но далеко, зимой туда даже транспорт общественный не доходит, а тропой не всякий пожилой человек поднимется. Кстати, по поводу «многого места», – повернулся он к отцу Александру, – пустишь гостя на постой? – кивнул на Андрона. – Не то к себе в «общагу» отвезу.
– Чего ж не пустить? – Без особых раздумий ответил отец Александр. – Гость, как говориться, от Бога. И ты, – обратился он к Афанасию Ивановичу, – ночуй уж сегодня здесь, кто тебя в твоей лачуге ждёт?
– Спаси Бог, батюшка! – Явно был доволен Афанасий Иванович. – А то и впрямь, не хочется из такой тёплой кампании уезжать.
– Вот и ладно, – широко улыбнулся хозяин, – сегодня места всем хватит…

Афанасий Иванович уловил в этом «сегодня» какой-то намёк.
– А завтра, что ж? – Безразличным тоном поинтересовался он.
– Прямо не знаю, как говорить, – заёрзал отец Александр.
– Говори уж, как есть, – предложил Афанасий Иванович.
– Брат Серафим из своего медвежьего угла объявился, припасов разных подкупить – муки, сахара несколько мешочков, – перечислял хозяин. – Слёзно просил завтра отвезти его до дому.
– Это на самое на Телецкое озеро? – С задумчивым выражением лица спросил Афанасий Иванович.
– Понимаю, ты только с дороги, до Чемала и обратно тоже не ближний путь, – с жалостливой полуулыбкой продолжал батюшка, - но очень уж просил Серафимушка. Он там всё своё хозяйство без присмотра оставил. А сейчас же самое оно…, чуть не досмотрел, припоздал и многие труды на смарку.
– Да что ты меня уговариваешь? – Улыбнулся водитель, – Отвезу, конечно.
– Вот и ладненько, – перекрестился отец Александр.

                *         *         *

– Ты в самом деле хотел убить патриарха? – Неожиданно обратился к Андрону отец Александр, после того, как убрали со стола остатки ужина, и Афанасий Иванович загнал машину во двор.
– Правду хочешь услышать? –  Андрон не стал ни темнить, ни спорить по поводу слова «убить». Он запомнил слова Афанасия, что казни совершаются по приговору, а всё то, что от себя, это убийство.
– Разве не ради неё ты стараешься? – С хитринкой прищурился отец Александр.
– Тогда почему ты удивляешься, что я хочу покончить с неправдой? – С какой-то внутренней собранностью, очень спокойно отвечал Андрон.
– Не боишься, что твоя правда окажется лишь частью правды общей, да ещё не самой главной? – Отец Александр достал чётки,– Во всяком случае, не стоящей таких жертв.
– Разве у нас с тобой, с ним, – Андрон кивнул в сторону Афанасия Ивановича, – с другими христианами, не одна христианская правда?
– Так-то оно так, - вздохнул отец Александр, – только ведь хотя правда и одна, да понимание этой правды может быть разным.
– И какое твоё понимание христианской правды?
– Э-э нет, – засмеялся отец Александр, – я тебя первый об этом спросил.
– Хорошо, – не стал препираться Андрон, – моё понимание таково, что в России сегодня церковь оказалась подменена антицерковью.
– Что это за антицерковь? – отец Александр с искренним недоумением посмотрел на собеседника.
– То, что имеет вид церкви, но в действительности существует вместо церкви, и воплощает собой противное церкви – медленно, подыскивая слова, произнёс Андрон.

Некоторое время отец Александр молча перебирал чётки, осмысляя услышанное.
– Это ты про скандал с подаренной патриарху яхтой, оформленной масонской символикой? – Наконец, проговорил он.
– Да Боже упаси!  – отмахнулся Андрон. – Это ситуация из разряда нелепиц. Я говорю о том, что все эти чиновники-коррупционеры, разномастные «мафиози» и «либерасты» – растлители, разъедающие страну, делают своё чёрное дело не столько сами от себя, сколько по попустительству, и даже по своеобразному позволению иных, более авторитетных сфер. Согласен? – посмотрел на Афанасия Ивановича, и повторил – Согласны? – адресовав свой вопрос обоим.

Меж тем, Афанасий Иванович устроившись за убранным столом, достал из своей борсетки небольшую книжечку, знакомого Андрону формата, всем своим видом показывая, что в споре не участвует.

– Это ты о «международном заговоре»? – высказал предположение отец Александр.
– Нет, это я о церкви, – Андрон вновь повернулся лицом к отцу Александру. – Конечно, происходят в российской жизни и такие события, которые от «заговора», но в том то и дело, что большая часть этих событий происходят только потому, что они, так или иначе, дозволяются церковью. В смысле антицерковью.
– Например? – с интересом попросил уточнить отец Александр.
– Например, мразь эта содомитская, – Андрон едва удержался, чтобы не сплюнуть себе под ноги, – Да одного слова церкви хватило бы, чтобы мы их по таким щелям загнали, где они и дышали бы через раз, не то что… .
– Загнать бы, может быть и загнали, – неуверенно согласился отец Александр, – только вот, как насчёт законности таких действий?
– Точно так же! – горячился Андрон, - Хватило бы слова церкви о необходимости соответствующего закона, и о том, что противники такого закона являются врагами Бога и церкви.   
– Но, это же будет очередной революцией! – с долей удивления воскликнул отец Александр. – Речь будет идти уже не о светском, а о каком-то церковном, теократическом государстве.
– Да как угодно! – не стал отрицать Андрон предположение собеседника, прозвучавшее, как разоблачение. – Главное, что это будет государство, защищающее, воплощающее в жизнь христианские идеалы и ценности.

За дверью начали скрести, и раздалось настойчивое мяуканье. Хозяин запустил в комнату молодого кота – уже не совсем котёнок, но ещё и не совсем взрослый кот. Обычного серо-полосатого окраса. Тот вприпрыжку кинулся к своей миске.
– Вот ты священник, – продолжил разговор гость, – верующий человек, правильно?
– Правильно.
– Ты хотел бы жить в «верующем государстве»?
В комнате повисла пауза, отец Александр задумался.
– Не знаю…, – ответил он.
– Как так? – не просто удивился, а прямо-таки опешил Андрон. Даже Афанасий Иванович оторвался от чтения и пристально посмотрел на отца Александра поверх очков.
– Ну ты же встречал людей, которые считают себя верующими, – буднично заговорил тот, – даже к службам ходят, причащаются, а по жизни…, – он сделал рукой неопределённый жест.
– Встречал, – Андрон понял, о каких людях идёт речь.
– А теперь представь, что и «верующее государство» из такого же разряда верующих окажется.
– Как это? – не понял, или сделал вид, что не понял Андрон.
– Как и прежде, как и сейчас – когда говорится одно, предполагается другое, а делается вообще третье, – отмахивал рукой счёт отец Александр, –  Тебе нравится жить в таком обществе?
– Нет, – ответил Андрон.
– А представь, – продолжал развивать свою мысль отец Александр, – что оно начнёт себя считать ещё и «верующим», распространяющим и защищающим веру. Да ещё самую-самую правильную, самую-самую истинную веру. Представляешь, что это будет за государство?

Андрон задумался, уставившись глазами на кота, который съев хлебный мякиш, теперь уселся на середине комнаты и самозабвенно облизывался.
– Не то ты говоришь, отец, не то, – произнёс он. – По твоей логике получается, если где-то на земле нет чистой воды, то и в других местах воду грязью разбавлять надо? Если и есть в нашей церкви, в нашем обществе псевдоверующие люди, разве под них должна подстраиваться жизнь других христиан, жизнь всей церкви?
– В том то и дело, что само понятие светского государства не нуждается в том, чтобы среди его граждан кто-то под кого-то подстраивался, – парировал отец Александр. – Светское государство предполагает равенство интересов разных людей – и верующих, и неверующих, и верующих по-разному.
– Стоп! – поднял руку Андрон. – Давай тему о «верующих по-разному» пока трогать не будем. Там много своих нюансов, к которым надо правильно относиться. Правильно отнесёшься и они помощники в хорошем деле, ошибёшься – и они становятся препятствиями.
– Согласен, – с готовностью кивнул отец Александр.
– Что касается остального, – продолжил Андрон, – разве не Бог всему Творец? Разве миссия человека не в том, чтобы всё это творение вновь обратить к Творцу в едином порыве любовного служения?
– Допустим, – ещё раз кивнул собеседник.
– Разве не потому Бог создал человека мужчиной и женщиной, чтобы сделать его существом социальным – носителем общественной сущности, через которую, собственно, и происходит обожение остального тварного мира?
– Ещё раз можно? – сдвинул брови отец Александр.
– Я о том, – перевёл дыхание Андрон, – как может послужить Богу, например лес, гора, или река? Только через человека! Но не через отдельного человека, а через сообщество, через со-человека, через со-Адама. Это когда люди рубят в лесу деревья и из этих брёвен строят здания; добывают в недрах горы руду и выплавляют из неё металл, в реке ловят к столу рыбу, или перегораживают русло плотиной с турбинами и вырабатывают электроэнергию. Это понятно?
– Вполне, – ответил отец Александр.
– А теперь смотри, какой расклад получается,– продолжал Андрон, – В одном случае из брёвен храмы и детские ясли возводят, в другом – бордели и казино. В одном случае, из добытого металла, условно говоря, распятие выливают, в другом случае – пепельницу. В одном случае электричество к тусклым лампочками в сиротских домах направляют, в других – к разноцветной рекламе стрипклубов. Разницу чуешь? А с чего она начинается, эта разница?
– С человека? – предположил отец Александр.
– Нет! С со-человека! – зазвенел голос Андрона. – С человека социального, с общества. Чем живёт данное общество, на то и направляет оно средства, добытые из сотворённого Богом мира. Не отдельный человек направляет, который в условиях светского государства,  якобы, хочет – верит в Бога, хочет – не верит, а всё сообщество, явленное в соответствующих законах и ведомствах, их исполняющих. Какие же идеалы и ценности провозглашает «светское государство»? В сущности никаких иных кроме самого себя, как некоего гаранта «свободы и равноправия каждого гражданина». Только вот не поясняет, «свободы и равноправия» в отношении чего? А того самого! В отношении творения Божия! Дескать, на него имеют одинаковые права и те, кто верят в Бога, и те, кто в Него не верят. Да только верующие-то люди, Божие возвращают Богу же, а не верующие присваивают себе. Какая ж тут «свобода и равноправие»!? Одно сплошное лукавство! Или я ошибаюсь?
– Не  думаю, – покачал головой отец Александр.
– И получается, – резюмировал Андрон, – что при светском государстве люди, считающие себя верующими, грешны перед Богом куда больше, чем люди не верующие, и даже откровенные богоборцы.
– Как это? – прищурился отец Александр.
– А так: вор на то и вор, чтобы красть, а стражник позволяющий красть, это… хуже вора. Все мы, такие стражники и есть. Согласен? – Андрон вновь посмотрел на Афанасия Ивановича, но тот по-прежнему не хотел участвовать в разговоре.
– Здесь могут быть разные точки зрения…, – усомнился отец Александр.
– А не надо никаких «точек зрения»! – довольно резко возразил Андрон, – Какие могут быть «точки зрения», когда каждое мгновение Земля – творение Божие, понуждается к служению совсем-совсем не своему Творцу. Здесь не по «точкам зрения» экскурсии водить, а самое время выход из этой ситуации искать.
– И какой он, этот выход? – отец Александр с прищуром посмотрел на собеседника.
– Тот самый, с чего я это своё пояснение и начал – с призыва церкви к своим членам покаяться и решительно выступить на стороне правды. – Будто по написанному произнёс Андрон.
– С покаянием понятно, – согласился отец Александр, – но «призывы к решительным выступлениям»..?  Церковь не политическая, и даже не общественная организация…
– …Да какая разница! – вновь прервал хозяина Андрон. – Вопрос в том, осознаёт она свою ответственность за исполнение со-человеком возложенной на него Богом миссии или не осознаёт? Да, или нет, а что сверх того, то от лукавого! Вот ты как думаешь: осознаёт или не осознаёт?
– Я не знаю, осознаёт или не осознаёт, – отец Александр в задумчивости опустил глаза на чётки. – Только и здесь всё не просто.
– И какую сложность ты здесь видишь? – наседал Андрон.
– Прежде всего, мы должны помнить, что есть «Церковь» с заглавной буквы, и «церковь» - с прописной…
– Я говорю о той церкви, – не унимался Андрон, – которая способна сегодня, вполне видимым и слышимым образом, участвовать в выработке государственных решений, при этом, сколько в ней будет от «заглавной» буквы, а сколько от «прописной», мне с моим мирским, да ещё омрачённым грехом зрением, всё равно никогда не высмотреть.
– Но даже и такая церковь очень и очень не однородна, – отец Александр уходил от прямого столкновения мнений.
– Более того, она строго не однородна! – согласился Андрон.
– То есть?
– Она строго делится на тех, кто решения принимает, и тех, кто эти решения строго обязан исполнять.
– В общем, примерно это же и я хотел сказать, – отозвался отец Александр.

Тем временем кот устроил настоящее представление, гоняясь за тенью от чёток, раскачивающихся в руке отца Александра. Он прыгал за отражением то в одну, то в другую сторону. Когда же движение немного затихало, и коту удавалось накрыть тень своими лапами, он начинал быстро-быстро скрести ими по полу, пытаясь ухватить такую неуловимую добычу.

– Прямо как у кого-то из философов, – заговорил Афанасий Иванович, – иллюстрировавшего восприятие человеком мира примером сидящего в пещере, спиной к выходу мыслителя, и наблюдающего за игрой теней на стене.
– Ты это сейчас к чему? – спросил Андрон.
– Прошу прощения, – улыбнулся Афанасий Иванович, – очень уж забавно наблюдать, – он кивнул головой в сторону не унимавшегося кота.
– Гордись, Барсик! – с улыбкой обратился к коту отец Александр, – Тебя с мыслителем сравнили.

Андрон поморщился, недовольный тем, что его перебили.
– Благодаря этой «строгой неоднородности» церкви, – продолжил он свою мысль, – мы точно знаем, от кого персонально в ней всё зависит.
– Ты хочешь  сказать…, – отец Александр поднял глаза на собеседника.
– …Ну! – призывно откликнулся тот.
– От патриарха?
–– А, что ещё можно сказать по этому поводу? – Андрон обвёл комнату победным взглядом.
– Конечно, он один из тех, кто ответственен за происходящее в церкви… – пожал плечами отец Александр.
– …В стране! – настойчиво уточнил Андрон.
– В каком-то смысле и в стране тоже, – согласился отец Александр. – Но есть ещё синод, собор, есть многочисленное и очень неоднородное духовенство. Это если о церкви говорить, а если о России в целом, то здесь все рекорды по бюрократам давно зашкаливают – куда больше, чем во всех пятнадцати советских республик бывшего союза.
– Говорю же, не в бюрократии дело, – снова поморщился Андрон. – Не в её количестве, коррумпированности, безответственности и безнаказанности, а в том, что именно церковь сегодняшняя потакает всему этому. Вместо того, чтобы всемерно насаждать духовно-нравственную доминанту в организации всей государственной жизни, церковь угодничает перед продажной властью, награждает казнокрадов и разных «мафиозников» церковными наградами, тем самым наделяя всю эту шушеру видимостью некоей легитимности. Как же! - если церковь награждает, значит, человек на своём месте! Значит, он совершает правильные поступки, по праву владеет своими богатствами!
– Может, всё-таки, в этой связи правильно говорить не о церкви, а о какой-то части духовенства?.. – отец Александр продолжал перебирать чётки.
– Так-так, интересно. И о какой именно? – «навострил уши» Андрон.
– По всей видимости…, - медленно произнёс отец Александр, - …о руководящей.
– Что и требовалось доказать! – довольный Андрон даже поднялся со своего места, – Ты пойми, это же, как в любом ином деле – какой мастер, таково и изделие; «каков поп, таков и приход». Возьми, к примеру, врача. Если он хороший человек, правильный, то он и из ничего лекарство для больного сделает. А если подонок, то и самое лучшее лекарство в яд превратит. Тот, кто сегодня называется патриархом, из нашей церкви сделал «антицерковь». Уродливая сама по себе, она стала главной брешью всего российского корабля, через которую он затопляется нечистотами, и окончательно в них утонет, если брешь эту не заделать.
– То есть, убить патриарха? – уточнил отец Александр.
– Казнить, – на этот раз поправил его Андрон, – За погубленные им жизни и души; за предательство веры; за попущение врагам разрушать Россию.
– И что дальше?
– А чего мудрить? – развёл руками Андрон.
– То есть, ты знаешь, что нужно делать? – отец Александр с прищуром посмотрел на собеседника. Поднял голову от книги и Афанасий Иванович.
– То есть, у меня есть, что предложить, – уверенным тоном ответил Андрон. 
– И?..
– Из правильных людей, – начал излагать свою программу Андрон, – известных и пользующихся доверием народа, создать комиссию по расследованию фактов сотрудничества духовенства с карательными органами, начиная с самого 2-го марта 1917 года, когда отрёкся царь. Дать возможность людям, знающим за собой такой грех, добровольно оставить свои церковные должности и выйти за штат. При этом гарантировать им освобождение от ответственности и неразглашение никаких сведений об их прошлых делах. Может даже, особо нуждающимся, какие-то пособия выплатить. Ведь мы, в конце концов, не счёты сводим, а очищаемся от грязи, в которую, кстати, многие попали совсем не по собственному желанию. Тем более покаялись. Те же люди, которые в отставку не подали, тем самым продемонстрировали свою готовность публично объясниться по любым вопросам, возникших по ходу работы комиссии. Они сохранят своё положение в церковной иерархии. Более того, таким поведением несказанно его упрочат. Чем не деятельное покаяние?
– Если тебе понадобятся подписи в поддержку этой инициативы, я подпишусь первым, – поддержал оратора отец Александр.
– Пока лжепредстоятель жив, никакая подобная инициатива не пройдёт, – уже менее горячо продолжил Андрон.
– Ну вот! – хлопнул себя по колену отец Александр, – «Кто про что, а вшивый про баню!» Сам же своей идеей показываешь, что даже самые сложные, самые щекотливые проблемы имеют вполне цивилизованные решения. Ведь как придумал – одним разом, безо всяких скандалов и от «сексотов» избавиться, и честных людей поддержать. А тут один единственный человек, и обязательно убивать?
– В том то и дело, что этот единственный, – Андрон поднял указательный палец, – одним росчерком пера может исполнить такую инициативу, как моя, а то и покруче. Безо всяких тебе референдумов и прочих «плебисцитов». Одним росчерком пера!
– Может, ему просто не дают это сделать?
– Так, а я о чём! – вновь поднялся с места Андрон, – Но вот вопрос: кто не даёт? И на этот риторический вопрос, имеется такой же риторический ответ: «хозяин». Очевидно, что Христос - Призывающий к покаянию, Дарующий прощение грехов ценой Собственных крестных страданий, – препятствовать этому покаянию не будет. А потому, даже не важно, кто другой является хозяином называющегося сегодня патриархом – в погонах или с рожками…
– А, может, и с тем, и с другим?.. – усмехнулся отец Александр.
– …Смешно, - скривил губы Андрон. – Но, как бы там ни было, Истинным и единственным хозяином истинного патриарха может быть лишь Бог. Патриарх, имеющий над собой кого угодно, но не Бога – это не просто «непатриарх», это антипатриарх! И я сейчас не ругаюсь, не обзываюсь. Этим словом я раскрываю его роль в обществе, которая состоит в том, что он своим присутствием в нём подменяет церковь антицерковью, живую веру - формальной обрядностью, Любовь – торжищем. А теперь задумаемся, существует ли во всём мире такая сила или причина, под влиянием которой антипатриарх может как бы добровольно сложить с себя полномочия патриарха?
– А как это происходит у католиков? –  предложил свой вариант отец Александр, – Тот же Бенедикт, и другой, который за несколько сотен лет до него папствовал, подали в отставку и все дела.
– Ну, батюшка! – возмутился Андрон, - Не ожидал я от тебя такой …, прости Господи, изворотливости. Я ж тебе про свой родной дом рассказываю, про то, что внутри него происходит. Чего же ты на соседей кивать начинаешь? Они за нами нашу же грязь подтирать не будут. По случаю купить с потрохами, и навести свой собственный порядок – это запросто. Только это уже другой разговор. А так, живут себе и пусть живут, и помогай им Господь в благих делах. Кстати сказать, когда после 17-го года ринулись русские православные люди по заграницам прятаться, то именно католики – церковь католическую имею ввиду, – помогали  им православность свою сохранять. За ради Христа помогали. Тогда, как греческие братья по вере за всё плату просили. …Не правильно сказал. Не «греческие братья по вере», а … из них. Прости Господи!
– Так-так, один Бог всем Судья. Прости нас грешных! – перекрестился отец Александр.
– Так как же с добровольной отставкой антипатриарха, – продолжил Андрон, – возможна она, хотя бы теоретически, или нет?
– Не знаю - пожал плечами отец Александр. – Потому как не знаю, есть ли какие-либо особые отличия между человеком-«антипатриархом» и человеком обычным. Но точно знаю, пока человек жив, надежда на его спасение остаётся.
– Согласен, – не имея достаточно места, чтобы ходить, Андрон вновь вернулся на своё место, – но если бы только ради одной возможности спастись продлевалась жизнь некоторым людям. Сохраняются Богом и другие люди, которые нам в наказание, испытание, научение.
– Так-то оно так, но убивать-то! Ведь сказано, что суждено греху в мир прийти, но горе тому, через кого это произойдёт.
– А ещё сказано, кто пожалеет собственную душу, тот её потеряет, а кто не пожалеет ради ближнего, тот сохранит.
– А ещё сказано, – вдруг заговорил Афанасий Иванович, – утро вечера мудренее…
– И то верно! – спохватился отец Александр, – Вы, почитай, полдня в дороге…, а ещё правило… . Благодарю тебя, брат Андрон, за твою искреннюю и доверительную беседу. Прости, если чем-то огорчил тебя…
– Прости и ты меня, отец. Прости и благослови на сон грядущий, – Андрон подошёл под благословение.

Встали на правило.  «…Что Ти принесу, или что Ти воздам, великодаровитый Безсмертный Царю, щедре и человеколюбче Господи…» Вот о чём забыл сказать Андрон в разговоре с отцом Александром – о самоподношении! Сейчас ему показалось, что это самое главное. Всё остальное можно отнести к формам, средствам, смысл которых в самопожертвовании.

Ага, вот еще… «Господи, посли благодать Твою в помощь мне, да прославлю имя Твое святое». Самопожертвование во славу Божию! Замечательно! Но, и правила хорошего тона, и усталость длинного дня, заставили его отказаться от продолжения давешнего разговора.
 
Гостей отец Александр уложил на старые железные кровати, стоявшие буквой «Г» в дальнем углу гостевой комнаты, будущей моленной. Себе постелил на раскладушке, в комнате рядом. Но Андрон так и не дождался, когда ляжет хозяин, который продолжил вычитывать какие-то свои, священнические молитвы.
«Завтра договорим!» - подумал Андрон, погружаясь в сон, такой сладкий и спокойный впервые за много дней.